Текст книги "Цена свободы (СИ)"

Автор книги: Андрей Прокофьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

  -Ты точно уверен во всех своих близких людях? – настойчиво прорезая сознание, звучал вопрос Артема Колесникова.

  – Да, я должен быть уверен. Понимаю, что ставка, как никогда, высока. Но мне сейчас, но нам сейчас, лучше поверить предателю, чем не поверить преданному человеку.

  Егор отвечал Артему, видя в глазах друга искреннее участие, непоколебимую убежденность и уверенность в общем деле.

  – Всего лишь один подонок, достаточно одного, и всё наше дело погибнет. Они не оставят нам ни малейшего шанса. Если бы мы могли обойтись без тебя Егор. Ты понимаешь, о чем я говорю? – Артем говорил, глядя Егору в глаза.

  – Понимаю, было бы превосходно, черт возьми, если бы не я один мог провести людей через дверь, открыть ее, соединив миры. Если бы эту возможность имели и вы преданные делу товарищи, то насколько легче было бы осуществить пришествие нового мира – ответил Егор...

  ...– Влад, Феликс, что у вас со стенгазетой. Я что-то не понимаю. Вы обещали вчера, говорили о том, что осталось всего ничего, а сами болтаетесь на улице.

  За спиной Влада и Феликса раздался приятный женский голос. Мальчишки тут же остановились.

  – Если стенгазета готова, то нужно её разместить на стенде уже сейчас. Давайте, на час раньше в школу, чтобы остальные, придя на занятия, сразу увидели новый выпуск – продолжила женщина, теперь Влад и Феликс стояли перед ней, не зная, как лучше ответить.

  -Готово – пробубнил Влад, чувствуя, что начинает краснеть.

  – Ну, тогда давайте, как я сказала – улыбаясь, говорила женщина, а Влад с Феликсом ничего не понимали.

  Ладно, стенгазета, хотя ничем подобным в своем мире они не занимались. Другое, сама женщина. Её не было среди их учителей. А казалось, что иной мир должен в точности повторять основные моменты их мира. Только получалось что-то не то, от этого появлялся ступор, выраженный в невнятном бормотании Феликса: – Мы сейчас, мы уже идем.

  Феликс хотел произнести имя отчество учительницы, но вовремя осекся, не зная его.

  – Давайте, не стойте, через два часа начнется вторая смена – сказала женщина и сразу после этого пошла дальше.

  – Пойдем отсюда – произнес Влад.

  – Боишься увидеть самих себя – отреагировал Феликс.

  – Нет, но мало ли кто еще примет нас не за тех, кто мы есть на самом деле – ответил Влад.

  – Тогда, в центральный парк. Слушай, а здесь, у них, деньги такие же – произнес Феликс.

  – Не знаю, наверное, нет. А что, у тебя деньги есть – ответил Влад.

  – Есть немножко. Я знаешь, хочу на колесе обозрения прокатиться. Сверху можно посмотреть, сравнить – сказал Феликс.

  – Интересно, но вряд ли чего особо нового увидим – скептически отнесся к предложению друга Влад.

  Прокатится на колесе обозрения им так и не удалось. Деньги имели существенные различия – это удалось узнать без особо труда, просто постояв возле билетной кассы, в которой продавались билеты не только на колесо обозрения, но и на все остальные аттракционы. Незаметно пролетел еще один час. Мальчишки двинулись назад, стараясь не думать о возможной встрече с парнем в синих джинсах и белой футболке. Дождавшись большего числа студентов, вместе с ними, ребята проследовали мимо вахтера, хотя, как они уже заметили, днем место вахты частенько оставалось пустым.

  – Давай попробуем – произнес Влад, а Феликс не сразу понял, о чем говорит друг.

  – Ты о чем? – спросил Феликс, происходило это в тот момент, когда мальчишки только что преодолели вторую дверь, оказавшись в своём мире.

  – Ну, я говорил, попробуем оставить открытыми обе двери, задержим их в таком положении. Посмотрим, начнут ли смешиваться разные миры – напомнил Влад.

  – Давай, только чего бы ни вышло – всё же согласился Феликс.

  – Я открою дальнею дверь, а ты держи эту – произнес Влад и тут же двинулся внутрь прохода.

  Феликс взялся за дверь. Проход оставался темным, ровно до того момента, пока Влад ни открыл вторую дверь. Поначалу ничего не происходило. Просто Влад видел Феликса, а Феликс видел Влада. Небольшой коридорчик, он же проход, осветился потоком дневного света, и спустя тридцать секунд, мальчишки разочарованно решили прекратить эксперимент, но начало происходить невероятное.

  Масса воздуха, пространство, как можно было бы это охарактеризовать, стала смещаться в сторону Феликса. Влад быстро почувствовал, что ему стало очень тяжело удерживать дверь. Движение массы поглощало, и если бы это можно было назвать ветром, то могло бы сдуть подобно песчинке. Только происходящее действовало иначе, оно вдавливало, прижимало к земле.

  – Закрывай! – закричал Феликс.

  – Не могу – с большим трудом ответил Влад, а пространство иного мира на несколько метров отодвинуло привычную сущность.

  Новый мир был сильнее старого, и лишь что-то необъяснимое не давало потоку нового измерения продвинуться дальше. Какая-то преграда, тонкая, но прочная полоска. С трудом различимая, отличающаяся от обеих субстанций. Завораживало зрелище, ещё сильнее вдавливало в землю, а руки по-прежнему ощущали край дверного полотна. Пространства не были единым целым, ни цвет, ни объем, ни звуковой гул. От суеверного ужаса подгибались ноги. Не было возможности закрыть двери, а еще спустя минуту и вовсе стало тяжело дышать.

  – Оно остановилось, оно не может заменить собой наш мир – крикнул Феликс.

  – Что-от не дает ему – криком ответил Влад и ощутил, что у него начали слезиться глаза.

  – Отпускай, убери руки, вместе, в один момент – из последних сил, громко, насколько это было можно, крикнул Влад.

  Феликс лишь смог кивнуть головой в ответ. Теперь без слов, одними глазами, они условились. Влад крутнул головой, мимолетная пауза, и он резко отпустил дверь. Феликс не проморгал, одним мгновением, повторив то же самое. Двери начали медленно, со скрипом и синхронно закрываться. Давление отпустило. Сразу вернулось дыхание. Двери закрылись наполовину.

  – Больше никогда – громко произнес Влад.

  – Точно – согласился Феликс.

  Двери преодолели две трети, и в этот момент, Влад рванулся к выходу, показалось, что если он этого не сделает, то останется в зловещем проходе навечно. Внутренняя интуиция поспешила на помощь. Если бы он знал, насколько вовремя появилось это спасительное чувство, насколько близок он был, чтобы самым страшным образом, застрять между двух враждебных пространств, чтобы стать жертвой в их бесконечной борьбе, хотя и без того, прикосновение и первенство уже успели сделать своё дело, и Влад уже сейчас был обречен возвращаться к этому разделу снова и снова, что в реальности, что в воображении. Меняя прошлое и будущее местами. Очень часто, не ощущая между ними никакой разницы, как в едином, болезненном сне, которому нет начала, который понятия не имеет о том, что обязательно всему положен неотвратимый конец.

  Влад успел выскочить. Двери закрылись, передавая мальчишкам странный, нехороший импульс. Они вновь видели двери плотно закрытыми.

  6.

  – Я видел этого человека, у отца на работе – тихим голосом произнес Влад, сразу после того, как поздоровался с Феликсом за руку.

  – Какого человека? – не понимая спросил Феликс.

  – Того самого, который знает о нашей двери – пояснил Влад.

  – Он работает вместе с твоим отцом? – спросил Феликс, которому было хорошо известно о том, что отец Влада сотрудник органов секретной государственной службы, занимающейся поиском опасных преступников и иностранных агентов, предателей.

  – Нет, он арестован, он у отца на службе, в камере, его пытают – шепотом ответил Влад.

  В этот момент пацаны даже не двигались с места. Феликс, не скрывая испуга, смотрел на Влада, а Влад периодически переводил свои глаза с Феликса на расположенную в нескольких метрах спортивную площадку.

  – Отец взял меня с собой. Он специально показал мне этого человека, как бы в воспитательных целях. Я рассказал матери, что мы были у отца на службе. Дома был ужасный скандал между отцом и мамой, поэтому, я вчера не смог прийти на наше место – продолжил Влад.

  – Получается, что твой отец знает о двери в параллельный мир, он знает о том, что мы с тобой там были – с выражением застывшего на лице ужаса говорил Феликс.

  – Нет, я не думаю. Он просто хотел мне показать, что будет, если я буду плохо учиться, плохо себя вести. Я так это понял – несколько успокоил друга Влад.

  – Он тебе так и сказал? – не унимался Феликс.

  – Да – кратко ответил Влад.

  Феликс обдумывал следующие слова, Влад же продолжил: – Он сказал: смотри, что бывает с людьми, которые не уважают закон и порядок, которые думают, что им всё дозволено, считают, что лучше обо всем знают, чем их учителя и родители.

  – Дальше что? – спросил Феликс, ощущая, что у него всё внутри сдавило от страха: а если отец Влада узнает о том, что они тоже бывали в запретной зоне, как и этот преступник.

  – Я спросил: что он сделал? – произнес Влад.

  – Он иностранный агент? – опережая друга, произнес Феликс.

  – Отец сказал: он враг государства, вот до чего доходят люди, ставшие на путь обмана, лени, глупости и прочего.

  – Выходит, что и мы с тобой теперь враги государства. Мы ведь тоже там были. Что будем делать, если узнают мои родители, то меня убьют. Я даже не успею попасть в камеру, в здание, где работает твой отец – тихо и потерянно шептал Феликс.

  – Он не знает – чтобы успокоить друга, произнес Влад.

  – А если узнает? – отреагировал Феликс.

  – Брось, нам просто нужно быть еще осторожнее. Мы должны поклясться, что если нас схватят, то мы будем молчать, что ничего не скажем – взяв Феликса за руку, пафосно проговорил Влад.

  – Нет, нам больше нельзя появляться возле этих дверей – не согласился Феликс.

  – Ты что струсил? – резко спросил Влад.

  – Я, нет, но я не знаю. Я подумал – невнятно пробормотал Феликс, видя на лице Влада непреклонную решимость.

  – Они его пытают. На него страшно смотреть, он весь в крови, в синяках. Он даже не может нормально говорить. Они выбили ему все зубы – очень серьезно проговорил Влад, после осмотрелся по сторонам.

  – Не верю, у нас такое невозможно – произнес Феликс, но при этом ощущения говорили обратное: Влад не врет, Влад не может обмануть, в таком страшном деле всё может быть.

  – Я сам видел – мрачно дополнил Влад.

  – Слушай, может ты перепутал, а это какой другой человек – робко предположил Феликс.

  – Никакой ошибки. Я уверен – отрицательный жест головы Влада, стал подтверждением сказанного.

  – Давай перенесем клятву на завтра. Попробуй что-нибудь узнать дома – почти с взрослой интонацией произнес Феликс, после того, как десять секунд молчания остались позади.

  – Не знаю, но я попробую. Ты думаешь, что есть какая другая причина, по которой он попал в учреждение моего отца – то ли спрашивал, то ли рассуждал Влад.

  – Нет, его вычислили. Он собирал информацию для тех людей, которые живут в похожем мире. Хорошо, что мы там не с кем не общались, но за нами тоже могли следить – Феликс произнес ровно то, что было у него в голове.

  – Я согласен. Нам нужно решить, как мы будем себя вести, если кто-то в параллельном мире попытается нас завербовать, заставить что-то передать, отнести – вспоминая отрывки из детских книг и фильмов, произнес Влад.

  – Да – промычал в ответ Феликс.

  ... Владу даже не пришлось искать повод, чтобы начать с отцом разговор о преступнике, которого отец предъявил Владу в качестве наглядного пособия. Придя домой, Влад услышал разговор между отцом и матерью, который был продолжением темы вчерашнего скандала. Только сейчас всё было спокойно и уравновешенно, и, к радости Влада, речь шла не только о поступке отца, не только о поведении Влада, но и о том самом человеке, которого отец назвал врагом государства.

  – И всё же, я считаю твой поступок отвратительным. Обещай мне, что больше подобного не повторится – жестко произнесла мама.

  Влад постарался не привлечь к себе внимания, поэтому снял куртку и обувь очень тихо.

  – Хорошо, я тебе обещаю. Но пойми меня правильно, я уже не вижу каким образом втолковать нашему бестолковому отпрыску, что бывает, что может его ждать – спокойно ответил отец.

  – Но не таким же способом, а если у ребенка случится стресс или что еще, и как скажется твой поступок в будущем, мне неизвестно – произнесла мама.

  – Вот видишь, у тебя вновь на языке слово ребенок, а Влад уже достаточно взрослый, чтобы начать понимать, что помимо прав существует ответственность, перед нами, перед обществом. Что неправильно в моих словах – произнес отец.

  – Я против таких методов, и давай закончим на этом, чтобы никогда к этому не возвращаться – сказала мама.

  – Хорошо, я обещаю – согласился отец.

  – Я хотела спросить, скажи, кто тот человек, которого ты показал Владу – произнесла мама.

  А в голове Влада тут же возникли свежие воспоминания, сильно поразившие сознание, еще сильнее врезавшиеся в голову, настолько, что и сейчас были способны причинить ощутимую боль, за которой мгновенно следовал страх, далее отвращение, а последним и самым тяжелым было разочарование, которое можно было охарактеризовать тем, о чем две минуты назад говорила мама, и что называлось нервным стрессом, первым в жизни Влада. Только кошмарный облик несчастного узника имел к этому мало отношения, несмотря на глухие стенания, на кровь, и крики озлобленных коллег отца, а от того, что отец был ко всему этому напрямую причастен, что он был частью системы. Такое забыть было невозможно, и уже сейчас, стоя и прячась за углом, Влад отлично чувствовал именно это.

  ... – Человек, имени которого Влад не знал, был привязан к стулу. Да и сам стул нельзя было назвать обычным, от того, что его ножки были вмонтированы в поверхность бетонного пола. Этот стул нельзя было подвинуть, нельзя было перенести. Над головой узника свешивалась, неестественная своей обнаженностью, лампочка. Белый жесткий провод. Желтое страшное свечение, а голова допрашиваемого Свиридова клонилась вниз, из-за рта стекала кровь, смешанная со слюной. Под глазами имелись красно-синие следы ударов по лицу. Тяжелое дыхание узника врезалось в сознание Влада, а отец говорил, как бы с другой стороны. Голос был доступен. Смысл не уступал голосу, но понимание отсутствовало. Всё не соответствует действительности. О чем говорит папа, когда нужно прекратить то, что происходит прямо на глазах его сына.

  Еще, металось, не отпускало ни на миг, хорошо, что этот человек не может меня видеть. Ведь тогда, он сможет меня опознать. Сможет сказать: вот этот мальчишка, он тоже посещал вражескую территорию, я видел его, я запомнил его, почему только я должен отвечать вам, спросите у него.

  Руки и ноги мгновенно похолодели. И совсем неважно, что рядом с Владом сейчас находился его родной отец. Ведь всё смешивалось. Отец переставал быть таковым. Его затягивала, поглощала собой внутренняя обстановка этого ужасного здания, которое даже со стороны должно было внушать страх и почтение, что же говорить о том, как действовало это изнутри. Ребенку, еще не подростку, и то становилось не по себе, от кошмарности коридоров, от представления непрозвучавшего эха, оглушающего, заставляющего почувствовать озноб и трепет. Или всё же, общая тайна. Или всё же, что он Влад, сейчас не только сын своего отца, а тот, кто, еще ничего не успев сделать, успел встать по другую сторону барьера, стать предателем, врагом государства, и сейчас он куда ближе к этому несчастному незнакомцу, чем к своему родному отцу.

  Перед ними находилось небольшое окошко, с толстыми прутьями из металлической арматуры. Сразу за решеткой имелось затемненное стекло, через которое можно было смотреть в одном направлении. Звук же попадал в комнату, в которой находились Влад и его отец, не через окно, а через специальное отверстие в стене. От этого создавалось что-то ненормальное, звук и визуальное действие не составляли единое целое. Влад был уверен, что звук опаздывает на целую секунду, и это лишь усиливало ужасающее зрелище.

  – Хочешь умереть? Думаешь, что мы позволим тебе почувствовать себя героем. Нет, здесь смерть нужно заслужить. Нужно сделать так, чтобы тебе её преподнесли подобно награде. Ведь ты знаешь об этом, ведь ты неоднократно об этом думал. Легкая смерть – это то, что ты можешь получить лишь в одном случае, если перестанешь изображать из себя невинную жертву и скажешь, где находятся черновики твоей мерзкой книжонки – стоя прямо напротив допрашиваемого, громко кричал сотрудник, руки которого были испачканы кровью последнего.

  – Ну, зачем сразу смерть, пусть даже легкая. Есть другие расклады, и тебе об них уже говорили. Так что лучше рассказать нам, где рукопись, кто еще входил в антигосударственный заговор – на мягком контрасте появлялся второй сотрудник.

  – Нет никакой рукописи, нет никакого антигосударственного заговора – сплевывая кровь на бетонный пол, отвечал арестованный.

  – Как же нет, если ты сам говорил об этом, если ты убеждал своих сторонников, что мир добра и справедливости существует. Стоит только протянуть руку, стоит только открыть дверь – продолжал второй сотрудник.

  – Всё лишь твои слова – отвечал узник.

  – Если бы так, но у нас достаточно других свидетельств. Всё из них не в твою пользу. Даже самые близкие твои последователи отказались от тебя. Ты это понимаешь? Стоит ли настаивать на своем? – говорил всё тот же сотрудник, а его товарищ стоял рядом, с абсолютно утомленным видом, что Владу казалось, что еще чуть-чуть, и этот первый начнет зевать.

  – Я не верю вам – произнес узник.

  – Ну, это не проблема. Уже были две очные ставки. Хотя уверен, что показания твоих сподвижников, которые будут озвучены в твоем присутствии, тебя вновь не убедят. Ведь куда проще решить, что товарищей заставили, что они всего лишь спасают собственную жизнь. Думаю, что я не ошибся – продолжил второй сотрудник.

  Допрашиваемый мужчина утвердительно кивнул головой.

  7.

  – Продолжай – скомандовал второй сотрудник, обратившись к своему засыпающему коллеге.

  Влад успел стать свидетелем всего лишь одного удара, после отец, взяв сына за руку, вывел Влада из служебного помещения. По коридору шли молча. Ни слова не было произнесено отцом, пока они поднимались по лестнице, и лишь оказавшись на улице, где летней зеленью раскрашивался один из центральных проспектов, где ключом била, безразличная к тому, что происходит, жизнь, отец произнес: – Надеюсь, ты сделал правильные выводы из того, что я показал тебе. Надеюсь, что ты наконец-то осмыслишь то, что будущее, что взрослая жизнь – это не игра, и что она требует понимания и ответственности уже сейчас, особенно сейчас. А теперь иди домой.

  ... – Этот человек опасный государственный преступник. Он кульминация злодейства, и участь его однозначная – смертная казнь – пояснил отец, а у Влада всё еще сильнее затряслось внутри, в какой-то момент даже промелькнула предательская мысль: взять и рассказать отцу о загадочной двери, о близком существовании иного мира, но исчезло желание довольно быстро, сразу после того, как отец ответил на очередной вопрос мамы: – Он работал на иностранную разведку?

  – Нет, всё значительно хуже, он проповедовал некое учение, он подбивал народ на смуту, на свержение ныне действующего общественно политического строя.

  – Это, действительно, высшая мера – угрюмо и с выражением осуждения отреагировала мама, а спустя секунду добавила – У них была политическая организация?

  – И да, и нет, там довольно странная подоплека. Я не имею права тебе всё это говорить, ты знаешь, несмотря на то, что мы служим в одном ведомстве. Он, они вместе, проповедовали, убеждали население в существовании некого мира добра и справедливости, который совсем рядом. Нужно только набрать какое-то число последователей и тогда откроется особая дверь через дверь, ну, а после новый мир заменит собою старый. Как понимаешь, набрать необходимое количество оказалось не так просто, тем более эти адепты и сами не знают какое число им необходимо – ответил отец.

  – Похоже на бред – произнесла мама.

  – Совершенно верно, но еще существует некая рукопись. По заверениям некоторых подследственных, она ключ ко всему этому, её и создал тот самый человек, их духовный вдохновитель. Выйти на рукопись мы пока не можем. Где находится этот волшебный портал тоже не знаем, хотя, ты понимаешь, что его не существует, а всё это очередная сказка для недалеких сограждан – произнес отец.

  Влад еще сильнее прижался к стене. Лицо покраснело от прилива крови. На лбу выступила горячая испарина.

  – Так что эта рукопись, это учение, эта благая весть – с иронией спросила мама.

  – Её нужно найти и уничтожить, кажется, об этом я уже говорил. Понимаешь, главная опасность в том, что она может быть опубликована. Вдруг найдется самоубийца, который решит стать на одну ступень со Свиридовым. Хотя и не в этом, знаешь, мы во многом работаем вслепую, мы много не знаем – произнес отец.

  – Оно неудивительно, когда имеешь дело с подобной метафизической изнанкой – согласилась мама.

  – Кстати, где Влад, он уже давно должен был прийти с улицы – резко перевел тему отец.

  Влад быстро и бесшумно вернулся к входной двери, открыл её специально громко, чтобы обозначить этим своё появление в доме.

  ... – Плохо дело – произнес Влад.

  Случилось это на следующий день, перед Владом стоял Феликс.

  – Узнал что-то? – робко, боясь собственного голоса, спросил Феликс.

  – Узнал – мрачно ответил Влад.

  – У отца спросил? – произнес Феликс.

  – Нет, подслушал разговор отца с матерью – ответил Влад.

  – И что? – не унимался Феликс.

  – Мы с тобой преступники, связанные с очень страшным и опасным делом. Мы с тобой проводники антигосударственной политики – произнес Влад.

  – Я нет, я не имею к этому никакого отношения – произнес Феликс.

  – Поздно, уже поздно. Мы были там, а кто там побывал, то тот уже предатель. Отец так и сказал – сам плохо понимая зачем, но очень пафосно и обстоятельно лгал Влад.

  – А если мы сами расскажем, что случайно, что не хотели этого – лепетал Феликс.

  – Кто нам поверит – вошел в роль Влад.

  Феликс стоял молча, опустив голову вниз.

  – Нам нужно принести клятву, которая соединит нас одной общей тайной – произнес Влад.

  – Давай – обреченно согласился Феликс.

  Часть четвертая.

  1.

  – Вы арестованы, Егор Евгеньевич – произнес человек в сером строгом костюме, за его спиной находились еще двое сотрудников похожих друг на друга, как две капли воды.

  – Не понял, что я такого натворил? – улыбаясь, спросил Егор, посмотрев на развернутое удостоверение.

  – Там всё объяснят, проследуйте со мной.

  Егор не успел что-то сказать. Рядом с ним оказались те двое, а спустя три секунды на его запястьях защелкнулись наручники...

  ...Если было бы возможно определить течение времени. Совсем не зря эта навязчивая мысль не давала покоя. Ведь если получить ответ, хотя бы какую-то версию, то не виделось удивительным, что расстояние до двери можно вычислить, а после к ней приблизиться, преодолев недоступную часть мрачного пространства. Можно бояться, можно себя обманывать, используя собственную несостоятельность вторичного мышления. Нет, ничего не удастся. Глупо надеяться на столь невероятное развитие чуда. Где оно? В каких пределах искать осознание и нужно ли это делать. Темень давит с одинаковой силой, но ведь расширяется пространство, ведь четким и острым стало не только восприятие, но и череда воспоминаний, обретая дополнительные свойства, поспешила дополнением. Сложность и замкнутость, от того, что иного быть не может. Всё те же потерянные минуты, которые частичный бред, который порог пред последним броском. Напрасно меняются контуры, и очень важно, что исчезли еще несколько сантиметров, что еще ближе стала изводящая своим присутствием дверь на свободу. Или это, или ничего. Стоит открыть, нет ошибки, за дверью может быть лишь она, чего нет ценнее, имя ей свобода. Дурман предвкушения. Неистовое биение загнанного сердца. Сколько еще, сколько до объемности, сколько до людей, с их страстями и чувствами. Я часть их, я та субстанция, которая в каждом из них, о которой они даже не подозревают. Какой раз, сколько было уже сделано попыток? Если посчитать, но не смог. Каждый раз, именно в этот момент, всё бесследно пропадало. Крохотный, незримый интервал, и ничего нет. Нет проекции, нет самого себя в углу, с безумными глазами, с еще более умалишенными движениями. Значит я внутри, в самой сердцевине полной и ничем неопределяемой пустоты. Но разве это не обман? Их нет, его нет, и всё станет возможным, когда вновь станет доступным пространство темного закутка.

  Егор вновь попробовал переступить несуществующую, но очень прочную преграду. Казалось, что пространство сдвинулось. Стало возможным сделать еще один шаг. Дверь была близко. Можно было разглядеть любые, даже очень мелкие детали, но следующий шаг сделать не удалось. Егор, уже в какой раз, уперся в незримую стену...

  – Вы знаете, Егор Евгеньевич, сегодня я окончательно буду вынужден вас огорчить – спокойно, размеренно говорил следователь Возков.

  Егор сидел прямо напротив Возкова. Голова разрывалась от нестерпимой боли. В глазах периодически проскальзывали неприятные, резкие искры. Тошнило, и кровавый привкус во рту ощущался очень сильно, несмотря на то, что разбитые губы, нос, выбитые зубы, за истекшие сутки, перестали кровоточить. Зрение не дотягивало до полноценного, и сейчас фигура находившегося рядом следователя, представала мутной, расплывчатой, временами двигалась, и тогда перед Егором появлялось ровно два следователя. Сосредоточенным усилием, Егор заставлял одного из следователей исчезнуть, чтобы остался тот, к которому уже успел привыкнуть. Еще громко тикали часы, которые стояли, нарушая всякие традиции, ни на столе, ни на шкафу с бумагами, ни висели на стене, а находились на подоконнике, за которым стекло, за ним крепкая и суровая решетка, окрашенная в белый цвет, чтобы соответствовать раме и подоконнику. Часы же, напротив, были черными, этим бросались в глаза, мутили слабое, измученное зрение. Звуков не было. Кабинет, звуконепроницаемой дверью, надежно был отделен от коридора, и чтобы сюда проникли посторонние звуки, нужно было постараться.

  Преодолевая сильную боль, Егор попытался приподнять левую руку. Болевой импульс мгновенно прострелил спину, еще сильнее поплыло в голове. Вновь появились два следователя, каждый из которых противно улыбался.

  – Вам трудно говорить? – с участием спросил Возков.

  – Да – ответил Егор, ощущая, что следователь не ошибся в оценке его состояния.

  Язык, челюсть, гортань – все вместе, и поодиночке, не слушались своего хозяина.

  – Я, собственно, предупреждал вас, но и сейчас вы по-прежнему не хотите осознать, что ваша жизнь, которую еще можно спасти, всецело находится в моих руках. Да, именно так, Егор Евгеньевич – произнес следователь, не сводя с Егора глаз.

  – Всё это уже где-то было, и вы отлично знаете о том, что моя жизнь никоим образом не находится в ваших руках – ощущая сильную боль, произнес Егор.

  – Всё решено и не исправишь. Правильно я понял? Только сейчас происходящее имеет несколько иной подтекст, да, и почему бы нам ни попробовать изменить сценарий. Я еще раз говорю вам: ваша жизнь в моих руках. И только от вас зависит то, каким образом случатся дальнейшие события – не повысив голоса, продолжил следователь.

  – Нет, ничего не должно произойти иначе – чуть слышно и очень сдавлено произнес Егор.

  – А если я вам скажу, что хочу помочь вам – после некоторой паузы, произнес Возков.

  Егор поднял на следователя глаза, в которых не было ничего окромя полной, осознанной обреченности, смешанной с ощущением фатальной правоты, которую рождала, непонятная Возкову, но ощутимая, вплоть до привкуса на языке, убежденность. Всё это означало, что смысл того, что озвучит, Егор ясен уже без слов. Их можно не употреблять. Но вот всё то, что именуется домыслами и наблюдением не отменяли главного, которое заключалось в том, что следователю Возкову действительно было жалко этого странного парня. Поведение последнего вызывало неподдельное уважение. Фанатичная вера в собственные убеждения и даже стремление, находясь на волосок от смерти, попытаться заставить оппонента принять свою сторону, или хотя бы заставить посмотреть на происходящее иначе. Но ведь не только в этом заключалась тяжелая и смертельная изнанка, а сын, его единственный сын – вот, кто не давал покоя, вот, кто в какие-то мгновения замещал собою, находящегося перед Возковым Свиридова. Казалось, отмотать годы, взглянуть под другим углом, – и вот точная копия Влада. Нет, не внешне, а тем, чего не оценить одними лишь глазами. Внутренней, малообъяснимой сущностью, которая издеваясь, насмехаясь, стерла временные границы. Сделала так, что их нет, что невозможное перед тобой, что ему наплевать на всё здесь происходящее. Будущее – вот, что его наполнение. Только ему нужно приклониться, только за ним последовать, ибо настоящее уже стало фактом, ибо прошлое переписать можно лишь одним способом – это вернуться в будущее.

  Упрямство и вера в собственное я, несмотря ни на какие обстоятельства, всё то, что неизбежно приведет к чему-то подобному, и хорошо, что еще существует слово «казалось», оно дает хоть какую-то, пусть неясную, как и само слово, надежду. Неисповедимы предложенные пути. Масса, огромная масса, вариантов предстанет перед сыном в будущем, только от чего тогда такая нестерпимая боль, что вызывает столь сильное смятение. Неизвестность проникающая извне. Игра воображения. Страх вылезший наружу, поглотивший все остальные чувства, заставляющий сознание принимать настолько изощренные ассоциации. Или этот молодой парень. Ведь, провалиться на месте, если начать отрицать, что от него не исходит мощный поток противоестественной энергии, чужой здесь настолько, что стены и весь привычный, убийственный колорит не в силах её подавить, стереть в пыль, не оставив ничего, сделать так, как должно быть, как это происходит с любой человеческой сущностью, которой не повезло здесь оказаться.

  Свобода для всех. Свобода, определенная законом и обществом – благо и спокойствие, конечное утверждение, к которому установлен путь и обозначены рамки. Не должно возникать никаких лишних вопросов. Так и происходит – так, с подавляющей массой. Но ведь именно она, эта масса, рождает исключения, которые не просто способны поставить ряд провокационных вопросов, а сделать так, что, в какой-то момент, зашатаются основы, начнет уходить из-под ног земля. И вот тогда, всё определенное и ясное станет ненадежным, начнет с каждым днем обесцениваться, и однажды почувствуешь, что ответ на вопрос больше не нужен. Ни свобода ли рождает сомнения? Ни она ли заставляет увидеть себя с другой стороны. А если представить: этот парень не лжет, этот парень бескорыстно верит в то, о чем говорит и готов отдать свою жизнь за убеждения, те, что видятся ему новым воплощением всё той же свободы. Для тех, кого он даже не знает, о ком не имеет никакого представления, кто еще даже не родился. В этом самое страшное? Не для тех, кто жаждет свободы, не для этого парня, а для меня, ведь сумрачным туманом становятся убеждения и вера, перестают существовать. Не могут их удержать прописанные рамки. Я не отдаю жизнь за основы своей свободы. Я не готов умереть за идеи того, чем живу. Я даже не допускаю об этом мысли. Какова цена мне? И какова цена тому, кто обречен погибнуть, чтобы стать свободным. Вселенная между нами. Трудно назвать этому цену.