Текст книги "Искатель. 1975. Выпуск №5"

Автор книги: Андрей Балабуха

Соавторы: Сергей Высоцкий,Зиновий Юрьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Старушка рассмеялась.

– Когда разговариваешь с человеком, который прячется от полиции, надо все время следить за собой, а то, что ни скажешь, – во всем какой-то намек получается.

– Миссис Нильсен, – сказал я, – можете вы мне сказать, почему вы совсем не боитесь меня?

– Молодой человек, во-первых, в восемьдесят один год можно позволить себе роскошь быть смелым. Во-вторых, когда целыми днями сидишь одна в этом проклятом кресле – сестра часто уходит к своей дочке, – приятно поболтать даже с преступником. И, в-третьих, большинство преступников, с которыми мне приходилось иметь дело, были вполне порядочные люди. И наоборот.

Миссис Нильсен засмеялась, закашлялась.

– А ваша сестра? Она разделяет ваши в высшей степени либеральные взгляды?

– Кэролин? – Старушка пожала узенькими, худыми плечами. – У Кэролин нет взглядов. Взгляды есть у меня, и этого нам вполне достаточно. Тем более что у меня их хоть пруд пруди.

Сестра миссис Нильсен пришла через полчаса. Она была действительно моложе. Миссис Нильсен шел восемьдесят первый годок, а Кэролин всего семьдесят восьмой.

– Познакомься, Кэролин, это мистер Рондол, он скрывается от полиции.

– Очень приятно, мистер Рондол.

Я не знал, что ей было приятно. То, что я Рондол, или то, что я скрываюсь от полиции, но она обрадовалась мне, как блудному сыну.

– Надеюсь, вы поужинаете с нами? – спросила Кэролин. В ее выцветших, светлых глазах был не столько вопрос, сколько просьба.

– Да, конечно, миссис…

– Миссис Калифано.

– Конечно, миссис Калифано. Я голоден, как тигр.

Когда ее сестра ушла на кухню, миссис Нильсен объяснила мне:

– Понимаете, я практически ничего не ем. У ее дочери гастрит. У мужа дочери диабет. Обе внучки следят за фигурами и живут в основном на твороге. У вас здоровый желудок, мистер Рондол?

– Вполне.

– Да, именно такого человека, как вы, не хватает в нашей семье… А вы женаты?

– Нет, миссис Нильсен.

– Гм… Адвокат, холост, со здоровым желудком, скрывается от полиции… Познакомить вас с племянницами? Джоси у нас красотка. Только что развелась во второй раз.

– Буду польщен, миссис Нильсен. Я смотрю, у меня здесь в Драйвелле образуется очень приятный круг знакомств. Главное, чтобы он все-таки не включал полиции.

– Не беспокойтесь. Я всегда слишком ценила мужчин, чтобы делиться ими с полицией…

Боже, какое же это было удовольствие говорить с этой безмятежной, храброй женщиной, сохранившей, несмотря на свои годы и парализованные ноги, столько доброты и юмора. Сравнить ее с теми, с кем мне приходилось в основном иметь дело…

Когда ужин был готов, я понял, что миссис Калифано не совсем ясно представляла себе возможности одного мужчины, даже основательно проголодавшегося. Я ел, ел, ел, и мне начало казаться, что я ел всегда и буду есть всегда, даже если это будет мне стоить заворота кишок. Но если уж мне суждено погибнуть в расцвете сил, то лучше от такой еды, чем от руки полицейского.

Глава 4

Детектив второго класса Смит вошел в гостиницу «Драйвелл».

– Полиция, – кивнул он женщине за стойкой. – Вы видели наше сообщение о том, что у вас здесь где-то скрывается опасный преступник?

– Нет.

– Вот фото, держите.

Смит был, может быть, не самым лучшим полицейским, но он был полицейским с двенадцатилетним стажем, и он заметил, что в глазах женщины промелькнула искорка узнавания.

– Узнаете?

Женщина пожала плечами.

– Узнаете? – уже настойчивее спросил Смит. – Учтите, что…

Женщина ничего не сказала. Она подняла глаза, и он понял, что человек на втором этаже.

– Куда выходят окна?

– Во двор.

– А выход оттуда?

– На улицу.

Он кивнул ей и, не сводя глаз с лестницы, попятился к выходу. Он был человеком педантичным и никогда ничего не забывал.

– Джей, – позвал он, – ты пойдешь со мной. Он как будто здесь. Сержант оказался прав. А ты, Хамп, оставайся в машине. Сообщи в Джоллу, что мы нашли его в этой дыре, как она называется, ага, «Драйвелл». И гляди в оба. Если он вдруг выскочит во двор, он или постарается где-то там спрятаться, или выбраться на улицу. Запечатай выход, понял?

– Да. – Хамп поднял трубку радиотелефона и начал докладывать сержанту.

Сержант выслушал его сообщение. Сердце его колотилось, но он был спокоен. Он был на волне, и волна несла его. Только не сделать неосторожного хода – и волна сама вынесет его на берег. Лейтенант Лепски. Да, мистер Вольмут, благодарю вас, мистер Вольмут. Да, мартини, пожалуйста. Не хочу ли я выгодно пристроить денежки? Спасибо, спасибо, мистер Вольмут, вы знаете, как я вам благодарен. Ну что вы, что вы, я всегда все сделаю для вас и ваших друзей…

Ну, неси, волна! Он нажал кнопку тревоги и начал отдавать приказы экипажам дежурных машин. Городишко нужно буквально запечатать. Хорошо, если они сразу возьмут его. Но этот Рондол – парень не промах. Сержант вспомнил капитана Мэннинга и почувствовал прилив симпатии к Рондолу. Ему даже стало на мгновение жаль, что он должен схватить такого толкового человека, но что поделаешь. В жизни хватаешь не того, кто тебе неприятен, а того, кого нужно. В этом-то и весь фокус. Чувства – одно, а дело – другое.

Сержант Лепски не был по натуре человеком злым, жестоким или коварным. Он просто очень хотел подняться на пару ступенек полицейской лестницы. Туда, где к заработку присовокупляются не какие-то жалкие подачки от ничтожных букмекеров, альфонсов, шлюх и уличных толкачей – торговцев наркотиками, а настоящие деньги. Большие деньги. Деньги, с которыми уже что-то нужно делать. Деньги, которые можно куда-то вкладывать. Вкла-ды-вать! Слово-то какое – вкла-ды-вать!

Если бы кто-нибудь указал Говарду Лепски другой верный путь к этим деньгам, он бы, вполне возможно, пошел тем путем. Но никто ничего ему не предлагал. Кроме мистера Вольмута. И он был благодарен мистеру Вольмуту.

Он сидел у радио и терпеливо ждал сообщения из «Драйвелла». По своему опыту он знал, что взять человека, у которого есть пистолет и которому некуда отступать, не так-то просто. И поэтому он терпеливо ждал.

…Смит и Джей осторожно поднялись на второй этаж. Тихо, как в морге. Называется гостиница… Комната шесть. Вот она. Медленно, держа пистолеты наготове, они подошли к двери, и Смит заглянул в замочную скважину. Видно ничего не было. Ключ. Здесь он, значит.

– Рондол, – позвал он, – выходите.

Никто не отвечал. Какие они все идиоты, сколько из-за них хлопот… Нет чтобы сразу выйти… И не надо было бы выламывать дверь.

Он внимательно посмотрел на дверь. Здесь, по крайней мере, сделать это будет нетрудно. Не стены, а картон. Чистый картон.

– Рондол, – сказал он терпеливо, как объясняет учитель самому тупому ученику, – нас здесь двое. Мы вооружены. Внизу у выхода машина. Я даю вам три минуты. Вы же интеллигентный человек…

Он приложил ухо к двери и сделал знак Джею, чтобы он не шевелился. Что-то слишком уж тихо. Ни скрипа пола, ни шагов, ни дыхания. Подозрительно тихо.

– Ну, Джей, давай.

Они высадили дверь с первого раза. Комната была пуста, окно раскрыто. Простыня, привязанная к радиатору отопления. Смит выглянул во двор. Маленький двор с высокой стеной.

Они кубарем скатились по лестнице.

– Ушел, – крикнул Джей зачем-то женщине за конторкой.

– Он заплатил вперед за два дня, – ответила она.

– Где он, Хамп? – спросил Смит.

– Это вас нужно спросить. Здесь вообще никто не проходил. После того бородатого, что вышел из двора.

Смит начал догадываться. Он взял трубку, вздохнул и начал докладывать сержанту.

…Ну что ж, подумал сержант Лепски, все на свете приходится зарабатывать. Даром деньги не дают. Особенно такие люди, как мистер Вольмут. Мысль эта не была ему неприятна, скорее даже наоборот, потому что в душе Говард Лепски был человеком справедливым, и торжество справедливости каждый раз наполняло его удовлетворением, словно выигрывала его любимая бейсбольная команда.

Теперь нужно ждать. Городок буквально запечатан. С бородой или без бороды Рондолу теперь не выскользнуть. Да и деваться ему теперь некуда. Если нужно будет, придется проверить каждый дом.

* * *

– А если полиция пожалует к вам в гости? – спросил я после ужина. Веки у меня закрывались, словно их стягивали пружинки.

– Не пожалует, – твердо сказала миссис Нильсен.

– А если все-таки пожалует?

– Там видно будет. Обысков у нас пока, слава богу, как будто не делают.

Полиция заявилась утром. Когда раздался звонок, я осторожно выглянул в окно. На улице стояла полицейская машина, а у калитки два человека. Они всегда работают парами.

– Полиция, – тихо сказал я.

– Прекрасно, – кивнула миссис Нильсен. В голосе ее звучало едва сдерживаемое возбуждение. – Лучшие часы. Жизнь возвращается в старый дом. Кэролин, иди открой. Если они захотят меня проведать – ради бога. Молодой человек, это хороший шкаф. А если вы не любите запаха нафталина, потерпите.

Я устроился на коленях. Не очень удобная поза, особенно когда голова зарыта в какие-то юбки, кофточки и бог знает что еще. Голоса, которые я слышал, казались странно глухими, ватными, как при полностью завернутых ручках тембра на радиоприемнике. Господи, только бы не чихнуть. Но я знал, что не чихну. Лопну, может быть, но не чихну. Мне очень не хотелось к капитану Мэннингу, который, наверное, обижен на меня. Мне очень не хотелось к нему.

– Простите, мэм, вы хозяйка этого дома?

А что, если все это лишь хитрый ход и старуха сейчас молча кивнет на шкаф? Нет, не может этого быть. Я в это не верил. Я почти не боялся, а страх сам знает, когда появиться.

– Я, молодой человек. Чем могу служить?

– Мы хотели проверить, мэм, не пытался ли к вам проникнуть преступник, фото которого мы показывали вчера. Но он, как мы думаем, может быть загримирован. С бородой.

– Как интересно… – пробормотала миссис Нильсен. – Загримирован…

– Вы не видели его?

– К сожалению, молодой человек, я уже не хожу восемь лет. Если бы вы одолжили мне свои ноги, я бы, наверное, нашла его быстрее вас.

– Простите, мэм… – даже сквозь дверцу шкафа и десять кофт я различил смущение в голосе полицейского. – Простите, мэм, но мы справляемся во всех домах.

– Желаю удачи, молодые люди.

– Если он…

– О, в таком случае я знаю, что делать…

Наверное, миссис Нильсен вытащила свою «беретту двадцать пять» как-то особенно лихо, потому что оба полицейских засмеялись. Я не ошибся, потому что один из них спросил:

– Надеюсь, он у вас зарегистрирован?

– А как же, молодой человек. Единственная защита для одинокой старухи.

Полицейские снова засмеялись.

– До свидания, мэм, и простите за беспокойство.

– Ничего, ничего, молодые люди. В моем возрасте человек рад любому визиту.

Через несколько минут Кэролин извлекла меня из шкафа.

– Ну как? – торжествующе спросила миссис Нильсен.

– Мадам, – поклонился я, – поверьте, это была самая реалистическая игра, которую я когда-либо слышал. Если бы я не боялся за свою шкуру и вашу репутацию, я бы начал аплодировать прямо в шкафу.

Лицо миссис Нильсен порозовело, и она смущенно улыбнулась.

– Кэролин, сестра моя, – сказала она театральным голосом, – как ты думаешь, что произойдет, если мы все выпьем в честь обмана представителей власти по рюмочке?

Кэролин, очевидно, не привыкла к вопросам, обращенным к ней, потому что на ее лице отразилась мучительная работа мысли. Наконец она нерешительно пробормотала:

– Я думаю, ничего не произойдет.

– Браво, – сказала миссис Нильсен, – а еще говорят, что пожилые люди плохо соображают…

* * *

– Понимаете, мистер Вольмут, – сказал сержант Лепски, – мы твердо знаем, что он в Драйвелле. Мы проверили все дома, но до сих пор не нашли его.

– Ну что вы хотите, чтобы я вам нашел его? А вы тогда зачем?

– К сожалению, сэр, мы не имеем права обыскивать дома, но…

– Какое мне дело до ваших прав? Сожгите этот Драйвелл. Сбросьте на него атомную бомбу. Я-то в отличие от вас уверен, что он уже в Шервуде. А там, слава богу, мы обойдемся без доблестной джоллской полиции.

Сержант долго держал трубку в руке. Положить трубку – значит закончить разговор. А ему очень не хотелось кончать разговор с мистером Вольмутом. Особенно так.

Проклятый Рондол, что ему еще нужно? Все, все сделано так, как его учили когда-то. Где он? Куда он провалился? Всегда так, всегда находится какой-нибудь мерзавец, который ставит подножку полиции. Попробуй поработай с такими гражданами. Неужели нельзя дать полиции право обыскивать дома, когда это нужно? Разве полиция не ведет отчаянную борьбу по поддержанию порядка? Разве не защищает грудью закон?

Он вздохнул. Что, что делать? Нельзя же держать вечно всю джоллскую полицию в этом проклятом городке. Ну, еще день, два от силы… Если бы только было время. Время, время…

Он поехал в Драйвелл. Если Рондол у кого-нибудь в доме, в одном из пятисот с лишним домиков городка, его нужно кормить… Хотя бы была неделя… За неделю можно было бы определить, кто покупает больше еды, чем обычно. Но недели не было. Мистер Вольмут не будет ждать неделю.

Он сам объехал все магазины, где продавалось продовольствие. Все пожимали плечами, все обещали тут же сообщить, как только заметят что-нибудь подозрительное.

Он не ждал никаких сообщений, но вечером позвонил мясник.

– Сержант?

– Да.

– Вот вы тут были у меня сегодня… Я всегда рад оказать полиции…

– И что?

– Дай, думаю…

– Что дай?

– Позвоню. Как вы сегодня… Конечно, ничего так… Но старуха Калифано…

– Что старуха Калифано?

– Мясо…

– Что мясо? Мясо старухи?

– Нет, сержант. Она мяса почти не покупает. А тут вырезка. А почем вырезка теперь, знаете?

– Нет, – простонал сержант.

– То-то. А она – два фунта. И получше, говорит, мистер Кучик. Вот я и…

– Старуха Калифано?

– Ну да… С сестрой, которая без ног.

– Кто без ног?

– Ну, сестра ее. Миссис Нильсен… Она…

Сержант Лепски бросил трубку. Господи, если есть какая-нибудь справедливость, сделай так, чтобы Рондол оказался у старухи. Ну что тебе стоит, это же не так много. Это будет только справедливо.

Он не стал никому говорить, куда едет. Он не верил ни в старуху без ног, ни в два фунта вырезки и не хотел оказаться смешным. Но и не проверить было нельзя. Адрес миссис Нильсен он нашел легко. Первый же человек, кого он спросил, сразу показал ему, где она живет.

Он оставил машину на площади возле зарядной станции, чтобы не спугнуть Рондола. Если он действительно у старух. Может быть, все-таки взять с собой кого-нибудь? Нет, не нужно. Рондол, бедняга, ведь обязательно попытается убежать, оказать сопротивление. А всадить в него пулю он сумеет и сам. Без свидетелей. И сам сумеет позвонить мистеру Вольмуту. Он постарается, чтобы в голосе у него не было торжества. Нет, скромно, по-деловому он сообщит ему, что атомной бомбы на Драйвелл сбрасывать так и не пришлось. Немножко юмора. Но чуть-чуть. Не лезть с фамильярностью. Такие люди, как мистер Вольмут, этого не любят.

Он сразу увидел домик. Как ему и объяснили, он стоял на отшибе. Совсем близко от шоссе. А за ним, похоже, лесок или рощица. Бедняга Рондол, он ведь захочет сбежать именно туда. Нет, он, конечно, не добежит, но именно близость укрытия заставит его сделать такой опрометчивый шаг.

Сержант Лепски остановился у калитки. Ему было неприятно входить без разрешения в чужой дом, это, строго говоря, было нарушением закона, а нарушение закона было ему неприятно, но что поделаешь, случаются обстоятельства, когда нужно уметь переступить через свои чувства.

Он перегнулся через забор. Замок был простенький, и открыть его ничего не стоило. Он медленно пошел по дорожке к дому, стараясь, чтобы шаги были легкими и бесшумными.

У него колотилось сердце, но так с ним было всегда в решающие минуты. Сердце колотилось – вот-вот выпрыгнет из груди, – но голова оставалась холодной и ясной. Если дверь окажется запертой, он постучит. Но ручка повернулась, он вошел в коридор. Пистолет в руке, предохранитель снят. Еще два шага. Только не торопиться. Женский голос из комнаты. Немолодой. Ах да, одна из старух. И мужской. Неужели же идиот мясник оказался прав? Подожди, сказал он себе, не спугни удачу. Посмотри.

Он вошел в комнату. Старуха и Рондол за столом. Неплохо готовит старуха, судя по запаху. Рондол. Что ж, это справедливо. Он должен был найти его. Симпатичное лицо у адвоката. Не повезло ему. Но так уж устроен мир. Если везет одному, значит, не везет другому.

– Мне жаль, мистер Рондол, – сказал сержант как можно любезнее, – но я вынужден арестовать вас.

Интересно, как меняются у людей лица в момент ареста. У Рондола оно окаменело. Окунули в гипс и дали высохнуть. Зато у старухи за столом челюсть отвалилась. Стала похожа на смерть. Только косы не хватает.

– Молодой человек, вы силой проникли в мой дом, – послышался еще один старушечий голос.

Господи, полон дом старух. Дом для престарелых. Он не отвернулся от Рондола. Известно, что случается, когда человек загнан в угол и ты на мгновение спускаешь с него взгляд.

– Простите, – сказал он, – но я должен арестовать этого человека.

– Сомневаюсь…

Краем глаза он видел, как старуха в кресле вытащила что-то из-под пледа. Он даже успел услышать выстрел. Негромкий. Наверное, двадцать пятый калибр. Странно, почему комната вся дернулась и зашаталась. Неужели же этот выстрел имеет отношение к нему? Комната плыла, покачиваясь, тускнела. «В меня попали», – вдруг подумал он. Хотелось лечь. Тем более что они медленно гасили свет.

– Я… как… – пробормотала миссис Калифано. Она мелко дрожала, не спуская глаз с лежавшей на полу фигуры.

– Кэролин, – строго сказала миссис Нильсен, – с каких это пор ты высказываешь свое мнение? Я думаю, тебе нужно сейчас провести мистера Рондола через рощицу, мимо спортплощадки и через парк. Вы выйдете к шоссе далеко за тем местом, где стоит полицейская машина. Там ты оставишь мистера Рондола, вернешься, возьмешь у дочери машину, выедешь из Драйвелла, посадишь мистера Рондола и довезешь его до того места, куда он захочет. Ты поняла меня, Кэролин?

– Да, но…

– Кэролин, – строго сказала миссис Нильсен, – ты сегодня очень много говоришь.

– Миссис Нильсен… – пробормотал Рондол, – я не…

– Не надо, – мягко прервала его старушка и улыбнулась. – Не надо. Если они захотят судить восьмидесятилетнюю парализованную старуху, выстрелившую в человека, который ворвался в ее дом, я им только скажу спасибо. Это будет прекрасное развлечение. Не каждому в мои годы удается попасть на скамью подсудимых. – Она достала свою тонкую, длинную сигарку и совсем молодым, лихим жестом щелкнула зажигалкой. – И не смотрите на меня с такой жалостью, молодой человек. Уверяю вас, я ни о чем не жалею.

– Спасибо… – пробормотал Рондол. Он моргнул несколько раз, но слезы на глазах никак не хотели исчезать.

– Не за что, молодой человек. Это был лучший мой день за долгие годы. Благодарю вас, и дай вам бог удачи… Кэролин, вам пора. Через пятнадцать минут я позвоню по телефону. Боже, представить только, что тут начнется… – Она озорно улыбнулась и выпустила дым тонкой длинной струйкой…

Глава 5

Было уже совсем поздно, когда Кэролин высадила меня в трех или четырех милях от Шервуда. Я решил, что безопаснее будет сделать несколько телефонных звонков отсюда, потом взять такси и добраться до города.

Я шел по пустынным улицам в поисках какого-нибудь еще открытого кафе. Мокрые снежинки таяли в воздухе, не успев долететь до земли. Я не боялся, я почему-то был уверен, что не встречу полиции. После миссис Нильсен я уже ничего не боялся. Все приобрело призрачный, нереальный характер. Одри, Ламонт, синтезатор, Гереро, капитан Мэннинг, ночной мокрый лес – все эти картины проносились в моем мозгу как главы какой-то книги, сцены какого-то фильма. Я тут ни при чем. Со мной этого случиться не могло. С кем-нибудь еще – пожалуйста. Но со мной, с адвокатом Язоном Рондолом? Невозможно.

Мимо меня нетвердой походкой прошел человек с поднятым воротником. Его глаза невидяще скользнули по мне, не задев. Нарк, отправившийся в странствие по своему фантастическому миру.

И мой мир был фантастичен, как порождение мозга, отравленного наркотиками. Я почувствовал странное отрешение от себя, отъединение от своего бренного тела, Я увидел высокого человека средних лет, который брел по пустой и мокрой ночной улице в поисках кафе. Это я. Все-таки это я.

Нужно было решить, где устроиться на ночлег. Моя квартира наверняка под наблюдением. Отели отпадают. Шервуд – это не Драйвелл. Здесь из окна не вылезешь. Друзья? Я знал только одного человека, который пустил бы меня, не задавая никаких вопросов.

Наконец-то открытый бар. Я вошел в небольшой зал. Печально пахнуло кислым пивом и табачным дымом. Запах одиночества и отчаяния. Последний запах, который, наверное, уносят с собой самоубийцы.

Я сел спиной к входной двери и подождал, пока ко мне не подошел человек. У него не было ни сил, ни желания спросить, что мне нужно. Он молча стоял около меня. У него были грязные ногти и татуировка на тыльной стороне руки. Бабочка. Сквозь синие крылья проросли короткие черные волосы.

– Двойное виски, – сказал я.

Бабочка дернулась и исчезла.

Я подошел к телефону-автомату и набрал номер Айвэна Бермана. Я долго держал трубку у уха и сдался только после десятого, наверное, гудка. Конечно, было бы слишком хорошо, чтобы он оказался дома. Дежурит, очевидно. Я вдруг подумал, что могу позвонить Хербу Розену. С ним, по крайней мере, можно быть честным. Работник полицейского управления – он-то уж знает, что к чему. Я нашел его телефон в своей записной книжке. Херб оказался дома и даже не спал.

– Херб, – сказал я, прикрывая трубку рукой, – это Язон Рондол.

Наступила пауза. Слишком длинная пауза. Обычно Херб Розен не делает пауз. Он очень импульсивный человек. Настолько импульсивный, насколько может быть полицейский.

– Привет, Рондол, – наконец ответил он мне. Голос у него почему-то звучал сдавленно. Возможно, он хотел повеситься, и я ему помешал. Я уже знал, что незачем спрашивать о ночлеге. Люди, которые долго думают, прежде чем сказать «привет», вряд ли будут рады позднему гостю.

– Херб, возможно, ты слышал…

– Я слышал…

– Мне не хотелось бы идти к себе.

– Я понимаю.

– И я подумал, может быть…

– Что может быть, Язон? – мягко спросил меня Херб.

– Может быть, я смог бы переночевать у тебя…

– Нет, Язон. Боюсь, что нет…

Он молчал, ожидая моей реакции, но и я молчал. Пусть он продолжает. Или кладет трубку.

– Понимаешь… – Херб вздохнул, – это тонкая штука… Если узнают… Нет, Язон, я не могу позволить себе…

– Хорошо, Херб, сделай мне тогда другое одолжение. Арестуй меня. Ты получишь повышение по службе, и совесть твоя будет чиста – ты выполнил просьбу друга.

– Не вижу ничего смешного, – сказал Розен.

– А я и не смеюсь. Я говорю совершенно честно. Все равно я собираюсь отдаться в руки правосудия, так почему при этом не оказать услугу старому другу?

Розен вздохнул. Я представил себе, как он мучительно думает, издеваюсь я над ним или говорю правду.

– Язон, – сказал он, – ты знаешь, какие у тебя хвосты?

– Приблизительно.

– И ты хочешь явиться с повинной?

– А что мне еще делать? Не могу я бегать все время, как заяц.

– Я ничем не смогу тебе помочь, Язон. Это слишком серьезно. Начальство рвет и мечет. Похоже, что ты прошел по мозолям целого батальона.

– Так как?

– А как ты это себе представляешь?

– Завтра, ну, скажем, в десять утра, ты случайно оказываешься… допустим, у входа в отель «Мажестик». Хорошо?

– Ну, допустим. А ты?

– Я подойду к тебе, а ты арестуешь меня.

– А ты меня не разыгрываешь?

– Господь с тобой, Херб.

– Ну спасибо.

Старый, добрый Херб. Большой, толстый Херб. Прокрутится, бедняга, наверное, минут десять на кровати, пока уснет. Муки совести. Десятиминутные муки. А может быть, и не муки. Может быть, и он думает, что я обязательно, во что бы то ни стало попытаюсь бежать. Может быть, и он знает, что я их больше устраиваю в виде трупа, чем живой, и все полицейское управление Шервуда знает. В таком случае он проявил редкое благородство – отказался от соблазна пристрелить приятеля при попытке к бегству. Зря я иронизирую. В некоторых кругах это огромная жертва. Редкое благородство. Большое сердце. Только бы он не передумал до утра. Но другого выхода у меня не было.

Я выпил свое виски. Оно скользнуло теплой волной по пищеводу, И я вдруг подумал, что выпил, может быть, последний раз в жизни.

Я снова позвонил. На этот раз знакомому из «Шервуд икзэминер». Год тому назад он был репортером. С тех пор я его не видел.

– Тим, – спросил я, – это ты? Я тебя не разбудил?

– Нет, не разбудил, – сказал он. – Но хотелось бы знать, кто меня не разбудил?

– Это Язон Рондол.

Тим молчал. Так же, как только что Херб Розен. Я, кажется, начинаю действовать на людей как гремучая змея. Они цепенеют.

– Здравствуй, Язон. Где ты?

– Еще на свободе. Но завтра я собираюсь отдаться в руки полиции. Ты, надеюсь, слышал, что за мной идет настоящая охота.

– Слышал.

– Тим, я обещаю тебе, ты завтра будешь первым, кто сообщит о том, что опасный преступник адвокат Язон Рондол сам сдался полиции. И смею тебя заверить, Тим, если я доживу до суда – а мне этого очень хочется, – это будет самый интересный процесс за долгие годы.

– Язон, для чего ты звонишь мне? Не только ведь для того, чтобы сделать мне одолжение?

– Совершенно верно. Я хочу дожить до суда.

– А я…

– Газета должна подчеркнуть, что я добровольно сдался полиции. И фото. Если вы это сделаете, они могут побояться прихлопнуть меня. Слишком велик скандал. И обязательно возьми с собой фотографа. Очень трудно стрелять в человека, когда на тебя смотрит объектив. Ты меня понимаешь?

– Да.

– Ты обещаешь?

– Хорошо, Язон. Теперь я верю тебе. Знаешь, когда речь идет об эмоциях, я каждый раз теряюсь, словно и густом лесу. А когда понимаешь, где у кого какая выгода, тогда другое дело. Где и когда быть?

– Вход в отель «Мажестик». Десять утра.

– Спасибо, Язон. Арестовывайся спокойно.

Нет, что ни говорите, а друзья – великая вещь. Особенно если их интересы совпадают с твоими.

– Простите, мистер, мы закрываемся.

Я посмотрел на официанта. У него было синее от усталости лицо. Того же цвета, что и бабочка на руке.

– Хорошо, – сказал я. – Вот деньги. Сдачу оставьте себе.

Он даже не поблагодарил меня. Я понимал его. В какой-то момент усталость так давит, что на все становится наплевать.

После бара ночной воздух казался удивительно чистым. Я прошел квартала два, прежде чем нашел такси. Шофер – мужчина средних лет с печально обвисшими усами – дремал, прислонив голову к боковому стеклу. Я осторожно побарабанил. Шофер поднял голову.

– Батареи заряжены полностью? – спросил я.

Он кивнул, потер лицо руками. Я залез на заднее сиденье.

– Куда вам?

– В Джоллу.

Шофер нерешительно посмотрел на меня.

– В это время я не найду там пассажиров… Придется стоять до утра…

– О, вам не придется стоять там… Мне нужно лишь… передать пакет, и мы вернемся обратно.

Шофер все еще не мог решиться. Он с сомнением посмотрел на меня, и я вдруг понял, что он сомневается, не укокошу ли я его на ночной дороге и если нет, то хватит ли у меня денег заплатить за такое путешествие.

– Да вы не беспокойтесь, приятель, – сказал я. – Я работаю в фирме Гереро. Может быть, слышали, игрушки Гереро?

– Нет, – покачал шофер головой, но уже спокойнее.

– Плачу казенными. – Я вытащил из кармана деньги. Я и забыл, что был так богат. – Ехать на такси в Джоллу на свои – эдак быстро разоришься. А на казенные…

– Ну конечно, мистер, фабрика игрушек не могла позвонить в Джоллу, она должна посылать туда ночью человека. Но меня это не касается. Деньги у вас есть, а это главное…

– Это очень тонкая мысль, – сказал я, и шофер засмеялся.

Я откинулся на спинку сиденья. Мы ехали по пустым и темным улицам Шервуда. Монотонно поскрипывали щетки стеклоочистителя, тихо шипел моторчик обогревателя. В свете фар снежинки налетали на нас роями блестящих насекомых.

– Самое милое дело – ночная езда, – задумчиво сказал шофер. – Свободно, спокойно. Людей мало, и мир на мир похож, а не на котел какой-то, в котором все кипит, бурлит, переливается. – Шофер помолчал и добавил: – Не люблю людей… Все зло от них. Вот возьмите дорогу, к примеру. Людей нет – дорога спокойная, безопасная, чистая. А как люди появляются – тут тебе сразу же снование, суета. Шум, гам…

Я не спал, но и не бодрствовал. Я чутко дремал, плавал на границе сна и бодрствования. Иногда голос шофера начинал доноситься до меня уж очень издалека, приглушенным, я понимал, что засыпаю, встряхивался, болтал головой, массировал лицо руками.

В Джоллу я, конечно, ехать не собирался. Не нужно было вообще ехать в этом направлении. Сам не знаю, почему из меня выскочила эта Джолла. Как там поживает капитан Мэннинг? Как он выглядит? Не знаю, как левой, а правой стороной лица он наверняка может пугать детей… Бедная миссис Нильсен… Ее уже, наверное, арестовали.

– Послушайте, приятель, – сказал я шоферу. – Я передумал. Мы, пожалуй, в Джоллу не поедем. Когда будет разворот, поворачивай обратно.

Шофер ничего не сказал, но я заметил, как у него напряглись плечи. Я представил, что он думает обо мне.

Я начал опять скользить по поверхности сна. Миссис Нильсен ловким движением вытаскивала из-под пледа свой маленький пистолет, подбрасывала в воздух и ловила его. Надо было встряхнуться, потому что я уже забредал в страну сновидений – это я понимал. Я не мог видеть миссис Нильсен в такси. И тем более она сейчас не подбрасывает пистолет. И даже не держит его. Полиция уже допросила ее. Молодой человек… Я увидел ее маленькое, упрямое лицо. Хотел бы я, чтобы у меня был такой дух. И даже не в восемьдесят один год, а сейчас.

Да, они ее уже наверняка допросили. Я представил, как она сидит сейчас одна. Неужели они ее все-таки арестовали?

Она сидела в своем кресле, а кресло бесшумно скользило по бесконечному серому коридору. И от бесконечности и пустынности его щемило сердце. Бедная миссис Нильсен… Вдруг кресло начало тормозить. Я открыл глаза. Справа у обочины стояла полицейская машина с вращающимся маячком на крыше, и около нее полицейский с сигаретой в губах.

Я не сразу сообразил, что происходит, но, прежде чем я отдал себе отчет в ситуации, я уже с силой упер ствол пистолета в спину шофера.

– Он стреляет, – тихо сказал я.

Машина начала набирать скорость, и полицейский остался позади. Удивительно все-таки многообразно применение пистолета. Кто бы мог подумать, что он такой хороший акселератор.

– Следующий раз он может выстрелить, – предупредил я шофера. – Рассказать вам, что делает пуля, попадая в тело шофера такси? О, это очень интересно. Вначале она…

– Я ничего не хотел…

– Ну, конечно, – сказал я, – вы ничего не хотели. Вы хотели только спросить у него, в чем смысл жизни. Да? Признайтесь?

– Чего вы от меня хотите? – захныкал шофер плаксивым голосом. – Что за проклятая работа….. Люди, люди, спешка, злость, грязь, крик, суета… Господи, сделай так, чтобы не было людей с их злобой…