Текст книги "Я - Товарищ Сталин 2 (СИ)"

Автор книги: Андрей Цуцаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Соколов, поклонившись, заговорил на английском:

– Ваше величество, СССР прислал помощь: солдат, противогазы, винтовки, пулеметы, патроны, и взрывчатку. Еще дополнительные советники прибудут завтра, чтобы обучить вашу армию. Москва знает, что Италия готовит вторжение в октябре.

Селассие выслушал его и заговорил:

– Господин Соколов, ваш груз – спасение для Эфиопии. Разведка доносит: Италия собрала 200 тысяч солдат в Эритрее, 3000 танков L3/35, 150 самолётов Caproni. Их химическое оружие – это большая угроза для нашего народа. Но Британия и Франция прислали ноту протеста, они следят за Джибути. Если они закроют порт, мы останемся без оружия.

Соколов сказал, поправляя ворот рубашки:

– Москва предложила Лондону и Парижу антигерманский пакт. Ждем их решения. Используйте горные тропы через Аваш, наши советники помогут. Нужны склады для патронов и 10 радиостанций для связи.

Селассие кивнул, его пальцы сжали подлокотники трона:

– Мы подготовили склады в Дыре-Дауа и Хараре. Мои воины, 100 тысяч человек, готовы, но их винтовки устарели. У них Mannlicher 1890 года. Ваши пулемёты и инструкторы дадут нам шанс. Но народ боится. Еще их пропаганда старается: итальянские самолёты сбрасывали листовки, обещая «цивилизацию».

– Ваше величество, СССР не допустит падения вашей страны.

После аудиенции Соколов осмотрел город. Аддис-Абеба кипела жизнью: рынки, где женщины в белых шалях торговали кофе, тефом и специями, гудели голосами. Уличные проповедники в длинных рясах читали Библию на амхарском, дети играли с деревянными копьями, а в воздухе витал запах жареного мяса и эвкалипта. Но за фасадом жизни скрывалась тревога: крестьяне в горах шептались о «белых дьяволах» из Италии, а старейшины вспоминали битву при Адуа 1896 года, где Эфиопия разбила итальянцев.

На следующий день, Соколов посетил тренировочный лагерь в 20 километрах от столицы, у подножия гор Энтото. Эфиопские воины, в льняных туниках и сандалиях, обучались стрельбе из винтовок под руководством советского инструктора Михаила Ковалёва. Ковалёв кричал:

– Цельтесь в грудь! Стреляйте очередями!

Эфиопские солдаты, молодые мужчины из племён Амхара и Оромо, сжимали винтовки, их лица были напряжены. Соколов заметил: некоторые боялись, но у многих глаза горели решимостью.

Соколов, гуляя по Аддис-Абебе, видел, как город готовится к войне. На рынке Меркато женщины плели корзины для патронов, мужчины точили копья, а священники в церквях, вырезанных из красного туфа, молились за победу. Уличные певцы, аккомпанируя на краре, пели о Менелике II, разбившем итальянцев. Но в глазах людей читался страх: слухи об итальянском газе, применённом в Ливии, доходили до горных деревень. Селассие, выступая перед народом на площади, говорил:

– Наша земля – земля Бога. Лев Иуды не падёт. Мы примем помощь наших советских друзей и разобьём врага.

Толпа, размахивая копьями, кричала: «Тафари! Тафари!»

Селассие, стоя на балконе дворца, смотрел на холмы, где солнце золотило эвкалипты. Италия была тучей, нависшей над страной. Он вспоминал Адуа, победу деда, но знал: танки и газ изменили характер войны. СССР дал надежду, но Британия и Франция могли помешать и нарушить все планы. Его народ верил в него, как в посланника Бога, но он чувствовал страх. «Я не подведу, – шептал он. Ради страны, ради предков».

Глава 8

29 июля 1935 года Мария Лебедева сидела в кафе «Kranzler» на Унтер-ден-Линден. Ее встречи с Кохом были все чаще, и она чувствовала, что еще немного и Кох выведет ее на что-то очень важное. Но нельзя было забывать об осторожности. Кох был не дурак. Паранойя в ее профессии была постоянным спутником. Нельзя было исключать, что немцы ее проверяют. Каждый шаг был словно по минному полю. И всего одна ошибка могла решить ее судьбу.

Воздух в кафе был пропитан ароматом свежесваренного кофе, сливочных пирогов, сигарного дыма и духов с нотами жасмина. Подполковник Вернер Кох, заказал бутылку, своего любимого, рейнского вина и тарелку сыра с орехами. Его глаза, обычно холодные, как сталь, смягчались, когда он смотрел на Марию. За последние недели он всё больше доверял ей, приглашая на прогулки по Тиргартену, устраивая ужины в ресторане «Adlon», где подавали жареную утку и шампанское, они так же вместе сходили в Staatsoper на «Зигфрида» Вагнера. Его откровенность росла все больше, но Мария не расслаблялась: каждое его слово могло быть проверкой.

Кох, отпивая вино, улыбнулся:

– Хельга, ты так не похожа на всех этих берлинских женщин. Они, эти столичные штучки, такие… он задумался: – они все пустышки, думают только своих платьях и украшениях. А в тебе видна душа, в тебе есть какая-то загадка. Но мы с тобой редко можем поговорить. У тебя работа, я тоже постоянно занят. А хочется, иногда, просто поговорить по душам, с человеком, который близок тебе по взглядам. Расскажи о себе поподробнее. Где ты росла?

Мария, ответила, скрывая диктофон в сумочке:

– Герр Кох, я из Гейдельберга, я уже рассказывала вам. Мой отец был библиотекарем, и я часто приходила к нему на работу после школы. Я любила книги, много читала, я мечтала увидеть Париж, Рим. Мне хотелось быть героиней приключенческого романа. Каждый раз, засыпая ночью, я представляла себя героиней прочитанной книги. И я путешествовала во снах, по этим сказочным городам и странам, по выдуманным мирам, в которых мои способности были безграничны.

А вы? Вы так мало говорите о своем детстве, все больше разговоров о текущих делах. Расскажите о Мюнхене, о том, как вы жили с родителями, когда были маленьким. Вы как-то упоминали вашу маму в разговоре, но так и не успели мне подробно рассказать.

Кох посмотрел на нее, его лицо оживилось, голос стал теплее:

– Ох, Хельга. Мюнхен. Мюнхен – это мой милый дом. Там остались мои лучшие воспоминания. Я часто вспоминаю, как мама по воскресеньям пекла штрудель с яблоками, и запах ванили наполнял кухню. Как я любил такие дни и ждал их всю неделю.

Мой отец был офицером в армии кайзера, я помню, как он учил меня фехтовать в саду. Он был строгим человеком, но он любил свою жену и нас, своих детей. У меня был брат, Курт. В 1918-м я потерял его на той проклятой войне. Он был младше меня, ему было всего 19. Тогда я поклялся: Германия не должна пасть снова. Версаль оказался для всех нас ножом в спину, теперь вся надежда на фюрера, что он выведет Германию к величию.

Мария, посмотрела на него, поправляя серьгу:

– Вы так преданы нашей стране. Это похвально. Вы настоящий патриот и офицер. Но я мало разбираюсь в политике. Я слышала о пакте с Италией и Японией. Это тоже наш шаг к величию?

Кох, понизив голос, оглядел зал, где официанты в белых перчатках разносили блюда:

– Ты любопытна, Хельга. Но я доверяю тебе. Генерал Манштейн встретится с Чиано в Риме 10 августа. А сам Антикоминтерновский пакт подпишут в ноябре. Италия даёт три грузовых корабля для поставок через Роттердам – 200 тысяч снарядов предназначены для Японии. Геринг хочет для нас базы в Африке, а Муссолини обещает нам базу в Массауа после вторжения в Абиссинию. Так что, каждый получит свое.

Мария, скрывая волнение, спросила:

– Япония – это же Азия, это так далеко. Зачем им рейх? И что получит Германия?

Кох, наклонился ближе, от него пахло вином:

– Хаяси, их атташе, платит 5 миллионов марок за 50 танков для Маньчжурии, там им надо потеснить русских. Рейх же получит нефть из Баку, если СССР падёт. А там ее гораздо больше, чем мы получаем из Румынии.Это новая ось – Берлин, Рим, Токио. Это сулит всем нам огромную выгоду. Коммунисты не остановят нас, в этом я уверен.

30 июля они гуляли по Тиргартену, где липы и каштаны отбрасывали длинные тени на гравийные дорожки. Кох, в лёгком сером костюме, был расслаблен, его рука случайно коснулась её:

– Хельга, я так устал от интриг. Геринг орёт на Манштейна, он хочет больше власти. Большие люди постоянно думают о делах и все время чем-то недовольны. Я же просто мечтаю о собственном доме в Баварии, с фруктовым садом и большой собакой. А ты? О чём ты мечтаешь?

Мария шла рядом, в лёгком зелёном платье, с зонтиком от солнца. Она ответила:

– Я мечтаю о мире, где не нужно лгать. О мире, где не будет больше войн и каждый будет по-своему счастлив. Но долг важнее наших мечтаний, вы же сами это говорили. Что значит ваш долг, Герр Кох? Военный пакт ради величия Германии?

Кох, остановившись у пруда, где утки плавали среди лилий, сказал:

– Совместный пакт против коммунистов – это необходимый союз. Муссолини даёт корабли, Япония – деньги. Абиссиния падёт, мы получим свою долю в Африке. Потом поделим Азию, Европу. Все это делается ради будущего Германии.

Мария спросила:

– А вы верите в победу?

Кох, взял её за руку, его пальцы были тёплыми:

– С тобой я верю. Ты заставляешь меня чувствовать себя живым.

30 июля 1935 года в Аддис-Абебе, окружённой зелёными холмами и эвкалиптовыми рощами, подготовка к войне с Италией набирала обороты. Город, раскинувшийся в долине, дышал жаром и пылью, смешанными с ароматами кофе, ладана и жареного тефа. Улицы, вымощенные красным туфом, гудели от голосов торговцев, криков ослов и звона колоколов церквей, вырезанных в скалах. На рынке Меркато женщины в белых шалях, с корзинами, полными зёрен кофе и плоского хлеба ынджера, торговались с крестьянами, чьи лица были обожжены солнцем.

Иван Соколов, агент «Кобра», координировал поставки через тропы Аваш, где караваны мулов, ведомые погонщиками Оромо, шли по узким тропам, окружённым колючим кустарником и красными скалами. Соколов, в пропылённом сером костюме, проверял ящики с винтовками и противогазами, спрятанные под мешками с зерном. Он встретился с погонщиком Алему, чьё лицо было изрезано морщинами:

– Господин Соколов, британцы усилили патрули в Джибути. Их корабли в Красном море, а мы теряем время, которого у нас все меньше.

Соколов ответил:

– Алему, используйте ночные тропы. Мы доставим ещё 5000 винтовок и 10 радиостанций к 5 августа. Британцы знают о нас, но пока особо не препятствуют нашим кораблям. Однако, мы не будем давать им повода.

В лагере у гор Энтото, где акации и эвкалипты отбрасывали тени на выжженную землю, советские военные советники обучали эфиопскую армию. Молодые воины из племён Оромо и Амхара, в льняных туниках, сжимали винтовки, их глаза горели решимостью, но руки дрожали. Эти воины еще не знали, насколько тяжело вести войну против современной армии. Но их желание защитить родную землю вселяло в них решимость.

Советник Алексей Иванов, кричал через переводчика:

– Цельтесь ниже! Стреляйте по три патрона!

Солдаты, потные и запылённые, учились заряжать пулемёты, их голоса смешивались с рёвом мулов и звоном патронов.

Елена Власова, агент «Гриф», в госпитале Аддис-Абебы, организовала медпункты для защиты от химического оружия. Здание, с белёными стенами и запахом йода, было переполнено медсёстрами в белых халатах, раскладывающими противогазы. Власова, учила их:

– Надевайте плотно, проверяйте клапаны! Газ убивает за минуту. Нельзя терять время.

Медсестра Лидету, молодая эфиопка лет 25-ти, спросила:

– Мемсахиб Елена, спасут ли нас эти маски? Мой брат боится за детей.

Власова ответила:

– Спасут, если будете одевать их быстро. Мы обучим всех и подготовим людей к газовой атаке.

31 июля император Хайле Селассие встретился с вождями Оромо и Амхара в деревне Дебре-Либанос, у монастыря, окружённого эвкалиптами. Каменные стены, покрытые мхом, и звон колоколов создавали торжественную атмосферу. Вожди, в накидках из леопардовых шкур, с длинными копьями в руках, слушали его:

– Братья, Италия хочет забрать нашу землю. Их армия сильна, но мы с вами – дети Бога. Бог лично оберегает нашу священную землю от захватчиков. СССР дал нам оружие, и мы разобьём врага, как при Адуа!

Вождь Оромо, Кебеде, крепкий мужчина около 50 лет, с седыми волосами, сказал:

– Лев Иуды, мои люди готовы, но нам нужны еще пулемёты. Британия закрывает порты Джибути и поставки могут не дойти до нас.

Селассие сказал твердым голосом:

– СССР доставит нам оружие через горные тропы. Они уже завезли его. На счет поставок не волнуйтесь. Главное то, что нам надо быть сплоченными. Мы должны быть едины, иначе падём.

Толпа воинов, размахивая копьями, кричала: «Тафари! Тафари!» Женщины пели гимны, а священники благословляли крестами.

Селассие, стоя у монастыря, смотрел на звёзды над холмами. Он вспоминал Адуа, победу деда, и он знал: у него нет выбора, он просто обязан победить.

27 июля Сергей отправил Виктора Рябинина, в Испанию, чтобы прощупать почву среди коммунистов перед надвигающейся гражданской войной. Рябинин, под видом французского торговца оружием, коммуниста Пьера Лефевра, прибыл в Мадрид.

Город бурлил: Пласа Майор, окружённая каменными домами с балконами, украшенными красной геранью, пахла хересом, оливками и жареным хлебом. Уличные торговцы, в потёртых кепках, продавали чуррос и каштаны, их голоса смешивались с криками газетчиков: «Фаланга готовит мятеж!» Барочные церкви, с позолотой и статуями Девы Марии, соседствовали с тавернами, где гитаристы в чёрных шляпах играли фламенко. На Пасео дель Прадо толпы рабочих, в запылённых пиджаках, кричали: «Вива ла Република!» Плакаты коммунистов, анархистов и социалистов висели на стенах, а полиция в чёрных шинелях с дубинками разгоняла митинги. Слухи о Франко в Марокко и поставках оружия от Германии будоражили город.

28 июля Рябинин встретился с Хосе Диасом, лидером Компартии Испании, в кафе «Ла Гранха» на улице Алькала. Зал, с деревянными столами и запахом кофе, был полон рабочих и студентов, спорящих о революции. Диас, с усталым лицом, одетый в тёмную рубашку, сказал:

– Сеньор Лефевр, наша республика на грани. Фалангисты и монархисты готовят путч. Нам нужны винтовки, пулемёты, инструкторы. Армия ненадёжна, Франко сейчас в Марокко, а СЕДА предаёт рабочих.

Рябинин, одетый в серый костюм, поправил очки и спросил:

– Сколько у вас бойцов, Хосе? Есть ли у вас склады, где вы можете спрятать оружие? И скажите, насколько вы сплоченные? Кто ваш враг внутри левых?

Диас, потирая виски, ответил:

– В Мадриде у нас примерно 20 тысяч сторонников, в Барселоне примерно 10 тысяч, еще в Валенсии около 5 тысяч. У нас есть склады в Толедо и Сарагосе, но нам нужны 8000 винтовок, 70 пулемётов, и 15 тысяч гранат.

Правым группировкам уже помогают иностранцы. Немцы везут ящики в Кадис, я видел их маркировку – Krupp.

Что касается левого движения, то анархисты из CNT и POUM раскалывают нас. Нин хочет своей собственной революции и славы, он троцкист и этим все сказано.

Рябинин, делая заметки в блокноте, спросил:

– Что нужно, чтобы объединить левых? Москва не даст оружие без плана.

Диас, ударив кулаком по столу, заявил:

– Оружие и деньги. Вот что нам нужно. Если Москва даст 10 миллионов песет и 5000 винтовок, мы заставим Нина подчиниться. Но нам нужно торопится. Франко близко, он может вернуться в любой момент, а его шпионы и так в Мадриде.

29 июля Рябинин прибыл в Барселону. Собор Санта-Мария-дель-Мар, с его стрельчатыми арками и витражами, возвышался над домами. На Рамбле торговцы продавали розы и фиалки, художники рисовали портреты, а анархисты из CNT раздавали листовки с надписями: «Долой буржуазию!» Фабричные рабочие, с мозолистыми руками, шептались о забастовках, женщины в ярких платьях пели в тавернах, где пахло ромом и жареной треской. Фалангисты рисовали свастики на стенах, а коммунисты призывали к единству.

Рябинин встретился с Андреу Нином, лидером POUM, в портовой таверне «Эль Пескадор». Зал, с деревянными балками, где ели рыбу и пили ром, был полон моряков и рабочих. Нин, сидел напротив в потёртой куртке. Он сказал:

– Сеньор Лефевр, Испания сейчас на краю пропасти. Компартия подчиняется Москве, но мы хотим революцию рабочих, а не диктатуру. Фаланга получает технику от Германии, я видел их в порту. Нам нужны минимум 4000 винтовок, 30 пулемётов, нам нужны инструкторы.

Рябинин сказал:

– Москва изучит вашу просьбу. Но вы раскалываете левых. Почему вы не с Диасом?

Нин занервничал, его голос стал резче:

– Диас – это марионетка Сталина. Мы не хотим диктата Москвы над Барселоной. Мы хотим дружить с другими левыми, но не быть их марионетками. Дайте оружие, и мы свергнем буржуазию сами.

Рябинин нахмурился:

– У вас есть бойцы, готовые взять оружие? Есть склады для оружия?

Нин, немного помолчав, ответил:

– У нас 6000 бойцов по всей Каталонии, есть склады в Таррагоне и Жироне. Чего у нас нет, так это времени, ведь фаланга готовит удар.

Рябинин отправил шифровку: «Коммунисты готовы, но они расколоты. Нужны 10,000 винтовок, 100 пулемётов. Фаланга вооружается Германией».

29 июля Николай Ежов был избит следователями. Его лицо, покрытое синяками, кровоподтёками и ссадинами, опухло, левый глаз заплыл, кровь стекала по разбитым губам, а рубашка пропиталась потом и кровью. Камера, с бетонными стенами, пропахшая сыростью, освещалась тусклой лампой, качавшейся на проводе. Следователь Пётр Левин, кричал, ударяя кулаком по железному столу, от чего у Ежова звенело в ушах:

– Предатель, ты организовал взрыв Тухачевского! Назови сообщников!

Ежов, хрипя, сплюнул кровь на пол, его голос дрожал от боли:

– Ложь! Немцы, японцы, поляки – их шпионы, они все в Генштабе! Тухачевский был предателем. Я предупреждал товарища Сталина!

Левин, схватив Ежова за ворот, ударил его по скуле, кровь брызнула на стол:

– Кто работал на тебя? Кто твои сообщники в ЦК?

Ежов, говорил задыхаясь, его тело дрожало:

– Я искал врагов! Я защищал партию!

Левин разозлился, его лицо покраснело от гнева. Он ударил Ежова в живот, тот согнулся, кашляя кровью:

– Завтра будет хуже! Назови имена, или мы сломаем тебя! Кто ещё в заговоре?

Ежов, упав на колени, прохрипел:

– Я не виновен! Иностранцы убили Тухачевского! Товарищ Сталин ошибся, арестовав меня!

30 июля в камере нашли повешенным Льва Троцкого. Его тело, с верёвкой из рваной простыни на шее, висело у ржавой трубы, лицо посинело, глаза были открыты. Охрана доложила: следов борьбы нет, камера была заперта. Следователь Левин докладывал Сергею в кремлёвском кабинете:

– Товарищ Сталин, Троцкий повешен. Охранники ничего не видели. Это самоубийство.

Сергей, стоя у карты СССР, сжал кулаки. Тухачевский, теперь Троцкий – смерти множились, но ведь Ежов был в камере. Кто же их убивал? Немцы? Японцы? Заговор в ЦК? Он вызвал Глеба Бокия, который был сейчас наркомом ОГПУ:

– Глеб, проверь охрану Лубянки. Найдите виновного. Кто-то действует за моей спиной.

Сергей прошёлся по кабинету. Тухачевский был нужен ему, хоть он и не доверял ему до конца, Троцкий был угрозой раньше, но он был в тюрьме и не мог больше навредить. До этого еще Каменев. Их смерти не укладывались в логику. Ежов, избитый, твердил о шпионах. Если он прав, то кто в ЦК предатель? Если лжёт, почему смерти не прекращаются? Сергей чувствовал, что найти ответ будет не просто.

Глава 9

10 августа Вернер Кох, был повышен до полковника вермахта. Его новый мундир, с золотыми погонами, блестел, когда он вошёл в ресторан «Adlon», где подавали жареную утку и шампанское «Миттельрейн». Кох был горд и доволен собой:

– Хельга, повышение – это моя награда. Я так рад, что моя верная служба не осталась незамеченной рейхом. И кстати, Манштейн хочет видеть тебя. Ты ему очень интересна.

Мария улыбнулась:

– Полковник Кох, поздравляю! Вы заслужили это по праву. А почему Герр Манштейн хочет меня видеть?

Кох, отпивая шампанское, сказал:

– Потому что ты умна, Хельга. Манштейн ценит тех, кто понимает политику. Ты произвела на него большое впечатление на наших встречах.

11 августа Мария встретилась с Эрихом фон Манштейном в его офисе на Тиргартенштрассе. Кабинет, с дубовыми панелями, пах натуральной кожей и табаком. Карты Европы и Африки висели на стенах, рядом с портретом фельдмаршала Гинденбурга. Манштейн, улыбнулся увидев Марию, он сказал:

– Фройляйн Шварц, я так рад, что вы пришли. Кох только о вас и говорит. Мне иногда кажется, что он влюблен в вас. И познакомившись с вами, я должен с ним согласится, вы действительно интересный человек.

Мария улыбнулась.

– Герр Манштейн, спасибо вам за добрые слова. Для меня честь быть знакомой с такими людьми как Герр Кох и вы.

Манштейн, довольный ее словами, кивнул:

– Фройляйн Шварц, что вы знаете о поставках в Роттердам?

Мария, поправляя серьгу, ответила:

– Герр генерал, я секретарь Круппа. Я слышала о поставках каких-то снарядов для Японии. Это все нужно ради какого-то пакта?

Манштейн, улыбнувшись, ответил:

– Вы проницательны. Пакт с Италией и Японией подпишут в ноябре. Наша страна завоевывает все больше влияния в мире.

Мария спросила:

– А что СССР? Они нам мешают?

Манштейн кивнул:

– Сейчас они препятствуют Италии. Их грузы в Сомалиленде, которые предназначены для Абиссинии, могут создать проблемы. Но Геринг знает, как их остановить. Он поставлен лично фюрером, чтобы курировать этот проект. И он сделает все, чтобы их миссия провалилась.

Мария, после встречи, отправила шифровку: «Кох – полковник, Манштейн доверяет. Рим, 10 августа, пакт в ноябре».

13 августа, поздно вечером, Николай Ежов, умер в камере Лубянки от побоев. Его тело, покрытое синяками и кровоподтёками, лежало на бетонном полу, пропахшем сыростью, кровью и мочой. Лицо, разбитое, с заплывшим глазом, было неузнаваемо, рубашка была разорвана, кровь запеклась на губах.

14 августа, рано утром, Левин доложил Сергею:

– Товарищ Сталин, поздним вечером, Ежов скончался. Я сообщил это товарищу Бокию, но он сказал, что вас не стоит будить. Поэтому, я докладываю вам сейчас. Не скрою, я применял к нему пытки. Побои были тяжёлыми, но он не назвал имён. Крепкий оказался, видимо, он надеялся, что если не признается, то его отпустят. Хитрый, гад!

Сергей нахмурился. Тухачевский, Троцкий, теперь Ежов – смерти множились. Он хотел избежать смертей, но ничего не выходило. Смерть Ежова не внесла никакой ясности. Наоборот, оставались одни вопросы. Погрузившись в свои мысли, он даже забыл, что находится в кабинете не один. Его взгляд упал на стоявшего на вытяжку Левина. Он опомнился и махнул рукой:

– Товарищ Левин, ступайте. Впредь, рассчитывайте свои силы, а то вы так всех подследственных перебьете. Даю вам три дня отдыха, отдохните, придите в себя.

Левин кивнул и отдал честь:

– Так точно, товарищ Сталин! Он вышел, оставив Сергея одного.

16 августа 1935 года в горах Тигре, в 200 километрах от Аддис-Абебы, аббисинская армия отрабатывала минную войну под руководством советских инструкторов. Скалистые склоны, усыпанные акациями, колючим кустарником и редкими эвкалиптами, дышали жаром. Воздух был пропитан запахами сухой травы, пороха и пота, а крики шакалов и далёкий звон колоколов монастыря Дебре-Либанос эхом разносились над долиной. Воины Оромо и Амхара, в льняных туниках, учились закладывать мины ТМ-35, маскируя их под камнями и корнями кустарников. Их лица, обожжённые солнцем, блестели от пота, глаза горели решимостью, но руки дрожали от непривычных действий. Лагерь, окружённый шатрами из козьих шкур, пропах кофе, ладаном и дымом костров, где женщины в белых шалях готовили ынджеру – кислый хлеб из тефа. Дети, босые, бегали между палаток, играя с деревянными мечами, подражая воинам Менелика II.

Иван Соколов, агент «Кобра», в пропылённой гимнастёрке, стоял на скале, наблюдал за их работой.

Михаил Ковалёв, показывал воину Оромо, молодому парню лет 25-ти, по имени Асфа, как маскировать мину:

– Асфа, глубина должна быть 10 сантиметров. Камень уложишь сверху, и еще верху положи траву для маскировки.

В шатре, Соколов и Ковалёв разрабатывали партизанский план. Карта Тигре лежала на столе, рядом с кружками дымящегося кофе. Соколов, чертя тропы карандашом, сказал:

– Михаил, разведка доносит: итальянцы готовят наступление через Адуа в сентябре. Перевалы Дебре-Маркос и Аксум будут использованы нами для отражения атаки. Мы расставим тут мины, здесь устроим засады, а здесь, он показал карандашом: будут снайперы на скалах.

Ковалёв, указывая на карту, сказал:

– Тропы Аваш узкие, танки там увязнут. Поставим 500 мин на перевале, 20 снайперов расположим на высотах.

17 августа Хайле Селассие, в военной форме с орденами, инспектировал укрепления на перевале Дебре-Маркос. Каменные баррикады, укреплённые мешками с песком, возвышались над тропами, где акации отбрасывали тени. Воины рыли окопы, их голоса смешивались с рёвом мулов и звоном кирок.

Позже Селассие встретился с вождём Амхара, Текле, и вождём Оромо, Кебеде, стоявшим с копьём, украшенным бусами. Зал дворца Гынф, с резными стенами и запахом ладана, был торжественно обставлен. Селассие сказал:

– Братья, горные перевалы – это наш щит перед вторжение врагов. СССР дал нам мины и винтовки. Мы с вами остановим итальянцев.

Текле был не так уверен, его лицо было суровым:

– Лев Иуды, разведка видела их лагерь в Эритрее. У них очень много солдат, у них есть танки, самолёты. Наши воины верят в тебя, но у нас нет столько оружия.

Кебеде, сжимая копьё, добавил:

– Мои люди готовы, но Франция закроет порты. Как тогда придут грузы?

Селассие ответил уверенным тоном:

– СССР все доставит через Судан. Ночью, с погонщиками. Англичане не могут контролировать всю территорию.

Вожди кивнули. Им оставалось только верить.

16 августа Мария сидела в ресторане «Horcher» на Вильгельмштрассе. Ей, простому секретарю, с небольшой зарплатой, было уже привычным сидеть в роскошном ресторане со своим другом, Вернером Кохом.

Зал, с хрустальными люстрами, белыми скатертями и позолотой, пах жареным фазаном, трюфелями и рейнским вином. Полковник Вернер Кох, выглядел счастливым. Он улыбался:

– Хельга, ты просто золото. Ты покорила Манштейна. На ближайшем вечере, он хочет представить тебя Гудериану и Роммелю.

Мария сделала удивленный вид и застенчиво улыбнулась:

– Полковник Кох, но почему генерал так доверяет мне?

Кох, сказал, отпивая вино:

– Потому что ты умна, и не болтлива. Он говорит, что ты совсем не похожа на тех женщин, которых он знает.

18 августа на приёме в отеле «Kaiserhof», шикарном здании, с мраморными колоннами Манштейн представил Марию Хайнцу Гудериану, и Эрвину Роммелю.

Гудериан, улыбнувшись, сказал:

– Фройляйн Шварц, мы наслышаны о вас. Герр Манштейн много о вас говорил.

Мария застенчиво улыбнулась:

– Герр Гудериан, я рада знакомству с вами. Мне кажется, что Герр Манштейн слишком меня хвалит. Я не так умна, например, я совсем не разбираюсь в танках.

Гудериан рассмеялся:

– Скоро все услышат про наши танки, Фройляйн. Скоро Германия поделит мир.

Мария сделала задумчивый вид:

– Да, я слышала о каких-то итальянских планах. Но, я не знаю. Вдруг они проиграют?

Роммель, стоящий рядом, захохотал:

– Фройляйн, будьте спокойны. Абиссиния не устоит. Их копья против газа и танков Муссолини? Смешно.

Мария замялась:

– А если партизаны? Я слышала, что там много гор, в этой стране?

Роммель кивнул:

– Да, горы – это их преимущество, но не настолько большое, чтобы тягаться с техническим превосходством итальянцев. Итальянцы пусть берут, что хотят, а мы возьмём Массауа.

19 августа Мария гуляла с Кохом по Тиргартену. Липы и каштаны отбрасывали тени, сильная жара уже спала, и прогулка была приятной. Кох, был в штатском, в брюках и белой рубашке, которая делала его моложе, чем армейская форма. Он сказал:

– Хельга, после войны я хочу съездить с тобой в Альпы. А то мы так и сидим в одном Берлине.

Мария кивнула:

– Вернер, а что будет, если вмешается Британия? Или Франция?

Кох ответил:

– Британия и Франция не так сильны, как они любят казаться. Они боятся обострения отношений, боятся войны. Они будут тянуть до последнего, но не вмешаются.

21 августа Сергей, размышлял, как объединить Запад против Германии, Италии и Японии раньше 1941 года. Стены, обитые тёмным деревом, украшали карты и портреты Ленина. На столе лежали шифровки от «Совы», Рябинина, Соколова. Дождь барабанил по окнам, а лампа отбрасывала тени на бумаги, разложенные на столе. Сергей вызвал Вячеслава Молотова, и Климента Ворошилова. Их лица были напряжены, они сидели и ждали, когда Сергей заговорит.

Сергей, шагая по паркету, сказал:

– Товарищи, ситуация сложилась непростая. С одной стороны, Запад боится Гитлера, но при этом они ненавидят нас. Они говорят много об их обеспокоенности Германией, но я не вижу никаких реальных действий против Гитлера. Как заставить их объединиться против оси? Тем более, что наши враги как раз готовятся объединяться.

Молотов, протирая очки, сказал:

– Иосиф Виссарионович, дайте Рузвельту документы из Роттердама по снарядам для Японии. Если они не хотят связываться с японцами, то они могут ввести санкции против Италии. Если один из участников пакта будет ослаблен, это уже результат.

Сергей, глядя на карту Европы, сказал:

– Рузвельт осторожничает, а Конгресс против. Британия играет в свои игры, Иден хочет ослабить Муссолини, но боится нас, боится сближения. Франция защищает свои колонии в Африке и больше ни о чем не думает. Что их напугает?

Ворошилов взял слово:

– Коба. Я считаю, нам надо показать силу, а не ждать каких-то действий Запада. Укрепим Абиссинию, дадим оружие коммунистам Испании. Будем устанавливать коммунистическую власть. Зачем нам этот Запад⁈

Сергей покачал головой:

– Нам надо склонить Запад на свою сторону, а не пугать их. Они и так нас боятся и поэтому отказываются помочь.

Молотов сказал:

– Я думаю, нам надо надавить на британцев. Сказать им, что Италия и Германия претендуют на их колонии. И Абиссиния – это только пробный шар. Мы заверим их, что СССР не собирается устанавливать коммунистические режимы в Африке. Скажем, что наша цель состоит только в ослаблении Италии и недопущение в Африку немцев. Французы слишком трусливо себя ведут, но британцы решительнее, к тому же, если британцы нас послушают, то французы могут последовать их примеру.

Сергей, остановился у карты:

– Ты прав, Вячеслав. Если Британия играет, мы используем их. Дай Идену все данные по их планам на Африку, может он перестанет прикрывать Италию. Но поторопись, время уходит.

Кафе «Ла Луна», с деревянными столами, покрытыми клетчатыми скатертями, и окнами, потемневшими от уличной пыли, гудело голосами рабочих и студентов. Гитарист в углу наигрывал мелодию фламенко, его пальцы мелькали по струнам, а официанты в белых рубашках лавировали меж столов, неся подносы с кофе и хересом. Рябинин, в сером костюме, и в очках с дорогой оправой, пил эспрессо, наблюдая за залом. Его взгляд остановился на молодой женщине, сидевшей у окна.

Кармен Руис, девушка 24-х лет, была эффектной: ее длинные чёрные волосы струились по плечам, как тёмный шёлк, оливковая кожа сияла в свете ламп, а глаза, глубокие, как средиземноморская ночь, искрились умом и тайной. Её алое платье, облегающее фигуру, притягивало взгляды, а тонкие пальцы, сжимавшие бокал вина, двигались с грацией танцовщицы. Она выглядела слишком утончённой для коммунистки, какой ее знали жители города.