Текст книги "Полное затмение"

Автор книги: Андреа Жапп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Хутор Лож, окрестности Отон-дю-Перш, Перш, октябрь 1306 года

Жозеф из Болоньи бросил суму, в которую собирал лекарственные травы, на утоптанный земляной пол хижины и нежно позвал:

– Полина!

Тут же послышался звук легких шагов по лестнице, ведущей в спальню. Совсем юная девушка с белокурыми волосами бросилась ему навстречу:

– Как я рада вновь вас видеть! Однако я немного ревную! До ее приезда вы не так часто меня навещали!

Жозеф улыбнулся, покачав головой. Показав на суму, он сказал:

– Я принес немного еды. Она вкусная.

– Вы не должны так поступать, – проворчала она, как обычно. – Ведь вы воруете еду у графа и графини, а они добрые господа, разве нет?

– Ничего я не ворую, – защищался мессир Жозеф. – Это остатки пищи, которую каждое утро Ронан раздает бедным. В конце концов, вы тоже не богатая. Конечно, это трефная [115]115
  Трефная – некошерная. (Примеч. автора.)


[Закрыть]пища… Но у нас нет другого выбора. Конечно, несоблюдение кашрута [116]116
  Кашрут – в иудаизме: свод законов о пище. (Примеч. автора.)


[Закрыть]показывает, что мы всего лишь слабые грешники, которые смешивают то, что нельзя смешивать. Однако строгое соблюдение наших законов привело бы нас на костер, что вовсе не понравилось бы Богу.

Полина опустила глаза. Она колебалась.

– Порой я спрашиваю себя, почему Он так долго испытывает нас. Только не говорите, что я богохульница. Ум – это дар И, [117]117
  И – иудеи никогда не называют своего Бога по имени (Иегова) и не пишут его ликов. (Примеч. автора.)


[Закрыть]и не воспользоваться им было бы грешным делом.

– Не знаю, моя славная Сара… Полина, – поправил себя Жозеф.

Молодая женщина пристально смотрела на старика своими трогательными глазами.

Начиная с VI века евреи постоянно подвергались издевательствам, дискриминации и гонениям. Исключением стал период правления Людовика I Благочестивого, взявшего евреев под свою защиту. Наступило временное затишье. Но длилось оно недолго. Филипп Август, воспользовавшись народной злобой, изгнал евреев, конфисковал их имущество и аннулировал кредиты всех заемщиков, в число которых входило и Французское королевство. Хорошенькое дельце! Филипп Красивый пошел по стопам своего славного предка и несколько месяцев назад [118]118
  В июле 1306 года (Примеч. автора.)


[Закрыть]издал ордонанс, предписывающий всем евреям покинуть территорию Французского королевства, хотя многие сеньоры открыто возражали, поскольку у них не было никакого желания терять денежную манну, сыпавшуюся на них благодаря евреям. Некоторые из них, в том числе монсеньор д’Отон, были даже шокированы этой охотой на ведьм, усиливавшейся, когда задолженность королевства перед банкирами-евреями достигала астрономической суммы.

– Неужели они начнут травить нас как диких зверей?

– Безусловно, если узнают, что мы евреи.

– Она знает.

– Она ничего не скажет, даже под пытками. Не волнуйся. Мой господин обещал помочь мне уехать в Прованс или Неаполитанское королевство. Карл II Анжуйский, кузен Филиппа Красивого, понял, какую выгоду он сможет извлечь благодаря нам. Если хищники подойдут слишком близко, я никогда не брошу тебя, Сара. Ты поедешь со мной. Артюс д’Отон – человек истинной чести. Он никогда не отказывается от данного слова, даже если ему приходится за это пострадать. Сейчас же нам необходимо жить под его покровительством и скрывать нашу веру. Пока это служит нам лучшей защитой. Где твоя юная сестра Адель?

– Она в курятнике.

– Пойду к ней.

Она смотрела ему вслед, на его спину, которую годы так и не сумели согнуть. Она вспоминала, хотя и ненавидела воспоминания. Но, несмотря на все ее усилия, ужас одного далекого вечера и агония последовавших за ним месяцев навсегда врезались в ее разум и плоть.

Она возвращалась домой, на улицу, куда переселили всех евреев, чтобы за ними было легче следить. В глубине души Сара не считала эту меру постыдной. Теперь они жили все вместе, и соседство соплеменников внушало ей спокойствие. Но только не в тот вечер. Она шла быстрым шагом, ведь уже спускались сумерки, и это немного беспокоило ее. В этот момент они вышли из таверны и захохотали, увидев ее накидку. Прыская от смеха, они пошли за ней следом. Она ускорила шаг. Но они были настолько пьяны, что их неуместная веселость уступила место непристойной злости. Один из них сорвал с нее накидку, другой с такой силой толкнул, что она чуть не упала в канаву. Только не бежать. Иначе они пустятся за ней в погоню. Как можно скорее добраться до Еврейской улицы. Редкие прохожие наблюдали за происходящим, но не осмеливались вмешиваться. За спиной Сары раздался пьяный голос:

– Ну, прекрасная нищенка! Похоже, вы не любите христианских нежностей? Вы ошибаетесь. Мы умеем обращаться с дамами!

– Только за одним исключением: это не дама, это еврейка.

– Говорят, они смазливые и горячие, – подхватил третий фривольный голос.

Мод их похотливыми шуточками скрывалась ненависть. Сара явственно чувствовала эту ненависть, надвигавшуюся на нее, словно массивная стена.

А потом был кошмар. Они затащили ее на задний двор небольшого дома и бросили под дверь. Она кричала во весь голос. На нее обрушились оплеухи и удары кулаков. Они, безумно хохоча, по очереди изнасиловали ее. На одном из окон дома опустилась кожаная занавесь. Жилец досыта насладился зрелищем. Она замолчала. Прошла целая вечность после их ухода. Сара, сидя на плитах двора, наконец разрыдалась. Из дома вышла пожилая женщина. Вздохнув, она сказала:

– Слезы горю не помогут, девочка. Поверь мне. В конце концов, они тебя не убили. Вставай! Иди за мной. Я приготовлю тебе лохань, чтобы ты смогла вымыться. Хорошенько подмойся. Возможно, тогда ты не понесешь.

Но этого избежать не удалось. С непокрытой головой она вернулась на Еврейскую улицу. И вновь на ее щеки обрушились оплеухи. Сара смирилась с тем, что ее третировали, проклинали. Она ничего не могла поделать. Когда она поняла, что забеременела, у нее возникло такое чувство, будто ее изнасиловали вновь. Мысль о том, что она родит ребенка от солдафона, обесчестившего ее, вызывала у Сары такое сильное отвращение, что самоубийство казалось ей более приемлемым решением. Злоба, которую она испытывала к будущему ребенку, внушала ей ужас. Свою единственную надежду на спасение она связывала с Жозефом из Болоньи, врачом, которому не было равных, гуманистом, философом. Их община хранила о нем самые добрые воспоминания. Он мог ее спасти, хотя женским чревом занимались только женщины. Узнав, что Жозеф часто посещает богатую библиотеку Сорбонны, [119]119
  Сорбонна была основана в 1257 году Робером де Сорбоном, духовником Людовика IX. Сначала это было заведение, в котором бедные школяры изучали теологию. (Примеч. автора.)


[Закрыть]Сара сразу же бросилась туда. Отойдя достаточно далеко от Еврейской улицы, она сняла накидку и спрятала ее в небольшой мешок. Стоя на улице под моросящим дождем, она ждала мессира Жозефа целый час. Узнав врача по описаниям людей, которые хорошо его знали, Сара бросилась навстречу, едва мессир Жозеф показался вверху лестницы.

Жозеф из Болоньи молча выслушал Сару, ни разу не перебив. Он только хмурил брови, когда душившая его ярость была готова вырваться наружу, превратившись в проклятья и грязные ругательства. Наконец он мягко, но решительно произнес:

– Я не могу сделать то, о чем ты просишь, девочка. Пусть даже речь идет о насилии. Я готов прервать беременность только в том случае, если матери грозит смерть. Но это не твой случай. Ты молодая, пышешь здоровьем.

– Я ненавижу этого ребенка, я не хочу его! Они навсегда обесчестили меня, мессир. Если все узнают, а через несколько недель я уже ничего не смогу скрыть…

– Это не твоя вина. Ты была одна, а их было трое пьяных солдат. Ты защищалась. А потом, если ты родишь этого ребенка, значит, ты сможешь зачать и других. В браке нет ничего более ужасного, чем бесплодие.

Ни слезинки. Старая женщина, которая позволила ей вымыться и привести в порядок одежду, была права. Слезами горю не поможешь. Она пристально посмотрела на врача и процедила сквозь зубы:

– Я вас ненавижу. Вы принуждаете меня родить порочного ребенка, терпеть его всю жизнь, хотя он уже мне омерзителен.

– Ты научишься его любить.

– Никогда. Я уеду из Парижа… Я найду… Есть женщины…

– Они хуже стервятников. Они так разворошат твои внутренности, что ты никогда не сможешь зачать, если, конечно, не умрешь через несколько дней от лихорадки.

– Ну и пусть. В обоих случаях этим я буду обязана вам. Я предпочитаю смерть унижению, бесчестию. Я все равно не переживу этого позора.

Жозеф внимательно смотрел на прелестное личико, на большие, еще детские голубые глаза, на решительно сжатые губы. Опасаясь, что Сара совершит безумный поступок, последствия которого сейчас не в состоянии оценить, он сказал:

– Тогда идем со мной. Я буду наблюдать за твоей беременностью. А если потом ты решишь избавиться от ребенка, я тебе помогу.

Так три года назад Сара, ставшая Полиной, поселилась в Перше, на хуторе Лож. Младенец – крошечная девочка – после своего появления на свет прожила лишь один короткий час. С тех пор Жозеф оберегал Полину, которая не захотела возвращаться на Еврейскую улицу, зная, какая судьба уготована ее соплеменникам. Когда мессир Жозеф попросил Полину приютить Адель и выдать ее за свою сестру, поскольку они действительно были похожи, она не стала задавать никаких вопросов и без колебаний согласилась.

Адель собирала яйца, когда Жозеф появился на пороге курятника. Он кашлянул. Адель обернулась, и счастливая улыбка озарила ее лицо.

– Мой учитель, какое счастье вас видеть! Чему сегодня вы будете нас учить? Астрономии, математическому искусству или греческой философии?

Жозеф смотрел на стройную юную девушку с медовыми волосами, ниспадавшими на плечи, с сине-зелеными глазами, слишком высокую для своего возраста. Боже, как она была на нее похожа… На Аньес де Суарси. Клеманс.

В сотый раз мессир Жозеф попытался убедить ее:

– Твое отсутствие доставляет ей страдания. Жестокие страдания. Ее гложет тревога. Почему ты не хочешь, чтобы я сказал ей, что ее любимая дочь скрывается в двух шагах от нее, что она жива и здорова?

Очаровательное личико омрачилось печалью.

– Она знает, что я жива и здорова. Она это чувствует, точно так же, как и я. Мы так тесно связаны. – Клеманс потупила взор и нежным тоном продолжила: – Мессир Жозеф, еще слишком рано. Ради нашей общей безопасности. Что касается графа д’Отона, он пока не должен знать, что я родная дочь его возлюбленной супруги.

– Я никогда не скажу ему об этом, даю тебе слово.

– Месяц назад в деревню приходили какие-то люди и расспрашивали о мальчике. Друзья или враги, не знаю. Если с моей любимой матерью что-то случится, со мной все будет кончено. Поймите меня правильно, мессир Жозеф. Я мечтаю только об одном: броситься к ней, оказаться в ее объятиях, говорить с ней, упиваться ее словами все дни напролет… Однако если мои враги, следуя обыкновенной логике, не спускают глаз с моей матери, они наверняка доберутся до Ложа, а она этого даже не заметит. Манускрипты спрятаны в надежном месте. Никому и в голову не придет искать их там. Но я боюсь приспешников камерленго. Они действуют так подло, так беззастенчиво, так жестоко… Разве можно быть уверенным, что они не вынудят меня признаться, где находится тайник?

На юном лице вновь заиграла улыбка.

– Как она поживает?

Настала очередь Жозефа отвести взгляд. Он не сомневался, что девушка прочтет в его глазах все, о чем он умолчал, чтобы избавить ее от бесконечных часов ужаса: о попытке отравить ее мать, о заключении графа в темницу.

– Если не считать того, что ей не хватает тебя, как воздуха, она пребывает в добром здравии и озаряет своим присутствием огромный замок так, что всем нам легко дышится. Когда я смогу сообщить ей счастливое известие? Ах, я уже так отчетливо вижу, как она радуется…

– Сомневаюсь, мессир Жозеф, – поправил врача голос, прерывавшийся от волнения.

Они одновременно обернулись. Перед ними, бледная как саван, стояла Аньес, дама де Суарси. Она закрывала ладонью рот, сдерживая крик, возможно, стон. К ее счастью примешивалась острая как лезвие боль. Аньес подняла брови, стараясь восстановить дыхание, подыскивая слова:

– Я шла за вами, мессир врач. Меня заинтриговали ваши частые прогулки по лесу, из которого вы возвращаетесь с пустой сумой.

Аньес смотрела на свою дочь. Не в состоянии сделать ни жеста, ни шага, она прошептала:

– Упивайся моими словами, дорогая. Упивайся мной до самого вечера. Да, ты права. Я больше не приду сюда и не увижу тебя до тех пор, пока наши враги не потерпят поражение. Они слишком неуловимые и грозные. Они намного опаснее, чем ты думаешь. Но я ношу тебя в себе, я помню все фразы, сказанные тобой, и повторяю их, пока не засну.

Клеманс бросилась к матери и крепко сжала ее в своих объятиях. Она долго плакала, прижавшись к обожаемой женщине, которой ей не хватало до боли, до головокружения.

Потрясенный Жозеф из Болоньи вдруг почувствовал несказанное облегчение и пошел к хижине Полины.

Лес Клэре, мануарий Суарси-ан-Перш, Перш, октябрь 1306 года

Жильбер ликовал. От полной торбы исходил тяжелый запах свежей земли. Его фея будет счастлива, будет гордиться им, когда увидит собранные крепкие боровики [120]120
  В средние века крайне редко встречались рецепты блюд, приготовленных на основе грибов. В те времена люди с подозрением относились к грибам и собирали только самые известные. (Примеч. автора.)


[Закрыть]со шляпками размером с ее ладонь. Аделина насушит их на зиму, развесив над кухонным камином. А потом она нафарширует грибами свинью, которую зарежут в декабре.

Довольный Жозеф перекинул тяжелую торбу через плечо и поспешил в мануарий. Вдруг, повинуясь инстинктивному чувству, он остановился и спрятался за могучий дуб. По опушке леса ехали два всадника, вернее, всадница и ее сопровождающий. Они проехали в двух туазах от Жильбера, даже не догадываясь о его присутствии. Обезумевший от страха Жильбер не мог сдвинуться с места. У него в голове вихрем носились мысли, но ему никак не удавалось сосредоточиться ни на одной из них.

Его добрая фея. Его добрая фея скоро вернется из От-Гравьера, куда она поехала, чтобы проследить за добычей руды. Жильбер со всех ног бросился к мануарию, словно за ним гнался дьявол.

От страха Жильбер Простодушный дрожал всем телом. Во рту у него пересохло. Она была там. Он видел ее, подлую ведьму с белокурыми волосами и зелеными глазами. Она бродила вокруг Суарси в сопровождении разбойника с физиономией висельника, одного из тех наемников, которые в мирное время зарабатывали себе на жизнь, предлагая свои услуги заказчикам, не желавшим опускаться до подлых дел и испытывать угрызения совести.

К страху Жильбера примешивалось отчаяние. Он мог бы убить гадину, свернуть ее длинную тонкую шею своими ручищами. Это заняло бы всего лишь несколько секунд. В конце концов, она была не подлинным Божьим созданием, а подлой ведьмой. Но рыцарь был непреклонен: тогда Жильбер лишится места в раю рядом со своей доброй феей. А этот мужчина с бездонными глазами знал, о чем говорил, поскольку два года назад Аньес де Суарси поведала Жильберу, что тот был рыцарем Христовым. Сочетание этих двух слов показалось тогда Жильберу таким чудесным, что он, потрясенный до глубины души, навсегда запомнил его, хотя забыл о многих других вещах. Ангел, явившийся ему, когда он крепко спал между ног Розочки, тоже выражался предельно ясно. Жильбер не должен запятнать свои руки кровью. Он не должен убивать чудовище. Неужели это действительно был серафим? Жильбер не знал. На кого похожи ангелы? К тому же он не помнил его лица. Однако утром, проснувшись, Жильбер знал, что делать. Неужели его слабый ум самостоятельно принял решение? Конечно, нет. Только ангел мог его подсказать. Да, небесное создание в своей бесконечной доброте указало ему способ защитить добрую фею и тем самым сохранило для него место в раю рядом с ней.

Страх исчез. Жильбер прыснул от удовольствия, прикрыв рот широченной ладонью. Он направился в дровяной сарай, расстелил возле двери полотно и стал укладывать на него хворост и небольшие поленья. Потом он добавил несколько охапок сырой соломы и взвалил мешок на спину, посвистывая от удовольствия. Он хорошо знал свое дело.

– Эй, деревенщина! – закричала мадам де Нейра, въезжая в просторный двор мануария, ладонью защищая глаза от лучей заходящего солнца.

Жильбер, притворявшийся, будто осматривает копыта Розочки, вновь почувствовал страх. Но на этот раз к страху примешивалась жестокая, убийственная ярость. Он чуть не рассмеялся, подумав, какой сюрприз приготовил чудовищу. Страж мадам де Нейра недружелюбно посмотрел на Жильбера, когда тот подходил к саврасой кобыле его хозяйки, и прорычал:

– Держись на почтительном расстоянии, деревенщина, если не хочешь познакомиться с моим клинком.

– Э… Да что ты такое говоришь, человек? Я должен подойти ближе, чтобы послушать эту прекрасную даму! Какая муха тебя укусила, парень?

– Слабоумный, мадам, – сказал разбойник.

Впервые в жизни Жильбер радовался, что Бог наградил его физиономией дурачка и заплетающимся языком. Но Жильбер вовсе не был законченным идиотом, как думали эти двое. Добрая фея по мере возможности развивала его детский ум, хотя он так и не повзрослел.

Поколебавшись, Од выбрала мягкий тон.

– Я ищу мадам д’Отон, Аньес де Суарси, одну из моих лучших подруг. Я уже давно потеряла ее из виду. Не хочешь ли ты сказать мне, где она? Это было бы так любезно с твоей стороны.

– Да-а, да-а…

– Где она сейчас? – настаивала Од де Нейра медоточивым голосом, который она считала достойным самых высоких похвал.

– Там, там, – ответил Жильбер, показав рукой на поля, окружавшие мануарий.

– Ты можешь меня туда проводить? Я хочу обнять свою подругу.

Игла, пропитанная соком анчара, которую она заранее приготовила и спрятала в мешочек, висевший на поясе, сделает все остальное. Испокон веков туземцы Африки и Азии смазывали кончики стрел соком анчара, отправляясь на охоту за крупной дичью. Одной стрелой можно было убить буйвола.

Глубокая царапина, и прекрасная Аньес быстро отправится к праотцам. Пятнадцать минут агонии, и ее сердце перестанет биться. Грозный и удобный, в отличие от многих других, яд. Ведь чтобы убить, было достаточно нанести одну глубокую царапину.

– Конечно… Но сейчас моя дама занимается медовыми мухами. Она окуривает ульи, чтобы собрать их мед. Последний в этом году.

«Боже мой, какой ужас!» – подумала мадам де Нейра. Аньес так и не избавилась от манер вилланки. Черт возьми! Она же теперь была графиней д’Отон! Как она могла опуститься до столь презренной работы?

– Ну что же, мы поможем ей, – предложила Од де Нейра, старательно скрывая отвращение. – Проводи меня. А вы, – бросила она своему подручному, – подождете меня здесь.

Разбойник удивился, но не подал вида. За повиновение ему щедро заплатили. Од же ни за что на свете не хотела, чтобы свидетель убийства смог когда-либо причинить ей вред. Их будет только трое: Аньес, слабоумный слуга и она сама. Двое вернутся живыми. Да и кто поверит бреду идиота от рождения, если на то пошло? Тем более что он не поймет, почему умерла его госпожа.

Испытывая сладостное предвкушение, Од выпрямилась в седле. Она пустила кобылу шагом, следуя за Жильбером Простодушным, который что-то бормотал себе под нос. Од не поняла ни одного слова из его странного монолога. Впрочем, то, что он говорил, никого не интересовало. Надо было действовать молниеносно. Спешиться, растянуть губы в лучезарной улыбке, броситься к Аньес, крепко прижать ее к себе и вонзить иглу в плечо. Аньес не должна успеть понять, что они никогда не были знакомы. Од не имела права отступать. Несколько секунд промедления могли погубить ее столь блестящий план.

Густой дым окутывал рощу, расположенную в нескольких туазах от них. Од различила силуэт. Аньес.

Жильбер Простодушный шел впереди. Од со страхом отогнала от себя нервным жестом несколько надоедливых медовых мух, кружившихся вокруг нее. Слуга остановился и сказал:

– Дальше идти опасно. Они нервничают, потому что у них забирают мед. Я предупрежу нашу даму. Вам лучше спешиться. Я отведу лошадь немного назад. Иначе она испугается.

Жильбер схватил мадам де Нейра за талию и опустил на землю. Од даже не успела возмутиться. Потом он тщательно смахнул пыль с ее фиолетового платья из плотного шелка.

– Прекрати! Позови же, наконец, свою госпожу, мою подругу.

– Да-а, да-а…

Жильбер спокойно двинулся к плотной дымовой завесе и скоро скрылся в ней. Он заговорщически подмигнул чучелу, которое соорудил чуть раньше. Вдруг он стрелой помчался вперед и изо всех сил ударил сабо по улью. Улей упал. Жильбер помчался еще быстрей. Он бежал к пруду, собираясь в случае необходимости нырнуть в него с головой. Обезумевший рой вылетел из опрокинутого улья. Жужжание пчел напоминало раскаты грома. Наконец пчелы почувствовали главный запах – запах своего короля. [121]121
  Вплоть до открытия Яна Сваммердама, голландского врача (конец XVII века), считалось, что колонии пчел собираются вокруг короля, а не матки. (Примеч. автора.)


[Закрыть]Огромная туча, устремившаяся на защиту своего суверена, заволокла небо. Од видела, как она неумолимо приближается к ней. Она бросилась бежать, пытаясь разогнать руками десятки тысяч насекомых. [122]122
  Рой, достигший своего расцвета, может состоять из 80 тысяч особей. Если пчел посадить рядом друг с другом, они покроют всю поверхность футбольного поля. (Примеч. автора.)


[Закрыть]Од кричала, как одержимая бесами. Пчелы сбились с пути. Не понимая поведения своего короля, они напали на Од. Мадам де Нейра упала. Через четверть часа она умерла от удушья. Ее ангельское лицо было обезображено отеками и укусами. В эти казавшиеся бесконечными минуты, когда она еще не потеряла сознание, в ее памяти всплывали чудовищные картины, а в ушах звучал голос ведьмы:

Вы умрете в жестоких муках и навсегда будете прокляты… Тот или та, кто покушается на мою жизнь, познает худшие страдания, нежели те, что терпят грешники в аду! Они дали слово и всегда держат его. Те самые, из преисподней!

Как ни странно, но единственным утешением Од, объятой ужасом из-за того, что она так и не сумела уравновесить чаши весов своей совести, служили воспоминания не об Анжелике, а о Гонории. И когда смерть вцепилась ей в горло, когда ей стало не хватать воздуха, Од молилась только за него.

Жильбер долго мыл руки, очищая их от земли. Он корил себя за злую шутку, которую сыграл со своими крылатыми друзьями. Но они поймут и простят его. Он окуривал улья, чтобы найти короля. Затем он раздавил его, зажав между двумя камнями, и тщательно собрал выделившуюся жидкость, [123]123
  Пчелы «чуют» феромоны своей царицы за несколько километров. Этим объясняется тот феномен, что они могут возвращаться на одни и те же места несколько лет подряд, поскольку запах царицы сохраняется два-три года. (Примеч. автора.)


[Закрыть]которой затем пропитал платье злой ведьмы, делая вид, будто стряхивает с него пыль. Почувствовав сладостное облегчение, Жильбер рассмеялся. Он сдержал слово, данное рыцарю, и не обагрил свои руки кровью. Он не убивал ведьму. За него это сделали пчелы. В конце концов, если бы злая фея не размахивала руками, не визжала бы как свинья, которую режут, маленькие медовые мухи не стали бы ее жалить. Но тут Жильбер заволновался: не лишил ли он их места в раю? Быстрее, надо возвращаться в мануарий. Его добрая дама должна вот-вот приехать. Радость от предвкушения скорой встречи вытеснила тревогу о судьбе пчел.