Текст книги "Сибирских улиц тихий ад"

Автор книги: Андрей Бурцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– И еще, – остановил его Светозар. – У нее на руках наручники. Может, напильник...

– Нора и Элиза все сделают, – кивнул Ганшин.

Девушки появились меньше, чем через минуту. Черненькая Нора уже тоже была в халатике. Она несла таз с водой и полотенца через плечо.

– Мужчины, выйдите, – властно скомандовала Элиза. – Посидите в кабинете. Когда мы освободимся, подадим вам кофе.

Светозар хотел было заупрямиться, но Ганшин взял его за локоть и вывел из гостиной.

– Все будет хорошо, Зарка, – сказал он в коридоре. Девушки сделают все, как надо.

В кабинете уже горела настольная лампа. Отпустив локоть Светозара, Ганшин плюхнулся в глубокое кожаное кресло.

– Да ты раздевайся, – сказал он. – Спешить теперь некуда.

Светозар скинул куртку и сел в кресло напротив. Только теперь он заметил, как изменилась обстановка знакомого прежде кабинета. Стулья сменили старинные кожаные кресла, очень мягкие и удобные. Добрую треть комнаты занимал обширный письменный стол, похоже, тоже старинный. На нем тускло поблескивал экран компьютера. Белели аккуратно разложенные пачки бумаги. Это тоже было необычно – за Ганшиным никогда не водилась любовь к порядку.

И сам Ганшин, развалившийся в кресле, в темной пижаме с широкими лацканами, тоже казался изменившимся, но Светозар еще не понял, в чем. Лампа под зеленым матерчатым абажуром стояла на дальнем краю стола, и лицо друга едва проступало в полутьме.

– Курить будешь? – спросил Ганшин.

Светозар молча кивнул. Ганшин протянул ему взятую со стола пачку неизменного "Беломора". Оба закурили. Светозар по-прежнему не отрывал от Ганшина взгляд.

– Ну, что так смотришь?

Вместо ответа Светозар протянул длинную руку и повернул лампу, чтобы свет падал на них. И вздрогнул. Они не виделись четыре месяца, и за это время Ганшин постарел лет на двадцать. Волосы поредели, в них пробивалась густая седина, лицо покрывала сетка тонких морщин. Перед Светозаром теперь сидел не одногодок, а старик. Еще достаточно крепкий, не согнутый годами, но шестидесятилетний мужчина. Меньше ему никто бы не дал.

– Что, изменился? – с сухим смешком спросил Ганшин. Давно мы не виделись. Так скоро и узнавать друг друга перестанем. – Снова раздался сухой дробный смешок, какого от Ганшина Светозар никогда не слышал.

– Что происходит? – спросил, наконец, Светозар. – Мне кажется, ты кое-что знаешь.

– Кое-что? – улыбка, появившаяся на губах Ганшина, была совсем не веселой. – Да, может быть, это и так... – Пару минут он молчал, попыхивая папиросой, потом повернул лампу в прежнее положение, так что лицо его снова уплыло в полутьму. – Мы ведь не на допросе, – пояснил он. – Последнее время меня раздражает яркий свет. Предлагаю следующее – обменяемся рассказами. Ты расскажешь, что там случилось с Зиной. Ну, а я – о себе. Только сперва, ты не откажешься от рюмочки коньяку?

– Идет, – серьезно кивнул Светозар, пододвигая к себе пепельницу.

Ганшин поднялся и открыл шкафчик, висевший между столом и окном. Внутри засияло стекло и хрусталь, в глазах Светозара зарябило от бутылок и этикеток. Ганшин достал какую-то импортную бутылку, пару пузатых рюмок из тонкого стекла и ловко налил их до половины.

– Прозит, – сказал он, протянув рюмку Светозару и вновь погружаясь в кресло.

– Прозит. – Светозар усмехнулся, вспомнив давнишний знаменитый фильм, от которого пошел их с Лешкой тост.

Коньяк маслянистым теплом прокатился по языку и чуть опалил гортань. Он был совершенно необычный на вкус, мягкий, с явным букетом каких-то трав и чего-то еще, чему Светозар не мог подобрать название.

– А коньяк ты пить так и не научился, – донесся до него насмешливый голос, уже более похожий тоном на Лешкин. – Залпом, как водку... Такой коньяк надо пить ма-аленькими глоточками. И греть в руке, чтобы придать ему аромат... Давай-ка, еще налью.

В руке Светозара вновь очутилась наполненная до половины рюмка.

– Можешь начинать, ты первый, – продолжал Ганшин, скрестив ноги и держа в одной руке рюмку, в другой – дымящуюся папиросу. – Мой рассказ длиннее. К тому же, я действительно беспокоюсь о Зине.

– Откуда ты ее знаешь? – мгновенно насторожившись, спросил Светозар.

– Если она твоя подружка – не волнуйся, – хмыкнул Ганшин. – Я не видел ее примерно столько же, сколько тебя. Она работала в газете, где я раньше печатался. Так что у меня с Зиночкой были чисто деловые отношения.

– Понятно... – смутился Светозар. – Я не об этом.

– Знаю тебя, старый ревнивец, – чуть улыбнулся Ганшин.

И тогда Светозар рассказал ему все. Вернее, почти все, поскольку начал с того, как увидел Зину в обществе монахов. Про Сопротивление он, естественно, не упомянул и ждал вопросов. Но вопросов не последовало.

За время рассказа Ганшин подливал ему в рюмку трижды, и заканчивая, Светозар почувствовал, как наконец растаял ледяной ком в груди и стало легче дышать. Зато наступила реакция и его охватила дрожь. Пришлось даже поставить рюмку, чтобы не плескать. Договорив, Светозар сидел, сжимая челюсти, чтобы не лязгали зубы.

– Ну-ну, успокойся, – пробормотал Ганшин, завозившись в баре. – Все уже позади... На-ка, выпей.

Он протянул стакан, и Светозар залпом выпил предложенное. Это была не водка, как он ожидал, а какая-то несладкая настойка, приятная, но крепкая. Она огнем прокатилась по пищеводу, и дрожь мгновенно улеглась.

– Все уже позади, все уже кончилось... – скороговоркой продолжал Ганшин, усевшись напротив него. – Никакой погони не будет. Здесь вас никто не тронет. Это я обещаю...

Светозар хотел было съязвить по поводу всемогущества, но промолчал – в тоне Ганшина чувствовалась неколебимая уверенность.

– Вот мы к тебе и пришли, – вместо этого повторил он. Больше некуда было. Можешь теперь звонить монахам... Или как вы их там называете?

Ганшин долго молчал, закурил новую папиросу, отставил подальше рюмку и сидел, положив ногу на ногу, уперев в нее локоть и пристально глядя на постепенно тускнеющий огонек.

– Зачем уж так-то? – тихо спросил он, не глядя на Светозара, сгорбив плечи, ставший маленьким и почему-то жалким. – Договор я подписал совсем на другое, а в этих делах им не помощник. И Храм я ни разу не посещал. До сегодняшней ночи я даже не знал, что дело зашло так далеко. Я ведь почти не выхожу из дому. А началось все с того...

И он рассказал, с чего началось, подробно, ничего не пропуская, вплоть до того момента, когда увидел по телевизору председателя новообразованного Комитета по Восстановлению России.

– Ты серьезно уверяешь меня, что власть в стране захватил Сатана? – не выдержал Светозар. – Но это же чушь, бред собачий...

– Вряд ли сам Сатана, – тихо сказал Ганшин, бросил давно погасшую папиросу в пепельницу и обхватил руками колено. – Очень уж много совершено Им ошибок. Действовать можно было проще и эффективней. Но суть не в этом. Ведь и две тысячи лет назад Избранный Народ посетил не сам Бог, а послал им Своего Сына. И тот тоже наворотил кучу ошибок, но все же повернул всю нашу цивилизацию в определенном направлении. Сейчас нечто подобное хочет проделать противная сторона.

– Все равно не могу поверить. – Светозар с силой похрустел пальцами. – Всю жизнь я любил фантастику, но это не укладывается у меня в голове. Почему именно в нашей стране? А церковь как же пошла с ними? Ведь насколько я понимаю, в первую очередь церковь призвана бороться с темными силами... Концы с концами не сходятся.

– Сходятся, – медленно проговорил Ганшин, уставившись на свое колено, – если предположить, что Православие давно шло к этому предательству, постепенно меняясь внутренне, незаметно для посторонних глаз. Очень давно, еще с тех времен, когда Москва приняла традиции Византии и провозгласила себя Вторым Римом.

– Ну, я не силен во всей этой религиозной головоломке, – махнул рукой Светозар. – Меня больше интересует, что же теперь прикажете делать? Молитвы распевать? Изгонять бесов святым крестом?

– А я знаю? – Ганшин сгорбился еще больше и упорно не хотел глядеть на Светозара. – Впрочем, я думаю, молитвы тут не помогут. Если они вообще помогают, то ведь молящиеся должны искренне верить. А кто у нас может этим похвастаться? Может быть, ты?

– Причем здесь я? – огрызнулся Светозар, но вышло это у него устало и вяло. – Я здесь с боку припека. Но есть же церковники, которым положено верить по долгу службы... Прихожане в конце концов.

– О каких церковниках ты ведешь речь? – тихо и монотонно проговорил Ганшин. – Служители церкви ныне справляют в Храмах черную мессу и молятся совсем другому богу. А отдельные несогласные были уничтожены еще в самом начале. Кроме того, интересует меня такой вопрос: а зачем ты вообще хочешь бороться с Ним? Чем Он тебе не угодил?.. Нет, погоди! – Ганшин резко вскинул руку, прерывая возможные возражения. – Дай уж, я договорю. Всю жизнь тебе было плевать на религию и Бога. Ты никогда не интересовался ничем подобным. С чего вдруг ты сделался таким ярым защитником Божьим? А?

– Да ты что? – закричал Светозар. – Что ты несешь? Ты что, не видишь, что творится вокруг? Людей же убивают и мучают! Да ты вспомни про Зину!..

– И коммунисты убивали, – все так же монотонно продолжал Ганшин. – И сажали тоже. Вспомни Вальку Домбровского. Два года оттрубил за какие-то там вшивые анекдоты. Кто из нас встал на суде и сказал хоть что-то в его защиту. Нет, мы все мямлили, ходили вокруг да около... А ведь мы с тобой считались его друзьями. Что-то я не припомню, Зарка, чтобы в те годы ты призывал всех на борьбу с коммунистами. Нынешние власти, кстати, не убивают. Они... ну, скажем, перевоспитывают. А сказать тебе правду, почему ты теперь так духаришься?

– Ну? – злобно глядя на Ганшина, процедил Светозар. Он уже понял, что Ганшин очень изменился. Не было друга Лешки перед ним сидел совершенно другой человек. Неважно, лучше или хуже – возможно, все-таки лучше, мудрее, что ли, – но он был чужим. От этого Светозар чувствовал растерянность и злился на Ганшина за эту перемену, и злился на себя, и понимал одновременно справедливость слов Ганшина, хотя они больно били его.

– А потому, дружок, что вокруг идет новый раздел пирога, от которого тебе забыли отрезать кусок. Или не посчитали нужным, что дела не меняет. Коммунисты разделили пирог задолго до твоего рождения и ты никак не мог считать себя обделенным ими. А вот нынешние... Я же говорю, Он допускает слишком много ошибок. Ему бы взять и осыпать таких, как ты, недовольных всеми благами, тогда бы вообще никто не рыпался.

– Ну, это ты врешь, – сквозь зубы прошипел Светозар. Нужны мне больно твои задрипанные блага! Меня больше волнует...

– Благо и счастье народа, – иронично перебил его Ганшин. – Так все говорят. А на деле, предложи тебе хороший кусок, и возьмешь, возьмешь, как миленький, и спасибо еще будешь говорить.

– Чистоплюйчика из себя строишь! – проревел Светозар. А сам-то ты...

– А я из тех, кто как раз взял, – спокойно ответил Ганшин. – Взял и пользуюсь, и работаю на них. Вот только до сих пор стараюсь не продаться. Понимаешь, я пришел к выводу, что этого врага просто так не победить. Сначала нужно его узнать. А от кого лучше всего узнать, как не от него самого?

– Раз ты такой знающий, – немного успокоившись, сказал Светозар, – вот и объяснил бы мне, невежде, что там происходит у них в Храме.

– А что это тебя Храм так интересует? – Ганшин впервые за весь разговор вскинул голову и, прищурившись, поглядел Светозару прямо в глаза. – В гости, что ли, туда собрался? Ну, сходи, если хочется. Только учти, что можешь оттуда и не выйти.

– Ты же только что говорил, что они никого не убивают.

– Ну, это еще как сказать... Да, в тебя никто там не будет стрелять или рубить голову. Просто выйти оттуда может уже не Светозар Тетерин, а еще один член Черного Воинства.

– Что-то я тебя не пойму, – задумчиво сказал Светозар. – То ты отговариваешь меня от борьбы со всей этой гадостью, а то вдруг советуешь полезть к ним в святая святых...

– Ни от чего я тебя не отговариваю. – На губах Ганшина мелькнул и пропала слабая улыбка. – Я только призываю тебя разобраться сначала в самом себе и в окружающем, а потом уж лезть в эту кашу. Ни одна революция, милый ты мой, не делается без идеи. Свержение угнетателей – это уже не пролезет. Потому что постепенно угнетенные перестанут чувствовать себя таковыми. И кто тебе поверит тогда?

Светозар угрюмо молчал, чувствуя в словах этого нового, незнакомого Ганшина жесткую правду.

– Как ты считаешь, что самое страшное в том, что творится вокруг? Не объявление ведь комендантского часа и не очереди за хлебом. Это все временно и через годик-другой будет отменено. А самое страшное, на мой взгляд, в том, что нынешние власти, в отличие от коммунистов и любой диктатуры, действительно могут п е р е в о с п и т ы в а т ь. Любого. Тебя, меня, кого угодно. Дана им такая власть. Вот это и есть самое страшное. Раньше человека могли убить, но он все равно оставался человеком. Конечно, и раньше людей ломали и переделывали, но ведь не всех же. А эти могут всех. К тому же, раньше всегда рождались новые любящие свободу. Теперь будут рождаться лишь те, кто им угоден. Вот с этим надо бороться. Не с властями, не с монахами вшивыми. Это лишь пешки, которые сами по себе не могут ничего. Надо бороться с Ним. А для этого нужно очень много знать. Интуиция правильно подсказала тебе, что все исходит из Храмов. Я не знаю точно, что там происходит. Я могу лишь предполагать, что во время черной мессы там действительно появляется Он.

– Ну, опять полез в мистику, – вздохнул Светозар. Спасибо за предупреждение, но только ничего конкретного я от тебя не услышал. А в Храме я все равно побываю.

При этих словах Светозар почувствовал, как изнутри его обдало холодом, и понял, что боится даже думать о том, что может ждать его там. А думать было нужно. Глупо очертя голову соваться невесть куда. И тут у него мелькнула одна мысль, которую он решил придержать при себе.

– Вот ты все называешь его Он, – сказал Светозар, совершенно уже успокоившись и даже дружелюбно глядя на Ганшина, который снова сгорбился и уткнул локти в колени. – Можно называть его Сатаной или кем угодно. Но можешь ли ты мне объяснить, раз утверждаешь, что чего-то там изучаешь, кто все-таки он такой по сути? Ты же все время намекаешь, что он не простой человек? А кто тогда?

– Трудный вопрос, – не поднимая головы, тихо ответил Ганшин. – Я сам еще многого не знаю и, возможно, не узнаю никогда. Обо всем этом у меня есть только рабочая гипотеза. Если хочешь, могу рассказать. Но не требуй всему этому доказательств – у меня их нет.

– Давай, – решительно сказал Светозар. – Послушаю твою гипотезу, но принимать ее или нет, буду решать сам.

– Конечно, – пожал плечами Ганшин. – Я ни на чем не настаиваю. Так вот, как любитель фантастики, ты должен слышать о гипотезе множественности измерений. В фантастике это обычно описывается, как иные миры со своими звездами и планетами, словом, продолжение нашей Вселенной. Просто на одной Земле жизнь у людей чуть похуже, а на другой, напротив, получше...

– Читал я все это, – вздохнул Светозар. – Ты ближе к сути давай.

– Не знаю, слышал ли ты предположение, – не обращая внимание на его реплику, продолжал Ганшин, – что во Вселенной существует изначально Добро и Зло, как некие универсальные силы. Являясь крайними противоположностями, они ведут меж собой бесконечную борьбу. Применительно к гипотезе о бесконечной множественности измерений, можно себе легко представить, что существуют измерения, в которых Добро окончательно победило Зло. А также наоборот. В нашем измерении, судя по всему, это борьба еще идет и исход ее пока не ясен. Так же, судя по нашей Земле, мы можем предположить, что на каждой планете Добро и Зло, эти универсальные, выходящие за рамки нашего понимания силы, принимают свои конкретные формы и обличия.

– Ну-ну, – пробормотал Светозар. – Это уже интересно...

– А вот теперь представь себе, что существует какой-то контакт – проход, лазейка, Врата, называй как хочешь – между нашей Землей и тем измерением, где окончательно победило Зло. Измерение это, надо сказать, совсем не обязано походить на Землю. Это иное пространство со своими, неизвестными нам, законами. Его обитателей мы можем лишь чисто условно называть существами. И вот когда-то, давным-давно, они научились пользоваться этой лазейкой и проникать к нам. Причем, скорее всего, эти Врата не действуют постоянно, а открываются время от времени, может быть, раз в несколько столетий. К счастью для нас, за века своего существования человечество сумело выработать способы защиты от Зла. Может, не само оно, может, нам просто подсказали. Мне не совсем еще ясна история с Христом, но именно он дал нам в руки это оружие. По имеющимся у меня сведениям, в Средневековье Врата между измерениями были раскрыты необычайно долго. К счастью, именно тогда Церковь была сильна и сумела дать отпор нашествию Зла. Жестокими методами, но они оказались эффективными. Потом Врата захлопнулись надолго, скорее всего, вплоть до нашего века. К сожалению, Церкви не удалось довести дело до конца. На Земле остались лазутчики, представители тамошнего Зла, которые начали готовиться к новому открытию этих Врат. Наша страна, как обширное, достаточно могущественное и самое тогда молодое христианское государство, была выбрана ими в качестве будущего плацдарма. Работа по его подготовке исподволь тянулась столетиями и была завершена лишь во второй половине нашего века. А вот сейчас Врата открылись вновь, и то, что мы видим, это занятие плацдарма войсками Сил Тьмы. За последние же века относительного спокойствия Церковь весьма потеряла силу. И это понятно. Ни одна армия не может долго сохранять боеготовность, не имея перед собой врага. Так что теперь я весьма не уверен в исходе близящейся битвы. Я не исключаю возможность, что наша Земля, а постепенно и все наше измерение, которое мы привыкли называть Вселенной, будет захвачено Злом. Понятия не имею, что будет тогда, только это будем уже не мы, а совершенно другое человечество. Мы даже не погибнем, мы изменимся. И вопрос стоит в том, хотим ли мы таких перемен?

Ганшин замолчал и печально поглядел на Светозара. Тот хотел что-то сказать, но не успел. В дверь кабинета постучали и вошла черненькая Нора, уже переодевшаяся в короткое платье, которое выглядело даже соблазнительнее халатика.

– Извини, Алексей, – сказала она Ганшину. – Девушка уже пришла в себя и хочет увидеть Светозара. Наверное, вас?

Она с улыбкой повернулась к Светозару, который все еще был ошеломлен услышанным от Ганшина. Не то, чтобы он поверил во все это. Поверить было невозможно, настолько все было далеко от того, что он знал и исповедовал всю жизнь. Но складывалась весьма логичная картина, которую он не мог разрушить вот так, сходу.

– Да, конечно, – сказал Светозар, поднимаясь с кресла. – Я иду.

– Мы там накрыли на стол, – с улыбкой сказала Нора. Будем все вместе пить кофе.

6

– Прекрасно, прекрасно, – бормотал старик, не отрываясь от окуляра телескопа. – Новый эффект, который я еще не наблюдал. Эх, знать бы только, что это значит!

Он включил лампу на маленьком столике и написал в раскрытой толстой тетради каллиграфическим почерком:

"22.27 час. Звезда, изменив свой цвет на багрово-красный, вдруг начала мигать. Амплитуда миганий составляет ок. 5 секунд. Понятия не имею, что это значит. Выглядит так, словно она исчезает на указанные секунды – или тухнет, – а потом появляется вновь".

Положив ручку и выключив лампу, он поплотнее запахнул громадный извознический тулуп – на чердаке было холодно – и вновь прильнул к холодному окуляру. Наблюдения продолжались.

7

Они стояли в темной подворотне, прижавшись спиной к шершавым доскам. Впереди, через улицу, мягко светилась в лунном свете белая каменная стена. Она не изменила своего цвета, когда церковь стала Храмом, и казалась сейчас мирной и неоскверненной. Кривая улочка была пуста и тиха. Еще не было девяти, но комендантский час вступал в силу с восьми вечера, так что все сейчас сидели по домам. Не слышалось даже лая собак – их почти не осталось в городе.

– Ну, и чего же мы ждем? – прогудел басистым шепотом отец Паисий.

Вздохнув, Светозар повернулся к нему. Вид у священника был потрясающе нелепым – неизменную черную рясу отец Паисий заправил в зауряднейшие потертые джинсы. Громадные кирзовые сапожища размера сорок шестого и лыжная шапочка, из под которой выбивались буйные черные кудри, довершали картину. Отец Паисий утратил всю свою кротость и благообразие, поразившие Светозара в этом великане при первой встрече. Сейчас рядом стоял двухметровый громила, которому самое место с кистенем на большой дороге. Дорога, правда, тут была не большая – маленькая захудалая улочка с частными домишками на задворках бывшей церкви, – но все остальное сходилось.

– Повторим еще раз нашу задачу, – быстро прошептал в ответ Светозар. – Перелезаем через стену. Вы показываете старый вход в подвалы. Подвалами добираемся до смотровой, откуда и наблюдаем за происходящим в церкви. Черная Месса начинается в полночь, чтобы добраться до смотровой, у нас есть три часа. Надеюсь, их хватит.

– За глаза, – пробасил отец Паисий. – Если все пойдет нормально, минут через двадцать будем на месте.

– Если все пойдет нормально, – с нажимом повторил Светозар. – Мы даже точно не знаем, что там за стеной. А уж в подвалах... Ладно, пошли. Фонарик не потеряйте.

Светозар вышел из подворотни и бегом метнулся к стене. Отец Паисий топал сапожищами следом. У стены снова замерли, прижавшись спиной к холодному камню. Прислушались – все по-прежнему тихо.

– Следы оставляем, – прошептал отец Паисий. – Чертов снег... Прости меня, Господи!

– Тут ничего не поделаешь, – так же шепотом отозвался Светозар. – Будем надеяться, что до утра успеем уйти. А если накроют – тем более все равно. Полезли?

Отец Паисий шумно вздохнул, как трогающийся с места паровоз, и, уперевшись широкими ладонями в стену, пригнулся. Светозар вскарабкался ему на спину – отец Паисий чуть слышно крякнул под ним, – а оттуда, осторожно ставя ноги в мягких кросовках на достаточно широкие выступы лепных украшений, полез выше.

Лезть было легко – выступы тянулись до самого верха. Добравшись туда, Светозар осторожно выглянул из-за стены. Маленький квадратный дворик, покрытый нетронутой белизной снега, освещенного луной, был пуст. Узкие стрельчатые окна церкви безжизненно темнели. Никого.

Стена была больше полуметра шириной. Светозар осторожно лег на нее на живот и медленно повернулся, уперевшись коленями, и хотел уже протянуть вниз руку, чтобы помочь священнику. Но тот уже бойко лез метрах в двух правее, шумно дыша и отпыхиваясь.

Вниз спустились без осложнений. Метров с трех Светозар спрыгнул, спружинив согнутыми ногами и упав на четвереньки. Засунутый за ремень поверх куртки ломик "фомка" больно ударил по ноге. Светозар прошипел сквозь зубы и поднялся, отряхивая от снега ладони. Отец Паисий быстро, но осторожно, спустился рядом.

– Теперь куда? – потирая ушибленную ногу, прошептал Светозар.

Нигде в окнах не вспыхнул свет, стояла ничем не нарушаемая тишина. Очевидно, их вторжение прошло незамеченным.

– Сюда, – кивнул священник в угол двора, туда, где церковь почти примыкала к стене.

Светозар достал короткую саперную лопатку и снял в указанном месте снег, потом с трудом воткнул лопатку в мерзлую землю. Она вошла сантиметра на три и стукнула обо что-то твердое.

– Она, – удовлетворенно прогудел над Светозаром отец Паисий. – Крышка колодца каменная, сработана еще в семнадцатом веке... Давай-ка быстрее, а то мы здесь как на ладони.

Минут через пять бешеной работы, когда Светозар уже взмок, квадратная крышка была очищена. Светозар пошоркал о снег лопатку и сунул обратно за пояс. Взялись вдвоем за вделанные в каменную плиту железные кольца. Крышка оказалась тяжелой, Светозар до боли напряг мышцы, но все же они приподняли ее, сдвинули сначала на край, а потом и совсем освободили черную дыру колодца.

– Ну, с Богом! – прогудел отец Паисий, размашисто перекрестился и первым полез в колодец. Светозар мельком оглянулся на черные окна церкви и последовал за ним, осторожно нащупывая в темноте скобы.

Метров через десять ноги Светозара стукнулись об пол. Отец Паисий включил фонарик. Желтый лучик вырвал из темноты покрытые сверкающей изморозью каменные стены и уходящий в черноту высокий сводчатый проход.

– Ну что, идем? – спросил отец Паисий.

– Идем, – кивнул Светозар.

Пол был из гладких каменных плит, и можно было идти, не опасаясь споткнуться. Шагов через тридцать они уперлись в низкую деревянную дверь, обитую позеленевшим металлом. Вместо ручки в дверь было вделано металлическое кольцо. Отец Паисий передал Светозару фонарик и, взявшись за кольцо обеими руками, рванул на себя. Дверь не шелохнулась.

– Вот и закончился наш поход, – пробормотал за его спиной Светозар.

– Еще чего, – огрызнулся, не оборачиваясь, отец Паисий. – Если надо – рубить будем. Ну-ка... – И он с силой ударил в дверь плечом.

Дверь со скрипом, от которого у Светозара пошли мурашки по коже, чуть подалась и замерла. Сунув фонарик под мышку, Светозар присоединился к отцу Паисию. Под их объединенными усилиями дверь отошла сантиметров на тридцать и заклинилась окончательно. Отец Паисий тут же протиснулся в темную щель. Светозар последовал за ним.

За дверью оказался еще один уходящий во тьму коридор, немного под углом к первому. Ни слова не говоря, отец Паисий забрал у Светозара фонарик и зашагал вперед. Здесь стало заметно теплее. Каменные стены тускло поблескивали в свете фонарика сочащейся влагой.

Через несколько десятков шагов путь им снова преградила дверь, так же окованная позеленевшим металлом – то ли медью, то ли бронзой. В отличие от первой, она открылась совершенно бесшумно. Очевидно, ей часто пользовались.

За ней открылось более обширное помещение. В свете фонарика мелькнули поставленные в два ряда огромные бочки.

– Склад церковного вина, – прогудел рядом отец Паисий. – Подержи-ка... – Он сунул Светозару фонарик и шагнул к бочкам. – Свети сюда, где-то тут должна быть банка.

Стеклянная двухлитровая банка нашлась почти сразу же. Отец Паисий ловко вынул из ближайшей бочки затычку и подставил банку под струю, казавшуюся в свете фонарика совсем черной.

– Оно, родимое, – с удовлетворением протянул он, затыкая бочку, когда банка наполнилась.

– Странно, – сказал Светозар, подходя к нему. – Как же монахи не нашли его до сих пор?

– Вино освященное, – пояснил отец Паисий. – Очевидно, они не посмели дотронуться до него.

– Опять эта мистика... – протянул Светозар, но отец Паисий не слушал его.

– С богом и во имя его! – Он широко перекрестился, держа банку в левой руке, и, запрокинув голову, припал к стеклянному краю. Через несколько секунд, сопровождавшихся громким бульканьем, отец Паисий оторвался и протянул банку Светозару. – Глотни. Наш кагор не пьянит, а прибавляет силы.

Светозар взял банку свободной рукой и осторожно отхлебнул. Тягучее сладкое вино теплой струйкой пробежало по пищеводу.

– Хватит, – пробормотал Светозар, после нескольких глотков возвращая банку.

– Осторожничаешь, – усмехнулся отец Паисий. – Эх, было тут времечко!.. Ну, с богом!

Когда банка опустела, отец Паисий поставил ее рядом с бочкой.

– На обратном пути, глядишь, пригодится... – начал он, но внезапно замер. – Выключи-ка фонарик.

Весь напрягшись, Светозар мгновенно исполнил приказ, вслушиваясь в окружающую тишину. Темнота сомкнулась вокруг них и... Секунду спустя Светозар обнаружил, что темноты-то и нет. Подвал наполнял какой-то голубоватый свет, чуть заметное светящееся марево, висящее в воздухе и почти ничего не освещающее. Почему-то Светозару сделалось тревожно.

– Что это? – шепотом спросил он.

– Не знаю, – гулко прошептал в ответ отец Паисий. Прежде такого не было... Ладно, идем, – добавил он нормальным голосом, забирая у Светозара и включая фонарик.

За погребом оказался коридор, который в точности походил бы на предыдущие, если бы не был заполнен зловещим голубоватым светом, видным уже в свете фонарика. Посреди коридора свет сгущался в столб, напоминающий юлу, усыпанную голубыми блестками. Юла была призрачной и зловещей в своем беззвучном вращении.

– Ее не обогнешь – почти касается стен, – пристально глядя на нее, проговорил отец Паисий. – Что будем делать?

– Другого пути нет? – так же негромко спросил Светозар.

Почему-то именно вид этой юлы убедил его в том, что называемое им мистикой существует на самом деле. Одновременно в памяти всплыл мрачный рассказ Ганшина, обретавший теперь вполне видимое наполнение. Стоя перед крутящейся световой юлой, Светозар почти физически ощутил присутствие Зла, не просто кого-то злого, а именно Зла в той изначальной форме, в которой описывали его теологи. И Ганшин.

– Нет, – отрезал отец Паисий. – За этим коридором подвал начинает разветвляться сетью помещений, большей частью пустых. Вернее, это раньше они были пустые, а сейчас одному Богу известно, что там.

– Значит, нужно идти, – сказал Светозар.

– Как? Мимо нее не протиснешься – почти касается стен.

– Пойдем сквозь. Это же просто свет. Что он нам сделает? – Но говоря, Светозар понимал, что это не просто свет. Я пойду первым, – добавил он и, прежде чем отец Паисий успел что-то сказать, шагнул вперед.

Вплотную голубоватая юла уже не казалась монолитной. В ней проблескивали какие-то разноцветные крупицы. На миг Светозару показалось, что это картинки, но времени разглядывать их не было. Боясь передумать, Светозар сделал еще шаг и окунулся в светящийся туман.

Да, это был не просто свет. Светозару почудилось, что он попал в вязкую жидкость, сопротивляющуюся каждому его движению. Однако, дышалось легко и свободно. Напрягая силы, Светозар проделал еще несколько шагов, разгребая туман руками, и внезапно вязкое свечение исчезло с легким треском, будто раздернулись шторы. В глаза ударил яркий солнечный свет, заставивший зажмурится.

Тут же открыв глаза, Светозар оторопел от неожиданности и изумления. Он стоял на обширной равнине, покрытой низкой желтой травой. Метрах в пятидесяти от него тянулась нескончаемая шеренга людей, одетых в одинаковую черную одежду. Очередь вилась по равнине, насколько хватало глаз, и упиралась в большую, метров пяти высотой, металлическую статую, изображавшую сидящего на троне козла с человеческими ногами. Солнце, заливавшее это зрелище ярко-кровавым светом, висело высоко на небе и было неестественно багровым.

Светозар судорожно оглянулся в поисках укрытия, пока люди в черном не заметили его, и увидел в шаге от себя голубоватую юлу, вертящуюся посреди степи.