Текст книги "Схождение в ад (сборник)"

Автор книги: Андрей Молчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Да, это был он – такой как есть, в здравом уме, ясном восприятии происходящего, одиноко стоящий на неведомой дороге в монашеском балахоне из мягкой мешковины бесформенного плетения, удобно облегавшим тело.

Вспомнились рогатые шлемы, склонившиеся над ним, блеск лезвия кинжала, как бы захваченного вращением свастики и вместе с ней поворачивающегося по какой–то незримой оси… Но – как давно и как бесконечно далеко отсюда случилось все это, и целая вселенная отделяет мистерию в подземелье замка от этих безжизненных скал и высочайшего неба иного мира; отделяет от всего того,что когда–то и где–то было с ним прежде…

А может, он попросту испытывает сейчас то, что именуется смертью? Или же посмертием?.. Однако он жив, он абсолютно и неоспоримо жив…

– Жив, жив, – уверил его сухой саркастический голос.

Ричарда охватил парализующий сознание страх.

Он с трудом заставил себя обернуться в ту сторону, откуда донесся голос, полагая, что увидит сейчас если не черта с рогами, то тиранозавра или же по крайности – злобного гнома.

Перед ним, возникшее словно бы ниоткуда, стояло существо, одетое в серую сутану с капюшоном. Существо. В таком определении он почему–то уверился сразу и бесповоротно, хотя незнакомец, прочитавший его мысли и теперь с мудрой и снисходительной усмешкой взиравший на него, был вполне человекообразен: европейского типа лицо, седые кудри длинных волос, пронзительные черные глаза, а вот уши – длинные, заостренно, по–волчьи вытянутые вверх, являли собой не уродство, а признак какой–то надчеловеческой расы…

Тут Ричард уяснил, что радужной оболочки в немигающих глазах незнакомца нет, ее заменял единый мертвый зрачок…

– Полюбовался? – осведомилось существо. Безгубый рот при этом даже не раскрылся.

До Ричарда дошло, что слова просто звучат в его сознании, не выражаясь в каком–либо определенном языке.

– А вы – представитель местных иммиграционных властей? – также мысленно произнес он. – Тогда предупреждаю: мне неизвестен тип моей визы…

– А что тебе вообще известно? – брезгливо поинтересовалось существо, не принимая его юмора, а затем, как бы вздохнув, добавило: – Ну, идем за мной… парламентер!

И они двинулись по однообразной дороге, выведшей их к странной, сложенной из валунов крепости, за стенами которой Ричард увидел изможденных, в одних рваных набедренных повязках людей, перетаскивающих огромные каменья к недостроенной угловой башне бастиона.

При виде незнакомца, сопровождающего Ричарда, люди, поклоняясь ему, падали ниц; лица их были бесформенноразмытыми, и в одинаковой схожести этих жалких созданий угадывалась какая–то обреченная бесполость, словно наложенная на них проклятием свыше.

Существо в сутане бесстрастно шествовало мимо распростертых вокруг него тел, и вдруг, обернувшись к Ричарду, вопросило его со зловещей ухмылочкой:

– Ну и где же, по–твоему, ты находишься?

– Туле, – произнес тот коротко.

– Ах, Туле–е! – произнесло существо нараспев. – Нет, дружок. То, что ты называешь Туле, – часть небесной страны, и она – далеко. Твои неискушенные хозяева отправили тебя в другую дверь, ошибшись адресом… Они выдали желаемое за действительное, не ведая простейшей географии мироздания, они нарушили законы, воспрещающие смертным переходить границы миров, и теперь можешь поздравить себя: ты очутился в аду, несмышленыш… Впрочем, – добавил глубокомысленно, небрежно поставив ступню, обтянутую бархатным темно–синим тапком с тонкой плоской продошвой на шею недвижного раба, попал ты далеко не в худший круг… А ведь мог бы угодить и на Дно, и в геенну… Ладно! Ступай за мной! – приказал резко.

По каменной лестнице они поднялись в одну из башен, оказавшись в просторном помещении, где вдоль стены стояли лавки из обтесанных плит, а в овальной бойнице окна виднелись скалистые холмы, однообразно тянувшиеся за горизонт.

– Как мне вас называть? – спросил Ричард провожатого.

– Эрдан, – откликнулся тот. – Я – надсматривающий за каменщиками…

– А кто они?

– Они? Умершие. С Энрофа. Так у нас называется мир, откуда ты незаконно явился сюда.

– Но ведь путь был проложен…

– Да. Но именно теми, кого груз кармы принуждал к заточению здесь. Однако это не главная ошибка твоего наставника. Он почему–то решил, что существует какой–то отдельный, замкнутый сам в себе мир, где существует синклит арийского духа… В каком–то смысле он прав. Разве что синклиты атлантов и германцев – абсолютно раздельны, и имеют свои ипостаси и в мирах Творца, и в мирах Великого Демона. То есть, он не определился, к кому именно аппелировать и заслал тебя, в общем–то, наобум. И ты попал к каменщикам… В избранное, хочу сказать тебе, общество. Здесь искупают свою вину те, кого венчали когда–то и королевские короны, кто властвовал, миловал и казнил, вел войны и заключал мир… И есть тут, кстати, бывшие вожди твоего наставника…

– И они здесь навечно?

– Отнюдь. Некоторые претерпевают трансформу и – уходят в Свет, к Тирану, другие склоняются к нам… И тогда мы освобождаем их от мук, и даем даже возможность инкарнации и миссии в том же Энрофе…

– Под «Тираном» подразумевается Бог? – спросил Ричард.

– Таков он для нас, – ответил служитель Ада безучастно.

– Ну, а что будет со мной? Я остаюсь тут? Я возвращаюсь к Магистру? И, если возвращаюсь – то с чем?

– Тут ты не задержишься, ибо не имеешь на то ни права, ни возможности, – сказал Эрдан. – Под грузом кармы в посмертии каждый погружается в положенный ему круг. Однако о возвращении не могу сказать тебе ничего. Ты нарушил устои; твое оправдание в том, что ты сделал такое, подчинившись чужой воле, однако судьба твоя – в руках моих повелителей, и вскоре они будут здесь… Они уже здесь, – поправился он, и вдруг бесшумно повернулась в стене каменная плита, являвшая неприметную дверь, и взору Ричарда открылся огромный пустой зал с мраморным столом, и сидели за столом трое великанов в черных атласных рясах с одинаково бледными и зловещими лицами ; с мертвыми невидящими глазами, в которых застыл мрак бездны…

Эрдан, склонив голову, шагнул к ним в проем двери, и плита послушно сомкнулась за его спиной.

Ричард остался в одиночестве.

Он сидел, вперившись взором в фиолетовый просвет окна и не думал ни о чем, ибо просто не мог ни о чем–либо думать…

Небо начинало чернеть, видимо, и здесь был день и была ночь, и ночь наступила: внезапная, без сумерек, она обрушилась на скалистый инфернальный мир густой чернотой неба с ярчайшими, неведомыми Ричарду хороводами звезд, обступившими три луны, что разбросанными серебряными шарами повисли над ущельями и долинами Ада…

Дверь вновь раскрылась и – появился Эрдан.

– Ну, что, подкидыш, – сказал он с высокомерной ухмылкой. – Ты доставил немало хлопот… Однако – мы вернем тебя. И позаботится о твоем возвращении Сам…

– Это так сложно? – спросил Ричард.

– Да. Порою вернуться обратно намного сложнее, нежели куда–то придти… Но прежде, чем мы расстанемся, я отвечу на твои невысказанные вопросы. Запомни: есть много миров за границами добра и зла. И твоя земля – частица того общего, что составляют миры эти в своем противостоянии, зачастую – и во внутреннем. Ты еще не определился, на чьей стороне. Советую с этим поспешить. Чем раньше – тем лучше. Ибо выбор – необходимость для каждого. Что еще? Тебе предстоит нелегкая и необычная жизнь. И мы… да, мы внимательно понаблюдаем за развитием ее, обещаю. Далее. Уясни: ты можешь быть творцом судьбы и событий только в своем Энрофе, то бишь, на Земле, а не являться сюда в гордыне с планами какихто переустройств… Порою, впрочем, с занятными планами. Хотя…Твой Магистр просил неуязвимого тела? Глупец! Оно может быть дано лишь Зверю. Он просил бессмертие? А бессмертия нет! Ни для него, ни для тебя, и даже – ни для меня! Как нет и смерти! Есть вечная череда трансформ. И здесь, и там, и повсюду. И – неотвратимость расплаты.

Они сидели в размытом свете трех лун, лившемся в бойницу башни, и вдруг легкий ледяной воздух повеял из нее, коснувшись их лиц, и Эрдан вздрогнул, сузив глаза и, пристав со скамьи. Сказал:

– Вот и он… Пошли.

Они спустились на безлюдную площадь, озаренную космосом Ада, и Ричард услышал в сознании:

– Встань на колени. И – не смотри на него. Только не смотри на него, подкидыш!

Страшная, всепоглощающая тень скользнула над миром, и даже камень сжался в первозданном ужасе перед властелином мертвого огня и бездонных лиловых бездн; Ричард почувствовал чудовищную, вселенскую мощь темных крыл, чьим дуновением, как ураганом подхватило его – сжавшегося в комок посередине булыжной пустоши человечка, пушинкой отброшенного во мрак летящего навстречу пространства…

Оглушенный, он очнулся в снегу, на площадке возле «орлиного гнезда», а, вернее, возле дымящихся бесформенных руин бывшей горной цитадели.

Занимался тусклый рассвет. Сквозь языки утихающей метели, гулявшей по склонам, различались редкие огни, горевшие в отеле, расположенном в долине.

Некоторое время он блуждал среди обломков кирпича, черепицы, мебели и стекла, натыкаясь на обезображенные трупы «рыцарей» и прислуги. Увидев раздавленную бетонным перекрытием голову Краузе и его смятый, с обломанным рогом шлем, валявшийся неподалеку, еле совладал с подступившим приступом рвоты.

Из разбитого шкафа с оторванной дверцей, что когда–то стоял в спальне, он вытащил свою одежду и, сбросив балахон, дрожа под порывами пронизывающего жгучего ветра, облачился в костюм и в пальто.

Во внутреннем кармане пиджака нащупал свой бумажник с документами и кредитными карточками.

Еще раз прошелся в развалинах, пока, наконец, неподалеку от мертвого ламы, не увидел лежавшую навзничь Глорию.

Стер пальцами припорошивший ее лицо снег… Длинная рваная рана тянулась от лба ее к темени. Короста замерзшей крови залепила глазницу и волосы.

Ему захотелось завыть. В голос. Как умирающему в зимних горах волку. За что?! Неужели ему вовсе не суждено счастья?!

Она лежала в снегу, как красивая сломанная кукла, а он стоял над ней и беззвучно рыдал, не зная, кого винить и кого проклинать… Судьбу? Себя? Краузе? Карму?..

Среди покореженных от взрыва, видимо, газохранилища, машин, он обнаружил единственный уцелевший «линкольн» с треснувшим лобовым стеклом и, взломав рулевую колонку, накоротко соединил провода, пустив двигатель. После, лавируя между завалами кирпича, вывел машину на заснеженную дорогу.

А через два часа, бросив «линкольн» возле крохотной железнодорожной станции, он сел на поезд, идущий в Вену.

АЛЕКСЕЙ ТРЕПЕТОВ

Трепетов очнулся от пробиравшего все его тело мороза на скамье возле старого парка, некогда разделявщего восточный и западный Берлин.

С трудом встал, стуча зубами от озноба. Сознание постепенно освобождалось от дурмана, и он начинал уяснять, что каким–то чудом остался в живых, и позади страшный подвал, гулкие голоса допрашивающих, доносившиеся сквозь наркотическую пелену, сонливое безволие и темные бессознательные провалы памяти…

Сгибы локтей ныли тупой, неотвязной болью. Он посмотрел на запястья рук, увидев наплывы багрово–черных синяков, тянущиеся к ладоням… Да, искололи его изрядно и безжалостно…

В куртке обнаружился паспорт и – сберегательная банковская книжка.

Дрожащими пальцами он перелистал ее страницы. Так и есть! Эти сволочи ограбили его вчистую! Но когда, как?! И зачем все свои деньги надо было держать на одном счету?! Идиот! Сложил все яйца в одну корзину!

Вот тебе и дивные тропические острова, вот тебе креветки и креолки…

Да и чего ради он сунулся в этот треклятый Берлин! И куда теперь идти? И кто он теперь? Продрогший, еле волочащий ноги нищий!

Единственный человек, к которому он когда–то и мог обратиться Виктор, но сейчас любой телефонный звонок бывшему лже–агенту несет в себе самоубийственную опасность, ибо парень, похоже, соскочил с крючка, связавшись с теми, от кого ему, Трепетову, бессмысленно ждать пощады.

Усилием воли превозмогая обморочную слабость, он доковылял до дороги, где остановил полицейскую машину, и уже через считанные минуты сидел в участке, рассказывая компетентному лицу о похищении его злоумышленниками, демонстрируя исколотые руки и – банковскую книжку с погашенным счетом…

– Это – наверняка русские, – глубокомысленно выпячивая губу, предполагал дознаватель. – Кого из своих соотечественников вы знаете здесь?.. С кем поддерживали связи?

– Ни с кем! Я хочу восстановить счет! – напирал Трепетов. – Вы должны мне помочь!

– Мы составим необходимые документы, проведем расследование… Однако – вопрос. Речь идет о внушительной сумме. И мы обязаны знать о природе происхождения таких средств…

Ночевал Трепетов в одиночной камере участка.

Засунув пальчик в безжалостные шестерни полицейского механизма, он теперь удрученно размышлял, как бы механизм этот не оттяпал ему всю руку, а то и вовсе не затянул бы со всеми потрохами в жернова своего непривлекательного чрева…

На том мы с бывшим полковником советской разведки и распрощаемся.

МИХАИЛ АВЕРИН

В маленькой русской церкви, расположенной на одной из узеньких улиц Карлсхорста, шла служба.

Окрестившийся здесь всего два дня назад, Миша Аверин, стоял ныне в толпе верующих, внимая священнику.

Что заставило его оказаться здесь? Интуитивное стремление найти какую–то опору в зыбкой неопреденности своего бытия? Избежание смерти, неотвратимую угрозу которой он почувствовал в подвале виллы, среди жутких типов, способных отрезать голову, не моргнув стылым взором профессиональных убийц? Но что привело его в тот подвал? Как ни крути собственная корысть, коварство и еще куча разнообразной дряни, накопившейся в душе и – основательно уже душу разъевшей…

Он помнил, как из подземелья его привели в огромный кабинет с мраморным полом, закопченной пастью камина, с растрескавшейс паутиной лепкой карнизов потолка.. Матовые стекла витражей лили преобразованный их замутненностью неверный, водянистый свет из стрельчатых проемов окон на портреты рыцарей, дам и старинную черного дерева мебель, составленную из стульев–тронов с грубой кожей сидений и мрачного как надгробие письменного стола, перечеркнутого опрокинутой со стены тенью распятья.

За столом сидел знакомый темноглазый лысоватый человек с бледным, ожесточенным лицом и покрасневшими от бессонницы глазами. Немигающий взгляд бешено расширенных зрачков с грозной неприязнью уставился на Михаила – сжавшегося от страха, поседевшего и осунувшегося. И вот тогда–то неожиданно и остро ощутилась им пролегшая здесь, сейчас, грань между жизнью и погибелью, но погибель несла в себе завершающий итог его никчемного, подчиненного исключительно наживе и греху бытия, не отмеченного никаким приближением к Богу… И от сознания этого охватил его уже иной страх удушающий и безмерно горький; и вдруг, словно почувствовав всю глубину такого ужаса, убийца сказал:

– Надлежало бы тебе всыпать как следует, мошенник. Но ты, гляжу, и так еле жив. Вон отсюда!

Блаженно стояние в церкви. Блаженна вера, пусть обретенная запоздало, но явившая собою бесценный и непреходящий дар. Блажен Великий Спаситель, давший возможность каждому избежать ада, но, даже и не избегнув его, подняться через муку искупления к Свету.

Глядя на обращенные к священнику лица верующих, Михаил размышлял… Есть, все–таки есть у него живая душа, и дана ей жизнь земная и вечная, но в жизни земной благополучие личное никогда не построит отныне он на обмане и костях других, и будет, раб божий, крещенный в возрасте зрелом, по интуитивному стремлению своему, по возможности греха на себя не брать, во лжи не усердствовать, ближнему помогать, и заповеди наимудрейшие соблюдать, искушение беса в нем сидящего, всеми силами слабыми своими преодолевая и раскаиваясь в скверне прошлого как умом, так и сердцем.

Так искренне желал себе Миша. На сей час. Не ведая, что основа религии предков его в том, чтобы предмет веры обладал действительностью и несомненной материальностью. Не ведая, что, взыграй в его подсознании память поколений, возможно и угаснет в нем постепенно стремление посещать храм православный…

РИЧАРД ВАЛЛЕНБЕРГ

Рейсовый автобус из Нью–Йорка, следующий в Атлантик–сити город казино и всевозможных шоу, был заполнен в основном благообразными пенсионерами, привлеченными дармовой поездкой, ибо деньги, уплаченные за дорогу, возвращались им сразу же по прибытию в гостиничный комплекс, где основная масса туристов немедленно устремлялась в огромный простор первого этажа, заполоненного сотнями пестрых игровых автоматов.

Старички порою рисковали десяткой–другой пенсионных долларов, разменянных на квотеры, но обычно предпочитали следить за игрой других, или же – бродить в великолепных зеркальных коридорах, увешанных массивными люстрами, сияющими невероятным разноцветьем бликов граненого, чистейшего хрусталя. Послонявшись по здешним многочисленным ресторанам и, истратив выданный каждому пятидолларовый купон на опятьтаки дармовую закуску со стаканчиком кофе, пенсионеры, делясь впечатлениями, уже к ночи возвращались в Нью–Йорк, славно попользовавшись благами рекламных мероприятий богатейших казино мира.

Ричард Валленберг, он же, согласно нынешним документам Дэвид Мэдин, выйдя из автобуса, подошел к раздевалке, снял пальто и, получив номерок, немедленно двинулся в игровой зал, где ему тут же выдали пластиковую именную карточку с изображением куполов казино «Тадж Махал», напоминающих о традиции русской церковной архитектуры. По крайней мере, один из куполов – синий, усыпанный золотыми звездами, указывал на заимствование очевидно и несомненно.

Однако заметим, что страсти, бушевавшие под куполами казино, увенчанных острыми пиками набалдашников, глубоко отличались от того состояния духа, что присущ человеку в здании, отмеченным сенью возвышающегося над ним креста…

Подойдя к одному из столов, Ричард рассмотрел латунную табличку возле крупье с обозначением высшей и низшей ставок на «чет–нечет» и «красное–черное». От пяти до пяти тысяч долларов. Сооблазнительный интервал для рискованных игроков.

Молча протянул крупье четыре с половиной тысячи долларов наличными.

– Вашу карточку… – Тотчас подскочил к нему менеджер с блокнотом и, забрав карточку, озабоченно отошел к компьютеру.

Крупье подвинул Валленбергу малиновые фишки с золотым кружком в центре – каждая по пятьсот долларов.

– Может, что–то возьмете мелочью? – Указал на чернозеленые столбики «сотенных».

Ричард отрицательно покачал головой.

Крупье ладонью подкрутил обод рулетки, начавший замедлять свое вращение, и – резким движением пустил по кругу беленький шарик, заскользивший в полированном деревянном пазу…

В мозгу Ричарда возникла картина из будущей реальности: шарик, подпрыгнув, ложится в паз цифры восемь…

В последний момент, когда крупье только приготовился поднять ладонь в жесте запрета на какие–либо перемены ставок, Ричард поставил тысячу долларов на «чет» и тысячу на «черное». Он мог поставить и на восьмерку, но – к чему привлекать внимание к себе этакой удачей?

Выпало «восемь».

Следующая его ставка в немалой степени крупье впечатлила: три с половиной тысячи вновь на «черное».

Вновь закрутился шарик, и на антрацитовом стекле табло, установленным над столом, зелено выскочило: двадцать шесть!

«Черное»!

Менеджер срочно снял телефонную трубку и – в считанные секунды возле Ричарда возник худощавый высокий итальянец в светлом костюме и в очках с затемненными стеклами в тонкой каплевидной оправе.

– Мистер Мэдин? – произнес итальянец с доброжелательной улыбкой. – Я – владелец казино Пол Паллитто… Вот моя карточка… Ваш выигрыш составил девять тысяч долларов. Напоминаю: при сумме, превышающей десять тысяч выигрыша в день, вам придется, согласно правилам налогообложения, предъявить ваши документы или же – покинуть зал. Однако вы вновь можете продолжить игру после полуночи на прежних условиях.

– Я в курсе, – сказал Валленберг, взглянув через плечо на рулеточных «прилипал», незамедлительно начавших группироваться вокруг него, счастливчика.

– Если вы пожелаете остановиться у нас в отеле, продолжил любезнейший итальянец, – вам бесплатно предоставляется «люкс», а также вы можете прямо сейчас пройти в любой ресторан… Рекомендую «Марко Поло». Ваши расходы составят исключительно чаевые.

– Сначала я хотел бы пройти в номер, – сказал Ричард, сгребая фишки с бирюзового сукна стола.

– Очень хорошо!

Кабина скоростного лифта скользнула в поднебесье, мягко затормозя на нужном этаже. – Сорок третий… – донесся из динамика мягкий и вкрадчивый женский голос, записанный на пленку.

Отперев дверь номера, Ричард подошел к широкому прямоугольнику окна, в котором лежала плоская равнина с кубиками приземистых домов, омываемая океанской ширью с полосой облачной дымки на горизонте. Красно горели буквы на белоснежной трапеции соседнего отеля «SHOWBOAT», зелено опоясанной лентами оконных пролетов.

Задернув легкую занавеску, он опустился на стеганное покрывало широкой кровати.

В зеркале напротив Ричард увидел свое лицо, неузнаваемо чужое.

Да, он сильно изменился, вернувшись о т т у д а. Кажется, черты его остались прежними, но все–таки стали иными, а глаза подернула поволока какой–то безучастной темной тоски. И не по себе становилась ему, когда отраженный в зеркале незнакомец останавливал на нем взор этих глаз…

Теперь он много знал, и отмечал его странный дар безошибочного ясновидения, пришедший к нему по возвращению на Землю; возможно, дар временный, должный вскоре утратиться, превратив его в прежнего человека, способного к прогнозу, но никак ни к веданию того, во что трансформируется неуклонно истекающий миг настоящего…

Вот сейчас раздастся телефонный звонок, и Пол Паллитто сообщит ему, что в ресторане «Марко Поло» мистера Дэвида Мэдина с нетерпением ждут и – все что от него требуется только поставить свою подпись на счете.

Телефон зазвонил.

– Да, – сказал он. – Очень признателен. И ужин кстати. Я здорово проголодался.

Забавно… Наверное, он мог бы и разорить все это казино, но к чему и зачем? Он же просто хочет пожить здесь, в пестрой суете людской, погулять по дощатому настилу набережной, дыша воздухом морозной океанской дали, а после…

А вот что после – ему не мог подсказать даже чудесный дар…

Вспомнилось: ты должен определиться. И чем быстрее…

Да. Это то самое главное, что надлежит ему сделать.

Не из–за страха перед Богом или же дьяволом. Ни ради выгод и привилегий. Ради себя самого.

К вечеру же он сядет в такси и подъедет к замеченному им еще по дороге сюда небольшому католическому храму с бирюзовой остроконечной крышей. И – войдет под своды его, ибо в необходимости такового поступка отчего–то возникла неудержная, почти органическая потребность. Но прежде, покинув отель, он прошагает до конца длинного пирса где, размахувшись, забросит далеко в волны кулон…

Расстегнув рубашку, он снял с шеи цепь с амулетом. Вышел из номера, плотно притворив дверь, мягко щелкнувшую язычком замка.

В этот миг алый камень, зажатый в его пальцах, сверкнул голубой искрой и за закрытой дверью отчетливо послышался звяк – будто что–то упало на стеклянную поверхность сервировочного стола, стоящего в углу комнаты.

Эхо донесшегося звука заставило Ричарда на какую–то секунду замереть в раздумье. Ему отчего–то представилось, что теперь на столе лежит…

Древний ритуальный кинжал.

1995 г., Москва

Берлин