Текст книги "Выжжено"

Автор книги: Андреас Эшбах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 43 страниц)

Часть вторая

Глава 36

Если ехать по автобану А29 от Ольденбурга на Вильгельмсхафен-Рюстринген, то, свернув на указателе Coldewci, попадёшь к одной из четырёх подземных каверн Северо-Западной компании подземных сооружений, которая хранит здесь 450 тысяч тонн сырой нефти в соляном куполе на глубине в тысячу метров. Она делает это по заданию Союза пополнения запасов нефти – корпорации, которая размещается в великолепном здании на гамбургском Юнгфернштиге и отвечает за то, чтобы по предписанию закона постоянно иметь в запасе резерв автомобильного бензина, среднего дистиллята и тяжёлого котельного топлива самое меньшее на девяносто дней. Эти запасы составляют для Германии более чем 23 миллиона тонн, хранилища их рассредоточены по стране, но по техническим причинам примерно половина этого количества приходится на подземные сооружения Вильгельмсхафен-Рюстринген, Бремен-Лезум, Хайде и Зотторф у Гамбурга. Все нефтяные компании обязаны участвовать в пополнении этой системы, которая финансируется дополнительными сборами в размере 0,005 цента за литр.

Сооружения почти не видны. Со стороны это просто большой амбар, вблизи становятся заметны трубы, загрузочные штуцеры, манометры, регуляторы и распределители, всё это зачастую в зарослях бурьяна, что лишь способствует желаемой неприметности.

Местность обнесена массивным стальным ограждением, по ночам тут патрулируют охранники с собаками. В ту ночь, когда американские войска заняли Рас-Тануру, Карл Петерсен как раз был на дежурстве. Ему было под пятьдесят, от белокурой шевелюры его юности уже мало чего осталось, живот потерял форму, да и с пищеварением дело обстояло не так хорошо, как прежде. Однако его мускулы, в чём он любил удостовериться, всегда были в лучшем виде.

Он сидел в дежурке и смотрел маленький телевизор на письменном столе. Показывали Саудовскую Аравию. Комментатору больше ничего не приходило в голову; если он не повторял то, что уже сказал десять минут назад, то просто описывал то, что и так было видно. Вот уже больше часа шло одно и то же: нефтехранилище.

Снаружи послышался лай собак – и дверь раскрылась. Вошёл его коллега Хайнер Штеффенс, вернувшийся с обхода. Хайнер был на десять лет моложе, всё лицо у него было в шрамах, и он любил делать таинственные намёки на свою бурную прежнюю жизнь. Которая, без сомнения, не могла быть такой уж авантюрной, иначе его не взяли бы сюда на работу.

– Ну что? – спросил он.

Петерсен пожал плечами.

– Всё продолжают искать. Но, похоже, все резервуары пустые.

– Чёрт! – воскликнул Хайнер. – Ну, сейчас будут дела!

Дела не заставили себя ждать. Враз залаяли собаки. Петерсен различил глухой рокот, который становился всё громче, и понял, что слышит его уже довольно давно. По дежурке метнулся свет фар, осветив настенные часы, календарь и телефон. И тут же под окном остановился бронетранспортёр, а Карл Петерсен прочитал надпись: «Федеральная пограничная охрана».

– Полицейская охрана стратегических запасов нефти – это лишь предупредительная мера, – объяснил пресс-секретарь федерального правительства и спокойно улыбнулся. – Во избежание панических реакций. Для которых, хотелось бы добавить, нет никаких оснований.

«Нет оснований для паники», – пометили у себя неопытные журналисты. Стреляные же воробьи грызли свои авторучки и прикидывали, насколько плохо обстоят дела на самом деле, если пресс-секретарь так настойчиво это подчёркивает.

– К вашему сведению, – продолжал секретарь, которого недавно одна бульварная газета назвала в десятке мужчин Германии, одевающихся лучше всех, – приведу несколько статистических данных. В Германии нефть практически не играет роли в электроснабжении; её доля не занимает и трети процента. Основным энергоносителем как был, так и остаётся каменный и бурый уголь, частично также атомная энергия, затем газ, вода и прочее, энергия ветра, например.

Репортёр, сидевший в первом ряду и явно принадлежавший к числу тех, к чьим репликам пресс-секретарь прислушивался, обратил внимание на то, что речь идёт не только о производстве электричества. Гораздо более критическая ситуация с транспортом; кроме того, зима на носу: чем будет отапливаться немецкое население в ближайшие месяцы?

– Здесь дело обстоит так, – пояснил пресс-секретарь, – Германия и без того почти не закупала нефть в Саудовской Аравии. Большая часть нефти, используемой в стране, добыта в Северном море, а также в России или странах СНГ. Если мы и покупаем нефть в Персидском заливе, то лишь в Кувейте.

Можно ли говорить о нефтяном кризисе? – спросил другой журналист.

– Нефтяной кризис? Если вы так хотите, да. Но, как я уже сказал, идут консультации на высшем уровне, чтобы проблемы, возникшие из-за ситуации в Персидском заливе, были урегулированы как можно скорее. Энергетические концерны заверили нас, что располагают достаточными резервами, которые быстро будут мобилизованы. – Он сплёл пальцы с ухоженными ногтями. – Кризис, дорогие дамы и господа, всегда даёт и шанс. Недаром у китайцев для «кризиса» и «шанса» используется один и тот же иероглиф. Полистайте исторические книги, полистайте собственные архивы: первый нефтяной кризис в октябре 1973 года был устранён за несколько месяцев, но и привёл к тому, что были открыты новые ресурсы – например, нефть в Северном море. Были разработаны новые технологии, сознание людей в корне изменилось. Тогда мы научились бережнее обращаться с энергией. Я думаю, мы сможем извлечь уроки и из этого кризиса, и извлечём.

На следующий день цена за литр бензина «супер» впервые превысила два евро.

Пока Совет Безопасности ООН заседал в попытке найти решение для Саудовской Аравии, брошенной на произвол судьбы её правящей кастой, туда уже массовым порядком слетались американские специалисты по нефти. Их задачей было обследовать саудовские источники нефти и активировать неиспользованные резервы.

Не прошло и суток, как первый такого рода конвой, двигавшийся к источникам нефти Сафании и сопровождаемый солдатами, взлетел на воздух. Американское военное руководство в Саудовской Аравии расставило блокпосты, но, несмотря на это, каждую ночь в каждом городе доходило до вооружённых столкновений. Были проповедники, которые призывали к тому, чтобы взорвать нефтепроводы и окончательно поставить экономику Запада на колени. Другие проповедники требовали укоротить на голову тех, кто одобрял такие удары по бесценному достоянию саудовского народа. Была предотвращена попытка взорвать в горах Арама насосную станцию, снабжавшую нефтепровод Восток–Запад от Абкайка до порта Янбу. Однако радоваться было рано. Каждый день миллион баррелей сверхлёгкой сырой нефти пропускал через себя этот нефтепровод, длиной больше тысячи километров, а ведь даже там, где он проходил под землёй, заглубление было не больше метра. Чтобы саботировать его, хватило бы одной лопаты и одной аккумуляторной дрели, а также одного верблюда, чтобы транспортировать то и другое.

Несмотря на всё это, специалисты довольно быстро составили себе представление о ситуации. Поле Равар вышло из строя почти целиком – об этом было уже известно от некоторых руководящих лиц «ARAMCO», посвященных в дело и готовых к сотрудничеству. Но и поле Абкайк неожиданно показало сильное понижение продуктивности. Открытое в 1940 году одно из самых старых нефтяных полей Саудовской Аравии, Абкайк, несмотря ни на что, до сих пор было одной из самых надёжных рабочих лошадок «ARAMCO», одно из шести больших полей, дававших 90 процентов саудовской нефти.

– Современные техники добычи, – объяснил по телевизору очередной знаток, – затратны, экологически вредны и являются всего лишь соломинкой. Знаете, как это бывает? Вы втыкаете соломинку в банку с напитком и сосёте, и всё вам кажется ОК – и вдруг всё разом кончается. Точно так же и с нефтяными полями. Чем больше техники вы привлечёте, тем более резким будет в конце обрыв нормы добычи.

Ни один канал больше не придерживался объявленной программы. Всюду шли «круглые столы», и обсуждались темы, которые сводились к одному: ложная тревога или гибель цивилизации?

– А какой стоял крик в ожидании паралича всех компьютеров в 2000 году! – забавлялся круглолицый публицист, известный своим несокрушимым оптимизмом. – И что вышло? Ровным счётом ничего.

– Потому что вняли предостережениям и подготовились! – возражала ему хрупкая женщина с пышными волнистыми волосами, проявляя резкость, какой от неё никак нельзя было ожидать. Она была руководителем объединения, которое уже несколько лет занималось темой «Peak Oil». – Причём сравнение с проблемой Y2K хромает. Ибо даже в худшем случае – то есть если бы действительно все компьютеры вышли из строя, – это отбросило бы нас самое большее в 1965 год. А вот без нефти, уважаемый господин, человечество катапультирует прямиком в XVIII век! Со всем своим перенаселением и с той разницей, что тогда ему ещёпредстояло открыть нефть, а теперь уженет. То, что мы сейчас переживаем, и есть та жёсткая посадка, которой мы боялись. Это удар, от которого мы не оправимся.

Круглолицый непоколебимо улыбался.

– Моя дорогая, вы, как всегда, преувеличиваете. Ну, потеряем мы процентов шесть нефти. Если у вас в кошельке сто евро и вы потеряете шесть из них, вы же не впадёте из-за этого в панику?

Женщина покорно сложила ладони.

– Вот всегда одно и то же. «Титаник» идёт ко дну, а оркестр продолжает играть, – сказала она. – Только спасательных шлюпок на сей раз вообще нет.

Железная дорога Германии обнародовала данные о рекордном количестве пассажиров.

Почта Германии объявила о повышении тарифов. Один её представитель к тому же поставил под вопрос ежедневные отправки в сельские районы; ввиду растущих транспортных расходов в обозримом времени почта больше не сможет позволить себе такое.

Цена за литр бензина «супер» достигла трёх евро.

Глава 37

Французские рыбаки первыми подняли голос против высоких цен на бензин.

– Против чего они будут протестовать в следующий раз? – прокомментировал это, как поговаривали, высокопоставленный член правительства. – Против плохой погоды? Или против силы тяготения?

Однако протесты быстро ширились: к ним примкнули самостоятельные мелкие перевозчики, у которых растущая стоимость бензина поедала и без того небольшую прибыль; вскоре после этого забастовали люди, чьи профессии были связаны с разъездами. В декабре протестующие вышли на улицы и в других странах Европы. Их требованием было вообще убрать налог на нефть.

Вскоре во всех партиях нашлись политики, сделавшие это требование своим. Причём им было совсем неважно, чтоб налог на нефть был тут же отменён. Главное, чтоб они могли выдвинуть это требование, пока длится нефтяной кризис.

Некоторые специалисты по экономике предостерегали от этого, предвидя, что это ничего не даст, однако их голоса потонули в общем хоре. Правительства поддались давлению и отменили прежние постановления. Поскольку налог на бензин почти всюду составлял больше одного евро за литр, цены на заправках немедленно опустились на эту величину, а то и больше: кое-где снова впереди установилась единица, оптический сигнал, обеспечивший такой наплыв клиентов, что заправки не могли управиться с ним.

Цены повсюду росли, сильнее всего в супермаркетах. Рождественские продажи, предсказывали торговцы, пройдут в этом году так плохо, как не было уже давно.

– Сейчас все шишки валятся на биржи, – сказала темноволосая ведущая, которая обычно интервьюировала своих гостей в спокойном, сосредоточенном уединении и уделяла на это по целому часу эфирного времени. – Говорят, что это казино мировой экономики, что во всём виноват неолиберализм и так далее. Так ли это? Отвечают ли сырьевые биржи за цены, которые мы видим сейчас на заправках?

Её гостем был профессор экономики, руководитель института экономических исследований. Он носил ухоженную бородку, а его небесно-голубые глаза насмешливо блестели, когда он говорил.

– Это так, причём уже много лет. Цены на сырую нефть фиксируются на трех биржах: Nymex в Нью-Йорке, SGX в Сингапуре и IPE – International Petroleum Exchange в Лондоне.

– Один депутат предложил поставить сырьевые биржи под контроль государства и назначать цены на сырьё.

Профессор снисходительно улыбнулся.

– Этот депутат явно пребывает в блаженном неведении об экономических взаимосвязях. Разумеется, все биржи с незапамятных времён подлежат государственному контролю; стыдно не знать этого. Однако назначать цены – ну, это плановое хозяйство, а мы ведь уже знаем, куда это ведёт.

– Может, биржи избыточно реагируют?

– Это смотря кого вы спросите. Можно с некоторым правом на объективность придерживаться той точки зрения, что выторгованная на бирже цена всегда правильна. – У него были узкие ухоженные руки, которыми он в разговоре мягко жестикулировал. – Видите ли, когда чего-то мало, никому не будет проку от того, что на товар назначат низкую цену. Товара от этого не прибавится.

– Но ведь и от высоких цен его не прибавится.

– Разумеется, нет, но высокие цены обеспечат то, что дефицитный товар получат те, кто больше всего его ценит.

– Или те, кто может себе его позволить, – ввернула ведущая.

Её гость неохотно кивнул.

– Действительно, ситуация у нас такая, что впервые с тех пор, как добывается нефть, на неё образуется реальная рыночная цена. На заре нефтяной экономики «Standard Oil Corporation» Джона Д. Рокфеллера действовала как монополист и назначала цены по своему усмотрению – то есть как можно выше. Эту монополию в начале XX века худо-бедно разбили, однако выделившимся из неё фирмам часто и, видимо, временами не без основания пеняли, что они образуют картель. В последние десятилетия цену на нефть фактическиустанавливали саудовцы, подгоняя свою нефтедобычу под потребность. Теперь они больше не могут этого делать. Все прочие производители нефти уже много лет добывают столько, сколько их нефтяные поля способны выдать. Другими словами, в настоящий момент на рынке просто есть определённое количество нефти, и желающие её купить должны за неё драться. На рынке же это делают не кулаками, а предложением цены – более высокой, чем дают другие. Впервые за свою историю цена на нефть действительно определяется спросом и предложением, а поскольку предложение как раз ниже, чем спрос, цена взлетает на очень-очень высокий уровень.

– И разве не следует в таком случае искать пути повышения предложения?

– Высокая цена, естественно, подстегнёт эти поиски. Однако вы должны понимать, что это легко сказать, но не так просто сделать. Месторождение нефти при его использовании следует осторожно разрабатывать в течение десятилетий, чтобы не нарушить в нём равновесие нефти, газа и воды, а то и вовсе не сгубить его. Но и на этом, более длинном пути встречается много узких мест. Пропускная способность нефтепровода ограничивает поток нефти, ёмкости хранилищ тоже конечны, число танкеров, которые могут за сутки пройти через Суэцкий канал, тоже конечно, не хватает и мощностей нефтеперерабатывающих заводов.

Ведущая помахивала карточкой с логотипом канала.

– В США за последние тридцать лет не было построено ни одного нового нефтеперегонного завода. Почему? Ведь растущая потребность была очевидна. Может, нефтяники не хотели идти на расходы, уже зная, что близится конец нефти?

Эта реплика сбила учёного с его концепции.

– Разумеется, концерны никому не позволят заглянуть в их карты… Такой нефтеперегонный завод, конечно, требует огромных инвестиций…

– Предстоит ли нам конец нефти? В какой степени она уже отрезанный ломоть?

Профессор помедлил с ответом.

– В будущем, возможно, нам придётся жить с сокращением производства нефти, да.

– Сокращение – как это выглядит в цифрах?

– Между полутора и тремя процентами в год.

Интервью показывали по телеканалу «Культура», который мало кто смотрел. Тем не менее это высказывание на другой день было напечатано во всех газетах.

Стало отключаться электричество, поскольку многие, ввиду дороговизны котельного топлива, начали использовать электрообогреватели. Строительные рынки бойко торговали ими. Электроснабжающие фирмы рассылали предостерегающие письма с просьбой не перегружать электросети. После того, как эти письма не возымели действия, они решили поменять в домах предохранительные устройства, чтобы ограничить потребление электричества в домашнем хозяйстве. Новость моментально разнеслась по Интернету, и техникам не открывали дверь.

Зато, как только падала температура, на улицах отключалось освещение.

В сельской местности крали дрова из лесов, из складов и сараев, началась настоящая эпидемия. Как выяснилось, воровали не безработные и не те, кто сидел на социальной помощи, – эти-то жили в основном в стандартных квартирах с центральным отоплением, – а добропорядочные граждане среднего достатка, с каминами в собственных домах.

Первого декабря Вернер приехал домой, очевидно встревоженный. Хуже всего было то, что он пытался делать вид, будто ничего не случилось. Это был недобрый знак.

– Столько договоров купли-продажи приостановлено. Начальство заморозило наш проект развития, – сказал он, когда Доротея стала допытываться, что произошло.

– И что тебя на самом делебеспокоит?

Он смотрел в пол, кусал губу, сам того не замечая, разглядывал углы и ящики кухонных шкафов, будто видел их впервые, и в конце концов сказал:

– Они отменили бесплатную заправку. Считается, что из-за злоупотреблений.

– О!

Его прорвало настоящим экзистенциальным страхом.

– Доро, тебе хотя бы ясно, что я каждый день проезжаю сто километров туда и назад? По ценам это примерно тридцать евро – и это только для того, чтобы добраться на работу. В неделю сто пятьдесят. В месяц больше шестисот, на один бензин!

Доротея сглотнула.

– За столько мы снимали нашу старую квартиру.

Другой телевизионный канал, другой профессор, на сей раз математик.

– Люди не понимают, что это значит: ежегодное сокращение нефтедобычи на полтора-три процента, – заявил он и вызвал на экране у себя за спиной диаграмму с двумя стремительно падающими кривыми. – А это будет означать, что через десять лет в нашем распоряжении останется на 30–60 процентов меньше нефти, чем сегодня, а через пятнадцать лет – на 45–90 процентов меньше!

– Девяносто? – переспросил ведущий, изящный молодой человек, который до сих пор сводил в своих передачах людей, тоскующих по любви.

– Девяносто, да, – подтвердил математик. – А через двадцать лет…

– Это значит, нам останется только десять процентов?

Профессор окинул его взором, словно взвешивая, не приговорить ли его к штрафным работам за такую непонятливость.

– Десять процентов, – подтвердил он наконец. – Именно так. Конец нефтяной эры в ясных, голых цифрах.

Ведущий улыбнулся своей юношеской улыбкой, от которой обычно таяли его поклонницы всех возрастов.

– Хорошее выражение, – сказал он. – Жаль, что не моё.

Глава 38

После шока от Рас-Тануры Маркус несколько дней провалялся в горячке на диване в гостиной Таггарда. Он спал, просыпался, пил холодный чай, который ему давали, снова засыпал. «Вы перенапряглись», – сказали ему. «Да, – подумал он, – это правда».

В какие-то моменты он не помнил, кто этот костлявый человек, что наливал ему чаю и клал на лоб холодные компрессы, потом он узнавал в нём Чарльза Таггарда и спрашивал себя, почему этот бывший агент ЦРУ за ним ухаживает.

Всё было так, будто однажды он уже пережил это. Снова постель, в которой он бредил. Снова окно, за которым росло дерево. Оно стояло белое, всё в снегу. Вообще снаружи было всё белым-бело. Белое, лишённое контуров небо.

Снова сон, снова кто-то говорил ему:

– Вот. Примите. – Таблетки. Он принимал их, запивал водой.

Одна из девушек на постерах была узкоглазая, и это вызывало в нём мечты об Эми-Ли, да такие интенсивные, что временами он был уверен, что она где-то здесь. Однажды он обыскал вокруг себя всё с твёрдым чувством, что где-то здесь лежит весточка от неё – письмо или записка! Но ничего не нашёл.

В какой-то момент он очнулся оттого, что Таггард кому-то сказал:

– У меня тоже закончился мазут. Надо переходить на дрова.

– Сейчас я покажу вам, как это сделать, – послышался другой, ворчливый голос. – Вот только инструменты принесу.

Позднее он слышал через открытую дверь, как они возятся с котлом. И тот, другой мужчина спрашивал:

– И что вы собираетесь делать с этим лишним ртом?

В этой фразе прозвучал опасный, злобный тон, и у Маркуса забилось сердце, когда он понял, чтотот имел в виду.

– Он мой гость, – ответил Таггард. – И я мечтаю, чтобы он уже начал наконец есть.

Вечером предположительно седьмого дня Маркус поблагодарил Таггарда за кров и уход и пообещал ему, что уедет как только сможет.

– Это будет не так скоро, – сказал Таггард. – У вас ведь почти пустой бак. Горючего не хватит даже в гараж въехать. Придётся нам её толкать. Ещё бы пара миль – и вы бы застряли посреди пустого леса.

Маркус моргал своими горячими, тяжёлыми веками.

– А что, здесь негде заправиться?

Этот человек с запавшими глазами и реденькой бородкой с сожалением покачал головой.

– Похоже, вы уже больше нигде не заправитесь.

На следующее утро Маркус проснулся оттого, что снаружи кто-то рубил дрова. Он сел в постели и посмотрел в окно. Таггард, конечно, хоть с первого взгляда и трудно было узнать его в стёганой куртке и меховой шапке.

Топором он орудовал неумело, однако от каждого удара разлетались поленья, которые он время от времени собирал в плетёный короб, выпуская изо рта белые облачка пара.

Та часть посёлка, которая была видна из окна, тонула в снегу: маленькие деревянные дома в окружении могучих деревьев казались совсем прижатыми к земле. Маркус усомнился, можно ли вообще заметить этот посёлок с воздуха.

Потом он поднял взгляд и посмотрел на горы. То были гиганты, покрытые заснеженными, бесконечными лесами, зрелище стихийной силы. Маркус отчётливо, как никогда, почувствовал себя на другой планете.

– Почему здесь? – спросил он, когда дверь открылась и вошёл Таггард, а вместе с ним ворвались клубы холода. – Почему именно Bare Hands Creek?

Таггард броском повесил шапку на крючок и высвободился из куртки.

– Кажется, вам уже лучше, – утвердительно сказал он.

Верно. Только теперь Маркус осознал, как хорошо он себя чувствовал.

– Похоже на то, – признал он.

– Я так и думал. Сегодня ночью вы уже дышали по-другому, не так, как раньше. – Таггард шагнул в сапогах к кухонной нише и налил себе кофе из термоса. – Хотите?

– Если есть, – кивнул Маркус.

– Есть. – Таггард достал из шкафа вторую чашку. – Пока, по крайней мере.

Кофе был великолепный, чистейший эликсир жизни. Маркус почувствовал, что может выйти хоть сейчас и вырывать деревья с корнем.

– Bare Hands Creek, – повторил Таггард, усаживаясь в кресло. – Да. Конечно, не случайное название. Деревня была основана, ну, лет сорок назад, людьми, которые решили пережить гибель цивилизации. Когда мне стало ясно, что нам предстоит именно это, я обосновался здесь. К сожалению, всего лишь несколько недель назад. – Он указал вокруг. – Вы же видите, ещё ничего не готово.

Маркус охватил чашку ладонями, согревая их.

– Гибель цивилизации? – осторожно спросил он. – А это не преувеличено… слегка?

– Да, я тоже так думал. Но потом… – Он помолчал. – Нет, я должен вам рассказать историю с самого начала. – Он встал, прошёл в кухню и взял что-то из ящика, овсяное печенье или что-то вроде того. – Хотите тоже? Оно, правда, не совсем свежее, но это, может статься, последний кусочек пирога.

Маркус кивнул.

– Спасибо, хочу.

– Итак, предысторией явилось то, что я после нескольких… скажем так, ударов судьбы снова начал ходить в церковь. Как это часто бывает. Церковь того прихода в Вашингтоне, где я жил, иногда устраивала лекции, и однажды я пришёл на одну такую лекцию – доклад преподобного Смолла, основателя Bare Hands Creek. – Он вернулся, поставил перед ним тарелочку с двумя бледными печеньицами. – И то, что он говорил, я счёл тогда большим преувеличением. Но, приехав вскоре после этого в Саудовскую Аравию, я, так сказать, взглянул на всё другими глазами. Я обратил внимание на вещи, которых без этого доклада не заметил бы. А так я постепенно понял, на каких глиняных ногах стоит наша энергетическая монокультура. Я начал размышлять. Задавать себе вопросы.

Маркус взял одно печенье. Оно было чёрствое, но он всё равно его грыз.

– Вопросы, – повторил он, жуя. – Какие, например?

Таггард снова опустился в кресло и взял свою чашку кофе.

– Видите ли, Маркус, вы знаете, как живут люди в этой стране. Поезжайте в любой городишко. Что вы там найдёте? Главную улицу в несколько домов, обычно с парикмахерской, магазинчиком-закусочной, лавкой «секонд хенд», пиццерией и китайской забегаловкой. И вдоль всей улицы – парковки. Вы увидите, как люди выходят из машин или садятся в машины, но вряд ли увидите человека, который пройдёт пешком больше десяти метров. Дома, в которых живут местные жители, находятся на отшибе, и без машины до них не добраться. В больших городах ещё хуже. Большинство городов внутри почти мёртвые. Население живёт в огромных предместьях из однотипных дешёвых домов, которые распространились по стране как плесень. А теперь подумайте, как всё это должно функционировать, если дешёвой нефти больше нет. В предместье без машины вы пропали; каждому члену семьи необходимо собственное транспортное средство. Многие из этих людей в долгах, без работы или перебиваются на низкооплачиваемой работе, до которой им приходится каждый день добираться за тридцать, пятьдесят, сто миль. Что им делать, если бензин по-настоящему подорожает? И вот ещё о чём подумайте: даже для того, чтобы купить продукты, они должны проехать миль тридцать-пятьдесят. Как это делать, если бензин станет не по карману? Что тогда? Многие попытаются переехать в город – но куда? Старые жилые дома уже обветшали, построить новые – необходимо время и деньги, которых не будет, и, разумеется, горючее для строительных машин, которого тоже не будет, равно как и асфальта, чтобы вымостить улицы, и других строительных материалов, которые производят из нефти. Но даже если бы эти дома и были, кто сможет их себе позволить? Все свои сбережения люди вложили в пригородные дома, будущие доходы уйдут на выплату кредитов – за те же дома, которые станут просто неликвидными, если кончится дешёвый бензин. Дешёвые супермаркеты, до которых им уже не на чем будет доехать, перестанут быть дешёвыми, а то и вообще прекратят существование. Как тогда снабжать население? Где работать тем, кто там до сих пор работал? Как людям отапливать дома зимой, как охлаждать их летом, если электричество подорожает и станет недоступным, а во многих частях страны отключится вообще? Как дети доберутся до школы? Какие профессии будут ещё открыты для них? Уж только не дизайнер СМИ или PR-менеджер. А на что будут жить нынешние дизайнеры СМИ и PR-менеджеры? Начнут кормиться со своего огорода?

Маркус чувствовал себя просто раздавленным потоком слов Таггарда.

– Похоже, ничего другого им не останется, – сказал он, прикидывая, что и его профессия разработчика программных продуктов тоже будет не особенно востребованной.

– Совершенно верно, – сказал Таггард, – но это не так просто, как кажется. Ведь всё нынешнее поколение выросло в уверенности, что молоко берётся из супермаркета. Что эти люди могут знать о том, как бороться с плесенью, мучнистой росой или тлёй? Где, когда и как сеять? Когда и как собирать урожай? Могут ли они защитить свои растения от птиц и диких животных? Да смогут ли они огородить свой участок руками, привычными только к клавиатуре? И где они возьмут для этого материалы, если ближайший строительный рынок находится в сорока милях? Смогут ли они разводить кур, овец или коров? Знают ли они, что делать, когда корове приспеет телиться?

– А можно ли вообще на участке держать такой крупный скот? – спросил Маркус.

– Да и есть ли у этих людей кусок земли? – ответил вопросом на вопрос Таггард. – Что делать тем, кто живёт на какой-нибудь заброшенной фабрике? Или в социальной квартире? Или в подвале?

Маркус огляделся. Диван, смятые простыни, подушка в худой наволочке.

– У меня и этого нет.

– Вы можете остаться здесь, – сказал Таггард и поднялся. – Вам надо сначала выздороветь, а потом найдётся всё.

Вечером Таггард снова ушёл, «на час-другой», как он сказал. Снаружи уже стемнело, а «темно» в этом медвежьем углу означает: хоть глаз выколи. Надо носить с собой фонарь, чтобы не заблудиться.

Некоторое время Маркус сидел, слушая хруст удалявшихся по снегу шагов своего хозяина и вспоминая то, чему только что был свидетелем: как трудно зажечь фонарь, заправленный растительным маслом. И как тускло горела эта коптилка.

Так вот, значит, в каком будущем он проведёт остаток своей жизни?

Он включил телевизор. По всем каналам шипел лишь белый шум. Он проверил, плотно ли вставлен штекер антенны, но тот сидел надёжно и даже с виду был новым. Чёрт. Не то чтобы ему недоставало взвинченных новостей или уж вовсе рекламных блоков, но хоть что-нибудь увидеть было успокоительно.

Он вскочил, нашёл свою дорожную сумку и вытащил оттуда мобильный телефон. Включить, набрать ПИН-код. Батарея была ещё заряжена на две трети. Ну хоть что-то. Но сколько он ни ждал, как ни подходил к окну, прибор так и не нашёл сети.

Значит, Bare Hands Creek действительно находился на краю света.

Он снова убрал эту бесполезную вещь. А есть ли тут где-нибудь нормальный телефон? В гостиной он не заметил ничего похожего. Взявшись за ручку двери спальни, он замер. Не будет это злоупотреблением доверия? Нет, решил он, не настолько уж это срочно.

Часы показывали десять, когда Таггард вернулся, задумчивый, погружённый в себя. Словно человек, вернувшийся из церкви в осознании своей греховности. Маркус спросил его про телефон.

Таггард потёр лоб и зевнул.

– Был, но я убрал его в гараж. Телефонная сеть умерла. – Он бросил недовольный взгляд на телевизор. – Да и этот ящик тоже можно выкинуть. Если какие-то станции ещё и работают, сюда им не пробиться.

Через два дня Маркус был уже на ногах. После настоящего горячего душа он словно заново на свет родился. Своё постельное бельё, пропитанное потом, он отнёс в гараж, где предполагалось наличие стиральной машины.

Гараж был огромный, его машина в нём почти терялась. Можно было разместить рядом ещё одну-другую…

Ах да. А где, собственно, машина Таггарда?

– Я её продал, – сказал Таггард. – Выменял на инструменты и запасы, так сказать. В деревне почти все отказались от машин; осталось штуки две, они принадлежат общине. На крайний случай.

Упомянутые инструменты занимали маленькую мастерскую, а запасы размещались в шкафах и на полках. Рядами стояли банки консервов – рыбных, мясных, овощных и фруктовых. Мешками – мука, рис, кукуруза, чечевица, сахар, соль, овсяные хлопья и макароны. Канистрами – уксус и вода. Брусками – маргарин. Коробки с сухофруктами, пряностями, кофе. Запасы туалетной бумаги, стирального порошка, пакетов для мусора. И так далее. Очень много. На первый взгляд могло показаться, что этого хватит на всю жизнь целой семье, но это, возможно, был всего лишь годовой запас для одного человека. А для двоих, естественно, этого хватит лишь на полсрока.