Текст книги "ФЕЛИСИЯ, или Мои проказы (Félicia, ou Mes Fredaines, 1772)"

Автор книги: Андре де Нерсиа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава XXI. Продолжение и окончание рассказа о великих событиях в жизни Терезы

Тереза, изнасилованная, почти потерявшая сознание, не в силах сопротивляться победителю, лежала на земле, дрожа от ужаса и… удовольствия. Когда дерзкий солдат решился на вторую попытку, вдохновленный первым успехом, она и не подумала предупреждать его, как в начале трагической сцены, напротив, решила подарить ему как можно больше опасного яда, которым сочилось ее нутро.

– Держи, негодяй, – кричала она, яростно кусая его, – ты будешь долго помнить меня… клянусь тебе… давай… смелее… ну же, ты этого хотел… Ага! Еще… еще… Получай!

Канонада ружей слуг сэра Сидни положила конец поединку драчливой парочки. Солдат начал вырываться из рук отравительницы, изо всех сил прижимавшей его к обнаженной груди. Пистолетные выстрелы и крики раненых означали, что к нам пришла подмога и что дело для бандитов обернулось очень серьезно. Солдат Терезы, охваченный внезапным страхом, убежал через лес, вместо того чтобы присоединиться к своим товарищам. Итак, он принял решение и определил свою судьбу. Он не вернулся в полк, а спрятался у родственников в деревне, находившейся в двенадцати часах езды от места, где бандиты напали на нас.

Добрые крестьяне, которым молодой человек рассказал, что оказался замешанным в переделку, где погибли, были убиты люди (несколько дней спустя слухи о происшествии дошли до соседних деревень), согласились похлопотать за него перед отцом. Этот суровый человек сильно разгневался на сына, когда тот, украв приличную сумму денег, сбежал в солдаты, теперь же он был замешан в уголовное преступление. Отцовское сердце дрогнуло, он раздал немало золота (у крепкого фермера водились денежки) и добился оправдания сына.

Пока отец устраивал дела, несчастный сын понял, что заразился от Терезы дурной болезнью, и, боясь недовольства отца, покинул родительский дом и отправился в Париж: Бисетр стал его убежищем. Он отдался на волю варварского милосердия тех, кто помогал обманутым Венерой, выдержал лечение и выздоровел. В Бисетре молодой человек познакомился с Сен-Жаном и стариком председателем – они лечили там ту же болезнь, происходившую из того же самого источника. Выйдя из чистилища, новые друзья расстались. Сен-Жан вернулся на службу к прежним хозяевам и иногда сопровождал их в мой дом, где болтал с лакеями. Вскоре он представил им своего приятеля Ле Франка, Тереза столкнулась с ним и узнала. Ле Франк, как это ни странно, очень обрадовался. Несмотря на первую трагическую встречу, между этими двоими возникла взаимная симпатия. Ле Франк помнил, что прекрасная Тереза была честна с ним, а он не послушался, она подарила ему величайшее наслаждение, и он простил ей причиненное зло. Тереза, со своей стороны, помнила его силу и то, как он… делал некоторые вещи… Итак, Тереза и Ле Франк безумно влюбились друг в друга, однажды их добрый гений посоветовал Терезе заплатить поллуидора за лотерейный билет, и на него пришлось целое состояние. Очень скоро парочка связала себя узами брака, и вот тогда-то Ле Франк рассказал нам во всех деталях о лесном приключении, и Тереза во всем с ним согласилась.

Глава XXII. Бурное свидание с госпожой де Керландек

Рассказывая о подарке маркиза и приданом Терезы, я несколько отвлеклась и теперь хочу вернуться к повествованию. Читатели помнят, что через три дня после приезда милорда Сидни мы должны были встретиться с госпожой де Керландек.

Хотя эта дама в письме сообщала мне, что жаждет примирения и даже дружбы, к нам она приехала в крайнем возбуждении, выдававшем глубокое смятение, причину которого мы скоро узнали. Мы сидели в гостиной, а Сидни находился за занавешенной зеркальной дверью и мог все слышать.

– Оставим любезности в стороне, мадам! – резко начала разговор красавица Керландек, едва успев поздороваться. – Нам следует поговорить о важных вещах – время дорого. – Потом, обернувшись ко мне, она спросила: – Могу я узнать, мадам, каким образом вы познакомились с милордом Сидни? С каких пор он влюблен в вас? И когда вы вышли за него замуж?.. Вы краснеете, мадам?.. Прекрасно. С этим вопросом мне все ясно. – Замолчав, она вытащила из бумажника письмо и прочитала нам следующее: – «Мадам, я счастлив… (это письмо я получила вчера, любезные дамы) счастлив сообщить вам, что наконец узнал, что сталось с вашим сыном, дорогим мальчиком, достойным вас и своего благородного отца… (и так далее, но речь не об этом… Вот, слушайте.) Он убежал из колледжа, когда там случилось досадное происшествие: во всем был виноват директор, этот ужасный человек!.. (Так… пропустим! Ах, вот здесь!) Я узнал, мадам, и могу это доказать, что молодой господин де Керландек, движимый благородными порывами своей прекрасной души, присоединился к нескольким солдатам и отправился служить. Его спутники в дороге совершили несколько проступков, одних убили, другие разбежались. Все произошло из-за нескольких дурных женщин, за которых вступился путешественник-дворянин. Ваш сын им понравился, они похитили его и увезли с собой в Париж. Некоторое время он жил в их доме, вернее, его там стерегли, но некоторое время спустя он исчез. Наименьшее из зол, которое мы можем предположить, заключается в том, что его отправили в одну из наших колоний…»

Я вскочила, придя в совершенную ярость.

– Какой наглец мог написать вам это письмо, мадам? И как вы посмели читать в моем доме этот пасквиль, намекающий на наше участие в недостойном деле?!

Госпожа де Керландек смутилась, но все же отвечала:

– Будем говорить спокойно, мадам, если это возможно.

– Нет, госпожа де Керландек, не все наделены тем хладнокровием, с которым вы принялись оскорблять нас. Знайте же, мадам…

– Я хочу спросить вас, – перебила меня прекрасная Зейла, – с вами ли случилось то приключение с солдатами? Мой сын…

– Да, мадам, господин Монроз, ваш сын – в этом я теперь не сомневаюсь – уехал вместе с нами в Париж. Он оказал нам неоценимые услуги, и мы вырвали его из ужасной компании трусов и дезертиров, но он последовал за нами по доброй воле…

– Но что же случилось с моим мальчиком?..

– Он счастлив, мадам, он находится под защитой милорда Сидни.

– Пресвятое Небо! Мой сын – во власти убийцы своего отца! – С этими словами госпожа де Керландек упала в обморок.

– Какой ужасный удар для моего сердца… – прошептал милорд Сидни, покидая свое убежище, чтобы оказать помощь недоверчивой вдове.

Наконец она открыла глаза, но, заметив милорда, испустила душераздирающий крик и попыталась вскочить.

– Перестаньте, жестокая Зейла, – произнес Сидни, удерживая ее. В его голосе звучали доброта и нежность, шедшие от самого сердца этого благородного кавалера. – Перестаньте оскорблять меня, не отводите взгляд. Я никогда не был подлецом, я не способен…

– Мой сын! Где мой любимый сын?

– Зейла, ваш мальчик в безопасности. Узнав о вашем возвращении, я поспешил сюда, в Париж, оставив Монроза в Англии, вы скоро увидите его, и он сам расскажет, хорошо ли ему жилось со мной.

– Милорд… я должна вам верить?

– Ваши сомнения оскорбили бы меня.

– Но где я? Я вижу вокруг только лица людей, имеющих все основания обижаться на меня.

– Мерзкий человек! – закричала я, невольно прочитав имя Беатена в конце письма, которое несколько минут назад читала нам госпожа де Керландек (я подняла его с пола, чтобы вернуть ей).

– Что такое? – спросила взволнованная Сильвина. – Какая неожиданность!..

– Жалкий Беатен! – добавила я…

Госпожа де Керландек поспешила разорвать письмо на клочки, но было уже поздно.

– Знайте, – сказала я госпоже де Керландек, – знайте же, мадам, что чудовище, написавшее вам это письмо…

– Автор письма, мадам, – честный священник, он был наставником моего сына в колледже…

Сильвина и милорд Сидни хором издали возмущенный возглас, перебив госпожу де Керландек.

– Зейла, – сказал ей милорд, – этот предатель обманул вас, вы напрасно обвиняли присутствующих здесь дам. Ваш сын очень многим обязан им. Наставник, достойный лишь самой жестокой кары, единственный виновник бегства Монроза: он был жесток, преследовал его своей отвратительной страстью и ревностью.

– Ах, милорд! О-о-о, дорогие мои! – зарыдала несчастная мать, протягивая к нам руки.

Наши сердца переполнились нежностью и жалостью. Тревога матери извиняла жестокие оскорбления, которые нанесла нам госпожа де Керландек. Мы простили ее заблуждение.

Глава XXIII. Интересная беседа

Вскоре мы успокоились, умы прояснились. Зейла, обретя сына и любовника, возрождалась к жизни. На ее очаровательном лице появилось мягкое выражение – естественное свойство ее характера. Учтивый тон милорда, дружба и уважение, которые он нам выказывал, убедили гостью, что мы действительно благородные дамы. Она старалась завоевать наше доверие и добиться внимания. Нам подали чай: у милорда Сидни сохранилась эта английская привычка. Госпожа де Керландек осталась с нами, ведь милорд должен был дать ей тысячу разъяснений, задать миллион вопросов. Он все время повторял, что Зейла может чувствовать себя с нами совершенно свободно, что он нам полностью доверяет и что мы никогда не выдадим ни одной ее тайны. Женщины недоверчивы от природы, а несчастья сделали госпожу де Керландек весьма подозрительной, и она была не слишком многословна. Сидни с трудом удалось вырвать у нее правду о том времени, что прошло между его схваткой с Робером в Париже и дуэлью в Бордо, на которой был убит господин де Керландек. Зейла как будто не слишком дорожила памятью о дорогом супруге. Он был очень влюблен в нее, но не отличался любезностью и добротой… Зейла вообще не сожалела бы о нем, убей его кто-нибудь другой. Сэр Сидни сам воздвиг непреодолимое препятствие на пути столь желанного союза.

– Моя дорогая Зейла, – говорил милорд, – беру в свидетели этих дам! Я не нарушил клятву любить вас вечно и хранить себя для вас. Признаюсь в одном: я полагал, что вы меня забыли, мне было легче верить в это несчастье, чем считать вас умершей. Ваше молчание…

– Сидни! Да могла ли я сама вообразить, что после вашей схватки с этим безумным Робером, которого вы считали соперником – безо всяких на то оснований…

– Нет, Зейла, я вас ни в чем не подозревал и обвинял в несчастьях жестокий Рок. Вас, моя дорогая, я всегда уважал.

– Свекор увез меня в Нижнюю Бретань. Вы знаете, в каком состоянии я тогда находилась: несчастья погубили ребенка, которого я носила. Свекор до самой своей смерти не спускал с меня глаз, так что я не могла подать вам весточку, даже если бы пошла наперекор предрассудкам…

– О, жестокая! Когда вы вышли замуж за этого зверя, на ваших глазах игравшего моей жизнью, вы тоже помнили о вековых предрассудках?!

– Я краснею от стыда за тот свой поступок, Сидни… Но… Вы были жестоко отомщены.

– Ах, если бы судьба пощадила несчастный плод нашей любви! Что я вижу, Зейла? Ваши глаза наполнились слезами… вы смущены… Небо! Какое еще признание сейчас разорвет мне сердце или… переполнит его радостью? Зейла, не молчите, умоляю.

– Сидни!

– Моя драгоценная Зейла!

– Я обманывала вас, говоря, что наша дочь мертва.

– Небо! Счастливая надежда! Она жива! Но где же?..

– Держите ваш порыв, друг мой, радость не будет долгой. В море, на корабле, я кормила крошечную дочку грудью, к счастью, она родилась здоровой и крепкой. Увы, господин де Керландек, этот жестокий тиран, отнял у меня ребенка, как только мы сошли на берег. Позже он постарался убедить меня, что малышка умерла в деревне в доме честных крестьян, которые ею занимались. Он отказался назвать мне их имя и название деревни, и я засомневалась в правдивости известия. Завоевав преданность слуг деньгами и подарками, я получила от одного лакея сведения о судьбе дочери: он поставил условием своей искренности мое полное доверие, я должна была довольствоваться только его словами. Я обещала, я клялась! Этот человек рассказал, что моя дорогая девочка была им лично передана в сиротский приют, но наотрез отказался признаться, где находится злосчастное место. Слуга успокоил меня, заверив, что, если останется на службе и даже если покинет мой дом, будет один раз в год сообщать новости о дочери. Так продолжалось двенадцать лет, причем он сдержал клятву, данную господину де Керландеку, и сохранил в тайне название места, где жила девочка. Когда мы снова обрели друг друга в Париже, милорд, я предполагала, что наша дочь жива, но, оставаясь женой господина де Керландека…

Глава XXIV. Одна из самых интересных глав книги

Этот рассказ совершенно потряс Сидни, он испытывал попеременно надежду и страх; мы слушали с живейшим интересом.

– Наконец, – продолжила госпожа де Керландек, – некоторое время спустя после смерти мужа я имела счастье найти в бумагах листок с адресом места, где так долго содержался предмет моей нежности и бесконечных тревог. Приют находился в П.

Зейла назвала место, где я росла: меня сотрясла нервная дрожь. Сильвина вздрогнула от изумления, но остальные не обратили на это внимания.

– Итак, я немедленно отправилась в дорогу, – рассказывала госпожа де Керландек, – но представьте себе мое несчастье: в приюте мне сообщили, что за четыре года до моего приезда девочку забрали из приюта. Именно четыре года не писал мне старый слуга. Я с глубокой печалью узнала, что он никогда не отсылал в приют денег, которые я давала ему, надеясь облегчить положение моей несчастной дочери. Поведение доверенного человека господина де Керландека было смесью низости и откровенности. Отчаяние переполнило мою душу. Воспитатели рассказали, что у моего ребенка был непростой характер и что ее отдали честным людям, обещавшим хорошо заботиться о ней.

Сердце мое разрывалось от чувств. Сильвина пыталась что-то сказать, ее жесты, выражение лица выдавали крайнее волнение… Милорд несказанно удивился.

– Ах, мадам! Вы видите ее перед собой! Это Фелисия! – наконец выкрикнула Сильвина. – Это я… приехав в приют за своим ребенком и узнав, что он умер, захотела взять Фелисию… муж, не желавший, чтобы в будущем нас могли найти, назвался именем де Невиля…

– Невиль! То самое имя, которое я ненавидела всей душой… Имя человека, похитившего ребенка, который был мне дороже жизни… Ах! Дочь моя! Сидни! Какое счастье!

Стремительным движением я бросилась в объятия моей очаровательной матери: она порывисто целовала меня, орошая лицо слезами. Милорд сидел за столом, прикрыв лицо руками, потом, выйдя из глубокой задумчивости, подбежал к нам и обнял меня. Я оторвалась от родителей, чтобы обнять Сильвину, которая была так добра ко мне всю жизнь. Мать и отец называли Сильвину благодетельницей, говорили, что она подарила им счастье.

Наши сердца таяли от радости и любви. Моя нежная мать обрела любимого мужчину и двоих детей, она мгновенно забыла, что ревновала меня к милорду Сидни, что у нас были… слишком близкие, отношения. (Этот деликатный вопрос никогда больше не затрагивался в нашей семье.) Зейла целовала портрет Монроза, пока Сидни писал письмо своему юному другу, сообщая, что скоро тот обнимет мать и сестру.

Мы ни словом не упомянули о присутствии в нашем доме графа. Моя мать жаждала узнать, какой странный случай свел нас всех вместе, и мы пообещали дать ей любые разъяснения. Уезжая, она просила всех нас навестить ее утром, чтобы мы могли провести вместе день. Мой отец отправился провожать ее.

Оставшись одни, мы с Сильвиной пустились в бесконечные рассуждения о странности моей судьбы.

– Милорд Сидни – твой отец!.. Монроз – твой брат!.. – восклицала она. – Не могу прийти в себя!.. (Тут Сильвина вздохнула.) Во всем здесь перемешаны счастье и горе. Фелисия! Ты еще раскаешься в своем неверии. Ты совершила немало ошибок, к счастью, ты молода и успеешь все исправить… Поверь, во всем видна рука Провидения, оно простирает над тобой свою длань, осыпает милостями, так бойся же его гнева…

Я зевнула: приближался счастливый час свидания с моим маркизом. Скоро, скоро очаровательный любовник увенчает нежными ласками лучший день моей жизни.

Глава XXV. Глава, для которой я не смогла придумать названия

Я заранее предвкушала радостное удивление маркиза от моего рассказа о счастливых событиях. Наконец он появился; тысячи страстных поцелуев предварили интересные признания. Радость маркиза не поддается описанию… Я рассказала, что милорд Сидни, очевидно, в самом скором времени узаконит мое рождение, женившись на своей драгоценной Зейле… Как! Убийца мужа?! – воскликнут сегодняшние пуристы… Впрочем, эти люди не станут читать мою книгу, так что опасаться нечего. Добрые граждане, не столь утонченные, но гораздо более снисходительные, не станут возмущаться новым замужеством Зейлы. Признаю – выходя замуж в первый раз, Зейла была не слишком щепетильна и честна, согласившись на брак с человеком, у нее на глазах хладнокровно утопившим ее возлюбленного, но я достаточно рассказала вам, чтобы оправдать ее: Зейла была рабыней, когда познакомилась с Сидни, потом она потеряла его, потеряла не любовника, но, скорее, хозяина, купившего ее ради своих утех. Ей пришлось выбирать между двумя крайностями: господин де Керландек или смерть в нищете. Образование, воспитание, опыт, жизнь в свете привели чувства и принципы этой женщины в согласие с нашими нравами, а потом она обрела любимого мужчину и, не будучи привязана всем сердцем к мужу, отнявшему у нее ребенка, считала себя вправе не хранить верность памяти жестокого человека, почти врага; она не захотела отказываться от счастья, когда Судьба предоставила ей возможность залечить все раны сердца, забыть об утратах… В особых случаях возможно сделать исключение из общих правил и установленных обществом законов. Такой вывод вполне относится к положению Зейлы и милорда Сидни. То же можно сказать и об отношении Сидни ко мне. Мне станут доказывать, что наша связь, естественное следствие обстоятельств, взаимной симпатии, темперамента, была чудовищным преступлением, ведь единокровные существа не должны вступать друг с другом в греховную связь… Но оставим эту щекотливую тему, – я вовсе не утверждаю, что все было так уж правильно в моей жизни… К счастью, ошибки всегда можно постараться исправить. Не стоило отчаиваться, слишком строго судить себя, становиться несчастной до конца дней. Что в этом проку?…

Маркиз был совершенно со мной согласен. Теперь он мог спокойно говорить о милорде Сидни.

– Моя дорогая Фелисия, признаюсь, что возвращение милорда убивало меня. Я не сомневался в вашей связи и не мог больше переносить необходимости делать жестокий выбор: потерять тебя или делить с другим! Этот человек, слишком старый для тебя… но, раз уж он твой отец… я нахожу его очень любезным…

– Не будем больше об этом, дорогой!

– Ты любила его?

– Не стану отрицать. Возможно, голос крови предопределил взаимную склонность, а темперамент довершил начатое…

– А твой брат? Красавец Монроз…

– Маркиз, вы меня удивляете! Кто вам рассказал?

– Ты сама. В первую пору нашего знакомства ты однажды позволила мне написать письмо за твоим столом, а сама сидела рядом, нежно целовала портрет брата и говорила: «Моя прекрасная любовь! Милый проказник! Один Бог ведает, сколько раз ты мне изменишь с английскими красавицами! Будь благоразумен, не заставляй меня пожалеть, что отпустила тебя!»

– Дурачок! Я говорила все это, чтобы заставить вас ревновать. Вот что означали мои слова: «Ледяное сердце, любите меня хоть немного!»

– Озорница! Я не поддамся на ваш ловкий обман, я знаю…

– Ну же, месье, будьте и вы благоразумны, – прервала я маркиза. – Нет, я не хочу… я сержусь… вы должны были хотя бы сделать вид, что ничего не знаете…

Мои надутые губы, не смутили маркиза: он обнял меня… Я пылко ответила… нас объединяло одно желание… я чувствовала, как трепещет его душа… и отдавала ему свою. Мы умерли… и возродились… и снова умерли… Боги!.. Какая ночь!.. Какой мужчина!.. Какая любовь!..

Глава XXVI. Как произошла вторая встреча с моей матерью и как доктор Беатен оказался в крайне затруднительном положении

Нежная пылкость маркиза позволила мне поспать всего несколько часов, но я проснулась раньше обычного и немедленно встала. Горя желанием увидеться с моим милым отцом, я поспешно привела себя в порядок и уехала из дома без Сильвины, для которой сон стал одним из главных удовольствий в жизни. В доме Зейлы еще не вставали, но швейцар получил распоряжения, и меня впустили. Как хороша она была в постели! Какой розовый цвет! Какая-нибудь светская красавица, нарумяненная, набеленная, напомаженная, показалась бы уродиной рядом с Зейлой! Даже я едва могла сравниться с ней свежестью! Как счастливо она улыбалась теперь, успокоившись душой! Накануне Зейла забыла попросить меня о разговоре наедине, но я предугадала ее желание.

– Все теперь радует меня! – произнесла она, протягивая ко мне алебастровую руку и притягивая к себе, чтобы поцеловать.

– Иди ко мне, сядь рядом, дорогая моя девочка, и поговорим – не как мать и дочь, но как две отныне неразлучные подруги.

Как нравились мне такая простота и близость! И все-таки я не могла отрешиться от некоторого смущения, боясь, что моя мать, возможно, знавшая, какую жизнь я вела в свете, захочет упрекнуть меня, ограничить свободу, потребует изменить некоторые привычки. Независимая от природы, привыкшая во всем потакать своим желаниям, думать и действовать по собственному разумению, я чувствовала, что не смогу подчиниться чужой воле… А теперь я оказалась под властью отца и матери! Чего они от меня потребуют? К счастью, мое беспокойство было недолгим.

Моя мать сразу же захотела узнать, как мы познакомились с Робером и почему он остался с нами. Я дала ей короткий отчет о несчастьях графа. Вопреки тому, что рассказывал нам Дюпюи, Зейла вовсе не считала его человеком благородного происхождения и не находила в нем честной души: все говорило против несчастного. Мой рассказ переубедил ее, она пролила несколько слезинок над трагическими приключениями кавалера, которого страсть и отчаяние так часто заставляли подвергать жизнь опасности…

Вошедший слуга спросил Зейлу, должен ли он провести к ней некоего священнослужителя, утверждавшего, что он должен сообщить ей важные новости.

– Мама! – закричала я. – Возможно, это доктор Беатен!

– Думаю, ты права, – отвечала она.

– Этот человек, – добавил лакей, – позавчера передал письмо швейцару…

– Ах, это он, Беатен! – хором произнесли мы. – Пусть войдет.

Я немедленно узнала мошенника, ведь изменилось только его платье: вместо обычной сутаны, которую он носил прежде, теперь на нем был странный белый воротничок и сюртук с узкими рукавами. Манеры стали еще более фальшивыми и жеманными, глаза бегали, он все время сгибался, как будто собирался поклониться, жирные ляжки тряслись. Беатен весьма удивился, найдя мою мать не одну, потому что рассчитывал на конфиденциальный разговор. В то утро я надела шляпку с густой вуалью, скрывавшей мое лицо, и мошенник не мог разобрать, кто перед ним.

– Какие интересные новости принес мне сегодня утром господин доктор? – сухо спросила моя мать.

Священник от изумления застыл на месте.

– Простите меня, мадам… Но некоторые вещи, которые я готов сообщить вам… возможно, мадам захочет… поговорить наедине…

– Нет-нет, месье, я ненавижу тайны! Мадам – моя лучшая подруга, я ничего от нее не скрываю. Ваши секреты касаются моего сына, мадам его знает. Объяснитесь, но главное – не лгите!

– То, что я хочу сообщить вам, мадам, не касается вашего сына…

– Так что же это?

– Я расскажу вам о милорде Сидни, мадам…

– О милорде Сидни?.. Я виделась с ним вчера и надеюсь увидеть сегодня утром. Так что же, месье, вы решили клеветать на честного человека? Так мой сын потерян? Мой сын отправился в колонии? Он нашелся, мой дорогой мальчик, мы скоро увидимся, и я очень многим обязана людям, которые позаботились о нем!

Предатель иронично ухмыльнулся.

– В таком случае, мадам, мне больше нечего сказать… не знаю, что… Поскольку мадам информирована лучше меня, мне не стоит здесь больше оставаться.

– Вы останетесь, месье, – заявила я, вскакивая и хватая его за рукав.

Моя мать позвонила слуге…

– Если у дверей кто-нибудь ждет, – сказала она, – пустите в дом.

Мгновение спустя лакей объявил о приходе госпожи Сильвины и милорда Сидни.