Текст книги "Молчаливый полковник Брэмбл"

Автор книги: Андре Моруа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

XXIV

Однажды утром Орель, увидев вошедшего в его рабочую комнату английского штабного офицера в фуражке с красным околышем и золоченым козырьком, радостно удивился: это был майор Паркер.

– Хэлло, сэр! До чего же приятно видеть вас! Но об этом вы мне не говорили, – сказал он, указывая на эти знаки почти диктаторской власти.

– Well, – сказал майор, – я вам написал, что полковник Брэмбл произведен в генералы. Теперь он командует нашей прежней бригадой, а я состою при нем в качестве brigade major, то есть начальника оперативно-разведывательного отделения штаба. Только что я побывал на базе, где проинспектировал прибывшее пополнение, а генерал посоветовал мне на обратном пути прихватить вас и доставить к нему на ленч. Он распорядился, чтобы вас отвезли обратно сегодня же вечером. Ваш полковник Масгрэйв нисколько не против. В настоящий момент мы располагаемся около той самой деревни, где был убит падре. Генерал полагает, что вы пожелаете посетить его могилу…

Двумя часами позже они приближались к линии фронта. Орель узнавал знакомые картины: английский военный городок, где на каждом углу стоял полисмен-регулировщик и размахивал руками; большой поселок, почти не пострадавший от обстрела, хотя тут и там сквозь пробоины в крышах виднелись стропила; дорогу, на которой время от времени встречается солдат в плоской каске, груженный как мул, и потом, очень скоро, – деревню, испещренную воронками; несколько надписей «This road is under observation» [93]93
  «Эта дорога находится под наблюдением» (англ.).


[Закрыть]. И вдруг, среди густого кустарника, обозначилась хорошо закамуфлированная батарея. Раздался залп.

Но майор Паркер, наблюдавший все это ежедневно в течение трех лет, заговорил на одну из своих излюбленных тем:

– Видите ли, Орель, торговец и политик всегда сумеют облапошить солдата. В Англии какому-нибудь адвокату или банкиру платят по десять тысяч фунтов стерлингов в год. Но когда в этой стране попадаются такие чудесные ребята, как я, ребята, которые завоевывают ей и сохраняют для нее целые империи, то она дает им ровно столько, сколько нужно, чтобы прокормить лошадку для поло… И кроме того…

– Да и во Франции то же самое… – начал было Орель, но тут автомобиль резко затормозил на площади перед сельской церковью, и он узнал это кошмарное место, деревню Н.

– Бедная, старая деревушка, как сильно она изменилась! – сказал он.

Церковь, словно стыдясь, показывала сквозь пробоину в стене свой оскверненный неф [94]94
  Неф– здесь: продольная часть церковного интерьера, ограниченная с одной или обеих сторон колоннами или столбами.


[Закрыть]; каждый из немногих еще не окончательно обвалившихся домов представлял собой два каменных, печально глядящих друг на друга треугольника, а высокое строение ткацкой фабрики, пораженное снарядом на уровне четвертого этажа, прогнулось, словно тополь под напором ураганного ветра.

– Не угодно ли следовать за мной, – сказал майор. – Нам пришлось разместить штаб бригады вне деревни, ставшей небезопасной в санитарном отношении… Соблюдайте дистанцию в двадцать шагов: в воздухе «колбаса» [95]95
  «Колбаса»– здесь: шутливое обозначение привязного наблюдательного аэростата.


[Закрыть]противника, и не к чему указывать ей наш путь.

Четверть часа шагал Орель через заросли за майором и внезапно очутился лицом к лицу с генералом Брэмблом, который стоял у входа в укрытие и следил за каким-то подозрительным вражеским аэропланом.

– А, месье!.. – сказал он. – Вот это хорошо.

И все его лицо, суровое, загорелое и румяное, осветилось доброй улыбкой.

– Сегодня у нас будет ленч, как в былые времена, – продолжил он после того, как Орель поздравил его с генеральским чином. – Я попросил помощника начальника штаба по тылу увести с собой переводчика. Ведь теперь, месье, у нас уже другой переводчик… Я подумал, что вам будет неприятно видеть его на вашем месте. Хотя, честно говоря, он вас и не заменил, мессиу… Я также позвонил в полк «Леннокс» – попросил прислать доктора. Пусть позавтракает вместе с нами…

Он пригласил пришедших в столовую и сообщил майору некоторые подробности обстановки на переднем крае.

– Ничего существенного: противник слегка смял нашу первую линию в точке Е семнадцать А… Вчера вечером у нас получилась небольшая накладка. Дивизия попросила взять языка, чтобы уточнить вопрос о смене частей у бошей… С этим все получилось all right… Разведчики полка «Леннокс» взяли пленного. Я его видел, но пока еще не получил письменного донесения.

– То есть как так? – удивился Паркер. – Со вчерашнего вечера? Чем же они там занимаются?

– Видите ли, месье, – сказал генерал, – это вам уже не старые добрые времена… Паркер больше не проклинает фуражки с золоченым козырьком. Сам носит такую. Но зато в эту минуту именно его проклинают в лесочке, который вы видите там вдали.

– В самом деле, – ответил Паркер. – Надо побывать в шкуре штабника, чтобы понять всю важность штабной работы. Штаб – это мозг, без которого какие бы то ни было действия батальонов просто невозможны.

– Вы слышите, месье, – сказал генерал Брэмбл. – Это уже не то, что прежде, и никогда не станет прежним. Не будет с нами падре с его рассказами о Шотландии и проклятиями в адрес епископов… И граммофона у меня уже нет, мессиу, я оставил его в полку вместе со всеми пластинками. Жизнь солдата – очень суровая жизнь, и все-таки у «ленноксов» была очень приятная маленькая столовая! Разве нет?

Перед входом в палатку появился доктор.

– Войдите, О’Грэйди, войдите… Опоздали… Нет более зловредных и туманных созданий, чем вы…

Ленч был почти таким же, как в доброе старое время (ибо у этой войны действительно было свое «доброе старое время», а теперь ее свежесть и молодость исчезли)…

Ординарцы принесли отварной картофель и барашка под мятным соусом, и у Ореля с доктором состоялась небольшая дружественная дискуссия.

– Когда, по-вашему, окончится война, Орель? – спросил доктор.

– Когда мы окажемся победителями, – отрезал генерал.

Но доктору захотелось поговорить о Лиге Наций; он не верил в тезис о «последней войне».

– Это почти перманентный закон развития человечества, – сказал он. – Около половины своей жизни люди воюют. Один француз, некто Ляпуж, подсчитал, что с тысяча сотого по тысяча пятисотый год Англия провоевала в общей сложности двести семь лет, а с тысяча пятисотого по тысяча девятисотый – двести двенадцать лет. Соответственные цифры для Франции – сто девяносто два и сто восемьдесят один год.

– Это интересно, – сказал генерал.

По данным того же Ляпужа, за столетие на войне убивают 19 миллионов мужчин. Их кровью можно было бы наполнить три миллиона бочек емкостью по 180 литров каждая, и эта кровь могла бы с самого начала известной нам истории питать кровавый фонтан с часовым дебитом в 700 литров.

– Хоу! – шумно выдохнул генерал. – Но все это, доктор, вовсе не доказывает, что ваш фонтан будет извергать кровь и в дальнейшем. В течение сотен веков убийства совершались во всем мире, но в конце концов все-таки появились суды.

– По-моему, у первобытных народов убийство никогда не было в чести. Если не ошибаюсь, Каин уже не ладил с правосудием своей страны. Скажу больше: деятельность судов не положила конец убийствам. Суды, правда, наказывают за них, но это совсем другое дело. Какое-то количество международных конфликтов можно урегулировать гражданским судом, учреждаемым человечеством. Но войны, порождаемые страстями, не прекратятся.

– Вы читали «Великую Иллюзию»? – спросил Орель.

– Да, – ответил майор, – но эта книга фальшива: ее автор тщится доказать, будто война бесполезна, ибо не приносит никаких доходов. Мы это хорошо знаем, но кто же сражается ради прибыли или выгоды? Англия вступила в эту войну вовсе не ради победы, но чтобы защитить свою честь. Наивно думать, будто демократии когда-нибудь станут миролюбивы. Нация, достойная называться нацией, еще более чувствительна, чем даже какой-нибудь монарх. Эра королей была золотым веком, предшествующим бронзовому веку народов.

– Вот это спор так спор – совсем как прежде, – сказал генерал. – Оба правы, оба ошибаются. Лучше не придумаешь! А теперь, доктор, расскажите мне историю про ваш отпуск, и тогда я буду совершенно счастлив…

После ленча все четверо отправились на могилу падре. Она находилась на небольшом кладбище, окруженном высокими травами, среди которых кое-где зияли еще совсем свежие воронки от снарядов. Падре располагался между двумя двадцатилетними лейтенантами. Васильки и дикие травы простерлись сплошным живым покрывалом над тремя могилами.

– После войны, – сказал генерал Брэмбл, – если я еще буду в этом мире, то распоряжусь поставить падре надгробную плиту с надписью: «Здесь покоится солдат и спортсмен». Это доставит ему удовольствие.

Трое остальных стояли молча, переполненные тягостным и благородным волнением. Сквозь легкое жужжание летнего воздуха Орелю непреодолимо слышалась мелодия вальса «Судьба», виделся падре верхом на лошади, с оттопыренными карманами, набитыми пачками сигарет и сборниками песнопений для солдат на переднем крае. Доктор размышлял про себя: «Всякий раз, когда вы будете вместе, буду с вами и я… Какая глубокая и точная мысль! Но так как религия мертвых все еще…»

– Пойдем, – сказал генерал, – надо уходить: в воздухе «колбаса» с наблюдателем, а нас все-таки четверо. Двоих боши еще кое-как терпят, но не следует злоупотреблять их куртуазностью. Я пройду дальше вперед, посмотрю, что делается в наших траншеях. Вы, Паркер, проводите Ореля обратно, а если вы, доктор, хотите пойти с ними, то я сообщу вашему полковнику, что дал вам увольнение до вечера.

Три друга еще долго шагали по безмолвной степи, где несколько месяцев назад шло грандиозное сражение на Сомме. Впереди без конца и без краю тянулись невысокие холмы, обильно поросшие дикими травами, скоплениями изуродованных стволов, обозначавших местоположение еще недавно знаменитого леса, а миллионы маков придавали этой своеобразной мертвой прерии теплый красновато-медный отблеск. Несколько стойких розовых кустов с пышно распустившимися бутонами уцелели среди этой пустоши, под которой вечным сном спал целый народ мертвых.

Тут и там стояли столбики с указателями, вроде тех, что мы видим на перронах вокзалов. Названия вчера еще неизвестных деревень – Контальмезон, Мартенпюйш, Тиепваль – звучали теперь так же привычно, как, например, Марафон или Риволи [96]96
  Риволи– городок в Италии, под которым в 1797 г. Наполеон одержал победу над австрийскими войсками.


[Закрыть].

– Надеюсь, – сказал Орель, глядя на бесчисленные небольшие кресты, то сгруппированные в кладбища, то стоящие одиноко, – надеюсь, что земля, вновь завоеванная павшими здесь людьми, будет посвящена им и что эта местность навсегда останется огромным полевым кладбищем, где детей будут воспитывать в духе культа героев.

– Что еще за идея! – сказал доктор. – Конечно, эти могилы заслуживают уважения, но года через два вокруг них будут собирать обильные урожаи. Земля эта слишком богата, чтобы долго вдовствовать. Посмотрите на чудесное цветение васильков над едва зарубцевавшимися кратерами воронок.

И действительно, немного поодаль несколько деревень, казалось, заново обретали вкус к жизни, свойственный выздоравливающим. Витрины, заставленные английскими товарами в яркой и пестрой упаковке, оживляли облик полуразрушенных домов. Немного позже, когда они проходили через небольшое поселение в испанском стиле, доктор сказал:

– Да, эта страна просто великолепна; один за другим все народы Европы пытались завоевать ее, но всякий раз она побеждала захватчиков.

– Если мы сделаем крюк, – сказал Паркер, – то увидим поле знаменитой битвы под Креси [97]97
  Креси– селение во Франции, где в 1346 г., во время Столетней войны войска английского короля Эдуарда III благодаря действиям лучников разбили армию французского короля Филиппа VI.


[Закрыть]. Мне это было бы интересно. Надеюсь, Орель, вы не гневаетесь на нас за то, что мы победили Филиппа де Валуа. Ваша военная история изобилует такими блистательными страницами, что вряд ли стоит досадовать на такие давние события.

Даже мое самое застарелое злопамятство не может длиться целых шестьсот лет, – сказал Орель. – Креси – это честно сыгранный матч: мы можем пожать друг другу руку.

Шофер получил указание свернуть на запад, и они прибыли на местность под Креси по той самой нижней дороге, по которой когда-то продвигалась армия Филиппа.

– Англичане, – сказал Паркер, – построились в боевые порядки на холме, что перед нами, правым флангом напротив Креси, левым – напротив Вадикура – деревушки, которую вы видите там вдали. Их было около тридцати тысяч. Численность французских войск составляла сто тысяч человек. Они появились около трех пополудни, и сразу же разразилась сильная гроза.

– Видимо, небу уже тогда было угодно орошать дождем наступательные действия, – сказал доктор.

Паркер пояснил диспозицию обеих армий и прокомментировал некоторые подробности сражения. Орель, не слушая, его любовался лесом, тихими деревеньками, желтеющей травой и пытался представить себе суетливый муравейник пеших и конных воинов, штурмом берущих этот мирный холм.

– …потом, – заключил майор, – когда король Франции и его армия покинули поле боя, Эдуард пригласил своих главных военачальников на обед. Все были очень довольны своей замечательной победой, и поэтому долго и радостно пировали.

– Как это истинно по-английски: король приглашает полководцев к столу, – сказал Орель.

– А потом, – продолжал Паркер, – он повелел некоему Рено де Гехобену собрать всех рыцарей и писарей, знающих толк в гербах и вообще в геральдике…

– Все отряды, – перебил его доктор, – в тот же вечер представили в штаб его величества поименный список вассалов, имеющих соответственную королевскую грамоту…

– …приказал сосчитать павших в бою и записать имена всех, кого удастся опознать…

– …главному адъютанту король приказал представить перечень всех убитых сеньоров с указанием их титулов, – добавил доктор.

– …Рено насчитал одиннадцать принцев, тринадцать сотен шевалье и шестнадцать тысяч пехотинцев…

Облака, черные и тяжелые, уползали от палящего солнца. С другой стороны холма надвигалась гроза. Пройдя долиной, где некогда прошел Рено со своими писарями, они взобрались на плоскогорье. Паркер огляделся – захотелось увидеть башню, с высоты которой король Эдуард следил за ходом битвы.

– Я думал, – сказал он, – что ее перестроили в ветряную мельницу, но по всему горизонту никакой мельницы не видно.

Заметив группу старых крестьян и ребятишек, убиравших хлеба на соседнем поле, Орель подошел к ним и спросил, где же башня.

– Башня? Нет здесь никакой башни, – ответил старик. – Да и не было никогда.

– Возможно, мы ошибаемся, – сказал майор. – Спросите у него, здесь ли имела-место эта битва?

– Битва? – переспросил старик. – Какая еще битва?

И крестьяне из Креси вновь принялись вязать в аккуратные снопы пшеничные колосья этой непобедимой земли.