Текст книги "Я — убийца"

Автор книги: Андрей Стрельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Андрей Стрельников
Я – убийца

Повесть

Глава 1

Ключ, грубо и топорно сработанный в соседнем «Металлоремонте», решительно отказывался входить в сухое лоно замка, словно боялся раскрыть какую-то только ему известную тайну английской замочной скважины. Поартачившись для приличия еще минуту-полторы, замок все-таки сдался, полностью вверив себя заботам хозяйки ключа.

Занося в коридор тяжеленную сумку, Татьяна подивилась неожиданной игривости своего воображения. Хотя, при нынешней-то жизни, образное мышление – одна из немногих радостей, которую можно себе позволить. И чем гуще туман впереди, тем ярче и откровеннее становятся образы.

Хлопнув сумкой об стол, Татьяна в раздражении подошла к окну. Опять забыла купить соль. Покупка соли, спичек и другой подобной мелочи давно превратилась в процесс, попахивающий мистицизмом.

О них помнишь весь день. Идешь в магазин специально за ними. Вернувшись домой с полными сумками, понимаешь – забыла купить соль. И топаешь за ней к тете Даше в соседнюю квартиру.

«Надо бы с зарплаты купить мешок. Или два. Хотя… – Татьяна с сомнением оглядела пятиметровую кухню. – Мешка, пожалуй, многовато будет».

– Мамуль, привет, – в унисон пропели два голоса, и в коридоре послышалась возня.

– Димка говорит, что в китайских только ноги ломать, они все одноразовые. – Илюшка с детской непосредственностью проталкивал давнюю свою мечту о роликовых коньках. – И вообще, он говорит, что все китайское – дерьмо.

– Послушай, сынок… – Сергей тщился попедагогичнее извлечь из цепкой детской памяти неизбежные следы дворового влияния. – Во-первых, слово «дерьмо» интеллигентные люди не употребляют. Во-вторых, не все китайское так плохо. Только дешевое. – Он с сомнением оглядел свои кроссовки и задвинул их под тумбочку.

– Так ведь на дорогие коньки у нас все равно нет денег, – резонно заметил Илья.

– У нас пока и на дешевые нет, – вмешалась Татьяна. – Вот получит папа гранд – тогда посмотрим.

Гранд виделся Илюшке высоким иностранцем в малиновом пиджаке и с сигарой. В багажнике «грандовского» лимузина были и роликовые коньки, и игровая приставка, и еще множество полезных и необходимых вещей.

– А как можно получить этого Гранда?

– Трудно, сынок, – с грустью ответил Сергей скорее себе, чем сыну. – Очень трудно.

Тема, над которой Сергей работал уже добрый десяток лет, заинтересовала, кажется, кого-то на Западе. Эта заинтересованность вполне могла пролиться золотым дождем на иссушенное экономическими реформами конструкторское бюро Сергея.

Семья Зотовых относилась к тем реликтам, которые вроде бы и не замечали, что в ажурной модели новой России для науки нет места. Ну, не вписывается… Придавленный к своему рабочему столу тяжестью знания законов диалектического и исторического материализма, Сергей свято верил, что все сегодняшние трудности носят сугубо временный характер. На уходящих в коммерческие джунгли коллег он смотрел как на ренегатов и переставал с ними здороваться. С фанатичной верой в необходимость своих исследований он несколько лет бомбардировал письмами все ведущие институты мира. И, дождавшись заинтересованного выражения, появившегося на сытом, лоснящемся лице, одушевился: я же говорил! Теперь Сергей жил ожиданием действий, логически, как ему казалось, вытекающих из этой заинтересованности.

Татьяна, человек более рациональный и не столь одержимый, не видела себе применения в этой новой жизни. С грустью наблюдала она, как пустеют коридоры института, который уже год существовавшего за счет. сдачи в аренду первого этажа, где пышным цветом расцветали коммерческие структуры самых разных направлений деятельности. Обмен валюты, плавно перетекая в шиномонтажную мастерскую, другой своей стеной упирался в магазин китайской одежды, функционирующий под вывеской «Автосалон Маранелло».

Татьяна понимала, конечно, что строгим соблюдением режима работы (да и не строгим тоже) она лишь оттягивает неизбежный конец своей научной деятельности. После нескольких неудачных попыток заняться репетиторством она, отчаявшись, решила затаиться и ждать. Волна вынесет..

Бездействие, разумеется, влекло за собой денежные затруднения. При распределении их скудного бюджета Татьяна, проявляла чудеса изобретательности, а периодические ночные звонки из страны сказочных грандов вселяли надежду и помогали выживать.

Была, правда, еще дачка, подаренная родителями Сергея. Небольшая, но в дорогом и, как любят говорить риэлтеры, «престижном уголке ближнего Подмосковья». Суммы, которые предлагались за нее, вызывали у Татьяны легкое головокружение. Но – рос Илюшка. Ему, как любому городскому ребенку, требовались ягоды и свежий воздух, а этого на участке было в избытке. Поэтому вопрос о продаже по обоюдному молчаливому согласию был отложен на неопределенный срок.

«Отправлю-ка я их туда на выходные, – решила Татьяна, накрывая на стол. – Прямо сейчас соберу – несколько банок тушенки, макароны., пакет молока… – Она досадливо поморщилась, вспомнив про соль. – С утра пошлю Сергея в магазин».

В соседней комнате Сергей пытался объяснить сыну, кто такие олигархи, стараясь держаться при этом в рамках приличия. Непростая задача – доступно раскрыть тему, скрывая при этом свое истинное отношение к ней.

– Именно их, сынок, и называют – олигархи, Узок круг этих людей. Страшно далеки они от народа.

– А у них есть ролики? Настоящие, не китайские?

– Думаю, что нет. Оки пользуются другим транспортом.

Телефонный звонок застал Татьяну в немом оцепенении, вызванном новым вопросом сына:

– Пап, а кто хуже – Потанин или Чубайс?

Сергей схватил трубку, пользуясь возможностью не отвечать, и после коротких приветствий позвал:

– Мамуль, тебя!

Звонила Кира, старая подруга по университету, оставившая педагогическую стезю еще несколько лет назад. То, чем она занималась сейчас, называлось непонятным, но модным словом – «визажист» и, судя по всему, приносило неплохие деньги.

– Танюшка, ты мне жаловалась, что начинаешь потихоньку расползаться. Мне сегодня привезли коробку новой формулы для похудения. Гербалайф рядом с ним – как каменный топор рядом с атомной бомбой. И абсолютно безвредно! Желающих – море. Если хочешь, могу оставить одну до понедельника.

– А-а-а… сколько?

– Цена? Да гроши! Двести баксов!

– Ну, Кирюша, не знаю… Это же два месяца моей работы.

– А милый твой что, все толкает кругом свои идеи? Я еще три года назад говорила: окорочками торговать надо, а не идеями. Идеи – слишком скоропортящийся товар.

– Ладно, Кирюш, успокойся. Не вздумай при нем это сказать. И извини, спасибо тебе, конечно, но такое похудение мне не по карману.

– Погоди, Танюша, погоди. Не кипятись. Долго ты еще намерена протирать задарма стулья в своем институте?

– А что, есть что-то дельное?

– Дельное не дельное, но вполне реальное. И достаточно материальное.

– Ну-ка, ну-ка…

– У нас тут в центре один Буратинка богатенький есть. Просил найти даму, серьезную, не вертихвостку, которой мог бы доверить квартиру. Ну, там уборка, стирка-глажка, обеды-ужины.

– Домработницей, что ли?

– Называй, как хочешь. А пятьсот баксов – как с куста. Тут тебе и похудение, и Илюшкины коньки.

– Ясно, ясно. – Татьяна в растерянности морщила лоб, не зная, как реагировать на столь курьезное предложение. – Ну, не знаю, Кирюша, не знаю. Нет. Думаю, пока я к таким подвигам не готова.

– Смотри, тебе виднее. Такими деньгами не разбрасываются. Да и дел-то – на несколько часов в день.

– Спасибо, Кирюша, за заботу. Извини, мне моих мужиков кормить пора, стонут уже. Созвонимся. Пока.

– Ну, пока.

Не успела Татьяна положить трубку, как любознательный сын вновь озадачил ее:

– Мам, а мы какие окорочка едим – американские или голландские?

– Не знаю, Илюша, Какие были, те и купила, А что, есть какая-то разница?

– Димка говорит, что все американские на гармониях.

Татьяна вопросительно посмотрела на мужа. Тот, сообразив о чем речь, пришел на помощь:

– Не на гармониях, а на гормонах.

– А чем они отличаются?

– А чем твой Димка отличается от моего письменного стола? – в свою очередь озадачил сына Сергей.

Илюшка засопел и ушел в другую комнату. Татьяна укоризненно посмотрела на мужа и собралась дать профессиональный анализ его педагогической деятельности, но не успела. Из комнаты появился Илюшка и вполне серьезно объявил:

– Димка выше. И худее. Не намного, правда.

Татьяна поняла, что из этого тупика мужу уже не выбраться, и взяла инициативу в свои руки.

– Все. Поговорили – и будет. Живо в ванную. Мыть руки – и за стол. Ужин остывает.

Илюшка пожал плечами и направился в манную, бормоча себе под нос что-то о гормонах и письменном столе.

Сергей проводил его внимательным взглядом и спросил:

– Танюш, а кто такой этот Димка?

– Кажется, олигарх в масштабе их класса. Папа – владелец какой-то живодерни рядом с метро, то ли чебуречная, то ли пельменная. На родительские собрания присылает официантку.

– А как этот Димка учится?

– Редко.

– Действительно, олигарх.

– Мамуля! Чур мне самый маленький окорочок, а макаронов совсем не надо!

– Окорочок я тебе дам самый средний, а макарошек – чуть-чуть. Совсем без гарнира нельзя, ты же не троглодит.

– Если троглодитов не кормят макаронами, хочу быть троглодитом.

– Не спеши, сынок. – Сергей смачно хрустнул маринованным огурцом. – Если так дальше пойдет, скоро все станем троглодитами.

– А я, между прочим, буду из вас самой толстой троглодиткой, – заявила Татьяна, с задумчивым видом обсасывая косточку.

– Не понял. – Сергей долго наматывал на вилку длинную макаронину. – Это ты к чему?

– Кирюша звонила. – Татьяна тяжело вздохнула. – Предложила какую-то новую формулу для похудения. Двести долларов.

Сергей усмехнулся, наливая Илюшке сок.

– Лучше бы она подсказала, где эти деньги заработать.

– Подсказала. – Татьяна вытерла руки салфеткой и, брезгливо поморщившись, бросила ее в пустую уже тарелку.

– Что, колготки продавать? – Сергей внутренне напрягся, понимая, что не в состоянии ничего противопоставить даже торговле колготками.

– Да нет. Еще почище. Домработницей к «новому русскому». Пятьсот в месяц. Я так понимаю, за честность.

– Пятьсот – чего? – спросил Сергей, внимательно глядя на жену.

Татьяна, старательно отводя глаза, пожала плечами.

– Долларов, конечно.

– Домработница? Пятьсот долларов?! – Сергей вскочил из-за стола и убежал в ванную. Долго, тщательно мыл руки. Вернувшись, сел и уставился куда-то в пространство.

– Начальник моего отдела получает триста долларов – в рублях, конечно. Я, ведущий инженер проекта, – двести. Ты, кандидат наук, – меньше ста. А домработница – пятьсот! Положительно, мир сошел с ума.

– Пойми, Сережа, – осторожно начала Татьяна. – Платит-то не какой-то обобществленный мир и не безличное государство, а предельно конкретный человек, которому нет никакого дела ни до твоего проекта, ни до моих научных заслуг. А вот домработница ему нужна, и за свой жизненный комфорт он готов платить столько, сколько считает необходимым.

– Откуда они взялись, Тань? Откуда у них такие деньги? – в задумчивости пробормотал Сергей.

– Не знаю, Сереженька. Не исключено, что он сумел продать свой проект раньше и удачнее, чем ты – свой.

– Не верю! – В глазах мужа зажегся знакомый фанатичный огонек. – Не верю!

И ты не веришь! Человек, работающий столько, сколько работаю я, никогда не швырнет пятьсот долларов на домработницу! Никогда! Ему деньги нужны! Бумага – раз! Оборудование – два! Компьютеры – три! Есть еще четыре, пять, шесть – и так далее! Бред какой-то… – Он немного успокоился. – Домработница – кандидат наук. Надеюсь, я слышу это в последний раз.

– А с Димкой английским языком занимается тетя – тоже кандидат наук, – решил поучаствовать в разговоре Илюшка. – Его папа говорит, что английский сейчас важнее, чем русский и математика.

– Может быть, может быть, – кивнул отец. – Хотя глупость все это. Если учить один английский, на нем не о чем будет говорить. – И вдруг, словно прозрев, внимательно уставился на сына. – Послушай-ка, друг мой. Что это ты нам здесь зубы заговариваешь, а? Ну-ка, марш спать!

– А почитать… – заныл Илюшка, скорчив кислую мину. – Мне Майн Рида на три дня дали…

– Хорошо. Полчаса, не больше. Завтра вставать рано.

Глава 2

Термометр на стене показывал +130. Максим массировал жуткий шрам на правой ноге и жмурился от удовольствия. Боль, давно ставшая привычной, боль, с которой он жил последние три года, – уходила. Он знал, что это не навсегда, что через несколько часов боль вернется, но эти два часа были для него и орденом, и премией, и всеми существующими наградами. Все, в чем отказало ему благодарное правительство – из двенадцати лет службы два года пришлись на Афганистан, еще полтора – на Чечню, – он получал здесь, в сауне фитнесс-центра. А всего-то и делов – ежедневная горячая сауна. Из-за нее он и устроился сюда, когда после полуторагодичного скитания по госпиталям и больницам вынужден был уволиться из МВД с пенсией, которой хватало аккурат на два посещения сауны. А куда, собственно, еще податься бывшему офицеру УЭПа, заслужившему несколько медалек и нищенское пособие в обмен на изуродованную миной ногу?

Поежившись несколько минут под ласковыми струями душа Шарко, Максим натер шрам бальзамом и оделся. До начала рабочего дня оставалось немногим менее часа, и он отправился осматривать вверенный его заботам объект.

Тренажерный зал, как обычно, сверкал идеальной чистотой, а сами тренажеры попахивали еще магазинной смазкой. Не потому, что были новыми, – просто мало кто ими пользовался. В массажных кабинетах, естественно, царил полный бардак. Но Максима это не касалось. Через полчаса приедет массажист и отвезет груду грязных простыней в прачечную. Потом, к восьми вечера, одна из «ночных массажисток» привезет чистое и выглаженное белье обратно. Обычная, давно налаженная процедура.

Дальше – кабинет косметолога. Ключ – только у Киры, даже хозяева не заходили сюда без ее ведома. Превращения здесь происходили поистине голливудские. Максим часто видел, как заходили сюда посиневшие от буженины жены новой номенклатуры, а выходили через часок-полтора здоровые, розовощекие деревенские девки. Хоть сейчас на сеновал. Мужья их забегали к Кире перед важными встречами – убрать с носов фиолетовые прожилки. Неизвестно, надолго ли их физиономии оставались плакатно-здоровыми, но шли они сюда косяками. Иногда, в отсутствие хозяев, Кира с очаровательной улыбкой просила Максима помыть сауну. Это означало: «Пускаю клиента в обход кассы. Ты ничего не видел». В конце удачного дня такая слепота материализовывалась в сорок-пятьдесят лишних долларов, а совесть мучила его значительно меньше, чем боль в ноге. В российском малом бизнесе закон сообщающихся сосудов работает, как ни в одном учебнике. Если хозяин отлучается с рабочего места ради побочного заработка, доходы его предприятия почему-то резко уменьшаются. «Три толстяка», как называли владельцев фитнесс-центра, отлучались часто, и обвинить их можно только в плохом знании законов физики. Откровенно говоря, им вполне хватало и того, что проходит через кассу. Хотя бы потому, что касс, как в любом уважающем себя предприятии, было две: одна – для хозяев, вторая – для инспектора налоговой службы, большого любителя ночных массажей и блинчиков с икрой. Он любил также «неожиданно» нагрянуть двадцатого числа каждого месяца ровно в двадцать два часа. Если что-то мешало – звонил и заранее предупреждал. Полное взаимопонимание между наиболее умными налогоплательщиками и службами, контролирующими их доходы, – величайшее завоевание капитализма, облаченного в российские лапти. Есть, с кого брать пример: Газпром, АвтоВаз и прочие налогов не платят, а называется это все «дифференциацией задолженности». Или – «реструктуризацией долгов». Словом, какого-то хорошо оплачиваемого филолога словесно пронесло… А Самому чья-то мудрая голова посоветовала внести в декларацию целый «БМВ», что он по простоте душевной и сделал, дав богатую пищу сочинителям анекдотов.

Максим мельком осмотрел раздевалки, машинально поправил вешалки и вернулся на свой пост. Включил для проверки все камеры. Работают. Как часы. Внешняя показала Володю Кровеля, стоящего перед центром и упорно перебирающего огромную связку ключей.

«Если будет пробовать все по очереди – здесь и состарится», – подумал Максим и нажал кнопку электрозамка. Володя от щелчка вздрогнул и начал подозрительно оглядывать стены – не знает, что ли, где камера? Камера, правда, меньше булавочной головки, но Максим, придя сюда впервые, опытным взглядом обнаружил ее сразу.

Надо заметить, что название фитнесс-центра «Три толстяка» не совсем соответствовало истине. Толстяков было двое – Костя Баргузов и Петя Генин. Кровель, третий совладелец, был высоким, худым, сутуловатым, как все бывшие волейболисты. В центре он появлялся редко, крутил заработанные деньги на каком-то продовольственном рынке. Тем же, только на вещевом рынке, занимался и Генин, Так что полновластным – хозяином центра являлся, по сути, один Костя.

– Здорово, Макс. – Володя бросил. на стол сумку и оглядел коридор. – Зги два коммерсанта еще не появлялись? – В его голосе послышались неприязненные нотки, и Максим, в который уже раз, отметил: не все так безоблачно во взаимоотношениях троицы.

– Пока нет, – сухо ответил он, создавая видимость субординации.

– Заказов сегодня много?

– Как обычно, – пожал плечами Максим. – Несколько человек к Кире, два вечерних заказа на сауну, днем – банкиры, по абонементу.

– «Массажисток» просили? – Кровель поморщился, точно от зубной боли.

– Нет, только массажиста. Настоящего, – уточнил Максим.

– Что они, импотенты все, что ли, в тих, банках? – с раздражением процедил Молодя. И его можно было понять: «массажистки» давали основной доход фитнесс-центра. – Ладно, я у себя. – Он прошел в директорский кабинет. Каждый из трех совладельцев ежедневно подчеркивал, что этот кабинет – его, только его.

Максим проверил содержимое бара и холодильника. Удовлетворенно хмыкнул. Позвонил Кире – предупредить о заказах. Сбегал в ближайший магазин, где купил еще ящик пива на всякий случай. Аккуратно подклеил чек в журнал расходов. В этот момент одновременно загорелась лампочка вызова «интеркома» и раздался звонок в дверь.

– Слушаю, – бросил Максим в «интерком» и включил внешнюю камеру. Перед дверью стояли два толстяка, Костя и Петя, а за ними маячила невысокая фигура массажиста.

– Толстяки не звонили? – прорычал «интерком» голосом Кровеля.

– Прибыли явочным порядком, – ответил Максим и нажал кнопку электрозамка.

Коридор заполнился шумом, топотом и басовитым матом. Два толстяка никак не могли разом пройти в одну дверь, а уступать друг другу они не привыкли. Воспитание по позволяло. Максим вышел в коридор и предложил бросить монетку. Костя в задумчивости посмотрел на него. Петр же тем временем протиснулся в дверь.

– Бесполезно, – хмыкнул он, войдя в коридор. – У Константина все монетки – специальные. Он в «орла» и «решку» еще с колыбели натаскан.

– Тоже мне, образец честности, – огрызнулся Баргузов, заполняя собой дверной проем. Уж массажиста пропускать вперед он не собирался.

Толстяки скрылись за дверью директорского кабинета, и через десять секунд оттуда высунулась голова Кровеля.

– Макс! В течение получаса нас ни для кого нет!

– Ясно, – кивнул Максим и ушел в свой угол.

– Ну что, орел? – раздался из «интеркома» голос Баргузова. – Решил за наш счет помочь своему кенгу? Анас спросил?

– Тоном ниже, Бар, – прошипел Кровель. – Я тебе не мальчик, отчитываться перед тобой не намерен.

Максим протянул было руку, чтобы выключить «интерком», но отдернул ее. Толстяки наверняка услышат щелчок, а объясняться с ними не хотелось.

– Что значит – не намерен? – включился в разговор Генин. – Бабки-то общие. Ты можешь не брать свою долю процентов, но нашу, будь добр, верни.

– А я с тебя требую процент за твоего сапожника? Ну-ка, Петенька, скажи: яхоть раз упрекнул тебя этим кредитом?

– Заткнись! – рявкнул Костя. – Леха – наш общий кент, и мы обязаны ему помочь. Кроме того, мы с его бизнеса долю имеем, и ты это знаешь!

– А твоего козла мочить давно пора, – добавил Петр.

– За козла, Петенька, можно и ответить, – злобно прошипел Кровель. – За метлой следи чуток, базар-то фильтруй. – Послышалась какая-то возня, потом он продолжил: – Это – ваша доля. Хватит? И нечего козлить всех подряд.

– А мне сказали, ты ему без процентов дал, – с обидой протянул Баргузов. – Если так, то все заметано.

– Кто сказал-то, Бар?

С минуту все молчали. Потом Константин откашлялся и тихо произнес:

– Да есть тут один… Что скажешь, Петенька?

Генин молчал.

– А Леха-то когда отдаст? – вкрадчивым голосом спросил Костя.

– Неважно, – пробурчал Генин. – Я эти бабки сам в общак внесу.

– А ты не крутишь с нами, Петенька, а? Может, процентик с него все-таки дерешь?

– Гадом буду. Бар, – ни копейки! – обиделся Гении.

– Ладно, сухопарые мои, – снова заговорил Кровель. – У меня вот какой вопрос на обсуждение. Бабки мы вносили поровну, делим их – тоже поровну. Я тут немного прикинул. Вот листик. Посмотрите-ка, это любопытно. Эта цифра – то, что заработал вне бани Петр. Эта – моя. А вот этот круглый ноль – твой. Бар. Что получается? Мы бабки крутим – а ты жируешь. Занялся бы чем-нибудь, а? Девок здесь по ночам трахать занятие не очень для нас прибыльное.

– Э-э-э… – угрожающе промычал Константин. – Ты что, в натуре, совсем охренел? А братва накатит – ты, что ли, разбираться с ней будешь? Или ко мне прибежишь?

– До сих пор мы эти вопросы вместе решали… Или ты хочешь сказать, что я плачу тебе за крышу? Самому-то не смешно? Авторитет, твою мать…

– Я тебе пасть-то твою поганую сейчас заткну!

– Стоп! – прокричал Генин. – Успокойтесь вы, оба! Вова, кончай бузить. А ты, Бар, подумай. Может, тебе лучше свалить от нас?

– Ты тоже считаешь, что я этих денег не заработал?

– А чем ты их заработал? Тем, что девок по углам терроризируешь?

Послышался грохот. Потом мат, крики. Максим под шумок выключил «интерком». Очень вовремя. Тотчас хлопнула входная дверь, и в коридор вплыла Кира, заполнив помещение запахом фиалок Монмартра.

– Привет, – весело бросил ей Максим, по привычке восхищенно закатив глаза и разведя руками. – Мадемуазель, сегодня вы выглядите даже лучше, чем вчера.

– Привет, Макс. – Кира попробовала его имя на вкус, сморщила носик и откровенно уставилась на него, стремясь произвести впечатление новым макияжем. Впечатление оказалось не совсем то, на какое она рассчитывала, но все же. Вчера вечером Кирочка, очевидно, переутомилась, а в ее возрасте трудно это скрыть даже под самым искусным макияжем. Два еле заметных лучика в уголках глаз говорили о небрежном отношении ко сну, а сеточка морщин возле губ – о непреодолимом желании решить свои семейные проблемы, которое с каждым годом лишь усиливалось.

Кира давно и всерьез собралась замуж и не скрывала этого. «Нерушимые» и «вечные» трехмесячные связи, красной нитью проходящие через всю ее жизнь, надоели ей окончательно. Об этом она плакалась Максиму в свободные от посетителей минуты. Плакалась, мило воркуя и закатывая глазки.

Сквозь женщин она смотрела, точно сквозь оконное стекло, видела в них только источник дохода. Мужчин подразделяла на три основные категории. Первая до двадцати пяти и после шестидесяти – совершенно бесперспективная. По разным причинам. Те, что победнее, были неинтересны ей. Тем, что побогаче, – неинтересна она. Вторая категория – средний возраст с набором кредитных карточек. Причина ее бессонницы. Будучи, впрочем, дамой отнюдь не глупой, она понимала, что в ее возрасте – ближе к сорока, чем к тридцати – рассчитывать здесь также не на что. Поэтому весь накопленный запас сил и энергии она обращала на третью категорию – средний возраст, не сумевший себя реализовать. Стоило Кире узнать о высшем юридическом образовании Максима, как он тотчас же попал в сферу ее жизненных интересов. Рассуждала она при этом весьма тривиально, но, как ей казалось, логично. Вот, дескать, женится он на мне – я из него такого адвоката сделаю, что Резник и Падва заплачут горючими слезами от зависти в ответ. Максим на ее откровенные намеки только усмехался; флиртовать же старался осторожно, чтобы ненароком не обидеть ее всерьез.

– Весело было? – как бы невзначай спросил он, улыбаясь.

– Где? – не поняла Кира и нахмурила лобик.

– Ну… – Максим неопределенно развел руками. – Вчера. Розы, шампанское, ужин при свечах?

– А пошел ты… – беззлобно отмахнулась Кира. – Кому нужна старая, больная, одинокая девушка? Тебе вот все намекаешь, намекаешь, а ты… Дубина ментовская…

– За мента ответишь, – сделал страшные глаза Максим.

– А против дубины, значит, не возражаешь? – Кира распахнула модный летний плащ – и оказалась в кожаных шортах, колготках в крупную сетку и высоких ботфортах. Глядя куда-то в потолок и лукаво улыбаясь, потерлась о Максима бедром и промурлыкала: – Мужчина, угостите даму сигаретой!

– Слушай, а похоже… – с преувеличенным восхищением протянул Максим и хохотнул: – Хоть сейчас на Тверскую!

– Дурень! – отрезала его Кира. – Там бабок берут кучу, а тебе здесь задарма может достаться! – Она прикурила и уже нормальным деловым тоном осведомилась:

– Генералиссимусы здесь?

Максим молча кивнул, и Кира с испуганными глазами на цыпочках прокралась к себе в кабинет.

– Стоп, радость моя! – остановил ее на пороге окрик Кровеля. – Как жизнь? – Он многозначительно посмотрел на часы, – Кира опоздала на сорок минут.

– Володенька, – захныкала Кира, – у меня же первый заказ только через полчаса.

– Ладно. Проехали. Пойдем-ка – запишешь мне двух фемин на завтра. Хорошие, только пальчики толстые, от бриллиантов опухли.

Следом за Кровелем в коридор вывалился красный, как вареная креветка, Костя Баргузов и проревел:

– Кира, ты мне тетку обещала! Где она?

– Будет, Костенька, будет, – промурлыкала из своего кабинета Кира. – Раз я обещала, значит, будет.

– Смотри у меня, девушка, повнимательнее со мной. А то тебя подпрягу, – ухмыльнулся Баргузов.

– А не боишься, что я у тебя жить останусь? – парировала Кира.

– Макс, – прохрипел селектор голосом Генина. – Если меня будут спрашивать – я здесь до двух, потом пусть звонят на мобильный.

– Ладно, начальник, чего уж… – сиплым голосом старого зека ответил Макс.

– А пошел ты, – тихо буркнул Петр. – Рожа ментовская…

К девяти утра Максим уже заканчивал уборку, – вымыл финским пихтовым составом сауну, поставил терморегулятор на просушку. И тут в дверь неожиданно позвонили. Максим включил внешнюю камеру и с удивлением обнаружил Костю Баргузова, который, по его расчетам, должен был еще крепко спать.

– Привет, Макс, – слабым голосом пробурчал тот. – Ты один? Я попарюсь часок-полтора. Тяжко что-то. Перебрал вчера.

– Твоя воля, начальник, – пожал плечами Максим. – Я тебе нужен?

– Не-а, – еле слышно ответил Костя. – Покой мне нужен, а не ты.

– Или гильотина, – с невозмутимым видом предположил Максим. – Говорят, помогает. От головной боли.

Костя «мазнул» по нему мутным глазом, пробурчал что-то о профессиональной ментовской доброте и скрылся за дверью банного отделения. Вскоре раздался шелест душа. Минут через пять хлопнула дверь сауны. Костя забормотал что-то по телефону, а Максим принялся дозваниваться в соседний мини-маркет. Минут через десять ему по удалось, и он долго и во всех подробностях начал обсуждать с директором заказ на завтра. Торговался он по каждому пункту и с удовольствием, прекрасно зная, что такие клиенты, как фитнесс-центр, у небольшого магазина – на вес золота, и директор часто готов идти на значительные уступки, чтобы их не потерять.

– Пойми, Максим, – проникновенным голосом убеждал его директор-армянин. – Раки – они севанские! Это тебе не вонючие перемороженные креветки, выловленные в европейской канализации! Это вкусно, как… – Он замолчал, мучительно подыскивая самое убедительное сравнение.

– Как Синди Кроуфорд, – закончил за него Максим.

– Да, наверное, – неуверенно согласился директор. – Я не знаю, что это такое, но верю тебе. А ты мне – не веришь. Почему?

Подобные беседы случались у них раз в неделю. Оба понимали, что это просто игра, поэтому относились к ней соответственно. Через полчасика тема была исчерпана, и они с удовольствием перешли к обсуждению футбольных новостей.

Затем Максим, мурлыча себе под нос какой-то «советский марш», продолжил уборку. Причем текст марша сочинял тут же, не выпуская из рук швабры. Во время пауз он слышал, как Константин с кем-то разговаривает по телефону – бесконечный ими разговор. Денег не жалко, подумал Максим, часами болтать по мобильному… Ладно, был бы разговор важный, а то: «Да, конечно… Ну, хорошо… увидимся… привет жене… не понял… ладно… не важно… успеется… как дела?.. Ничего, ничего… нормально… привет жене… да, конечно… Ну, хорошо…» – и так далее.

Максим вспомнил опухшую, пожелтевшую физиономию Константина, хмыкнул, достал из холодильника бутылку «Хейнекена» и толкнул дверь банного отделения. Закрыто. Из-за двери неслись бесконечные «привет жене» и «увидимся». «Ну и черт с тобой! – решил Максим и поставил бутылку на место. – Пить меньше надо!»

Он выкурил сигарету, добил вчерашний кроссворд, погладил так и не пропаренную сегодня ногу, потянулся и, тяжело вздохнув, направился ремонтировать сливной бачок в мужском туалете, рядом с тренажерным залом. Целую неделю он оттягивал этот момент, надеясь в глубине души на напарника. Тот оставался глух и слеп, придирчиво следуя железному правилу: в твою смену сломали, ты и ремонтируй. Максим провозился с ремонтом около получаса, а когда вернулся на рабочее место, то увидел, что дверь сауны открыта – оттуда раздавались «охи» и «ахи» Константина.

Минут через пять его красная физиономия появилась в дверном проеме.

– Ты где бродишь? – Глаза воспаленные, голос хриплый. Похоже, и впрямь сегодня утром господин Баргузов сам себе противен.

– Толчок ремонтировал. Может, тебе пивка? – предложил Максим, видя, что начальник чувствует себя не лучше, чем до сауны.

– Хорошо бы… – мечтательно протянул Костя. – Только очень холодного, ага? И бутербродик, с семгой.

– Сделаем, – кивнул Максим и принялся конструировать огромный – по Костиным габаритам – сандвич, на который ушла целая рыбная упаковка.