Текст книги "Эдгар По. Сумрачный гений"

Автор книги: Андрей Танасейчук

«Когда я познакомился с По, тот обитал в пригороде Филадельфии, который назывался „Спринг гарден“… Это был тихий и спокойный пригород, известный тем, что здесь в основном селились местные квакеры. Я хорошо помню, что Э. По жил по соседству с одним из них… Тот проживал в великолепном четырехэтажном строении, сложенном из красивых – цвета коралла – кирпичей, коими так славится Филадельфия, а поэт обитал в маленьком – из трех комнат и чулана – щелястом домике, больше походившем на мансарду. Он был сколочен из досок и жался к боку своего более претенциозного соседа»[246]246
  См.: Танасейчук А. Б. Майн Рид: Жил отважный капитан. М., 2012. С. 89.


[Закрыть].

Можно представить, каково было там обитать семье поэта, один из членов которой был тяжело болен, – когда нет денег ни на нормальное питание, ни даже на дрова для камина, тем более что зима 1843/44 года, по свидетельствам очевидцев, была на редкость для тех мест суровой – несколько недель не сходил снег.

А о том, что денег отчаянно не хватало и жили они главным образом в долг, свидетельствуют не только современники поэта. Сохранились даже юридические документы, подтверждающие отчаянное положение семейства. Благодаря недавним изысканиям стало известно, что 19 декабря 1842 года окружной суд Филадельфии возбудил дело о признании Эдгара По банкротом. Общая сумма его долгов на основании предъявленных векселей была оценена судом в две тысячи долларов. Состоялись слушания, и 13 января 1843 года суд вынес решение признать По банкротом[247]247
  См.: Cantalupo В. Interview with Jefferson Moak //E. A. Poe Review. Vol. VIII. №. 2 (Fall 2007). P. 92–98.


[Закрыть].

Понятно, что долги копились постепенно. И едва ли речь в суде шла исключительно о займах, сделанных поэтом в Филадельфии. Наверняка фигурировали также нью-йоркские, ричмондские и балтиморские долги. Безусловно, учтены были и все «набежавшие» проценты и даже проценты на проценты. В современных долларах США долг составил как минимум 70 тысяч. О чем это говорит? Не только об отчаянном положении, но и об отчаянной непрактичности: занять столько денег, все потратить непонятно на что, не иметь ни движимого, ни недвижимого имущества, да еще угодить в итоге под суд!

Впрочем, во всей этой печальной информации есть одно положительное обстоятельство. Хорошо, что суд состоялся в квакерской Пенсильвании. Если бы Эдгара По судили в Балтиморе, то посадили бы в долговую тюрьму. И сидел бы он там до тех пор, пока не выплатил долг (или пока не нашел поручителя, что едва ли). А квакеры – известные либералы, и, как мы видим, не только религиозные. Они признали его несостоятельным должником (по сути, простили) и отпустили на свободу – разрешили и дальше жить так, как он привык: перебиваться случайными литературными заработками и брать в долг. И это замечательно. Ведь «свобода, – как выразился один наш выдающийся современник, – лучше, чем несвобода». Справедливо. Разве с этим поспоришь?

Однако не стоит упрекать По в безответственности. Он всегда стремился, чтобы его семья не бедствовала (отчасти этим, кстати, объясняются и непомерные долги). Но обстоятельства (наследственность, склад характера, пороки, психофизическое состояние, социально-экономическая модель развития страны и т. д. и т. п.) оказались сильнее.

Тем не менее упомянутая встреча Фр. Томаса с Эдгаром По в Филадельфии в сентябре 1842 года не была праздной. Как свидетельствуют источники, По много рассказывал своему другу о будущем журнале, о планах, с ним связанных. Томас был более прагматичен и сообщал о предпринятых шагах по возможному трудоустройству По чиновником филадельфийской таможни, о предстоящем разговоре по этому поводу со старшим сыном президента Тайлера Робертом и о возможной протекции[248]248
  Thomas D., Jackson D. К. The Poe Log. 1809–1849. Boston, 1987. P. 381.


[Закрыть]. Они договорились встретиться на следующий день в конгрессе штата: Томас выступал на партийной конференции и мог представить По будущему таможенному начальству, но наш герой… не явился.

21 сентября, извиняясь за отсутствие, По в письме другу писал:

«Боюсь, ты сочтешь меня необязательным, поскольку я не сумел попасть в Конгресс-холл в воскресенье, и вот теперь пишу, чтобы извиниться. Мое обещание присутствовать [на твоем выступлении] не было пустым, но, возвратившись домой в субботу вечером, я свалился в жестокой простуде с лихорадкой и провалялся весь следующий день. Я слишком плохо себя чувствовал, чтобы отважиться выйти на улицу, но сделал бы это, если бы достало сил…»

Может быть, По действительно простудился, а не был мертвецки пьян, как утверждали его недоброжелатели. Но в результате он пропустил нужную встречу и упустил возможность завести знакомства, которые могли бы помочь получить желанную синекуру.

Но Томас не оставлял усилий, чтобы помочь другу. Ему удалось включить Э. По в список претендентов на должность, когда был назначен новый глава таможенного ведомства, некий мистер Смит. В октябре тот приехал в Филадельфию, чтобы сформировать аппарат местного отделения таможни.

В ноябре По писал своему другу, что трижды встречался с чиновником, но:

«По-моему, он [мистер Смит] издевается надо мной самым безобразным образом. В моем случае не было никакой необходимости изучать мои политические взгляды. Но он принялся допрашивать меня… а затем сообщил, что мы встретимся с ним через три дня, – поклялся мне в этом. Я пришел к нему, но его не было дома. На следующий день я пришел к нему вновь и виделся с ним, тогда он сказал, что пошлет за мной, когда будет готов дать ответ… причем обнадежил, что он будет положительным. Так вот, прождав почти месяц, когда уже почти все назначения были произведены, я пришел вновь. Он даже не предложил мне присесть и – сквозь зубы – выдавил: „Я пошлю за вами, мистер По“, – и это все, что он сказал».

Тем не менее Томас продолжал обнадеживать и в письме сообщил, что подключил «тяжелую артиллерию» – сына президента, Роберта Тайлера. Тот имел беседу с мистером Смитом. Письмо с данной информацией датировано 14 ноября.

«Твое письмо от 14-го дало мне новую надежду – я обрел почву под ногами, – сообщал По Томасу в письме от 19 ноября. – В тот же день газеты вышли с сообщениями о четырех перемещениях и назначениях. Среди последних я обнаружил имя – Pogue. Окольными путями я разузнал, что человека с такой фамилией не существует, что, скорее всего, это опечатка или ошибка репортеров, которые неверно воспроизвели мое имя, названное на таможне. Я прождал два дня, ожидая вызова мистера Смита, поскольку он дважды говорил мне, что „вызовет меня, когда назначение состоится“. Однако сегодня, так и не дождавшись знака, я отправился к нему и спросил, нет ли у него добрых вестей для меня. Он ответил: „Нет, я получил указания не производить более назначений“. На это, весьма удивленный, я сказал, что через друзей знаю, что с ним говорил Роб Тайлер. „Кто, вы говорите, со мной говорил?“ – перебив меня, резко спросил он. Я ответил: „Мистер Роберт Тайлер“. Хотел бы я, чтобы ты видел физиономию этого негодяя, – так вот, только между нами, мой дорогой Томас, – этот негодяй сказал: „Я получил указание от Роберта Тайлера? Хм! Я получаю указания только от Президента Тайлера. И он приказал не производить более назначений по ведомству, и я не буду их производить“. Сразу же после этого – я узнал – он произвел еще одно назначение».

Сопоставляя ситуацию с современными российскими реалиями, легко найти коррупционную составляющую. Конечно, взятки нередко давали и в Америке XIX века. Так что, может быть, и у пресловутого мистера Смита «рыльце», что называется, «в пушку». Но, скорее всего, По подвела собственная негибкость: надо было действовать не напрямую, а через того же младшего Тайлера. Но он проявил несдержанность. И оскорбленный мистер Смит уперся. И назначил другого.

Как бы там ни было, неутомимый Томас не оставлял надежд «одарить» своего друга синекурой. К тому же он, вероятно, знал, что в Вашингтоне не очень довольны деятельностью мистера Смита, и потому в письмах зимы и весны 1843 года уговаривал По не отчаиваться, а запастись терпением – руководство сменится и назначение состоится.

Он оказался прав: в первых числах марта 1843 года мистера Смита отставили и заменили другой креатурой президента – неким Кэлвином Блайтом[249]249
  Thomas D., Jackson D. К. The Poe Log. 1809–1849. Boston, 1987. P. 406.


[Закрыть]. Тот, судя по всему, несколько иначе отнесся к советам и пожеланиям старшего сына главы администрации демократов. Томас вызвал По в Вашингтон, чтобы он предстал пред «светлы очи» нового главного таможенника и тот произвел долгожданное назначение.

Не мешкая, Эдгар По сел в поезд и отправился в столицу. Но – то ли потому, что визит, увы, не совпал с периодом «ужасного просветления» (Вирджиния переживала очередной приступ болезни), то ли его терзал «бес противоречия» – По, едва сойдя с поезда и поселившись в отеле, немедленно приложился к бутылке. На встречу он пришел навеселе и просто не мог произвести благоприятного впечатления.

Так, несмотря на все старания преданного Томаса и, по сути, по собственной вине нашего героя, рухнула очередная надежда – на синекуру в госаппарате.

Впрочем, домашние, вероятно, и не знали, что он отправляется в Вашингтон за назначением. В то время он уже был охвачен новой идеей, и были все основания верить, что она реализуется.

Собственно, идея была старая – журнал. Но под воздействием новых обстоятельств изменила очертания и обрела, как представлялось Эдгару По, уверенную перспективу в осуществлении.

Впрочем, по порядку.

В январе 1843 года на фоне безусловного успеха, что переживает По как литератор – прозаик и критик, он поделился своими планами (точнее, мечтаниями) об учреждении «Пенна» с Томасом Кларком, издателем еженедельника «Сэтеди мьюзеум», с которым эпизодически сотрудничал. Хотя издание приносило прибыль (да и Кларк был человеком небедным), оно отнюдь не процветало. Возможно, поэтому, а может быть, и потому, что был довольно амбициозен, Кларк воодушевился идеей По и сам предложил партнерство в задуманном издании. Правда, он высказал суждение, что название «Пенн» имеет откровенно региональный характер, а он, конечно, думал о журнале национального масштаба. Хотя Эдгару По, как мы помним, название и заключенная в нем игра слов очень нравились, он согласился и предложил иное – «Stylus». Оно звучало, правда, не так красиво, но сохраняло некоторую интригу в значении[250]250
  Stylus – от греческого стило (stilos), остроконечная палочка для письма.


[Закрыть]. Оговорили они и дату старта – 1 июля 1843 года.

Томас Кларк брал на себя финансовую сторону проекта, Эдгар По должен был подготовить проспект нового ежемесячника и заняться сбором подписчиков.

31 января компаньоны подписали и первый общий юридический документ: заключили контракт с тогда еще молодым, но уже известным художником Феликсом Дэрли[251]251
  Феликс Дэрли (1822–1888) – известный американский художник (акварелист) и иллюстратор. Прославился иллюстрациями к произведениям В. Ирвинга, Дж. Фенимора Купера, Г. Лонгфелло, Н. Готорна. Иллюстрировал и Э. По. Его рисунки к «Золотому жуку» считаются одними из лучших.


[Закрыть]. Тот должен был разработать оригинальный дизайн титульного листа, а также на регулярной основе поставлять «потребное количество… иллюстраций (гравированных на доске или нарисованных на бумаге) собственной композиции самого лучшего качества на сюжеты, предложенные господами Кларком и По; упомянутые рисунки будут использованы для иллюстрации журнала, озаглавленного „Stylus“», но будет их «не более пяти ежемесячно». За это компаньоны обязались выплачивать художнику «по семь долларов за каждую»[252]252
  Цит. по: Thomas D., Jackson D. К. The Poe Log. 1809–1849. Boston, 1987. P. 395, 396.


[Закрыть]. Это был серьезный документ: контракт подписали не только Кларк, По и Дэрли, но и юристы. Кстати, одним из тех, кто сочинял важную бумагу, был Генри Хёст – не только поэт и друг нашего героя, но и опытный крючкотвор.

В номере «Сэтеди мьюзеум» («Philadelphia Saturday Museum») за 24 февраля появился и составленный По проспект. Он сопровождался пространной статьей, в которой излагались принципы журнала, его характер, особенности оформления, объем («около ста страниц в одну восьмую листа, с текстом в одну колонку…»). Материал был подписан Т. Кларком – издателем и Э. По – редактором.

В течение месяца известие об учреждении нового журнала напечатали десятки газет и журналов в разных уголках страны. Теперь предстояла работа по формированию списка подписчиков и ангажированию авторов для сотрудничества. За эту давно знакомую для себя работу также взялся Эдгар По. Он писал письма, рассылал проспекты, вступал в переписку с будущими авторами.

Решено было заручиться и поддержкой столичных политических кругов и набрать подписчиков в Вашингтоне. Вот с этой целью прежде всего и отправился туда Эдгар По 8 марта 1843 года.

Кларк снабдил его наличностью, дав 20 долларов.

Ничто не предвещало катастрофы, да ее, скорее всего, и не случилось бы, не заболей Томас. Эдгар По застал своего друга в постели, и тот поручил гостя заботам другого общего приятеля, Джесси Э. Доу (1809–1850). В прошлом флотский офицер, он занимался журналистикой, немножко сочинял, а в то время подвизался на мелкой чиновной должности в палате представителей США[253]253
  Phillips М. Edgar Allan Poe the Man: In 2 vol. 1926. V. I. P. 906.


[Закрыть]. Человеком он был очень доброжелательным, порядочным, не без способностей и искренне симпатизировал Эдгару По. Тем не менее худшую кандидатуру на роль чичероне для нашего героя подобрать было трудно. Настоящий моряк в душе и душа компании, он не мыслил своего существования без спиртного и не обходился без него ни дня. Поэтому нимало не задумывался, что на кого-то алкоголь может производить самое сокрушительное воздействие. Он даже представить не мог, что безобидная пирушка по случаю приезда гостя обернется для последнего трагедией.

Несколько дней спустя он вынужден был написать Томасу Кларку:

«Вашингтон, 12 марта 1843 г.

Уважаемый сэр!

Считаю своей непременной обязанностью написать вам это поспешное письмо, касающееся нашего общего друга Э. А. П.

Он прибыл сюда несколько дней назад. В первый вечер он казался несколько возбужденным после того, как его уговорили выпить немного портвейна. На следующий день он держался довольно уверенно, однако с тех пор бывал временами совершенно ненадежен.

Своим поведением здесь он ставит себя в уязвимое положение перед теми, кто может очень повредить ему в глазах президента, и тем самым мешает нам сделать для него все, что мы желали бы сделать, прежде чем он возвратится в Филадельфию. Он не понимает политиков и не знает, как с ними следует обращаться, если хочешь получить для себя выгоду. Да и откуда ему знать?

Г-н Томас нездоров и не может сопровождать г-на П. домой. Мои дела и недомогание жены не позволяют мне сделать это самому. Учитывая все имеющие место обстоятельства, полагаю необходимым, чтобы вы приехали сюда, дабы благополучно препроводить его домой…

Торжественно заявляю вам, что пишу настоящее с полной ответственностью. Г-н По – человек высочайшего ума, и мне нестерпима мысль о том, что он может сделаться жертвой бесчувственных людей, которые, подобно прожорливым моллюскам, хладнокровно подстерегают добычу и безжалостно пожирают все, что попадает в их щупальца…»[254]254
  Перевод С. Силищева.


[Закрыть]

Вполне возможно, Томас Кларк не знал, что собираются «сделать» для По вашингтонские друзья и чему тот «мешает». А вот чем «мешает», ему было, конечно, совершенно понятно. Но он наверняка смог соотнести послание Доу от 12 марта с письмом По от 11 марта:

«Вашингтон, 11 марта 1843 г.

Мой дорогой сэр,

хочу лишь проинформировать вас, как идут мои дела, – по сути, я до сих ничего не сделал. Мой друг Томас, от которого я завишу, болен. Но, полагаю, через несколько дней он выздоровеет. Однако я и сейчас делаю все от меня зависящее. Я еще не видел Президента.

Расходы мои оказались больше, чем предполагал, хотя экономил на всем. Виной тому болезнь Томаса, и это наполняет меня печалью. Но все идет как надо. У меня есть подписные листы из всех департаментов… Полагаю, мой приезд вызвал настоящую сенсацию, которая пойдет во благо журналу.

Послезавтра я буду читать лекцию.

Роб. Тайлер собирается дать мне свою статью [для публикации].

Отправьте мне почтой десять долларов по получении письма. Грустно, что мне приходится просить у вас деньги. Но будущая выгода покроет ваши траты многократно.

Ваш Эдгар А. По».

Кларк выслал испрошенную сумму. По, скорее всего, эти деньги пропил.

Лекция (вероятно, речь он вел не о «лекции», а о презентации журнала) – не состоялась.

Не очень ясно, существовали в реальности «подписные листы» на «Stylus» «из всех департаментов» или это, как и утверждение, что «все идет как надо», – лишь иллюзия.

15 марта Эдгар По самостоятельно вернулся в Филадельфию. На перроне его ожидала встревоженная миссис Клемм. Сам По, конечно, был обеспокоен письмом Доу и сразу же поспешил к Кларку, чтобы отчитаться о проделанной работе и развеять его опасения. Нет сведений о том, как и о чем они говорили, но похоже на то, что «командированному» удалось в какой-то степени реабилитироваться.

Как бы там ни было, вашингтонский эпизод серьезно подорвал доверие к По со стороны партнера. Тем более что Кларк был человеком не только искренне набожным (а потому нетерпимым к любым проявлениям порока), но, как утверждала его дочь Анна (эти сведения подтверждает и художник Дж. Сартейн, сотрудничавший с «Сэтеди мьюзеум»), никогда не употреблял спиртного и не выносил запаха табака[255]255
  См.: Sartain J. The Reminiscences of a Very Old Man. N. Y., 1899. P. 217.


[Закрыть].

Между тем похоже, что после возвращения в Филадельфию По не смог остановиться: в литературных и окололитературных кругах все настойчивее циркулировали слухи о «гибнущем поэте». Об этом заговорили и друзья:

«Эдгар А. По (несомненно, ты знаешь о нем, если не знаком лично) превращается в одну из самых одиозных фигур среди пишущей братии. Он и я – давние друзья. Мы знаем друг друга с мальчишества, и наблюдение за теми превратностями, что он переживает в последнее время, причиняет мне нестерпимую боль. Бедолага! Конечно, он совсем не трезвенник, но я боюсь, он безрассудно движется по пути разрушения – морального, физического и умственного»[256]256
  Цит. no: Quinn A. H. Edgar Allan Poe. A Critical Biography. Baltimore; L., 1998. P.401.


[Закрыть].

Так писал старый друг Эдгара По Ламберт Уилмер в письме другому знакомому нашего героя – Джону Томлину[257]257
  Джон Томлин (1806–1850) – американский поэт. В 1839–1844 годах состоял в интенсивной переписке с Э. По, который помогал ему с публикацией стихотворений в филадельфийской периодике. Служил почтмейстером. Умер от туберкулеза в приюте, в глубокой нищете.


[Закрыть] из Джексона, штат Теннесси. Он был искренен в своей тревоге. Но, конечно, не понимал природы пьянства, обнаруживая в нем лишь слабость характера. Томлин и сам был подвержен прискорбному недугу. Но в его случае речь шла как раз о бытовом пьянстве, болезненной тяге к спиртному, алкоголизме. В случае с По, как мы знаем, дело было в ином. Не пьянство являлось источником сумеречного состояния, но, наоборот, болезнь провоцировала пьянство. Понять этого друзья не могли.

Томас Д. Инглиш, воинствующий моралист, принципиальный абстинент и профессиональный врач, наблюдавший По в филадельфийские годы и всячески оберегавший от алкоголя, и тот не смог уяснить природу его отношений со спиртным. В связи с этим нельзя не вспомнить о романе Инглиша «Гибель алкоголика», который он, судя по всему, заканчивал как раз в те майские дни[258]258
  Thomas D., Jackson D. К. The Poe Log. 1809–1849. Boston, 1987. P. 414.


[Закрыть]. Считается, что в главном герое автор в сатирическом ключе изобразил поэта. Едва ли стоит говорить о злонамеренной карикатуре: тогда Инглиш еще искренне любил и жалел По, их окончательный разрыв произошел позднее (возможно, не без влияния упомянутого текста), но то, что modus vivendi друга повлиял на сюжет романа, – бесспорно.

Несмотря на то что слухи и толки вокруг имени компаньона достигали ушей Т. Кларка, вплоть до конца мая 1843 года их уговор оставался в силе и Эдгар По продолжал подготовку журнала к выходу. Специально для первого номера он сочинил рассказ «Золотой жук», справедливо полагая, что он произведет настоящий фурор. Вероятно, Кларк все-таки надеялся, что его единомышленник одумается. Не случайно, кстати, он отложил на неопределенное время публикацию упомянутого романа Инглиша: поначалу предполагалось публиковать его с продолжениями с июня. Только в последних числах мая в «Сэтеди мьюзеум» Кларк объявил, что отказывается от планов издавать журнал. Он объяснил свое решение «экономическими трудностями». Понятно, что главная «трудность» заключалась в партнере по предприятию.

Между тем литературная известность По неуклонно росла. Он публиковался не только в филадельфийских и балтиморских изданиях – «Сэтеди мьюзеум», «Гоудиз лэдиз бук», «Лэдиз компэнион», «Гифт», «Журнале Грэма», но и в бостонских, нью-йоркских журналах. Его прозу, стихотворения, критику и публицистику перепечатывали другие газеты и журналы. Регулярно появлялись и отклики на его произведения.

Натаниэль Уиллис – один из влиятельнейших американских журналистов того времени (и самый высокооплачиваемый), откликаясь на появление очередного рассказа Эдгара По, писал, например, 7 января 1843 года в своей еженедельной колонке:

«Сочинение мистера По чрезвычайно живо и исключительно читабельно, настолько, что из материалов номера [журнала] подавляющее число подписчиков прочтут и запомнят только и именно его».

Ему вторил не меньший авторитет Хорас Грили:

«По создал сильное и профессиональное [произведение]… анализ чувств и мотивов обладает поразительной силой… пугающе правдоподобен и живописен»[259]259
  Thomas D., Jackson D. К. The Poe Log. 1809–1849. Boston, 1987. P. 395.


[Закрыть].

Оба журналиста отметили один и тот же рассказ – «Сердце-обличитель», опубликованный в первом номере нью-йоркского журнала «Пайонир» Джеймса Р. Лоуэлла.

Кстати, и тот и другой совсем недавно числились среди «врагов» По, поскольку принадлежали к упоминавшемуся выше кружку «никкербокеров». Тем весомее была их оценка.

Несмотря на сложные перипетии и обстоятельства личного характера, публикаторская и творческая активность Эдгара По в этот период была велика. Не без влияния примера Р. Грисуолда, опубликовавшего в 1842 году книгу-антологию «Поэты и поэзия Америки», он взялся за составление собственной антологии «Поэты и поэзия Филадельфии», публиковавшейся сериально в «Сэтеди мьюзеум». «Второй выпуск» (от 25 февраля 1843 года) он посвятил «себе, любимому»: Г. Хёст написал биографическую статью (полную вымысла и совершенно неправдоподобную), а По подготовил изрядную подборку из шестнадцати своих стихотворений. Причем почти каждое из них он серьезно переработал и исправил.

Интересная подробность: в начале 1840-х годов По совсем не писал и не публиковал новых стихотворений. Последнее он напечатал в «Журнале Бёртона» в январе 1840 года (сочинил, скорее всего, в 1839 году). Это сонет «Тишина» («Есть свойства – существа без воплощенья…»). И с тех пор поэт замолчал, всецело отдавшись прозе. И вот теперь, после трехлетнего поэтического молчания, вновь «сочетался» с музой. И сочинил одно из самых мрачных своих стихотворений – «Червь-победитель»:

 
Смотри! огни во мраке блещут
      (О, ночь последних лет!).
В театре ангелы трепещут,
      Глядя из тьмы на свет,
Следя в слезах за пантомимой
      Надежд и вечных бед.
Как стон, звучит оркестр незримый:
      То – музыка планет.
 
 
Актеров сонм, – подобье бога, —
      Бормочет, говорит,
Туда, сюда летит с тревогой, —
      Мир кукольный, спешит.
Безликий некто правит ими,
      Меняет сцены вид,
И с кондоровых крыл, незримый,
      Проклятие струит.
 
 
Нелепый фарс! – но невозможно
      Не помнить мимов тех,
Что гонятся за Тенью, с ложной
      Надеждой на успех,
Что, обегая круг напрасный,
      Идут назад, под смех!
В нем ужас царствует, в нем властны
      Безумие и Грех.
 
 
Но что за образ, весь кровавый,
      Меж мимами ползет?
За сцену тянутся суставы,
      Он движется вперед,
Все дальше, – дальше, – пожирая
      Играющих, и вот
Театр рыдает, созерцая
      В крови ужасный рот.
 
 
Но гаснет, гаснет свет упорный!
      Над трепетной толпой
Вниз занавес спадает черный,
      Как буря роковой.
И ангелы, бледны и прямы,
      Кричат, плащ скинув свой,
Что «Человек» – названье драмы,
      Что «Червь» – ее герой.[260]260
  Перевод В. Брюсова. Автору книги известно по меньшей мере около десятка переводов этого стихотворения на русский язык. Перевод Брюсова по точности, возможно, уступает переводу В. Рогова, а по мелодичности – переводу К. Бальмонта, но «по духу», по настроению – он ближе всех к оригиналу. Впрочем, это всегда лишь приближение. Адекватных способов перевода поэзии, увы, не существует.


[Закрыть]
 

Но что это была за муза? Уж точно – не Эрато, частая гостья его прежних стихотворений. Быть может, Каллиопа? Или Мельпомена? Эвтерпа или даже Полигимния?[261]261
  Каллиопа – муза эпической трагедии и знаний; Мельпомена – муза трагедии; Эрато – муза любовной поэзии; Эвтерпа – муза лирической поэзии; Полигимния – муза торжественных песнопений в честь богов.


[Закрыть] Судить о том трудно. Но ясно, что «сочеталась» она с «ужасом души» поэта: поэтический текст был продиктован глубоким разочарованием – тщетой усилий по созданию журнала, тщетой надежд на выздоровление Вирджинии и на «синекуру», тщетности известности и славы.

Развеялись ли питавшие его иллюзии? Вопрос, конечно, риторический. Но – едва ли. Они продолжали направлять и вести – и в жизни, и в творчестве.

Без иллюзий – нет человека и тем более – художника.