Текст книги "А. А. Прокоп (СИ)"
Автор книги: Андрей Прокофьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
– Ну, ещё по одной и господину Афанасьеву нужно отдыхать – дружелюбно произнёс Резников.
Прохор мысленно поблагодарил того за открытую заботу. Выдыш утвердительно кивнул головой, наполнил стаканы меньше чем на треть. Они выпили, чокнулись, от того, что Резников произнёс, что-то, вроде, тоста или напутствия на будущее.
– Давайте за наши будущие дела. За приятное знакомство.
Резников с Выдышем поднялись. Прохор смутно пытался понять, как сочетается человеческое опьянение с нечеловеческой сущностью его гостей. Выдыш протянул Прохору шашку, держа её за самый кончик лезвия. Рукоятка просилась к Прохору в руку и он взял её, крепко сжав рукоятку. Приятное тепло прошло по руке. Голова просветлела от дремы, странный холодок, освежил дыхание, Прохор почти театрально поблагодарил Выдыша кивком головы вниз. Ему оставалось при этом только щелкнуть воображаемыми шпорами. Правда, Прохор обошёлся без этого, встал со стула, но тут неожиданно совершенно серьёзным тоном Резников спросил Прохора.
– Господин Афанасьев скажите мне, то я совсем забыл об очень серьёзном вопросе.
Прохор превратился в полное внимание. Вид Резникова говорил, о нешуточности того, что будет произнесено дальше.
– Куда вы дели серую тряпку, в которую была завернута шашка.
– Какую тряпку – переспросил Прохор, ничего не понимая.
– Обычная, вспомните – это очень важно.
– Вероятно, я выбросил её – да, кажется, выбросил – пытаясь вспомнить, говорил Прохор, но точно этого сделать не мог, а говорил, чтобы успокоить Резникова.
– Там ещё лежала толстая кошма и кусок асбеста – запинаясь, произнёс Прохор.
– Все правильно господин Афанасьев. Это для того, чтобы не сгорела тряпка. Видите, как заботились об этом люди замуровавшие шашку. Ложитесь спать, отдыхайте. Скоро мы с вами увидимся, постарайтесь вспомнить, отыскать эту тряпку.
Резников говорил загадками. Прохор не понимал, зачем им эта тряпка, а Резников от чего-то не хотел объяснить всё подробно.
Наконец-то гости покинули дом, выйдя через обычную дверь точно так же, как и все нормальные люди. Прохор посидел ещё несколько минут. Ему казалось, что Резников с Выдышем не могут уйти просто так и через пару минут обязательно вернутся. Но за дверью было тихо. Утро начало настойчиво стучаться в окна, в каждое по отдельности и вовсе сразу. Темнота разбавлялась тусклым светом, и хоть он выглядел мутно, но с каждой минутой обретал всё больше и больше смелости, и вот через пять-семь минут Прохор уставшими глазами отчетливо мог различить краски стоящих в отдалении деревьев. За ними появилась притихшая во время безветренной ночи трава. Где-то рядом вскрикнула птица, ей ответила, еще одна.
* * *
Прохор, наконец-то преодолев себя, шатаясь и с трудом удерживая равновесие, оказался возле кровати. Только его голова коснулась подушки, как заждавшийся сон поглотил его в свою реальность.
Ему казалось, что какое-то время он спал закрытый в черную комнату без окон и дверей, или это больше походило на коробку фокусника, а затем и вовсе Прохору показалось всё – это гробом, где он только, что очнулся похороненный заживо. Мгновенная удушающая истерика придушила его приступом неописуемого страха, он упёрся руками в боковины, колотил ими вверх. Дышать было нечем, но кто-то неожиданно открыл дверь, запустив к нему свет. Вместе с ним Прохор жадно глотнул воздуха, который обжег собою легкие, закружил голову. Несмотря на свет, Прохор ничего не видел. Глаза ослепли от приступа вакуумной темноты. Впрочем, длилось это не долго и вот он, преодолев слепоту, увидел контуры стоявшего рядом с ним человека. Прохор понял, что может подняться, пространство позволяло ему это сделать и он встал на ноги разглядел стоявшего рядом с ним Устина.
– Куда ты дел тряпицу Прохор? – спросил Устин.
Прохор отреагировал нервно.
– Не знаю я! Не знаю, что вам всем от меня нужно!
Устин исчез, а Прохор побежал очень быстро. Под ногами мелькала земля, попадались камни лужицы, но он не обращал на это внимания. Ему было хорошо, он снова был молод. Горячая кровь стучала в груди, глубокое сильное дыхание приятно наполняло легкие воздухом. Тело жило движением, неповторимым, ни с чем несравнимым движением молодости. Легкость говорила ему только одно: «беги, наслаждайся собой, смотри на себя». И возможно, что он пробежал бы мимо, но какая-то тень, мелькнувшая сбоку, заставила его сбавить темп. Он перешёл на быстрый шаг. Перед глазами показался дом отца Кирилла, и Прохор почувствовал робкий, чем-то детский и даже странный страх. Прохор замедлился по мере приближения к дому, через калитку входил, уже еле переставляя ноги. Преодолев несколько метров, он оказался возле окна. Ему от чего-то было страшно смотреть внутрь, сильно боялся увидеть там умирающего отца Кирилла, и ещё больше он боялся увидеть, как отец Кирилл поднимается с кровати, удерживается рукой за металлическую спинку, достает, как фокусник из всё того же черного ящика веревку, и не замечая Прохора идет через собственный огород в сторону заждавшейся его осины.
Но то, что увидел Прохор, оказалось в тысячу раз страшнее. Прохор буквально онемел. Лицо прижалось к стеклу, пытаясь проникнуть сквозь прозрачную преграду. Резников схватил отца Кирилла за горло, затем быстро отпрянул. Выдыш подал ему веревку, а из ближнего к Прохору, глаза отца Кирилла стекала одинокая слеза. Отец Кирилл пытался попробовать поднять руки, но было видно, что последние силы уже окончательно его покинули Губы, шептали слова и Прохор понимал, что видит своими глазами, как выглядит последняя настоящая молитва. Только всё это уместилось в несколько мгновений. Резников накинул веревку на шею отца Кирилла и начал с жадной силой затягивать её. Отец Кирилл хватался слабыми пальцами за веревку, его ноги начали дергаться в конвульсиях.
Тут же от чего-то стало темно. Испуганно Прохор отскочил от стены дома, спрятался за ветхим уличным туалетом. Продолжение уже стучалось в голову Прохора. Ему было известно, что должен будет он увидеть, но он не мог уйти со своего места и очень скоро дождался, того чего видеть уже не хотел.
Напевая неизвестную для Прохора мелодию, появился во дворе Резников. Он демонстративно размял несколькими движениями тело. Одетый в форму, перетянутый ремнями с кобурой из кожи выглядел он, совершенно естественно на фоне старого дома отца Кирилла. Прохор почувствовал, что время здесь не имеет своей силы, и лишь маленький отрывной календарь на кухне в доме из которого сейчас появился Резников, сообщает о том, что время несколько опередило капитана Резникова, и появившегося следом за ним поручика Выдыша. Тот тащил за собой тело мертвого отца Кирилла, держал того под мышки, и, как казалось испуганному Прохору не испытывал при этом какого-то перерасхода сил. Ноги отца Кирилла были лишены обуви, и Прохор вспомнил висевшего на осине отца Кирилла, на ногах действительно не было обуви, но тогда никто почему-то не обратил на это внимания.
Прохор, затаившись, продолжал смотреть, как удалялось от него тело отца Кирилла, которое тащил за собой Выдыш. Веревка по-прежнему болталась на шее, а Резников с Выдышем умело делали своё дело. Темнота не являлась им помехой, напротив помогала, и не было огонька, был лишь ветер, и никто в целом застывшем мире не видел эту страшную сцену, кроме метавшегося по периметру собственной кровати старика по имени Прохор…
…Он проснулся, когда часы показывали полдень. Солнце настойчиво глядело через мутноватое, давно не мытое окно, касалось лица, вместе с ним лезли, то на щеки, то в глаза противные мухи. Голова была тяжелой, шею разламывала невыносимая боль. Жуткая сухость во рту сливалась с подступающей снизу тошнотой. Оставаясь в положении лежа повернувшись на бок, Прохор опустил вниз голову и его, вырвало жёлтой желчной пеной. От этого стало чуточку легче, он сел на кровати, подумал о необходимой, как воздух опохмелке. Затем поднялся, открыл дверцу кухонного шкафчика, где стояла непочатая бутылка с самогоном. Выпив совсем немного Прохор хорошенько крякнул.
Сел за стол, а новый день давно взял власть в свои руки, прогнав ушедшую в небытие отсюда столь длинную и уже вчерашнею ночь. Она исчезла не оставив, в очередной раз, о себе никакого следа, за исключением одного, что находилось в сознании сидящего за столом Прохора. С этого дня его жизнь изменилась раз и навсегда, не оставив ему ни единого шанса на спасение и спокойствие. Впереди лежал ровно один год, длинный, как сама вечность…
Дед Прохор появился на собственной кухне в этот раз почти так же, как и в первую ночь, их встречи. Так же еле двигались ноги, так же всё сдавливало внутри. Только причина этого состояния сейчас была куда страшнее, чем в ту уже далекую отсюда ночь. Тогда был страх неизвестного, запредельного для его понимания, сейчас всё это было давно в прошлом, но было иное, в виде того, что сегодня состоится их последняя встреча, и он Прохор сам пошёл на – это осознанно и добровольно. Не имея больше сил на продолжение в самом себе мира, который он долгие годы страстно боготворил, собирал о нём любую информацию, которая восхищала его ни с чем несравнимым ореолом красивого романтизма. Сжималось всё внутри, от чувства сопричастности к ушедшему миру прекрасного. Прохор не задумывался, о том, кем был бы он в этом мире, соответствуя своей родословной. Это было ему неважно, от того, что время надежно закрыло собою столь мелкие недостатки, обмануло, накинув покрывало, и Прохор с огромной радостью воспринимал этот обман за самую, что ни на есть истину. Долго грезил он о том, что было ему не доступно, представлял себя другим, видел себя в совершенно ином качестве.
* * *
В конце восьмидесятых годов Прохор с головой окунулся в атмосферу перемен, которые должны были родить старое заново. Воскресить мертвых для блага живых. В его голове кружилось, оседало огромное количество информации и вся она имела один и тот же характер. Четко соответствовала настроению Прохора и он наслаждался этой вакханалией. Собирал статьи из газет, повесил в своей комнате портреты дореволюционных деятелей, что печатались на журнальной бумаге в огромном количестве. Были там император с императрицей. Были видные господа из государственной думы. Известный всем своими словами и проживанием заграницей премьер министр, с видными усами, а в отдельном углу, под настольной лампой прикрепленный канцелярской кнопкой висел небольшой чёрно-белый портрет Григория Распутина. Поток информации, хлынувший селевым шквалом грязи на головы людей, пьянил Прохора. Старый мир воскресал на глазах…
… Через несколько лет этот мир вступил в свои права, и Прохор в те дни был самым счастливым человеком на свете.
Никто не мог бы сказать, а если бы попробовал, то стопроцентно бы лгал, что Прохор хоть на секунду изменил своё отношения к священному делу. Проходившие годы не самого лучшего экономического благополучия, конечно, отражались на нём и иногда, он высказывался в унисон со многими своими коллегами и знакомыми, но четко знал, что всё это временно. Временное пройдет, останется истинное, оно есть, и оно ни куда не денется. Мир, сотворенный освещенный не только исторической справедливостью, но и глубиной духовной сущности за которой, как и прежде стоят церкви, сияют позолотой кресты, несут на передовой службу, обличенные в таинственное одеяние священники. Родина – дышит историей. Родина – звенит колоколами, что захватывают в себя, как прошлое, так и настоящее, уносятся своим звуком в очень далекое будущее. Там за невидимым отсюда горизонтом, стоит неизменная в своей праведности родина, и пусть он Прохор получает совсем немного, и нет у него того, что уже успела подарить родина некоторым своим избранным гражданам.
И вот сейчас этот этап для него закончился, вместе с ним закончится сегодня и сама жизнь Прохора.
Капитан Резников глянул на него, скорее безразлично, чем испытывая раздражение или злобу. Прохор молча присел за стол. Выдыш вернувший себе свой привычный облик, налил Прохору водки.
– Пей, так лучше будет – хмуро произнёс он.
– Какая разница, – как можно безразличнее произнёс Прохор, но внутри него бился загнанной птицей жуткий страх.
Каким бы не было решение, но оно всего лишь мысль, умозаключение, которое должно воплотиться в страшную сущность и итогом её будет холодный труп самого Прохора. Питавшая его всё эти дни надежда на спасение, которое он обретет в другом мире, пройдя страшное испытание, что ждет любого из живущих, становилось всё более зыбким, маленьким. Прохор чувствовал это и прекрасно знал, что изменить собственное решение уже ни в его силе, поэтому оставалось только ждать.
Прохор выпил водку и довольно наглым тоном обратился к мрачному Выдышу.
– Налей мне ещё.
Выдыш ничего не ответил ему и спокойно наполнил стакан.
– Не торопись Прохор, еще поговорим – цинично произнёс Резников.
– Нет, уж давайте быстрее – произнёс Прохор и присосался к стакану.
– Нам в отличие, от тебя торопиться некуда. Я тебе скажу, что ты молодец, хорошо стараешься держаться. Жалко, что ты не выполнил своего обещания, и поручик сам нашёл нового хозяина для шашки.
– Какая от этого разница? – спросил Прохор, он мгновенно опьянел и сейчас испытывал двоякое чувство.
С одной стороны притупился давящий изнутри страх, но вместе с этим притуплением пришло желание ещё немного пожить, а это уже была душевная катастрофа.
– Разница большая, я тебе уже говорил. Теперь я буду вынужден тебе перерезать горло, а так бы просто застрелил.
От этих слов Резникова Прохор сжался в маленький комочек и еле слышно простонал.
– Господин капитан пожалейте меня, застрелите, как обещали. Я слишком стар, чтобы найти достойного обладателя для столь ценной вещи, но я старался.
– Ладно подумаю ещё – согласился Резников.
– Дом твой кому перейдёт? – спросил Выдыш.
– Зачем вы спрашиваете поручик. Я же выполнил наш уговор, и мы оформили дарственную на капитана Резникова.
– Не на капитана Резникова, а на индивидуального предпринимателя Резникова.
– Только зачем он вам?
– Родные места – почти родные места – засмеялся Резников.
– Понятно – произнёс Прохор, потянувшись к стакану, который вместе с двумя другими был заботливо наполнен поручиком Выдышем.
Водка расплавила голову, ещё сильнее. Теплом пощипывало голодный желудок. Только позывы голода заглушались нервной напряженностью, которая не отпускала и уже не могла отпустить Прохора, пока Резников не исполнит, того, что должен сделать.
– Что скажешь о Степане? – спросил Выдыш, голосом похожим на тот каким ведут допрос в обстановке мрачных казенных казематов.
– Молодой, что тут скажешь, нельзя ничего сказать о человеке, тем более зная, что его ждет в ближайшем будущем.
Прохор произнёс свои слова, еле двигая языком и не сводя своего помутневшего взгляда с черного нагана, который лежал на столе возле Резникова. Тот иногда касался его рукоятки, поворачивал наган дулом, то в одну, то в другую сторону, затем убирал руку и наган, тогда лежал неподвижно, ожидая своего, заключительного для Прохора слова.
– Ладно, Прохор ты сам сделал свой выбор, и сегодня я в хорошем настроении, так что…
– Подождите господин капитан – обреченно и плохо слыша собственный голос, прошептал Прохор.
– Говори – произнёс Резников.
– Спросить хочу. Отец Кирилл, он тоже разочаровался в истинности так называемых ценностей и ещё купец Кривощеков? Его убьют большевики или нет?
– Отец Кирилл сошёл с ума, заразившись ощущением народного счастья, а купца Кривощекова убьют большевики. Застрелят, как бешеную собаку, ещё вытащат на улицу для всеобщего обозрения.
– Хоть на этом спасибо – произнёс свои последние слова Прохор.
Хотя Прохор и старался смотреть на наган Резникова, но он не заметил или не захотел заметить момента, когда наган оторвался от стола, и милостивый сегодня капитан Резников выстрелил. Пуля сделала своё дело гуманно, в долю секунды размозжив лицо Прохора до неузнаваемости.
– Жаль хороший был старик – сказал Резников, положив наган обратно на стол перед собой.
Прохор упал головой на стол. Кровь натекала темно-бордовой лужей на жёлтую скатерть.
– Убирать его будем? – с деловой интонацией спросил Выдыш.
– Ни к чему, я хочу посмотреть, что будут делать следственные органы.
– Напрасный интерес, тем более они сразу вспомнят меня. Ещё конечно, Степана и этого юриста – Выдыш в общем, безразличным тоном выразил свои сомнения.
– Тем интереснее поручик и не забывайте, что хозяин избушки теперь я, так что мы всё будем в этом участвовать.
– Тогда пойдем, господин капитан. Думаю на сегодня дел, у нас больше нет.
Резников поднялся из-за стола, ничего не ответив Выдышу. Прохор остался, как ему и было положено в неизменной позе. По-прежнему горел тусклый свет. Дверь хлопнула, черная кошка забралась на кресло широко зевнула и начала намывать свою и без того блестящую шерсть.
Часть вторая. «Степан»
1
– Я же говорю за самогонкой зашёл. С утра раннего трубы горят, терпения нет никакого. Здесь и сдохнуть можно – вот я и зашёл. Дверь открытая, прошёл в коридорчик, крикнул.
– Прохор Сергеевич ты дома, – продай скорее, только в ответ тишина, но я и прошёл дальше. Гляжу, а он сидит голову, на стол уронив. Думаю, хорошо старик напился с утра раннего. Подошел ближе, а тут такие дела.
Мужик потрепанного вида основательно измученный излишним потреблением спиртного, одетый в спортивный костюм, на котором были множественные пятна темного цвета, которые вероятно не имели возможности удалиться способом обыкновенной стирки. На ногах были ботинки без шнурков, в них ноги, которые не имели носков и, по всей видимости, не имели их давно, поскольку цветом сравнялись с носками темно-серого оттенка. Волосы были взлохмачены, а запах из-за рта напоминал, что версия о желание купить самогона имеет полное право на существование.
– Скорее в долг хотел взять. Дедуля тебе не дал под запись – вот ты с ним и покончил – мрачно пошутил следователь Калинин.
Он откровенно скучал, собравшиеся во дворе люди его сильно раздражали. Шутка по отношению к алкоголику по имени Денис, была вызвана настроением Калинина. Он прекрасно видел, что дедуля убит выстрелом в голову, к тому же, убит очень цинично, почти в упор и случилось это не более семи часов назад.
– Да, нет же гражданин начальник – вот у меня и деньги есть.
Свидетель Денис трясущейся рукой вытащил из кармана две изрядно помятые сотенные бумажки.
– Так ты, что не успел их ещё потратить в другом месте – снова иронично произнёс Калинин.
Денис замялся, переступая с ноги на ногу. Калинин усмехнувшись посмотрел на него, соображая, что произошло после того, как Денис обнаружил труп деда. Помощники Калинина описывали, снимали отпечатки пальцев, фотографировали всё вокруг.
– Из стаканов пил? – спросил Калинин у Дениса.
– Да, я не подумал.
Денис стоял перед Калининым не чувствуя под собой поверхности пола, даже выпитое с утра плохо теперь помогало.
– Вечером или точнее ночью, тоже здесь был? – спросил Калинин.
– Нет, начальник матерью клянусь, что не был, да и ребята, Зойка подтвердят – чуть не плача говорил Денис.
– Судимости есть?
– У меня только условная была за драку. Я гражданин начальник законопослушно проживаю.
– Ладно, разберемся – уставшим голосом произнёс Калинин, после этого сделал жест рукой, который сообщал, что гражданин Денис на сегодня свободен.
Сам Калинин представлял из себя довольно угрюмое зрелище. Высокого роста, при этом ещё жутко нескладный, как будто состоящий из трёх разных частей. С темными волосами, с такой же щетиной, которая к тому же выглядела трудно определяемой, но если всё же подобрать какое-то обозначение, то казалась она какой-то неравномерной. Глаза Калинина жили постоянной скукой, переходящей в сонную меланхолию. От того подозреваемые думали, что смотрит он на каждого из них с полным убеждением виновности несчастного, что вынужден был предстать пред очи гражданина Калинина.
И это было, по сути, недалеко от истины. Калинин действительно частенько мучился присутствием в своей голове сразу нескольких размышлений, при этом они, как правило, не имели между собой ничего общего. Но сам Калинин отлично знал, что эта его особенность не только не мешает ему, а напротив помогает в основной работе, за которую он собственно и получал деньги, на которые жил. А так как уже пять лет жил он абсолютным бирюком, после развода с женой, то казенного жалования ему хватало с полным достатком, и оставалась, как минимум треть на чёрный день. Только часто Калинину казалось, что этот самый чёрный день не наступит где-то в будущем, а давным-давно наступил. Кто-нибудь снисходительно рассудил бы, что всё очень просто, и от этого конечно жаль мужика. Наставила баба рогов, затем сама ушла к хахалю, что был весел до максимального отупения. Только этот кто-нибудь ошибался, Калинину было глубоко наплевать на ушедшую жену, и на её веселого избранника. Ничего кроме безразличия к этому вопросу он не испытывал, лишь неприязненно злился, когда кто-то пытался напомнить ему об обстоятельствах его прошлой семейной жизни. Сами же эти воспоминания воспринимались Калининым, чем-то напоминающим назойливую муху, которая лезет и лезет к задремавшему в своё удовольствие человеку.
– Дмитрий Сергеевич, есть свидетели – произнёс заместитель Калинина, сотрудник невысокого роста, неусидчивый на месте со звонким голосом, к тому же крикливый и падкий на любую глупость, больше похожий на обезьяну, чем на любого среднестатистического человека.
– Кого нашел Гопиенко? – ещё более устало спросил Калинин, который ничего не делая сидел на стуле, на котором ещё совсем недавно сидел капитан Резников.
– Да соседка, и ещё одна – ответил Гопиенко.
– Старые видимо, как убиенный – скривился Калинин.
– Ясное дело, ещё старше – звонко рассмеялся Гопиенко.
– Мать твою. Прости меня господи. Зови их сюда – пробурчал Калинин.
– Всё готово – произнёс человек с бородкой и в очках с тонкой желтой оправой, который являлся экспертом по различным следам, что так любезно и не очень предоставляют различные преступники.
– Хорошо езжайте – дал отбой Калинин.
Трое сотрудников начали выходить из дома, но в последний момент Калинин окликнул старшего, именно того, кто несколько секунд назад доложил о готовности.
– Из «Макарова» стреляли?
– Нет, Дмитрий Сергеевич из нагана. Я так думаю, точно скажу чуточку позже.
– Это который с барабанчиком – по-детски пошутил Калинин.
– Да это тот, что с барабанчиком – улыбнулся в ответ эксперт.
На кухне появились две старухи, которые с почтительным страхом смотрели на деловое выражение лица Калинина, и с некоторым недоверием накрутившегося туда-сюда с «шилом в заднице» Гопиенко.
– Начнём – сурово произнёс Калинин.
Старухи, как по команде подошли на два шага вперед и остановились перед самым столом.
– По одной – недовольно пробурчал Калинин.
Гопиенко отвел одну из бабушек в сторону, усадил на табуретку. Бабушка поблагодарила его, аккуратно положила ладошки на коленки, и сейчас напоминала прилежную школьницу.
– Кто приходил из местных вечером или ночью к Афанасьеву? – с ходу спросил Калинин, у старушки забыв представиться сам и узнать имя отчество старушки.
– Из местных никакого – ответила старушка.
– Что он здесь ни с кем не пил? Калинин постучал пальцем по столу. Старушка, не понимая смотрела, зачем он это делает, когда Калинин произвёл странное действие во второй раз.
– Он с местными близко никогда не общался. Самогон у него они покупали, ещё дачники у него бывали, за тем же самогоном.
– Хорошо, кого вы видели поздно вечером или днем у него в гостях.
– Вчера никого не видела, но до этого к нему приходили странные люди, неместные, поэтому я обратила на них внимание.
– Ну, может это за самогоном, кто-то из так называемых дачников.
– Нет, те быстро, зашёл – вышел, а эти подолгу у него были. Выпивали они вместе, разговаривали у него во дворе.
– На автомобилях приезжали?
– По-разному сынок и на машинах были.
– Номеров и марок автомобилей вы конечно не помните.
– Нет, где мне их упомнить – честно ответила старушка.
– Значит вечером и ночью всё тихо было. Выстрел вы слышали?
– Слышала аж, но подскочила. Я рано ложусь и затемно ещё встаю.
– Во сколько это было?
– Кажется в четыре часа, а может я и путаю. Не помню, спала я или дремала. Свет горел у него затемно и за полночь, а всё горел.
– Крики, ругань, шум посторонний был? Калинин уже прекрасно понимал, что, по всей видимости, толку от показаний старушек не будет.
– Нет ничего только хлопок этот.
– Вчера у него днем гости были – не утерпев вмешалась в разговор вторая старушка.
Калинин тут же повернул голову в ее сторону.
– Приезжали на белой машине, номер 550. Клавдия. Алексей. Мария. Двое затем уехали на этой же машине, а один остался.
– Вот – это дело, приятно слышать – лицо Калинина немного просветлело.
Гопиенко с полным отсутствием интереса что-то изучал в своем огромном смартфоне. Делал он это настолько увлеченно, что Калинин не выдержал.
– Что Толя занимательную криминалистику изучаешь или дела Ниро Вульфа.
– Кто – это Вульф?
Машинально спросил Гопиенко, но тут же отстранился от смартфона, а говорившая только что старушка укоризненно посмотрела на него.
– Во сколько они приехали? Во сколько уехали и поподробнее о том, что остался? – вернулся к свидетелю Калинин.
– Приехали где-то в обед, уехали через час, может полтора часа, а тот, что остался, ушёл от Афанасьева часов в пять. Пошёл пешком на остановку. Нет вру, раньше он ушёл от него. У нас последний автобус в город уходит в пять часов вечера, он на нём и уехал. Афанасьев ему что-то передал, тот в руках тащил.
– Как выглядел этот последний? Калинин, начав расспрашивать свидетелей, делал аккуратные пометки в небольшом блокноте.
– Высокий, светлые волосы. Нос маленький, глазки тоже. Что-то прибалтийское в нём или может немецкое.
– А вы хорошо разбираетесь в определение национальных черт?
– Не нужно меня обижать товарищ следователь. Я в Вильнюсе почти двадцать лет прожила и по всей Балтии поездила.
– Извините, я совсем не хотел вас обидеть, а лишь хотел уточнить. Продолжайте, пожалуйста.
– Одет он был в сатанинскую одежду, а в руках у него что-то, вроде, палки в тряпку обернутую.
– Как понять сатанинскую одежду? – не удержался Гопиенко.
– Чёрная футболка на нём, а на ней картинка цветная. Там сам сатана младенца живьем на части разрывает. На ногах ботинки спортивные белого цвета – высокие. Джинсы, ещё чёрные.
– Отлично, но, а потом что-нибудь видели? Афанасьев был убит ночью и у него были гости, как вы понимаете, они собственно его и убили. Было их двое, и они достаточно насвинячили, и я думаю, что хоть одного из них мы определим, но всё же.
Калинин сам не понимал, зачем он начал говорить о текущих выводах, но старушек подобное не удивило и та, что говорила, просто продолжила.
– Нет, товарищ следователь, к сожалению больше ничего не видела.
– Ну, всё равно спасибо за сотрудничество и понимание – сказал Калинин, поднимаясь из-за стола.
Старушки раскланявшись, покинули дом. Через несколько минут Калинин уже сидел в личном авто. Ждал, когда Гопиенко опечатает помещение. Тот справился с этим заданием быстро и спустя минуту они выехали в сторону города.
– Слушай Дмитрий Сергеевич, а как Борис определил, что из нагана убили старика?
– Придумал скорее, – да и всё – серьёзным тоном ответил Калинин.
– Да, ну – промычал Гопиенко.
– Это его работа товарищ Гопиенко, а Борис, в отличие от тебя, свою работу знает и ошибается редко – всё же пояснил Калинин.
– А почему товарищ? – изумленно открыв рот, спросил Гопиенко.
– Учись хоть чему-то Толя и отстань от меня на сегодня – произнёс Калинин, заставляя педалью акселератора автомобиль набрать скорость на скользком от прошедшего дождя шоссе.
Гопиенко замолчал с полным удовлетворением. Через несколько секунд он снова уткнулся в свой смартфон, где с превеликим удовольствием рассматривал дебильные видеоролики, в которых, кто-то постоянно, куда-то падал, другие отбивали себе задницы, рассказывали анекдоты. Ещё там люди летали вперед мотоциклов, ломали перегородки, и кажется, что всём им должно быть, в достаточной мере, больно, но всем смотрящим, от чего-то было отчаянно смешно.
Калинин несколько раз с чувством полного разочарования глянул на экран телефона, сидящего рядом Гопиенко. – «Страна дураков» – подумал он и тут же вернулся к одному обстоятельству, что ярко отложилось в его голове: – «В руках он нёс предмет в виде палки, завернутой в тряпку. Что это могло быть? Удочка, жезл гаишника, дубинка полицейского. Странно. Результатов собственно никаких нет, теперь надежда на экспертов, базы данных» – думал Калинин.
– «И все же, что нёс этот высокий блондин, в виде палки».
Гопиенко не выдержав громко захохотал. Калинин посмотрел на него осуждающим взглядом, затем демонстративно глубоко вздохнул.
– Посмотри Дмитрий Сергеевич, какой прикол – Гопиенко пихал телефон под нос Калинину.
– Убери это и скажи мне лучше, какие есть у тебя мысли по поводу убийства – серьёзным тоном произнёс Калинин.
– Да алконавты местные убили, выпить охота.
– Самогон в подполье в количестве двух десятков пузырей, почему алконавты не взяли, и откуда у этих типов пистолет, и ещё желание выстрелить в упор. Это довольно непросто, когда человек смотрит на тебя, тебе в глаза.
– Сложно всё у вас Дмитрий Сергеевич. Пистолет, какой уркаган припрятал. Стрельнули наобум, а вышло так. Бутылки же не взяли с расчетом, что спалят их тогда сразу.
– Гениально Толя – гениально – произнёс Калинин, и по его тону невозможно было понять шутит он или действительно высоко оценил способности Гопиенко.
– Я в отличие от тебя думаю, что дело будет интересным, и местные здесь совершенно ни при чём – после небольшой паузы произнёс Калинин, но Гопиенко вновь решил блеснуть своими аргументами.
– Этот Афанасьев всю жизнь в органах отслужил, вот его и убил какой из мести по старому делу.
– Ты Толя внимательно слушал, когда я говорил. Его, что из Башкирии приехали убивать за старые грехи в должности участкового. Ты дурак или лишь им притворяешься – разозлился Калинин.
После этого Гопиенко замолчал до самого окончания пути, он даже не прикасался к смартфону, прекрасно видя, что шеф серьёзно им недоволен. Калинин же не мог прийти к какому-то выводу, и в его голову настойчиво, непрошено всё лез, и лез образ высокого светловолосого мужика в майке металлиста со странным предметом в руках.
– «Неспроста он мне видится. С него и начнем, ещё конечно эксперты – думал Калинин, паркуя свой автомобиль возле управления.
* * *
Степан приехал домой в самом, что ни на есть благодушном расположение духа. По дороге домой остановился возле небольшого магазинчика, где долго не мог выбрать марку разливного пива. Морщилась недовольная этим обстоятельством продавщица, и присматривался к нему неказистого вида мужичок, который так и не решился попросить у Степана заветные несколько рублей. Совершив куда менее значимую покупку Степан, полностью удовлетворённый дошел до дома, а там первым делом выпил почти без промежутка два стакана, с трудом выбранного пива. Следующим стал ноутбук. Просмотрев многочисленные сообщения в социальных сетях, Степан уделил внимания своему мобильному, который всю поездку находился в режиме «без звука». На нём имелось с десяток звонков, которые до этого вторгались к нему вибрацией, а сейчас стали определенными друзьями и знакомыми.
