Текст книги "Молчаливый полковник Брэмбл"

Автор книги: Андре Моруа

VI

Истинно британский разговор – игра, так же как крикет или бокс. Затрагивать личные темы нельзя, так же как в боксе нельзя бить ниже пояса, и всякий, кто вносит в дискуссию излишнюю страсть, тут же дисквалифицируется.

В офицерской столовой полка «Леннокс» [34]34
  Леннокс– по названию старинного графства в Шотландии, а затем и крупного западного района, где формировались воинские части.


[Закрыть]Орель встречал ветеринаров и генералов, торговцев и герцогов; всем им подавалось лучшее виски, ко всем относились с подобающим, ненавязчивым вниманием, никого не утомляли тяжеловесной почтительностью.

– В вашей стране часто идут дожди, – сказал ему как-то за ужином случайный сосед по столу, майор саперных войск.

– В Англии тоже, – ответил Орель.

– Хотелось бы, чтобы эта проклятая война окончилась поскорее. Тогда я расстанусь с армией и уеду жить в Новую Зеландию.

– У вас там друзья?

– Нет, но там отлично ловится лосось.

– Пока мы тут на отдыхе, майор, выпишите себе удочку; здешний пруд полон огромных щук.

– Никогда не ловлю щук, – сказал майор. – Эта рыба не джентльмен. Стоит ей заглотать крючок, и сразу все кончено; а вот лосось – тот бьется до последнего, даже если не имеет никакой надежды спастись. Иной раз попадается экземпляр весом этак в тридцать фунтов, и приходится сражаться с ним добрых два часа. Ведь это же просто прекрасно, вам не кажется?

– Восхитительно!.. – сказал Орель. – А как насчет форели?

– Форель – она, видите ли, рыба-леди, – ответил майор, – и ее надо перехитрить, что очень нелегко, ибо она хорошо разбирается в наживках… А вы, – вежливо добавил он после паузы, – чем занимаетесь вы в мирное время?

– Немного пишу, – сказал Орель, – и готовлюсь к защите диссертации.

– Нет, я имею в виду какой вы любите спорт? Рыбную ловлю, охоту, гольф, поло?

– Честно говоря, – признался Орель, – я мало занимаюсь спортом; у меня неважное здоровье и…

– Очень жаль, если это так, – сказал майор.

Он повернулся к другому соседу. Француз перестал его интересовать.

Тогда Орель заговорил с капитаном-ветеринаром Кларком, который сидел слева от него, ел, пил и с самого начала трапезы не проронил ни слова.

– В вашей стране часто идут дожди, – сказал капитан Кларк.

– В Англии тоже, – ответил Орель.

– Хотелось бы, чтобы эта проклятая война поскорее окончилась. Тогда я вернусь на Сент-Люсия [35]35
  Сент-Люсия– один из Антильских островов.


[Закрыть].

Орель спросил, живет ли семья капитана на Антильских островах.

– О нет, что вы! – шокированно сказал капитан. – Моя семья принадлежит к древнему стаффордширскому роду, а на острове Сент-Люсия я обосновался совершенно случайно… Мой корабль бросил там якорь, мне очень понравился местный жаркий климат, и я там остался. Задешево купил земельный участок и развел на нем плантацию шоколадных деревьев.

– И вам не скучно?

– Нет! Ближайший белый человек живет в шести милях от меня. Для парусного спорта лучшего побережья не найти. А дома что?.. Чем там заняться? Когда мне дают отпуск и я прибываю на три месяца в Англию, то первые восемь дней провожу со своими стариками, а потом ухожу себе на яхте в море. В полном одиночестве. Я избороздил воды вдоль всего побережья Бретани. Это – сплошное удовольствие. Правда, там очень сильные течения, но у вас отличные мореходные карты. Однако климат все-таки недостаточно теплый… А вот на Сент-Люсия можно покуривать сигареты, запросто сидя в пижаме на террасе.

Он медленно допил свой портвейн и заключил:

– Нет, не люблю Европу… Там приходится слишком много работать. А на Антильских островах пропитания хватит на всех.

За другим концом стола полковник рассказывал про Индию, про белых лошадок в его полку, про туземных слуг со сложными званиями и строго определенными обязанностями, про неторопливую и приятную жизнь на шотландских холмах. Майор Паркер живописал охоту со спины слона.

– Вы стоите во весь рост на своем слоне, одна ваша нога накрепко привязана. Животное поднимают в галоп, и вы несетесь куда-то в пустоту… Это очень возбуждает, в самом деле…

– Охотно верю, – сказал Орель.

– Да, но ежели вам придется испытать это, – заботливо предупредил полковник, – то запомните: в случае, когда слон забредет в болотистую почву, необходимо поскорее слезть с него со стороны хвоста. Ибо если слон чувствует, что почва буквально ускользает у него из-под ног, он инстинктивно хватает вас хоботом, кладет перед собой и норовит упереться коленями в нечто «твердое», то есть в вас.

– Учту, сэр, – сказал Орель.

– В Малайских штатах, – сказал майор саперных войск, – дикие слоны свободно расхаживают по шоссейным дорогам. Катаясь на своей мотоциклетке, я их часто встречал. Если ваша голова или ваш костюм почему-либо не понравятся слону, то он прямо на бегу подхватывает вас, швыряет оземь и своей слоновьей ногой расплющивает ваш череп. Но в остальном они совершенно не опасны…

Завязалась долгая дискуссия насчет наиболее уязвимых мест у слона. Падре оказался компетентен в этом смысле и объяснил, чем именно африканские слоны отличаются в чисто анатомическом отношении от слонов индийских.

– Падре, – сказал Орель, – я всегда считал вас настоящим спортсменом, но неужто вы действительно охотитесь на этого огромного зверя?

– То есть как это «действительно», my dear fellow! Да будет вам известно, что за мою жизнь я поубивал решительно все, что вообще может убить охотник, начиная от слона и бегемота и вплоть до тигра и льва. Я никогда не рассказывал вам историю про моего первого льва?

– Никогда, падре, – сказал доктор, – но сейчас вы ее расскажете.

– Падре, – вмешался полковник, – я охотно послушаю ваши истории, но при одном условии: пусть кто-нибудь запустит граммофон. Сегодня вечером мне особенно нужна my darling mistress Finzi-Magrini [36]36
  Моя любимая миссис Финци-Магрини ( англ.).


[Закрыть].

– О нет, сэр, сжальтесь! В крайнем случае прокручу вам какой-нибудь регтайм [37]37
  Регтайм– танцевальная пьеса в джазовом стиле.


[Закрыть], если вам так уж необходимо услышать скрежет этой чертовой машины!

– Ничего у вас не выйдет, доктор, так дешево вы меня не купите. Требую Финци-Магрини… Орель, будьте хорошим мальчиком и не забывайте: скорость шестьдесят пять… Только, ради Бога, не поцарапайте диск… Падре, предоставляю вам слово для рассказа о вашем первом льве.

– Тогда я жил в Иоганнесбурге, и мне очень хотелось стать членом клуба охотников, где было немало моих друзей. Но по клубному уставу любой претендент на членство должен был иметь на своем счету по крайней мере одного убитого льва. Поэтому я отправился в джунгли с негром, нагруженным несколькими ружьями. К вечеру мы с ним устроили засаду около источника, куда, по моим сведениям, какой-то лев имел обыкновение приходить на водопой. Примерно за полчаса до полуночи слышу треск ломаемых ветвей, и тут же над недалеким кустом появляется голова льва. Он учуял нас и смотрит в нашу сторону. Я вскидываю ружье, целюсь, стреляю. Голова исчезает за кустом, но через минуту возникает вновь. Следует второй выстрел – результат тот же. Испуганный зверь прячет голову, затем опять поднимает ее. Я сохраняю полное самообладание. В моих ружьях в общей сложности шестнадцать зарядов… Третий выстрел – и опять та же история. Четвертый выстрел – то же самое. Я начинаю нервничать, стреляю все хуже, но после пятнадцатого выстрела зверь еще раз поднимает голову.

– Если твоя сейчас не попадать, – говорит мне негр, – она нас будет скушивать…

Я делаю глубокий вдох, тщательно прицеливаюсь, стреляю. Лев падает… Проходит секунда… две… десять… больше его не видно. Выжидаю немного и затем, торжествуя, в сопровождении моего негра устремляюсь к месту происшествия… А теперь, мессиу, угадайте, чтó я там обнаруживаю…

– Льва, падре.

– Шестнадцать львов, ту boy!.. И у каждого из них пуля в глазу. Вот каким был мой дебют!

– By Jove, Padre! [38]38
  Клянусь Юпитером, падре! ( англ.).


[Закрыть]Кто же после этого станет утверждать, будто шотландцы лишены воображения?

– А теперь послушайте истинную историю. В Индии мне довелось впервые убить женщину… Да-да, вы не ослышались – именно женщину… Я отправился поохотиться на тигров, и ночью, когда я проходил через деревушку, затерянную в джунглях, меня вдруг останавливает какой-то старик туземец:

– Сагиб, сагиб, медведь!

И указывает на дерево, где среди листвы движется какая-то черная масса. Быстро прижимаю приклад к плечу, стреляю. Масса низвергается среди треска ломающихся сучьев. Подхожу поближе и вижу: на земле лежит старая женщина, которую я прикончил, когда она собирала плоды. Подбегает какой-то другой смуглолицый старец, муж покойной, и осыпает меня проклятиями. Вскоре появляется абориген-полицейский. Он обязывает меня возместить семейству убытки. Мне это стоит сумасшедших денег – не менее двух фунтов стерлингов… Весть об этом событии быстро разнеслась на добрых двадцать миль, в округе. И в течение нескольких недель, стоило мне появиться в какой-нибудь деревне, как ко мне сразу же подходили два или три старика:

– Сагиб, сагиб, медведь на дереве!

Излишне говорить, что предварительно они заставляли своих жен забираться на деревья…

Затем майор Паркер поведал нам про охоту на крокодила, а капитан Кларк сообщил некоторые подробности про акул в районе Бермуд, где они не опасны для человека при условии одной предосторожности: надо прыгать в воду не в одиночку, а группами. Тем временем полковник в очень медленном темпе проигрывал на граммофоне «Марш обреченной бригады». Новозеландский майор подложил в огонь листья эвкалипта. Аромат, источаемый ими при горении, напоминал ему южноафриканский буш [39]39
  Буш– здесь: невозделанные, поросшие кустарником земли Южной Африки.


[Закрыть]. Слегка оглушенный Орель, опаленный знойным солнцем Индии, одурманенный острыми запахами африканских хищников, в конце концов понял, что мир – это большой парк, разбитый каким-то богоподобным садовником специально для джентльменов из Соединенного Королевства.

VII

 
Поскольку дурная погода вас в комнате заперла,
Поскольку наскучило вам плохие романы листать,
Поскольку вам лень, по счастью, любовника подыскать,
Поскольку, хотя еще август, желает дождливая мгла
          Себя за декабрь выдавать,
 
 
Я начал для вас нацарапывать этот стих,
Где строчки почти без рифм, да и мысль почти не видна,—
Когда-нибудь их озаглавлю в собранье творений моих:
«Беседа с подругою дальней, что дома скучает одна
          И ждет, чтобы дождь утих».
 
 
Не знаю, созвучны ли чувства наши сейчас,
Но когда я настолько мечтателен и ленив,
И дождь у меня в груди, и дождь посреди… [40]40
  Стихотворение не закончено. Примеч. авт.


[Закрыть]
 

– Орель, – сказал доктор, – на сей раз вы действительно пишете стихи; этого вы отрицать не можете: я схватил вас за руку, и она еще в крови.

– Хоу! – воскликнул полковник со смешанным оттенком снисхождения и жалости.

– Что ж, признаюсь, доктор. И что тут такого? Разве это противоречит военным уставам?

– Нет, не противоречит, – сказал доктор, – и все-таки я удивлен, ибо всегда был убежден, что Франция не может быть страной поэтов. Ведь поэзия – это, так сказать, ритмическое безумие. Между тем вы не сумасшедший. И кроме того, лишены чувства ритма.

– Вы просто не знаете наших поэтов, – сказал Орель, задетый за живое. – Вы когда-нибудь читали Альфреда де Мюссе, Виктора Гюго, Шарля Бодлера?

– Я знаю Хьюгоу, – заявил полковник. – Когда я командовал гарнизоном на острове Гернси, мне как-то показали его дом. Я даже пытался прочитать его книгу «The toilers of the sea» [41]41
  «Труженики моря» (роман В. Гюго) (англ.).


[Закрыть], но она слишком скучна.

Появление майора Паркера, ободрительно подталкивающего двух офицеров с мальчишескими лицами, положило конец этому разговору.

– Я привел к вам, – сказал майор, – двух молодых офицеров – Джиббонса и Уорбартона. Пожалуйста, угостите их чашкой чая, прежде чем отправить в роты, куда они назначены. Я подобрал их на пригорке, у дороги на Циллебеке, где они всерьез надеялись поймать такси. Эти молодые люди из Лондона сомнений не ведают.

Джиббонс возвратился из увольнения. Что касается Уорбартона, смуглого валлийца с лицом француза, раненного двумя месяцами раньше под Артуа, то он направлялся в свой полк «Леннокс» после отпуска, предоставленного ему для полного выздоровления.

– Орель, дайте мне чаю, будьте хорошим мальчиком, – попросил майор Паркер. – Но только сначала налейте в чашку немного молока. Очень прошу вас. И, пожалуйста, прикажите подать виски с содовой: надо расшевелить капитана Джиббонса. Сразу видно, что он только-только выполз из вигвама и еще не откопал свой томагавк.

– Какая все-таки страшная перемена обстановки, – сказал Джиббонс. – Еще только вчера утром я находился в своем саду, посреди типично английской долины, изрезанной живыми изгородями и рядами деревьев. Везде чистота, свежесть, ухоженность, счастье… Две хорошенькие сестрички моей жены играли в теннис. Все мы были одеты в белое. И вдруг судьба забрасывает меня в этот ваш ужасный, искореженный лес, в самую гущу вашей банды убийц. О Господи! Когда же, черт возьми, наконец окончится эта проклятая война? Я такой мирный человек! Грохоту пушек предпочитаю звон колоколов, тарахтению пулемета – звуки рояля. У меня одно-единственное желание: жить в сельской местности со своей пухленькой маленькой женушкой и множеством упитанных ребятишек.

И, подняв бокал:

– Пью за окончание этого безумия, – заключил он, – за то, чтобы боши, завлекшие нас сюда, поскорее очутились в аду.

Но беспокойный Уорбартон тут же с горячностью выдвинул антитезу.

– А я вот люблю войну, – сказал он. – Только она и создает нам нормальную жизнь. Чем вы занимаетесь в мирное время? Торчите дома, не знаете, куда девать свободные часы и дни, ссоритесь с родителями или с женой, ежели у вас таковая имеется. Все считают вас несносным эгоистом, и вы действительно являетесь им… Но вот настала война: дома вы бываете лишь раз в пять или шесть месяцев. Вы – герой и, что особенно высоко ценят женщины, воплощаете собой нечто новое, какую-то перемену. Вы рассказываете никому не ведомые истории, вы насмотрелись на странных людей, были свидетелем ужасающих событий. Ваш отец уже не твердит своим друзьям, будто вы отравляете конец его жизни. Напротив, он представляет вас как некоего оракула. Эти старики хотят знать, что вы думаете о внешней политике. Если вы женаты, ваша супруга становится более привлекательной, чем прежде; если вы холостяк, все girls [42]42
  Девушки (англ.).


[Закрыть]осаждают вас… Вы любите природу? Но ведь вы живете здесь, в лесах! Вы любите свою жену? Но кто, собственно, возьмется утверждать, будто умереть за женщину, которую любишь, легче, чем жить с ней? И прямо скажу вам: роялю я предпочитаю пулемет, а болтовня моих солдат мне куда милее пересудов старых дам, приходящих к моим родителям на чашку чаю. Нет, Джиббонс, как хотите, но война – дивная пора!

И, подняв бокал:

– Пью за милого гунна, доставляющего нам все эти удовольствия!

Затем он рассказал нам о своем пребывании в госпитале герцогини:

– Мне казалось, я в гостях у королевы фей: наши желания исполнялись, прежде чем мы успевали их высказать. Когда наши невесты приходили повидаться с нами, нас прислоняли к подушкам, подобранным под цвет наших глаз. Еще за две недели до того, как я мог встать с постели, мне принесли целую дюжину халатов: я должен был выбрать именно тот, в котором желал бы в первый раз пройтись по палате и коридору. Я выбрал красно-зеленый халат, и его повесили около моей кровати. От пущего нетерпения я примерил его за три дня до исцеления… Лежал там у нас один шотландский капитан, чья жена была так дьявольски хороша, что едва она переступала порог палаты, как всех раненых сразу же начинало лихорадить. Дело кончилось тем, что около кровати ее мужа в стене специально пробили дверь, чтобы эта женщина не проходила через всю палату… О, хоть бы меня поскорее ранило снова! Доктор, обещаете ли вы в этом случае эвакуировать меня в госпиталь герцогини?

Но Джиббонс, переполненный сладостными воспоминаниями о тихой домашней жизни, оставался безутешным. Падре – этот добрый мудрец – попросил его рассказать о последнем военном смотре перед Букингемским дворцом, после чего не без удовольствия поговорил с ним об изяществе ножек и округлости плеч какой-то местной красотки. Полковник достал из коробки свои лучшие пластинки и – в который уже раз! – заставил гостей прослушать пение миссис Финци-Магрини и вальс «Судьба». Слушая вальс, Джиббонс прижал к лицу ладони. Полковнику было захотелось по-доброму пошутить над его меланхолическими мыслями, но, как только отзвучала последняя нота, маленький капитан встал.

– Лучше я отправлюсь засветло, – сказал он и удалился.

– Silly ass [43]43
  Тупой осел (англ.).


[Закрыть],– сказал Паркер после недолгой паузы.

Полковник и падре снисходительно кивнули в знак согласия. Один лишь Орель сочувствовал ушедшему.

– Орель, друг мой, – сказал доктор, – если вы хотите снискать себе уважение среди хорошо воспитанных англичан, вам следует постараться понять их точку зрения. Нет у них нежности к горемыкам, а сентиментальных людей они и вовсе презирают. Это относится и к любви, и к патриотизму. Даже к религии. Если вы хотите, чтобы полковник вас запрезирал, прикрепите национальный флажок к своему кителю. Если вы хотите, чтобы падре не ставил вас ни во что, дайте ему почитать письма, полные ханжеского притворства. Если хотите, чтобы Паркера стошнило от вас, разрыдайтесь при нем, разглядывая чью-то фотографию… Годы молодости огрубили их шкуры и сердца. Теперь они уже не боятся ударов – ни кулака, ни судьбы. Преувеличение они считают худшим из пороков, а холодную сдержанность – признаком аристократизма. Когда они очень несчастливы, то надевают маску юмора. Когда они очень счастливы, то вообще ничего не говорят. А в глубине души Джон Буль [44]44
  Джон Буль– традиционное ироническое прозвище англичан.


[Закрыть]страшно сентиментален, чем и объясняется все остальное.

– Все это правда, Орель, – сказал Паркер, – но не надо этого говорить. Доктор самый что ни на есть типичный ирландец и не умеет попридержать язык.

Далее доктор и майор Паркер начали обсуждать ирландский вопрос в свойственном им шутливо-язвительном тоне. Полковник достал из коробки пластинку «When Irish eyes are smiling» [45]45
  «Когда улыбаются глазки ирландки» (англ.).


[Закрыть]и поставил ее под мембрану с иглой, видимо, полагая, что это и приятно, и разумно.

– Таким образом, Орель, – заключил майор Паркер, – вы видите, что мы, бедные англичане, добросовестно ищем решения проблемы, которая, в общем-то, никакого решения и не требует. Быть может, вы думаете, будто ирландцы стремятся к каким-то определенным реформам и станут счастливы и спокойны в тот самый день, когда добьются их? Ничего похожего! Их развлекает сам процесс дискуссии, так сказать, теоретический заговор. Они заигрывают с идеей независимой республики, и если мы дадим им ее, то игра закончится. Но тогда они придумают другую игру, возможно, более опасную.

– Поезжайте после войны в Ирландию, мессиу, – вставил полковник. – Это совершенно необычайная страна. Там одни сумасшедшие. Там можно совершать самые страшные преступления… Там все неважно… Там ничто не имеет значения.

– Самые страшные преступления? – изумился Орель. – Но позвольте, сэр…

– Да, да!.. Все, что только захотите… Самые неслыханные вещи… Вы можете отправиться на псовую охоту в рейтузах каштанового цвета… можете ловить лосося в речке вашего соседа… И ничего вам за это не будет. Никто не обратит на вас внимания.

– Кажется, я начинаю понимать суть ирландского вопроса, – сказал Орель.

– Я помогу вам понять этот вопрос до конца, – сказал доктор. – Однажды – за год до этой войны – один либеральный парламентарий, приехавший в Ирландию, заявил при мне старому крестьянину: «Вот что, мой друг: скоро мы предоставим вам home rule» [46]46
  Самоуправление (англ.).


[Закрыть]. «Да смилостивится над нами Всевышний, ваша честь. Не делайте этого!» – ответил крестьянин. «То есть как же так! – опешил депутат. – Вы уже не хотите получить самоуправление?» – «Ваша честь! – ответил крестьянин. – Сейчас вы все поймете… Ведь вы добрый христианин, ваша честь, и хотите попасть в рай… И я тоже… Но нам неохота отправляться туда прямо сегодня вечером…»

VIII

Хор.Ужель богини эти самого Юпитера сильней?

Прометей.Да! Даже он не избежит своей Судьбы.

Когда лейтенант Уорбартон, назначенный временно заменять командира роты «В» шотландских стрелков, вступил во владение своей траншеей, капитан, которого он сменил, сказал ему:

– Этот участок не так уж опасен. Хотя противник всего в тридцати ярдах отсюда, но эти боши, так сказать, уже приручены. Главное – оставьте их в покое. Лучшего им и не надо. Не шелохнутся.

Но едва этот миролюбивый воин удалился, Уорбартон заявил его солдатам:

– Давайте-ка слегка разворошим этот зверинец.

Если хищников перекармливать, они превращаются в домашних животных, но несколько метко пущенных снарядов – и они вновь звереют. Исходя из этого принципа, Уорбартон, вооружившись осветительной ракетой, вместо того чтобы направить ее вертикально вверх, выпустил ее, словно стрелу, в сторону германских окопов.

Немец-дозорный, ошалев от такой неожиданности, заорал:

– Атака горючей жидкостью!

Застрочили пулеметы противника. Восхищенный этим обстоятельством, Уорбартон приказал забросать вражеские окопы ручными гранатами. Немцы по полевому телефону призвали на помощь свою артиллерию. В ответ на шквал осколочных снарядов бошей британские орудия немедленно открыли ответный огонь.

На следующий день в оперативной сводке германского командования сообщалось: «Атака, предпринятая британскими войсками, захлебнулась в комбинированном огне нашей артиллерии и пехоты».

Рядовой Скотт Г.-Дж., номер 0275, служивший своему королю и своей родине под началом пылкого лейтенанта Уорбартона, в глубине души не одобрял геройские фантазии своего командира. И вовсе не из-за трусости. Просто война застигла его врасплох сразу после женитьбы на очаровательной девушке, а, по словам капитана Гэдсби из подразделения «Розовые гусары», женатый мужчина – это уже только полмужчины… Всякий раз, очутившись в окопах, рядовой Скотт тоскливо отсчитывал томительные дни. Этот день был первым из предстоявших десяти, а лейтенант Уорбартон, как уже сказано, отличался крайней воинственностью.

Однако крылатый Амур, покровитель влюбленных, и тут сделал свое дело: назавтра же пришла штабная бумага, в которой командованию полка предписывалось отрядить в П. солдата, механика по профессии, умеющего наладить бесперебойную работу установки для дезинфекции солдатского белья. П. представлял собой красивый городок, расположенный в восьми с небольшим милях от переднего края и покинутый частью жителей, перепуганных артиллерийским обстрелом. Но одичавшему в окопах солдату он еще вполне мог показаться желанным и надежным пристанищем.

Рядовой Скотт, номер 0275, попросил поручить это задание ему. Лейтенант пристыдил его, полковник назначил, генерал утвердил. Старенький лондонский автобус, перекрашенный для фронтовой службы в защитный зеленый цвет, унес его навстречу новой жизни, подальше от Уорбартона и всяческих опасностей.

Дезинфекционная машина – объект присмотра рядового Скотта – находилась во дворе семинарии, старинного здания со стенами, сплошь покрытыми плющом. Аббат Хобокен, директор семинарии, принял направленного к нему солдата с почестями, подобающими генералу.

– Вы католик, дитя моя? – спросил он его на ломаном английском, какому его обучили в колледже.

К счастью для Скотта, вопроса он не понял и на всякий случай ответил:

– Yes, sir! [47]47
  Да, сэр! (англ.)


[Закрыть]

Это невольное отречение от пресвитерианской церкви Шотландии повлекло за собой поселение рядового 0275 в просторную комнату какого-то мобилизованного в армию бельгийского учителя. В углу комнаты стояла кровать, застеленная свежим бельем.

Но в это же время, по ту сторону фронта, гауптман Райнекер, командир германской батареи тяжелых орудий, установленных близ Пашендела, не находил себе места, терзаемый лютой ревностью.

С вечерней почтой он получил довольно двусмысленное письмо от своей жены. Весьма пространно и с деланным равнодушием она рассказывала об одном раненом гвардейском офицере, которого выхаживала уже несколько дней.

Ночью вконец расстроенный капитан шагал взад и вперед вдоль опушки леса, где стояли на огневых позициях орудия его батареи. И вдруг:

– Вольфганг! – крикнул он. – У вас остались снаряды для подавления артиллерии противника?

– Так точно, господин капитан.

– Сколько?

– Три.

– Хорошо! Разбудите расчет «Терезы» [48]48
  «Тереза»– здесь название пушки крупного калибра.


[Закрыть].

Развернув полевую карту, он углубился в нее. Полусонные артиллеристы зарядили огромную пушку. Райнекер дал им нужные прицельные данные. Раздался оглушительный выстрел, и снаряд с тяжелым, медленным посвистом унесся в ночь…

Итак, рядовой Скотт, номер 0275, который обожал свою жену и ради нее согласился выполнять не слишком почетное задание, спокойно лежал в комнате мобилизованного бельгийского учителя. А гауптман Райнекер, которого жена разлюбила и который теперь сомневался в ее верности, как безумный метался среди мерзлых стволов деревьев. Обе эти ситуации, никак не связанные между собой, продолжали развиваться в бесконечной и безразличной ко всему вселенной.

Между тем расчеты гауптмана Райнекера, как, впрочем, и всякие другие расчеты, оказались неверными: указанная им точка пристрелки пришлась на площадь перед церковью. От церкви до семинарии – 400 ярдов. Легкий ветерок увеличил отклонение на 20 ярдов, и начиная с этого момента ситуация Райнекера и ситуация Скотта совместились в одной точке. Именно в этой точке грудь рядового Скотта, номер 0275, приняла на себя живую силу снаряда калибра 305 миллиметров и трансформировала ее в свет и тепло, что, не говоря о различных иных последствиях, навеки исключило какую бы то ни было мыслимую ситуацию с участием рядового Скотта.