Текст книги "Борт 556 (СИ)"

Автор книги: Андрей Киселев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

  – Где, моя девочка Джейн?! – Я не унимался и кричал, выходя из себя на весь медотсек корабля.

   – Она любила безумно меня и ждала от меня ребенка – я, снова кричал как полоумный – Где она?!

   Они все отвернулись от моей постели, и шептались. Я расслышал некоторые их слова.

   – Он это о ком? – спросил капитан у доктора.

  – Не знаю – произнес ему в ответ. И всем остальным присутствующим возле моей постели доктор.

  – Какого черта, вы там все шепчетесь! – прокричал взбешенный уже не находя себе места я – Что с ней?! И куда вы ее дели?!

   Капитан Эдвард Смит повернулся ко мне и продолжил – Вы были найдены на месте затонувшего судна "KATНАRINЕ DUPONТ". Это все что мы, можем вам сказать. И совершенно один. Без вещей, документов. И кого-либо еще. И это могут все здесь присутствующие подтвердить, как и все пассажиры нашего лайнера, видевшие ваше чудесное спасение.

   Доктор Томас Эндрюс продолжил – Вы были совершенно одни. И никого, кроме вас не был найден на месте крушения того сгоревшего в Тихом океане судна. Среди ящиков бочек. И прочего обгоревшего мусора затонувшего вашего грузового судна. Вы крепко держались левой рукой за один плавающий ящик. И были без сознания. Вокруг вас крутились дельфины. Наверное, отпугивая молотоголовых акул. И было какое-то странное лилового света свечение. Свечение охватывало все вокруг на большое расстояние. Оно, словно, шло от самой воды, и помогло вас быстро найти. Один, даже дельфин приблизился к нашему лайнеру, выпрыгивая высоко из воды перед бортом и носом нашего судна. И проводил нас до места вашего крушения. Словно, его кто-то заставил это сделать. Но, откуда это взялось само свечение? Что это было за свечение, мы и сами не понимаем? И там, где мы вас подобрали, больше никого не нашли.

  – Вот, черт! – я схватился за больную свою со щетиной на лице и растрепанными выгоревшими на солнце волосами голову – Черт! Черт! Но, как, же так! – в диком неистовом отчаянии и в слезах, произнес дрожащим голосом уже я – Как, же так! Моя, девочка Джейн! Моя, любимая! Как же вы ее не могли видеть там! Она была рядом со мной!

  – Ничего не понимаю – произнес капитан Смит, смотря на всех, пожимающих на его вопрос плечами, присутствующих, словно ожидая от них иного ответа.

   – Мы прибыли сюда с момента поступления сигнала SOS! с вашего сгоревшего и затонувшего сухогруза – продолжил он, уже повернувшись ко мне – И кроме вас в воде не было уже никого. Только одни вы. И все.

  – Может с ним была еще женщина – кто-то из толпы произнес – Может, она утонула. Он ведь пробыл в океане двенадцать суток. А за такое время вряд ли кто-то кроме него смог бы выжить. Он это аномалия какая-то. Чудесное природное явление. Или спасение.

  – Заткнитесь, вы все, черт вас дери! – прокричал я – Заткнитесь со своими дурацкими доводами о моем чудесном спасении. Она не могла, вот так, просто, взять и утонуть! – прокричал я всем, потупив, скрывая свои текущие по лицу слезы свой безутешный от горя взор в постель – Она не могла, просто взять и утонуть! Она отлично плавала. И была в гидрокостюме акваланга. Как и я. И я ее держал, крепко, прижав к себе. И мы были все время вместе! Она не могла, просто утонуть! Не могла! Моя Джейн! Любимая, моя Джейн! – повторил я, плача себе на грудь. И глотая с трудом слюну иссохшим от морской соли горлом.

  – Может, кто-нибудь видел ее?! Женщина. Брюнетка. Латиноамериканка! Загоревшая до черноты, почти как я, Латинка! – я, произносил плача, как ребенок. Я смотрел на присутствующих при моем чудесном спасении иностранных коллег моряков. И на свои руки и на тело под пижамой, видя совсем его не таким, каким оно недавно у меня было. Почти, как уголь от плотного, как и у моей Джейн тропического загара. Оно было обычным без малейшего на то признака. И я, просто уже не понимал, что вообще происходит дальше. Я, похоже, действительно, сходил от головной боли. И всего непонятно и происходящего с ума.

   Я уже растерянно, и запинаясь на каждом слове, произносил свои слова, то по-русски, то по-английски, совершенно теряясь в пространстве и во времени.

  – Она из Сан-Франциско из Калифорнии! – произносил в диком отчаянии я, от собственного непонимания вообще, что со мной такое происходит. И от своего теперешнего отчаянного бессилия. И непонимания, куда я, вообще угодил.

   – Был еще Дэниел! – продолжал я плача, как ребенок – Брат моей любимой Джейн. И яхта была Арабелла! Яхта затонула. И мы с Джейн оказались в воде. Джейн была ранена. И я, держал ее своими руками в бурю в океане! Куда она пропала?!

  – Arabelle? – переспросил на английском капитан Эдвард Джей Смит.

  – Arabelle! Arabelle! – передразнил я его на английском. И внезапно, снова, сорвался на крик – Да, черт, подери, что такое со мной происходит?! Кто-нибудь объяснит мне наконец-то?! Я схожу с ума!

  – Мы никого там не нашли, кроме вас – произнес, снова доктор Томас Эндрюс – Кроме вас – он повторил – И кучи обгоревших до основания обломков – произнес снова, подменив доктора капитан Эдвард Смит – Вы были всего один в океане. И ни какого на вас не было гидрокостюма от акваланга. Вы были, только в своей русского моряка рабочей одежде.

  И кроме, всего прочего, вы странным образом вполне здоровы, даже без солнечного обширного ожога на открытых местах на открытых участках вашего тела. И ни какого ранения, о котором вы говорите, на вашей, левой ноге не было, и нет. Можете убедиться сами. Видите?

   Доктор отбросил одеяло с моих ног. И я увидел, пока еще ничего не чувствующие свои в постельной больничной пижаме ноги. Я быстро задрал штанины пижамы на обеих ногах. И они были целыми без ран, и бинтов, только, внешне не чувствующими ничего. Даже, моих к себе прикосновений. Я просто, сидел как парализованный на виду у всех присутствующих. Но в целом, совершенно одновременно здоровый. Без загара. И даже, ожогов на своем мускулистом русского моряка теле. И это было, тоже странно. Я должен был, просто напросто сгореть до костей на тропическом ярком солнце. Все, что было у меня открыто. И это, тоже сводило меня с ума. И приводило в непонимание судового доктора. И капитана и всех присутствующих на лайнере, и в моей больничной, теперь каюте. Они не могли это объяснить. Семеро суток в океане и ни единого вообще ожога. Ни слабого, даже покраснения на теле. Я и сам не понимал как это и, вообще, что твориться.

  – Вам, лучше сейчас, расслабиться. И попытаться вспомнить все – произнес доктор Томас Эндрюс – Вам сделают специальную инъекцию для быстрого восстановления и дополнительный медицинский осмотр.

  – К черту все! – возмутился в диком отчаянии я, не понимая, что вообще твориться – Что это?! – проговорил я – Что это, черт возьми?! Что со мной все-таки, произошло?!

  – Мы все и сами объяснить до конца не в состоянии – сказал судовой доктор за капитана – Но, то, что вы там видели или то, что переживали. Могло породить ваше бессознательное болезненное состояние.

  – Какое еще болезненное бессознательное состояние?! – прокричал в полнейшем отчаянии и недоумении – Что твориться, вообще здесь. И со мной?!

  – Так я как врач, вам могу объяснить – продолжил судовой доктор – Всему виной бессознательное состояние вашего организма. Организма попавшего в крайне экстремальные условия. Между жизнью и смертью. Так как я судовой доктор, мы проходили это еще когда я учился. Состояние организма в пределах самой критической ситуации. Состояние на пределе самой грани. Способность к самовыживанию на границы между жизнью и смертью. Этот процесс до конца не изучен. Но, вы сейчас яркий пример, кажется, именно этого.

  – Чего этого?! – я был вне себя. Просто, уже в бешенстве – Кончайте гнать пургу! – я возмущался как сумасшедший. И готов был броситься на кого угодно, стоящего передо мной. Я орал в состоянии психического шока. И, казалось, я нахожусь в какой-то психушке. Просто дурдоме.

  – Я говорил – произнес доктор своей подручной санитарке на своем языке. Который я прекрасно понимал – Надо было ему сделать больше дозу успокоительного.

  – Хватит с меня ваших уколов, доктор! – прокричал я доктору, и уже в бешенстве, забыв его имя и фамилию – Объясняйте то, что собирались объяснить!

   Понимая, что меня все равно толком не успокоить, именно сейчас, судовой врач Томас Эндрюс переключился, снова на меня.

   – Я объясню все, что с вами произошло, если вы перестанете беситься. И сходить здесь с ума – произнес при всех он мне – Ваше положение, вполне объяснимо, хотя и трудно понимаемо. Особенно людьми прагматами. Если вы более мене спокойно выслушаете меня. Я постараюсь объяснить, что на самом деле с вами случилось, именно с точки медицины. Хотя, я как врач многое, все равно, не смогу толком объяснить. И, даже с этой точки.

   Он смотрел на меня пристально, будто изучая мое последующее поведение.

   – Ну, что, успокоились? – он, пристально глядя мне в бешенные, полоумные возбужденные глаза, произнес при всех стоящих, рядом с моей больничной постелью в медицинском кубрике. И смотрящих на одуревшего русского, спасенного из воды ими моряка.

   Я передернулся и уставился, пристально, молча на врача.

  – Ну, успокоились? – повторил судовой доктор.

  – Успокоился – произнес я уже гораздо тише, еле сдерживая свой охвативший мое теперешнее состояние гнев. И схватившись обеими руками и сжимая своими пальцами за растрепанную русыми волосами голову, встряхнул ей. И, снова посмотрел на корабельного доктора, и стоящую рядом с ним медсестру – Успокоился я. Я в полной норме.

   Я стал растирать, начинающие ныть свои ноги.

   – Я готов выслушать вас, доктор. Или как вас там по имени, Томас...– я тщетно пытался сейчас вспомнить его фамилию.

  – Эндрюс – произнес, повторяя свою фамилию мне судовой доктор – Зовут меня Томас Эндрюс.

  – Без разницы – грубо ответил я ему – Рассказывайте и объясняйте все. Может, я все пойму. А, может, и нет.

   Я посмотрел не дружелюбно на всех присутствующих вокруг.

   – Я подробнее хочу знать, что твориться со мной? – я нервно произнес, растирал свои ноги, они начинали оживать.

  – Для начала медсестра вам сделать все-таки укол – произнес доктор Томас Эндрюс. И рядом стоящая его подручная подошла, осторожно не спеша ко мне. И произнесла – Закатайте рукав, пожалуйста.

   Я посмотрел, молча на доктора, и он ответил на мой взгляд.

  – Это необходимо – произнес Томас Эндрюс – Это обезболит ваши ноги, и вы сможете нормально выслушать меня.

   Я, молча, закатал свой рукав на больничной пижаме. И корабельная медсестра по имени Мэри, сделала прививку какого-то препарата. Но, после укола боль быстро отхлынула от моих оживающих ног.

   Голова, тоже немного успокоилась. Но, все равно все ходило в ней ходуном от моего одуревшего состояния.

  – Все хорошо? – спросил доктор Томас Эндрюс.

  – Хорошо – произнес я уже совершенно спокойно и без нервов – Я хочу все знать. Даже, если это будет выглядеть сплошной нелепицей. Рассказывайте, почему я оказался здесь. И, что произошло со мной. Почему я в этой дурацкой больничной пижаме. И, почему у меня, нет ран на обеих ногах. И только они сейчас начинают приходить в себя. И, вообще, встану я или нет на эти свои ноги.

  – Я уже говорил вам – произнес судовой доктор Томас Эндрюс – Все прейдет скоро в норму. Это все от долгого пребывания в воде. Все из-за оттока вашей крови из ног к голове в состоянии полного бессознательного состояния. И долгого пребывания в состоянии полной недвижимости в практически подвешенном состоянии. В течение двенадцати суток в воде. При резких перепадах температуры самой воды.

   Он помолчал, немного глядя пристально на меня, и продолжил.

   – Вообще выжить так долго находясь в отключке и при полной недвижимости в океанской воде практически невозможно – стал рассказывать доктор Томас Эндрюс – Вы подверглись сильной

  температурной детермии. И как вы выжили, вообще, как я уже сказал сам как доктор объяснить не в состоянии. Но, могу, лишь предположить на основании медицинских фактов, что-то, что вы все-таки выжили в этих условиях. Это заслуга в первую очередь вашего организма и его чудесных свойств. О которых вы и сами, вероятно не знали. Когда вы потеряли сознание, вероятно, включилась некая скрытая в вашем организме, защитная система, которая и породила в вашем сознании все возможные картины иной жизни. Как некий, невероятно реалистичный сон. Говоря проще. Все что с вами там происходило это все порождение вашего уснувшего на двенадцати суток в океане под воздействием чудовищного переживаемого вами стресса мозга. Создавшего некий иллюзорный. Но, для вас предельно реалистичный мир. В котором, вы и пребывали в течение этих двенадцати суток. Пока мы не подобрали вас. Вы были в крайне критическом состоянии. И ваш мозг, чтобы спасти вас. Создал эту трех мерную иллюзию иной вашей жизни.

  – Какую еще к черту иллюзию? – перебил я его, глядя на всех окружающих меня – Я не понимаю?

  – Иллюзию иной реальности или, можно так сказать иллюзию иного мира. Мира, который вас держал все эти семь суток в открытом океане. В состоянии полной, почти бессознательной каталепсии. Это состояние ваших скрытых внутренних резервов вашего организма. И еще, чего-то, пока необъяснимого помогло вам выжить в таких практически смертельных условиях. Скажу прямо, я могу объяснить, только медицинский фактор вашего выживания, но не тот который другой, как, то лилового света на несколько километров свечение. По-которому, мы вас и нашли. И еще пеленг сигнала SOS! Идущий из глубины самого океана. Сигнала с глубины в пять километров. Сигнала идущего, оттуда, откуда уже ничего бы не смогло подняться наверх. Дабы раздавлено глубинным давлением – он сказал это, показывая на капитана судна Смита – Капитан не даст соврать – Прямо из-под вас. Мы, ориентируясь по нему, и нашли вас в воде держащимся левой рукой за плавающий ящик – он, помолчав немного, продолжил – И, вы не утонули. Без спасательного, вообще жилета. И эта большая стая дельфинов, которые защищали вас от молотоголовых акул.

   Все это было, просто невероятно и вызывает много вопросов и у нас самих, которые мы не можем объяснить. Но, одно ясно, что вы были там не одни. Кто-то, все-таки был с вами там, и помогал вам все это время жить.

  – Джейн – вырвалось у меня само изо рта и навернулись слезы – Моя, девочка Джейн – произнес я, заплакал как ребенок и уткнулся головой в раскрытые ладони своих обеих рук – Вы считаете, что Джейн, тоже иллюзия?

  – Вероятно так – произнес судовой доктор Томас Эндрюс. Он пытался мне разъяснить причину болезни травмирующей мою теперь душу – Это следствие или скорее, даже последствие глубокого вашего обморока. Почти, посмертного. И в тоже время, ваше одновременно счастье, что вы потеряли в результате этого стресса сознание. Это помогло вам выжить. Судите, сами. Но, ваше чудесное, такое вот спасение не только заслуга вашего организма. Было еще что-то, что спасло вам жизнь в океане. Иначе вы бы умерли, не дождавшись нашей помощи.

  – Значит все это, просто иллюзия – произнес захлебывась слезами я – Значит, вы хотите сказать, Что моя девочка Джейн, как и ее брат Дэниел. И та наша затонувшая в океане, теперь яхта, это все иллюзия моего уснувшего на время ради моего спасения мозга?

  – Можно и так сказать – произнес судовой доктор – Все, что вы видели от начала вашей катастрофы и до конца этой же катастрофы, все это сплошная реалистичная вполне иллюзия. Настолько реальная, что вы в нее поверили. Феномен крайне интересный, но бездоказательный. Так как в это мало кто верит, если нельзя потрогать.

  – Не может этого быть – произнес уже тихо я и замолчал, глядя на свои еще бесчувственные лежащие передо мной на постели в штанинах светлой больничной пижамы ноги.

  – Вам придется рано или поздно в это поверить – произнес доктор – Так или иначе. И чем быстрее вы прейдете в себя, тем оно будет лучше для вас же.

   Я замолчал. Замолчал и заплакал. И не мог остановиться, потупив взор в постель. И, даже не заметил, как почти все ушли из медицинского отсека, идущего через Тихий океан в сторону Северной Америки лайнера.

   Остался со мной только сам доктор Томас Эндрюс и капитан пассажирского круизного судна Эдвард Смит.

  – "Надо же все иллюзия такая же, как этот пресловутый мистер Джексон" – подумал вскользь я. И, закрывшись ладонями рук, просто плакал, не стыдясь своих мужских слез. Плакал как потерявшийся в жизни ребенок. Беззащитный, и всеми покинутый.

  – Похоже, я схожу с ума. Может вы, тоже иллюзия. И все что сейчас происходит здесь продолжение моих видений – произнес с горечью внутри я – И я все еще в отключке.

  – То, что вы сейчас перед собой видите реальность. И, мы самые настоящие – произнес доктор Томас Эндрюс. И дал мне таблетки со снотворным – Вот выпейте – и протянул стакан с водой – Вам крайне, сейчас тяжело, после того, что с вами случилось. Но, все прейдет в норму через несколько дней, и вы главное выздоровеете. И встанете на ноги. Вас нужно отправить домой – произнес капитан Эдвард Смит – Пока мы в океане мы вас пересадим на какое-нибудь русское судно, идущее в Россию – произнес капитан – Так будет лучше, чем обращаться в Российские посольства, делая запрос, и переправлять вас через границу и все эти инстанции. И будет лучше, если вас заберут ваши, же, как потерпевшего кораблекрушение русского моряка. Чем вы попадете к нам, без каких-либо соответствующих документов, удостоверяющих вашу личность.

   ***

   У меня вдруг сильно заныла правая нога, и я начал ее ощущать. Как то неожиданно. Видимо, прошло сильное обезболивающее. Боль усиливалась вместе с осязанием. И я, затер как ненормальный свою правую ногу, закатав штанину до самой задницы. Я как сумасшедший затер ее обеими руками.

   Доктор это увидел и понял, что мне становиться не по себе от нарастающей в ноге боли по моему виду.

   Я не мог уняться от внутренней душевной боли. и она, просто разрывала меня. А тут еще нога стала оживать. И изводить меня ноющей жуткой мышечной болью. Появились, даже судороги, и ногу потянуло. И в голени, и в бедре. Я принялся лихорадочно растирать ее ладонями и пальцами обеих рук.

  – Надо сделать еще раз обезболивающее – произнес теперешний мой корабельный лечащий личный врач – А, то боль, может оказаться непереносимой, пока ноги будут приходить в норму. И принять снотворное, то так и не уснете. Пейте и берите таблетку.

   Он, снова, быстро повторил, протягивая таблетки и в стакане воду.

   Я смотрел на свою, почти целиком голую мужскую оживающую правую ногу. Нога была совершенно белой, без какого-нибудь следа загара.

  – Что за чертовщина, то такая – произнес я снова, глядя на свою правую начавшую приходить в себя с голой ступней мужскую ногу. Так до конца и, не понимая, и не веря в то, что со мной было.

  – Джейн – произнес я тихо, глядя, куда-то перед собой в пустоту, сам себе и не видя перед собой ни кого. И видя ее перед своими в слезах глазами. Ее Джейн красивое загоревшее миленькое девичье лицо. Я видел ее те черные под изогнутыми дугой черными бровями девичьи гипнотической красоты черные как ночь или бездна океана глаза. Как сама тропическая на Тихом океане ночь с искорками отражающихся в них звезд. Глаза, смотрящие влюбленным взором на меня, своего единственного и преданного ночного любовника.

  – Где же ты мой ангел хранитель? – произнес я самому себе, не обращая внимания на доктора и его медсестру по имени Мэри.

   Мне сейчас казалось, что скорее это мир сплошная иллюзия, созданная моим воспаленным воображением мозга, и выдернувшим меня из настоящей реальности. Мне показалось, что я, просто потерялся в пространстве и во времени.

  – Вернись ко мне, моя любовь – прошептал про себя я убитый горем и одиночеством. И принял от доктора Томаса Эндрюса протянутое мне снотворное и выпил его. И после нового укола отключился.

   Когда я очнулся передо мной стоял доктор Томас Эндрюс и его корабельная медсестра по имени Мэри.

  – Уже девять вечер – сказал судовой мой теперешний лечащий врач Томас Эндрюс – Вы крепко спали. И все скоро вернется на свои места и это то, что вы пережили, останется, лишь одним, возможно только горьким или счастливым воспоминанием – он продолжил – Вам, просто нужен отдых. Сейчас еще один укол обезболивающего, и снотворного все – он это вообще так произнес, как будто, между прочим. И подошедшая, тут же, его подручная медсестра Мэри, сделала мне инъекцию в плечо какого-то препарата, и стало, снова, более комфортнее.

  – Утром вы будете уже на ногах – произнес доктор – И сможете прогуляться по нашему лайнеру – он, снова, протянул таблетки снотворного и стакан с водой.

  – Не надо, доктор – произнес, успокоившись немного уже я – Я так, теперь постараюсь заснуть.

  – Вот и отлично – сказал доктор Томас Эндрюс, убирая таблетки и воду – Вот и отлично.

   И все ушли из этого кубрика. И я остался один, лежать, на своей больничной постели, крутя головой по сторонам. И рассматривая все вокруг. Все углы белого просторного помещения, где я был сейчас совершенно один. Несколько таких же больничного типа коек, как и моя. Тумбочки и светильники на каждой из них.

   Доктор, выходя с медсестрами, выключил свет, и стало темно, лишь за закрытой дверью в коридоре между каютами горело дежурное освещение пассажирского этого спасшего меня судна. Там перестали быть слышны чьи-либо шаги. И наступила ночная тишина, как и сказал судовой врач.

   Сколько времени было, я по-прежнему толком не знал. Но, со слов корабельного врача Томаса Эндрюса, было, после нашего длинного задушевного между им, капитаном Смитом диалога. И больного на ноги, и на всю голову русского моряка. Был вечер, и уже, вскоре пришла ночь. И судно погрузилось в сон. Лишь, слышно было, где-то там за стенами и переборками лайнера плеск ночных волн океана.

   Запомнились глаза этой медсестры Эдрюса Мэри. Она, почему-то так опасливо на меня озиралась, уходя последней, словно боясь русских. Может, так и было. Не все, но некоторые из них, нас всегда,почему-то боялись. Наверное, у них с запада это уже, просто в крови. Это же читалось и в глазах доктора Томаса Эндрюса и капитана Смита. Да, и всех, кто был в медотсеке, и видел спасенного из океана русского моряка.

   Даже, поначалу и моя любимая Джейн меня боялась и опасалась за Дэниела. Один только он, наверное, не боялся меня. Удивительное исключение из всяких правил. Единственный, кто не боялся. И сразу стал мне другом. Дэни. А, я его обидел, тогда. И не уберег.

  – Прости меня, Дэни – прошептал я тихо в темноте каюты – За все прости – и закрыл глаза. И мне показалось, что я отключился.

   А, когда очнулся, то не знал, сколько время. Но, судя по темноте, уже вероятно стояла ночь. Или уже было, даже раннее утро. Я потерялся, снова в пространстве и во времени.

   Я долго еще не мог уснуть. Я не мог поверить в то, что произошло со мной.

   Просто, не мог во все это поверить.

  – Не может быть, такого – произнес, снова сам себе вслух я, уставившись в потолок медицинской каюты – Не может, такого быть. Вранье, это все.

   Я лежал и думал, только о своей любимой малышке Джейн. Джейн должна спастись. И должна быть на этом корабле. Она хоть и была

  ранена, но должна спастись. Я не верил в ее смерть, как и не верил в то, что ее вообще нет. Как и всего того, что я пережил недавно. Я был там, в океане не один. Там была моя Джейн. И был Дэниел. И наша яхта Арабелла. И эта яхта Черный аист. И эти морские бандиты. И этот кошмарный шторм. И, вот я здесь. И они хотят меня убедить, что это все мой бессознательный бред. Бред не до утонувшего утопленника.

  – Не может этого быть – снова, произнес я сам себе вслух и...

   Я услышал какие-то шаги за дверью этой корабельной медицинской палаты. И отворилась в каюту ко мне дверь. Тихо так и практически беззвучно. Там за дверью был включен дежурный в коридоре между каютами корабля свет, и я увидел стоящий передо мной на некотором расстоянии женский силуэт. Силуэт женской невысокого роста фигуры.

   Силуэт стоял на пороге, отворив ко мне в медицинский кубрик дверь. Он был в комнатных домашних тапочках с голыми стройными девичьими ногами из-под короткого телесного цвета шелкового халатика. С распущенными длинными и черными как смоль, вьющимися по его спине и груди локонами змейками волосами на девичьей миленькой головке.

  – Джейн! – произнес я, ошарашенный ее появлением – Джейн, любимая моя!

   Я произнес, не понимая уже совсем ничего – Ты откуда, здесь?! Они скрывали тебя от меня?! Они прятали тебя от меня! Вот гады, такие! Джейн, любовь моя!

   Силуэт оторвался от порога распахнутой настежь в мою больничную каюту двери и пошел ко мне. Не спеша и плавно, виляя округлыми крутыми красивыми бедрами полненьких икрами ног. Это точно была моя ненаглядная красавица Джейн.

   Она вышла как из ночной тени из тех дверей и направилась, медленно ко мне. Ступая своими домашними тапочками на миленьких загоревших до смоляной черноты девичьих ножках бесшумно по полу медицинской корабельной каюты.

   Свет луны из иллюминатора падал на нее. И это была она, выхваченная из этого лунного света. И я ее видел всю с головы до ее, почти полностью оголенных тех красивых девичьих полненьких в икрах, и бедрах ног. Вся словно вылепленная этим желтым лунным ночным светом. Ярким и пронзительно прозрачным.

   Джейн пошла в мою сторону. К моей больничной постели.

   Она подошла к постели. И встала рядом, прижавшись бедрами голых безумно красивых загоревших до черноты ног к краю ее, и смотрела, молча, на меня, не отрываясь черными своими цыганскими гипнотическими глазами. Она стояла, так как и любила всегда стоять, выгнувшись в гибкой молодой девичьей узкой спине. И выпятив мне свой округлый пупком вперед загорелый до черноты животик.

   Я протянул свои руки к ней и почувствовал прикосновение в ее рукам протянутым, тоже мне. Она улыбалась мне широкой доброй и нежной любовницы моей улыбкой. Смотря на меня, также как и, тогда в ночь нашей последней любви. Смотрела страстно и с желанием сексуального безумства. Тогда она, сбросив свой длинный махровый белый халат, была совершенно нагой. И жаждала безумного и последнего, как оказалось нашего с ней секса. Вот и сейчас, она сбросила его. Прямо на пол перед моей больничной постелью. Прямо себе под свои красивые девичьи черненькие в плотном загаре латиноамериканки ноги. Она сбросила с маленьких девичьих с маленькими пальчиками, таких же черненьких от загара стоп домашние тапочки. И наклонилась ко мне. Стоя в одном своем, теперь передо мной желтом купальнике.

  – "Моя, красавица Джейн!" – загудело в моей голове – "Девочка моя!".

  – Джейн! – радостно выдавил я из себя – Это ты! Ты пришла ко мне! Ты живая! Где ты была, любимая моя?! Я здесь с ума сходил от нашей разлуки!

   – Тише, милый – услышал я тихо ее нежный ласковый женский любимой голос – Тише – она повторила – Мальчик мой, любимый мой. Я пришла успокоить тебя. Успокоить тебя.

   И она легла рядом со мной, почти чуть ли не на меня, прижавшись ко мне и, положив на мою грудь свою девичью черную в распущенных длинных волосах голову. Она прижалась ко мне, забросив голой ляжкой, согнутую в коленке на мои все еще бесчувственные ноги свою левую голую черную от загара. Полную в бедре, голени и икре девичью ножку. Проведя той ноги коленом по моему в пижаме животу. Она положила мне на грудь обе свои в широких рукавах халатика девичьи руки. И, гладя нежно по моей груди маленькими пальчиками, посмотрев, снова мне, молча в глаза, сказала – Я спасла тебя любимый. И это главное.

   Я почувствовал ее. Ее тело. Почти, нагое гибкое как у русалки женское в аромате запахов тело. Ее пышной трепетной в дыхании груди соски, сквозь тот ее лифчик купальника. Торчащие, снова и упирающиеся мне в мою под пижамой грудь. Ее девочки моей Джейн страстное тяжелое дыхание. И ее это лицо в полумраке моей каюты. В желтом свете Луны и звезд. Это моей Джейн жаркое, как и ее разгоряченное тропическим солнцем и моей любовью гибкое как у восточной танцовщицы в узкой талии тело. Джейн уперлась своим в узких желтых плавках купальника волосатым с промежностью лобком и животом в мой живот. Своим тем кругленьким красивым живота пупком. Выгибаясь как кошка, лежа на мне.

   Приподнялась надо мной и смотря своими черными убийственной красоты глазами. Глазами печальными и тоскливыми. Какими-то отрешенными и не живыми уже. Мертвыми глазами. Глазами покойницы.

   Она провела правой рукой и пальчиками по моему лицу, по губам и щекам, и произнесла – Колючий – произнесла моя Джейн – Небритый и колючий и такой любимый.

   Джейн подняла свою с моей груди голову. И поцеловала меня в губы. Но уже не так как раньше, а по-другому. Словно, уже прощалась со мной. Прощалась навсегда.

   Джейн произнесла на уже четком русском с грустью – Я так и не надела то черное для тебя любимый вечернее черное платье. Прости меня, Володенька.

   В ее черных как бездна самого океана неподвижных глазах стояли слезы.

   И она, молча, встала и пошла, мелькая голыми своими овалами красивых черненьких от загара переливающихся в свете луны и звезд через иллюминатор окна моей медицинской каюты девичьими бедрами. Пошла к выходу из моей каюты. Дверь так и была не заперта. И, она встала на пороге ко мне, обернувшись и глядя на меня, лежащего на больничной постели. Почти, нагая. И босая. В одном своем, теперь желтом купальнике.

   Джейн переступила через порог двери. И пошла, не оглядываясь по длинному корабельному коридору круизного судна.

  – Джейн! – вырвалось у меня из груди – Джейн! Куда ты?! Джейн! – я вдруг соскочил на свои ноги, даже не заметив этого, и подлетел к выходу и двери. И выглянул в коридор. Выглянул в коридор, которого не видел до этого. Первый раз из больничной каюты, где лежал совершенно один.

   Джейн обернулась. Она посмотрела на меня, теперь как-то тоскливо и вышла в коридор между каютами. Я как ненормальный соскочил с постели и не заметил, что мои ноги зашевелились. И я, бросился за любимой вдогонку.

  – Джейн! – кричал я – Подожди не уходи, любимая! Но, она уже была в конце коридора пассажирского судна, и силуэтом. И, не оборачиваясь, растворилась за углом поворота.

   Я летел как ошалелый за ней до того поворота. Шлепая босыми ногами, я пролетел повороты и лестницы, ведущие наверх к выходу на нижнюю палубу пассажирского, идущего по океану английского круизного лайнера.

   Ни кого не было на моем пути. Весь корабль спал. И только я как безумный летел босиком по деревянной, теперь палубе к перилам ограждения корабельного борта.