Текст книги "Удовлетворение"

Автор книги: Андрей Голяк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

ПОГРУЖЕНИЯ

ГЛАВА 1

_Current music:SUPERMAX «Ganja Generation»_

– В общем, так, мудила, заруби себе на носу – я тебя из ментовки вытаскивал в последний раз! – Пепел резко развернулся и пошёл прочь.

– Лёха, ну что я специально, что ли? – виновато прокричал ему вслед Кокс.

– Не ебёт! Запомни – этот раз был последним! И прекращай торчать, иначе полетишь из группы белым лебедем!

Пеплу хотелось вернуться и набить Коксу рожу, но он давно уже научился гасить в себе первобытные желания. Оставалось лишь скрипеть зубами от злости.

История, действительно, приключилась неприятная. Один милый интеллигентный мальчик умудрился сесть на иглу. Как это обычно бывает в таких случаях, через очень короткое время он перестал быть и милым, и интеллигентным, стал тусоваться с плохими ребятами и красть чужие вещи, чтоб сколотить деньжат на очередную дозу. Мальчик стал частенько попадать в милицию с наркотой на кармане, пару раз лечился, но, как это принято у торчков, безрезультатно.

Кокс дружил с этим мальчиком, иногда составлял ему компанию для путешествий в "иные отражения". Но, в отличие от мальчика, на систему не подсаживался и умел вовремя спрыгнуть.

И вот однажды мама мальчика поняла, что так больше продолжаться не может. Она провела с сыном разъяснительную беседу на тему: "О вреде наркотиков и их пагубном влиянии на человеческий организм" и потребовала немедленно прекратить принимать эту отраву. Мальчик к тому времени и сам порядком подустал от наркушной суеты и экспериментов над организмом. Он торжественно пообещал маме, что колоться, честное пионерское, больше не будет ни под каким предлогом и станет паинькой. Мама же для верности заявила, что временно помещает сына под домашний арест, дабы не подвергать его за пределами квартиры излишним нехорошим соблазнам.

Уже к вечеру первого дня мальчик понял, что погорячился и переоценил свои возможности. Вмазаться хотелось неимоверно – организм долдонил в виски головной болью и уже легонько покручивал тело в первых судорогах ломки. Мальчик испугался, а страх, как известно, один из лучших стимуляторов умственной деятельности. В некоторых случаях, разумеется. И выход из нехорошей ситуации нашёлся незамедлительно.

– Мама, я позвоню в поликлинику – пусть придёт медсестра и втарабанит мне успокоительное.

– А без этого никак, Алик?

– Мам, ну мне реально плохо.

– Хорошо, сыночек, позвони. Но вызови медсестру сюда – из дому я тебя не выпущу.

– Без вопросов, мам, – и повеселевший мальчик пошёл в соседнюю комнату звонить.

Следующим утром в двери позвонили. Мама открыла двери и увидела молодого человека с интеллигентным лицом в белом халате и с чемоданчиком, на котором был изображён красный крест.

– Здравствуйте, я – медбрат, – представился молодой человек. Вы вызывали медбрата?

– Ну, вообще-то, мы вызывали медсестру…

– А для вас это имеет какое-то значение?

– Нет, что вы, конечно нет. Проходите, пожалуйста, – мама приглашающе махнула рукой. – Алик, – крикнула она вглубь квартиры, – к нам пришёл медбрат… Простите, как вас звать?

– Андрей.

– Алик, пришёл медбрат Андрюша.

– Слава Богу! А то я уже концы отдаю.

Мама засуетилась, ведя гостя в комнату к сыну, который лежал на диване и являл собой живую иллюстрацию к листовке о борьбе с наркоманией.

– Так… И что тут у нас?

– Мне нужно что-то, чтобы снять боли. Какое-нибудь успокоительное. А то я загибаюсь.

– Видите ли, Алик бросает принимать наркотики, – вмешалась мама.

– Гм… Похвально… В принципе, мы не делаем таких вещей без назначенного курса уколов… Но если сюда вызвать врачей, то вашего мальчика упекут в наркодиспансер…

– Нет, я в наркодиспансер не пойду!

– Это ежу понятно. Хорошо, я пойду вам навстречу – сделаю курс уколов. Но сами понимаете…

– Да, да, конечно, – закивала мама, – я всё понимаю. Естественно, я заплачу, сколько скажете…

– Мы это обсудим. А сейчас я займусь больным.

Медбрат Андрюша раскрыл свой чемоданчик, резво достал спирт, вату, продезинфицировал Алику предплечье, наполнил шприц и оказал больному необходимую медицинскую помощь. То бишь, вкатил ему в вену дозу успокаивающего.

Результат сказался очень быстро. Страдания больного прекратились, и даже невооружённым глазом было видно, что Алику ощутимо лучше.

Глаза его закрылись, и он задремал. Медбрат Андрюша быстренько собрал свои орудия труда, в походном порядке обсудил с мамой размер и форму оплаты за услуги, предупредил о неразглашении, пообещал заглянуть ещё вечерком и покинул квартиру.

Мама была на седьмом небе. Сын сидел дома, никуда не отлучался, наркотиков не принимал и даже не пытался избежать родительского надзора. Ломки, как таковой, благодаря квалифицированной врачебной помощи медбрата Андрюши, тоже не наблюдалось. Мама радостно потирала руки и строила планы на будущее.

Алик тоже был доволен. Ему не приходилось шариться по подозрительным точкам и рвать жопу на фашистский крест, чтобы достать денег на очередную дозу. Он теперь торчал цивилизованно – в тепле, уюте и безопасности. За ширево с радостью платила мама. То, что она не догадывалась об истинной природе "успокоительного" – дело десятое. Роль медбрата самоотверженно взял на себя Кокс. Причём абсолютно бескорыстно. Все деньги шли только на наркотики. За сервис он, добрая душа, не брал ни копейки. Алик решил, что в его жизни наступила "золотая эра".

Правда, длилась она недолго – всего-то семь деньков. Ибо на пятый день маму Алика стали терзать нехорошие подозрения. А на седьмой она вызвала ментов. И те повязали "медбрата Андрюшу" как раз в момент оказания "врачебной помощи". "Золотая эра" в жизни Алика закончилась. Не зря на перстне у царя Соломона было написано: "Всё проходит".

В ментовке Кокса держали недолго – Алик после ухода ментов перезвонил Пеплу, тот взял из загашника пачку волшебных зелёных билетов и поехал выручать злополучного "медбрата". Бескорыстная тяга

Кокса к облегчению страданий ближнего обошлась группе весьма недёшево – о записи полноценной пластинки на ближайшее время можно было смело забыть. Ибо работники милиции показали себя более меркантильными, чем "медбрат", и просто обожали зелёные американские деньги. Особенно, с портретом президента Гамильтона.

– Дятел! Ну, какой же дятел! Сука, заебало меня это всё до ручки!

– Пепел никак не мог успокоиться.

На него, вдруг, навалилась дикая усталость – вот с такими долбоёбами он просирает свои годы, а их, между прочим, уже не перепишешь набело. Они, эти долбанные курты кобейны, будут бухать, торчать, оставлять ментам и наркодилерам все деньги, которые удаётся сколотить на мельчайшие шажки вперёд, они будут профукивать своё и его, Пепла, время, как будто собираются жить вечно. А он из-за них снова и снова оказывается отброшенным назад… Снова и снова на своей родной мусорной свалке… И всё тот же провонявший мочой подъезд, продавленный диван и полная окурков пепельница, как микромодель его Вселенной.

Он зашёл в магазин, купил бутылку водки и немного пожрать – после студии он так и не успел поужинать.

Татьяна укатила в свой Стокгольм, звала с собой, а он не поехал – нафиг нужно, он не ручная болонка для бизнесвумен. Да и вообще, пора завязывать со всем этим – становиться принцем-консортом Пепел не собирался. Поспали, порадовались и хватит. Всё равно Пеплу не выпрыгнуть на её уровень, а другие условия его не устроят.

Длительные полноценные отношения возможны только между равноправными партнёрами. Иначе этот перекос рано или поздно станет причиной трещины. Нет, уж лучше продавленный диван и одиночество…

Чёртова лампочка на лестничной клетке снова не горела. Пепел никак не мог попасть ключом в замочную скважину – долго нащупывал её, бормоча ругательства. Вошёл, захлопнул дверь, поставил тяжёлый пакет со снедью на табурет в прихожей, а сам уселся прямо на пол, стаскивая с ног "казаки".

– Что-то ты, Лёш, задёрганный какой-то. Случилось чего? – Пепел поднял голову и встретился глазами с Дашей.

ГЛАВА 2

Current music : ROCK – FELLER $ «Будем делать любовь»_

– Опа… Какая приятная неожиданность… Или неожиданная приятность… – Пепел медленно поднялся с пола. – Какими судьбами? – он чмокнул Дашу в щёку.

Откровенно говоря, Даша просто зашла оставить ключи от квартиры.

Эдакий символический жест, хорошо раскрученный кинематографом – главный герой приходит домой и обнаруживает лежащую на столе связку ключей. Крупным планом – его глаза, вселенская печаль, сожаление о том, что не сложилось, и, возможно, желание всё исправить. Хотя, на последнее Даша уже не рассчитывала.

На деле всё получилось не так. Оказавшись в квартире и романтично расположив ключи на журнальном столике в комнате, Даша решила выпить напоследок чаю. Пока грелся чайник, она озябла и привычно закуталась в старый пеплов свитер… Рассматривала, словно в первый раз, старые афиши на стенах, перебирала кипу джазовых пластинок… Старательно проделывала то, что стало для неё таким привычным за долгое время.

Потом пила чай, обещая себе, что ещё пять минут и она уйдёт… Пока не услышала скрежет ключа в замке.

– Шла мимо – решила ключи занести.

– Что так? – прищурился Пепел.

– Ну… С какой стати они у меня? Нехорошо как-то получается – приду без спросу да невовремя… Кому это нужно, Лёш? Захотим увидеться – созвонимся.

– А-а-а-а… Вон оно что… Ну, считай, что созвонились.

Поужинаешь со мной? А то муторно как-то одному.

Ужин в планы Даши совсем уж не входил. Через час она должна была встретиться с Пэм и ехать на день рождения какого-то модного художника в "Синюю марку". Но оставить Пепла одного, когда он просит остаться – это было выше Дашиных сил. Она перезвонит Пэм и попросит заехать за ней позже, ничего страшного, если они немного опоздают.

Пока Пепел готовил простецкий ужин, Даша пыталась набрать Пэм.

Чёртова труба мерзко долдонила одно и то же:

– Аппарат абонента выключен или вне зоны досягаемости.

Перезвоните, пожалуйста, позже.

И где только они берут баб с такими отвратными голосами? Ладно, в крайнем случае, Пэм сама может ей звякнуть.

Пепел налил по первой и поднял рюмку:

– Со свиданьицем, Дашутка.

– Со свиданьицем, Лёш.

Было странно вот так сидеть напротив него, пить с ним, слушать его новости, рассказывать о своих. Будто не существует этой его

Татьяны, а у неё не было никаких переплетений с Пэм. Всё как раньше.

Почти… Обычные диалоги, улыбки, зацепочки, глаза в глаза, соринки-нюансы, шероховатости живого разговора, нанизанного на нить взаимного интереса…

Привычно положив ноги на табурет, Пепел открыл банку с табаком, набил трубку, чиркнул спичкой и со смаком затянулся. Напряжение стало понемногу покидать его. Он был рад Дашиному приходу – это значит, что пока не будет чёрной воронки безысходности, это значит, что есть отсрочка, а там поглядим…

Даша внимательно следила за Пеплом. Он заметно чем-то расстроен, совершенно выбит из колеи и нуждается в подпорках, чтоб не упасть.

Он рассказал ей сегодняшнюю историю с Коксом, и было ясно, что есть что-то ещё… К чему Кокс стал просто довеском. Той последней соломинкой, что может сломать спину верблюда.

Милая, заботливая пай-девочка спрыгивает с темы на тему, со ступеньки на ступеньку. Прыг-скок, прыг-скок. Она отвлекает от нехороших мыслей. Она не создаёт напрягов и готова подставить своё хрупкое плечико, когда нужно. Впрочем, где-то так оно и есть.

– Лёш, а помнишь, когда мы с тобой вот так вот сидели в последний раз, ты пел для меня? Знаешь, а ведь я это частенько вспоминаю…

Пепел усмехнулся, отложил трубку и вышел в прихожую. Заскрипел молнией на чехле… Вернулся с гитарой, обхватив гриф худыми сильными пальцами…

– Это будет блюз… Нихуя не творчество, просто блюз… Я где-то слышал, что блюз – это когда хорошему человеку плохо. Как раз мой случай, Дашутка.

Слишком жарко для снов и пустых мечтаний,

Слишком поздно для ссор и пререканий,

Не помогают ни пиво, ни квас.

Будем делать любовь, я хочу лечь рядом с тобой прямо сейчас.

Пепел жил когда-то с безумной девицей… Пытался создать в квартире какое-то подобие уюта… А оказалось, что она пьёт как лошадь, вовсю курит траву и совершенно не дружит с головой…

Ревнивой была до ненормальности… И устраивала Пеплу такие сцены, что будь здоров…

Ты обожаешь марихуану,

"Роллинг Стоунз" и быть всегда главной,

Я курю свою трубку и слушаю джаз

Будем делать любовь, я хочу лечь рядом с тобой прямо сейчас.

Даша смотрела на него, не отрываясь. Машинально отхлёбывала из бокала… Затягивалась сигаретой…

Меня заводит твой запах, манящий и горький,

Шершавость сосков и тепло твоей норки,

Жёсткий призыв в бездонных зрачках твоих глаз,

Будем делать любовь, я хочу лечь рядом с тобой прямо сейчас.

Пепел оборвал, не доиграв… Отложил гитару… Снова набил трубку табаком.

– Вот за это они тебя обожают, – задумчиво сказала Даша. – За то, что ты умеешь это преподносить по-особому. И мужика настоящего они в тебе чувствуют… А я – за другое… Я – за беззащитность твою.

Она опустилась перед ним на колени, заглянула снизу в глаза, отняла у него трубку и прижалась лицом к его ладоням. На какое-то мгновение замерла, потом тихонько сказала:

– Завтра ты станешь сильнее и мудрее. Завтра всё будет выглядеть иначе, чем сейчас. Но сегодня ты не останешься один. Иногда бывают в жизни моменты, когда самые сильные должны стать слабее самых слабых… Секунда передышки, чтобы не сломаться… Так устроена жизнь и ничего с этим не поделаешь.

Она целовала его пальцы… Вдохнула его боль и горечь, до последней крупинки растворяя их в себе… И он в её руках стал слабее самых слабых… Ведь так устроена жизнь и ничего с этим не поделаешь…

А Пэм так и не позвонила. Она знала, куда поехала Даша, но не позвонила. Потому что знала – есть вещи, которые нельзя вытребовать, выпросить или заслужить. Либо они достаются даром, либо приходится учиться обходиться без них.

МНОГОТОЧИЯ…

… различать людей по количеству боли, которую они способны нам причинить.

ГЛАВА 3

_Current music: GUNS'N'ROSES «Don't You Cry»_

Странное состояние – сидеть лицом внутрь себя и сортировать мечты. Вдыхать запах их несбыточности – запах пожелтевших зачитанных страниц с полустёртыми буквами… Чувствовать их вкус – солёный вкус прокушенных губ, горького никотина и обжигающего алкоголя. Звенящая тишина в ушах и одиночество… Ведь сортировка мечт – дело интимное, требующее максимального отрешения от суеты и полного уединения…

Пэм всегда старательно культивировала свой имидж безбашенной богемной оторвы. Смотрите, сволочи – мне всё фиолетово! Моя жизнь – брызги, клубы, тусовки, дым и пепел… (каламбурчик, мать его…)

Густое варево, мясной бульон скандалов и эпатажей, круто приправленный сексом и алкогольно-наркотическим глэмом. Независимая журналистка, ведущая скандальный образ жизни… Сколько кретинов клюнуло на этого червячка, а точнее, на уточку – не сосчитать.

Иногда Пэм и сама не могла разобрать – где в ней настоящее, а где придуманное.

Её постоянно тянуло отколоть что-нибудь такое, что хотя бы на несколько мгновений могло отвлечь от тягучей, как патока, скуки, от этого причёсанного и подрумяненного прозябания… Как-то так получилось, что Пэм никогда не приходилось в поте лица своего зарабатывать на хлеб. Вопрос денег был решён ещё до её вступления во взрослую жизнь – папа весьма успешно торговал нефтью. Это отсутствие борьбы за существование делало жизнь невыносимо пресной. Поэтому весь свой нерастраченный молодой энтузиазм Пэм посвятила борьбе со скукой. Статус независимой журналистки давал возможность хоть изредка побеждать в этой борьбе. У неё обнаружился интересный стиль подачи материала, безошибочное чутьё на сенсацию и отсутствие стереотипного мышления, губительного для журналиста. Пэм была нарасхват в солидных музыкальных журналах, имела свои передачи на нескольких радиостанциях и готовила для одного телеканала проект, посвящённый альтернативной музыке.

Сказать, что Пэм была популярной в местной артистической среде – это не сказать ничего. Она была вхожа в любые сферы, запросто общалась даже с самыми "озвездевшими" персонажами, крутилась на всех мало-мальски значимых концертах, выставках и презентациях. Это позволяло делать сногсшибательные репортажи и скандально откровенные интервью.

В личной жизни Пэм придерживалась достаточно широких взглядов, что наглядно демонстрировал длинный хвост связей различной степени серьёзности. У неё было своё понимание морали и этики, многим кажущееся чересчур циничным. Но это составляло часть её имиджа.

Настолько неотъемлемую, что Пэм уже срослась с ней.

С Пеплом её связывали довольно тёплые отношения. Постельная их часть была безоговорочно приятной и для Пэм, и для Пепла, но она так и не переросла в нечто большее. Пепел, в силу своей непроходимой тупости в сфере интима, не заметил, что Пэм как-то неровно дышит к нему. А Пэм в силу свойств характера посчитала, что заострять на этом его внимание – значит навязываться. В общем, всё застыло в фазе взаимной симпатии с вкраплениями эротики и порнографии.

Если ситуация с Пеплом была довольно типичной, то с Дашей у неё всё завязалось как-то совсем уж неожиданно. Честно говоря, Пэм увела её из "Кубика" ради удовольствия сделать бяку Пеплу. И немножко из желания выебнуться…

Но в первую же ночь она, что называется, запала. Эта девочка оказалась настолько искренней, настолько беспомощной и трогательной, что весь цинизм Пэм смыло к чертям собачьим мощной волной нежности и желания заслонить это чудо от всего мира, от всех бед и разочарований. Всю её стену пробило вмиг. И она проснулась ещё более растерянной и ошеломлённой, чем Даша. Просто у Пэм лучше получалось владеть собой.

Время остановилось. Это было ощущение какого-то непрерывного счастья, огромного, оглушающего и немножко нелепого в своей необычности. Ей было так хорошо, как не бывает, потому что не может быть. Она поначалу пыталась разобраться в себе – потом бросила эти глупые ковыряния и поплыла по течению. Просто быть вместе, прикасаться, улыбаться, наполнять до краёв, смотреть взахлёб, ладошки упирать в ладошки, капельки крови на прокушенной губе – тебе больно, родная, нет, мне чудесно… Быть завязанными в узелок, или нет, в косичку… Быть сплетёнными в обычную смешную девчоночью косичку… И чувствовать, что время остановилось…

Пэм поджала ноги, глотнула коньяку из бутылки и прикурила новую сигарету от тлеющего окурка. Зябко кутать ноги в плед, давиться рыданиями, кусая пальцы – вот всё, что для неё осталось…

Когда Даша собралась отвезти Пеплу ключи, Пэм очень хотелось поехать с ней – тогда всё было бы по-другому. Но она чувствовала, что не стоит навязывать Даше своё присутствие в таком деликатном деле. Когда Даша не появилась в назначенное время, телефон сам постоянно оказывался в руках – позвонить, немедленно позвонить. Хотя бы для того, чтобы узнать, всё ли с ней в порядке. Но ведь Пэм и так знала, что c Дашей всё в порядке… Просто уже ничего не изменить.

Время тронулось, раздавив тяжёлым шипастым колесом влажную тесноту ночей, хрупкую нежность утр, ладошки, косички, игры, прикосновения… Не осталось почти ничего. А ворох никому не нужных осколков, сожалений и воспоминаний Пэм спрячет в самом дальнем шкафчике памяти, когда сумеет обойтись без всего этого.

Ещё глоток коньяку… Ещё затяжка сигаретой… И снова – подбородком к колени. Сегодня день такой – подбородком в колени…

Где-то в прихожей перестало быть тихо. Она вздрогнула, услышав шаги, и подняла лицо.

– Там у тебя двери нараспашку – ждёшь кого?

Пэм не поверила своим глазам – рядом стояла Даша. Даша, которой полагалось быть сейчас в совершенно другом месте и посвятить себя совершенно иным вещам, присела на корточки и тревожно заглядывала ей в глаза.

– Жду, – сипло произнесла Пэм… Откашлялась, глянула ещё раз на

Дашу. – Ты чего здесь?

– Да, действительно, – рассмеялась Даша, – чего это я здесь?

Наверное, потому, что дверь не заперта.

– Я так ждала тебя, – тихонько пожаловалась Пэм, – я так тебя ждала, я всю ночь ждала… Я не ложилась, я всё слушала, когда ты придёшь… А тебя всё не было…

– Девочка моя, я сейчас всё расскажу…

– Не надо! Ничего мне не рассказывай! Ты здесь, а остальное неважно.

– Правда? – Даша пристально посмотрела ей в глаза.

– Правда… Давай-ка лучше приготовим что-нибудь поесть – из-за всех этих пиздостраданий у меня разыгрался жуткий аппетит.

– Хорошо, тогда на тебе салатики, на мне – горячее. Идём в кухню.

МНОГОТОЧИЯ…

ВУДУ

Кто-то умный и жестокий взял комочек воска, прядь моих волос и капельку крови или слюны… Слепил куколку… Злыми беспощадными пальцами мнёт моё восковое тело… Пронзает его длинной стальной иглой… И я, настоящий, чувствую, как острие раз за разом пронзает мою восковую плоть… И тогда рушится всё вокруг, а я в слепом ужасе уворачиваюсь от обломков…

Хватит… Я сдаюсь… Хватит …

ГЛАВА 4

_Current music: Sting «La Belle Dame Sans Regrets»_

Татьяна позвонила Пеплу сразу же, как только вышла из здания аэропорта. Простившись с коллегами, она дала шофёру распоряжение загрузить багаж в машину и вынула из сумочки телефон. На несколько секунд задумалась перед тем, как набрать номер… И призналась себе, что ждала этого момента все две недели, пока длилась поездка.

Встречи, переговоры, знакомства, впечатления – эти водовороты кружили её, не отпуская, не давая передышки и отнимая всё свободное время. Ей пришлось выслушать массу комплиментов своему уму и деловой хватке, отклонить два скоропостижных предложения руки и сердца и уяснить, что на неё имеются большие виды. Договор о сотрудничестве успешно подписан, перед Татьяной открылась масса интересных перспектив и новые, гораздо более широкие, пространства для роста.

Но всё это ничего не значило по сравнению с тем, что она испытывала, набирая сейчас номер Пепла…

– Да, я слушаю, – в трубке негромкий хрипловатый голос, которого ей так не хватало всё это время. Чёрт возьми, нельзя, нельзя так залипать на нём… Но по-другому не получается…

– Здравствуй, Лёш. Вот я и вернулась. Ты скучал?

– Есть немного, – голос в трубке странно вялый, спал он, что ли?

– Не пригласишь на чашечку кофе? Могу заехать на полчасика, не дольше – я с дороги грязная и некрасивая, – за внешней беззаботностью она скрывает недоумение.

– Заезжай. Только мне нечем даже тебя угостить.

– Ничего страшного. Я только на кофе. Сейчас буду – ты как раз успеешь почистить зубы.

Приятно прижаться горячей щекой к холодному стеклу. За окном мелькают улицы, от которых уже успела отвыкнуть. Хорошее такое зимнее утро, снег повсюду, много солнца… А у неё – лёгкая растерянность, как у всякого, кто вернулся издалека.

Нетерпение заставляет торопить шофёра. Нетерпение хлопает дверцей и гонит её вверх по ступенькам. Но как-то само собой получается остановиться перед дверью, перевести дыхание, прикрыв глаза… И, нажав кнопку звонка, вздрогнуть от шагов по ту сторону дверей.

Нехорошо, наверное, целоваться прямо в прихожей. Как школьники, ей богу… Мама не одобрила бы, бабушка – тем более. Фи, нехорошо…

Нет, неправда, хорошо, очень хорошо! Хорошо ощущать жжение от его колючей щетины, хорошо прижиматься к его сильному телу, хорошо ерошить его непослушные волосы, хорошо держать в ладонях его лицо. А это пятнышко зубной пасты у него на щеке – что может быть лучше?

Пусть он думает себе, что хочет, но ей хорошо. И наплевать на всё остальное.

Бессвязность первых слов понемногу проходит. Татьяна рассматривает Пепла, приводя в соответствие с тем, кто жил в ней все эти две недели разлуки. Вот этот человек, тот, чьего присутствия она так ждала все эти дни. Вот он, наливает ей кофе, улыбается – как красиво он умеет улыбаться. Он выглядит усталым, грустным и каким-то странно смущённым. Неужели не рад? Нет, не может быть, она же не дура, она ясно чувствует его радость – немного сдержанную, скупую и тщательно скрываемую, но радость – её ни с чем не перепутаешь. Так в чём же дело? Что не так?

Она обводит взглядом комнату – привычный беспорядок, в котором так уютно себя чувствуешь. Книги, афиши, пластинки, кассеты – это его пространство, его дом, куда он приходит вечерами, куда приводит её. Что-то привлекает её внимание, останавливает взгляд. Связка ключей посреди журнального столика, там же – два бокала, пара немытых тарелок, тонкие окурки в пепельнице… Ничего особенного, но сегодня она очень восприимчива к мелочам.

– У тебя были гости? – Татьяна чувствует внезапный холод где-то внизу живота и странное нежелание услышать ответ. Ну, соври же что-нибудь, соври, ну что тебе стоит…

– Даша заходила, мы ужинали…

Не соврал. Ему просто лень утруждать себя ложью. Или… Или не было больше ничего?

– Она ушла сегодня утром сразу после твоего звонка, – Пепел внимательно рассматривает свои ногти, словно ничего интереснее он в жизни своей не видел. Нужно будет аккуратно срезать этот заусенец на безымянном. Иначе можно зацепить струной и будет долго болеть.

– Вот как? – у Татьяны получается улыбнуться. – Получается, я испортила вам утро? Прости, ради бога, я по наивности своей.

– Я постараюсь тебе объяснить, – он, наконец, смотрит ей в глаза.

– Нет, что ты! Не нужно ничего объяснять! Кто мы друг другу?

Случайные знакомые, которые провели несколько приятных ночей в койке

– ничего больше! И никаких объяснений не требуется.

– Таня, прошу тебя, – он мягко тронул её за руку, – выслушай меня. Просто выслушай… А потом сама решишь, как быть.

– Да, конечно, я слушаю, – она опустилась на табурет, стоявший рядом и уперлась спиной в стену. – Вещай, я вся – внимание.

Устало прикрыла глаза и откинула голову. Ей всё равно, что она услышит. Нет сомнения, что всё сказанное будет выглядеть логично и убедительно – Пепел мастер на такие штуки. Почему-то он всегда выглядит правым… Даже когда очевидно неправ… И Татьяна поверит ему – даже к гадалке не ходи. Она взглянула на себя со стороны и мысленно вздохнула – да, она поверит всему, чему угодно. Других вариантов не предвидится.

ГЛАВА 5

_Current music: ROCK-FELLER$ «_ _Мечтать_ _»_

– Группа "Вельвет", готовьтесь! Следующий выход – ваш! – мерзко проверещал динамик внутренней связи.

– Подтягиваемся к заднику, чуваки!

Засуетились, задвигались ребятки. Торопливо разбирают инструменты и выходят по одному из гримёрки. Пепел наблюдает за ними, прислонившись спиной к шкафчику с одеждой и потягивая коньяк из стильной фляжки, подаренной Татьяной. Она постоянно возмущалась – нечего, мол, пить на сцене прямо из бутылки, это моветон.

– Да я весь сплошной моветон, – смеялся Пепел, но фляжка ему понравилась, и он всюду таскал её с собой.

С Татьяной наладилось практически без всяких усилий с его стороны. Она тогда безучастно выслушала его объяснения, помолчала…

Потом подвела черту:

– Знаешь, странно открывать в себе что-то, о чём понятия не имеешь. Ещё более странно – мириться с этим. Не хочу устраивать тебе сцен, не хочу демонстративно обижаться на тебя. Мы слишком мало живём, чтобы ещё растрачиваться на нелепые демонстрации. Только прошу – не нужно испытывать меня на прочность. Если не захочешь быть со мной – просто скажи об этом. А сейчас забудем всё – честное слово, я себе совершенно не так представляла нашу встречу.

Она уехала домой, и уже вечером позвонила, как ни в чём не бывало…

– Пепел, ваш выход, – в гримёрку заглянул арт-директор клуба. -

Там ребята уже подключаются.

– Да, иду, – Пепел завинтил фляжку, взял гитару и направился к сцене.

Задержался за кулисами. Прислушался… Толпа дружно скандировала:

– Пе-пел, Пе-пел, Пе-пел!

Заплатив за Кокса ментам, он оставил чуваков без денег, и срочно потребовались концерты. Даже не на запись, а просто на зарплату музыкантам. Учитывая, что все клубы были оповещены о том, что

"Вельвет" работают в студии над пластинкой и в ближайшие пару месяцев на них можно не рассчитывать, найти концерты было непросто.

Спасло то, что "Синяя марка" проводила какой-то очередной фест с богатыми спонсорами и "Вельвет" пригласили отыграть часовой сет в рамках этого мероприятия.

Пепел ещё раз хлебнул из фляжки и вышёл из-за кулис. Толпа взревела, на сцену полетели тюбики губной помады, пудреницы, носовые платки… Он включился и повернулся к публике спиной. Такая у Пепла муз а – поначалу не замечать зал. Не от звёздности своей, не от хамства, нет. Ему так проще сосредоточиться.

Кивнул Коксу – тот швырнул сухие доли счёта… Тяжёлое гитарное вступление… Резкий поворот к микрофону – и агрессивно в зал первые строчки:

Ствол весны у виска – я ей обесточен,

Я срываю с себя этикетку: "Просрочен"

Я в долгах как в шелках у своих кредиторов,

Я пришёл, полон тем, стихов и аккордов!

Новая вещь, написанная буквально неделю назад. Аранжировка, сука, совсем сырая. Но драйв есть, звериный драйв, который выметает всё лишнее из мозгов, как пушечный выстрел…

Исцарапанные бессонницами, зрачки вертикальны,

Сказанные в темноте слова – сакральны,

И много долгих километров нежности в крови –

Мне осточертело трахаться, я прошу немного любви…

Он зубами вгрызается в каждую букву, чувствует солёный кровавый привкус каждой строчки, выталкивая их языком наружу… А теперь немного воздуха:

Мечтать

Надо нам

Читать

По губам

Фразы нерасставаний,

Спазмы полупризнаний…

Огоньки зажигалок там внизу под ногами раскачиваются, образуя маленькие огненные волны… Он чувствует привычную нить, которая всё крепче привязывает его к каждому из стоящих возле сцены… Даже не нить – артерия, которая перекачивает его, Пепла, кровь в сердца тех, что тянут сейчас вверх руки с зажигалками…

Слова –

Это дым

Давай

Помолчим

Ночью

Это так просто

Хочешь –

Выпьем без тоста

И снова всё сметает ураган звука. Он бросает им кровоточащие куски живой, пульсирующей ткани…

Я отдам все триумфы своих наступлений

За то, чтоб лицом прижаться к твоим коленям,

Чтоб целовать родинку на твоей ключице,

И пусть случится всё, что должно случиться…

Их города выжжены дотла, их надежды глядят в небо пустыми глазницами, имена преданы забвению, книги сожжены и развеяны по ветру… Там ноябрьский синдром безысходности… И кто-то протягивает им в раскрытых ладонях Мечту, светлую и несбыточную, какой может быть только Мечта… Они тянутся к ней, становясь на цыпочки, они касаются её кончиками пальцев… И не могут дотянуться… Но знают, что это произойдёт рано или поздно… И тогда их источники снова наполняются водой, а жизнь – смыслом.

Последний грубый мазок, отчаянная попытка выпрыгнуть за рамки возможного:

Я разбил телевизор, упал в неизвестность,

Мне насрать на их амбиции, на политкорректность,

Патриотизм, героизм – весь этот отстой –

Всё теряет свой смысл, когда ты не со мной.

Лаконичная кода зависает над залом. Одобрительный рёв толпы.

Пепел здоровается, благодарит за приём. По залу идут волны. Руки, зажигалки, глаза… Хотя, со сцены обычно не видно глаз…