Текст книги "Я - Товарищ Сталин 2 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Глава 11

Сарагоса, раскинувшаяся на берегах Эбро, дышала осенним напряжением октября 1935 года. Её улицы, вымощенные потрескавшимся булыжником, вились меж домов с красной черепицей, облупившейся штукатуркой и коваными балконами, утопавшими в герани и плюще. Площадь Пилар гудела звуками базара: торговцы в потёртых пиджаках выкрикивали цены на оливки, хамон, глиняные кувшины и корзины с инжиром, их голоса сливались с ржанием мулов, звоном колоколов базилики Нуэстра-Сеньора-дель-Пилар и смехом детей, гонявших голубей по мостовой. Кафе на Пласа-де-Эспанья, с деревянными столами, плетёными стульями и выцветшими маркизами, пахли кофе, жареным миндалём и сигарами. Рабочие в кепках спорили о политике Мадрида, монахи в коричневых рясах шагали к собору, их сандалии шуршали по камням. Таверны, с потемневшими стенами и азулежу, изображавшими корриду, гудели слухами о путче Санхурхо. Фалангисты, скрываясь в тёмных переулках, плели заговоры, их шёпот растворялся в аккордах фламенко, что лились из открытых окон.

1 октября 1935 года Виктор Рябинин, прибыл в Сарагосу, следуя за информацией от Кармен Руис о её брате Рауле, удерживаемом фалангистами в подвале склада на улице Калье-дель-Рио. Рябинин шёл по узким улочкам, где фонари отбрасывали золотые блики на булыжник. Он остановился у таверны «Эль Соль» на окраине, где стены, потемневшие от времени, украшали азулежу с быками и тореадорами.

Хосе Вела, худощавый, с тёмными усами и в потёртом пиджаке, сидел у окна, глядя на улицу, где мальчишки гоняли мяч, а старуха в чёрном платке торговала каштанами. Его пальцы нервно теребили стакан с красным вином, в котором отражались блики свечи.

Рябинин занял столик напротив, заказав эспрессо. Он подслушал, как Вела говорил с Педро Альваресом, высоким мужчиной, с сединой на висках, в чёрном костюме, чей взгляд выдавал напряжение:

Вела, наклонившись к Альваресу, сказал:

– Санхурхо ждёт списки PCE к 5 октября. Рауль в подвале, Калье-дель-Рио. Кармен сдаст имена, или он умрёт.

Альварес ответил:

– Говорят, какой-то французский коммунист, Лефевр, уже в Сарагосе. Он знает про Кармен. Найди его, или Санхурхо казнит нас обоих.

Рябинин, дождавшись ухода Альвареса, подошёл к Веле:

– Сеньор Вела, освободи Рауля Руиса, или Москва лично с тобой разберется.

Вела, пролил вино, его глаза вспыхнули страхом:

– Пьер Лефевр? Ты шпион! Рауль – это не моя забота. Уходи!

Рябинин, наклонившись так близко, что Вела почувствовал его дыхание:

– Кармен назвала склад на Калье-дель-Рио. Освободи её брата, или я передам тебя лично в руки коммунистам.

Вела задрожал:

– Диего Лопес, адъютант Санхурхо. Склад, полночь, 2 октября. Два фалангиста у входа, Лопес будет внутри. Но Санхурхо убьёт меня.

Рябинин пригрозил:

– Ты сделаешь так, чтобы Рауль был свободен. Если солжёшь, тебе конец. Назови точное место.

Вела, сглотнув:

– Подвал в глубине склада, чёрный ход у реки. Я открою дверь, но Лопес не простит.

Рябинин отправил шифровку: «Вела указал склад, Калье-дель-Рио. Охрана – Лопес, двое фалангистов. Требую освобождения Рауля».

2 октября Рябинин следил за Велой. Утром он заметил его у Пласа-де-Эспанья, где Вела встретился с Диего Лопесом, 40-летним, коренастым мужчиной, с жёстким взглядом и короткими чёрными волосами. Они стояли у фонтана, где голуби пили воду, а торговцы раскладывали корзины с апельсинами. Рябинин, укрывшись за телегой, подслушал:

Лопес, сжимая кулаки, говорил:

– Вела, Кармен назовет мне имена завтра, или Рауль умрёт. Говорят, этот француз, работающий на Москву, Лефевр, уже в городе. И говорят, что он знает слишком много.

Вела был бледный:

– Он шантажирует меня. Я сказал ему про склад, чтобы выиграть время.

Лопес вспылил, его голос стал угрожающим:

– Ты что, предал нас, идиот? Найди Лефевра, или Санхурхо казнит тебя.

Рябинин, вернувшись в гостиницу, встретил Кармен Руис в кафе на Пласа-де-Эспанья. Утренний свет заливал площадь, официанты в белых фартуках звенели чашками, запах кофе смешивался с ароматом выпечки. Кармен, в тёмно-синем платье, выглядела измученной, её глаза были красными от слёз, пальцы теребили платок с вышитыми цветами.

– Пьер, они убьют брата, если я не сдам списки PCE.

Рябинин сказал ей спокойным тоном:

– Кармен, я освобожу его.

– Рауль – я не могу его оставить. Фалангисты шантажируют меня, но я все душой с PCE. Я не могу их предать, но и брата потерять не могу. Спаси его, Пьер.

Рябинин, сжал её руку:

– Я сделаю всё. Уведи Рауля, как только он будет свободен. Где ты будешь ждать?

– У моста Каменный, в полночь. Если Рауль умрёт, я не вынесу.

Вечером Рябинин вернулся в таверну «Эль Соль». Гитарист пел фламенко, дым сигар висел в воздухе, официанты разносили вино. Вела сидел с двумя фалангистами.

Рябинин, дождавшись ухода фалангистов, схватил Велу в тёмном углу таверны:

– Вела, веди меня к Раулю. Сейчас.

Вела, дрожал:

– Лопес у склада. Ключи у него. Я открою чёрный ход.

Рябинин сжал его ворот:

– Если Рауль не выйдет живым, тебе конец. Идём.

Ночью Рябинин и Вела пробрались к складу на Калье-дель-Рио. Эбро текла тихо, её воды отражали луну, фонари отбрасывали тени на ржавые бочки и ящики с вином. Склад, старый, с облупившейся штукатуркой, казался заброшенным, но шаги охранников хрустели по гравию. Два фалангиста стояли у входа, их голоса были приглушёнными. Рябинин заметил Лопеса, выходящего из склада, его тёмная рубашка мелькнула в свете фонаря.

Вела, шепнув:

– Чёрный ход сзади, у реки. Лопес оставил одного охранника, Мануэля.

Рябинин:

– Отвлеки его. Если солжёшь, я найду тебя.

Вела, бледный, подошёл к охраннику, молодому парню с густыми бровями:

– Мануэль, Лопес зовёт тебя к реке. Срочно.

Мануэль, нахмурился:

– Сейчас? Что случилось?

– Проблема с грузом. Иди, быстро.

Когда Мануэль ушёл, Рябинин проскользнул к чёрному ходу. Дверь, ржавая, предательски скрипела. В подвале, сыром и тёмном, пахло плесенью. Рауль, худой, с синяками на лице, в рваной рубашке, сидел на полу, его руки были связаны верёвкой, а ноги были закованы в цепь. Его глаза, полные страха, вспыхнули надеждой:

– Вы кто? Вы от Кармен? Она жива?

Рябинин, развязывая верёвки и снимая цепь, сказал:

– Жива. Уходим. Быстро.

– Лопес вернётся. Они убьют нас.

Рябинин, вытаскивая его, сказал:

– Не вернётся. Беги к мосту, Кармен ждёт.

Рябинин вывел Рауля через чёрный ход. У моста Каменного Кармен, в синем плаще, обняла брата, её слёзы падали на его плечо:

– Рауль, я думала, ты погиб.

– Кармен, ты спасла меня.

Рябинин вмешался:

– Уводи его. Фалангисты будут искать вас. Я задержу Лопеса.

– Пьер, спасибо. Я никогда этого не забуду. Мы будем сражаться. Мы не сдадимся.

Рябинин отправил шифровку: «Рауль освобождён. Лопес и Вела под ударом. Путч 10 октября».

3 октября 1935 года итальянские войска начали наступление на Абиссинию из Эритреи. Лагерь у Асмэры гудел: палатки трепетали на ветру, верблюды ревели, их копыта поднимали облака пыли. Горы Данакиля, поросшие колючим кустарником, высились в дымке, их вершины терялись в раскалённом воздухе. Итальянские солдаты, в выцветших формах цвета хаки, с лицами, покрытыми пылью и потом, двигались цепями через пустыню, их сапоги хрустели по песку.

В деревне у Адвы абиссинские воины готовились к обороне. Хижины, крытые соломой, стояли у подножия скал, женщины пекли лепёшки на глиняных очагах, дети прятались за матерями, их глаза были полны страха. Вождь Оромо Кебеде с мускулистыми руками и копьём, украшенным бусами, собрал воинов на поляне. Его лицо было суровым, глаза горели решимостью:

– Алем, Тесфай, итальянцы идут. Их шеренги видели у скал. Держите ущелье.

Алем сжимал копьё:

– Кебеде, их лагерь у Асмэры огромен. Но мы умрем за свою землю.

Тесфай, 30 – летний воин, с длинной бородой, сказал грозным голосом:

– Горы – это наше преимущество. Мы раздавим их. Но я видел, что у них есть разведчики, которые показывали наши тропы.

Кебеде, поднял копьё:

– Мы защитим Абиссинию. Тут каждый камень наш.

Первые бои начались в ущелье у Адвы. Итальянцы, ведомые Бьянки, вошли в узкую тропу, где скалы сжимали путь, а песок осыпался под ногами. Жара душила, пот заливал глаза. Абиссинцы, укрывшись за валунами, ударили внезапно: их копья мелькали в воздухе, крики эхом разносились по горам. Алем метнул копьё, поразив итальянского солдата; тот рухнул, его кровь смешалась с песком, глаза застыли в ужасе. Ломбарди, споткнувшись о камень, упал, его крик заглушил шум боя:

– Лука, они здесь! Спаси меня!

Мартино прижался к скале, его руки дрожали:

– Джузеппе, беги! Они везде!

Риццо, в панике, кричал:

– Бьянки, мы окружены! Они лезут из-за скал!

Бьянки, его голос сорвался, прохрипел:

– Держитесь! К Асмэре! Не отступать!

Абиссинцы, ведомые Кебеде, теснили итальянцев. Тесфай, раненный в плечо, упал, его туника пропиталась кровью, он захрипел:

– Кебеде, я не могу…

Кебеде, подхватив его:

– Тесфай, держись! Император смотрит на нас!

Алем, метнув ещё одно копьё, крикнул:

– За Абиссинию!

К вечеру ущелье усеяли тела: пятнадцать итальянских солдат и восемь абиссинских воинов лежали в пыли, их кровь стекала по камням, смешиваясь с песком. Итальянцы отступили, оставив раненых, чьи стоны эхом разносились в ночи. Абиссинцы, измождённые, держали позицию, их костры горели у скал. Кебеде, стоя над телами, крикнул:

– За Императора! Мы не сдадимся!

В лагере у Асмэры солдаты сидели у костров, их лица были бледными. Ломбарди, глядя в огонь, шептал Мартино:

– Лука, я видел, как Пьетро упал. Его кровь… она была на земле, всюду. Зачем мы здесь?

Мартино, сжимая флягу, сказал:

– Джузеппе, я боюсь.

Риццо, подсев ближе, сказал:

– Бьянки врёт всем нам. Мы не готовы. Я видел глаза абиссинцев – они не сдадутся. Они будут сражаться с нами до конца.

В штабной палатке генерал Эмилио Де Боно, и полковник Карло Росси, обсуждали бой.

Де Боно, потирая висок, сказал:

– Карло, мы потеряли пятнадцать человек. Племена сильнее, чем я думал.

Росси был мрачен:

– Эмилио, их вожди знают каждую тропу. К тому же Советы неплохо накачали их оружием.

Де Боно повысил тон:

– Завтра ударим снова, через второе ущелье.

Росси сказал:

– Солдаты напуганы, бой их деморализовал. Надо больше разведки и людей.

Де Боно ответил:

– Первый бой еще ничего не значит. У нас преимущество и в людях, и в технике.

4 октября 1935 года в Женеве, в зале Лиги Наций, с мраморными колоннами и огромными окнами, выходившими на озеро Леман, собрались делегаты. Французы в тёмных костюмах шептались в углах, британцы листали доклады, советский делегат, в строгом пиджаке, делал заметки, американский наблюдатель, в сером костюме, молчал, его глаза следили за присутствующими в зале.

Луиджи Виллари, худощавый, с острыми скулами и бегающими глазами, поднялся на трибуну:

– Господа, Италия несёт цивилизацию в Абиссинию. Её армия несет угрозу Эритрее. Наши войска действуют ради порядка и прогресса. Лига не должна вмешиваться в нашу миссию. Абиссиния – не государство, а сборище вождеств, неспособных к самоуправлению. Рим восстановит там порядок, как в древние времена империи.

Абиссинский делегат Текле Хавэриат, поднялся, его голос дрожал от ярости:

– Италия вторглась на нашу землю! Их войска жгут деревни, убивают мирных жителей! Это не цивилизация, а грабёж! Лига Наций обязана остановить агрессора, наложить санкции и защитить наш суверенитет! Император не сдастся, и мы будем сражаться до последнего!

Британский делегат Энтони Иден, встал следующим:

– Британия осуждает агрессию Италии. Нарушение суверенитета Абиссинии подрывает устав Лиги Наций и угрожает миру в Африке. Мы требуем немедленного расследования боёв у Адвы. Если факты подтвердятся, Британия поддержит санкции. Лондон не позволит дестабилизировать регион, где проходят наши торговые пути. Суэц – под нашим контролем, и мы не допустим хаоса.

Французский делегат Пьер Лаваль, взял слово:

– Франция стремится к миру. Италия – наш союзник, но Абиссиния заслуживает защиты. Санкции – это крайняя мера, ведь они ударят по Европе. Мы призываем к переговорам, чтобы избежать войны. Франция готова быть посредником.

Советский делегат обрушился на итальянцев:

– СССР решительно поддерживает Абиссинию. Италия нарушила устав Лиги, её действия – это обыкновенный империалистический разбой. Бои у Адвы – это доказательство агрессии. Мы требуем немедленных санкций, вывода итальянских войск и защиты суверенитета Абиссинии. Москва не позволит колониальным державам раздирать Африку.

Американский наблюдатель Джон Фостер Даллес, говорил спокойно:

– США не член Лиги, но мы обеспокоены. Агрессия Италии подрывает стабильность. Бои у Адвы показывают, что конфликт выходит из-под контроля. Мы призываем к дипломатии, но не исключаем экономического давления. Америка следит за ситуацией.

Немецкий делегат Константин фон Нейрат, говорил сдержанно:

– Германия наблюдает за конфликтом. Лига должна быть справедливой, но Италия имеет право на отстаивание своих интересы в Африке. Мы призываем к равновесию и избегаем поспешных санкций.

Зал взорвался криками. Делегаты спорили, бумаги летели со столов, переводчики едва успевали. В кулуарах французы шептались с итальянцами, британцы обсуждали Судан, советский делегат писал шифровку в Москву. Виллари покинул трибуну, его лицо было каменным, но пальцы дрожали, сжимая папку.

4 октября 1935 года Сергей собрал у себя в кабинете армейских командиров и дипломатов. Осенний дождь стучал по окнам, лампы отбрасывали тусклый свет на длинный стол, заваленный шифровками и картами. Сергей Соколов, вернувшийся из Каира, стоял перед столом. Напротив, сидели Климент Ворошилов, Иван Конев, Максим Литвинов, и Александр Василевский. Шифровки Рябинина лежали на столе, рядом с картами Испании и Абиссинии.

Сергей сказал:

– Товарищи, у нас на повестке дня стоят две основные проблемы. Сначала Испания: наш агент Рябинин, освободил Рауля Руиса в Сарагосе. Путч Санхурхо намечен на 10 октября. Под угрозой Наварра и Севилья.

Второй вопрос по африканским делам:

Как известно, Италия начала войну с Абиссинией. Первый бой у Адвы, принес потери: пятнадцать итальянцев и восемь абиссинцев.

Ворошилов, нахмурившись, постучал пальцами по столу:

– Товарищ Сталин, Абиссиния – это наш приоритет. Мы должны подрывать позиции итальянцев. Нам надо ослабить главных союзников Гитлера. Он посмотрел на Соколова:

– Караваны через Судан дошли? Британия усилила патрули?

Соколов ответил:

– Частично дошли, через Вади-Халфа, ночью. Британцы усилили посты, но наши погонщики знают дополнительные тропы. Надо увеличить караваны, всю границу не перекроешь, можно найти лазейку.

Конев, указал на карту Абиссинии:

– Италия теряет людей, но их больше. Абиссиния не выстоит без помощи. Их люди хорошо знают местность, в этом преимущество, но им нужны припасы.

Литвинов, поправляя очки, сказал:

– Лига Наций колеблется. Лаваль тянет время, Иден требует санкций, но Британия боится больше всего боится за Суэц. Мы должны поддержать Абиссинию, но без открытого конфликта с Европой.

Василевский добавил:

– Товарищ Сталин, Рябинин здорово насолил фалангистам в Сарагосе. Но путч 10 октября – это сейчас главная угроза для левых движений в Испании. PCE слишком слаба, надо усилить их.

Соколов сказал:

– Для Абиссинии нужно добавить ночные караваны через Судан. Я могу это координировать.

Ворошилов заметил:

– Испания важна, но сейчас приоритетом должна стать Абиссиния. Надо обходить британские патрули и поставлять им больше оружия. Эта война должна затянуться на долгий срок.

Конев сказал:

– Если Италия победит, то Африка будет под угрозой. Надо давить на Лигу через наше представительство.

Литвинов поднялся:

– Санкции мы уже предлагали, но Франция и Британия слишком осторожничают. Я усилю давление в Женеве, но не факт, что это поможет.

Василевский добавил:

– Рябинину нужно больше людей в Испании. Фалангисты усиливаются, Санхурхо не остановится. Мы должны послать туда больше наших инструкторов и оружия.

Сергей размышлял. Обстановка все больше накалялась.

Глава 12

Берлин, 10 октября 1935 года, был окутан туманом. Улицы, вымощенные серым булыжником, блестели от недавнего дождя, отражая золотые блики фонарей, чьи железные столбы отбрасывали длинные тени на фасады домов. Готические арки, лепнина и узкие окна с витражами, за которыми горели лампы, создавали ощущение города, застывшего между величием и тревогой. Площадь Паризер Платц гудела: трамваи звенели, их колёса скрипели по рельсам, лошади цокали копытами, таща повозки с углём и дровами, а прохожие в тёмных пальто и фетровых шляпах спешили под чёрными зонтами, их шаги эхом отдавались в сырой тишине. Кафе на Унтер-ден-Линден, с зеркальными стенами, мраморными столиками и тяжёлыми бархатными шторами, пахли свежесваренным кофе, сигарами, ванильной выпечкой и лёгким ароматом ликёра. Официанты в белых фартуках звенели чашками, интеллигенция вела жаркие споры о Гитлере, Лиге Наций и итальянской войне, а шпионы, укрывшись за газетами, обменивались взглядами, их пальцы нервно теребили салфетки или ручки. Вечером город оживал: театры и кабаре сияли неоновыми вывесками, оркестры играли вальсы Штрауса, а в тёмных переулках шептались о будущем Рейха, о его амбициях и врагах, чьи тени мелькали за углами, растворяясь в тумане.

Мария получила приглашение на вечер в дворце Шарлоттенбург. Дворец, величественный, с барочными фасадами, окружённый садами, где тополя и клёны шелестели под порывами ветра, а гравийные дорожки хрустели под ногами, сверкал великолепием. Залы, украшенные мраморными колоннами с позолоченными капителями, зеркалами в золочёных рамах и гобеленами с изображениями Фридриха Великого и прусских битв, гудели от голосов. Полированные мраморные полы отражали свет тысяч восковых свечей, хрустальные люстры, подвешенные на бронзовых цепях, сияли, как созвездия, их грани переливались радугой. Длинные столы, накрытые белыми льняными скатертями с кружевной каймой, ломились от яств: жареная оленина с можжевеловым соусом, утка с апельсиновым конфитюром, устрицы на колотом льду, трюфели, уложенные на серебряных блюдах, копчёный лосось, украшенный укропом и лимоном, пирожные с кремом и марципаном, фруктовые корзины с виноградом, персиками, гранатами и инжиром. Бокалы с рейнским вином, шампанским и бордо искрились, их звон смешивался с гулом разговоров, шуршанием шёлка и скрипом струн. Официанты в чёрных ливреях с белыми перчатками сновали меж гостей, их движения были бесшумными, как тени, а серебряные подносы сверкали в свете свечей. Струнный оркестр в углу зала, одетый в чёрные фраки, играл Баха, Моцарта и Бетховена, скрипки пели, виолончели гудели, ноты плыли над толпой, заглушая шёпот интриг и смех, звенящий, как хрусталь.

Гости – элита Третьего Рейха: генералы вермахта в мундирах с золотыми эполетами, Железными крестами и красными лампасами, политики в чёрных смокингах с шёлковыми галстуками и орденами, офицеры СС и гестапо в угольно-чёрных формах с серебряными черепами на фуражках и значками на воротниках, дипломаты с орденами на лацканах. Женщины в шёлковых платьях – изумрудных, алых, сапфировых, с глубокими декольте и длинными шлейфами – носили жемчужные ожерелья, бриллиантовые броши и длинные атласные перчатки. Их веера из страусовых перьев колыхались, как крылья, а губы, накрашенные алой помадой, шептали сплетни о Париже, Риме и Мюнхене. Воздух был пропитан ароматами духов с нотами жасмина, сандала и розы. Дамы обсуждали моду, мужчины – политику, их голоса тонули в звоне хрусталя, шуршании платьев и аккордах скрипок.

Мария, в тёмно-синем шёлковом платье с кружевным воротом, подчёркивающим её тонкую шею, стояла у мраморной колонны, её волосы были уложены в элегантный пучок, украшенный жемчужной заколкой с сапфиром. В правой руке она держала бокал шампанского, но не пила, лишь слегка касалась его губами, чтобы не терять бдительности. Её глаза, скользили по толпе, выхватывая лица, жесты, обрывки фраз. Вильгельм Келлер, генерал вермахта, высокий, с сединой на висках и стальным взглядом, в мундире с Железным крестом и красными лампасами, подошёл, его шаги были размеренными, как на плацу, а сапоги блестели, отражая свет люстр:

– Фройляйн Мюллер, вы сияете ярче звёзд Шарлоттенбурга. Как Крупп отпустил вас на вечер? Его заводы дымят день и ночь, а вы здесь, среди света и музыки.

Мария улыбнулась:

– Герр Келлер, я успеваю работать на Крупп, но не забываю любоваться красотой Берлина. А что сегодня обсуждают генералы? Абиссинию? Испанию? Или, может, Москву, которая так беспокоит Рейх?

Кох, пригубил шампанское, его пальцы сжали бокал, а взгляд стал острее:

– Африка – это целая кладовая сокровищ, фройляйн. Италия играет смело, их войска в Аксумском ущелье, но советские инструкторы и оружие им мешают. Их караваны через Судан доходят до Селассие, и это тревожит Рим. Мы наблюдаем, но не вмешиваемся… пока.

Мария спросила:

– А Германия? Как Рейх видит себя в Африке, среди песков и гор? Или в Испании? Я слышала, Мадрид горит, а коммунисты падают под пулями.

Кох, оглянулся, словно ища шпионов в толпе:

– Фройляйн, в Испании, по правда говоря, сейчас творится настоящий хаос, но фалангисты нам полезны. Они ослабят коммунистов PCE, и это нам на руку. Абиссиния – это тест для Италии. Если Рим победит, Африка откроет двери для Рейха.

– А если Лига Наций наложит санкции? Не боитесь, что Британия и Франция испортят игру?

Кох, усмехнулся, его голос стал тише, он почти перешел на шёпот:

– Лига Наций – это то еще болото. Никто не воспринимает ее всерьез. Лаваль играет на Рим, а Иден – на публику.

Альдо Риччи, итальянский дипломат, подошёл, держа бокал красного вина, его манжеты сверкали бриллиантовыми запонками.

– Фройляйн Мюллер, вижу, что вы очаровали генерала. Я краем уха услышал, что вы спрашивали про Африку. Смею вам заявить, что Италия гордится своей миссией в Абиссинии. Мы ведь несём туда цивилизацию. Наша цель установить там порядок, внедрить настоящие законы, построить дороги, школы, больницы.

Мария слегка наклонилась к Риччи:

– Синьор Риччи, цивилизация – это благо, вряд ли кто-то будет с этим спорить. Но, что пишут газеты, я слышала, ваши войска используют газ в Аксумском ущелье. Это разве не беспокоит Рим? Лига говорит о зверствах, о мёртвых детях в деревнях.

Риччи попытался улыбнуться, но его улыбка была натянутой, он поправил галстук, его пальцы немного дрогнули:

– Война требует жертв, фройляйн. Газ – это средство, а не цель. К сожалению, перед тем как начать что-то делать, нам надо свергнуть тех, кто этому препятствует. Но смею вас заверить, что все эти ужасы продляться не долго. Адис-Абеба падёт к весне.

В углу зала генерал Людвиг Бек, в мундире с орденами, говорил с дипломатом Константином фон Нейратом, одетым в строгий серый костюм с орденом на лацкане:

– Людвиг, Италия сильно рискует. Газ в Абиссинии? Лига наложит санкции, Иден уже кричит в Женеве.

– Константин, Лига слаба. Но СССР – вот это настоящая угроза. Их шпионы в Испании, их караваны в Абиссинии. Они лезут всюду. Мы должны быть готовы.

– Рейх не готов к войне. Италия – наш союзник, но их авантюра в Африке может нас затянуть.

Мария, проскользнув к группе офицеров СС, услышала оберштурмфюрера Ганса Ланге:

– Италия использует газ, и это смело. Я считаю, что Абиссиния падёт за месяц.

Мария, остановилась рядом, она поправила заколку:

– Герр Ланге, но газ – это так жестоко. Разве итальянцы не боятся осуждения мира?

Ланге шагнул ближе:

– Война не бывает мягкой, фройляйн. Селассие проиграет, итальянцы возьмут свое, а мир вскоре забудет.

Испания, 10 октября 1935 года, пылала, как факел. Мадрид, с его широкими бульварами и шумными площадями, был на грани взрыва. Пласа-Майор гудела: торговцы в потёртых пиджаках выкрикивали цены на оливки, хамон, корзины с инжиром и гранатами, их голоса тонули в звоне трамваев, ржании мулов и криках газетчиков, размахивающих свежими выпусками. Улицы, вымощенные булыжником, вились меж домов с облупившейся штукатуркой, где кованые балконы, увитые геранью и плющом, колыхались на ветру. Таверны, с деревянными столами, потемневшими от времени, и азулежу, изображавшими корриду, пахли красным вином, жареной рыбой, оливковым маслом и табаком. Гитаристы пели фламенко, их аккорды дрожали, как предчувствие беды, но их голоса заглушали слухи о путче. Фалангисты, в тёмных рубашках и с холодными глазами, собирались в переулках, их разговор был полон угроз, а руки сжимали ножи и винтовки.

Вечером 10 октября фалангисты, ведомые Диего Лопесом, начали путч. В Мадриде они атаковали штаб PCE на улице Алькала, в Наварре захватили склады с продовольствием, в Севилье подожгли типографию коммунистов. Улицы Мадрида заполнил шум: повсюду были крики, звон разбитых стёкол, выстрелы из винтовок, треск горящих баррикад. Коммунисты, в рабочих куртках и кепках, отбивались кирпичами, палками, кулаками, но фалангисты стреляли без промаха. На мостовой Алькала лежали тела: семь коммунистов, их кровь текла по булыжникам, смешиваясь с дождевой водой, их глаза застыли в гневе и страхе. Женщины кричали, уводя детей, мужчины тащили раненых в переулки. В Севилье дым от пожара типографии поднимался над городом, окрашивая небо в багровый цвет, а запах гари чувствовался повсюду.

Виктор Рябинин, был в Мадриде, в отеле «Риц», добывая списки фалангистов. Ночью он пробрался на улицу Алькала, где фалангисты окружили штаб PCE. Рябинин, укрывшись за перевёрнутой телегой, подслушал Лопеса, кричавшего своим людям:

– Убейте всех! PCE не должно выжить! Санхурхо ждёт победы к утру!

Коммунист Хуан Гарсия, с кровью на лице, кричал, размахивая кулаком:

– Фашисты! Испания не ваша! Мы будем сражаться до последнего!

Рябинин заметил, как фалангист, Мануэль Перес, целится в Гарсию из винтовки. Рябинин бросился вперёд, сбив Переса с ног, его кулак врезался в челюсть фалангиста. Выстрел ушёл в воздух, пуля пробила вывеску таверны. Но другой фалангист, Хосе Рамирес, худощавый, с горящими гневом глазами, ударил Рябинина прикладом в висок. Кровь хлынула, заливая щеку, Рябинин упал на булыжники, его зрение помутнело. Улица гудела: коммунисты кидали камни и бутылки, фалангисты стреляли, их пули рикошетили от стен. Женщина в чёрном платке кричала, уводя ребёнка, чьи босые ноги скользили по мокрой мостовой. Рябинин, придя в себя, дополз до переулка, где Кармен Руис, схватила его за руку, её глаза были полны слёз:

– Пьер, ты жив? Они убили семерых наших! Хуан мёртв!

Рябинин, задыхался, кровь текла по щеке, его голос был хриплым:

– Еле ушёл. Лопес ведёт путч. Где Рауль?

Кармен, дрожащими пальцами, дала ему свёрток с бумагами:

– Рауль в безопасном месте, с PCE, в таверне «Эль Корсо». Вот списки фалангистов – тут имена в Севилье, Наварре, их планы на 12 октября. А теперь, Пьер, беги, они ищут тебя!

Рябинин, стиснул зубы, его рука сжала свёрток:

– Кармен, уезжайте с Раулем из Мадрида. Я остановлю Лопеса. Ты знаешь, где он будет?

– Лопес будет в таверне «Эль Соль» через час. Но там его люди, Пьер.

Рябинин, вытер кровь:

– Я найду его. Уходи.

Рябинин, укрывшись в таверне «Эль Корсо», перевязал рану куском ткани, оторванным от рубашки. Гитарист в углу пел фламенко, но его голос тонул в криках с улицы, где фалангисты разбивали окна. Рябинин отправил шифровку: «Путч начался: Мадрид, Наварра, Севилья. Семь коммунистов мертвы. Лопес в Мадриде, списки добыты».

В Севилье фалангист Антонио Рамирес, поджёг типографию PCE. Огонь лизал деревянные балки, дым поднимался к небу. Коммунистка Лола Мендес, пыталась спасти печатные станки, но пуля попала ей в плечо. Она упала, крича:

– Антонио, ты предал Испанию!

Рамирес ухмыльнулся:

– Коммунисты – это сорняки. Фаланга очистит Испанию.

Рябинин, покинув таверну, заметил погоню: два фалангиста, Перес и Рамирес, бежали за ним по переулку. Он свернул к Пласа-Майор, где толпа торговцев кричала, а кони ржали, пугаясь выстрелов. Пуля пролетела мимо, задев стену, осколки кирпича посыпались на мостовую. Рябинин, споткнувшись о корзину с апельсинами, упал, но вскочил, нырнув в толпу. Фалангисты потеряли его в толпе, их крики растворились в гуле площади. Рябинин, задыхаясь, укрылся в подворотне, где старуха в чёрном платке торговала каштанами. Он отправил вторую шифровку: «Еле ушёл. Лопес в „Эль Соль“. Путч усиливается».

В Наварре фалангисты захватили склады, где хранились мешки с зерном и бочки с вином. Коммунист Пабло Ортега, пытался отбиться, но был застрелен. Его тело лежало у ворот, кровь текла по земле, а его жена, Мария Ортега, кричала, сжимая его руку:

– Пабло, нет! Фалангисты, будьте вы прокляты!

15 октября 1935 года война в Абиссинии пылала, как адское пламя. У Аксумского ущелья, где песок осыпался под ногами, итальянские войска под командованием генерала Эмилио Де Боно шли в наступление.

Рядовой Джузеппе Ломбарди, шел с винтовкой на плече, его сердце колотилось от страха:

– Лука, они используют газ. Я видел канистры у палатки Бьянки. Мы убийцы, Лука!

Лука Мартино махнул рукой:

– Джузеппе, молчи. Если не мы, то они. Нам надо победить, иначе нас всех перебьют.

Антонио Риццо задыхался от жары:

– Газ? Я не хочу умирать, кашляя кровью, как Пьетро в Адве!

Капитан Марио Бьянки, кричал:

– Ломбарди, Риццо, вперёд! Аксум наш! Пулемёты на скалы!

Абиссинские воины, ведомые вождём Оромо Кебеде, заняли ущелье. Их лагерь, у подножия скал, был окружён хижинами с соломенными крышами, где женщины пекли лепёшки на глиняных очагах, а дети прятались за матерями, их глаза были полны страха. Воины сжимали винтовки, их лица были суровыми. Кебеде собрал воинов на поляне:

– Алем, Тесфай, итальянцы идут травить нас газом! Держите скалы!

Алем, поправляя противогаз, ответил:

– Кебеде, мы выстоим. Но у нас нехватка гранат.

Тесфай, сжимая винтовку, сказал:

– Нас меньше, но тут наша земля. Нам некуда отступать.

Бой начался на рассвете, когда солнце окрасило скалы в багровый цвет. Итальянцы выпустили газ: жёлто-зелёное облако поползло по ущелью, его едкий запах разъедал глаза и горло, даже сквозь противогазы. Абиссинцы, кашляя, открыли огонь из винтовок, их пули рикошетили от скал, крики тонули в грохоте пулемётов. Итальянские танки, скрипя гусеницами, ползли вперёд, их броня блестела в утреннем свете. Алем бросил гранату, и один танк загорелся, чёрный дым поднялся к небу, а экипаж кричал, выбираясь из люка. Ломбарди, задыхаясь от газа, упал, его крик заглушил пулемёт:

– Лука, я не вижу! Спаси меня!

Мартино, тащил его за скалу, его руки дрожали:

– Джузеппе, держись! Мы отступаем к лагерю!

Риццо, стреляя из винтовки, кричал:

– Бьянки, газ не помогает! Они в противогазах! Танки горят!

Бьянки махнул рукой: