Текст книги "Памятное. Новые горизонты. Книга 1"
Автор книги: Андрей Громыко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
Общечеловеческие ценности дороги всем
В этой книге приведено немало примеров, свидетельствующих о мировоззрении деятелей культуры капиталистических государств, о том, какого они мнения об идеологических и нравственных ценностях того мира, в котором живут. Примеры эти касаются прежде всего той категории людей, которая имеет прямое или косвенное отношение к политике своих государств, в том числе внешней.
Уже после выхода в свет «Памятного» от зарубежных издательских фирм и компаний поступили обращения, в которых меня спрашивали:
– Вы даете характеристики некоторым крупным деятелям культуры США, Англии и других стран. Не можете ли вы сказать, как эти деятели, которые были с вами знакомы, относятся к коммунизму?
Такой вопрос, видимо, появился потому, что люди не всегда понимают, что кроме ценностей идеологического характера, на которые конкретное общество оказывает непосредственное влияние, есть еще ценности общечеловеческие. Нелегко таким людям воспринимать положение о том, что именно эти общечеловеческие ценности, особенно в наш век, могут и должны служить широким мостом между народами, независимо от того, каковы их мировоззрение, идеология и, в частности, отношение к религии. Конкретно был поставлен такой вопрос:
– Высказывали ли представители американской интеллектуальной элиты, о которых говорится в «Памятном», в какой-либо форме свое отношение к коммунизму?
Думаю, что нет необходимости говорить отдельно о каждом упомянутом крупном американском деятеле культуры. Просто потому, что вопросы социальные или классовые почти не возникали и не возникают в нашем общении с ними.
Десятилетия назад, можно сказать, сразу после того, как над революционным Питером взвилось красное знамя, многие деятели культуры – ученые, писатели, артисты, композиторы, художники – как бы инстинктивно почувствовали, что социализм и социалистическое мировоззрение не только не отвергают культурных и нравственных ценностей прошлого, но, напротив, высоко ценят, признают их, считают их вкладом в общечеловеческую культуру.
А разве основоположники коммунистического учения Маркс и Энгельс, не говоря уже о Ленине, не развивали эту мысль со всей страстностью? Более того, они многократно подчеркивали то положение, что на пути человеческой цивилизации будут раскрываться дополнительные возможности для развития культуры во всех ее проявлениях. В частности, Маркс хорошо это сформулировал уже в самых ранних своих научных трудах, а именно в работе, относящейся к философии Демокрита и Эпикура.
Советский Союз имеет основания гордиться достижениями в области духовной культуры. Немало деятелей нашего театрального искусства прославились на весь мир. Они внесли большой вклад в общечеловеческую копилку духовных ценностей.
А художественная литература? Разве она не выдвинула множество ярких талантов, почитаемых не только в нашей стране, но и во многих зарубежных государствах?
Музыка, рожденная в социалистическом государстве, звучит по всему миру. Фейерверки мелодий, могучих и страстных, патетических и лирических, величавых и нежных, созданных наследниками Глинки и Чайковского, Мусоргского и Шостаковича, других великих русских композиторов, не гаснут. Более того, они завоевывают все новых поклонников в мире.
Мы с законной гордостью можем сказать, что страна наша ныне переживает мощный подъем в своем развитии. Происходит грандиозная перестройка экономической, социальной и духовной жизни общества. Новый подъем испытывает и советская культура во всех своих областях. Да, мы многое критикуем и в прошлой жизни, и в настоящей. Но делается это во имя того, чтобы подняться на еще большую высоту, сделать нашу действительность еще более богатой и полнокровной.
Мир, можно сказать, затаив дыхание наблюдает за исполинскими усилиями советского народа. Эти усилия видны не только нам, но и народам зарубежных стран. Они видны и деятелям культуры, как бы далеко географически они ни были от нас.
Мы уверены, что все это вместе взятое будет еще больше привлекать внимание интеллигенции зарубежных стран к нашей жизни и будет умножать ряды друзей Советской страны.
Поляризация в эмиграции
Работа в посольстве сводила меня с самыми различными людьми – по происхождению, по убеждениям, по профессии. Запомнились встречи с выходцами из нашей страны, которых жизнь занесла в свое время в Америку. К тому же весть о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз, подобно мощному электрическому разряду, пронеслась по всему миру. Эта весть вызвала и резкую поляризацию в среде русской эмиграции.
Те, кто отказался признать советскую власть, а то и шел по пути борьбы с ней, оставались в большинстве на прежних позициях или выжидали: что же случится дальше? Но та часть эмигрантов, которая покинула нашу страну, не разобравшись в ситуации, поддавшись скорее инерции движения, чем логике убеждений, или уехала по каким-то соображениям материального порядка, – эта часть раскололась. Многие ее представители перешли на подлинно патриотические позиции, стали активно поддерживать политику СССР. А было много и таких, которые после войны захотели возвратиться на родину, получили такую возможность и с радостью уехали в родные края.
Во время войны, пожалуй, ни одного приема в советском посольстве не пропускал Давид Бурлюк. Помню его первое появление: приблизился ко мне человек среднего роста, с пышной шевелюрой уже седых волос. Протянул руку и поздоровался настолько энергично, что, казалось, перед тобой стоял незаурядной силы тяжелоатлет. Да, здоровался он от души.
Поэт Бурлюк в свое время принадлежал к числу близких друзей и единомышленников Сергея Есенина. Мне было известно о творческой дружбе, которая связывала Бурлюка с В.В. Маяковским. Корни этой дружбы проросли на русской почве. В дореволюционной России Бурлюк пользовался авторитетом среди поэтов. И сам Маяковский называл его своим учителем.
Не обрывалось творческое и чисто человеческое общение между этими двумя поэтами и после Октябрьской революции. Маяковский в 1927 году отправился в поездку по США и, останавливаясь в Нью-Йорке, жил в семье Бурлюка.
Как истинный патриот России, Бурлюк понимал, какую большую ценность представляют его переписка с Маяковским и другие материалы о жизни великого поэта, которыми он располагал. Большое количество писем и документов он после войны передал в Государственную публичную библиотеку имени В.И. Ленина в качестве дара советскому народу.
К американским берегам Бурлюка прибило одной из волн русской эмиграции. Почему его занесло туда, он и сам не мог толком объяснить. Но нашел ли Бурлюк удовлетворение в Соединенных Штатах?
Ведь даже и сейчас, в восьмидесятых годах, средний американец имеет в общем-то смутное представление о русской культуре, ее истории. Исключение составляет разве что наиболее пытливая часть интеллигенции, в определенной степени знакомая с неувядаемыми произведениями Л.Н. Толстого, И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова. Меньше знают в США о бессмертных творениях А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя. Из писателей и поэтов советского времени американской общественности были известны такие имена: А.М. Горький, В.В. Маяковский, М.А. Шолохов, А.Н. Толстой, К.А. Федин, Л.М. Леонов и ограниченное число других. Книги советских литераторов просто очень мало издают в США.
И совсем слабое представление имеют рядовые американцы о футуристах, имажинистах и представителях различных других литературных течений в нашей стране в первый послереволюционный период. И это в то время, когда популярность некоторых из них вовсе не увяла, а, наоборот, сейчас даже разрослась и у нас, и за рубежом.
К ним относится, например, Сергей Есенин. Дружба с ним в значительной степени способствовала и росту известности Давида Бурлюка, чье имя знакомо ныне советскому читателю.
В США Бурлюка как поэта просто не знали, да и не могли знать. Определенное признание там получило другое направление его творчества. Поначалу увлекшись живописью как любитель, он проявил затем в этой области недюжинный талант. Особенно хорошо у него получались портреты.
Когда я познакомился с этим общительным человеком, он собирался отмечать свое шестидесятилетие. От тех времен, когда он и некоторые другие друзья Есенина паясничали, у него ничего не осталось. Бурлюк уже занимал по отношению к американскому образу жизни и общественному строю четкие негативные позиции.
У советских товарищей, которые встречались с ним в США, сложилось твердое убеждение, что это человек, которого социальная буря перенесла на чуждую ему почву. И мне понятно, почему глаза Бурлюка стали влажными, когда он заговорил со мной о Москве.
– Мне нелегко ее вспоминать, – откровенно признался он.
Бурлюк активно включился в работу по мобилизации американского общественного мнения на оказание помощи советскому народу в борьбе против фашистских агрессоров. Он стал одним из деятельных участников Комитета помощи русским в войне, члены которого собирали в США деньги, одежду, обувь, медикаменты и затем все это пересылали в Советский Союз. Проникнутые симпатией к СССР выступления Бурлюка в прогрессивной печати, и прежде всего в газете «Русский голос», его патриотическая деятельность – это самое лучшее, что он мог сделать для своей родины, находясь в отрыве от нее.
После Второй мировой войны исполнилась мечта Бурлюка побывать в Советском Союзе. В 1955 году он провел несколько месяцев как гость Министерства культуры СССР. Ему предоставили возможность совершить поездку в Крым, во время которой он написал портрет видного советского артиста Н. Черкасова. Эту работу художник подарил Волгоградской картинной галерее, где портрет находится и сейчас.
Вторая поездка Бурлюка в СССР состоялась через десять лет – в 1965 году. Он приехал с женой и около двух недель жил в гостинице «Москва». Бурлюк специально попросил, чтобы ему предоставили номер с видом на Красную площадь и Кремль, так как хотел запечатлеть их на холсте. Его просьбу удовлетворили.
Нет, определенно не стоит потомкам забывать Бурлюка, родоначальника русского футуризма в литературе, талантливого поэта, своеобразного художника, горячего патриота нашей страны.
Гордость русской музыкальной культуры
Кто из советских людей не хотел бы пожать руку такому человеку, как композитор Сергей Васильевич Рахманинов? Славной страницей стало творчество Рахманинова в мировой музыкальной культуре. Судьба его также занесла в далекую Америку.
Виделся я с этим человеком всего один раз. Во время войны Рахманинов подал заявление в генеральное консульство СССР в Нью-Йорке с просьбой разрешить ему вернуться на родину. Чтобы обговорить с советскими представителями детали, связанные с этим решением, он к нам и пришел. Случилось так, что его посещение советского учреждения в Нью-Йорке совпало с моим приездом в этот город по делам из Вашингтона.
Когда я вошел в здание консульства, Сергей Васильевич Рахманинов уже собирался уходить. Встретились в одной из комнат. Я узнал его сразу – портрет его еще при жизни был достаточно широко известен.
– Я рад, что вы решили вернуться на родину, – сказал я ему. – Вы выдающийся композитор, и наш народ, конечно, горячо одобрит ваше решение.
– Постарайтесь, пожалуйста, ускорить оформление, – попросил он.
– Сделаю, Сергей Васильевич, все от меня зависящее, – обещал я.
Рахманинов заметил:
– Я с восхищением слежу за беспримерным подвигом Красной армии и советского народа в борьбе против гитлеровской Германии, – а потом добавил: – Американцы преклоняются перед силой и духом советских людей, и я сам это наблюдал много раз.
Я поблагодарил его за теплые слова по адресу нашей общей родины – Советского Союза. Поблагодарил его и за то, что он давал концерты, сборы от которых поступали на закупку медикаментов для раненых воинов Красной армии.
И сказал ему еще так:
– Моя жена рассказывала, как проходили ваши концерты. Она на них присутствовала и видела, с каким энтузиазмом публика встречала вас, исполнителя и композитора. Наше посольство в Вашингтоне и генеральное консульство в Нью-Йорке не раз выражали вам признательность за эти концерты.
Мне бросилось в глаза, что у композитора нездоровый вид. Бледность лежала на лице, фигура отличалась болезненной худобой. Не хотелось спрашивать его о состоянии здоровья и вообще касаться этой темы, тем более что ответ в принципе можно было предвосхитить. Сам он тоже об этом ничего не сказал.
С налетом грусти он покидал наше консульство. А я прощался с ним и думал про себя: «Вот уходит великий в своей области человек, а ведь он – наш, он – патриот, о чем часто говорил и сам в этой далекой заокеанской стране».
Сопровождавший Рахманинова на его квартиру секретарь консульства Павел Иванович Федосимов рассказывал, что композитор, находясь уже в машине, сам заговорил с ним о своем здоровье.
– Вот руки, – сказал он, показывая их, – они еще могут хорошо ударять по клавишам, но скоро станут безжизненными.
Произнес это Сергей Васильевич дрожащими губами. Федосимов пытался его успокаивать.
За время пребывания Рахманинова за границей, особенно в США, его дарование как композитора так и не проявилось в полную силу.
Свои лучшие оперы Рахманинов написал в молодости. Автору «Алеко», например, было всего девятнадцать лет. Он создал замечательные произведения, которые широко известны и в нашей стране, и во всем мире, волнуют сегодня каждого, кто любит музыку, так же как волновали в начале и середине века.
Однако в Америке и других странах Запада Рахманинова больше ценили как музыканта-исполнителя, а его талант композитора как бы уходил на второй план. Этим, конечно, он был уязвлен.
Вспоминая Рахманинова, можно сказать так: его талант во всем богатстве красок и наиболее ярко раскрылся на родной земле. Он и остался подлинно русским в истории нашей музыкальной культуры.
К сожалению, быстро решить вопрос о выезде великого композитора из США в СССР не удалось. Шел 1943 год. Вся наша страна вела жестокую битву с врагом. В том же году Сергей Васильевич скончался. Русская культура понесла тяжелую утрату. Великий композитор и музыкант остается нашей гордостью. Он был и патриотом. Тяжелобольной, Сергей Васильевич Рахманинов, несмотря на все трудности военного времени, решил вернуться туда, откуда уехал в декабре 1917 года, вернуться в свою страну.
Хорошо известно, что в первые годы существования Советской республики – в годы Гражданской войны, иностранной интервенции и хозяйственной разрухи – нелегко удавалось обеспечить быт деятелей культуры: не хватало средств, помещений, квартир, угля, дров, продовольствия, хлеба и многого другого. В связи с этим органы советской власти по соображениям гуманного порядка удовлетворяли просьбы некоторых музыкантов, артистов, писателей, художников о временном их выезде за границу. Решением этих вопросов по поручению В.И. Ленина занимался А.В. Луначарский.
Одним из деятелей культуры, выразивших желание выехать в США, был Сергей Кусевитский, который уже в то время считался известным дирижером. Находясь в Америке, он быстро проявил себя как талантливый музыкант и стал главным дирижером Бостонского симфонического оркестра – одного из наиболее авторитетных оркестров США. Этот оркестр по праву стоит в одном ряду с такими, как оркестр Нью-Йоркской филармонии, симфонические оркестры Филадельфии, Лос-Анджелеса и Чикаго. Бостонский оркестр всегда выделялся исполнением классического репертуара. Он часто исполнял произведения русских композиторов.
По приглашению Сержа (так Сергея стали называть в Америке) Кусевитского мы с женой однажды присутствовали в Бостоне на концерте этого знаменитого симфонического оркестра, который впервые в США исполнил Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича. За дирижерским пультом стоял сам Кусевитский, что еще больше подчеркивало значение события, причем не только музыкального. Руководя Бостонским оркестром, Кусевитский, можно сказать, сросся с ним, и получилось так: дирижер – выходец из нашей страны, состав музыкантов – американский, репертуар оркестра насыщен русской, советской музыкой.
– Синтез, конечно, сложный, – сказал по этому поводу сам Кусевитский, – но понятный.
Кусевитский немало полезного сделал для Советского Союза и до, и во время войны. Он принимал участие в работе дружественных нашей стране общественных организаций США. Часто посещал советское посольство, обычно в сопровождении племянницы. Вся Америка знала, что Серж Кусевитский является выходцем из России, выдающимся деятелем искусства, сформировавшимся на почве русской культуры. Уже после войны он бывал не раз со своим оркестром на гастролях в СССР и всегда встречал теплый прием у нашей публики.
«От кретина к гению»
В советской печати в тридцатых годах не раз упоминалось имя профессора Сергея Александровича Воронова. Этот крупный ученый-биолог попал в эмиграцию еще юношей, уехав за границу с родителями. Получив медицинское образование во Франции, он работал главным хирургом госпиталя в Париже.
Позже Воронов увлекся геронтологией, главным образом изучением проблемы омоложения. В те времена, отчасти под влиянием и его исследований, эта интригующая область науки стала привлекать внимание общественности. В годы войны Воронову удалось ускользнуть от фашистов во Франции и добраться до Соединенных Штатов, где он продолжал заниматься своей научной работой.
С советским посольством у Воронова установились хорошие, дружественные контакты. Чувствовалось, что жизнь у него в Америке нелегкая. Его научная деятельность там особой популярностью не пользовалась. В беседах с сотрудниками посольства он открыто сетовал на жизнь. По всему ощущалось, что его научная работа продвигалась медленно. Поэтому, когда речь заходила о его трудах, он проявлял сдержанность.
Мне приходилось встречаться и беседовать с ним. Он интересно рассказывал об обстановке в кругах эмиграции, делился своими впечатлениями об уровне медицины в США. Особенно вдохновлялся он, когда мы заводили речь об идее продления жизни человека.
– Лучшей темы для приятной беседы найти нельзя, – говорил он и принимался рассказывать о своих теориях омоложения организма.
– А не могли бы вы привести примеры с результатами ваших опытов? – спрашивал я.
Он их приводил; однако, скажу прямо, они не казались убедительными. Во-первых, их, судя по всему, было не так уж и много, а во-вторых, речь шла о явлениях неприметных, судьба людей, подвергшихся операции, да и результаты медицинского воздействия на них со стороны профессора оставались малоизвестными широкой публике.
Задал я ему однажды вопрос:
– А как вы начали заниматься проблематикой геронтологии?
Он лукаво улыбнулся:
– Совершенно случайно.
И рассказал интереснейшую историю.
– Задолго до этой войны мне как-то довелось побывать в Египте, – поведал он. – Я посетил район пирамид возле Каира. Неподалеку от знаменитой пирамиды Хеопса был ресторан, в основном его посещали туристы. Вошел в него и сразу же обратил внимание на странный вид одного из официантов. Человек этот, если судить по походке и быстрым четким движениям, был, бесспорно, молод, но его внешность, особенно дряблая кожа лица и рук, совершенно сбивала с толку: казалось, что передо мной старик. Пришел я туда еще как-то раз. Каково же было мое удивление, когда я заметил еще трех официантов, по внешним признакам в точности похожих на того, который уже встречался здесь ранее. Интересно?
Рассказчик вопросительно посмотрел на меня. Я не стал скрывать:
– Очень интересно.
Это его, как мне показалось, вдохновило, и он продолжал:
– Как медик, я стал наводить справки, выяснять, в чем тут дело и что же это за люди. Оказалось, что им еще в детском или отроческом возрасте были сделаны операции, которые их фактически изуродовали как мужчин. Так, выяснилось, фараоны поступали еще в Древнем Египте. Эту, с позволения сказать, «традицию» уже в новое время продолжил королевский двор современного Египта. И тут я задумался над тем, нельзя ли устранить это уродство, нельзя ли помочь этим людям, можно ли вместо того, чтобы убыстрять процесс старения кожи и самого человека, сделать так, чтобы этот естественный биологический процесс замедлить и даже обратить вспять? И вскоре дал себе слово: посвятить жизнь решению этой задачи. Все, что я делал в научном плане в дальнейшем в Европе, точнее, во Франции, а затем в США, было подчинено именно этому.
Профессор С.А. Воронов прислал мне в посольство на память свою книгу с автографом, изданную в Америке на английском языке. Эта книга и сейчас находится в моей домашней библиотеке. У нее броское название «От кретина к гению». Не берусь судить о ее научных достоинствах, но читается она как захватывающий роман. Высказанные им мысли, видимо, спорны с научной точки зрения, хотя и занятны, даже увлекательны с чисто человеческой.
Его приглашали к нам в посольство и на приемы. Сергей Александрович всегда приходил на них со своей женой-француженкой. Сам он был высокого роста, производил впечатление атлета. На первый взгляд казалось, что он молод, но его возраст выдавала абсолютно седая голова. Его жена, блондинка, пожалуй, не уступала ему в росте, но была по крайней мере вдвое моложе.
Держался Воронов корректно. Он считал себя человеком далеким от политики, однако в среде русской эмиграции проводил самую настоящую политическую работу – рассказывал правду об успехах нашей страны и в довоенный период, и на фронтах, собирал средства в помощь советскому народу, раненым воинам Красной армии, в общем-то вел себя как настоящий патриот земли российской. В годы войны вдали от родины он жил с пользой для нее. Мы в посольстве были признательны ему за это.
Воронов принадлежал к числу тех эмигрантов, в груди которых билось сердце патриота. Будучи оторванными от родины в силу разных причин, чаще не связанных с политикой, они во многом жили мыслями и чувствами своего народа. Эти переживания хорошо выражены в литературных произведениях и письмах из-за рубежа А.Н. Толстого, А.И. Куприна, И.А. Бунина и других известных писателей.
