Текст книги "Полное затмение"

Автор книги: Андреа Жапп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Замок Отон-дю-Перш, Перш, ноябрь 1306 года

Дни, прошедшие с момента возвращения Артюса в замок, были наполнены молчанием, прерываемым лишь светскими беседами. После бесконечного облегчения, которое она испытала, когда ее дражайший супруг наконец обрел свободу и был отмыт от всех подозрений, после всепоглощающей радости, от которой она задрожала всем телом, едва увидела, как он, исхудавший, спешивается во дворе, после безумных ночей любви, когда она рыдала от счастья и благодарности к Господу, Аньес почувствовала, что наступило время немых вопросов. Вопросов, которые отравляли все дни, настолько опасными были ответы на них. Аньес чувствовала, что они вот-вот сорвутся с языка ее супруга. Но безукоризненно воспитанный и благородный мужчина не решался их задавать, боясь поставить ее в безвыходное положение. Аньес презирала себя за трусость, которую неожиданно обнаружила у себя. И это она, бесстрашно вступавшая в схватки! Любовь к ближнему всегда делает человека трусливым, ибо он боится потерять дорогое существо. Она тщетно повторяла себе, что нет ничего более катастрофического, чем разрушительное воздействие неуверенности. Мужество оставило Аньес. Порой она бросалась к кабинету супруга, преисполненная решимости рассказать всю правду о своем прошлом, о дочерях, Клеманс, пророчестве, подлинной роли Леоне, поисках. Но в нескольких футах от двери кабинета она останавливалась и возвращалась в свои апартаменты. Сотни раз она надеялась, что слово или вздох принудят ее к откровениям вопреки собственной воле. Напрасно.

Аньес показалось, что ужин длится бесконечно долго. Она, которой никогда прежде не докучали присутствие супруга, его улыбки, влюбленные взгляды, считала минуты между переменами блюд. И это приводило ее в отчаяние. Признания роились в ее голове, готовые вырваться наружу. Но от ужаса перед непредсказуемыми последствиями они застревали у нее в горле. Нет, она не уставала от взглядов Артюса, от его слов и жестов. Тем не менее сейчас его общество удручало ее. Служанка поставила на стол третью перемену, шодюме [126]126
  Шодюме – рыба, зажаренная на вертеле и политая соусом, в состав которого входят хлеб, кислый виноградный сок и белое вино. (Примеч. автора.)


[Закрыть]из щуки, политой кислым виноградным соком и белым вином и приправленной щепоткой шафрана и имбиря. Кисловатый вкус соуса как нельзя лучше сочетался с нежной рыбой.

– Вы такая задумчивая, моя любимая… И совсем неразговорчивая. Вы хорошо себя чувствуете после той чудовищной истории, чуть не стоившей вам жизни? Ах, мадам, как только я вспоминаю об этом, мои ноги становятся ватными. Я постоянно с ужасом думаю, во что тогда превратилась бы моя жизнь, целиком принадлежащая вам. – Юмор немного разогнал запоздалый страх, и граф с улыбкой закончил: – Вы можете мне возразить, что это еще одно прекрасное доказательство мужского эгоизма.

– Что вы, друг мой! Это прекрасное доказательство любви в глазах дамы, наполнившей жизнь своего возлюбленного новым смыслом. Отвечая на ваш вопрос, скажу, что здоровье понемногу возвращается ко мне благодаря вашему счастливому спасению и заботам мессира Жозефа. Ужасная слабость, отбивавшая у меня желание что-либо делать, постепенно проходит.

Опять воцарилось молчание. Аньес лихорадочно думала в тщетной надежде отыскать в памяти какую-нибудь приятную историю, чтобы продолжить разговор. Но потребность высказаться откровенно, все объяснить душила ее.

– Может быть, мадам, вам не хватает общества рыцаря де Леоне? Ведь мы его так редко видим.

– Да, – ответила Аньес, заставив себя улыбнуться. – Он очень занят. Насколько я поняла, он разыскивает диптих, который его кузен опрометчиво продал, а сейчас хочет выкупить.

– Да, он мне рассказал эту историю, принося извинения за свои частные отлучки. – Граф нахмурил брови, словно силясь что-то вспомнить. – Но, мадам, видите ли, я во все это не верю.

Аньес задрожала всем телом, пытаясь скрыть зарождавшуюся тревогу.

– В извинения и сожаления рыцаря?

– Нет. В эту байку о диптихе. Неужели Леоне пустился в долгое и изматывающее путешествие – ведь путь с Кипра неблизкий, – чтобы разыскать какое-то произведение искусства? Этот жалкий предлог мог бы вызвать у меня смех, если бы я не чувствовал, что за ним скрывается другая, намного более грозная правда. По крайней мере, я так думаю.

– Орден госпитальеров, как и многие другие ордена, известен своими тайнами, к которым ни один профан не в состоянии даже приблизиться, – уклонилась от прямого ответа Аньес.

Граф бросил на жену пронзительный взгляд, один из тех, которыми он удостаивал собеседников, когда сомневался в их честности. Аньес ненавидела этот взгляд.

– Впрочем, вы правы, – согласилась она слишком непринужденным тоном, чтобы он мог успокоиться.

На смену разговору, принявшему форму куртуазного состязания, когда каждый участник тщательно оценивает промахи и силы противника, вновь пришло молчание. Головокружение, не имевшее ничего общего с отравлением, жертвой которого она стала, немного выбило Аньес из колеи. Святые небеса! Она проклинала себя за подозрения, недоверие, печаль, за все эти чувства, которые вспыхнули у Артюса. Она понимала, что в этом есть ее вина. На что она надеялась? Глупо было верить в то, что этот умный и проницательный человек позволит себя одурачить неумелой ложью. Разумеется, какое-то время любовь к ней не позволяла ему смотреть правде в глаза. Аньес ужасно боялась, что граф рассердится на нее, узнав, что она воспользовалась его слабостью влюбленного. И из-за этого ужаса она решила ничего не рассказывать ему о своей жизни.

Приход служанки, осторожно поставившей на стол блюдо с оладьями, заполнил на несколько минут тишину, ожидание, с каждым мгновением становившееся все более тягостным для них обоих. По сути, Аньес была достаточно честной, чтобы признать: она надеялась только на одно, на то, что он потребует от нее объяснений и прикажет сказать всю правду. Тогда она не сможет отступить. Он избавит ее от мучительных сомнений. Но чего на самом деле она боялась? Что он вдруг разочарует ее узостью своих взглядов. Что он недооценит ее. Не поймет, что совершенные в юности поступки, пусть и предосудительные, были обусловлены лишь безумным страхом вновь попасть в когти Эда, стать жертвой его похоти. Чтобы избежать этого, ей нужен был ребенок, но Гуго де Суарси оказался бесплоден. И тогда случайно встреченный незнакомец, о котором она давно забыла, спас ее от более грозной опасности, чем смерть.

У Аньес совсем пропал аппетит. Тем не менее она взяла несколько оладий, чтобы соблюсти правила приличия. Артюс залпом выпил свой бокал и устало вздохнул.

– Вам скучно, мсье?

– В вашем обществе? Никогда, мадам. – Внезапно он весь напрягся и продолжил: – Аньес… говорят, любовь со временем исчезает, особенно после рождения ребенка. Вы в это верите?

– Нет, – убежденно ответила она. – В любом случае, моя любовь к вам только возросла, причем до такой степени, что порой у меня кружится голова.

Разволновавшись, она спросила:

– Неужели вы в столь куртуазной манере намекнули мне, что ваша любовь немного остыла?

Артюс рассмеялся.

– Не могу поверить, что такая проницательная дама, как вы, способна выдвинуть столь нелепое предположение. Каждое мгновение моей жизни наполнено вами. И хотя тюремное заключение измотало меня, я мечтал лишь об одном: положить вас рядом с собой и лишать сна все ночи напролет. Неужели это служит свидетельством того, что мужчина разлюбил свою даму?

– А разве вы сомневаетесь в моей любви? Это так неразумно…

– Дорогая моя, я нисколько не сомневаюсь, – ответил он таким грустным тоном, что она встала, подошла к нему, взяла за руки и поцеловала их. – Но меня глубоко огорчает то, что вы не испытываете ко мне полного доверия. Разве я когда-нибудь давал вам повод думать, что буду глумиться над ним?

– О, мой славный супруг, нет, – запротестовала Аньес. – Вы самый достойный, самый надежный мужчина из всех, которых мне доводилось встречать. Я знаю, что вы скорее умрете, чем нарушите данное слово… Что вы такое говорите!

– И все же, мадам…

– И все же? – с трудом произнесла Аньес.

Сердце Аньес заныло. Она оказалась права. Артюс догадался об ее уловках и полуправдивых откровениях. Она приготовилась к худшему.

– Прошу вас, мадам, вернитесь и сядьте на свое место. Я хочу видеть ваши глаза.

Она послушно пошла назад в дрожащем свете факелов и огня, полыхавшего в камине. На несколько секунд колыхавшиеся языки пламени исказили ее силуэт. Потом вдруг он скрылся во мраке, чтобы затем вновь появиться. Артюс отказывался видеть в этом дурное знамение. Он гнал прочь мысль, что однажды Аньес может исчезнуть навсегда. Граф был уверен, что многочисленные узы, связавшие их друг с другом, не позволят ему жить, если она исчезнет. Его снова охватили сомнения. Должен ли он принудить ее к откровениям? Рассердится ли она на него, если он заставит ее выдать тайну, которую она столь ревностно оберегает? Он так боялся обидеть ее… Но маскарад слишком затянулся. Им двигало вовсе не беспокойство супруга. То, что он предполагал, было намного страшнее. По правде говоря, история, которую ему поведала Аньес два года назад, объясняя, почему она так разволновалась из-за исчезновения маленького слуги, Клемана, лишь отчасти удовлетворила Артюса. Желание нравиться своей возлюбленной супруге сделало все остальное. Однако поведение Аньес в последующие месяцы сначала заинтриговало графа, а потом встревожило. Разумеется, она была воплощением доброты и великодушия, но не до такой же степени, чтобы потерять сон и аппетит из-за того, что девочку, незаконнорожденную дочь умершей служанки, никак не удавалось найти. Он слышал, как она всю ночь ходила по своей опочивальне. Он замечал, с каким трудом она буквально заставляла себя есть, когда Монж де Брине приносил одно и то же известие: их поиски не дали никаких результатов. Он ловил взгляды, которые она быстро отводила, чтобы он не заметил слез, появлявшихся всякий раз, когда он упоминал имя Клеманс. Голос возлюбленной супруги оторвал графа от невеселых мыслей:

– Я выполнила вашу просьбу, мсье.

Артюс внимательно разглядывал ее платье итальянского покроя. Тяжелый красновато-коричневый бархат с золотистым отливом подчеркивал медный оттенок волос Аньес. И тут он мысленно увидел ее в простеньком сером платье, в котором она ходила на мессу. Это был самый красивый туалет дамы де Суарси. Он вспомнил, как разволновался, когда она, одетая в крестьянские браки, но величественная, как королева, садилась верхом на Ожье. Он прогнал чувства, сжимавшие его грудь. Время недомолвок и страха показаться нелюбезным прошло. Он должен знать. И он начал нежным голосом:

– И все же, мадам, какую страшную тайну вы от меня скрываете?

Аньес закрыла глаза и вздохнула. Лицо ее смертельно побледнело. Едва шевеля почти белыми губами, она прошептала:

– Я обо всем расскажу вам, мсье. Если потом вы сочтете, что я недостойна вашей любви, прошу вас, скажите мне об этом откровенно. Не надо меня щадить.

Как ни странно, но это предостережение нисколько не обеспокоило Артюса. Все, что имело отношение к его супруге, не могло быть дурным. Ничто, исходившее от нее, не могло его разочаровать. Он бы поклялся в этом своей жизнью. Аньес отпила глоток вина и начала свой рассказ.

Зазвучал такой спокойный, такой удивительно монотонный голос, что Аньес с трудом его узнала:

– Клеманс – моя родная дочь. Как и Матильда, она не Суарси.

Ради Артюса Аньес вытащила из лабиринта памяти все подробности, которые причиняли ей огромные душевные муки. Она ни о чем не умалчивала, не старалась найти себе оправдание. Но она не была щедрой на слова и эмоции. Кровосмесительное желание Эда, ее ангел мадам де Ларне, замужество с Гуго, ужасная агония этого мужчины веры и чести, смерть которого вновь бросила ее в когти подлой похоти сводного брата, приезд Леоне, обнаружение священного свитка в Клэре, камерленго Гонорий Бенедетти и его приспешники, отравленные монахини, поиски, другая кровь… Казалось, жизнь навсегда покинула Аньес, но вернулась снова после их встречи недалеко от ульев, когда его охватила застенчивость влюбленного, а ее – паника.

Целый час граф слушал Аньес, не перебивая, едва осмеливаясь время от времени закрывать глаза или подносить к губам бокал, боясь, что она остановится. Он быстрым жестом отослал служанку, принесшую десерт. Погрузившись в свой кошмар, Аньес даже не заметила ее. Несколько раз он был вынужден сдерживать безумное желание броситься к ней и сжать так крепко, чтобы она едва не задохнулась в его объятиях.

Аньес замолчала и отпила глоток вина. Граф протянул к ней руки, но она отказала ему кивком головы. Сделав глубокий вдох, она продолжила:

– Я уже говорила это рыцарю де Леоне и теперь повторяю вам: должно быть, я выгляжу в ваших глазах общедоступной шлюхой. Но, заклинаю вас, помните: рыцарь ни в коем случае не должен узнать, что Клеманс – девочка.

– Вы, мадам… – прошептал Артюс, задыхаясь, борясь с эмоциями, от которых на глазах выступили слезы. – Вы сияние божественного света. Ваше несгибаемое мужество, ваша решимость без ненависти, ваша… странная сила… Я думал, что не смогу любить вас сильнее, поскольку уже бесконечно люблю вас. Но я ошибался. Вы только что впустили меня в свою душу, и единственное, что я хочу, так это остаться в ней навсегда. Это единственное место, где мне вечно будет хорошо. Вы позволите?

Бездонный взгляд серо-голубых глаз встретился со взглядом графа. Аньес не нуждалась в словах. Впрочем, существовали ли подходящие слова? Теперь Артюс твердо знал, что ничто и никогда не сможет омрачить их любовь. Он неторопливо встал и не спеша направился к Аньес. Она прижалась лицом к животу любимого человека и расплакалась. Они долго молчали. Артюс, обхватив ее руками, нежно покачивал из стороны в стороны, пытаясь осушить слезы горя или радости, он точно не знал. Наконец она подняла голову, и он поцеловал ее в губы. Она повторила, на этот раз поспешно:

– Леоне ни в коем случае не должен узнать, что Клеманс – девочка.

– Он не сумеет ее защитить?

– О, он будет защищать ее до последней капли крови. Но я уверена, что наши враги обнаружили рыцаря. Они будут следовать за ним по пятам. Леоне – человек Бога. Более того, он человек, который видит лишь Бога. Если он поймет, что в жилах Клеманс течет другая кровь, он не отступит до тех пор, пока пророчество не сбудется. – Срывающимся голосом она закончила: – Я не хочу такой судьбы для своей дочери. Я не хочу, чтобы она стала ставкой в игре превосходящих сил, которые легко сломят нас ради своих целей. И неважно, что это за силы: Тьмы или Света.

– Вы знаете, где прячется Клеманс? – нежно спросил Артюс.

– Недалеко от замка, на хуторе Лож. Я совсем недавно узнала об этом. Меня заинтриговали частые прогулки мессира Жозефа по лесу, из которых он всегда возвращается с пустым мешком. Я проследила за ним. Он спрятал и оберегал Клеманс с момента ее исчезновения. Признаюсь вам, я разрываюсь между бесконечной признательностью к нему и горькой обидой. Но сама Клеманс потребовала, чтобы он хранил тайну. Она привела убедительный довод, сказав, что я сразу же побежала бы к ней, а наши враги пошли бы по моим следам. Очаровательная Полина, протеже мессира Жозефа, приютила ее, выдав за свою младшую сестру. Они разводят кур.

– О, мадам, моя дорогая… Что за безумная идея скрывать от меня так долго правду! Какое же ничтожное уважение вы питаете ко мне!

– Да вы с ума сошли! – почти закричала Аньес. – О каком ничтожном уважении вы говорите, когда я считаю вас одним из самых достойных людей?! Мне просто было страшно. Страшно, что вы станете меня меньше любить, будете меня осуждать. Страшно, что из-за моих откровений вы можете оказаться в опасности.

– Но именно ваше молчание подвергает меня опасности, поскольку еще большая опасность грозит вам! Забудем о моих упреках… Мы должны действовать. Клеманс не может больше оставаться там. Она изменилась? Я хочу сказать: физически?

Лицо Аньес осветила лучезарная улыбка:

– Она такая красивая, такая… чудесная. Она выросла, стала почти женщиной. Ее волосы теперь длинные. Вы удивились бы, насколько она образованная… Мессир Жозеф раскрыл ей столько тайн!

– Мы должны найти надежное место, чтобы ее защитить.

– Но какое? Я питала иллюзии, что смогу ее защитить, но… Им почти удалось меня убить, хотя я даже не подозревала, что наши враги совсем рядом.

– Здесь никто не знает Клемана или Клеманс, кроме вас, моего врача, Полины и Леоне. Одним словом, они благородные люди. Клеманс могла бы… поступить к вам на службу… Просто надо сделать так, чтобы Леоне никогда ее не встретил… А она не должна приближаться к Суарси и Клэре.

– Она слишком похожа на меня, и одного взгляда достаточно, чтобы понять: между нами есть кровная связь, – возразила Аньес.

– Черт возьми! – воскликнул Артюс.

Он ходил взад-вперед по комнате, скрестив руки за спиной. Вдруг он остановился и сказал:

– Сардиния! Там живет мой славный кузен Жак де Каглиари, тот самый, которому я рассчитывал доверить вас и Филиппа, если мне не удастся вырваться из подстроенной ловушки. Он похож на медведя, но на медведя, который предпочтет скорее умереть, чем изменить своему слову. Он всегда ненавидел приказы и запугивания. Никто не станет искать Клеманс в этом диком засушливом краю. Она поедет туда под охраной, переодетая в молодую горожанку, которая отправляется к своему жениху. Все они ищут мальчика. Слугу.

Глаза Аньес округлились от изумления. Она с трудом выговорила:

– Сардиния? Господи Иисусе, это же край света! Но я понимаю, что вы правы… Знать, что она так далеко от меня…

– Зато вне досягаемости, мадам. Она проведет там в худшем случае год-другой. Дадим Леоне и его тайным собратьям время на то, чтобы с корнем истребить всех тех, кто хочет погубить вас и вашу дочь.

– Но сумеют ли они?

– Если так Богу будет угодно.

Аньес встала. Она подошла к супругу и склонила голову ему на плечо. Он погладил ее по волосам медового оттенка. И густые пряди скользили между его пальцами, словно шелковистый бальзам.

– Любимый мой! Перед отъездом Клеманс мне хотелось бы провести вместе с ней весь день, отужинать в ее обществе, рассказать о многих вещах, прогуляться вместе с ней в саду… погрузиться в воспоминания.

– Полина принесет нам корзинку с яйцами. Младшая сестра будет сопровождать ее. Но уйдет Полина одна. Ранним утром Клеманс уедет в сопровождении жандарма. – Он улыбнулся, и ей захотелось поцеловать его в губы. – Позволите ли вы мне разделить с вами ужин, или я буду лишним? Сейчас самое время встретиться с мадемуазель моей дочерью по линии жены, той самой, которая была готова заколоть меня кинжалом, если бы я вас обидел в вашем мануарии. Вы помните? Черт возьми, она не шутила! Хорошая кровь не может лгать!

На следующее утро незадолго до первого часа Артюс д’Отон приказал оседлать Ожье. Граф, немного поколебавшись, поставил ногу в стремя. Он погладил гриву великолепного коня, которого слегка смущала нерешительность хозяина. Граф прошептал Ожье на ухо:

– Ожье, мой доблестный Ожье… Ты ничего не знаешь о жизни людей. Как же ты, наверное, счастлив!

Он позвал конюха и, протягивая ему вожжи, уточнил:

– Мой отъезд откладывается на несколько минут. Привяжи коня.

Артюс медленно пошел назад. И что? Теперь они с Леоне хранят одну и ту же тайну. Будет вполне естественно, если они поговорят как мужчина с мужчиной. Граф ускорил шаг.

Артюс нашел Леоне сидящим за маленьким столиком в его комнатке. Граф коротко рассказал рыцарю о признаниях, сделанных его супругой.

– Я испытываю огромное облегчение оттого, что мадам д’Отон решилась открыть вам правду. Эта правда позволит вам понять, какая серьезная опасность нависла над ней. Я отложил свой отъезд, испугавшись, что она окажется очень уязвимой. Но это не так. Вы храбрый и умный человек. Вы не отступите перед врагом, чтобы защитить свою супругу. Значит, я могу ехать с легким сердцем, чтобы продолжить мои поиски.

– Найти Клемана и манускрипты, – подытожил Артюс д’Отон.

– Разумеется.

– Мсье, я ваш вечный должник. Вы спасли существо, которое мне дороже всей моей жизни. Вы оберегали мою супругу, когда нас хотели разлучить. Наконец, вы вырвали меня из когтей инквизиции. Приятно чувствовать себя должником: познаешь, что такое смирение. Осознаешь свои слабости. Я не уверен, что когда-нибудь смогу оплатить свой долг.

Леоне одарил графа одной из своих странных улыбок, которые, казалось, исходили из глубины души, куда никто не имел доступа.

– Никаких долгов, мсье, чистосердечно говорю я вам. Служение Богу нельзя оплатить распиской, данной ростовщику.

Более сухим тоном граф добавил:

– Тем не менее, мсье, при всем моем уважении к вам – а мы должны быть выше правил, продиктованных нашим положением в обществе, – я предпочел бы вам помочь, чем так долго оставаться в неведении, что превратило меня в жалкого статиста. Вы могли бы воспользоваться моим мужеством и шпагой.

– От всей души прошу прощения, мсье. Но вы должны понять, что это был не мой выбор. Такой выбор сделала мадам. К тому же существа, с которыми мы боремся на протяжении нескольких столетий, редко берутся за шпагу. Они пользуются тайным оружием.

– Вы правы, – шепотом согласился граф. – Когда вы огорчите нас своим отъездом?

– Завтра. С вашего позволения я поприветствую графиню и пожелаю ей удачи. Ваше присутствие в замке доставляет мне огромное облегчение, особенно сейчас, когда вы знаете, какая угроза нависла над графиней, – ответил Леоне. – Помните, мсье, ни на мгновение не забывайте о том, что у нас есть грозные враги, готовые на все. Даже малейший знак, самая незначительная деталь должна вызывать у вас подозрение и тревогу. Сейчас они дезорганизованы, но вскоре вновь наберутся сил.

Артюс нисколько не сомневался в том, что это были не пустые слова. К страху графа за супругу примешивался настойчивый вопрос: почему она выбрала его? Шла ли речь о сердечном порыве, или она, сама того не зная, следовала непостижимому плану? Настойчивый и волнующий вопрос, поскольку он предполагал, что они уже целую вечность предназначены друг другу.

– Когда вы вернетесь, рыцарь?

– Когда я наконец найду Клемана. Он скрывается так ловко, что шпионам камерленго не удалось напасть на его след… Но как долго это может продолжаться? Он так молод, а они не знают жалости.

– Надеюсь на скорую встречу, рыцарь.

– Если так Богу будет угодно.