Текст книги "Эдгар По. Сумрачный гений"

Автор книги: Андрей Танасейчук

РАЗВИТИЕ СЮЖЕТА

Неприкаянный. 1831–1833

От Вест-Пойнта до Нью-Йорка вниз по Гудзону около сотни километров. Казалось, недальний путь, тем более по течению, но светового дня не хватило, чтобы добраться до пункта назначения. Значит, была ночевка, и едва ли в комфортных условиях. В Нью-Йорк поэт прибыл простуженным – совсем больным и разбитым.

Отчаянное положение, в котором По оказался в Нью-Йорке – больной, растерянный, без денег, – иллюстрирует письмо, отправленное 21 февраля мистеру Аллану в Ричмонд. Хотя в предыдущем, совсем недавнем послании из Вест-Пойнта он заверял опекуна, что больше никогда его не потревожит, в этом писал:

«Несмотря на все мои утверждения в обратном, я вынужден еще раз обратиться к вам за помощью – и это будет в последний раз, когда я тревожу вообще кого-нибудь из живущих, – я тяжко болен, в постели, и чувствую, что мне никогда с нее не встать. Сейчас я взываю не к вашей любви, ибо я ее потерял, но к чувству справедливости. Я писал вам, прося дать свое разрешение на отставку, – потому что оставаться было невозможно… – у меня безумно болит ухо, и это мучит меня постоянно <…> без вашего дозволения я не мог получить отставку… а мне следовало выходное пособие в 35 долларов, 30 – в соответствии с правилами их выплачивают тем, кто покидает академию. В нынешних моих обстоятельствах даже один доллар имеет для меня цену большую, нежели 10 тысяч долларов для вас, но вы сознательно отказались отвечать на мое письмо – и я сказал вам, что тогда пренебрегу своим долгом, поскольку иного пути у меня нет, последствия были неизбежны – меня выгнали. Я был изгнан, когда всего одна ваша строка могла бы меня спасти, вся академия была на моей стороне, потому что единственное мое преступление заключалось в том, что я был болен, но все было бесполезно. Я апеллировал к полковнику Тайеру[105]105
  Суперинтендант – начальник Военной академии в Вест-Пойнте.


[Закрыть], ссылался на свой послужной список, на собственную репутацию, свой талант – но все было напрасно; если бы вы дали свое разрешение на отставку – всего, что последовало, можно было бы избежать – у меня нет ни сил, ни энергии, чтобы описать хотя бы половину того, что я чувствую… Два дня назад я покинул Вест-Пойнт и отправился в Нью-Йорк без пальто и вообще без всякой верхней одежды. Я жестоко простыл и теперь прикован к постели – у меня нет денег – нет друзей – я написал моему брату – но он не может помочь – я никогда не встану с постели … – я едва осознаю то, о чем пишу – не могу писать больше. Пожалуйста, вышлите мне немного денег – быстрее – и забудьте все, что я наговорил о вас.

Да хранит вас Бог.

Э. А. По.

Ни слова моей сестре.

Я буду посылать на почту [за ответом] каждый день»[106]106
  Слова, выделенные курсивом, в письме подчеркнуты Эдгаром По.


[Закрыть].

Едва ли есть смысл разбирать, что в словах поэта правда, а что нет. Перед нами письмо человека, встревоженного до паники, впавшего в совершенное отчаяние, – и не только потому, что нет денег, но и потому, что болен, и это пугает его. У поэта воспаление случилось впервые, он в чужом городе, он не знает, что приключилось с его ухом, и не имеет представления, к кому обратиться, и к тому же карман его пуст. Г. Аллен называет письмо поэта «излишне жалостным». Нет, это письмо не «жалостное». Это – письмо донельзя испуганного человека. И он обращается к тому, к кому привык обращаться. Ведь какие бы отношения у них ни были, для По мистер Аллан – суровый, несправедливый, жестокий, но – отец. «Суррогат отца» по крайней мере. Но мистером Алланом 22-летний поэт уже давно не воспринимается в качестве сына. Поэтому он не отвечает на письмо и не посылает денег.

Тем не менее в течение недели ситуация каким-то образом разрешается. Бывший кадет выздоравливает, поселяется на Медисон-сквер (в то время этот район города считался приличным и недорогим). Там, во время прогулки, 1 марта его встречает давний приятель (некий Питер Пиз из Бостона). Поэт в прекрасном настроении, сообщает, что живет неподалеку, много времени посвящает променадам, а также и о том, что «ему улыбнулась удача».

Поскольку встреча была мимолетной, о какой «удаче» говорил По, его знакомец не сообщил. Но, скорее всего, была связана с готовящимся к печати сборником. Вероятно, поэт получил известие, что книгу набирают и вскоре она будет издана. Кстати, первыми числами марта 1831 года датируется и портрет поэта кисти Генри Инмэна[107]107
  Генри Инмэн (1801–1846) – известный американский художник, портретист и пейзажист, автор картин на исторические темы.


[Закрыть]. Мы знаем, что у По не было средств, чтобы заказать миниатюру, ее появление связано, конечно, со сборником. Известно, что Инмэн активно сотрудничал в эти годы (да и позднее) с издателями, в том числе с Эламом Блиссом, и живописный образ поэта, видимо, предназначался для сборника.

Насколько можно судить по изображению, По действительно не выглядит несчастливым. Хотя он несколько напряжен, но пытается быть непринужденным, на губах полуулыбка, взгляд устремлен в пространство, и вид вполне «байронический». Впрочем, а как должен выглядеть молодой поэт? Конечно, как Байрон! Сходство с британским бардом очевидно – и в позе, и во взгляде, и даже в костюме. Интересно, откуда оно? К нему стремился поэт или то была воля художника? Скорее всего, сработал стереотип. Но вот что характерно: на портрете По выглядит явно старше своих лет. А ведь ему только двадцать два года. Не стоит упрекать художника, будто он «состарил» поэта. Так будет всегда. Портретов у По будет еще несколько. Их создадут разные живописцы, но на каждом герой наших строк выглядит старше своих лет. И в этом одна из особенностей Эдгара По – он не только рано повзрослел, но и стариться начал уже тогда, когда его сверстники еще только мужали.

Впрочем, прекрасное настроение длилось, видимо, недолго. Уже 10 марта поэт вновь пребывает в смятенном состоянии духа. Свидетельством тому письмо в Вест-Пойнт полковнику Тайеру, начальнику академии[108]108
  Сильванус Тайер (1785–1872) – полковник (впоследствии бригадный генерал) армии США, начальник академии Вест-Пойнт в 1817–1833 годах. Талантливый военный педагог, он заложил основы военного образования в США. Военная академия, которую он возглавлял, до сих пор зиждется на его принципах. Был яростным сторонником военно-инженерного образования, покинул свой пост из-за разногласий с президентом Э. Джексоном.


[Закрыть]. В нем он пишет, что «при первой оказии намерен отправиться в Париж». Бывший кадет просит дать рекомендательное письмо маркизу де Лафайету со свидетельством, что «он учился в академии», и объясняет, что протекция необходима, так как он собирается «поступить в польскую армию» [?]. Реакция полковника неизвестна, как, впрочем, и обстоятельства странного намерения По, но очевидно, что послание продиктовано очередным приступом отчаяния, охватившего молодого человека.

Как, вероятно, заметил читатель, резкая смена настроений – характерная черта Эдгара По. Он редко бывал весел и почти никогда – беззаботен, чаще всего пребывал в сумрачном расположении духа. Но и сумрачность его была разной – иногда спокойной и сосредоточенной, а порой – суетливой, напряженной, беспокойной – до отчаяния и даже паники. Трудно сказать, испытывал ли он такое в юности. Если судить по некоторым его художественным текстам (например, по упоминавшейся автобиографической новелле «Вильям Вильсон»), подобные состояния были ему знакомы и в отрочестве. Впрочем, художественный текст – ненадежное свидетельство в таком деликатном вопросе. Что можно утверждать наверняка: перелом в характере поэта произошел в возрасте примерно шестнадцати-семнадцати лет, после того как он отправился учиться в Шарлоттсвилл. Испытания, пережитые там, и – в еще большей степени – те, что последовали, надломили психику поэта, и, начиная с той поры, отчаяние, даже исступление посещали его часто. Нечто подобное, скорее всего, переживал он и 10 марта. Как долго это длилось, неизвестно. Но странное письмо полковнику Тайеру (вероятнее всего, оставшееся без ответа), конечно, оказалось прямым следствием такого состояния.

Какими обстоятельствами оно было вызвано? Как можно заметить, «спусковым крючком», как правило, был некий стресс. В свою очередь, источником стресса могло быть что угодно – ссора, болезнь, внезапное неприятное известие, безденежье. Чаще всего им и было отсутствие денег и, как следствие, чувство беспомощности. Доказательства тому мы увидим и в дальнейшем. Опытный психоневролог мог бы определить, следствием чего были эти спорадически возникавшие состояния: повышенной эмоциональности, особо тонкой нервной организации, душевной болезни? Вопрос непростой. Как нет единственного определения – что есть талант. А тем более – талант выдающийся. И вообще, что такое писательство, сочинительство? Разве не свидетельство некой девиантности? Писатель создает новые миры. И живет в них. А обычному человеку нет нужды в иных мирах. Он существует в этом. Да и этот – единственно реальный – для подавляющего большинства из нас – избыточен.

Едва ли мы ошибемся, если предположим, что на этот раз приступ отчаяния спровоцировало банальное безденежье. Действительно, оказавшись в Нью-Йорке, По не мог с уверенностью смотреть в будущее: у него не было ни денег, ни работы. Чем и на что жил поэт в эти мартовские дни 1831 года?

Можно утверждать, что основным источником финансов для поэта в нью-йоркские весенние дни был издатель его книги Элам Блисс. Не стоит считать этого господина особенно щедрым. Скорее всего, давал он совсем немного, и этих денег едва ли хватало даже на самое необходимое (письмо от 10 марта 1831 года – косвенное тому подтверждение). Нет оснований и подозревать Блисса в благотворительности. Он зависел от поэта. Ведь сборник издавался по подписке. И деньги за него могли быть получены только после того, как книга будет напечатана и отослана подписчикам. К тому же чек выписывался на имя автора. И лишь после того, как автор получал чек, издатель мог получить заработанное.

А деньги по тем временам были неплохие. Из 232 кадетов академии на книгу подписался 131 человек. Экземпляр стоил 1 доллар 25 центов. К тому же весьма вероятно, что подписались и несколько офицеров. В чеке на имя Эдгара А. По, выписанном казначеем академии (не забудем, в армии всё происходит централизованно и в соответствии с инструкциями – подписка на книгу производилась с разрешения суперинтенданта полковника С. Тайера), значилась сумма 170 долларов[109]109
  См.: Thomas D., Jackson D. К. The Poe Log: A Documentary Life of Edgar Allan Poe. 1809–1849. Boston, 1987. P. 117.


[Закрыть]. Следовательно, у издателя были все резоны поддерживать поэта. Во всяком случае, до тех пор, пока из академии не прибудут деньги.

Книга По вышла из печати в апреле. Точная дата выхода неизвестна. Но чек датирован 23 апреля. Следовательно, подписчики получили сборник тогда же или чуть раньше, а тираж, скорее всего, был готов в середине месяца.

Интересно, какую часть из 170 долларов получил Э. По? Скорее всего, небольшую – издание сходной по объему и полиграфии книжки обходилось автору приблизительно в 100 долларов (издателю, конечно, дешевле). А если вспомнить, что издатель еще и «содержал» нашего героя в течение марта и апреля, то станет понятно, что гонорар оказался невелик. Об этом говорит и тот факт, что уже в конце апреля Э. По начинает подыскивать себе работу.

Однако мы еще почти ничего не сказали по поводу вышедшей книги.

Издана она была весьма приличным тиражом – около тысячи экземпляров[110]110
  Разные источники указывают разные цифры: от пятисот до тысячи экземпляров. Но необходимо помнить, что Элам Блисс издал сборник По дважды: в 1831 году и переиздал его в 1832-м. Общий тираж, конечно, не мог быть меньше тысячи экземпляров.


[Закрыть]. Но с точки зрения полиграфии не выглядела шедевром. Формат составлял примерно 17 на 9,5 сантиметра. Бумага была не самого лучшего качества, обложка – оливкового цвета. Да и объем всего 124 страницы.

Уже внешний вид книги, как вспоминали бывшие товарищи автора по академии, разочаровал их – уж очень неказисто она выглядела. Но куда большее разочарование вызвало содержание. Они не нашли в ней того, на что рассчитывали, – никаких эпиграмм и пародий на своих офицеров и товарищей, никаких сатирических стихотворений[111]111
  Уже упоминавшийся Томас Гибсон вспоминал: «Книга была встречена всеобщим возмущением и негодованием. Она оказалась тщедушной по объему… скверно напечатанной на грубой бумаге и хуже всего – в ней не было ни одного из тех ярчайших всплесков сатиры, что, собственно, и формировали его репутацию в академии». Цит. по: Gibson Th. Poe at West Point //Harper’s New Monthly Magazine. 1867. November. P. 755.


[Закрыть].

Автор дал книге скромное название – «Стихотворения»[112]112
  Выходные данные сборника: Edgar Allan Poe. Poems: Second Edition. New York: Published by Elam Bliss, 1831.


[Закрыть]. Да к тому же сообщил читателю, что перед ним «второе издание». В принципе для этого у него основания были – в сборник входили уже публиковавшиеся произведения, такие как поэмы «Тамерлан», «Аль Аарааф», стихотворение «Волшебная страна». Но были и новые, впервые опубликованные стихотворения – «Израфил», «Победная песнь», «Град обреченный»[113]113
  Позднее публиковалось под названиями «The City in the Sea», «The City of Sin».


[Закрыть] и другие, среди которых особенно выделяются два: «К Елене» и «Спящая»[114]114
  В издании 1831 года опубликовано под названием «Irene».


[Закрыть]. Их не только Э. По, но и многие современники и потомки считают одними из лучших его стихотворений. Поэтому обозначение на титуле вышедшего сборника «второе издание» – не совсем корректно. Однако нам неизвестно, чем руководствовался автор. Видимо, у него были какие-то собственные резоны.

Впрочем, как бы высоко ни оценивались отдельные произведения вышедшего сборника, все-таки главная его значимость – в другом. На его страницах По впервые выступил как теоретик поэтического (и шире – литературного) творчества. Эта сфера приложения таланта впоследствии станет одной из важнейших и во многом обусловит непреходящее значение Эдгара По не только для национальной, но и мировой словесности.

Речь идет о преамбуле сборника – «Письме мистеру__».

«Место рождения» текста обозначено «Вест-Пойнт,__1831», и адресован он «Дорогому Б__».

Большинство исследователей творчества По едины во мнении, что адресатом послания был издатель – мистер Блисс. Вполне может быть. Нетрудно вообразить, что, когда он посещал Вест-Пойнт, они действительно вместе обсуждали некоторые аспекты стихосложения и национальной литературной действительности. Допустимо, что издатель сетовал на «униженное» положение американских авторов и, конечно, нашел в молодом поэте сочувствующего слушателя. Характерны в этом смысле слова из «Письма»:

«Вам известна главная преграда на пути американского писателя. Если его вообще читают, то он вынужден состязаться со всеми известными именами мира… Можно подумать, что книги, как и их авторы, приобретают некий лоск, когда путешествуют, – так у нас ценятся те, что совершили путешествие через океан. Наши антиквары заменили категорию времени – расстояниями; наши щеголи и те переводят взгляд с переплета на титульный лист, где таинственные письмена, обозначающие Лондон, Париж или Женеву, заменяют рекомендательные письма…»[115]115
  Здесь и далее «Письмо к Б.» цитируется по: Эстетика американского романтизма. М., 1977. С. 87–92. Перевод З. Е. Александровой.


[Закрыть]

Разумеется, сетования эти не новы и совсем не оригинальны – о несправедливой «приниженности» американских авторов относительно европейских толки шли начиная с конца XVIII столетия.

Совсем не ново и не оригинально было и отношение Э. По к Вордсворту и Кольриджу, выраженное в послании. Первого как поэта он отвергает, перед вторым – преклоняется. Эту точку зрения разделяли многие из его современников – товарищей по поэтическому цеху.

Куда важнее два других тезиса «Письма». Во-первых, идея о правомерности суждения поэта о работе другого поэта и возможности справедливой оценки его труда.

«Говорят, что хорошую критическую статью о стихах может написать тот, кто сам не является поэтом. С точки зрения ваших и моих понятий о поэзии это неверно – чем менее поэтичен критик, тем менее справедлив его отзыв, и наоборот. <…> Справедливость критической оценки пропорциональна поэтическому таланту. Поэтому я готов согласиться, что плохой поэт будет необъективным критиком и его себялюбие неизбежно склонит в его пользу весь скромный запас его суждений; но подлинный поэт, думается мне, и в критике не может быть иначе как справедлив».

Трудно сказать, размышлял По о себе как о литературном критике уже тогда или идея взяться за разбор чужих сочинений пришла к нему позже. Но очевидно, что он был совершенно уверен в своей способности справедливо судить о поэзии других. И когда появилась возможность ринуться в литературную баталию, внутренне он был готов к этому и ни минуты не сомневался в своем праве судить других.

Второй тезис, пожалуй, еще важнее. Он не только иллюстрирует способность По к литературно-теоретическим размышлениям, но закладывает основы его собственной оригинальной поэтической теории, многие из положений которой не утратили своей актуальности и до наших дней.

Вот он, тот абзац, что содержит этот основополагающий тезис:

«По-моему, стихи отличаются от научного сочинения тем, что их непосредственной целью является удовольствие, а не истина; а от романа – тем, что доставляют удовольствие неопределенное вместо определенного и лишь при этом условии являются стихами; ибо роман содержит зримые образы, вызывающие ясные чувства, тогда как стихи вызывают чувства неясные и непременно нуждаются для этого в музыке, поскольку восприятие гармонических звуков является самым неясным из наших ощущений. Музыка в сочетании с приятной мыслью – это поэзия; музыка без мысли – это просто музыка; а мысль без музыки – это проза именно в силу своей определенности».

В дальнейшем к проблемам поэтической теории он будет обращаться постоянно. Они будут обозначаться (под разными углами зрения) в его многочисленных рецензиях на творения современных ему американских и британских поэтов, а затем окончательно оформятся в работах 1840-х годов – в «Маргиналиях», «Философии творчества» и «Поэтическом принципе».

Однако мы несколько отклонились от канвы повествования. Настала пора вернуться к ней.

Весь апрель 1831 года Эдгар По провел в Нью-Йорке. Он разослал несколько экземпляров сборника по редакциям газет и журналов. Но оставаться в городе, ожидая рецензий, не мог: те небольшие деньги, что он получил за книгу, быстро растаяли. Попытки найти работу не увенчались успехом, тем более что По, видимо, уже решил: его будущая деятельность будет связана со словесностью, и ничего иного для себя не мыслил. Необходимых же связей, чтобы получить место в газете или в журнале (увы, век XIX в этом смысле ничем не отличался от века XX и XXI!), у него не было. Потому ничего удивительного в том, что в начале мая он распрощался с Нью-Йорком и морем отправился в Балтимор.

Читатель может подумать, что, покидая американский мегаполис, По уезжал «в глушь, в Саратов». На самом деле это не так. Балтимор в те годы, о которых идет речь, был, пожалуй, самым (за исключением Нью-Йорка) динамично развивавшимся городом Америки. Это был торговый, промышленный, транспортный центр. Балтимор связывали регулярные пароходные линии с главными портами атлантического побережья США, большинство из них функционировали с 1820-х годов. В 1830 году здесь открыли первую в стране коммерческую железную дорогу Балтимор – Огайо, что немедленно превратило его в крупный транспортный и торгово-перевалочный узел. Город строился, расширялся, сюда ехали люди. Но «не хлебом единым» жил Балтимор. Развивался он и в культурном аспекте. Открывались новые театры («Новый театр» в 1829-м и «Балтимор мьюзеум» в 1830-м), печатались книги, издавались газеты – каждый год появлялось по нескольку новых периодических изданий. Исследователи подсчитали, что в 1815–1833 годах было анонсировано более семидесяти новых изданий. И все они выходили. Понятно, что не каждое из них «прожило» долгую жизнь, век многих был очень короток. Но важно не это, куда важнее тенденция.

Конечно, в Балтимор поэт отправился не потому, что хотел приобщиться к развитию транспорта, промышленности и культуры. Ему просто некуда было деться. Он вернулся бы в Виргинию, но, как писал в одном из писем, «мистер Аллан снова женился, и теперь я уже не могу считать Ричмонд своим местом жительства»[116]116
  Из письма Э. По мистеру У. Гвинну от 6 мая 1831 года.


[Закрыть]. Потому выбор вновь пал на Балтимор.

Интересно, сознавал ли поэт особое, можно сказать мистическое, значение этого города в своей жизни? На тот момент – едва ли. Но в конце жизни – вполне может быть.

По сути, именно в Балтиморе началась его самостоятельная жизнь. Здесь была «обрезана пуповина», связывающая его с Алланами. Здесь он обрел единственно близких людей, своих кровных родственников. Здесь познал счастье, и здесь – исток многих его творческих начинаний. Отсюда Э. По много раз уезжал, но неизбежно возвращался. Географически город расположен на полпути между сонно-аристократическим Югом и шумно-капиталистическим Севером. Для поэта он – вечный полустанок в его постоянных перемещениях – в Ричмонд, Вашингтон, Филадельфию, Нью-Йорк, другие города – близкие и дальние. Что же удивительного в том, что именно Балтимор стал и последним – посмертным – пристанищем Эдгара По: в катастрофические для него дни конца сентября 1849 года он даже не собирался заезжать в Балтимор, а направлялся в Филадельфию, но вот – заехал и – остался навечно…

Но эти роковые события пока еще далеко впереди. И мы, конечно, о них расскажем подробно. Но факт остается фактом – Балтимор действительно особый город в судьбе поэта.

Итак, в первых числах мая наш герой вновь возвращается в Балтимор, в «гнездо» матушки Клемм. Несмотря на то что семья жила очень стесненно, Эдгара встретили радушно, и он вновь обосновался в комнате, что делил с братом. С тех пор как По расстался с ними, отправляясь в Вест-Пойнт, здесь не произошло особых изменений. Семейством по-прежнему ласковой, но твердой рукой управляла Мария Клемм, с ней жили ее дети – Генри и Вирджиния; тут же обитала и бабка поэта, хотя она почти не вставала с постели. Здесь его встретил и старший брат Генри Леонард По. Но тот был совсем плох: болезнь прогрессировала, и жить ему оставалось немного.

От поэта, конечно, не укрылось, как тяжело и скудно жили его родственники. Незадолго до его приезда они переехали с Молочной улицы на Уилкс-стрит, в район Микэникс Роу, само название которого говорит о том, что там располагались предприятия, мастерские и склады. Жить там было дешевле, но, естественно, место было совсем не престижным.

Ничего удивительного, что сразу же по водворении по новому адресу По взялся за поиски работы. От тетушки узнал, что двоюродный брат Нельсон По, служивший в газете, ушел из нее, неудовлетворенный уровнем оплаты, и, таким образом, в редакции образовалась вакансия. Наш герой загорелся идеей получить это место, но проблема заключалась в том, что в свое время, когда был опубликован «Аль Аарааф», редактор и владелец газеты[117]117
  Г. Аллен ошибочно называет газету еженедельником и искажает ее название. Автор считает необходимым восстановить справедливость и исправить ошибку. Полное название издания: «Федерал газетт энд Балтимор дейли эдвётайзер» («Federal Gazette & Baltimore Daily Advertiser»). Выходила она ежедневно.


[Закрыть] Уильям Гвинн довольно пренебрежительно отозвался о поэме, за что удостоился саркастической отповеди автора. Теперь ситуация поменялась, и По оказался в роли просителя. Скорее всего, после произнесенных когда-то слов он не очень надеялся на место. Однако с просьбой обратился. Но сделал это не лично, а написал письмо. Вот оно:

«Дорогой сэр.

Испытываю большую неловкость по поводу своего неразумного поведения по давешнему поводу, но обращаюсь к вам, поскольку верю в вашу доброту.

Очень хочу остаться и поселиться в Балто (Э. По использует принятое среди горожан усеченное название города. – А. Т.), поскольку мистер Аллан снова женился, и теперь я уже не могу считать Ричмонд своим местом жительства. Он в курсе моего решения и одобряет его.

Пишу вам, чтобы вы посодействовали моему трудоустройству.

Величина вознаграждения не имеет для меня большого значения – просто не хочу бездельничать.

Насколько мне известно, Нельсон больше у вас не работает, и, может быть, вы будете добры и возьмете меня на работу в том или ином качестве в вашей редакции.

Если это состоится, буду всеми силами стараться заслужить ваше доверие.

С огромным уважением,

Эдгар А. По».

Это не весь текст. Письмо содержит еще и приписку:

«Очень хотел вручить [письмо] лично, но ограничен в возможности свободно передвигаться тяжелым растяжением связок в колене».

Было у нашего героя «тяжелое растяжение связок» или нет, мы не знаем. Но едва ли именно упомянутая травма помешала соискателю явиться к мистеру Гвинну лично. Во всяком случае, она не смогла помешать По буквально на следующий день отправиться в расположенный почти в 50 километрах от Балтимора городок Рейстерстаун. Судя по всему, поэт не слишком надеялся на добросердечие редактора. И, кстати, справедливо. Тот даже не затруднил себя ответом.

В Рейстерстаун молодой человек поехал тоже в надежде получить место – преподавателя или надзирателя в Академии Франклина, которая тогда считалась лучшим учебным заведением Мэриленда. Трудно сказать, почему Э. По решил, что сможет заниматься педагогической деятельностью. Скорее всего, он особенно и не задумывался об этом. В академию его погнала нужда. Но путешествие это он совершил напрасно. Вакансий в школе не оказалось. Наверняка в этот период были и другие попытки найти работу. Но – безрезультатно.

Чем еще поэт занимался в те майские дни 1831 года в Балтиморе? Конечно, писал стихи. О «шедеврах», созданных тогда, ничего не известно. Скорее всего, их не было. Зато мы знаем, что он записал несколько стихотворений в альбомы балтиморским дамам. Значит, вел довольно активную светскую жизнь. Были у него и увлечения. Одно из них, судя по всему, довольно серьезное.

Звали «увлечение» Элизабет Херринг, она была дочерью одного из самых состоятельных граждан Балтимора (тот занимался торговлей, владел несколькими домами, в том числе содержал самую респектабельную гостиницу города «Armistead Hotel») и дальней родственницей поэта по линии отца. Насколько далеко зашли их отношения, сказать трудно. Но известно, что Эдгар бывал в ее доме, писал ей в альбом. Видимо, было и нечто большее – вероятно, взаимная симпатия со стороны девушки. Во всяком случае, того, что «было», или того, что «заметили» ее родители, оказалось достаточно, чтобы перестать принимать поэта и строго запретить дочери видеться с «этим человеком».

Кстати, одно из стихотворений По, записанных в альбом девушке, привести стоит, тем более что это акростих с именем адресата и к тому же в блестящем переводе Ю. Корнеева:

 
Элизабет, коль первым имя это,
Листая твой альбом, увидят там,
Иной педант начнет корить поэта
За сочиненье вирш по пустякам.
А зря!.. Хотя и фокус строки эти,
Бранить меня за них причины нет:
Едва ли был когда-нибудь на свете
Таких забав не любящий поэт.
Размером трудным мысли излагает
Художник не по прихоти своей —
Ему игра созвучий помогает
Раскрыть себя в творении полней.
Раз у него есть дар, его работа
Известным с детства правилом жива:
«Не может в стих облечься то, чего ты
Глубоко в сердце не обрел сперва».
 

Трудно сказать, что на самом деле «глубоко в сердце обрел» наш герой, но, «размером трудным излагая», талант версификатора он, безусловно, продемонстрировал. Впрочем, сам-то он едва ли серьезно относился к тем «безделицам», что писал в альбомы дамам. Во всяком случае, приведенное стихотворение в свои поэтические сборники он никогда не включал. Как, вероятно, и многие другие.

А на Микэникс Роу молодого человека ждали скорбные дела. Брат таял на глазах, его душил кашель, и нередко по нескольку ночей кряду дежурил он у постели больного, поднося питье, лекарства и всячески пытаясь облегчить его состояние. Старший По сознавал, что дни его сочтены, и совершенно не берегся, будто намеренно (чего исключать нельзя!) сокращая срок своего пребывания на свете. Весной и летом 1831 года приступы следовали один за другим, становясь тяжелее раз от разу. Тем не менее, едва оправившись от очередного приступа, Генри сбегал из дома и обязательно тяжело напивался. Родным, и прежде всего Эдгару По, приходилось его разыскивать и возвращать домой. Не всегда это удавалось сделать быстро, и болезнь снова возвращалась, усиливаясь.

Это не могло длиться долго, и 2 августа 1831 года в одной из местных газет[118]118
  В газете «American and Commercial Daily Advertiser».


[Закрыть] появилось короткое извещение: «Скончался У. Г. По, 24 лет. Его друзья и знакомые приглашаются на похороны этим утром в девять часов к дому миссис Клемм на Уилкс-стрит». Старший брат поэта умер накануне – вечером 1 августа. Непосредственной причиной смерти – к этой мысли склоняется большинство биографов – стало отравление алкоголем. Ослабленный туберкулезом организм на этот раз не смог совладать с отравой.

Похоронили, как мы видим, быстро – на следующий день. В те годы в бедных домах (тем более летом) покойников не держали долго. А Клеммы – По и были самыми настоящими бедняками. Хотя и старались соблюдать внешнюю респектабельность, но это не всегда удавалось.

Смерть Уильяма Генри Леонарда По была, конечно, печальным событием. Но, как ни кощунственно это звучит, и облегчением для семьи. В последние месяцы он нигде не работал, пил, а на выпивку нужны были деньги. И пусть воровством он себя не запятнал, но делал долги. Их нужно было возвращать. Кстати, привычка старшего брата одалживать вскоре выйдет боком младшему. Но об этом речь впереди. Впрочем, мы и так несколько забежали вперед и пропустили событие, которое многое изменило в судьбе героя повествования. Если не в личной, то в судьбе литературной, творческой – наверняка.

28 мая 1831 года в филадельфийской газете «Сэтеди курир» появилось объявление:

«ПРЕМИЯ

Издатели „Сэтеди курир“ намерены ежегодно часть прибыли от издания отчислять на дело развития национальной литературы и назначают премию – 100 ДОЛЛАРОВ – лучшему рассказу, сочиненному американским автором».

Не факт, что объявление попалось на глаза Э. По именно 28 мая, но то, что оно не прошло незамеченным, бесспорно.

В объявлении среди прочего сообщалось, что конкурс анонимный («к каждому рассказу должен прилагаться запечатанный конверт с именем и адресом автора; конверт будет вскрыт только в случае победы произведения в конкурсе»), его итоги будут подведены в январе 1832 года. Рассказ должен поступить не позже 1 декабря, почтовые расходы берут на себя издатели.

Прежде Эдгар По не писал прозу. И вообще, как нетрудно понять из его «программного» предисловия к незадолго до этого изданному поэтическому сборнику, считал прозу («мысль без музыки») едва ли достойной внимания настоящего художника, каковым в его восприятии мог быть только поэт. Но гонорар – 100 долларов! – не мог не поразить его воображения: на такие деньги семья могла без особых хлопот существовать не один месяц. Тем более на фоне тех гонораров, на которые Э. По мог рассчитывать как поэт[119]119
  За весь 1831 год По сумел опубликовать в журналах только два стихотворения, за которые в общей сложности ему заплатили меньше десяти долларов.


[Закрыть]. Конечно, он решил попытать удачу в объявленном конкурсе.

«Приобщение к прозе началось с внимательного изучения и анализа так называемых журнальных жанров, – писал по поводу первых шагов поэта на новом литературном поприще Ю. В. Ковалев в своей книге об Эдгаре По. – Предметом его пристального внимания стали не только американские, но и английские (и даже в первую очередь английские) журналы, все еще служившие образцом для американских читателей, писателей, критиков и издателей». Перечень этих журналов он находит в одном из ранних рассказов По «Страницы из жизни знаменитости» (1835). Что же это были за журналы? Исследователь их перечисляет: «Ежеквартальное обозрение», «Вестминстерское обозрение», «Иностранное обозрение», «Эдинбургское обозрение», «Дублинский журнал», «Журнал Бентли», «Журнал Фрэйзера», «Журнал Блэквуда». Трудно сказать, действительно ли начинающий прозаик внимательно проштудировал все указанные издания, но какие-то из них – безусловно. Ведь английские литературные журналы на самом деле широко читали в Америке, и многие полагали их верным ориентиром в море литературы. Впрочем, для того чтобы познакомиться с данной ветвью газетно-журнальной словесности, и не было необходимости в доскональном изучении всех журналов – достаточно было нескольких. Даже одного-двух. «Двадцатидвухлетний Эдгар По, – утверждает исследователь, – прилежно изучал упомянутые издания именно с целью научиться писать журнальную прозу, популярную у читателей. Он исследовал ее тематику, стилистику, язык, композиционные принципы, пытаясь раскрыть секреты ремесла». Тем более что рассказ как жанр в те годы бурно развивался и в Америке. Ю. В. Ковалев, знаток литературных реалий периода, утверждал, что «рассказы находили прибежище в многочисленных журналах, число которых к концу тридцатых годов приближалось к полутысяче», и потому «рассказ сделался журнальным жанром, и почти всякий писатель пробовал свои силы как новеллист, твердо надеясь, что найдется журнал, который опубликует его сочинения»[120]120
  Ковалев Ю. В. Эдгар Аллан По: Новеллист и поэт. Л., 1984. С. 167.


[Закрыть].