Текст книги "След зверя"

Автор книги: Андреа Жапп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Дом инквизиции, Алансон, Перш,
август 1304 года

Совершенная красота молодого человека удивила Артюса. Описывая его Клеману, Аньес не преувеличивала. Подобострастие инквизитора было столь ожидаемым, что при других обстоятельствах оно вызвало бы у графа улыбку.

– Какую честь вы, мсье граф, оказали своим визитом столь жалкому монаху, как я!

– Жалкому монаху? Вы слишком сурово к себе относитесь, мсье.

Никола Флорен вздрогнул, услышав это обращение, которое выводило его на гражданский уровень и лишало религиозной ауры, тем более что формула вежливости, в том виде, в котором произнес ее граф, избавляла Артюса от необходимости воздавать должное Флорену. Никола не сомневался, что это был сознательный выбор.

Всю дорогу Артюс размышлял, как следует вести разговор с инквизитором. Следует ли продвигаться, обдумывая каждый шаг, или лучше сразу взять быка за рога? Но поскольку его снедала тревога и, главное, он не хотел дать понять инквизитору, что хитрит, он выбрал вторую стратегию.

– Не так давно вы сообщили одной из моих знакомых дам о ее времени благодати, не так ли?

– Мадам де Суарси?

В подтверждение этих слов Артюс кивнул головой. Он почувствовал, что инквизитор колеблется. Никола проклинал этого чурбана де Ларне, утверждавшего, что граф Артюс не вступится за женщину. Но в памяти инквизитора всплыл образ человека в грубом капюшоне, его слова и обещания, и он успокоился. Что мог сделать граф, пусть даже друг короля, против такой могущественной силы? Никола ответил елейным голосом:

– Я даже не знал, что дама де Суарси входит в число ваших друзей, мсье.

Артюс подумал, что если бы Аньес – через посредничество Клемана – не развеяла бы его заблуждений относительно Никола Флорена, он, вероятно, поклялся бы в невиновности инквизитора. В конце концов, если бы зло не было столь соблазнительным, оно не имело бы столько приверженцев.

– Но это так.

Артюс сделал вид, что колеблется:

– Я не сомневаюсь, мсье, что вы человек веры…

В ответ Никола моргнул.

– …и к тому же человек проницательный. Причины, по которым мсье де Ларне разгневался на свою сводную сестру, далеки от тех, которые мог бы одобрить человек веры и чести. Они носят личный характер и… как бы это сказать… достойны порицания.

– Да что вы мне такое говорите!

Флорен прикинулся оскорбленным. Заблуждения графа его забавляли.

– Он умолчал вам об этом аспекте и о подлинных причинах своей злобы.

– Разумеется! – согласился Никола, который прекрасно понимал, что Эдом двигали вовсе не рвение и желание защитить чистоту Церкви.

– Одним словом, он только заставит вас терять драгоценное время, – продолжал Артюс. – Но я считаю своим долгом избавить вас от этого. Еще никому не известно о расследовании, начатом против мадам де Суарси. Вы можете прекратить его.

Никола радовался как безумец. Власть… наконец власть! Возможность щелкнуть графа по носу, послать его куда подальше. Возможность быть выше графа. Он изобразил негодование, причем так неумело, что Артюс нисколько не усомнился, что инквизитор просто смеется над ним.

– Мсье… Я не осмеливаюсь даже предположить, что вы предлагаете мне деньги, чтобы… Неужели вы думаете, что я приблизился бы к мадам де Суарси, если бы не был убежден в законности подозрений, которые питает на счет дамы ее сводный брат? Я человек Бога. Я Ему посвящаю свою службу и свою жизнь.

– Сколько?

– Довольно, мсье, я прошу вас уйти и больше никогда не возвращаться. Вы оскорбляете не только меня, вы оскорбляете Церковь. Из уважения к вашему имени я прошу вас: давайте остановимся на этом.

Угроза была слишком очевидной. Артюс не заблуждался. Однако эта угроза не вызывала у него особой тревоги. Его гораздо сильнее беспокоило другое: какая тайная власть покровительствовала Никола Флорену, отчего он чувствовал себя таким неуязвимым, что даже осмелился поставить на место сеньора? Разумеется, не эта марионетка Эд де Ларне.

Артюс вспомнил об интуиции Аньес: ее обвинению содействовало нечто более темное, нечто более грозное.

Когда Артюс пустился в обратный путь в Отон, он уже принял решение.

Если до этого дойдет дело, Никола Флорен умрет. Тайная смерть, похожая на несчастный случай. Говоря по совести, он не считал, что совершит преступление, если раздавит зловредную гадину. В уголках его губ образовалась горькая складка: а затем он повернет свое оружие против врагов Аньес. Он во всеуслышание заявит, что свершился суд Божий. Бог покарал Никола за его безжалостность и несправедливость. В своей бесконечной мудрости и своей восхитительной доброте Господь спас невинность: Аньес. И хотя большинство людей теперь немного сомневались в этих божественных вмешательствах – которые никто никогда не видел во время многочисленных индивидуальных ордалий [101]101
  Ордалия – Божий суд. Физическое испытание (каленым железом, окунанием в ледяную воду или судебным поединком), призванное доказать виновность или невиновность. Обычай Божьего суда возник в XI веке. Не следует путать судебный поединок с поединком чести, который получил распространение в XV веке.


[Закрыть], – никто не отважится ему возразить.

Артюс расслабился. Ожье тряхнул гривой, одобрив смену настроения своего хозяина.

Если до этого дойдет дело, он был готов. Тем не менее он надеялся, что ситуация изменится и ему не придется обагрять свои руки кровью в незаконной борьбе.

Лувр, Париж,
август 1304 года

Свеча отбрасывала тени, бегавшие по мрачным стенам кабинета, заваленного учетными книгами. Об уюте мсье де Ногаре имел весьма суровое представление. От холода и сырости посетителей кабинета защищали ковры. Точнее, только один, который лежал на широких каменных плитах за рабочим столом. Франческо де Леоне корил себя за то, что не подумал об этом раньше. Он беспрерывно вел поиски, пользуясь отсутствием советника короля, но не находил того, что его интересовало. Однако вчера вечером, когда он ложился спать после весьма скудного ужина, который принес ему Джотто Капелла, в его памяти всплыла свора собак с взмыленными от бега боками, с широко открытыми пастями – собак, вытканных красными шерстяными нитями на синем фоне.

Он приподнял ковер и увидел небольшую металлическую панель, вделанную в камень. Сундук закрывался на висячий замок. Леоне внимательно осмотрел этот замок. Ему довелось отпереть столько потайных дверей, столько тайников, которые их владельцы считали надежно спрятанными, что этот механизм почти сразу же поддался. Леоне вытащил тонкий металлический стержень из его корпуса и взломал замок за несколько секунд. Если взлом заметят, в чем Леоне, правда, сомневался, он мог исчезнуть через несколько часов, и тогда разбираться с людьми мсье де Ногаре пришлось бы Капелле. В маленькой выемке лежали скрученные в трубочку письма и мешочек, наполненный, скорее всего, золотыми монетами. Но внимание Леоне приковал к себе тоненький дневник с обложкой из черной телячьей кожи. Страницы дневника были испещрены тонкими буквами, написанными нервным почерком советника. Эти строки таили в себе столько государственных секретов, что, будь они оглашены, весь Запад закачался бы. Так, священный крестовый поход против альбигойцев был всего лишь предлогом для того, чтобы обуздать Раймонда VI Тулузского, захватить Лангедок и позволить сеньорам Севера получить по желанию феоды на Юге. Так, несмотря на полное поражение в прошлом году при Куртре, армия короля Филиппа готовилась вторгнуться через несколько дней во Фландрию. Его сердце заныло от боли, когда он наткнулся на колонки цифр, заполнявших следующие страницы: оценка состояния ордена тамплиеров и ордена госпитальеров. Значит, об их уничтожении уже было принято решение. Орден тамплиеров, самый богатый и самый уязвимый, должен был пасть первым. Затем наступит очередь госпитальеров.

Раздался звук шагов, совсем близко. Франческо поспешно положил на место ковер и вытащил кинжал из ножен. Шаги прошли за дверью, а затем их звук стих в дальнем конце коридора. Надо было действовать быстро. Под колонками стояло несколько коротких фраз, заканчивавшихся вопросительными знаками.

Предоставить взимание налогов ордену Храма? Тогда можно ожидать все более частых вспышек гнева среди народа и усилить его озлобленность.

Тесное общение с еретиками или демонами? Согласие с неверными? Содомия? Клятвопреступление, богохульство или поклонение идолам? Человеческие жертвы, приношение в жертву детей?

Значит, приор Арно де Вианкур был прав. Привилегия взимать налоги была дана ордену рыцарей Храма лишь для того, чтобы ускорить их погибель. Что касается всего остального, о чем же шла речь? О подозрениях или о списке надуманных и взаимозаменяемых обвинений, которые король Филипп обнародует в подходящий момент, чтобы оправдать необходимость проведения расследования и судебного процесса? Участь двух крупнейших военных орденов была предрешена. Арно де Вианкур и Великий магистр смотрели в корень. Но когда будет оглашен приговор?

Леоне пытался обуздать душившие его ярость и отчаяние. Он стал читать дальше.

Он увидел другие цифры, скрупулезную бухгалтерию, учитывавшую даже несколько денье, заплаченные слугам-шпионам, и частично объяснявшую, на что шли суммы, изъятые из казны Филиппом де Мариньи. Леоне узнал, что некий Тьерри, мелкий дворянин, получил сто турских денье за то, что передал содержание писем одного из кардиналов. Прачка Нинон обошлась казне в восемьдесят денье. Она должна была сообщить о состоянии ночного белья одного прелата, поскольку, прежде чем делать на него ставку, требовалось убедиться, что он не страдает какими-либо болезнями. Мсье де Ногаре был педантичным и осмотрительным человеком. Наконец, на одной из страниц Леоне увидел два подчеркнутых одной чертой имени; четыре других имени были зачеркнуты. Рено де Шерлье, кардинал Труа, и Бертран де Го, архиепископ Бордо.

Рыцарь положил дневник на место и запер замок. Он жалел, что у него не было времени, чтобы просмотреть другие документы. Но, в конце концов, что за важность? Для него имело значение только одно королевство, только одно царство: царство Божье. Люди могли по-прежнему губить друг друга за мелкие грешки, выдаваемые за смертные. Впрочем, грехов хватало. Но вскоре всем будет объявлена правда, и никто больше не сможет закрывать на нее глаза и делать вид, будто она ему неведома.

Франческо де Леоне вышел из Лувра. Ночь, его союзница, была темной. Он не обращал никакого внимания на усилившееся из-за летней жары зловоние на улицах и уж тем более на миазмы, источаемые всеми этими людишками, кишевшими в трущобах.

Еще несколько минут, чтобы написать зашифрованное послание Арно де Вианкуру. Затем Леоне должен будет передать послание одному дружески настроенному священнику церкви Сен-Жермен-л’Осеруа, который и проследит, чтобы оно дошло до Кипра. Текст послания был лапидарным и не имел никакого смысла для непосвященного.

Дражайший кузен!

Мои изыскания в области ангелологии продвигаются не так быстро, как я на это рассчитывал и как вы того бы желали, несмотря на бесценную помощь, которую мне оказывают труды Августина, особенно его восхитительный Град Божий. Вторая сфера [102]102
  Ангельская иерархия состоит из трех сфер.


[Закрыть] Господств, Сил и Властей весьма трудна для понимания в целом, а вот третья сфера Начал, Архангелов и Ангелов оказалась более доступной моему разуму. Тем не менее я продолжаю упорствовать, полный прекрасного воодушевления, и надеюсь, что в следующем письме я сообщу вам о существенном прогрессе в моей работе.

Ваш нижайший и весьма признательный Гийом

Арно де Вианкур поймет, что Леоне узнал шесть имен французских прелатов, которые могли быть избраны Папой благодаря поддержке короля Франции, и что ему пока еще не удалось установить личности наиболее вероятных кандидатов, для чего ему требовалось время. Рыцарь не стал упоминать о других мрачных открытиях, касавшихся предрешенного конца орденов тамплиеров и госпитальеров. Он должен был еще подумать, как лучше нанести контрудар.

Не прошло и часа, как Леоне вышел из маленькой церкви [103]103
  Строительство церкви Сен-Жермен-л’Осеруа, возведенной на фундаменте баптистерия VI века, относится к XII и XIII векам. В то время это было довольно скромное здание. Современный облик оно приобрело гораздо позже.


[Закрыть], возвышавшейся недалеко от Сены. В нескольких шагах от церкви его уже дожидалась нанятая лошадь со скудной поклажей.

На юге, в Перше, находились командорство Арвиля и аббатство Клэре. На юге был Знак.

Женское аббатство Клэре, Перш,
август 1304 года

Высокий силуэт карабкался по стене, ограждавшей аббатство. Он ловко ставил ступни в удобные трещины, образовавшиеся после выпадения известкового раствора, скреплявшего камни неправильной формы, словно они были ему хорошо знакомы. Он незаметно, подобный призраку, проскользнул вдоль церкви Пресвятой Богородицы, затем решительно направился в сторону длинного здания, в котором располагались покои аббатисы и дортуары монахинь.

Элевсия де Бофор внезапно проснулась. Сон буквально бежал от нее после приезда этого человека, которого она опасалась и ненавидела одновременно после той галлюцинации, открывшей его подлинную сущность. Она нисколько не сомневалась, что он был порождением Тьмы. Аббатиса едва задремала, погружаясь в кому, нарушаемую непонятными кошмарами, когда частое постукивание в окно кабинета, смежного с ее спальней, вырвало Элевсию из сна. Она встала и, пошатываясь, подошла к кабинету. Ее обуял страх. Кем был этот человек, вскарабкавшийся на каменную реборду? Как ему удалось проникнуть сюда? Она увидела, как он поднял руку и откинул капюшон, скрывавший его лицо.

– Господи Иисусе…

Элевсия бросилась вперед и открыла окно. Человек проворно спрыгнул на пол и заключил аббатису в свои объятия.

– Тетушка, я так счастлив вновь вас видеть! Отойдем в сторону, я хочу лучше вас разглядеть.

– Франческо, как же вы меня испугали! Надеюсь, вас никто не заметил? Большинство моих дочерей дали нестрогий монашеский обет.

Но счастье видеть Франческо, иметь возможность его обнять оказалось сильнее. Аббатиса простонала:

– Какая радость… Мне кажется, что вы еще больше выросли. О… Мне о многом надо вам рассказать, о стольких страхах, стольких вопросах, что я даже не знаю, с чего начать.

– Впереди еще долгая ночь, тетушка.

– Боже мой… Этот эмиссар, которого нашли обугленным, но без малейших следов огня… Мое послание пропало… Папу отравили… Аньес де Суарси должна предстать перед инквизиторским судом. Неизвестно, кто подкупил инквизитора, поскольку обвинения не обоснованы, я в этом ничуть не сомневаюсь… Видения, которые приходят ко мне вновь и вновь и лишают меня рассудка… Этот инквизитор, Никола Флорен, который, говоря со мной, превращается в отвратительное трупоядное насекомое… Он обосновался в аббатстве… Вы ни за что не должны столкнуться с ним, тем более с моими монахинями, ни с одной из них… У нас малышка Матильда де Суарси… Ее дядя, который хочет забрать девочку…

Аббатиса закашлялась, сдерживая рыдание.

– О, Франческо, Франческо, я думала, что уже никогда не увижу вас, что все потеряно… Мой племянник… Мой дорогой, мой милый племянник…

Мимолетное облегчение озарило прекрасное лицо Элевсии. Она продолжила:

– Вы все больше и больше походите на свою мать, мою сестру. Известно ли вам, что она была самой красивой из всех нас? Добродетельная, очаровательная Клэр… Ей, как никому другому, подходило это имя [104]104
  Claire означает «светлая», «ясная». (Примеч. пер.)


[Закрыть].

Франческо напрягся, услышав одно из имен. Он отвел аббатису в ее комнату. Окна кабинета выходили в сад, и их могли заметить.

– Так вы говорите, что Аньес де Суарси угрожает разбирательство в инквизиторском суде?

– Когда приехал этот подлый Флорен, он отказался назвать мне ее имя. Его сообщила мне сама мадам де Суарси, когда две недели назад умоляла меня присмотреть за ее дочерью. Наша сестра-гостиничная, Тибода де Гартамп, взяла малышку под свое крыло, но Матильда оказалась таким трудным ребенком.

– Что еще сказала вам мадам де Суарси?

Элевсия села на краешек кровати и скрестила руки. Ее била дрожь. Несмотря на жару, стоявшую в последние дни, все ее тело пробирал смертельный холод. Она видела в этом признак скорой смерти. Предвещаемый конец не волновал ее, поскольку не существует никакого конца. Но она боялась, что ей не хватит времени, чтобы помочь своему племяннику.

– Она была немногословна. Аньес знала, что инквизитор остановился у нас, и боялась осложнить мои отношения с ним. Смрадный запах этого Никола Флорена чувствуется всюду, он отравляет воздух, мы задыхаемся от него… ну, по крайней мере некоторые из нас. Жанна, наша казначея, никогда не совершала столь длительных поездок, а теперь она старается как можно реже возвращаться в аббатство. Аннелета Бопре, наша больничная, почти никогда не покидает своего гербария. Милая Аделаида цепляется за свои горшки и вертела, словно от них зависит ее жизнь. Что касается моей доброй Бланш, возраст позволяет ей предаваться молчаливым мечтаниям, которые с каждым днем становятся дольше. Но многих других совершенный внешний вид этого опасного существа ввел в заблуждение. Он такой красивый, такой обходительный и такой набожный, что я порой спрашиваю себя, не лишилась ли я рассудка, подозревая его в худшем. Ангельское лицо. Я не осмеливаюсь открыться своим подругам, поскольку боюсь поставить их в неловкое положение. В конце концов, большинство тех, кто, как я чувствую, на моей стороне, выбрали несомненно лучший способ: бегство. Напротив, некоторые из моих дочерей удивляют и беспокоят меня: Берта де Маршьен, наша экономка… Мне надо было избавиться от нее сразу же после своего приезда в Клэре. Что касается Эммы де Патю, сестры, обучающей детей, то ее брат – доминиканец и инквизитор в Тулузе. Я как чумы боюсь этих так называемых чистых душ, которые никогда ни в чем не сомневались.

Элевсия вздохнула, потеряно глядя в пространство, а потом продолжила:

– Я избавлю вас от перечисления имен тех, о ком не знаю, что и думать: Тибода де Гартамп и даже очаровательная Иоланда де Флери… Значит, надо было этому существу проникнуть в наши стены, дабы я внезапно осознала, что знаю своих духовных дочерей лишь в лицо и по улыбке? Я продвигаюсь на ощупь к их сердцам, которые открываю для себя заново.

Казалось, Элевсия была сбита с толку, но Франческо ждал, понимая, что эти откровения приносили ей облегчение.

Она вздрогнула, неожиданно сказав:

– Но я пренебрегаю своими обязанностями второй матери, мой дорогой племянник. Вы голодны?

За одно мгновение тяжелое бремя, изнурявшее рыцаря на протяжении многих лет, свалилось с его плеч. Его захлестнул шквал личных, нежных и чарующих воспоминаний. Годы Элевсии, так он их называл. Годы, последовавшие за ужасом.

Элевсия, нежная Элевсия и ее супруг Анри де Бофор приютили мальчика после смерти его отца и жестокого убийства матери и сестры в Акре. Элевсия с любовью и бдительностью воспитала его, заменив Клэр, о которой она говорила каждый день, чтобы мальчик сохранил живые воспоминания о своей матери. Благодаря своему любящему упорству Элевсии удалось немного утолить мучительную печаль ребенка. Он привязался к ней, и этим она, несомненно, спасла его от жажды мщения. Он был обязан ей своей душой. Он был обязан ей больше, чем жизнью. И как он был признателен Элевсии за то, что столь многим обязан ей!

– Я умираю с голоду, ведь я ничего не ел после того, как покинул Париж вчера ночью… Но мой желудок подождет. Расскажите мне об Аньес де Суарси, об убийствах посланцев.

Элевсия рассказала Франческо о том, что узнала от Аньес, и о том, что, как ей казалось, она поняла из ее умалчиваний. Она не забыла ни об Эде де Ларне, ни о его пагубных страстях, ни о Матильде, ни о Сивилле и ее еретическом прошлом, ни об отвратительной роли Мабиль, ни, главное, о Клемане и его преданности своей даме, а в заключение сказала:

– Что касается посланников, то я принимала лишь одного из них. Как я уже говорила бальи Монжу де Брине, другие никогда не появлялись в аббатстве. Как вы думаете, они встретили своего убийцу еще до того, как добрались до меня? Эта мысль не дает мне покоя. И что тогда стало с посланиями Бенедикта, которые они везли мне? Неужели они попали в руки наших врагов? Существует ли связь между содержанием этих посланий и недавним отравлением Папы? Что все-таки было в них написано? Теперь у нас нет возможности это узнать, поскольку наш добрый святой отец погиб от их рук. Столько вопросов вертятся в моей голове денно и нощно, но ни на один из них я не в состоянии дать ответ.

Первые проблески зари робко окрасили темное небо, когда аббатиса провела Франческо в тайную библиотеку. Они вдвоем выбрали этот тайник, который скрыл бы Франческо от глаз инквизитора и монахинь и позволил бы ему вновь обратиться к редким манускриптам, которые он купил у этого вора Гашлена Юмо.

Элевсия де Бофор воспользовалась предрассветной тишиной, чтобы сходить на кухню и принести все, что могло утолить голод ее племянника.

Затем она погрузилась в короткий сон, избавленный от кошмаров, и проснулась незадолго до начала лауд. Облегчение, которое она чувствовала, казалось ей знаком свыше. Теперь смерть может приходить, она выполнила свою задачу. Франческо вернулся.

То, что должно было свершиться, свершится.

Леоне проснулся, когда день уже клонился к закату. Он потянулся, невольно поморщившись от боли. Все его тело ныло, уж слишком жесткими были плиты, несмотря на два ковра, которые он положил друг на друга, устраивая себе постель.

Он удивился, увидев кувшин с водой и деревянную лохань. Тетушка позаботилась о его туалете прежде, чем приступить к своим многочисленным обязанностям.

Леоне сразу же заметил его на полках, прогнувшихся под тяжестью книг: дневник рыцаря Эсташа де Риу. Эсташ, его крестный отец по ордену, направлявший первые шаги рыцаря. Эсташ, один из семи госпитальеров, выживших после осады Акры.

Серия совпадений, которые сопровождают лишь самые ужасные события, позволила рыцарю де Риу услышать откровения, которые он записал на страницах своего дневника. Во время титанического штурма, призванного взорвать донжон Храма, Эсташ – уже дважды раненый – понял, что они все были обречены и что вскоре начнется резня. Он не боялся погибнуть в сражении, если речь шла о защите «агнцев», как он их называл, и своей веры. Смерть ничего не значила, поскольку он уже предложил ей свою жизнь, вступив в орден госпитальеров. То, что воины-противники, монахи или не монахи, истребляли друг друга, было, по его мнению, частью цикла этого мира. Но только не эти женщины, не эти дети… Если ему удастся их спасти, хотя бы некоторых, значит, он не напрасно появился на этот свет, и он был готов отдать собственную жизнь взамен их жизней. В сопровождении двух рыцарей, принадлежавших к ордену Храма, он попытался сделать последнюю вылазку, заведя обезумевшее человеческое стадо в подземные ходы, которые заканчивались недалеко от побережья, недалеко от кораблей европейцев, стоявших на рейде в открытом море – настолько оно было неспокойным и не позволяло войти в бухту. Донжон Храма – настоящий бастион с пятью башнями, который считали неприступным, поскольку он сопротивлялся гораздо дольше, чем Новая Башня мадам де Блуа, – в этот момент был взорван. Обломки камней в человеческий рост завалили выход. Эсташ де Риу пытался успокоить десятка два женщин и около тридцати маленьких детей, последовавших за ним. Напрасно. Его уговоры и просьбы потонули в криках малышей, уцепившихся за юбки матерей, рыданиях женщин и порой нервных криках. В человеческой толпе всегда находятся одна-две глотки, способные перекричать других, хотя их некомпетентность и глупость равны лишь их честолюбию. Это они повели за собой стадо, а оно, спрыгнув с утеса, разбилось у его подножья.

Вот так все и произошло. Вероятно, всю свою жизнь Эсташ де Риу как наяву видел эту не терпевшую возражений высокую клячу, имени которой он не знал. Она призывала женщин сдаться, утверждая, что сумеет убедить неверных воинов оставить их в живых. Напрасно он кричал на нее и даже едва не ударил. Они последовали за ней, взяв с собой детей. Эсташ, взбешенный глупостью этой женщины, заявил, что не собирается вести их на бойню. А вот два тамплиера присоединились к ним, хотя были абсолютно уверены, что никто из их маленького войска не сумеет спастись. И в доказательство этому старший из тамплиеров обратился к Эсташу, протягивая ему дневник, запятнанный кровью, который он носил под своей коттой, прижимая к голому телу. Срывающимся, но все же не потерявшим твердость голосом он прошептал:

– Брат мой… конец близок. Этим страницам я доверил поиски всей своей жизни. В значительной степени мне облегчили эти поиски упорные усилия некоторых других тамплиеров. Они начались давно, еще на базарах Иерусалима, когда я встретил одного бедуина, у которого купил свиток папируса с текстом на арамейском языке. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять: речь идет об одном из наиболее священных текстов человечества. Я спрятал свиток в надежном месте, в одном из наших командорств. Потом произошли другие случаи, столь невероятные, что вряд ли их можно было бы считать простыми совпадениями. Все убеждало меня, что я, что мы не были жертвами миража или безумия. Время поджимает… Эти поиски настолько выше моего разумения, что они не должны остановиться здесь, погибнув вместе со мной. Вы человек Бога, меча и чести. Вы знаете, что делать. Мою жизнь направляла высшая сила, и я подумал, что мне надо отдать дневник вам, сегодня и в этом месте, ибо ничто из произошедшего не было случайным. Живите, брат мой, заклинаю вас, живите во имя любви к Богу и продолжите эти высшие поиски. Молитесь за нас, за нас, кто идет на смерть.

Они исчезли за поворотом развороченного подземного хода.

Наверху шла жаркая битва. Вопли перемежались со свистом ядер, выпущенных из катапульт, лязгом мечей, жужжанием стрел, летевших со всех сторон.

В опустевшем подземелье Эсташ упал на мокрую землю, рыдая, как ребенок, и прижимая к себе толстый дневник с обложкой из изношенной кожи. Почему его не было там, наверху, с теми, кто плечом к плечу сражался с неизбежным? Почему он не отдавал жизнь за напрасную борьбу?

Рыцарь света и благодати Эсташ де Риу выжил и добрался до Кипра. Понимая, что эти столь сложные поиски одному ему не по силам, Эсташ де Риу, едва приехав на спасительный остров, разыскал человека, который должен был вместе с ним и после него нести этот тяжелый факел. Совсем молодой человек, почти подросток встретился ему на пути после весьма странного поворота событий. Франческо де Леоне… Странного потому, что мужчины из семьи юного новообращенного по традиции становились тамплиерами с самого момента создания этого ордена. Значит, было почти неизбежно, что Франческо последует их примеру. Тем не менее Франческо примкнул к госпитальерам. Когда Эсташ спросил о причинах подобного решения, юноша не смог дать вразумительного ответа, объяснив, что его выбор, был, конечно, обусловлен заботой о бедных и больных, но, по правде говоря, он поступил так в импульсивном порыве чувств. Риу усмотрел в этом знак: дальше они должны следовать вместе.

Они переписали дневник тамплиера, погибшего в Акре, пытаясь разгадать тайны, ведя поиски в библиотеках всего мира, чтобы объяснить многочисленные загадки. Постепенно некоторые тайны приоткрылись им, но другие, вернее большинство, не поддавались прочтению.

Все те семь лет, что оставалось рыцарю де Риу, он жалел, что не последовал за двумя братьями, думая при этом, что дневник необходимо было спасти и непостижимое Божественное провидение распорядилось так, что именно ему была поручена эта миссия. Вероятно, он до самого конца нес, словно испытание, бремя жизни, спасенной в Сен-Жан-д’Акр. Когда Эсташ де Риу угасал в кипрской цитадели, Леоне поклялся ему продолжить путь к Свету и молчать до тех пор, пока Он не вспыхнет.

Несмотря на колоссальную проделанную работу, Франческо де Леоне иногда чувствовал, что ничуть не продвинулся в своих поисках после смерти крестного отца. Ах да… возможно… эти руны, которые ему объяснил один варяг, встреченный в Константинополе. Эсташ и он заблуждались, принимая их за арамейские буквы. Ничего подобного. Этот алфавит назывался футарком. Скандинавы, несомненно, заимствовали его у этрусков. Эти древние буквы вырвались за свои пределы, превратившись в символы, в пророчество. Однажды вечером много лет назад Леоне положил листок с изображением этого странного креста на стол, за которым сидел мореплаватель-торговец. Это происходило в лавочке, где пили едкие тонизирующие напитки из листьев кустарника под названием чай. Улыбка мгновенно сбежала с лица викинга. Он, поджав губы, покачал головой. Леоне уговаривал его ответить, предлагал деньги. Викинг отказался от денег и пробормотал:

– Нехорошо. Колдовство. Запрещено [105]105
  Церковь запрещала использовать при служении литургии рунический алфавит, считая его языческим.


[Закрыть].

– Я должен знать значение этих символов. Прошу вас, помогите мне.

– Я не все знаю, но это крест Фрейи.

– Фрейи?

– Фрейя – сестра-близнец Фрейра. Женщина-богиня.

– Богиня?

Викинг кивнул в знак согласия и уступил просьбам Франческо:

– Она богиня красоты и любви… плотской любви. Она богиня войны, как Тюр, сам бог-человек. Она ведет за собой воинов. Ее брат-близнец – Фрейр. Еще один бог-человек, бог-человек богатства, плодородия, земли. Ты спрашиваешь у креста Фрейи, чтобы узнать, выиграешь ли ты войну.

У мореплавателя было только одно на уме: поскорее покинуть лавочку, исчезнуть. Леоне схватил его за рукав, умоляя:

– Но другие знаки, что они означают?

– Не знаю. Все это запрещено.

Резким движением мореплаватель сбросил руку Леоне, чтобы исчезнуть в ярком лабиринте большого базара.

Леоне потребовался год, чтобы проникнуть в загадку миндалин. Ему пришлось дожидаться одного из тех невероятных совпадений, одной из тех необъяснимых встреч, о которых вспоминал тамплиер в подземелье Акры.

В то утро Франческо де Леоне вышел на улицу после аудиенции у Генриха II де Лузиньяна. Их надежда добиться от короля Кипра разрешения на увеличение численности госпитальеров на острове вновь не оправдалась. Маленькая девочка в лохмотьях, с длинными вьющимися светлыми волосами, до того спутавшимися, что они походили на пук соломы, подошла к нему. Опустив голову, она молча протянула свою грязную ручку ладошкой вверх. Он, улыбаясь, положил в ладошку несколько мелких монет, совсем немного, ровно столько, сколько нужно было, чтобы купить хлеба и немного сыра. Наконец она подняла лицо. Леоне оторопел, увидев светло-янтарные, почти желтые зрачки ее глаз. У нее был столь глубокий, столь мудрый взгляд, что он спросил себя, не была ли она старше, чем казалось. На удивление серьезным голосом она начала:

– Ты добрый. Как и должно быть. Я искала тебя. Мне сказали, что у тебя есть бумажный крест, значение которого ты не знаешь. Я могу тебе помочь.

В мозгу рыцаря мелькнула мысль, уж не грезит ли он. Как могло такое случиться, что маленькая нищенка, каких на острове было полным-полно, знала об этой тайне и обращалась к нему так, словно ей была тысяча лет? Как девчушка-киприотка могла расшифровать символы древнего алфавита, которым сейчас владели только викинги?

Она повела его за собой, вернее, он последовал за ней. Миновав несколько улочек, они добрались до лачуги, сделанной из комьев глины, смешанной с соломой. Она села, поджав под себя ноги, на иссушенную землю. Он последовал ее примеру.