Текст книги "Искатель. 1975. Выпуск №5"

Автор книги: Андрей Балабуха

Соавторы: Сергей Высоцкий,Зиновий Юрьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

7

На следующий день утром, просматривая у себя в кабинете оперативную сводку происшествий за день, Игорь Васильевич подумал о том, что же скажет лесник, когда к нему нагрянут Каликов с Шакутиным. Сам ли он стрелял или кто-то пришлый, какой-нибудь гость или охотник вышел с кордона, чтобы всадить пулю в лыжника. Значит, ждали этого человека. С трехчасового поезда ждали.

Все время звонил телефон. «Два дня не посидел в управлении – сразу всем понадобился», – недовольно подумал Игорь Васильевич. Из гороно напоминали, что через пять дней его доклад перед директорами школ о профилактике преступности. Девушка из общества «Знание» просила выступить с лекцией на заводе имени Ломоносова. Позвонил Белянчиков. Доложил, что находится в худфонде, пытается узнать, кто мог купить через магазин худфонда французскую сангину.

– Ты очень-то не надейся, – сказал ему Корнилов. – Дефицитные краски и сангину скорее всего у спекулянтов достают.

Потом позвонил Грановский, главный режиссер театра «Балтика». Просил завтра прийти на репетицию. Он ставил пьесу «Полночный вызов» по роману Сорокина «Бармен из «Астории». В пьесе рассказывалось об уголовном розыске, и Корнилова пригласили консультантом.

Грановский оказался на редкость приятным человеком: молодым – ему было не больше сорока, – красивым, чуть располневшим блондином.

…Переговорив с режиссером и пообещав обязательно побывать на репетиции, Игорь Васильевич пригласил Бугаева.

– Как с поисками, Семен? – спросил он старшего инспектора. – Райотдельцев привлек?

– Конечно. Они и сегодня ищут. Я как узнал, что убитый скорее всего художник, позвонил им. Сказал, чтобы в первую очередь за художников взялись. Вчера-то я не знал этого! – сказал он недовольно. – В два счета бы нашли.

– Хвастун, – усмехнулся Корнилов. – Давай держи связь с райотделом.

Варя, техсекретарь Корнилова, приоткрыла дверь, сказала чуть раздраженно:

– Игорь Васильевич, опять этот Гусельников звонит. По местному. Требует приема.

Корнилов вздохнул. Гусельников осаждал его уже давно. Сначала прислал длинное и вежливое письмо. Чувствовалось, что у автора дрожали руки – буквы были большие и волнистые. Гусельников жаловался на то, что уже два года, как уголовный розыск установил у него в квартире, в настольной лампе, подслушивающее устройство и следит за каждым его словом.

«Нельзя преследовать человека всю жизнь, – писал Гусельников. – Я уже давно стал честным человеком. Три года назад сотрудники стадиона имени Сергея Мироновича Кирова с почетом проводили меня на пенсию. Подарили телевизор, оставили постоянный пропуск на стадион. И вот теперь я снова на подозрении. Почему? Стыдно травить старого, больного и ныне беспредельно честного человека». Заканчивалось письмо просьбой убрать магнитофон из квартиры.

«Что за бред? – подумал Игорь Васильевич. – Какой магнитофон, какая слежка? Этот Гусельников явный псих!» Он повертел письмо в руках, не зная, что с ним делать, а потом написал на нем: «В архив».

Но Гусельников продолжал писать. Начальнику управления, в горком партии, в Министерство внутренних дел. И все письма стекались к Корнилову. Игорь Васильевич попросил сотрудников райотдела навести справки о Гусельникове. Оказалось, что он действительно болен. Уже несколько лет страдает психическим расстройством. А двадцать лет тому назад был приговорен к десяти годам заключения за крупные взятки – он работал в отделе учета и распределения жилплощади. Отсидел семь лет и все последние годы проработал сторожем на стадионе…

И вот теперь просится на прием… Что ему сказать? Как объяснить, что никакие магнитофоны никому уголовный розыск не подключает? Как разговаривать с больным? Не принимать? Но он опять будет писать во все концы.

– Ну так что ему сказать? – спросила Варя.

– Пусть приходит! – решился Игорь Васильевич. – Позвони, чтобы пропустили ко мне.

Варя удивленно посмотрела на Корнилова и хотела уже закрыть дверь, но Игорь Васильевич остановил ее:

– Нет, Варя, он больной человек, еще заблудится в наших коридорах. Сходи-ка за ним сама…

– И-и-и-горь Васильевич, – недоуменно протянула Варя.

– Иди, иди!

Через десять минут Гусельников сидел в кресле перед Корниловым и быстро-быстро моргал длинными белесыми ресницами. Он был высок, тощ как дистрофик, и вся кожа у него – и на лице и на руках – пестрела от крупных рыжих веснушек. Игорь Васильевич ожидал увидеть дергающегося психа с шалыми глазами, готового забиться в падучей, но Гусельников смотрел на него осмысленно и спокойно, и походил он скорее на старого доктора, чем на больного.

– Я вас слушаю, – сказал Игорь Васильевич.

Гусельников поерзал в кресле и, весь подавшись к Корнилову, сказал тихо, просительно:

– Уберите магнитофон, товарищ начальник. Перед вами как на духу – расквитался я сполна за грехи. Честно живу на свою кровную пенсию… – Он хотел что-то еще сказать, но в это время дверь отворилась, и снова вошел Семен Бугаев.

– Разрешите, Игорь Васильевич? – он подошел к столу.

– Что-нибудь срочное у тебя? – спросил Корнилов.

– Мне Варя сказала зайти к вам.

Игорь Васильевич усмехнулся. «Варюха, видать, решила, что с сумасшедшим надо разговаривать вдвоем». Сказал Бугаеву:

– Садись, поговорим вместе. – И, обернувшись к Гусельникову, отрекомендовал: – Это наш работник – старший уполномоченный Бугаев. Я думаю, он нам поможет…

Бугаев удивленно поднял брови.

– Товарищ Гусельников пришел к нам с жалобой на действия уголовного розыска. Обижается, что мы до сих пор следим за ним… Вмонтировали в настольную лампу магнитофон. – Игорь Васильевич в упор смотрел на Семена. Лицо у Корнилова было серьезное, и только глаза смеялись. – Товарищ Гусельников много лет назад совершил преступление, но стал честным человеком, сейчас на пенсии…

– Истинно так, – кивнул головой Гусельников, – доживаю свой век честно и праведно.

Игорь Васильевич улыбнулся, видя растерянность Бугаева. А про Гусельникова подумал: «Интеллигент-интеллигент, а прошлое еще напоминает о себе».

– Я пришел к выводу, товарищ Бугаев, – сказал Игорь Васильевич, – что наблюдение за Корнеем Корнеевичем Гусельниковым надо полностью прекратить. Полностью и навсегда, – повторил он с нажимом. Бугаев сидел с каменным лицом.

– Семен, ты поедешь сейчас с товарищем Гусельниковым и заберешь передающее устройство. У тебя есть ко мне вопросы?

Бугаев вдруг усмехнулся и отрицательно покачал головой. По тому, как блеснули его глаза, Игорь Васильевич догадался, что Семен наконец все понял…

– Товарищ Корнилов, – сказал Гусельников радостно. – Товарищ Корнилов… Я так благодарен, что вы мне поверили. Я старый, по гроб жизни честный человек…

– Корней Корнеич, – Корнилов встал. – Не будем терять время. Садитесь в машину вместе с сотрудником и поезжайте. – И, обернувшись к Бугаеву, сказал: – Семен, одна нога там, другая здесь. Ты мне будешь нужен.

– Товарищ Корнилов! – двигаясь к дверям, причитал Гусельников с умилением. – Какой человек, какой человек!

Как только они ушли, Игорь Васильевич вызвал секретаршу.

– Варвара Григорьевна, – начал он строго. – Это вы прислали ко мне Бугаева?

Варвара покраснела:

– Игорь Васильевич, сумасшедший же… Мало ли что!

– Старик ведь, – уже мягче сказал Корнилов.

– Все равно, – упрямо сказала Варвара. – Вон в Москве сумасшедший с ножиком ходит…

– Эх ты, Варвара, в уголовном розыске работаешь, а слухами пользуешься!

Варвара вдруг засмеялась.

– Приходится, товарищ начальник. Вы ведь все секреты секретничаете.

Игорь Васильевич махнул рукой.

– Тебя переубеждать – себе дороже. А Семена ты, Варя, подвела. Дал я ему ответственное заданьице – психа Гусельникова излечить.

Варвара недоуменно уставилась на Корнилова.

– Редкий случай, – сказал Игорь Васильевич, – человек свихнулся на почве своих старых преступлений. Мания преследования.

«А что? – подумал Корнилов, когда Варя ушла. – Вдруг этот псих поверит нам и вылечится? И перестанет писать свои дурацкие письма!»

Мысль послать Бугаева к старику пришла совсем неожиданно. Слушая монотонные вариации Гусельникова на тему о записывающем аппарате, Корнилов вдруг подумал: «Сколько ему ни объясняй сейчас, что никто за ним не следит и никаких магнитофонов у него дома нет и быть не может, не поверит. Хоть всю эту настольную лампу на части разбери у него на глазах, только усмехнется и будет твердить свое. А что, если подыграть ему? Правде не верит, может, поверит в ложь? – Игорь Васильевич невесело усмехнулся. – Вот ведь как в жизни бывает, каким концом старые делишки человека по башке стукнут…»

8

И в машине Гусельников продолжал бубнить себе под нос, какой чуткий человек товарищ Корнилов. Жил он на Петроградской, и, когда они ехали по Кировскому, Бугаев вспомнил, что как раз вчера исходил в этом районе все улицы, расспрашивал в ЖЭКах, не пропал ли за последние дни кто-нибудь из жильцов.

– Корней Корнеич, так вы в каком доме живете? – спросил он, заинтересованно обернувшись к Гусельникову.

– Я уже докладывал вам, – ответил старик и, неожиданно хихикнув, погрозил Бугаеву пальцем. – А вы все хитрые ребята в угро! Шустрики.

– Да, да, говорили, – пробормотал Бугаев, – это я так, засмотрелся по сторонам, забыл.

Бугаев вспомнил – он был в этом доме. Разговаривал в ЖЭКе с паспортисткой. С дворником. Колоритный такой дворник – огромного роста, с большой бородой. Машина остановилась у большого грязно-серого дома.

– Товарищ Бугаев, нам во вторую парадную, – тронул его за руку старик. Они пошли через маленький садик. Дорожка была хорошо расчищена, посыпана песком, и Бугаев снова вспомнил про дворника.

– Наш дворник – ужасный человек, – сказал неожиданно Гусельников, будто подслушал мысли Бугаева. – Всегда за всеми наблюдает. Вон и сейчас борода в окошке торчит! – Бугаев и правда увидел в окне первого этажа наблюдавшего за ними дворника. – Он ведь, наверное, у вас служит? – спросил Гусельников.

«Этому маньяку – уже ничто не поможет», – подумал Бугаев, начиная злиться, и спросил: – Народ тут у вас хороший живет?

– Народ разный, – хитро сощурился Гусельников, открывая перед Семеном двери парадного. – Все больше хитрецы да соглядатаи. Но есть и душевные люди.

На втором этаже Гусельников показал на дверь, обитую черной клеенкой:

– Вот здесь живет, например, хороший человек. Мой сосед. – Он достал из кармана связку ключей и с тревогой посмотрел на Бугаева. Лицо у него напряглось, он нерешительно оглянулся, словно потерял что…

– Что, пришли? – спросил Бугаев.

– Да, но видите ли…

– Да открывайте вы свою квартиру, я отвернусь! – Бугаев понял, что старик не хочет показать ему свои секреты.

Гусельников долго возился с дверью, гремя ключами и рассказывая:

– Сосед мой хороший человек, только совсем неопытный. Простуха. Я ему рассказываю, что меня подслушивают, а он смеется: «Не те сейчас времена, Корней Корнеич!» А при чем тут времена? Это всегда было и будет… – Он наконец открыл дверь и первый вошел в квартиру. Зажег свет. На Бугаева пахнуло затхлостью.

– Разоблачайтесь, товарищ. Шапочку вот сюда, пальто на вешалочку. Не очень-то тепло вас в уголовке одевают. Не балуют. А если под окном где-нибудь простоять ночь придется? Замерзнете ведь. – Он так и сыпал, так и сыпал словами. Так медленно и значительно говорил в кабинете у Корнилова, а тут словно прорвало.

Они прошли в большую комнату, обставленную очень скромно, и Бугаев сразу же увидел эту злополучную настольную лампу, лампу с большим зеленым абажуром, какие нет-нет да еще встречаются в некоторых богом забытых учреждениях. Сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, Бугаев подошел к ней. Гусельников перестал болтать и молча следил за Семеном. – У вас есть запасная лампочка и патрон? Старик кивнул. – Принесите. И какую-нибудь коробочку. Я их увезу…

Гусельников принес лампочку и маленькую картонную короб ку из-под шалфея.

– Только давайте договоримся твердо, – сказал Бугаев. – Никому ни слова! Секрет! – А сам подумал: «Все равно болтать будет. Понесет уголовный розыск моральные издержки».

– Мой сосед приходил, крутил лампу. «Ничего нет», – говорит. Да что он понимает, неопытный в этих делах. А художник хороший, – болтал Гусельников.

– Художник? – задумчиво спросил Бугаев. – Он сейчас дома?

– Уехал. Наверное, на этюды за город.

– Когда уехал? – перебил старика Бугаев.

– Да недавно…

– Ну вот что. – Семен быстро вывинтил лампочку с патроном, положил в коробку, коробку сунул в карман. – Ну вот что, товарищ Гусельников, аппаратуру я снял, заберу с собой. Живите спокойно. А сейчас поговорим… – Он сел на стул, напряженно глядя на старика. – Художнику сколько лет?

Гусельников испуганно таращил глаза.

– Да садитесь вы, Корней Корнеич. Это очень важно.

Гусельников сел. Лицо его напряглось. А губы расплылись в какой-то совершенно неестественной улыбке. «Да он ведь действительно псих, – испугался Бугаев. – Как бы не было приступа!»

– Художник молодой, – выдавил наконец Гусельников. – Тельманом зовут. – Молодой? – переспросил Бугаев.

– Да не то чтоб уж очень… – замялся старик. – Года со рок два, сорок три…

– Когда вы его в последний раз видели?

Гусельников пошептал немного, загнул три пальца и улыбнулся.

– Три дня назад.

«Совпадает, – подумал Бугаев. – Уж не тот ли самый!» – и сказал:

– А время, время! В какое время он уехал?

– Да как вам сказать… – задумался старик. – Я еще не обедал. Я в столовке обедаю. Тут рядом, через три дома. Погано кормят, но дешево… – Он снова задумался. – Ну вот, туда я и собирался. Вышел из дому. А впереди Тельман с лыжами, в спортивной куртке.

«Ну и ну, – волнуясь, слушал Бугаев. – Не было бы счастья…» – И тут же остановил себя.

– Ну и что?

– Что значит «ну и что»? – рассердился старик. – Это ведь вы меня расспрашиваете. Значит, вам интересно. Все еще психом меня считаете?

Бугаев вздрогнул. Его охватило неприятное чувство оттого, что Гусельников опять будто читал его мысли.

– Ради бога, простите. Но то, что вы рассказали, меня так ошеломило… Этот ваш художник очень похож на одного человека… Он заблудился в лесу и замерз.

– Неужели вы думаете?.. – испуганно спросил Гусельников. – А тут его кто-то искал целый день. Какой-то дикий дед.

– Да нет, все еще неясно. Это какое-то совпадение, – сказал Бугаев. – Мы проверим. Да, может быть, он уже дома, ваш Тельман. Вы сегодня к нему не заходили?

– И правда! – оживился старик. – Не заходил. Надо заглянуть. – Он вскочил со стула, но тут же в нерешительности остановился.

«Боится меня одного оставить», – подумал Бугаев и тоже встал.

– Как фамилия вашего знакомого?

– Тельмана? Алексеев. Тельман Николаевич, – сказал Гусельников и вдруг громко рассмеялся: – Как хорошо! Впервые я могу у себя дома говорить свободно. Эх вы! Столько лет следили за стариком. Все думали, что я про денежки проговорюсь? Как бы не так! Нету денежек. Тю-тю… – И он снова рассмеялся ехидным, дребезжащим смехом. «Ох и жук же ты, Корней!» – мелькнула у Бугаева мысль.

– Зайдемте к художнику!

– А чай, – круто переходя от ехидства к умильности, сказал старик. – Я хотел напоить вас чайком с малиновым вареньицем. Я хоть и бедный пенсионер, но вареньице всегда имею…

– В следующий раз, Корней Корнеич, – остановил его Бугаев. – Пошли к художнику.

Они долго звонили у дверей – никто не отзывался.

– Наверное, загостился, – сказал Бугаев и распрощался с Гусельниковым. Внизу он заглянул в почтовый ящик четырнадцатой квартиры. Было видно, что уже несколько дней оттуда не вынимали газеты. Выйдя из дома, Бугаев помчался в домоуправление.

Домоуправ, худенький старичок в морской шинели и фуражке, видать из отставников, запирал дверь своего кабинета. Вид у него был встревоженный.

– Вы ко мне? – спросил он Бугаева и, не дожидаясь ответа, сказал: – Позже, позже. Я очень занят.

– Мне на два слова, – попросил Бугаев и вытащил из карма на служебное удостоверение. – Я из уголовного розыска.

– Что? – искренне удивился старичок. – Вы уже здесь? Я ведь только что трубку повесил… Это вы товарищ Сазонкин?

Сазонкин был старшим инспектором уголовного розыска районного управления. «Запахло жареным», – подумал Семен и сказал:

– Я капитан Бугаев. Так получилось, что мы не сговорились…

Старик взглянул на него подозрительно и теперь уже сам протянул руку за удостоверением. Прочитал его внимательно, сверил фотокарточку с оригиналом и только тогда вернул.

– Товарищ Сазонкин просил взять понятых и ждать его у четырнадцатой квартиры. Вы тоже по поводу Тельмана Николаевича Алексеева?

Бугаев кивнул.

– Да, я хотел кое-что уточнить. Он ведь художник?

По дороге управдом позвал за собой молоденькую паспортистку. Они поднялись на второй этаж, туда, где Бугаев только что расстался с Гусельниковым. Управдом с сомнением посмотрел на дверь его квартиры и тихо сказал:

– Этого в понятые брать нельзя. Убогий, – он покрутил пальцами у виска и вздохнул: – Подождем. Сейчас должен товарищ Сазонкин прибыть.

Бугаев хотел было порасспросить управдома, но в это время хлопнула дверь парадного, послышались энергичные шаги, и на лестнице показался Сазонкин. Он совсем не удивился, увидев Бугаева, деловито поздоровался со всеми за руку и спросил у управдома:

– Алексей Алексеевич, а слесарь?

– Должен в тринадцать ноль-ноль прибыть, – сказал управ дом и посмотрел на часы. – Еще две минуты… «Морская косточка, – подумал Бугаев. – Симпатяга дед».

И действительно, внизу снова хлопнула дверь. Пришел молоденький паренек с чемоданчиком. Удивленно посмотрел на целую толпу собравшихся перед дверьми квартиры. Спросил:

– Чего делать-то, Алексей Алексеевич?

– Что товарищ скажет, – кивнул управдом на Сазонкина.

9

Когда Корнилов, вызванный звонком Бугаева, приехал на Песочную, дверь в квартиру художника была уже открыта. Игоря Васильевича встретил сотрудник районного управления внутренних дел Сазонкин, провел в комнату. На огромной тахте степенно восседали совсем седой благообразный старик и молодая женщина, а Семен Бугаев стоял у маленького письменного стола и листал какой-то толстый альбом. Первое, что бросилось в глаза Игорю Васильевичу в этой огромной светлой комнате, – большое неоконченное полотно на мольберте. Как раз напротив дверей. Безбрежная белая равнина, сливающаяся на горизонте с белесым холодным небом. Слева – два-три утонувших в сугробах домика, кусты сирени с прихваченными морозом зелеными листочками и небольшой дубок поодаль, ярко-желтый, словно бросивший вызов холодам и метели. А среди снегов – крошечная фигурка человека, уходящего вдаль, к горизонту, по еще не обозначенной художником дороге… От картины веяло холодом.

– Товарищ подполковник, смотрите, – Семен Бугаев протянул Корнилову две фотографии, – ту, что была сделана с мертвого лыжника, и, видимо, найденную в альбоме. Но Игорь Васильевич и так все понял: на стене, среди других картин, висел, наверно, автопортрет художника. Корнилов сразу узнал в изображенном на нем человеке убитого лыжника. Узнал по чуть утолщенному переносью и косой морщинке, перечеркнувшей лоб, будто глубокий шрам. Художник смотрел пристально, с вызовом. На втором плане, за его спиной, в хрустальной вазе стояло несколько веток спелой рябины. Картина была яркая, какая-то торжественная, насыщенных тонов. Широкие, рельефные мазки.

– Значит, правильно предположил Юрий Евгеньевич. Убитый – художник?

Бугаев кивнул.

– Тельман Алексеев? Странное имя, да?

– Странное. А как нашли адрес?

– Да вот так совпало, товарищ подполковник, – развел руками Бугаев. – Я ведь сюда, в квартиру напротив, привез вашего психа… – Корнилов посмотрел на Бугаева сердито, тот осекся и оглянулся на прислушивающихся к разговору понятых.

– Гусельников стал рассказывать про соседа-художника. А я же вчера весь этот район перепахал. Автобусный билетик-то! Ну вот и заинтересовался. Пошел искать управдома, а он уж из районного управления гостей ждет. Встретились с товарищем Сазонкиным у дверей.

Сазонкин кивнул.

– Мы, товарищ подполковник, получив сегодня задание, выяснили адреса всех художников, проживающих в нашем районе. Стали обзванивать. К тем, у кого нет телефона, просили домоуправов заглянуть.

Подтянутый старик, сидевший на диване, слушал внимательно, кивал головой.

– Он позвонил в квартиру, в почтовый ящик заглянул – почту несколько дней не вынимали… Я и решил проверить.

– Молодчина, майор, – сказал Игорь Васильевич. – Позвоню Рудакову, попрошу, чтоб отметил вас. – Рудаков был начальником Ждановского райуправления.

Корнилов снова подошел к неоконченному зимнему пейзажу, молча остановился перед ним, и ему невольно вспомнились заснеженные поля и темный, холодный лес вокруг одинокой деревеньки Владычкино. Ему вдруг представилось, что маленькая фигурка, затерявшаяся в белой замети, это и есть сам художник, идущий навстречу выстрелу. «Куда же шел этот Тельман? К кому? Нет, не случайно оказался он около Орельей Гривы… Кстати, какое красивое название. Орелья Грива! Орлы, кони. Почему эта маленькая горка так называется! Эх, не в этом дело!» Игорь Васильевич вздохнул и полез в карман за сигаретами. Но их там не оказалось. Наверное, второпях забыл в кабинете.

– Зачем понадобилось леснику стрелять в художника? – сказал он тихо.

– Вы уверены, что убийца – лесник Зотов? – спросил Бугаев, продолжая внимательно рассматривать бумаги, вынутые из письменного стола.

– Я не исключаю, что убийца лесник. – Корнилов посмотрел на часы. Было без пятнадцати три. – Думаю, что скоро мы будем все знать точно. Лесник ли стрелял или кто посторонний.

Игорь Васильевич отошел от мольберта и стал внимательно рассматривать картины, развешанные на стене. В основном это были деревенские пейзажи, несколько женских портретов. Портреты не понравились Корнилову – они оставляли впечатление какой-то застылости, статичности. У всех людей были неживые, белесые глаза. А пейзажи радовали. Светлые, лиричные. «У них и краски будто бы горячие». Ему показалось – приложи ладонь – ощутишь тепло нагретых солнцем трав, бревенчатых домиков.

Одна из стен этой большой комнаты, служившей, очевидно, и мастерской, и жилищем художника, была увешана иконами, старинными прялками, потрескавшимися изразцами с причудливыми рисунками. Бугаев закончил разбирать бумаги в столе.

– Негусто, товарищ подполковник. – Он протянул Корнилову диплом об окончании института имени Репина, маленькую книжечку Союза художников. Игорь Васильевич раскрыл ее. На фотографии Алексеев был совсем молодым, с длинной челкой – совсем непохож на того, что глядел с портрета.

– А документы, письма?

Бугаев покачал головой.

– Сейчас возьмусь за шкаф.

Небольшой, красного дерева, старинный книжный шкаф с бронзовыми завитушками стоял в углу, рядом с диваном.

– Он что же, один жил? – спросил Корнилов у Сазонкина. Тот посмотрел на управдома и сказал:

– Алексей Алексеевич, вы-то уж, наверное, знаете…

– Что, что? – растерянно переспросил старик, поднимаясь с дивана. Он, видать, задумался и не расслышал вопроса.

– У Алексеева есть семья? Жена, дети?

– Да, есть. Жена… – Управдом посмотрел на Игоря Васильевича виновато. – Я не помню ее имени. Она у него переводчица, сейчас за границей. Мне Тельман Николаевич рассказывал. В Финляндию уехала. А детей у них нет. Живут вдвоем.

– Надо ведь сообщить жене?.. – нерешительно произнес Сазонкин.

– Надо, – вздохнув, ответил Корнилов. – Возьмите это на себя. Узнайте, где она работает, переговорите с руководством. Вы с товарищем Сазонкиным продолжайте осмотр, – обратился он к Бугаеву. – Оформите протокол, а я поехал. Узнаю, как дела у Шакутина. – Он попрощался с понятыми, тихо сидевшими на диване, и пошел было уже к дверям, но вернулся: – Семен, если найдешь письма, документы какие, сразу звони.