Текст книги "Выжжено"

Автор книги: Андреас Эшбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 43 страниц)

Не выход ли это? Не держал ли он сейчас в руках билет, который выведет его из Bare Hands Creek?

Ему вспомнился пакетик в багажнике – какие-то угловатые детали, завёрнутые в пластиковую плёнку и перевязанные. Части, которые нужно заменить, чтобы переоборудовать мотор на сжигание растительного масла. Раньше ему и в страшном сне не могло привидеться, чтобы он ковырялся в машине, но после всего, что ему пришлось уже делать здесь, он больше не считал немыслимым хотя бы попытаться. Как-никак его отец был мастер на все руки, а брат и до сих пор мастерит, значит, отыщется и у него пара подходящих генов. Допустим, у него получится, тогда ему придётся…

Украсть. Мешок семечек.

В тот же момент Маркус понял, что не сделает этого. Исключено.

Возвращаясь к кладовой, чтобы высыпать в мешок горстку семечек, он пытался понять, что гнетёт его больше: то, что он как бы пленник в Bare Hands Creek, или то, что он, несмотря ни на что, уже так прижился здесь, что с трудом представляет, как можно куда-то уйти.

Глава 44

– Король Фарук, – пробормотал Абу Джабр Фарук Ибн Абдул-Азиз Аль-Сауд своему отражению в зеркале, поправляя свою гутру. [39]39
  Гутра – традиционный мужской головной убор (чисто-белый).


[Закрыть]Ему надо было ещё привыкнуть к этому.

Из окна отеля открывался футуристический вид на Кувейт-Сити. Встреча руководителей стран, экспортирующих арабскую нефть, была его первым выездом за рубеж после восхождения на престол.

Референдум принес ему больше семидесяти процентов голосов. Это обозначилось с самого начала, и после подсчета всех бюллетеней точная цифра оказалась 71,3 %.

– Умный ход, – уныло признал тогда Франк Мюллер. – Никаким другим путём вы не смогли бы так усилить вашу властную позицию.

– Да, – сказал Абу Джабр и лишь потом додумал, что имел в виду посланник американского правительства: и по отношению к США тоже. Оттого-то Мюллер и был таким унылым.

Кто-то сдержанно постучал в дверь.

– Пора, ваше величество, – послышался голос Ахмада, его ассистента.

Да, пора. Пора идти на встречу.

До конференц-центра было всего-то метров триста, однако это расстояние они должны были преодолеть в раззолоченном лимузине и в сопровождении мотоциклетного эскорта. Знамёна вдоль улицы, охрана, оцепление, за которым стояли дети, размахивая флажками. Абу Джабр тоже махал им в ответ, не зная, видно ли его вообще внутри машины.

Наконец он вошёл в конференц-центр, который, как водится, представлял собой смесь воплощённой в бетоне бедуинской традиции и западной техники. Встретив первого же монарха, он заметил, что одно дело претендовать на власть по своему происхождению, опираясь на лояльность армии, и совсем другое – осознавать за собой большинство тех, кем правишь.

Взгляды, которые он встречал, были красноречивее слов. Естественно, он догадывался, что говорили у него за спиной: вот властитель милостью американцев, однако голосование фактически избавило его от этих обвинений. Американцы больше не могли идти ему наперекор, поскольку теперь ясно было, что тем самым они будут противостоять саудовскому народу. И другие лидеры тоже знали, что это так. Он читал в их взглядах недоверие, но прежде всего страх, жалкий, недостойный страх. Никто из остальных не знал, какая часть подданных стоит за ними на самом деле. И никто бы не отважился выяснять это.

Разумеется, Абу Джабр многим был обязан бурным событиям последних месяцев. Они помогли ему достичь того, в чем потерпели неудачу даже такие выдающиеся властители, как король Файзал или король Абдаллах: радикально урезать привилегии королевской семьи, а то и вообще исключить их. Зарубежная собственность бежавших была конфискована и заморожена на счетах, апанажное [40]40
  Апанаж – в монархических государствах сумма, предусмотренная государственным бюджетом на личные расходы монарха и содержание его двора (цивильный лист).


[Закрыть]содержание тех членов королевской семьи, кто остался, было сокращено до минимума. Тем самым была не только пресечена любовь к роскоши, на которую народ взирал с растущим недовольством, но были оздоровлены и государственные финансы, даже в сложившейся новой ситуации.

И Абу Джабр, когда настал его черед, мог говорить с таким чувством уверенности, каким и сам не надеялся обладать.

После вступительных слов, обычных и ожидаемых в таких случаях, и подробного обзора прошедших событий король Фарук перешёл к теме нефти.

– Саудовская Аравия всё ещё страна с большими запасами нефти и значительной долей мировой добычи. Однако мы должны проститься с былым девизом, что мы можем произвести столько нефти, сколько надо. Наоборот, Саудовская Аравия в ближайшее время сократит производство. Я много совещался с экспертами наших нефтяных компаний, и они убедили меня, что многие из крупных старых нефтяных полей в последние годы эксплуатировались слишком интенсивно. Если мы не хотим, чтобы в ближайшее время их постигла та же участь, что и Равар, то наступило время снизить добычу. Это значит, что цены на нефть продолжат свой рост. – Он кивнул бывшему нефтяному министру и архитектору первого нефтяного эмбарго Ахмеду Заки Ямани, приглашённому на эту конференцию в качестве почётного гостя. – Мы знаем, что шейх Ямани всегда предостерегал нас, чтобы мы не допускали роста цен, ибо тогда нефть лишилась бы своего ведущего значения в глобальном обеспечении энергией. Справедлива была эта тревога или нет, факт тот, что теперь мы больше не можем на это влиять. Я убеждён, что мы должны исполниться решимости одобрить высокие цены на нефть. Даже дорогая нефть представляет собой ценное и востребованное сырьё и останется таковым и впредь. Наши месторождения нефти – самое драгоценное достояние наших стран, и пора перестать стремиться к тому, чтобы как можно скорее и как можно дешевле его растранжирить. Надо научиться управлять им мудро, а значит – экономно. Нашей целью должно стать то, чтобы и наши дети, и их дети, и дети их детей могли извлекать пользу из нефти.

Эта речь была переведена и разошлась по всему миру. И последнему простаку стало ясно, что старые времена уже не вернутся.

– Уже пошло время начальства.

Сказавший это невысокий человек с львиной гривой то и дело хватался за пуговицу своего воротничка. Было заметно, что он не привык носить галстук.

Остальные за столом кивали, а кое-кто украдкой поглядывал на часы. Время уже на десять минут превысило то, что было обозначено в их приглашениях. И стояло на пропусках. Cum tempore.Академические четверть часа. Учёные из числа приглашённых воспринимали это легче, чем боссы из экономики и представители энергетических концернов или автопромышленности.

Правда, вид из конференц-зала, расположенного на одном из верхних этажей государственной канцелярии, открывался великолепный. В Тиргартене уже обозначились первые признаки близкой весны, и чисто вымытый купол здания рейхстага блестел на солнце.

– Идёт, – сказал кто-то.

Дверь открылась, и почти поспешным шагом вошла фрау канцлер. Она обошла стол и пожала каждому руку. Невысокого роста, общительная, целеустремлённая. Только её стальной стержень был знаком не так хорошо.

Она попросила представить ей различные концепции, остроумно переспрашивала, безжалостно пресекая многословие. Откуда Германии брать энергию – для промышленности и транспорта, для жилищного хозяйства? Это был вопрос, и то, что не являлось на него ответом, не приветствовалось.

Вначале речь шла о так называемых альтернативных энергиях. То, что сила воды является почти идеальным источником энергии, и то, что в Германии практически всюду, где можно было ее реализовать, она уже использована, выяснилось за пять минут. Солярная энергия? Да, согласился председатель правления одного энергетического концерна. Несмотря на весьма умеренную в Центральной Европе солнечность, это пока остаётся неиспользованным потенциалом. Если бы на каждой черепице крыши стоял солярный элемент, это бы кое-что дало. Но всё равно есть две проблемы: во-первых, солярная энергия появляется как раз тогда, когда она не нужна, поэтому придётся инвестировать не в сами батареи, а в аккумулирующие сооружения. Последнее же очень дорого. Во-вторых, экологический баланс солярных элементов вызывает большие споры.

– Это настоящая тревога или отговорка? – спросил представитель экологического союза.

– У меня есть внуки, – ответил председатель правления. – И я бы не хотел, чтобы они жили при свете коптилки.

Канцлер подняла руку, чтобы остановить диспут.

– Можно ли сделать ставку на это?

Все отрицательно покачали головой.

– Если б спохватились лет тридцать назад, можно было бы об этом говорить, – сказал учёный. – Но в нынешнем положении это неподъёмно из-за одних только капитальных затрат. Кроме того, во многом отсутствует инфраструктура для их производства, обслуживания и так далее.

– А как обстоит дело с ветром?

Для этого, сказали ей, пришлось бы этими торчками утыкать весь ландшафт.

– Если мы хотим, чтоб ветряная турбина функционировала не только как модель ухода от налогов, а воспринималась всерьёз, – сказал руководитель ветряного парка, – тогда имеет смысл создавать ветряные парки только в шельфовой зоне. – Он спроецировал на стену компьютерную картинку роторной платформы в Северном море. – Тут наши коллеги из нефтяных фирм помогли бы нам, кстати, с ноу-хау. У них уже накоплен опыт с платформами.

– Вы будете смеяться, но у нас уже наготове соответствующий проект, – с улыбкой сказал руководитель разведки одного нефтяного концерна. Известно было, что его отозвали с пенсии, на которую он был отправлен преждевременно.

– Как быстро это можно сделать? – спросила канцлер.

– Пять-шесть лет, если напрячься.

– Так долго?

– Я обращаю ваше внимание, – взял слово председатель правления, тот самый, у которого были внуки, – что энергия ветра может лишь частично покрыть нашу потребность в энергии. Это обусловлено принципом действия. Ветер дует не по плану. На каждый киловатт энергии ветра мы должны держать в резерве 0,9 киловатта. Иначе бесперебойная работа не гарантирована. – Он пожал плечами. – А это опять-таки проблема аккумулирования энергии. Нам нужна энергия по требованию. Все остальное никогда не станет больше чем подспорьем.

– А что у нас есть из энергии по требованию? – уточнила канцлер.

Человек с львиной гривой стал перечислять по пальцам:

– Нефть и газ – это то, от чего мы хотим или будем вынуждены оторваться. Уголь – тоже ископаемый энергоноситель, который, естественно, тоже доживёт когда-то до своего пика, но, слава Богу, лишь через сто или более лет… – Он посмотрел на представителей экологических союзов. – Уж это бесспорно, не так ли?

– Хотя, конечно, пик приблизится, если весь мир перейдёт на уголь, – сказала седовласая женщина.

– Что для нас, в Германии, не так проблематично, поскольку у нас большие запасы угля.

– Использование угля для получения энергии негативно скажется на качестве воздуха, – вмешался мужчина, единственный из присутствующих одетый в пуловер.

– Сегодняшние воздухоочистительные сооружения справятся с этим.

– Но только не с выбросом CO ₂. Кроме того, значительная часть немецких угольных месторождений состоит из бурого угля, – это означает крупномасштабные разрушения ландшафта и жизненного пространства.

– Итак, уголь, – резюмировал мужчина с львиной гривой, загибая следующий палец. – И, конечно, атомная энергия.

– От неё мы тоже хотели бы отказаться, – сказала канцлер.

– Это вам не удастся.

За столом возникло беспокойство, которое лишь с трудом удалось погасить.

– Атомная энергия оспаривается, я знаю, – объяснил мужчина с львиной гривой, когда канцлер снова дала ему слово. – Однако это единственный источник энергии, который не выделяет парниковых газов, с успехом может заменить ископаемые горючие материалы и обладает достаточным потенциалом, чтобы удовлетворить глобальную потребность.

Некоторое время дискуссия стихийно перескакивала с одного на другое. Лишь один человек не участвовал в ней; по существу, он до сих пор ещё не произнёс ни слова, если не считать приветствия при входе. То был известный профессор философии из Южной Германии, который временами вёл на телевидении «круглый стол» и был приглашён в Берлин по личному желанию канцлера – и к его собственному удивлению. Этот человек с усами и несколько всклокоченными волосами сидел, сцепив ладони на внушительном, как у будды, животе, и наблюдал происходящее так, будто всё это его не касалось.

– Господин профессор, – напрямую обратилась к нему в конце концов канцлер, – я хотела бы услышать и ваше мнение на этот счёт.

Он кивнул, подождал, когда все взгляды устремятся на него, и потом откашлялся.

– Я могу ошибаться, но у меня такое впечатление, что до сих пор дискуссия вообще не коснулась собственно проблемы. Вопрос, откуда мы будем получать электроэнергию, в настоящий момент не самый актуальный. Самый актуальный: на чём ездить? И чем отапливаться? В последнем я, пусть и неохотно, но вижу некоторое применение электричества, а то и угля, но вот в автомобилях и самолётах – тут, к сожалению, узкое место. И если вы не решите эту проблему, вам не поможет ничто, поскольку неважно, строите вы атомные станции или ветряки, вам для этого нужны строительные машины, а их вы не сможете привести в движение ни ураном, ни ветром.

И воцарилась тишина. Испуганная тишина.

Вернер молча сидел за кухонным столом, вновь и вновь перечитывая письмо адвоката, и Доротея могла наблюдать, как его лицо постепенно краснеет, что с ним случалось крайне редко.

– Когда я читаю такие вещи, мне так и хочется бросить гранату, – наконец произнёс он. – Один этот тон, заносчивый… высокомерный… Этих проклятых адвокатов надо всех закинуть на Луну. Без скафандров.

Рядом, в гостиной, бубнил телевизор. Юлиан смотрел какую-то научную передачу – это было его последнее увлечение. Речь шла о намерении федерального правительства возвести несколько установок для сжижения угля, чтобы обеспечить себя горючим в отсутствие импорта нефти. Комментатор говорил, что технология была изобретена в 1913 году немецким химиком и лауреатом Нобелевской премии Фридрихом Бергиусом и в тридцатые годы применялась для получения из угля синтетического бензина. Этот способ себя опорочил, поскольку горючее, произведённое таким образом, привело в движение главным образом военную машину Гитлера.

– Юлиан, – крикнула Доротея, – нельзя ли сделать чуть потише?

Послышалось недовольное:

– Сейчас.

Звук стал чуть тише. Разговор, всё ещё хорошо различимый, перешёл на запланированное расширение тепловых сетей. Строительство квартальных ТЭЦ, то есть маленьких электростанций, отвод тепла от которых можно использовать для отопления окружающих жилых домов города, будет поощряться налоговыми льготами.

От чего их семье здесь, на отшибе, не будет никакого проку.

– Вопрос в том, – сказала Доротея, – что нам конкретно делать. Что, мне закрыть магазин?

Вернер молчал, продолжая пялиться в эту бумагу.

Доротея судорожно втянула воздух и обхватила себя за плечи, стараясь согреться. Даже выговорить эту мысль было почти больно.

– Я не хочу. Я не хочу этого.

– Это низость, – сказал Вернер надтреснутым голосом. – Такие большие фирмы, и грозят человеку процессом, который его в любом случае угробит одними затратами на адвокатов. Сами-то они оплатят это из своих почтовых расходов. – Он горько рассмеялся. – Вот тебе и равенство перед законом.

Доротее казалось, что ещё чуть-чуть – и её начнёт трясти.

– Я тут совершенно бессильна, – прошептала она.

Наконец он оставил в покое это дурацкое письмо, подошёл к ней и обнял. Наконец-то. Пусть сам он так же бессилен, как она. Всё равно.

– Первым делом проконсультируемся. Я позвоню Фолькеру, он, я думаю, знает какого-нибудь хорошего адвоката. Который хотя бы не выставит нам астрономический счёт. – Он гладил её по спине. – А я… я посмотрю, как нам получше распорядиться деньгами.

Доротее хотелось отдаться только его рукам и объятиям, но мысли то и дело возвращались к его последней фразе. Что он хотел этим сказать?

Она начала понимать это вечером следующего дня, когда Вернер снова притащил этого крючконосого консультанта по капиталовложениям, Крана. На сей раз Кран принёс толстую папку с бумагами.

– И ты, и ты – вы оба наверняка следите за новостями, верно? – начал он. Доротея с раздражением отметила, что он без спросу перешёл с ней на «ты». – Теперь и до нашего правительства дошло, что мало иметь одни электростанции. Они могут привести в движение только поезда и разве что троллейбусы, на этом и конец списку. Для всего остального нужно горючее. Сейчас и до людей наконец дойдёт. Пока что им непонятно, – продолжал он, опять возводя вверх свой сухой указательный палец, – но скоро станет понятно, что наш добрый старый бензин не так-то легко заменить. Собственно, вообще нечем его заменить.

Доротея поставила на журнальный столик блюдо с бутербродами. Вернер позвонил и предупредил её о приезде в самый последний момент, так что она успела приготовить только это.

– Но сейчас так много говорят про водород, – вставила она. – Что якобы это – горючее будущего.

Юлиан, перед тем как лечь спать, прочитал ей об этом целый доклад. Должно быть, эта тема обсуждалась даже в школе.

Кран с тонкой улыбкой отрицательно покачал головой.

– Надо ясно представлять себе, какая это невероятная субстанция – нефть. Каждый её литр содержит огромное количество энергии. Её легко транспортировать – можно перекачивать её по простым трубопроводам, на тысячи километров, если надо; её можно перевозить в цистернах, на танкерах или на грузовиках; можно транспортировать её даже на самолётах, которые заправляют в воздухе другие самолёты. Нефть легко хранить при нормальном давлении воздуха и при комнатной температуре, в непритязательных металлических резервуарах, и ей ничего не сделается, она не портится, не испаряется. С ней фантастически просто обходиться. Да, это горючее вещество, она огнеопасна, но в этом и состоит её смысл. – Он растопырил пальцы. – Ничего этого, мои дорогие, нельзя сказать про водород. Или про какую-то другую субстанцию, известную нам. Ничто не может соперничать с нефтью по части плотности энергии, удобства обращения, транспортабельности и пригодности к хранению. И до сих пор она была к тому же дешёвой и общедоступной. – Он помотал головой. – Уж мы пожили с ней неплохо, верно? И даже не замечали этого. Подумать только.

Доротее совсем не нравилось, что этот пошлый и бестактный человек называет её «моя дорогая». И опять этот менторский указательный палец!

– Братья Райт, – между тем продолжал разглагольствовать он, – осуществили первый моторный полёт не потому, что уж настолько больше других разбирались в аэродинамике. По профессии они были веломеханики, так? Им это удалось, потому в их распоряжении был бензиновый мотор, достаточно сильный и вместе с тем достаточно лёгкий. Этот пункт упускают из виду, когда говорят о транспорте. Постоянно имеют в виду автомобили – а как быть с самолётами?

– Точно, – сказал Вернер, явно находясь под впечатлением от его речи. – Об этом совсем не говорят.

Кран заглатывал очередной бутерброд с лососем.

– Все авиакомпании сегодня пребывают в состоянии пике, – возвестил он с набитым ртом. – Они ещё до Рас-Тануры боролись за жизнь, а теперь просто истекают кровью. Раньше расходы на керосин составляли четверть всех расходов предприятия, а теперь их доля уже по ту сторону добра и зла. И это – пока ещё есть топливо из резервов. Как только оно перестанет оттуда поступать, то всё, спокойной ночи. – Последовал бутерброд с салями. – Это смертельный штопор. Цены полётов растут, число пассажиров падает. Как только обычные граждане не смогут позволить себе летать хотя бы раз в год, в отпуск, в туристическую поездку, то все основы этой лавочки будут подорваны. Авиаотрасль требует большого вала, всё построено в расчёте именно на это – аэропорты, самолёты, терминалы, сами расписания полётов. На одних только пассажирах бизнес-класса такой флот не удержится. Ибо цены на билеты, какими бы высокими они ни были, всё равно дисконтные. Авиакомпании не получают прибыли, и долго им не продержаться. Сейчас они поглощают резервы, отодвигают на потом необходимые инвестиции – что опять же плохо сказывается на авиапромышленности – и так далее. Смертельный штопор. В итоге останется лишь несколько частных самолётов для богатых, но для них потом не будет и аэропортов с обычным на сегодняшний день стандартом. Всё откатится назад, к насыпным взлётным площадкам.

Вернер казался потрясённым.

– Значит, в принципе всё сводится к горючему, – сказал он и посмотрел на жену. – Должен признаться, я об этом никогда не думал.

Доротея откинулась на диванные подушки и скрестила на груди руки.

– Ну и что делать? Вот нефть кончается, это факт. И бензин, и керосин, и так далее.

Кран с победной улыбкой наклонился к своей папке и вынул из неё большой проспект.

– А теперь наступает время термальной деполимеризации, – возвестил он тоном директора цирка, объявляющего аттракцион аттракционов. – Известной как ТДП.

Он торжественно развернул проспект и расстелил его на столе. Там были цветные диаграммы, проясняющие сложный химический процесс, фотографии зданий в промышленном районе, блестящих машин и, в конце концов, трубы, из которой текла тягучая чёрная масса: по виду нефть.

– Основополагающая идея – подражание тому, что делает природа, – объяснил Кран. – Другими словами: делать нефть самим. При этом процесс, конечно, должен идти чуть-чуть быстрее, поскольку миллионов лет у нас в запасе нет. Но не правда ли, ведь сегодня чего только не производят искусственно? Например, бриллианты. Природе требуются тысячи лет и гигантское давление, – а мы строим машину, и она за пару минут сжимает кусок угля в фианит. Итак, почему бы нам не создавать и нефть?

– Где это? – спросил Вернер.

– Снимки сделаны на фабрике в Канаде, где был разработан метод. ТДП одним ударом убивает двух мух, поскольку превращает в нефть отходы. Единственное условие, чтобы эти отходы базировались на углероде, в большинстве случаев так и бывает. – Он постучал пальцем по цветному листу. – Они умеют перегонять нефть из старых шин, из пластиковых бутылок, старых компьютеров, садовых отходов, макулатуры, больничных отбросов, шлама нефтеперегонных заводов и так далее; конкретно этот завод стоит рядом с фабрикой, перерабатывающей индеек в шницели, и использует её отходы.

– И это реально? – удивилась Доротея.

Кран осклабился, глядя на неё.

– Нефть – не волшебное вещество. Это комплексная смесь из углеводородов, вот и всё. – Он снова постучал пальцем по снимкам. – Если бы я свалился в эту машину, из меня бы получилось в итоге двадцать литров нефти, немного газа, три кило минеральных веществ и шестьдесят литров дистиллированной воды.

Доротея на секунду представила себе эту картину, и ей невольно пришлось подавить улыбку.

Кран порылся в своей папке и достал – с некоторым вроде бы колебанием – несколько документов, простых распечаток, скрепленных в одном углу.

– Итак, а теперь настоящая дружеская услуга. В Бадишене сейчас как раз проектируется такая установка, только больше, современнее, мощнее. Переработка отходов и производство синтетической нефти в одном – это будет пилотный проект для целого ряда других установок, которые запланированы по всей Германии. – Он передал бумаги Вернеру. – Финансировать всё это будет закрытый инвестиционный фонд, в котором я вам, если вы быстро решитесь, ещё смогу устроить долевое участие.

Вернер хмыкнул и полистал страницы, испещрённые цифрами.

– Я и сам вложил туда деньги, – добавил Кран. – Логично. Ведь иначе я не мог бы и рекомендовать. Но я уверен, что это будет ходкий товар. Это принесёт такую прибыль, что у нас голова пойдёт кругом. – Он засмеялся. – А самое лучшее то, что владельцы акций будут получать котельное топливо по специальным ценам, как только устройство заработает. Это пойдёт по статье расходов на собственные нужды, и стоить будет только налоговая составляющая.

Доротея глянула на Вернера, увидела выражение его лица и только и смогла подумать: «О Боже, нет!»

– Ты должен мне ещё раз объяснить, как оформляется ипотека на дом, – сказал Вернер, обращаясь к Крану.

Ночью, в два часа, натянув одеяло до подбородка и устав от долгих разговоров, Доротея наконец сдалась. На её вновь и вновь приводимый аргумент, что Кран-де подозрительный тип и совсем не симпатичен ей, Вернер отвечал только, что ей же не выходить за него замуж. А не могли бы они, если уж они берут дополнительный кредит, на эти деньги просто встроить новое отопление? Которое, например, работало бы на топливных таблетках из древесины, – их сейчас усиленно рекламируют. Или просто работало бы на разном топливе…

– Ты думаешь, дерево, или что уж там ещё, так и останется дешёвым, когда кончится нефть? – возразил Вернер. – Нет, это не решение. Вот установки ТДП – да, это наш шанс присоединиться к чему-то большому! Пусть даже расчёты прибыли в проспекте наполовину преувеличены, всё равно нам достанется хороший кусок, Доро, и я бы избавился наконец от этой вечной тревоги из-за денег раз и навсегда!

Она вздохнула.

– Ну ладно, как знаешь.

По Bare Hands Creek пошли слухи. Ребекка, дочь преподобного, беременна. Никто не знал, кто отец ребёнка; девушка его не выдавала.

Маркус не обращал внимания на эти сплетни. Его это не касалось, кроме того, у него были другие планы. От Абигейль он узнал, что на конец апреля запланировано что-то вроде экспедиции на двух грузовиках вниз, в Yellow Pine, а то и дальше, смотря по обстоятельствам. Целью было разузнать, как и чем торгуют в остальном мире, чтобы как-то выйти на медикаменты, если они ещё производятся, или на запчасти.

Маркус хотел попасть в эту поездку. Только не знал, как. Но время на это ещё оставалось.

Однажды вечером Брюс подкараулил его на улице, взял за локоть и произнёс:

– Слушай, старина. У меня к тебе вопрос, и я тебя прошу сказать мне правду: это ты отец ребёнка Ребекки?

Маркус выпучил на него глаза.

– Что? Нет.

– Она утверждает другое.

– Что? Это ложь.

Брюс крепче стиснул его локоть.

– Пока что она сказала это одному только Хайнбергу. Он мне этого, конечно, не рассказывал, но я видел, как она от него уходила, а Джеймс после этого расспрашивал меня о тебе, поскольку он знает, что мы часто патрулировали вместе. Об остальном мне было уже нетрудно догадаться.

У Маркуса было такое чувство, что на его шее затягивается удавка.

– У меня с ней ничего не было, ясно? Мы только один раз поговорили, и она пригласила меня на обед в главный дом.

– Только поговорили?

Маркус оглядел Брюса.

– Она… да, она хотела. Я это видел. Набивалась, можно сказать. Но я к ней не притронулся. Она даже дулась на меня за это.

Брюс испытующе посмотрел на него и, видимо, поверил, потому что отпустил наконец.

– Дело в том, что она была малолетка, когда это случилось. Будут неприятности. Я так думаю, Джеймс скажет об этом преподобному сегодня, когда они соберутся после церкви на свой триумвират. И если я сделал правильные выводы из своих наблюдений, тебе светит процесс в деревенском суде.

– В деревенском суде? – переспросил Маркус.

Брюс серьёзно посмотрел на него.

– Если это было изнасилование, мы тут приговариваем к смертной казни.