Текст книги "Сфинкс"

Автор книги: Андрей Быстров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Слейд: А как объясняете её вы?

Сэйл: Я никакой нестыковки не усматриваю. Напротив, все логично. Стереть имя МЕРТВОГО – значит проклясть его, но столь же кощунственно написать на саркофаге, обители смерти, имя ЖИВОГО! А фараон, которому предстояло воскрешение в виде репликанта, считался лишь временно усопшим. Следовательно, и погребение было своеобразным. Сначала имя значилось на саркофаге, потому что без этого невозможно проведение религиозных ритуалов, а затем его стерли – символическое действо, означающее возвращение фараона к земной жизни.

Слейд: Любопытно...

Сэйл: Далее, конструкция ловушки – обрушивалась вся гробница. Кощунство, но важнее было навсегда уберечь тайну от всех, кроме будущих посвященных жрецов, которым и предназначался стилет. Если не им, так никому...

Слейд: Тогда получается, что безымянный фараон не был воссоздан – а лишь похоронен вместе с информацией о том, как это сделать в дальнейшем?

Сэйл: Очевидно, так. Вряд ли мы когда-либо узнаем точно. Прошло три с половиной тысячи лет...

Слейд: Значит, у вас нет даже косвенного доказательства, что создание репликантов осуществлялось на практике. В стилете могли быть изложены всего лишь идеи, теории.

Сэйл: В саркофагах, найденных Эмилем Бругшем в 1881 году, находятся хорошо сохранившиеся мумии, различимы даже черты лиц. Несомненно сходство лиц фараонов Рамзеса Второго и Сети Первого. Ученые считали Рамзеса сыном Сети, но они не знали того, что знаю я. Я изучил фотографии мумий и уверился не в сходстве, а в полном тождестве, которое легко может быть доказано с помощью антропометрических измерений.

Слейд: Но эти два фараона правили все же под разными именами...

Сэйл: Да, но повторяю: сейчас невозможно установить подробности политической и религиозной ситуации тех времен. Не стану гадать, какими конкретными соображениями диктовалось то или иное решение жрецов, почему выгодно было возвести на трон Рамзеса как сына Сети. Кстати, Рамзес прожил девяносто лет – случай для той эпохи редкостный! Не исключено, что под этим именем правили несколько последовательно воссозданных Рамзесов. Но это в Египте. А вот два династических списка шумерских царей (шуршание бумаги на аудиозаписи, пауза). Первый составили сами шумеры, второй написан на греческом языке вавилонским жрецом Беросом в третьем веке до рождества Христова. Ассириологи никогда не принимали эти списки всерьез, и было отчего. Смотрите, согласно первому списку, восемь царей правили в сумме 241 300 лет, а по Беросу – десять царей правили 456 000 лет. Первая династия господствовала 24 500 лет. Это возможно только в том случае, если каждый царь воплощался в ряде генетических копий...

Слейд: Шумеры – настолько древняя цивилизация?

Сэйл: Ну, в полмиллиона лет трудно поверить, и никаких археологических подтверждений нет. Но, судя по тому, что мы знаем о более поздних шумерах, их цивилизация достигла поразительных успехов в астрономии, медицине, архитектуре, математике... Греки – первоклассные математики, но и они не умели оперировать числами свыше 10 000. В Европе только в начале девятнадцатого века распространилось понятие "миллион". А на шумерской клинописной табличке найден расчет, результат которого выражается числом с четырнадцатью нулями... И вы полагаете, они сами до всего этого додумались?

Слейд: Кто же им подсказал?

Сэйл: Боги.

Слейд: Боги?

Сэйл: Да, те боги, о которых упоминается в тексте на плите. Они сходили с небес в огненных колесницах – к египтянам, и как я думаю, раньше и к шумерам. Понятно, что речь идет о посланцах иных цивилизаций.

Слейд: Ну, палеоконтакты – старая тема. Никаких доказательств нет.

Сэйл: Потому я эту тему и не обсуждаю. Мы говорим о другом – о реальном процессе репликации, могущем иметь большое значение для нашей страны...

Слейд: Тоже бездоказательном. Почему не найдено никаких артефактов, никаких следов тех самых лабораторий хотя бы?

Сэйл: Может быть, найдено. Египет и шумеры – самые загадочные из древних цивилизаций. Многое из их наследия интерпретируется самым различным образом, существуют тысячи теорий и гипотез. А истина может ускользать только потому, что нет такого ключа, как у меня. Мистер Слейд, косвенные указания рассеяны повсюду, надо только уметь видеть – точнее, знать, в каком направлении смотреть. Возьмите религию. Шумеры. Их бог Таммуз умирал каждую осень и воскресал каждую весну. Заметьте – умирал и воскресал, подобно египетскому Озирису! А разве Иисус Христос не проделал то же самое? Да какие боги не умирали и не воскресали?! Кстати, сколько прожил библейский Мафусаил? Около тысячи лет?

Слейд: Дэвид, со столь сомнительными источниками мы ничего не добьемся, хотя все это и занимательно.

Сэйл: Возвращаясь к Египту, сошлюсь на работу авторитетного русского исследователя Игоря Шмелева. Вот что он пишет – я прочту вам только резюме, аргументы слишком сложны и требуют специальной подготовки. Цитирую: "Неверно относиться к клану древнеегипетских жрецов как к людям наивного миросозерцания. Остается признать, что цивилизация Древнего Египта – это суперцивилизация, изученная нами крайне поверхностно..." Конец цитаты. И напоследок, мистер Слейд. В Берлинском музее хранится папирус, где утверждается, что на закате двадцатого века будут раскрыты тайны скрижалей великого Тота и человечество вступит в эпоху глубочайших преобразований... Наступает двадцать первый, и ждать осталось недолго, если учесть ничтожную для истории погрешность в десять-двадцать лет... Как найти всему этому объяснение без участия тех самых богов?

Слейд: Эффектная точка, Дэвид. Но давайте спустимся с небес на Землю. Что вы сделали после того, как узнали об ограблении каирского музея?

Сэйл: Уничтожил папирус и плиту. Вероятно, талантливый исследователь прочтет криптограмму на стилете и без них, но чем меньше останется артефактов, тем лучше. Затем я обманул Гловера, моего помощника. Сказал ему, что расшифровка не удалась, сбежал от него и вылетел в Лондон.

Слейд: Вы поступили разумно.

Сэйл: Теперь вы видите, как важно разыскать стилет. Кто знает, кому его продадут и где он окажется в итоге? У русских, китайцев, Муамара Каддафи, Саддама Хусейна?

Слейд: Успокойтесь, Дэвид. Могу вас заверить, к вашему заявлению отнесутся с надлежащей серьезностью, хотя решение принимать не мне.

Таня выключила магнитофон.

– Так все это правда? – заговорила Ольга. – То, о чем рассказывал археолог? Это было осуществлено, и вы... Репликант?

– Да. Я ваша генетическая копия, созданная в лаборатории профессора Колесникова десять лет назад.

– Вам десять лет?!

– Да, – Таня наклонила голову.

– Постойте, – пробормотала Ольга. – Десять лет... Девяностый год. Да, правильно! Тогда мне было восемнадцать... Меня сбила машина, и я попала в больницу, но в какую-то странную...

– И в чем заключалась её странность? – заинтересовалась Таня.

– Мне говорили, что я в институте Склифософского, но я сомневалась. Отдельная палата, идеальный уход, фрукты, журналы, любимая музыка... Вставать не разрешали, хотя я хорошо себя чувствовала. И телекамера под потолком... За окном вечно маячили какие-то бандитские морды... Потом пришел доктор и сказал...

– Доктор? – встрепенулась Таня. – Колесников, Петр Иванович?

– Нет, он по-другому представился... Вадим... Или Аркадий... Не помню.

– Колесников или его ассистент, – уверенно проговорила Таня.

– Так вот, – продолжала Иллерецкая, – он сказал, что будет консилиум и возможна ещё одна операция... Так и случилось, а между тем я чувствовала себя прекрасно!

– Все понятно, – промолвила Таня. – Они изучали вас, анализировали генотип, боялись ошибиться. Я – первый успешный репликант, но до меня были ещё шестеро. Интеллектуальные и физические уроды, их уничтожили... Неудачи объяснялись генетическими дефектами оригиналов.

– Вот оно что... – протянула Ольга. – Теперь ясно. Но зачем они после выписки, все десять лет, заставляли меня раз в год, а то и чаще проходить обследования в различных клиниках?

– А как они это объясняли?

– Возможностью проявления каких-то последствий, что ли...

– На самом деле, – сказала Таня, вынимая кассету из магнитофона, – это были контрольные обследования. Нас сравнивали.

– Но кто они такие, эти люди? – вмешался наконец Борис. – Как к ним попал египетский секрет? И чего они добиваются?

– Все началось в восемьдесят третьем году, – начала объяснять Таня. Стилет Дэвида Сэйла – не единственный источник информации. На выставку в Россию привезли из Египта алебастровый кубок, и один растяпа, хранитель музея, отбил от него кусок. Кубок оказался двухслойным, под верхним слоем скрывались иероглифы. Не криптограмма, а обычное иератическое письмо с описанием технологии изготовления репликантов... Кстати, репликант – это ведь термин Сэйла, а Колесников и компания придумали словечко "дэйны", от дублирования... Так вот, кубок. Не знаю, почему жрецы на сей раз не прибегли к шифру. Ученый, исследовавший кубок, понял значение открытия... Потом были какие-то доносы, преследования... Его убили. Погибли ещё несколько человек, знавшие об открытии. А кубок и записи ученого присвоила банда негодяев, окопавшихся в АЦНБ.

– Что такое АЦНБ? – спросил Борис.

– Аналитический центр национальной безопасности, отравленное порождение ГРУ, гнезда грязного шпионажа. Они создали проект "Коршун"... у Тани пересохло в горле, она отхлебнула минеральной воды. – Это долговременная программа, рассчитанная на десятилетия. Я всего лишь эксперимент, образец... Их интересовало, насколько я буду тождественна вам, Ольга, как буду расти и развиваться, не появятся ли отклонения, каков мой интеллектуальный потенциал. Вместе с тем они искали способы ещё более ускорить выращивание дэйнов – и нашли их. Новая методика позволяет получить взрослого обученного дэйна за пять, даже за три года.

– Но зачем?.. – Борис уже знал ответ, но в глубине души надеялся, что его ужасные подозрения не подтвердятся.

– Проникновение, – сказала Таня. – Медленное и неуклонное проникновение по всему миру. Они не станут начинать с ведущих политиков, о нет. Много шума и слишком велик риск. Они начнут с неприметных секретарей, мелких госслужащих. Потом возьмутся за их шефов. И так далее, до самого верха. Взятие генетического материала – простая, моментальная операция: легкий укол, случайная царапина булавкой от брошки, вот и все. Раньше было сложнее, но они усовершенствовали и это. Дэйны станут поставлять подробнейшую информацию о привычках и образе жизни намеченных в жертву людей, и даже близкие родственники не отличат, кто есть кто. Лет через тридцать мир изменится совершенно.

– Не выйдет, – убежденно заявил Борис.

– Почему?

– Потому что создание, воспитание и обучение такого количества дэйнов невозможно сохранить в тайне. Нужны целые фабрики дэйнов с многотысячным персоналом. А похищения, убийства стольких людей? По-вашему, ничего не выплывет наружу, а мир будет спокойно ждать гибели? Чушь. Но если и получится, есть ещё одно.

– Что?

– Археолог... Сэйл говорил о том, что дэйны... Репликанты древнего Египта интеллектуально превосходили обыкновенных людей?

– Да, – кивнула Таня.

– И вы превосходите?

– И я, если судить по этим шкалам для определения индекса интеллекта.

– Вот видите. Так с какой стати дэйны будут безропотно служить этой ополоумевшей породившей их шайке?

– Они не будут, – проговорила Таня с печалью в голосе. – Да, вы во всем правы. На каком-то этапе дэйны осознают свое превосходство, а правда об их происхождении и предназначении станет известной людям. Все закончится грандиозной кровавой бойней, Борис. Но вы были правы также и тогда, когда назвали творцов "Коршуна" ополоумевшей шайкой. Они настолько ослеплены блеском грядущей власти, что не могут и не желают видеть реальность. Им кажется, что все под их контролем и из-под этого контроля не выйдет никогда. Их самообман дорого обойдется человечеству, вот почему их нужно остановить.

– Прелестно, – буркнул Борис. – Втроем против АЦНБ! Оля, посмотри, пожалуйста, в тумбочке под зеркалом, не завалялся ли там игрушечный водяной пистолетик?

– Задача не так сложна, как вы полагаете, – сказала Таня.

17

Иллерецкая вдруг побледнела. Борис с тревогой покосился на неё.

– Что с тобой, Оля?

Не обращая на него внимания, Иллерецкая повернулась к Тане.

– Вы сбежали от них?

– Я сбежала из засекреченного лабораторного комплекса "Террариум", находящегося под Москвой. Предварительно я заглянула в их базу данных, откуда и узнала все подробности.

– И они вас ищут... Мало нам мафии!

– Они ищут также и вас.

– А вы как меня нашли?

– Ваш адрес, обновляемые сведения о вас – все это было в базе данных, но сначала я как-то не сообразила. Меня подтолкнула телепередача, ваше выступление. Я отправилась к вам домой, но не застала. Я так боялась, что они меня опередили! Потом я поехала к выставочному залу, я думала, что вы можете прийти на выставку или уже там. Я заметила неподалеку Бориса... В зал я, разумеется, зайти не могла. Наконец вышли вы. Борис следовал за вами, а я за ним. Не забывайте, я не знала, кто такой Борис и чего от него ждать, хотя он и спас мне жизнь... Спрятавшись под аркой в переулке, я застрелила киллера – чуть не опоздала! Да собственно, опоздала. Если бы не Борис... После этого я выслеживала вас обоих, все решала, где и как лучше к вам подойти. Так и дошла за вами до этой квартиры, но и сюда не осмелилась сразу позвонить, долго осматривалась да присматривалась.

– Но неужели для них было настолько важно, чтобы мы не встретились, что они решили меня убить? – воскликнула Ольга.

– А вы как думаете? Две идентичные девушки с одинаковыми радужными оболочками и отпечатками пальцев. Это прямое доказательство их деятельности – живой дэйн и его оригинал. Над их величайшей тайной нависла угроза раскрытия...

– Тогда давайте поднимем шум! Поедем на телевидение, в редакции газет, в ФСБ в конце концов...

– Нет, – не терпящим возражений тоном произнесла Таня. – Этого делать ни в коем случае нельзя.

– Да почему же?

– По двум причинам. Во-первых, они приняли меры, и во многих местах, куда мы можем сунуться, нас ждут. А во-вторых, я не доверяю людям из официальных структур. Возможно, они и разделаются с "Коршуном", если мы не попадем на тех, кто сотрудничает с АЦНБ. Но для чего? Чтобы создать "Коршуна-2", "Коршуна-3"... Соблазн слишком велик.

– Если у них все схвачено, – с горечью проговорила Иллерецкая, – зачем тратить время на охоту за мной?

– Абсолютная безопасность проекта – прежде всего... Но вы в любом случае были обречены. Текущий этап исследовательской программы должен был завершиться через месяц, после чего предполагалось уничтожить экспериментальный материал – вас и меня. Они не могли оставить вас в живых, Оля. Без вас их рабочие журналы, компьютерные файлы, медицинские карты всего лишь неподтвержденная информация, попади она в руки их противников. А вы – контрольный объект.

– Тогда проще было и меня держать в этом самом... Террариуме.

– Но смысл иметь контрольный объект они видят именно в том, что он... Вы живете в обществе! Вы что, так и не поняли сути "Коршуна"?

– Да всё я поняла, – отмахнулась Иллерецкая. – Кроме одного: что нам делать?

– Сначала попытаться найти стилет.

– В Каире? – усмехнулся Борис.

– Нет, не в Каире. Он в Москве или где-то рядом.

Борис намеревался выразить удивление, но не успел, потому что Иллерецкая не унималась – впрочем, речь ведь шла о её жизни.

– Представьте, – сказала она Тане, – что меня убили и похоронили, и вдруг объявляетесь вы. Разве ЭТО – не доказательство?

– Оля, родственников у вас здесь нет, никто не станет глубоко копать и добиваться эксгумации. Если бы положение обострилось до крайности, попросту объявили бы, что я – это вы, только...

– Свихнулась?

– Ну да. А погибла совсем другая девушка. Не сомневайтесь, у них многое продумано, есть тактические схемы для самых различных возможных ситуаций. Многое, но не все. Не всемогущи же они!

– Так что со стилетом, Таня? – Борис снова попытался повернуть разговор в практическое русло.

– В поисках стилета Джек Слейд прибыл в Россию. Ну, тут длинные цепочки... "Коршуны" получили аудиозапись беседы с археологом и другие сведения от шпиона в окружении Слейда. Чтобы не допустить конкуренции, возникновения аналогичных проектов за рубежом, да просто появления где-то доказательств реальности репликации, вдогонку за Слейдом устремился их человек, полковник Лысенко. Мне удалось сесть ему на хвост. А на даче...

– На даче Калужского! – подпрыгнул Борис. – Так вот в чем дело!

– Калужского?

– Профессора. Вы не знали? Ну, неважно. Вы уверены, что Слейд искал стилет на даче Калужского?

– Настолько же, насколько в этом был уверен Лысенко.

– Дьявольщина! Вот оно!

– Чему ты так обрадовался? – спросила Иллерецкая.

– Египет! Ты забыла, как называлась директория в компьютере профессора? "Египет". А файл – "EGY". Стилет был у Калужского, понимаешь? Он расшифровал криптограмму и заложил данные в файл! Вот из-за чего напряглась мафия!

– Но как они могли узнать об этом? – удивилась Ольга.

– Да шут их знает. Какая разница...

– Подождите, Борис, – взмолилась Таня. – Если ваша догадка верна, это исключительно важно...

– Еще бы!

– Вопрос в том, жив ли профессор, или во время перестрелки...

– Отвечаю сразу: профессор убит. Но не на даче, а раньше.

– Убит?..

– Да. Я приехал на дачу в надежде встретиться с его сыном, студентом, и разузнать что-либо о секретном файле, но пришлось уносить ноги...

– Сын Калужского, возможно, знает про стилет, – предположила Таня. Вам известен его адрес?

– Известен, а толку? По-вашему, мафия и "коршуны" ушами хлопают?

– И все-таки мы обязаны поговорить с ним. А вот файл, Борис, лучше стереть без промедления.

– Дудки! Это мое дело... И мое оружие. Я раскопаю пароль и утру нос Генриху Рудольфовичу...

– Кому?

– Крестному папе этой мафии. А как поступите вы, Таня, если найдете стилет?

– Очень просто. Стилет состоит из двух частей. Одна из них послужит мне пропуском в "Террариум". "Коршуны" панически боятся утечки, поэтому вся информация о проекте сконцентрирована там – в компьютерах, в сейфе, на кубке. И в голове Колесникова. Я уничтожу информацию. И Колесникова тоже...

– И Колесникова? – нахмурился Борис.

– Да.

– Убьете человека?

– Ну конечно. Убила же я Лысенко.

– Как хотите, а я вам тут не помощник, – твердо заявил Борис Перестрелка, схватка – это одно, хладнокровное убийство – совсем другое. На меня можете не рассчитывать.

– Я на вас и не рассчитываю, – ледяным тоном отрезала Таня.

– Поищите другой выход, – принялся убеждать её Борис. – Давайте похитим Колесникова, уговорим его отказаться от проекта.

– Даже если бы это было возможно, – со вздохом сказала Таня, – его заставят взяться за проект снова. Мне очень жаль, Борис, но своего решения я не изменю. Я попыталась бы и без стилета, просто сообщив им, что я нашла его, да как знать, не у них ли он уже? И часть настоящего стилета – довод надежнее слов. Я взорвала машину Лысенко, стилет мог быть и там... Но в этом нужно убедиться, и начать с сына профессора.

В комнате воцарилось молчание. Таня сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. Иллерецкая нервно курила очередную сигарету. Градов барабанил пальцами по кнопкам магнитолы.

– Мы все устали, – произнес он наконец. – Давайте пока обсудим вопрос попроще. Рискнем переночевать здесь или поищем другое убежище?

– Какое? – пожала плечами Иллерецкая.

– Вокзал, чердак, теплотрассу...

– Вот сам и ночуй в теплотрассе! – Ольга возмутилась. – Я так полагаю, что "коршуны" об этой квартире не знают? Если бы знали, давно были бы здесь. А твоей дурацкой мафии я не боюсь. Пусть только сунутся – получат по пуле в каждую башку персонально от меня.

– Ну, ты даешь, Оля, – улыбнулся Борис. – Кажется, ты быстро усваиваешь правила игры.

Иллерецкая показала Градову язык.

18

Антона не выписали из института Склифософского – он сбежал. Ему страшно надоели палаты, больные, медсестры и санитарки.

Перевязанная рука скорее ныла, чем болела, и Антону не терпелось оказаться дома, в покое (относительном!) и одиночестве, а главное – выпить водки. От этого желания даже зубы ломило. Нет, Антон не был выпивохой, напротив, он пил довольно редко, но обрушившиеся на него несчастья властно требовали анестезии.

И ещё хотелось послушать музыку. "Панасоник" украли, но у Антона оставался древний катушечный агрегат на конной тяге, который он не включал много лет. Теперь Антон вытащил его из-под дивана, зарядил осыпающейся пленкой с "Темной стороной Луны" группы "Пинк Флойд" и, перекрестившись, запустил. К его изумлению и радости, магнитофон зарычал, затрясся, запыхтел – и всё-таки завелся.

"Пинк Флойды" как раз допели песню про деньги, а в бутылке "Столичной" изрядно поубавилось, когда в дверь позвонили. Хмель мигом вылетел из головы Антона. Он остановил пленку, прошел в прихожую и громко осведомился из-за металлической двери:

– Кто это там?

– Антон, это вы? Откройте, мне нужно поговорить с вами! Я приезжал к вам на дачу... Такой в очках, высокий, помните? У меня ещё дискету требовали...

Антон помнил это, как помнил и беседу с мистером Долтоном. Он отпер дверь. На пороге стоял юноша в очках, а за его спиной – две совершенно одинаковые девушки.

– Проходите, – неуверенно проговорил Антон.

Поначалу Борис намеревался идти к Антону один, но натолкнулся на упорное сопротивление девушек. В результате ему пришлось уступить, и они отправились втроем. Пистолет лежал в кармане куртки Бориса, автоматы – в Таниной сумке.

– Я Борис Градов, – представился Борис. – Это Оля и её сестра Таня, они... Мм... Помогают мне.

– Очень приятно, – сказал Антон. – Садитесь... Выпить хотите?

– Нет, спасибо, – ответил за всех Борис.

Антон сел на диван, скрестил руки на груди.

– Тогда задавайте ваши вопросы, попробую ответить.

– Вопросов два, – Борис отодвинул занавеску на окне, выглянул на улицу. – О стилете и о секретном файле.

– А ответ у меня один: ничего не знаю.

– Простите, Антон, почему вы держитесь со мной как-то... Агрессивно?

– Потому что у вас не варит котелок! Вы забыли, как те джентльмены грозились пристрелить меня первого, если я не выдам пароля к файлу? Так неужто я молчал бы, если бы знал? Я не самоубийца. Я понятия не имел о том, что отец написал какой-то секретный файл. О стилете – аналогично.

– Ну, хорошо, – Борис сел на стул, достал сигареты. – Курить можно?

– Да ради Бога. И мне дайте...

– Вы не в курсе дела, это ясно. – Борис протянул Антону пачку. – Но давайте вспоминать вместе, может быть, мы установим какие-то детали, которые наведут на след.

– А кто вы, чтобы устанавливать? – снова ринулся в атаку Антон. – Да кто бы ни были... Это стилет Левандовского, пусть он и вспоминает.

– Кто такой Левандовский? – быстро спросил Борис.

– Тот, что был на даче... Друг отца, египтолог.

– Это которого убили-то пусть вспоминает?

– Нет, другой, живой и невредимый. Вроде бы он передал отцу стилет...

Борис взглянул на Таню. Она едва заметно кивнула.

– Но вы никогда не видели этого стилета? – напирал Борис.

– Нет.

– Следовательно, логично допустить, что его не видели и люди, ограбившие вашу квартиру.

– А откуда вы знаете об ограблении?

– Ваша соседка сказала. Она мне и объяснила, как на дачу проехать... Но вернемся к стилету. Ваш отец мог где-то спрятать его...

– Повторяю, мне ничего не известно! Спрашивайте Левандовского. Может быть, они с отцом это обсуждали. Но вряд ли, зачем бы тогда потом они спрашивали меня...

– А как найти Левандовского?

– Охотно дам его адрес, чтобы вы оставили меня в покое!

Пока Антон разыскивал бумагу и ручку, взгляд Бориса блуждал по стенам квартиры, где висели портреты разных выдающихся личностей. Чтобы разрядить обстановку, Борис указал на один из них.

– Антон, а кто этот явный буржуин?

– Этот? Луи Пастер, творец хорошего пива.

– Да ну? А вот этот?

– Антониони, итальянский режиссер.

– Вы увлекаетесь кинематографом?

– Да, но больше русским. Мои боги – Сокуров, Тарковский. Антониони страсть отца. Его фильм "Блоу-Ап" отец мог смотреть бесконечно. Это была его любимая кассета... Куда же ручка запропастилась? А, вот она. Получайте адрес Левандовского. Зовут его Илья Владимирович.

– Спасибо, – Борис спрятал листок в карман.

– И... Приношу извинения за резкость. Но я действительно не в силах вам помочь...

Борис видел, что Антон колеблется, будто собирается сказать ещё что-то, но не решается. Калужский поочередно смотрел то на девушек, то на Бориса.

– Борис, могу я поговорить с вами наедине? Всего несколько минут. Дамы не рассердятся?

– Мы пока посплетничаем, – успокоила его Ольга.

– Пойдемте в кабинет отца...

Плотно закрыв за собой дверь кабинета, Антон повернулся к Борису.

– Когда я лежал в больнице, ко мне приходил один человек... Он интересовался вами... Нет, он с вами не знаком, но вы видели его на даче. Тот, похожий на Бонда из "Золотого глаза"...

– На Пирса Броснана? Да, помню, – Борис вспомнил и то, как "похожий на Бонда", пропустив его через балкон, вырубил преследователя.

– Это англичанин, его зовут Стэн Долтон. Он предполагал, что вы найдете меня, и я обещал передать вам его просьбу.

– Просьбу?

– Просьбу позвонить ему, а также следующее: "Я не рассчитываю, что он позвонит сразу. У него нет оснований доверять мне. Но он попал в скверную историю, и она будет становиться все хуже. В конце концов, у него не останется иного выхода, кроме как позвонить... Это не идеальный выход, но лучший из существующих". Таковы его слова, а вот номер телефона, написанный им собственноручно.

Борис взял протянутый Антоном листок.

– И это все? Он не сказал, зачем...

– Нет. Это все.

– Что ж, благодарю... – Борис двинулся к двери, но Антон окликнул его.

– Борис!

– Да?

– Вы можете объяснить, что все это значит?

Могу, подумал Борис, хотя бы частично. Но к чему вам, господин Калужский, лишняя головная боль?

Вслух он произнес:

– Я многого не знаю. Но поверьте, не так страшен черт, как его малюют.

Святая ложь во спасение... Борис открыл дверь в гостиную.

– Идемте, – обратился он к Тане и Ольге. – Еще раз спасибо, Антон.

На улице Борис рассказал девушкам о сообщении Антона и продемонстрировал листок с телефонным номером.

– Это московский телефон Джека Слейда, – заявила Таня. – Долтон – его псевдоним.

– Ага... Мистер Слейд хочет вступить в клуб. Не назначить ли ему приемный экзамен?

– Не сейчас, – ответила Таня. – На очереди Левандовский.

К Левандовскому отправились на метро. По дороге Борис упорно молчал. Его не покидало ощущение, что в разговоре с Антоном прозвучало что-то важное, даже ключевое, а он никак не мог сообразить, что именно. Снова и снова вспоминал он все подробности недолгой беседы. Что же, что?

На звонок в квартиру Левандовского никто не отозвался. – Подождем? не то спросил, не то предложил Борис.

– Подождем, – согласилась Таня, – но не на улице. Поднимемся по лестнице и подождем на площадке – из окна увидим, кто входит в подъезд.

Левандовский прибыл через час. Когда он вставлял ключ в замочную скважину, Борис тихо позвал:

– Илья Владимирович!

Ученый вздрогнул.

– Кто, кто... – забормотал он. – О! Это вы...

– Я, – подтвердил Борис. – А это Таня и Оля, мои ассистентки-сестрички.

– Но что вам нужно?

– Вы не пригласите нас к себе?

Левандовский поколебался, но уступил. Если он и должен опасаться этих людей, все равно уже поздно: он перед дверью квартиры, и ключ в замке.

Дверь за собой он запирал тщательно, на два оборота и задвижку.

– Итак, молодые люди, чем могу служить?

– Мы ищем стилет, украденный из египетского музея, – сказал Борис.

– А почему вас интересует стилет? – недружелюбно спросил Левандовский.

– Мы намерены вернуть его в музей, – Борис отметил, что на упоминание о краже Левандовский не среагировал.

– Похвальная забота о египетском музее... Молодые люди, я ни о чем не стану вас расспрашивать, наверное, ответы у вас наготове... Но мне тяжело говорить о стилете. Я хочу поскорее забыть весь этот кошмар. Я не верю в мистику, но на стилете проклятие. Двое из тех, кто касался его, Костров и Калужский, уже мертвы.

– Костров?

– Михаил Костров, которого застрелили на даче. Это он привез стилет из Египта. Не думаю, что он замешан в краже... Костров был коллекционером, я иногда консультировал его. Он оставил стилет мне, попросил оценить.

– И вы оценили?

Левандовский замялся. Он помнил о просьбе сотрудника ФСБ Мищенко не слишком педалировать тему стилета в разговорах, но ведь речь шла не о любых разговорах, а о разговорах с милицией, представителями властей. А коль скоро его посетители знают о краже, им и без Левандовского не составит труда заглянуть в музейный каталог. Возможно, они уже сделали это, и разыгрывать неведение ученому египтологу было бы глупо.

– Страховая стоимость экспоната, – сказал он, – пятьдесят тысяч долларов.

– Ого! Как же стилет мог попасть к Кострову, если он, по вашему мнению, в краже не замешан?

– Не знаю. Он говорил, что купил его в Каире за сорок фунтов... У него теперь не спросишь.

– И вы отдали стилет профессору Калужскому. Зачем?

– Я отдал его, чтобы... Чтобы...

– Чтобы профессор подключился к расшифровке криптограммы, не так ли? помог Борис.

– Раз вам и это известно, не вижу смысла отрицать. Да, я обнаружил криптограмму, сумел частично расшифровать. А так как её смысл относился не к моей области, я отдал стилет Калужскому вместе с подробными схемами расшифровки, чтобы он довел работу до конца. Но если профессор и достиг каких-то результатов, боюсь, мы об этом уже никогда не узнаем... Профессор убит, квартира ограблена...

– Илья Владимирович, – сказала Таня после минутного молчания, скажите, когда вы отдавали стилет профессору, вы уже имели представление о его ценности?

– Разумеется.

– И посвятили Калужского?

– Да. Я просил его беречь стилет как зеницу ока.

– Не сомневаюсь, что профессор ответственно отнесся к вашей просьбе. Скорее всего, он хранил стилет в каком-то тайнике...

– Я думал об этом, – кивнул Левандовский. – Но.. Человек прячет вещь не для того, чтобы её легко нашли, верно? Впрочем...

– Что? – Борис вскинул голову.

– Я вспомнил одну историю, но если она к чему-то и ведет, так к тому, что стилет никогда не будет найден.

– Расскажите, пожалуйста.

– Извольте... Вы убедитесь в том, что если тут я прав, то поиски бесполезны. Года два назад я по ряду причин вынужден был попросить Калужского принять на временное хранение редчайшую римскую монету. Когда я пришел за ней, он достал ее... Знаете, откуда? Снял крышку с системного блока компьютера – монета лежала внутри... И вот там, возле всякой электроники, достаточно места, чтобы спрятать и стилет. А по словам Антона, сына профессора, компьютер украден в числе прочих вещей, так что если стилет...