Текст книги "Памятное. Новые горизонты. Книга 1"
Автор книги: Андрей Громыко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
Назначение в Наркоминдел
В начале 1939 года меня пригласили в комиссию ЦК партии, подбиравшую из числа коммунистов новых работников, которые могли бы быть направлены на внешнеполитическую, дипломатическую работу. Эта комиссия заседала на Кузнецком Мосту в здании Наркомата иностранных дел. Вместе со мной были вызваны в тот день и другие кандидаты. Все мы, явившись на Кузнецкий Мост, ожидали, куда повернет нашу судьбу фортуна. Вызывали приглашенных поочередно.
Вошел и предстал перед членами комиссии. В ее составе сразу узнал В.М. Молотова и Г.М. Маленкова. Мне сказали:
– Речь идет о возможности вашего перевода на работу внешнеполитического характера, скорее всего дипломатическую.
Трудно сейчас точно определить, что заставило членов комиссии остановить свой выбор на мне. Думаю, немалую роль сыграло то, что с первых дней комсомольской, а затем партийной работы я активно участвовал в научно-пропагандистской деятельности: читал лекции, выступал с докладами, вел семинары, кружки в учреждениях и на промышленных предприятиях. Моими слушателями в кружках и на собраниях были преимущественно инженерно-технические работники.
Безусловно, значение имело еще и то, что я непрерывно выезжал в командировки по партийной линии, выполняя те же задания по пропаганде нашей внутренней и внешней политики.
Сыграло свою роль, очевидно, и то, что в аспирантуре я продвинулся вперед в овладении английским языком, хотя знания, конечно, были еще далеки от совершенства. Меня спросили:
– Что вы читали на английском языке?
Назвал некоторые книги, а потом добавил еще одну, которая меня заинтересовала по профилю научной работы:
– Труд американского экономиста Стюарта Чейза «Богатая земля, бедная земля».
Я почувствовал расположение комиссии, хотя решения мне не объявили.
На этом беседа закончилась.
Через несколько дней меня вызвали в Центральный комитет партии. Мне просто объявили:
– Вы из Академии наук переводитесь на дипломатическую работу, если вы согласны.
Последовал короткий разговор. В конце его я дал согласие.
Так весной 1939 года меня назначили в Наркоминдел СССР на должность заведующего американским отделом. Не скрою, на новую работу шел с каким-то неопределенным чувством. Уж очень все было неожиданно.
Хотелось как можно скорее войти в курс дела, чтобы уверенно трудиться на доверенном мне участке.
Началась текущая дипломатическая работа. Состоялись первые встречи с сотрудниками американского посольства. Внимательно присматривался к дипломатам США.
Послом США в СССР в то время был Лоуренс Штейнгардт, деятельность которого заметной пользы развитию советско-американских отношений не принесла. Помню даже, что у меня позже не раз возникал вопрос: «Почему президент Рузвельт, при его широте взглядов, а также учитывая значение советско-американских отношений, остановил свой выбор именно на этом человеке?»
Сама жизнь скорректировала такое решение. Штейнгардт в Москве долго не задержался, и, судя по всему, к удовлетворению обеих сторон.
С момента установления дипломатических отношений между СССР и США в 1933 году и до Штейнгардта в Москве уже побывало два посла.
Первым – с 1933 по 1936 год – был Уильям Буллит.
Да, тот самый Буллит, который приезжал в нашу страну еще в 1919 году с ведома президента США В. Вильсона и премьер-министра Великобритании Д. Ллойд Джорджа. Тогда, в разгар наступления Красной армии, ему поручили договориться об условиях прекращения военных действий в России.
В.И. Ленин пошел на переговоры с Буллитом, но в ходе их опрокинул все предложения, которые нацеливались в общем-то на реставрацию в стране капиталистических порядков.
Согласованный в Москве проект западные державы так и не послали советскому правительству, посчитав, что начавшееся наступление Колчака восстановит старую Россию военным путем.
Но просчитались и Антанта, и США. Красная армия разбила полчища Колчака, а сам он был расстрелян. Белая гвардия была разгромлена по всей стране, а иностранные интервенты изгнаны за пределы территории нашего государства. Советская власть утвердилась в нашей стране повсеместно.
Наверное, не случайно после установления дипломатических отношений с Советским Союзом Рузвельт направил первым послом США в нашу страну Буллита. Этот дипломат, по мнению американской администрации того времени, уже имел опыт общения и контактов с советским правительством.
Будучи послом в Москве, Буллит проводил в отношении СССР, конечно, недружественную линию. Он всячески пытался создать в Вашингтоне впечатление слабости Советского Союза. В годы своей работы стремился изображать все, что видел и слышал в Москве, тенденциозно. Свои настроения Буллит сохранил и после того, как его перевели из Москвы послом в Париж, а также в дальнейшей деятельности. В частности, в годы Второй мировой войны Буллит вступил во французскую армию. Одновременно он являлся официальным корреспондентом американского журнала «Лайф», известного своими антисоветскими настроениями. В этом же ключе писал свои статьи и новоявленный журналист Уильям Буллит. В 1944 году, когда во времена Рузвельта на американской почве начал всходить посев добрых отношений к советскому союзнику, Буллит опубликовал в журнале «Лайф» враждебную статью «Мир, каким он кажется из Рима». Она вызвала возмущение в рядах прогрессивных сил США. На этих же антисоветских позициях Буллит остался и впоследствии.
Его преемник – Джозеф Дэвис оказался иным человеком. Он внушал администрации Рузвельта, что необходимо развивать отношения с СССР, в частности в области торговли. Он работал в Советском Союзе с января 1937 года по июнь 1938 года и являлся фигурой колоритной и положительной. Известностью пользовалась и его жена – Марджери Пост. Президент Рузвельт, конечно, не зря остановился на кандидатуре Дэвиса, который был видным и пользующимся уважением деятелем Демократической партии и, следовательно, мог сыграть определенную роль в развитии советско-американских отношений.
Относительно прибытия Дэвиса в советскую столицу в Вашингтоне ходили добродушные анекдоты. Надо иметь в виду, что и в то время в США велась недружественная Советскому Союзу пропаганда. Буржуазная пресса, политические деятели не только поносили советский строй, образ жизни, но и распространяли множество небылиц, в том числе о том, будто советский народ голодает, будто живет он в условиях разрухи. Во всем обвиняли революцию, советскую власть.
Вот и решил новый посол на всякий случай обзавестись своим хозяйством. Погреба и кладовые американской резиденции в Спасо-Песковском переулке не пустовали. В Москву доставили немало всяких продуктов: раз говорят, что мало сахара, так лучше привезти с собой полтонны сахара, мало крупы и масла – так лучше привезти и их в солидном количестве. Пусть знают большевики, что и чай американский посол пьет с американским сахаром, и кашу ест, приготовленную из американской крупы и сдобренную американским маслом.
Слухи, возможно, отчасти были преувеличены, но стали довольно широко известны в столицах обоих государств.
Замечу, что Дэвис был человеком порядочным, да к тому же посланцем Рузвельта, ставшего на путь развития отношений с СССР, что полностью подтвердилось и в последующем.
Дэвис неизменно проявлял дружественный подход к нашей стране. Его отношение к Советскому Союзу и руководству государства, где он аккредитовался, резко отличалось от настроений его предшественника Буллита. Дэвис был убежден, что правительства Англии и Франции совершают ошибку, «умиротворяя» Гитлера и пытаясь изолировать Советский Союз. Нечасто такие голоса раздавались тогда в политических кругах США.
Как-то сразу у Дэвиса установился нормальный деловой контакт со Сталиным, о котором он и впоследствии в беседах с советскими представителями, в том числе со мной, отзывался неизменно уважительно и даже тепло. Дэвис излагал в общем правильную точку зрения:
– Надо исходить из того, что идеологические расхождения и различия в общественном строе обоих наших государств должны быть оставлены в стороне при рассмотрении практических вопросов развития отношений между ними.
Такое мнение импонировало и Рузвельту. Все большая агрессивность германского фашизма укрепляла у влиятельных кругов США именно такой подход к отношениям с Советским Союзом.
Полезная деятельность Дэвиса в интересах развития отношений между США и СССР имела свое активное продолжение, особенно в годы Второй мировой войны. Мне хотелось бы плотнее коснуться этой темы.
Джозеф Дэвис – бывший посол
С Дэвисом я познакомился уже на работе в США, где мы нередко встречались, бывали друг у друга в гостях. Словом, поддерживали добрые отношения.
Особняк Дэвиса на окраине Вашингтона выглядел солидно. Он представлял собой, можно сказать, типичный дом американского богача. В жизни мне довелось много раз бывать в резиденциях коронованных особ разных стран. Дворцы эти строились, как правило, в те времена, когда средств на их сооружение не жалели. Миллионы людей могли влачить жалкое существование, но монархи считали для себя обязательным иметь роскошные чертоги. Иначе какие же они монархи? Делалось все это для того, чтобы у обыкновенного человека, который смотрит на дворец его или ее величества, захватывало дух: «Вот это да!»
Америка освободилась из-под власти английской короны еще в 1776 году, короли здесь не признавались, но у местных представителей бизнеса средств накопилось больше, чем у иных монархов в Европе, и эти американцы стали успешно подражать в роскоши дворцам Старого Света. Правда, вовсе не обязательно, чтобы дворцы бизнесменов внешне выглядели внушительно. Иногда даже наоборот. Их внешнюю архитектуру сознательно по виду «демократизировали». Зато внутреннее убранство, считалось, должно не подкачать. Впрочем, это часто можно наблюдать и сегодня.
Примером осуществления таких воззрений может служить загородная резиденция президентов США – Кэмп-Дэвид. Расположенные на ее территории дома представляют собой совсем небольшие приземистые строения. Иногда даже казалось, что они вросли в землю. Но внешность обманчива. Войдя вовнутрь, удивляешься роскоши интерьера. Сразу узнаешь американскую деловитость в архитектуре, отделке интерьера: и роскошно, и удобно, а главное – порядочно спрятано от взгляда извне.
Особняк Дэвиса в этом отношении чем-то напоминал Кэмп-Дэвид. В особняке не было скульптурных изваяний львов, драконов, мадонн. Пренебрегли хозяева и фонтанами. Что же касается собственно интерьера, то, как говорится, у гостей глаза разбегались. Причем преобладали предметы обстановки и произведения искусства не американского, а европейского происхождения. Значительная часть их оказалась вывезенной из Советского Союза.
Здесь мы увидели уникальную мебель, атрибуты будуаров русских императриц, золотую посуду – вещи баснословной цены. Помню, как Лидия Дмитриевна во время одного из обедов пыталась воспользоваться солонкой, дотронулась до нее, а та не пожелала сдвинуться с места. Я заметил некоторое смущение жены.
– Что с тобой? – спросил ее.
– Да вот не могу справиться с солонкой. Она, наверное, прикреплена наглухо, а мне к другой тянуться далеко…
Вещь была массивной. Она оказалась из чистейшего золота и принадлежала когда-то Екатерине II. Словно прикованная, она стояла на столе. Когда тайну веса мы разгадали, борьба с солонкой закончилась решительной победой моей супруги.
Хозяева пригласили нас посмотреть так называемую «русскую избу», находившуюся вблизи от основного дома. Всю ее заполняли дорогие, уникальные вещи, а сама она походила на что-то среднее между музеем и складом драгоценностей. Дэвисы, показывая «экспонаты», вспоминали, когда и где, в каком городе Советского Союза та или иная вещь была приобретена. Что касается времени приобретения, то оно датировалось преимущественно тридцатыми годами, то есть периодом, когда Дэвис был послом США в Москве. Тогда у нас существовали магазины Торгсин (полное название – Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами), через которые много вещей, представлявших художественную и материальную ценность, сбывалось за валюту. Все покупалось законно, и хозяева, что было совершенно очевидно, не испытывали чувства неудобства. Они с гордостью расхваливали вещи, приобретенные ими в СССР.
Осматривая все эти ценности, мы не могли отделаться от мысли: «Где же в конце концов все это осядет?» Не скрою, жалел, что шедевры искусства, главным образом ювелирного, созданные руками мастеров нашего народа, скорее всего, разлетятся по местам совершенно случайным в далекой заокеанской стране.
Приходилось мне с женой бывать в гостях у Дэвиса и в те дни, когда он устраивал большие приемы. Имя бывшего посла в Москве и богатство его семьи притягивали представителей «высшего общества», в основном из кругов администрации, конгресса и большого бизнеса. В этом обществе, по всему было видно, в вопросах материального порядка больше понимала толк хозяйка, чем хозяин.
Часто среди гостей мы видели сенатора Томаса Коннели и конгрессмена Сола Блюма, являвшихся председателями комиссий по иностранным делам американского конгресса – соответственно сенатской и палаты представителей. У меня нередко завязывались с ними беседы.
Сенатор Коннели был во многих отношениях интересным человеком. Он относился к числу последовательных рузвельтовцев. Именно президент предложил его кандидатуру на пост председателя комиссии по иностранным делам сената. Во время первых контактов с ним я обратил внимание на здравость его суждений по ряду крупных вопросов политики, относящихся к войне с фашистской Германией. Однажды в гостях у Джозефа Дэвиса Коннели довольно смело высказался за открытие второго фронта в Западной Европе. Это происходило тогда, когда в Вашингтоне на эту тему предпочитали говорить только шепотом. Администрация еще не сформулировала своей позиции по данному вопросу. Даже Дэвис соблюдал осторожность в высказываниях, хотя считал себя сторонником высадки англо-американских войск в Западной Европе. Защищая свою мысль, Коннели заявил:
– Совсем нехорошо, если США примут готовую победу из рук Красной армии. С точки зрения своих национальных интересов США должны сами проявить себя как военная сила. А путь к этому лежит не только через ленд-лиз, но и через участие в военных действиях. Ведь уже выявилось, что Красная армия начала одерживать победы и Гитлера ожидает «капут».
Мягче и осторожнее вел себя Коннели позже на конференции в Сан-Франциско. Он оказался намного ближе к трезвой оценке ситуации по основным вопросам устава и роли новой международной организации, чем многие другие члены американской делегации. Это относится и к вопросу о принципе единогласия пяти держав.
Случались с Коннели и занятные истории. На первой половине первой сессии Генеральной Ассамблеи обсуждался вопрос о создании всемирной организации по сотрудничеству государств в области науки, культуры и образования. По ряду вопросов, естественно, имелись несовпадения мнений, главным образом между Советским Союзом и его друзьями, с одной стороны, и странами Запада – с другой. Дошла очередь выступить и Коннели. Он начал так:
– Вот здесь говорили о разных странах – больших и малых. Мое мнение – нужно сделать все для защиты интересов малых стран и в этой области. Например, ораторы упоминали ЮНЕСКО. Эту малую страну нельзя обижать. Ее надо защитить!
Он сказал это энергично.
Конечно, в зале раздался добродушный смех. Коннели просто не успел еще усвоить, что такое ЮНЕСКО. Он и сам потом, когда узнал о своей оплошности, громко смеялся, как умеют смеяться только американские сенаторы.
В довоенные и военные годы и Коннели, и Блюм активно поддерживали курс Рузвельта в отношении СССР.
Встречался я у Дэвиса и с «королями» Голливуда, в частности с Гарри Уорнером – влиятельным местным кинопромышленником. Кинокомпания «Уорнер бразерс» считалась одной из крупнейших в США. Дэвис представил мне Гарри Уорнера следующим образом:
– Разрешите мне познакомить вас с человеком, который дружественно относится к Советскому Союзу и не раз доказывал это.
Мы стояли только втроем, тем не менее он помолчал и с улыбкой добавил для меня лично тихо:
– В отличие от его брата Майерса.
Такому американскому богачу, как Дэвис – так уж заведено в Штатах, – надо показывать себя должным образом в свете. Какой же американец с капиталом не имеет, например, яхты? Она является своего рода визитной карточкой, чтобы быть принятым в «порядочное общество». Дэвисы тоже владели роскошной яхтой. Если не свирепствовал шторм, то пассажиры в ней могли чувствовать себя отлично. Налицо были все удобства, даже какие-то таинственные таблетки, чтобы не укачивало. Поплавали однажды по приглашению Дэвисов и мы с Лидией Дмитриевной на этой яхте. Правда, совсем немного, особенно далеко от Нью-Йорка не отрывались. Осмотрели побережье. Остались в памяти от того плавания хорошие виды на огромный город и в то же время грязь и кучи мусора на берегу, местами нефтяная пленка на поверхности прибрежных вод, масса картонных коробок, битого стекла на причалах порта.
Дэвис выглядел всегда подтянутым, собранным. Ему были чужды показная бравада и своеобразное паясничанье, которыми часто грешат в США некоторые богатые представители делового мира и чиновничества средней руки. Таким, например, ничего не стоило в разговоре положить ноги на стол – вот и смотри на подошвы их ботинок.
Дэвис, не в пример подобным американцам, обладал иными привычками. Ему нравилось на манер знатных англосаксов погарцевать верхом на лошади. В английской столице на такого человека, даже не зная, кто он такой, смотрят с известным уважением, так как только люди с положением в обществе могут себе позволить подобный вид прогулки. Да еще в Гайд-парке или в Кенсингтонском парке…
В американских городах человека, прогуливающегося верхом на лошади, почти не встретишь. Но ведь дом и большой участок земли у Дэвиса находились за городом, и верховой ездой он мог заниматься. К сожалению, в конце пятидесятых годов во время одной из таких прогулок Дэвис неудачно упал с лошади. Он прожил еще некоторое время, но оправиться полностью от этого падения так и не смог. Его жена Марджери пережила своего супруга на несколько лет. Правда, за эти годы она успела вновь побывать замужем, и не раз, в чем ей помогли миллионы.
Наверное, нелегко найти в США книгу, посвященную вопросам внешней политики в период войны, да и после нее, в которой не упоминалась бы фамилия Дэвиса. В 1941 году он возглавил созданный при президенте комитет по объединению деятельности всех организаций, занимавшихся вопросами помощи союзникам во время войны.
Через два дня после нападения Германии на СССР Дэвис заявил:
– Мир будет удивлен размерами сопротивления, которое окажет Россия.
Что это – сила интуиции? А может быть, основательное знание того, что такое Советский Союз? Думаю, и первое, и второе. Но пожалуй, самое главное – второе.
Дэвис выступал в печати, по радио, на многочисленных митингах, призывая американцев отказаться от предрассудков в отношении Советского Союза и его народа. Настойчиво требовал он и открытия второго фронта. Вышедшие в 1942 году его книга «Миссия в Москву» и фильм под тем же названием способствовали укреплению симпатий к СССР в американском народе. Дэвис был также одним из организаторов Национального совета американо-советской дружбы и почетным его председателем.
Принадлежал он к числу активных сторонников линии Рузвельта на укрепление союзнических отношений между США и Советским Союзом. В мае 1946 года Дэвис заявил:
– Мир можно обеспечить лишь посредством всеобщего признания завета Рузвельта – единства Англии, США и СССР.
За успешную деятельность, способствовавшую укреплению дружественных советско-американских отношений и содействовавшую росту взаимного понимания и доверия между народами обеих стран, Дэвис в мае 1945 года был награжден высшим советским орденом – орденом Ленина.
Этот человек имеет право на то, чтобы память о нем надолго осталась жить в США и в Советском Союзе. Она и живет.
Первая встреча в Кремле
Однако вернемся в 1939 год. Возглавлять работу американского отдела НКИД мне пришлось недолго, всего около полугода. Однажды меня позвал к себе в кабинет один из руководителей наркомата и сообщил:
– Вас вызывают в Кремль, к Сталину.
Новость неожиданная… И.В. Сталина я до этого видел только на расстоянии. Это было на Красной площади, где он приветствовал демонстрантов. И лишь однажды – в президиуме торжественного заседания в Большом Кремлевском дворце, куда меня пригласили вместе с другими представителями предприятий и учреждений, в том числе научных.
В считаные минуты я прибыл в Кремль. В приемной, рядом с кабинетом Сталина, находился невысокий подтянутый человек. Я представился. В ответ он сказал:
– Поскребышев.
Это был помощник и секретарь Сталина. Он вошел в кабинет и доложил о моем приходе.
И вот я в кабинете у Сталина. Спокойная строгая обстановка. Все настраивало только на деловой лад. Небольшой письменный стол, за которым он работал, когда оставался в кабинете один. И стол побольше – для совещаний. За ним в последующем я буду сидеть много раз. Здесь обычно проводились заседания, в том числе и Политбюро.
Сталин сидел за этим вторым столом. Сбоку за этим же столом находился Молотов, тогдашний народный комиссар иностранных дел, с которым я уже встречался в наркомате.
Сталин, а затем Молотов поздоровались со мной. Разговор начал Сталин:
– Товарищ Громыко, имеется в виду послать вас на работу в посольство СССР в США в качестве советника.
Откровенно говоря, меня несколько удивило это решение, хотя уже тогда считалось, что дипломаты, как и военные, должны быть готовы к неожиданным перемещениям. Недаром ходило выражение: «Дипломаты как солдаты».
Сталин кратко, как он это хорошо умел делать, назвал области, которым следовало бы придать особое значение в советско-американских отношениях.
– С такой крупной страной, как Соединенные Штаты Америки, – говорил он, – Советский Союз мог бы поддерживать неплохие отношения, прежде всего с учетом возрастания фашистской угрозы.
Тут Сталин дал некоторые советы по конкретным вопросам. Я их воспринял с большим удовлетворением.
Молотов при этом подавал реплики, поддерживая мысли Сталина.
– Вас мы хотим направить в США не на месяц и, возможно, не на год, – добавил Сталин и внимательно посмотрел на меня. Сразу же он поинтересовался: – А в каких вы отношениях с английским языком?
Я ответил:
– Веду с ним борьбу и, кажется, постепенно одолеваю, хотя процесс изучения сложный, особенно когда отсутствует необходимая разговорная практика.
И тут Сталин дал совет, который меня несколько озадачил, одновременно развеселил и, что главное, помог быть мне менее скованным в разговоре. Он сказал:
– А почему бы вам временами не захаживать в американские церкви, соборы и не слушать проповеди церковных пастырей? Они ведь говорят четко на чистом английском языке. И дикция у них хорошая. Ведь недаром многие русские революционеры, находясь за рубежом, прибегали к такому методу для совершенствования знаний иностранного языка.
Я несколько смутился. Подумал, как это Сталин, атеист, и вдруг рекомендует мне, тоже атеисту, посещать американские церкви? Не испытывает ли он меня, так сказать, на прочность? Я едва не спросил: «А вы, товарищ Сталин, прибегали к этому методу?» Но удержался и вопроса не задал, так как знал, что иностранными языками Сталин не владел, и мой вопрос был бы, в общем, неуместен. Я, как говорят, «сам себе язык прикусил» и хорошо сделал. Конечно, услышав такой вопрос, Сталин, наверное, превратил бы свой ответ в шутку, он в аналогичных случаях нередко прибегал к ней, как я убеждался впоследствии. Но тогда, в ту первую встречу, искушать судьбу мне не хотелось.
В США в церкви и соборы я, конечно, не ходил. Это был, вероятно, единственный случай, когда советский дипломат не выполнил указание Сталина. Можно себе представить, какое впечатление произвело бы на проворных американских журналистов посещение советским послом церквей и других храмов в США. Они, безусловно, растерялись бы. Мог сбить с толку, заставить строить догадки вопрос:
– Почему посол-безбожник посещает соборы, может быть, он вовсе и не безбожник?
Так произошла моя первая встреча со Сталиным.
Ехал я после нее из Кремля и по привычке анализировать пережитое думал. Вспомнил, что в Москву незадолго до этого был вызван посол СССР в США К.А. Уманский, который, видимо, не вполне удовлетворял требованиям центра. Значит, напрашивался вывод: мне доверяют, дают важное поручение.
Как я понял позже, претензии к послу имелись и у Сталина, и у Молотова. И хотя Уманский в США возвратился, тем не менее по всему было видно, что его работа подходила к концу. После нападения гитлеровской Германии на СССР возникло мнение, что, может быть, Рузвельту будет импонировать, если послом в США станет дипломат, получивший широкую международную известность своей работой в Лиге Наций и в связи с ней. Потому на пост посла СССР в США назначили М.М. Литвинова. Однако на короткое время. Из последующих событий стало видно, что и эта мера для улучшения советско-американских отношений рассматривалась Сталиным как временная.
Вскоре заменить Литвинова на посту посла в США пришлось автору этой книги.
На протяжении почти шести лет пребывания в Москве, до отъезда осенью 1939 года в США, я жил в обстановке энтузиазма и сам был переполнен им. Обучение в аспирантуре, работа над кандидатской диссертацией, ее защита, преподавательская деятельность и, наконец, научные исследования, к которым я приступил в Академии наук СССР (Институт экономики), – все это требовало постоянного напряжения.
Однако на все хватало сил, в том числе на многочисленные командировки в районы Московской области и общественную работу в городе. Был я свидетелем того, как советские люди всю свою энергию и талант отдавали развитию промышленности и укреплению колхозного строя. Видел это каждодневно.
Ударом грома среди ясного неба явилось известие о том, что 1 декабря 1934 года убит Сергей Миронович Киров. Не хотелось верить, что такое могло случиться. Мы читали официальные сообщения. Но вместе с тем задавали друг другу вопросы, которые оставались без ответов. Говорили и громко, и шепотом, но в этих разговорах всегда превалировали вопросы. И самый главный среди них:
– Как это могло случиться в социалистическом государстве, как это в нашей великой стране никто не смог отвести преступную руку убийцы?
А затем добавляли к нему и второй, вытекающий из первого, вопрос:
– Если это случилось, то кто же все-таки не помешал этому или не желал помешать?
Ответы на эти вопросы в те дни никто из нас не знал. Газеты писали о «врагах народа». Других официальных ответов не существовало.
