Текст книги "Борт 556 (СИ)"

Автор книги: Андрей Киселев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

   Я, даже не знаю, с какой силой я держал ее. С какой силой своих рук душил. Я, просто давил пальцами, что мочи за ту шею в желании задушить эту мерзкую тварь, пытавшую мою любимую красавицу Джейн.

   Я смотрел в ее широко открытые синие и красивые в черных длинных ресницах, такие же, как и у меня глаза. Глаза зверя. Глаза сумасшедшей убийцы, на синеющем от удушья и оттока крови девичьем лице. Теперь уже не наполненные яростью схватки, а скорее испугом и пониманием приближающейся скорой и тихой смерти. Смерти на миленьком, и даже не менее красивом, как и у моей Джейн загорелом до черноты личике. Из-под вздернутых черных, как и у моей красавицы Джейн бровей. Глаза врага, выкатившиеся, теперь из орбит и глазниц наружу. От нехватки воздуха.

   Эта самая Рэйчел захрипела, задыхаясь широко открыв свой женский рот и вывалив наружу язык от моей смертельной судорожной хватки. Хватки обеих сильных мускулистых рук. Она смотрела в мои, тоже полоумные озверевшие дикие от ненависти и злобы глаза. И уже прекрасно понимала, что ей конец. И что никто уже ей не поможет. Что просчиталась. Просчиталась, понадеявшись на свою боевую подготовку и силу. Просчиталась в своей излишней самоуверенности и попытке доказать, что-то мужчине, путем грубой и жестокой звериной силы.

  А, я был в таком напуганном и остервенелом состоянии одновременно, что не помню, как я ее придушил. Она пыталась крикнуть напоследок и позвать своих, на помощь, но уже не смогла. Было поздно метаться. Она просчиталась с жертвой. Это ей не мою любимую Джейн бить. Да, еще вероятно связанную. Там в той каюте, вместе с тем уродом Риком, которого я еще не видел, но он должен, теперь быть следующим.

   Я буквально раздавил ей ее сорокалетней наемнице убийце шею. Раздавил обеими своими в мертвой хватке руками женскую ту загорелую, тоже, почти черную из-под раскрытого настежь воротника кожаной черной короткой куртки шею. Как так смог, не знаю, но смог. Помню, как там, даже, что-то сильно хрустнуло. И эта тварь в женском миловидном облике Рэйчел захрипела и задергалась конвульсивно в моих руках и подо мной.

  Помню, я сорвал с нее тот медальон, порвав золотую цепь.

  – Это не твое! – прошипел я, снова ей – Не твое, тварь паршивая! Это моей девочки! Сука!

   Она, не произнесла ни слова, но еще попыталась брыкаться ногами, вцепившись снова мне в волосы, но это был уже ее конец.

   Вскоре она затихла, слабо еще дергаясь от посмертной конвульсии. Хрипя, тихо со свистом через открытый настежь женский рот, мне в лицо, вытаращив уже остекленелые глаза, смотрящие мертвым взором на своего, теперь ночного одолевшего ее убийцу.

   Руки в рукавах черной разорванной мною, на воротнике распахнутой настежь кожаной куртки морской гангстерши упали по сторонам. По сторонам от меня. Совершенно недвижимые. И ее с черными волосами местами выбеленными волосами голова, короткостриженная под каре, съехала набок по трюмной двери и по полу. Словно, сломанная в той передавленной моими руками шее. Съехала, ложась правой загорелой щекой на воротник кожаной расстегнутой настежь на шее и разорванном воротнике и груди куртки. На ее женское плечо. Оперевшись при корабельной качке затылком в порог самой трюмной закрытой двери.

   Я быстро соскочил со свежего женского трупа, и немного и быстро оттащив, теперь мертвое женское тело в сторону, открыл в корабельный технический трюм ту закрытую совсем недавно мною дверь. Открыл настежь и тихо, взяв за ноги женский труп за армейские кованые ботинки и облегающие красиво женские длинные стройные ноги синие джинсы. Сбросил его вниз с той крутой лестницы в темноту трюма, где шумели за бортом бушующие от сильного ветра и бьющиеся о корпус черной гангстерской яхты океанские волны. Помню как, мелькнув на последок, запрокинутыми вверх по полу обмякшими недвижимыми руками и рукавами кожаной распахнутой настежь порванной в воротнике короткой блестящей куртке труп этой гангстерши Рэйчел улетел, куда-то в темноту вниз. И сгрохотал на пол водолазного технического трюма.

   ***

   Я поднялся во весь рост на ноги еле-еле. Все болело. Руки и особенно мои в синем акваланга гидрокостюме босые ноги. По ним пришлось неслабо коваными ботинками. И, они, теперь болели от верха до самого низа. Даже болела задница. Эта сволочь отбила мне мою задницу.

  – Вот, сука! – тихо прошептал я, наматывая цепочку с медальоном из золота на левую руку и опираясь обеими руками о стену переборки. И, снова закрытую, теперь, снова дверь – Вот, тварь поганая! Это тебе за мою Джейн! Сволочь!

   Надо было спешить. Я посмотрел на подводные на левом рукаве гидрокостюма часы. Время было 00: 57. Еще не было часа. Но, надо было все равно спешить, пока тут все не стало измельченным кормом для океанских рыб.

   Я по приседал возле, стены в боковом коридоре у трюмной двери технического водолазного трюма яхты. Разминая и растирая себя от тех тяжелых ударов ногами в кованных армейских ботинках. Заболела, снова правая нога. И я захромал.

  – Вот, гнида поганая! – ругался тихо, почти шепотом, я – Как она меня выследила тварь! Или это такое охотничье чутье?! Самонадеянная дура! Я уделал тебя сучка. Уделал! Жаль ты это поздно поняла! – я плюнул на трюмную закрытую дверь со злом. И выглянул, снова в коридор между каютами из-за угла поворота.

   Я взял в правую руку свой подводный нож. На этот раз все должно быть по-другому. И я сам буду диктовать условия боя.

   Я пошел, слегка пригибаясь все еще прихрамывая на больную правую ногу.

  – "Опять правая!" – думал я – "Снова, теперь болит как после ранения! Еще эта чудовищная качка! Вот, сука!".

   Яхту качало уже сильнее на волнах, чем раньше. Она входила в полосу шторма, которого нельзя было избежать.

  – "Как там, сейчас на тросу Арабелла?" – думал я – "Только бы не отвязалась. Думаю, эти козлы ее ловить в шторм не станут. И просто, бросят на произвол судьбы".

   Я думал сейчас об этом, и шел осторожно, и тихо босыми переступая ногами по холодному освещенному полу трюмного между спящими каютами коридору. Мимо дверей из красного дерева. Закрытых дверей. Откуда не доносилось больше звуков. Иногда слышался храп.

  – "Значит, практически все спят" – думал, прислушиваясь ко всему я – "Значит, все идет как надо".

   Нашей драки и возни никто таки не слышал здесь. И это очень было хорошо. И тикали часы на моей левой руке, и на таймере взрывчатки. В том водолазном трюме на стене отсека и переборках. Куда я сбросил мертвое тело этой гангстерской сучки.

   Эта смертельная схватка напрочь во мне убила страх перед опасностью. И, лишь добавила уверенности в том, что я сейчас делаю. Уверенности в своих силах и себе.

   Я продвигался тихо, как только мог по просторному освещенному ярким светом длинному коридору. Кругом был слышен только шум волн. И их удары о прочный корпус черной гангстерской яхты, ныряющей в бушующую волну.

   Я осторожно подошел к той двери, где до этого был допрос, и слышны были голоса этой убитой мною сучки Рэйчел и некоего Рика, которого я еще не видел своими глазами. Но, вероятно он мог быть тут.

   Я осторожно взялся за дверь каюты и тихо приоткрыл ее. Тихо и осторожно, прислушиваясь о том, что могло быть внутри каюты. Там была тишина, но горел свет. Но никого не было. Видимо, этот самый друг этой укокошенной только, что мною Рэйчел, вышел куда-то, пока мы бились с ней за дальним углом от этой каюты коридора. Вышел, может в туалет, может, просто решил отдохнуть на время. Может, еще куда. Но, каюта была пустая.

   В узкую щель это было видно. И я, приоткрыл дверь сильнее, и увидел мою Джейн! Мою девочку Джейн! Мою ненаглядную Джейн! Привязанную к стулу и избитую. Но в сознании. Она увидела меня, подняв свои наполненные страданием и слезами девичьи черные как ночь глаза.

   Джейн заморгала ими. И по избитым ее руками врагов щекам полились горькие обильные слезы. Губки ее были опухшими от побоев, и в крови. И слева лицо опухло от ударов, и затек уже левый ее глаз.

   Она была в том своем легком гидрокостюме, распахнутом, почти целиком до ее овального черненького от плотного загара с кругленьким красивым пупком животика.

   Замок на костюме был сорван. И была видна в полосатом цветном узком лифчике купальника ее Джейн мокрая от пота и в ручейках крови девичья трепетная, полная с торчащими сосками грудь.

   Гидрокостюм акваланга был сильно порван, и приспущен на ее загорелых до черноты плечах. И по узкой девичьей спине лежали растрепанные черные вьющиеся змеями прилипшие от пота длинные волосы. Свисающие, мокрыми слипшимися локонами от мучений спутанными и извивающимися, по ее спине и девичьим полуоголенным плечам. Прикрывая мокрыми вьющимися сосульками ее избитое в крови миленькое девичье личико. На миленькой избитой кулаками головке моей ненаглядной красавицы Джейн.

   Руки Джейн были завернуты назад через спинку этого деревянного крепкого пыточного стула. И привязаны сзади крепкой обычной тонкой веревкой поверх голых запястьев черных от плотного загара рук безрукавого порванного легкого ее гидрокостюма. И были в синяках, как и все ее, по-видимому, девичье нежное тело. Маленькие девичьи пальчики на руках Джейн посинели от надава той веревки.

   Ее загорелые в облегающем гидрокостюме, практически целиком стройные полные ляжками и крутые в бедрах девичьи ножки, тоже, обрызганные ее с девичьего лица кровью были вместе сжаты. Одна к одной. И туго связаны веревкой. И прикручены к ножкам этого деревянного пыточного стула, чуть касались носочками пальчиков голых черненьких маленьких женских ступней пола. Ее все женское тело, любимой, было избито и истерзано этими ублюдками. Особенно досталось ее лицу. Оно было все в крови. В прилипших к нему длинных сосульками мокрых волосах. И половина его отекла и опухла от побоев.

   Я потрясенный увиденным с ужасом на глазах и безумной любовью распахнул дверь и увидел, что никого не было в каюте. Она моя Джейн была сейчас здесь одна. Ее бросили, видимо, пока я боролся с той убитой мною сучкой Рэйчел. И на некоторое, видимо, короткое время. Возможно, решая уже ее дальнейшую судьбу.

  – Володенька! – произнесла еле слышно она – Миленький мой! Живой! Миленький, Володенька! Любимый!

   Она, пытаясь улыбнуться разбитыми в кровь губами, простонала от боли. И отключилась и ее черноволосая избитая в кровь девичья головка, упала на ее девичью обрызганную кровью тяжело дышащую голую черненькую загоревшую до черноты, мною не раз исцелованную трепетную грудь.

   Я кинулся к ней. И начал ее быстро отвязывать, обрезая своим подводным острым ножом на руках и ногах веревки. И освобождая от этого проклятого пыточного стула.

  – Володенька мой, любимый! – она прошептала прейдя, снова в себя. И целовала меня, как сумасшедшая, по-русски и английски одновременно, перемешивая оба языка – Володенька, мой ненаглядный! Я знала, что ты живой! Знала, что не найдут тебя эти выродки!

   Я быстро глянул на подводные часы на моей левой руке. Было десять минут первого ночи. Минут через пятнадцать должна рвануть CI-4. И разнести здесь все в щепки. Всех этих морских ублюдков. Из-за, которых страдает моя Джейн. И погиб Дэниел.

  – Давай, бежим отсюда, Джейн, любимая моя – шептал я, ей тихо, целуя ее в полненькие избитые руками этих палачей девичьи губки.

   Личико Джейн было в ссадинах и синяках. Она стонала от боли и мучений, приходя в себя от долгой сидячки на этой пыточной привязи.

  – Руки совсем затекли – простонала моя любимая.

   Я их, тоже исцеловал своими губами. А, она, приложила их к моему лицу. И смотрела в мои синие страдальческие и жалостливые как у преданной собаки глаза. Смотрела с безумной преданной любовью.

  Жертвенной любовью несчастной измученной ради этой любви женщины.

  – Сволочи! – прошипел я взбешенный, глядя на истерзанную всю мою Джейн – Что они с тобой сделали!

  – Миленький мой – она шептала мне радостно по-русски – Хороший мой – радовалась Джейн моему появлению.

  – Любимая моя! – шептал я ласково, сдерживая дрожащий от гнева и сострадания голосом – Любимая, девочка моя! Моя ты куколка!

   Я, буквально, выдернул ее из того пыточного деревянного стула. Который был, наверное, специально здесь для этого и сделан – Я забрал твой золотой медальон. Помнишь его? – я произнес Джейн. И показал намотанную золотую цепочку на левую руку. И красивый старинный найденный ею на рифе медальон.

  – Ты отобрал его у этой Рэйчел – произнесла еле слышно моя измученная побоями Джейн.

  – Да – прошептал я ей, почти на ухо – Я убил эту тварь, девочка моя. Убил. И убью здесь скоро всех, кто тебе делал больно. Я пришел за тобой. Любимая моя!

   Я поднял свою Джейн на руках, подхватив под узкую женскую в изорванном заляпанной кровью гидрокостюме спину. И под красивые в ее изорванном легком гидрокостюме полненькие икрами ляжками и крутыми бедрами стройные мною не раз исцелованные согнутые в коленях ножки.

  – Я пришел за тобой! – повторил я ей, и она, снова посмотрела на меня, приподняв свою миленькую избитую в кровь, опухшую от звериных ударов этого ублюдка Рика и той убитой мною сучки наемницы Рэйчел, черноволосую со слипшимися перепутанными, и растрепанными длинными вьющимися локонами мокрыми волосами от пота девичью головку. Она положила мне ее на левое плечо. И прижалась, почти окровавленным личиком к моему подбородку.

  – Колючий – прошептала она. Сквозь стон, прямо в мое ухо. Так, тихо, ели слышно Джейн – Не бритый, как всегда. И такой мною любимый.

   Я действительно был не бритый. И уже с колючей бородой. Даже, сам не заметил, как зарос длинной колючей рыжеватой щетиной, из-за всего этого кошмара.

  – Любимый мой, Володенька – прошептала Джейн, глядя на меня жалобным ласковым взглядом черных глаз, и замолчала, прижавшись ко мне. Потом произнесла – Я знала, что ты живой. Я знала, что они не найдут тебя. И ты придешь за мной, любимый.

   ***

  – Тише, любимая моя – шептал я, вынося аккуратно и тихо ее, выглядывая в коридор между каютами – Твари, что они с тобой сделали! Сволочи! Такую красоту так бить! Твари!

   Яхту швырнуло на бушующей волне, и я отлетел вместе с Джейн к противоположной стене от каюты коридора, ударившись и развернувшись по инерции спиной. И в это время открылась дверь, буквально передо мной каюты. И я увидел того, кто пытал мою любимую Джейн. А он, увидел меня. И был, словно парализован такой вот неожиданной встречей.

   Это был тот самый, как я понял Рик. Здоровенный детина, и достаточно мощный тип. С бинтом на голове. Возможно, получил недавно в драке со своими собратьями по оружию здесь же на яхте. Заросший жиденькой черной бороденкой и усами. Но с мускулистыми загорелыми, руками и голым жилистым торсом. Загоревший, тоже до черноты. Раздетый до пояса в одних армейских зеленого цвета штанах на широком ремне, на котором была кобура с пистолетом. И в таких же армейских кованых ботинках, какие были на той убитой мною сучке Рэйчел.

   Он курил сигарету и из открытой каюты повалил густой дым.

   Рик, буквально, так и замер в дверях с той сигаретой, глядя на нас.

   Он действительно был ошарашен от того, что только, что увидел. И, видимо, туго соображал, как это все вышло. Но, я быстро сообразил, что делать дальше. Я держал как раз подводный нож. Тот свой в своей правой руке. Крепко сжимая своими пальцами под ножками моей любимой Джейн. И я, кинулся, прямо с Джейн на руках и выставленным вперед, тем ножом на этого морского гангстера ублюдка. Он, даже не отскочил в сторону от такой неожиданной "радостной" встречи. И я помню, как мой тот подводный острый нож, воткнулся ему, прямо в мускулистое брюхо. И мы влетели все трое в ту каюту, запнувшись о порог, и падая друг на друга. Нож вошел по самую рукоятку тому Рику в его живот, распарывая его снизу доверху. И выворачивая гангстера вонючие кишки. Он, было, закричал, но я ударил в довесок его по голове левой рукой лежа на Джейн, и на нем. Облитый брызжущей из разрезанного его живота артериальной кровью.

   Я бил его левой рукой в золотой цепочке и болтающимся медальоном по голове и бородатому лицу до последнего, пока его лицо не превратилось в кровавое, тоже месиво. Я с лютой ненавистью бил его, не жалея, вспомнив все. И гибель моего друга Дэниела. И ту за мной подводную погоню. И за то, что он сделал с моей крошкой Джейн.

   Он замолчал и затих в луже собственной крови. А я, выхватил из кобуры его пистолет и поднял мою, облитую уже с ног до головы кровью нашего общего врага Джейн. Напуганную, и, почти без чувств, облитую горячей ее мучителя кровью. Скользящую голыми черненькими ступнями с маленькими пальчиками своих женских ножек. По разлившейся по полу каюты крови. Я поднял ее, прижав к себе. И, снова подхватив на руки, шлепая босыми ногами по разлившейся горячей крови врага, выскочил в коридор. Я тоже, был весь в крови. И, подняв Джейн, снова на руки, отшатнулся при качке к стене каюты, осматриваясь по сторонам. Это была видать его каюта. И все здесь было забрызгано, теперь кровью этого ублюдка. И его постель. И платенные встроенные шкафы. И столик с бутылками водки и вина. И какой-то рыбой жаренной и недоеденной на столе. И он, лежал перед нами на спине, на полу этой своей ублюдской каюты. С распоротым от самого низа широкого военного ремня залитых кровью зеленых армейских штанов до самой практически груди. И еще хрипел и дышал, пуская кровавые пузыри разбитыми вдрызг губами. Из распоротого моим подводным ножом его брюха торчали его кишки. И он тянул ко мне слабеющие, теперь руки. Толи, прося его добить, толи хотел мне вцепиться в мое горло.

   Этот самый Рик, посмотрел на старинный в золотой цепочке на моей левой руке медальон. И, видимо, напоследок перед смертью понял, что уже и его Рэйчел, тоже нет. Он, что-то прошептал захлебываясь своей кровью и слюнями, но что, я так и не разобрал. Он, что-то произносил, глядя на меня одуревшими в предсмертной агонии глазами. А я, направив в него пистолет, ждал, что возможно, этот зверь еще подымется. Но, он уже был готов и вскоре замер, испустив окончательно дух, как и его подружка по пыткам Рэйчел, лежа на полу в своей луже крови недвижимым.

   Он видимо, хотел продолжить пытки моей красавицы Джейн, но получилось вот так, как он совсем не ожидал. И мы вместе с моей Джейн смотрели на его, уж предсмертную на полу его залитой кровью каюты агонию.

   Я, снова, вспомнил о времени и о взрывчатке. И, прижав на руках свою измученную пытками, ослабевшую любимую, посмотрел на левую руку, и подводные часы. Время было уже двадцать минут. И оставалось совсем ничего до взрыва СI-4.

  – Черт! – пролепетал в панике я – Черт! Времени, совсем уже практически в обрез!

   И я, выскочил в коридор, неся на руках свою любимую Джейн. Отлетая при сильной качке от стены к стене, буквально побежал прихрамывая, превозмогая боль в отбитой армейскими кованными ботинками, правой недавно совсем зажившей от ножевой раны ноге к лестнице в конце этого каютного трюмного коридора, чтобы выскочить наверх.

   Не знаю, слышали меня или нет, когда я, шлепая голыми скользким от крови ступнями, оставляя по полу коридора кровавые следы, летел бегом до самой лестницы.

  – Вот, черт! – снова выругался я, подлетая к почти вертикальным ступенькам той лестницы. Когда открылась верхняя с палубы дверь. И я уже не думая, выдернув правую руку из-под полненьких ножек моей любимой, выстрелил, почти не глядя, в того, кто открыл на верху иллюминаторной палубной надстройки, ту ведущую на эту трюмную лестницу дверь.

   Я выстрелил и в другого, который был за ним, пропуская падающее вниз с лестницы потерявшее равновесие мужское подстреленное тело. Отскочив с моей Джейн в стене переборки коридора.

   Там наверху тот в кого я попал, отлетел назад. И упал, видимо на залитую штормовой водой палубу. Но, я уже, ни на что не смотрел. Я, просто, быстро соображал сейчас, что да как. И понял, что надо было бежать к корме, к той резиновой висячей на веревках кормовой лебедки маленькой лодке. И подняв любимую на своих руках впереди себя, вытолкал ее, буквально силой под ее полненькие красивые любовницы обтянутые гидрокостюмом ноги. И широкую женскую попку на качающуюся на волнах палубу. И выскочил из каютного трюма сам. С пистолетом на вытянутой правой руке, нажимая на курок и стреляя в бегущих ко мне, и тоже, стреляющих из пистолетов противников.

   Как получилось так, что я попал в них. Вероятно, это оставшийся мой еще с Советской армии военного в прошлом моряка подводника опыт и навыки. Все это сработало в нужный момент. И, похоже, я попал в стрелявших. А они, при качке своего мореходного на бушующих штормовых уже волнах судна не попали в меня. Они попадали на палубу. И не знаю, убил я их или только ранил. Но, я, снова схватил на руки пытающуюся, теперь встать на ноги мою любимую Джейн.

   Я подхватил ее под гибкую девичью тонкую талию вокруг уже мокрого от летящей воды легкого порванного гидрокостюма. И, вместе с ней, таща ее сбоку себя, практически волоком, понесся к корме Черного аиста.

  Цепляясь за натянутые скрипящие на стальных креплениях на ветру нейлоновые парусные черной яхты канаты. Я несся, хватаясь за леерное ограждение левого борта Черного аиста, пригибаясь вместе с Джейн под опущенными вниз с мачт большими треугольными парусами к рулям большой гангстерской яхты. Несся туда, где была резиновая небольшая лодка на кормовой лебедке. Это был единственный шанс, теперь спастись.

   Наверняка мои выстрелы из пистолета подняли шум в каютном трюме гангстерской большой яхты. Они разбудили всех там внизу. И надо было быстро уносить свои ноги с ее палубы и перебираться на Арабеллу. И чем быстрее, тем лучше.

   Джейн, поддерживаемая мной, бежала, тоже на своих истерзанных побоями полненьких черненьких от солнечного загара в синяках под облегающим гидрокостюмом девичьих голых ступнями ножках. Мелькая овалами красивых крутых женских бедер в распахнутом до самого пояса Разорванном с сорванным замком и окровавленном легком гидрокостюме.

   Она бежала со мной, прижавшись от боли в своем измученном теле ко мне сбоку, к моему синему с черными полосами, тоже обрызганному мокрому от воды и крови акваланга гидрокостюму. И я, то и дело, подхватывал ее при качке черной яхты из стороны в сторону, поддерживая любимую на ногах. Она плохо, видела из-за разбитого и опухшего от побоев своего девичьего миленького лица. Я держал ее за гибкую тонкую как у восточной танцовщицы талию. Она стонала от боли, но упорно держалась на ногах, бежала со мной, подныривая под канаты и нейлоновые троса черной гангстерской яхты. Мы были мокрые уже по уши в океанской бурлящей и летящей через палубу яхты воде. И наши гидрокостюмы отмылись от крови, как и наши лица.

   Так мы добежали беспрепятственно до самой кормы Черного аиста.

   Там не было ни кого. Никого у рулей этой гангстерской черной яхты. И она была, теперь неуправляема на бушующих океанских штормовых волнах. Те, кто бросился ко мне и Джейн были теми двумя, Берком и Роем. Те самые, что шарились на нашей Арабелле. Теперь ,лежали в воде на мокрой из красного дерева палубе своей гангстерской неуправляемой, теперь никем яхты. Это как раз те, что забуксировали нашу Арабеллу по приказу своего кэпа, которого я и в глаза не видел. Но, который был, тоже здесь на этой гангстерской черной яхте. Это, точно были они тогда, когда я собирался нырнуть в каютный трюмный отсек их черной гангстерской яхты. Они сменили недавно тех двоих, которых я пристрелил из пистолета на входе у спуска в каютный трюм черной яхты. И услышав выстрелы, поспешили на помощь своим, но промахнулись. И получили от меня по пуле.

  – Твари поганые! – я выругался, снова вслух включая лебедку, забросив в лодку свою спасенную любимую. Подталкивая ее под широкую в красиво облегающем женскую крутобедрую задницу изорванном легком гидрокостюме. Мою истерзанную пытками, совсем ослабевшую любимую Джейн. И прыгнул сам туда же. Уже в спускающуюся с кормы в бушующую штормовыми волнами воду лодку. Прямо на пути идущей, следом за Черным аистом на буксировочном тросу нашей Арабеллы.

  Сильно, ныряющей носом в океанскую штормовую бушующую воду из-за мокрых свисающих с ее носа треугольных под самый киль кливеров.

   На верху, где-то там, на палубе Черного аиста, сквозь нарастающий дикий шум шторма раздались крики и выстрелы. Там, сквозь шум свирепого штормового сокрушительного ветра все, сколько есть выскочили на верхнюю палубу черной гангстерской яхты. Я слышал крики команд и слышен был стук кованных армейских ботинок. И этот стук приближался к корме яхты. Выскочили, видно все. И все нас искали по всей той яхте.

   Я обрезал подводным своим ножом нейлоновые веревки лебедки. И резиновая надувная лодка полетела на волнах, прямо к носу нашей яхты Арабеллы. Было некогда даже думать. И мы, прижавшись телами, друг к другу, даже не договариваясь, просто сами по себе на автомате, выпрыгнули из той резиновой лодки. И она, ударившись о нос Арабеллы, просто лопнула . И с шипение воздуха и пузырями, ушла под днище нашей яхты.

   Я схватился за болтающиеся на волнах мокрые кливера. И подхватил свою Джейн, выскакивая из резиновой той надувной лопнувшей от удара о нос Арабеллы лодки, бросая ее попавшую под днище нашей буксируемой яхты.

   В это время Джейн сильно вскрикнула, и выгнулась назад в гибкой своей талии. Запрокинувшись назад в моей подхватившей ее правой с пистолетом руке. И выпятив вперед свой голый черненький из раскрытого от верха до пояса порванного гидрокостюма пупком девичий овальный животик. Она, чуть не вырвалась из моих рук, взбрыкнув своими голыми загоревшими до черноты девичьими стройными ножками, вытянув их во всю длину в воде черненькими маленькими ступнями. Раскинув в стороны, свои она оголенные, почти черные от плотного загара мокрые от воды тоже в синяках и ссадинах девичьи руки, ахнув, громко простонала. И вцепилась ими в мокрые паруса, прижавшись ко мне от пронзившей ее тело острой боли. Она прижалась ко мне мокрой в слипшихся черными вьющимися локонами сосульками волосах миленькой девичьей отекшей от побоев головкой . И затихла, закатив под веки свои черненькие цыганские латиноамериканки глаза.

   Я даже, не сразу все понял, что произошло. Я лишь, слышал, тогда выстрелы с кормы Черного аиста. Когда держал любимую за выгнувшуюся гибкую, талию, прижав к себе по пояс уже в воде. У носа самой Арабеллы.

  Я мертвой хваткой вцепился левой рукой в мокрые, болтающиеся с

  бушприта нашей яхты паруса. И знал, что если отпущусь, то конец нам обоим. Мы попадем, как и эта резиновая лодка под киль своей же яхты. И нас размажет по ее корпусу штормовыми волнами.

   Я понял, в любимую попали. Кто-то попал из стрелявших. Оттуда с кормы той черной яхты.

   Джейн, вдруг пришла в себя, громко простонав, и вцепилась сильнее еще в мокрые в воде, свисающие кливера своими девичьими маленькими сжатыми мертвой хваткой пальчиками обеих черненьких от загара голых рук. Сжав свои пальчики на девичьих руках в парусиновой мокрой свисающей в бушующую штормовую волну такелажной Арабеллы оснастке. Она, дернувшись, полезла наверх по болтающейся над самой водой треугольной спущенной парусине к палубе. Превозмогая боль. И я, толкал ее снизу под ее широкую, снова женскую попку из самой бурлящей и кипящей у самого носа нашей яхты черной, теперь штормовой океанской воды.

   Я, был уже порядком измотан и чувствовал что слабею. Я слышал с кормы крики и ругательства, вперемешку с проклятиями, тех, кто упустил нас. Но, мне было не до этого. Выбросив трофейный пистолет, я лишь вцепился в мокрые свисающие в штормовую воду треугольные нашей яхты носовые с паруса своими обеими руками. И карабкался наверх под пистолетные и автоматные выстрелы, выталкивая на руках свою любимую, теперь раненую Джейн, прижавшуюся ко мне. И цепляющуюся, судорожно сжимая свои девичьи маленькие пальчики из последних сил руками. И, тоже за свисающие кливера и пытающуюся подняться наверх.

   Пули свистели среди грохота воды и шума ветра. И вонзались в обшивку корпуса нашей Арабеллы. Одна из них вонзилась мне в левую ногу. И я только успел произнести, падая на мою лежащую, на палубе и на носу нашей яхты в брызгах соленой океанской воды Джейн – Ну вот, теперь еще и левая!

   Я через боль простреленной пулей ноги, только подумал о времени и взрывчатке. Что должно уже быть тридцать минут, как в это время прогремел взрыв. Где-то там, впереди в глубине той черной гангстерской яхты. Там внутри ее того технического водолазного трюма. Куда я заложил СI-4.

   Столб огня и дыма вырвался сквозь развороченную ее палубу, где-то посередине судна, вынеся, всю длинную иллюминаторную надстройку. И все каюты наверх в само черное грозовое и штормовое океанское небо.

   Полетели вверх разбитые вдребезки оконные иллюминаторы и куски палубы. Те самые из пластика большие с чем-то, толи с водолазным оборудованием, толи со взрывчаткой ящики. Прямо вверх. В черное, затянутое густыми грозовыми облаками, и моросящее мелким, но частым дождем ветреное небо.

   За ним раздался второй, такой же мощный взрыв. Который разорвал впереди идущую перед нашей Арабеллой большую черную яхту пополам. Выворачивая ударной взрывной волной ее в стороны черные обтекаемые борта. Выбросив вверх ее среднюю вторую мачту. С клочками разорванных и горящих парусиновых белых ее уже сложенных, и упакованных в брезент вахтенной командой парусов в воздух. И встречный ураганный нарастающий ветер их сбросил сверху прямо на нас. Накрыв Арабеллу горящими лохмотьями жженого брезента, парусины и обломками уже тонущей впереди гангстерской яхты. Арабелла ,чуть не вспыхнула от падения горящих парусов и обломков с Черного аиста. Благо, моросящий сильный океанской водой ветер быстро потушил лохмотья падающих на нас сверху больших сорванных взрывом с мачт парусов черной гангстерской яхты.

   Это с детонировали, видимо, боеприпасы на гангстерской яхте мистера Джексона. И горючее в двигательном отсеке в ее баках.

   Наша Арабелла, летя на буксире, залетела в кучу обломков, чуть не врезавшись в тонущую практически мгновенно в штормовых волнах большую корму Черного аиста. Она летела, уткнувшись в нее своим килем и носом, оборвав об обломки и теряя свои намокшие в воде кливера, которые последовали вслед под днище нашей яхты. Скользнув бортом по тонущей горящей корме Черного аиста.

   Те оборванные Арабеллы носовые большие треугольные кливера, мокрые от океанской воды и моросящей с грозовых небес воды, с грохотом ударяясь под днищем Арабеллы, вылетели где-то сзади ее, мелькая в штормовых бушующих волнах. Проскочив под косым внизу длинным килем Арабеллы. И я и Джейн в гуще плавающих и горящих обломков, чуть не оказались раздавленными между двумя кораблями. Если бы я не успел во время взрыва вытолкнуть Джейн наверх на нос нашей яхты. И если бы не успел сам убраться из воды, как кошка, мгновенно от страха карабкаясь по болтающимся под самым носом Арабеллы свисающим в воде кливерам наверх, то мы бы оба были, просто раздавлены ударом двух столкнувшихся в океанской штормовой воде корабельных корпусов.