355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андреа Жапп » След зверя » Текст книги (страница 13)
След зверя
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:24

Текст книги "След зверя"


Автор книги: Андреа Жапп



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Мануарий Суарси-ан-Перш,
июль 1304 года

Все последние дни Клеман пытался разгадать шифр переписанного послания, пробуя различные комбинации, меняя ракурсы чтения, начиная с первых строк псалмов, затем сдвигая начало на несколько букв, на несколько строк. Напрасно. Его охватили сомнения: вдруг он пошел по неправильному пути? Вдруг Мабиль использовала другую книгу? В таком случае, какую? В Суарси хранилось немного книг, к тому же большинство из них было написано на латыни. А Клеман был совершенно уверен, что Мабиль ничего не понимала в этом языке, предназначенном для эрудированных людей. Впрочем, набожность не была главным достоинством служанки. Значит, она могла выбрать более подходящее для себя произведение, на французском языке, и более доступное. Но где она его прятала? Плутовка находилась рядом с Аньес, как они и договорились с дамой ранним утром. Аделина выгребала золу из большого камина, когда в кухню вошел Клеман:

– Я ищу Мабиль, – солгал он.

– Она у нашей дамы.

– А… Хорошо, ожидая ее, я составлю тебе компанию. В разговорах работа быстрее спорится.

– И то правда.

– Ты много работаешь, наша дама довольна.

Аделина подняла голову. Краска залила ее лицо.

– Она добрая.

– Да, она добрая. Не то что… У меня такое впечатление, что Мабиль не слишком-то вежлива с тобой.

Девушка-подросток поджала обычно чуть приоткрытые губы.

– Она настоящая злюка.

– Верно.

Аделина осмелела и разошлась.

– Она настоящий чирей на заднице, вот кто она! Но хочу тебе сказать, что от чирья болит только вначале, а потом, когда он созрел, ты его выдавливаешь и – хоп! – с ним покончено. Она ведь не считает себя содержимым ночной вазы! Эти рожи, которые она строит… Если она…

Аделина замолчала на полуслове и бросила испуганный взгляд на Клемана. Она слишком много болтала и теперь боялась, что получит от Мабиль хороший нагоняй.

– Если она кувыркается со своим бывшим хозяином, это еще не значит, что она должна стараться прыгнуть выше своей головы, – закончил фразу Клеман, чтобы успокоить Аделину. – Это останется между нами.

Радостная улыбка осветила грубое лицо молоденькой девушки, кивнувшей головой в знак согласия.

– И потом она умеет читать, вот поэтому-то и важничает, – продолжал Клеман.

– Так это… А вот мне не надо читать, чтобы приготовить обед… Но она… Никогда не отрывается от своей мясной книги [82]82
  Мясная книга – поваренная книга. В ту эпоху большинство рецептов были посвящены приготовлению мясных блюд.


[Закрыть]
, хочет произвести на меня впечатление. Послушай, она действительно хорошо готовит, тут я ничего не могу сказать, но…

– А, так значит, у нее есть мясная книга! – воскликнул Клеман. – А я-то думал, что она все это знает…

– Ха, она хитрит, – подтвердила Аделина, – вот я держу в голове все, что умею делать, в голове, а не в книге!

– Послушай, мне хотелось бы узнать, не в этой ли книге она выискала рецепт соуса, которым был полит кабаний оковалок. Он так понравился графу д’Отону. Но, если она заимствовала этот рецепт у кого-нибудь, я уверен, что ее за это не похвалят.

– Истинная правда, – довольным тоном согласилась Аделина. – Если узнают о ее проделках, ей придется расстаться со своей мясной книгой! Она прячет ее в своей комнате.

– Не может быть!

– Может, – упорствовала возгордившаяся Аделина, вдруг почувствовав себя важной особой. В ее глазах сверкнул огонек. – И я знаю, где именно.

– Не думал, что ты такая хитрюга!

– Не сомневайся. Книга спрятана под соломенным тюфяком.

Клеман поговорил еще несколько минут с девушкой, потом встал.

Не успела кухонная дверь закрыться за ним, как он уже стремительно поднимался на этаж, отведенный для слуг. В его распоряжении оставались считанные минуты. Аньес будет вынуждена отпустить Мабиль, которую, безусловно, удивил интерес, проявленный к ней госпожой.

В тайнике, указанном ему Аделиной, Клеман тут же нашел сборник кулинарных рецептов. На первой странице он прочитал: «Переписано с книги сьера Дебре, повара его всемилостивейшего и всемогущего сира Людовика VIII Льва».

Мальчик колебался: должен ли он положить книгу обратно под тюфяк и дождаться, когда Мабиль вновь отлучится, чтобы сравнить ее с текстом послания, или стащить? Время поджимало, и он склонился в пользу второго решения. Если Мабиль заметит отсутствие книги до того, как он успеет ее вернуть, она, несомненно, во всем обвинит Аделину. Тогда Аньес придется защищать бедную девушку от гнева своей служанки.

Он, словно тень, проскользнул в свою берлогу и немедленно принялся за работу. Нужно было действовать быстро. Война приобретала четкие очертания. К тому же Клеману следовало как можно скорее вернуться в тайную библиотеку Клэре, чтобы попытаться разгадать еще одну загадку: загадку дневника рыцаря Эсташа де Риу.

Ватиканский дворец, Рим,
июль 1304 года

Камерленго Гонорий Бенедетти был бледен как полотно. Он, кому так докучала невыносимая жара, чувствовал, как ледяной холод пробирается до самых костей. Никола Бокказини, Бенедикт XI, задыхался, сжимая пальцы прелата в своей мокрой от пота руке.

Перед белой рясы был весь покрыт кроваво-красной рвотной массой. Всю ночь Папа мучился от жутких болей в животе. Под утро силы совсем оставили его. Арно де Вильнев, один из выдающихся врачей того времени, придерживавшийся слишком смелых, по мнению инквизиции, идей, не отходил от его изголовья. Вильнев без малейших колебаний поставил диагноз: Папа умирал от отравления, и никакое противоядие, а там более молитва, не могло его спасти. Никто не питал особых надежд, но все же были зажжены лампады, курился ладан. Ни на минуту не стихали молитвы. Арно де Вильнев не разрешил пускать умирающему кровь, поскольку уже во времена Галена было известно, что при отравлении кровопускания не помогают.

Слабым, но нетерпеливым жестом Бенедикт потребовал, чтобы его оставили наедине с камерленго. Прежде чем покинуть покои агонизировавшего Папы, Вильнев повернулся к прелату и прошептал голосом, прерывавшимся от охватившего врача горя:

– Полагаю, монсеньор понял причину своей вчерашней непонятной сонливости?

Гонорий в недоумении посмотрел на него. Врач продолжил:

– Вас одурманили. По вашему спутанному состоянию после полудня и неспособности четко выражать свои мысли я понял, что вам подсыпали порошок опиума. Вас надо было устранить, чтобы добраться до его святейшества.

Гонорий закрыл глаза и перекрестился.

– Вам не в чем себя винить, ваше преосвященство. Эти проклятые отравители всегда добиваются своего. Мне очень жаль, жаль всей душой.

Затем Арно де Вильнев оставил мужчин одних, чтобы они могли в последний раз поговорить.

Бенедикт XI не расслышал ни единого слова из того, что сказал врач. Смерть уже вошла в его спальню, и она заслуживала того, чтобы он встретил ее в обществе своего единственного друга, которого он приобрел в этом слишком большом, слишком помпезном дворце.

Комнату заполнил странный запах, сладковатый и тошнотворный, запах дыхания умиравшего Папы. Конец был близок. И он принесет с собой чудо облегчения.

– Брат мой…

Голос был таким слабым, что Гонорию, боровшемуся со слезами, которые он с трудом сдерживал вот уже несколько часов, пришлось нагнуться к святому отцу:

– Ваше святейшество…

Бенедикт XI недовольно покачал головой:

– Нет… Брат мой…

– Брат мой?

Иссушенные губы умирающего озарила легкая улыбка:

– Да, ваш брат. Я хотел быть лишь им… Не надо так страдать. Это неизбежно. Я не боюсь. Благословите меня, брат мой, друг мой. Фиги… Какое сегодня число?

– Седьмое июля.

После соборования, проведенного над ним другом и наперсником, Папа впал в коматозное состояние, прерываемое бредом:

– …Миндальные деревья Остии, какое чудо… Каждый год маленькая девочка преподносила мне корзинку, полную миндаля… Я так любил миндаль… Теперь она, должно быть, стала матерью… Я иду к Тебе, Господи… Это было ошибкой… Я старался справиться, предвидеть… Свет, я вижу Свет, Он заливает меня… До встречи у Господа, мой милый брат.

Рука Никола Бокказини крепко сжала пальцы Гонория. Потом давление внезапно ослабло. Камерленго, покрытый холодным потом, остался один в мире.

Вздох. Последний.

Вечное горе, бесконечные слезы. Гонорий Бенедетти захлебывался от рыданий. Он медленно наклонялся вперед, до тех пор пока его лоб не уткнулся в широкое красное пятно, пачкавшее грудь умершего Папы.

Он долго весь дрожал, прижавшись к телу своего мертвого брата, прежде чем сумел встать и добраться до приемной. И хотя в приемной толпилось множество людей, в ней стояла такая тишина, что она стала похожа на склеп.

Мануарий Суарси-ан-Перш,
июль 1304 года

Занялся рассвет, прогоняя ночную тьму. Вот уже две ночи Клеман не смыкал глаз. От усталости у него кружилась голова. Но, возможно, она кружилась от упоительного успеха?

Внезапно озарившая Клемана мысль охладила пыл его самодовольства. Подлая гадюка! В нескольких словах послания, которое нес Вижиль до того, как его пронзила стрела, была сосредоточена вся мировая ненависть, вся мировая зависть. И этот яд был собран в одном кулинарном рецепте. В очень аппетитном рецепте, если подумать, рецепте «толченых бобов» [83]83
  Речь идет о пюре из бобов.


[Закрыть]
, одном из коронных блюд Мабиль.

Поставьте толченые бобы на огонь, а когда они начнут кипеть, слейте воду из горшка и добавьте свежую воду так, чтобы она была выше их на два пальца, и положите соль по вкусу… [84]84
  Приведенный отрывок взят из «Мясной книги Тайевана», вышедшей в издательстве «J. Pichon».


[Закрыть]

Эду и Мабиль явно не хватало воображения, поскольку они начали свой шифр с первой буквы первой строчки.

Содержание послания заставило Клемана вздрогнуть от отвращения. После уточнений, касавшихся его рождения, отсутствия родового имени, записей сведений о крестном отце и крестной матери, следовало несколько пакостных слов:

Каноник Бернар попал под чары Аньес. Вместе спят?

Подлая мерзавка! Она бессовестно лгала, чтобы доставить удовольствие своему хозяину. В голову Клемана пришла другая мысль, более убедительная. Она лгала, чтобы причинить ему боль, чтобы отомстить за себя. Безрассудная ненависть, которую питал Эд к своей сводной сестре, была непостоянной. К ней примешивались неразделенная любовь и неудовлетворенное желание. Он хотел заставить Аньес пресмыкаться перед собой, по-прежнему убеждая себя, что, не будь между ними кровного родства, она любила бы его горячее, чем кого-либо другого. Мабиль знала об этом. Ее же ненависть была отточенной, как безжалостное лезвие клинка.

Клеман подождал еще час, а затем, крадучись как кошка, спустился в спальню своей госпожи, чтобы поведать ей о сделанном открытии. Сидя на кровати, дама пристально смотрела на ребенка. Румянец, который вспыхнул на ее лице от гнева, сменился бледностью, когда она узнала о содержании записки.

– Я заставлю ее признаться и вышвырну вон! Я прикажу забить ее палками!

– Я понимаю ваш гнев, мадам, но это будет ошибкой.

– Она меня обвиняет в…

– …в том, что вы делите ложе со своим каноником, да, это так.

– Речь идет о преступлении, а вовсе не о заблуждении!

– Я прекрасно это осознаю.

– Понимаешь ли ты, что со мной станет, если кто-нибудь поверит в это чудовищное обвинение?

– Вы лишитесь вдовьего наследства.

– Не только! Брат Бернар – не мужчина, он священник. Меня отдадут под суд за то, что я дьявольским способом заставила божьего человека предаться разгулу. Суккуб – вот чем меня станут считать, а ты знаешь, какая участь им уготовлена.

– Костер.

– Не говоря обо всем остальном.

Аньес помолчала несколько минут, а затем продолжила:

– Эд ждет это послание. Сколько он уже получил таких записок благодаря верному Вижилю с тех пор, как подарил голубя мне? Неважно. Но голубь мертв. У нас нет никаких возможностей послать другую записку вместо той, что написала Мабиль. Но хуже всего то, что я не могу даже избавиться от нее, не вызвав при этом подозрения у моего сводного брата. Клеман, что нам делать?

– Убить ее, – на полном серьезе предложил мальчик.

Аньес широко раскрыла глаза:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я могу ее убить. Это легко, ведь существует столько растений. Меня не обвинят в смертном грехе, поскольку это не человек, а гадюка.

– Ты сошел с ума? Я запрещаю тебе… Убивают лишь тогда, когда опасность грозит плоти.

– Она угрожает нам. Она угрожает вашей жизни, а следовательно, и моей.

– Нет… Ты не запятнаешь свою душу. Ты слышишь меня? Это приказ. Если кто-то и должен отправить эту ведьму в ад, то это я.

Клеман опустил голову и прошептал:

– Я не сделаю этого. Я не хочу, чтобы вы были прокляты. Я повинуюсь вам, мадам, я всегда повинуюсь, чтобы угодить вам.

Проклятие? Она так долго жила с мыслью о проклятии, что перестала его бояться.

– Клеман… должна существовать другая причина, объясняющая ее козни. Мне нужны точные сведения о состоянии рудника мсье де Ларне. Я распоряжусь, чтобы для тебя оседлали лошадь. Наши коренастые тягловые животные не слишком быстрые, но, отправившись в путь верхом, ты не устанешь, а импозантный вид лошади отобьет у лихих людей желание напасть на тебя.

Им не хватало времени.

Вернувшись вечером в комнату, Мабиль быстрее, чем этого можно было ожидать, обнаружила пропажу своей мясной книги. Стремглав она бросилась по коридору, ведущему на этаж, отведенный для слуг, и без предупреждения, яростно, словно фурия, толкнула дверь комнаты Аделины. Злодейка ринулась на спящую девушку, схватила ее за волосы, избивая при этом кулаком другой руки.

Толстая девица хотела закричать, но безжалостная рука закрыла ей рот, а острие ножа вонзилось в кожу на шее. Голос прорычал ей прямо в ухо:

– Где она, голодранка? Где моя мясная книга? Отдай мне ее немедленно! Если ты закричишь, я тебя убью. Ты меня слышишь?

– У меня ее нет, у меня ее нет, клянусь Евангелиями! Это не я, – хныкала Аделина.

– Кто тогда? Говори живее, вилланка, моему терпению приходит конец!

– Это, должно быть, малыш Клеман. Он у меня спрашивал, где она находится, эта мясная книга, хочу тебе сказать! Тогда я ему объяснила, поверь мне!

– Чума на голову этого негодного мальчишки!

Мабиль лихорадочно соображала. Ей не хватило хитрости. И хотя она пыталась убедить себя в обратном, они нашли послание, адресованное Эду де Ларне. Несомненно, этот несносный, порочный мальчишка специально положил мертвого голубя на заметное место в комнате дамы де Суарси. Он был уверен, что она его украдет. Исчезновение мясной книги доказывало, что он разгадал шифр и прочитал послание. Она не могла больше оставаться в мануарии. У Аньес было достаточно оснований, чтобы потребовать ее наказания.

Почему эта мерзкая незаконнорожденная всегда одерживает верх? Почему Клеман любит ее до такой степени, что не боится мести Мабиль? А Жильбер? А остальные? Почему?

Неожиданно Мабиль успокоилась. Она думала, что ненавидит даму де Суарси. Но это не так. Она просто желала ей зла. Ненависть, настоящая ненависть, та, которая сокрушает все, пришла только сейчас. Ненависть двигала ею, и Мабиль не отступит ни на шаг. Ненависть затмит собой страх, сожаление.

Острие ножа перестало кусать шею Аделины, по-прежнему плачущей.

– Слушай меня внимательно, идиотка! Я возвращаюсь в свою комнату. Если я услышу, что ты встала до наступления утра, если я услышу от тебя хоть слово, ты погибла. Поняла? Если надо, писай в тюфяк, но чтобы я не слышала никаких движений!

Аделина поспешно закивала головой.

Мабиль вышла из ее комнатушки. Ей оставалось всего несколько часов, чтобы уйти как можно дальше от людей Аньес де Суарси.

Новость об исчезновении Мабиль не удивила Аньес и уж тем более Клемана, который слушал на кухне откровения Аделины, лицо которой распухло от слез.

– Будем надеяться, что ее растерзает медведь, – начал Клеман, когда они с Аньес вошли в сенной сарай, в котором некогда лежал труп, принесенный людьми бальи.

– Но они тоже опасаются гадюк.

– Мадам, вы собираетесь послать людей на ее поиски?

– Она ушла несколько часов назад, и наши рабочие лошади не в состоянии будут ее догнать. Но, даже если они ее догонят, что я буду потом с ней делать? Не забывай, она принадлежит моему сводному брату. Так или иначе, мне придется ее отдать ему, чтобы он вершил над ней суд.

– В самом деле, уж лучше позволить ей блуждать по лесу. По словам Аделины, она, должно быть, убежала настолько быстро, насколько смогла. Она взяла с собой немного еды и еще меньше воды и одежды. Кто знает…

– Не надо слишком горячо надеяться, Клеман.

– В таком случае война уже у нашего порога.

Аньес погладила ребенка по волосам, прошептав таким усталым тоном, что тому стало страшно:

– Как верно эти прекрасные слова отражают наше положение. А теперь оставь меня, я должна подумать.

Клеман немного поколебался, но потом повиновался.

Аньес поднялась в свои покои. От бесконечной усталости она едва передвигала ноги. Как только за ней закрылась дверь, внешнее самообладание, которое она нарочито показывала, чтобы успокоить Клемана, исчезло. Если Мабиль удастся разлить свой яд, Эд поверит ей или сделает вид, что верит ее коварству. Если ее сводный брат решит, что неточности в книге записей из часовни по поводу рождения Клемана и смерти Сивиллы были сделаны для того, чтобы скрыть тот факт, что Сивилла была еретичкой, Аньес пропала. Ее предполагаемые преступления были подведомственны инквизиторскому суду. Рыдания душили ее. Она опустилась на каменные плиты, встала на колени.

Что делать… что она могла сделать? Бесчисленные вопросы вертелись у нее в голове, но она была не в состоянии ответить ни на один из них.

Что станет с Клеманом? Он попадет в руки барона де Ларне… Если только ей не удастся убедить его бежать… Но он ни за что не убежит без нее… Она заставит его… Главное, нельзя допустить, чтобы он заподозрил, что его дама находится в опасности. Иначе он останется с ней в надежде помочь ей, забыв о своем возрасте, рождении и о том, что он должен был скрывать. А Матильда? Надо защитить Матильду… Но куда ее отправить? У них не было никаких родственников, кроме Эда… Может, на какое-то время ее приютит аббатство Клэре? Но если Аньес обвинят в том, что она склонила священника к николаизму, ее лишат вдовьего наследства и материнских прав…

Из груди Аньес вырвалась бессвязная мольба:

– Молю тебя, Господи! Не наказывай их за мои грехи! Делай со мной все, что угодно, но пощади их! Они невиновны!

Сколько времени она плакала? Она не имела ни малейшего представления об этом. Аньес боролась с изнеможением, от которого слипались глаза.

Страх не спасает от укусов, дорогая. Наоборот.

Ярость подняла Аньес с колен, и она отругала себя.

Немедленно прекрати!

Выпрямись! Кто ты, чтобы так пресмыкаться!

Если ты дрогнешь, ты превратишься в легкую добычу. Они набросятся на тебя и порвут на куски.

Если ты дрогнешь, они заберут у тебя Клемана, Матильду, твое имя и твое имущество. Подумай об участи, которую они уготовят Клеману.

Если ты дрогнешь, ты заслужишь то, что с тобой сделают, и ты будешь виновна в том зле, которое они причинят ребенку.

Рычать громче, чем они, поднять хвост и уши и показать зубы, чтобы избежать опасности. Сражаться.

Таверна «Красная кобыла», Алансон, Перш,
июль 1304 года

Инквизитор Никола Флорен сменил рясу на шоссы и шенс, под который он надел дублет [85]85
  Дублет – одежда, которую надевали на рубашку (шенс). Обычно ее шили из тонкого льна или бумазеи (меланжа льна и хлопка).


[Закрыть]
из бумазеи, затем темно-серую котту [86]86
  Котта – длинная туника.


[Закрыть]
, немного вышедшую из моды, но менявшую его внешность до неузнаваемости. Капюшон цвета шкурки крота, завязанный вокруг шеи, позволял ему скрыть тонзуру, которая выдала бы его, едва он переступит порог этой таверны на улице Крок. В полдень в таверне еще было мало посетителей.

Он узнал человека, назначившего ему встречу, и подошел к столу, за которым тот сидел. Человек без тени приветливой улыбки пригласил Никола сесть и начал разговор сразу после того, как хозяин таверны подал им новый кувшин вина.

– Как вы вчера объяснили моему посланцу, речь идет о деликатном деле, и поэтому все должно происходить в строжайшей тайне.

– Совершенно верно, – согласился Никола, попивая вино.

Под столом его колена коснулся какой-то предмет. Никола схватил его. Туго набитый кошелек, как они и договорились.

– Здесь сто ливров, еще сто ливров после вынесения приговора, – шепотом сказал Эд де Ларне.

– Я не понимаю, как вам удалось разыскать меня.

– В Алансон были назначены только три инквизитора.

– Мне по-прежнему непонятно, почему вы отвергли двух других кандидатов.

– Неважно, – возразил Эд де Ларне, которому было не по себе. – Важно то, что сведения, которые я получил, оказались верными. Теперь… если это… дело не интересует вас, остановимся на этом, – заключил он без особой уверенности.

Никола не попался на удочку. Этот человек нуждался в нем, иначе он не стал бы рисковать, назначая ему встречу. Впрочем, у него не было ни малейшего намерения терять двести ливров, небольшое состояние, и поэтому он поддержал собеседника:

– Вы правы, давайте вернемся к нашим делам.

Эд вздохнул с облегчением – незаметно, как он надеялся. Он начал произносить свою маленькую речь, которую повторял про себя уже десятки раз.

– Моя сводная сестра, мадам Аньес де Суарси, – женщина малопристойная и безнравственная. Что касается ее любви к нашей матери святой Церкви… ей не хватает искренности, и это самое малое, что можно сказать…

Никола не поверил ни единому слову этого вступления. У него появился чудесный дар распознавать лжецов, в чем ему помогал собственный талант притворщика, позволявший угадывать корысть других. Болван! Да что он думал? Что Никола нуждается в подтверждениях, чтобы подвергнуть кого-либо инквизиторскому суду? Ему вполне достаточно денег. Что касается доказательств и свидетельств, он был достаточно ловок, чтобы придумать или подстроить их. Впрочем, вино было хорошим, а барон де Ларне был первым настоящим клиентом из списка, который, как он надеялся, окажется длинным и прибыльным. Нетерпеливые наследники, вассалы, жаждавшие отмщения или просто завистливые, негодующие или разорившиеся торговцы – в них не будет недостатка. Он мог себе позволить потратить немного времени, чтобы выслушать глупости своего собеседника.

– У нее плотская связь с божьим человеком, которого она отвратила от священнического служения с помощью, несомненно, колдовских средств. Речь идет о молодом канонике, неком брате Бернаре. Несчастный безумец полностью оказался в ее власти, он даже предал свою веру. Добавьте к этому, что в течение нескольких лет она занимается возмутительным ремеслом с неким слабоумным, который предан ей как собака.

Так, так, вот это сгодится. Терпение Никола было вознаграждено.

– Правда? Ремеслом какого рода?

– Настойки, яды и отвары в обмен на прелести.

– У вас есть свидетели или доказательства ваших слов?

– Свидетельство чрезвычайно набожной особы, которая жила в окружении мадам де Суарси. Я готов спорить, что мы получим и другие свидетельства.

– Не сомневаюсь. Преследование колдовства все чаще сопровождает охоту на еретиков. Это легко понять. Что такое поклонение демонам, если не высшая ересь, непростительное преступление против Бога?

Эд не знал, как отреагировать на такие тонкости, и продолжал:

– В окрестностях ее мануария совершались странные и ужасные убийства. Монахов.

– Ну и ну! Но ведь эти кровавые преступления находятся в ведении уголовного суда сеньора д’Отона и его бальи…

– …которые ничего не делают после того, как встретились с ней!

– Не хотите ли вы сказать, что эта дама околдовала графа Артюса и мсье де Брине?

– Не исключено. Впрочем, убедиться в этом будет намного труднее, учитывая положение и репутацию этих людей.

– Да, конечно.

Едва приехав в Алансон, Никола, умевший хорошо манипулировать людьми, посвятил часть своего времени знакомству с местными могущественными и влиятельными людьми. Разумеется, не могло быть и речи, чтобы восстановить против себя графа д’Отона, друга короля. То же самое относилось и к Монжу де Брине.

– Значит, мадам де Суарси будет пользоваться существенной поддержкой, даже если она этого добьется демоническими способами? – сладким голосом спросил Флорен.

Эд понял, что он совершил тактическую ошибку. Но его ослепляло желание смешать Аньес с грязью. Чтобы успокоить инквизитора, он уточнил нарочито бодрым тоном:

– Она всего лишь незаконнорожденная. И как же такое могло случиться, что мой отец на склоне лет признал ее!

Злобная выходка Эда заставила нескольких посетителей обернуться в их сторону. Эд понизил голос:

– Она лично почти ничем не владеет, и я сомневаюсь, что граф Артюс и мсье де Брине станут ее поддерживать, если будет доказано, что она занимается колдовством. Это люди чести и благонравия.

Эд внезапно замолчал. В его душу закралось мучительное подозрение, но обида и страсть затуманили его разум.

– Продолжайте, прошу вас, – подбодрил Эда Никола.

Слащавый голос инквизитора действовал Эду на нервы. Тем не менее он решил рискнуть:

– Наконец, и это, несомненно, самое серьезное… Сеньор инквизитор… Некогда Аньес де Суарси покровительствовала еретичке, причем она питала к ней такие дружеские чувства, что невольно задумываешься, не стала ли она сама приверженкой этого учения. К тому же она воспитывает посмертного сына этой еретички, который так предан ей, что готов отдать за нее жизнь.

Красивые губы собеседника Эда расплылись в улыбке.

– Подробности, умоляю вас… Вы заставляете меня изнемогать от нетерпения.

Фразу закончил тяжелый вздох.

– В книге часовни нет записи о родовом имени ребенка – Клемана, – а также его матери Сивиллы. Нет в ней упоминаний и о заупокойной мессе. Там также не записаны имена и общественное положение крестного отца и крестной матери. И хотя над могилой Сивиллы стоит крест, она похоронена немного в стороне от освященной земли, отведенной для захоронения челядинцев мануария.

– А вот это уже интересно, – подытожил Никола.

Ересь всегда служила идеальным предлогом для обвинения. Колдовство, если не сказать, бесовство, что было гораздо сложнее доказать, сразу же отошло на второй план.

Никола продолжал:

– Как вы того и хотите, даму будут судить за ересь и за содействие ереси. Хотите ли вы, чтобы… признаний добивались долго?

Эд не сразу понял подлинное значение этих слов. Вдруг их смысл поразил его как удар молнии, и он побелел от ужаса.

– Давайте договоримся… не может быть и речи, чтобы она…

Его голос стал еле слышным, и Никола пришлось наклониться к своему собеседнику.

– Достаточно бичевания. Я хочу, чтобы она боялась, чтобы она рыдала, чтобы чувствовала себя погибшей, чтобы ее прекрасная спина и прекрасный живот были исполосованы кожаными ремнями. Я хочу, чтобы ее вдовье имущество было конфисковано, как это принято, и перешло к ее дочери, опекуном которой назначат меня. Я не желаю, чтобы она умирала. Я не желаю, чтобы ее искалечили или обезобразили. Вы получите двести ливров только при этом условии.

Эти слова испортили благодушное настроение Никола. Дело становилось менее смачным. Но он утешил себя: ба, чуть позднее он найдет другие игрушки. Сейчас лучше получить деньги, которые положат начало его состоянию.

– Все будет сделано так, как вы желаете, мсье.

– А теперь мы должны уйти порознь. Не нужно, чтобы нас видели вместе.

Эд хотел остаться один, освободившись от этого обворожительного человека, присутствие которого в конце концов вызвало у него тревогу.

Никола встал и, прежде чем уйти, одарил Эда пленительной улыбкой.

Неприятное смятение, чуть раньше охватившее барона, усиливалось. Что-то было не так, в чем-то он допустил ошибку. Он сжал виски руками и залпом выпил стакан.

Как он дошел до этого? Разумеется, он хотел, чтобы Аньес ползала перед ним на коленях, чтобы она умоляла его. Он хотел наводить на нее ужас и заставить ее забыть о презрении, которое она испытывала к нему. Он хотел завладеть ее вдовьим наследством. Но до такой ли степени?

Кому первому, Мабиль или ему, пришла в голову мысль отдать Аньес в руки инквизиторского суда? Теперь он сомневался. Мабиль рассказала ему о своей встрече с монахом. Он отказался открыть свое лицо, и те несколько слов, которые он произнес, долетели до нее через грубый шерстяной капюшон искаженными. Мабиль видела только силуэт монаха. Но не он ли подсказал имя Никола Флорена и план, который сейчас начал Эда беспокоить?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю