Текст книги "День гнева"

Автор книги: Анатолий Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

А.И.: Пресловутое золото партии? Там вам будет тяжелее. Здесь адресат – не ваши филиалы, здесь адресат – солидные банки, свято хранящие тайну вкладов.

И.Д.: Вы опять перебили меня...

А.И.: У нас же диалог?

И.Д.: Диалог потом. Сперва подробная информация. Документация эта хранилась в секретном сейфе, шифр которого был известен считанным единицам. Так вот, одна, простите за тавтологию, единица исчезла бесследно. Человек этот числился консультантом, была такая в ЦК сравнительно скромная должность, но роль его в финансовых делах определяюща: прямые связи с Минфином, с Внешторгом, неофициальное, но безусловно значительное в банковских и коммерческих – как государственных, так и частнопредпринимательских – кругах влияние. По сути дела, все международные финансовые операции партии осуществлялись им. Даже если допустить гипотетический случай, что вдруг, по мановению волшебной палочки, документация окажется у нас в руках, то документация эта без его пояснений – черный ящик.

А.И.: Как говорится, доставьте его живым или мертвым. Но вам он нужен только живым. Дохлое дело. Скорее всего он уже за бугром. Отщипнем малую толику от спрятанного, и живи – не хочу, где-нибудь у теплого иностранного моря.

И.Д.: Не думаю. Чтобы отщипнуть, надо открыто объявиться. В этом случае мы вправе считать его уголовным преступником и требовать его выдачи. И его выдадут нам, будьте уверенны.

А.И.: У вас есть доказательства, любые – прямые, косвенные, – что документы похитил именно он?

И.Д.: Серьезных, убедительных – нет.

А.И.: Все равно, подключайте милицию, ГеБе и – частым неводом. Мероприятие, конечно, примитивное, но чаще всего приносящее плоды.

И.Д.: На каком основании? Только по подозрению?

А.И.: Ага.

И.Д.: Законно ли это?

А.И.: Вполне, если другая обертка. Допустим, розыск пропавшего без вести. У него жена, дети, естественно, имеются?

И.Д.: Он холостяк.

А.И.: Сколько же ему лет?

И.Д.: Сорок два.

А.И.: Педераст что ли?

И.Д.: Право, не знаю...

А.И.: А надо бы знать. Все равно, ничего лучше частого гребня не придумаешь.

И.Д.: Мы не хотим подключать официальные органы, Александр Иванович.

А.И.: Боитесь, что там существуют его информаторы?

И.Д.: Боимся.

А.И.: А подключать к этому делу меня – не боитесь?

И.Д.: Нет. Прошлогодняя ваша акция вполне удостоверяет вашу лояльность по отношению к российским властям. Кроме того, я двадцать лет знаю Алика Спиридонова...

А.И.: И его рекомендации для вас вне сомнений. Тогда более подробные сведения о фигуранте. Личность, ближайшее окружение, прямые связи...

И.Д.: Вы согласились заняться этим делом?

А.И.: Нет еще.

И.Д.: Тогда со сведениями повременим. Вы не обиделись?

А.И.: Вы вправе так поступать. Но тогда должны ответить мне на несколько технических вопросов, которые определят мое согласие или несогласие.

И.Д.: Спрашивайте.

А.И.: Помимо меня вас кто-нибудь еще профессионально консультирует по этому делу?

И.Д.: Да. Бывший полковник КГБ Зверев. Восемь месяцев тому назад он порвал со своим учреждением и выступил с рядом разоблачительных статей. Вы его знаете?

А.И.: Откуда? В той конторе полковников, как собак нерезанных. Значит, один полковник у вас имеется. Зачем вам второй? Я?

И.Д.: Зверев – сугубо кабинетный работник. Так сказать, теоретик. А вы...

А.И.: ...А я – сыскарь. Понятненько. Вопрос второй: деньги на эту операцию есть?

И.Д.: Вы имеете в виду ваш гонорар?

А.И.: Я пока еще гонораров не получаю.

И.Д.: А портсигар?

А.И.: Портсигар – всего лишь сувенир.

И.Д.: От бывшего рэкетира, а ныне процветающего бизнесмена Александра Петровича Воробьева.

А.И.: Ишь ты! Уже кое-что умеете.

И.Д.: Так зачем же вам деньги, Александр Иванович?

А.И.: Ну и ну! То зрелый муж, то дитя. Вы что думаете, что я на кривой ноге буду один вести слежку, мотаться по городам и весям, отрабатывать связи, вступать во всевозможные контакты вплоть до огневых? Куда деть транспортные расходы, прокат автомобилей, оплату информаторов, которые любят получать наличные за свои услуги?

И.Д.: Чем меньше людей будут знать о цели операции, тем лучше, Александр Иванович.

А.И.: Костяк будет минимальным. Остальные используются втемную.

И.Д.: Деньги найдем. Так вы согласны?

А.И.: Шесть часов на размышление. Вас устроит?

И.Д.: До половины одиннадцатого я жду вашего звонка по телефону.

А.И.: Худо-бедно, но дело сделано, Игорь Дмитриевич. Ну, а теперь за всеобщее благополучие.

И.Д.: Мне чуть-чуть.

А.И.: Дерьмовый коньяк-то!

И.Д.: Не сильно ли вы рискуете: выпивши и за рулем?

А.И.: Я – почетный милиционер, о чем свидетельствует красивая красная книжица, к которой с большим уважением относятся орудовцы. А кроме того, один мой друг снабжает меня японскими таблетками, напрочь отбивающими запах.

И.Д.: Тогда пойдемте?

Конец магнитофонной записи.

Казарян, который слушая сидел опершись на ладошку, откинулся, разбросал руки по спинке дивана и поинтересовался чрезвычайно громким после магнитофонного бормотания голосом:

– И сколько ты там принял, Санек?

– Поллитра на двоих. Я чуть больше, граммов триста, наверное, ответил Смирнов и незаметно глянул на Алика. Тот, сидя за письменным столом, ногтем сосредоточенно отковыривал что-то от зеленого сукна. Почуяв смирновский взгляд, он поднял голову и тихо, почти как тайным магнитофоном, спросил – не у Смирнова, у всех:

– А хорошо ли это?

– Что именно? – с грозной осторожностью как бы не понял Смирнов. Ощетинился.

– Слушать вчетвером то, что было адресовано только одному.

Ответить Смирнов не успел, вперед выскочил Кузьминский. Тоже завелся с пол-оборота:

– А хорошо ли, папа Алик, за нашими спинами скрытно обтяпывать дела, которые многое могут переменить в судьбе страны и хлопающего в неведении ушами целого народа?

– Это другой вопрос. Меня сейчас беспокоит этическая сторона Сашиного поступка, – Алик был холоден и обижен. Неизвестно только на кого.

– Беспокоит тебя этическая сторона или не беспокоит – это твое сугубо личное дело. Саня записал, мы послушали. Как говорится, проехали, Казарян вновь переменил позу: уткнув локти в колени, он исподлобья поочередно, ворочая желтыми белками, оглядывал всех троих. – Я не спрашиваю: хорошо ли это? Я спрашиваю: что ты от нас хочешь?

– Для начала – ответов на несколько моих вопросов, связанных с этой записью.

– Для начала... – перебил Казарян, – я уже догадываюсь, что будет в конце. Что ж, давай, спрашивай.

– Вопрос первый. К Роману и Виктору. Алика не спрашиваю: он запрограммирован стереотипом двадцатилетнего знакомства. Что за человек мой возможный работодатель? Виктор, быстро. Не рассуждения – ощущения.

– Уже политикан. Но не законченный. Чувствуется, что не проходил партийной школы, ты его, Иваныч, прихватил на поворотах. А партийные скользкие, не ухватишь. Не глуп, поэтому почти не обнаруживает ликования по поводу обладания властью. Холоден, рассчетлив, ни разу не завелся, а ты пробовал его завести. Реакции чуть замедленные. С юмором плоховато. Пока все.

– Рома, – вызвал следующего Смирнов.

– Ах, Витя, Витя! – Казарян кулаком ткнул в ребра сидевшего рядом Кузьминского. – Все-то тебе ясно. Я могу сказать лишь одно: серьезный господин. Хотя есть в нем что-то слабо раздражающее. Поза, что ли, не своя? Но, наверное, ноблес оближ, так сказать, положение обязывает, а?

– Не густо, – констатировал Смирнов. – Следующий вопрос ко всем троим: спрятал ли он что-нибудь помимо сведений о фигуранте?

Алик опередил всех:

– Он не прятал. Он жестко локализовал это дело...

– А это и называется – прятать, – перебил его Виктор.

– Он локализовал это дело для того, – упрямо продолжил Алик, – чтобы как можно конкретнее определить твою задачу. Он хороший парень, Саня. А осторожен... Конечно осторожен, ответственность-то какая.

– Естественно, прячет, – после того, как презрительно фыркнул носом на "хорошего парня", вступил Виктор. – Повторяю: уже политикан, и поэтому волей обстоятельств завязан на многих, с кем по гамбургскому счету и не следовало бы контактировать. Прячет личные – я не говорю корыстные, я говорю неприглядные – связи, тем самым, Иваныч, лишая тебя свободного оперативного пространства. Он оставил тебе одного фигуранта и прикрыл механизм, где фигурант – деталь, может важная, но – деталь.

– Ну, умный ты, ну, талантливый! – восхитился Казарян и еще раз ткнул кулаком Виктора в бок. – Но горяч. Я считаю, Саня, что спрятана главная причина, из-за которой они не прибегают к услугам милиции и ГеБе.

Эти ответы Смирнову понравились больше. Он почесал сморщенный от удовольствия нос, подмигнул серьезному Алику (тот недоуменно пожал плечами), и задал третий вопрос. Надо было полагать, последний:

– Где-нибудь наврал?

Помолчали. Подумали. Первым опять высказался Алик. Очень коротко:

– По-моему, нет.

Виктор сидел, отрешенно уставившись в ковер. Поднял глаза наконец, поморгал неуверенно, тихо на этот раз, заметил:

– Есть на вранье одно подозрительное местечко. Полковник ГБ Зверев. Не верю я в кабинетных ученых гебистов. Вполне вероятно, он будет запущен в параллель тебе, Иваныч.

– Я же говорил: умный! Я же говорил: талантливый! – страшно обрадовался Казарян. – Витька прав, это наиболее подозрительный момент.

– Один раз соврать в сорокаминутном разговоре – норма вполне допустимая, можно сказать, рабочая норма, – Смирнов был весел по неизвестной причине, лукав, приветлив. – Можно считать такого человека надежным партнером?

– Да, – твердо сказал Алик.

– Да, – согласился Казарян.

– Скорее да, чем нет, – засомневался было Виктор, но все-таки решился: – Да.

– Беремся? – без паузы задал главный вопрос Смирнов.

– Это ты берешься! Ты, ты! – вдруг закричал Казарян. Алик и Виктор, снисходительно улыбаясь, смотрели на него и помалкивали. Смирнов с трудом, потому как без палки, выкарабкался из кресла, доковылял до телефона и набрал номер.

– Будьте добры, Игоря Дмитриевича... Смирнов, – в паузе, когда секретарша, видимо, докладывала о нем, встретился глазами с Казаряном и сделал ему рожу. Казарян в ответ повертел указательным пальцем у виска. Игорь Дмитриевич? Это Смирнов. Я согласен, – потом долго слушал. – Завтра в это же время я буду вам звонить. До свидания, – положил трубку и, не садясь, оповестил свою любезную троицу: – Через полчаса его порученец доставит все материалы по этому делу. Понеслись, пацаны!

6

Знакомые все места. "Нива" от Староконюшенного по Гагаринскому чуть спустилась вниз и прижалась к тротуару, слегка не доехав до новенького, специальной постройки, слишком большого здесь дома. Была половина одиннадцатого утра.

Первыми вошли – не в подъезд, в парадное – Кузьминский и Казарян.

Плотно встав у стола привратника, они темпераментно базарили по поводу гражданина Парфенова, который, судя по их бумажке, должен здесь жить, но который, по утверждению привратника, здесь не живет.

Смирнов, беззвучно прикрыв за собой двери, за их спинами по ковровой дорожке пересек уютный вестибюль и быстренько прошмыгнул за лифты, к черной, так называемой, пожарной лестнице. Этой лестницей в доме никто не пользовался, как-никак, к услугам жильцов три лифта, но на ней чистота, прибранность, порядок. Ни пыли, ни подозрительных луж, ни ломанных ящиков, ни помойных ведер. Культурно тут жили, культурно.

Смирнов вздохнул облегченно и полез вверх. Вздохнул потому, что лезть надо было на восьмой этаж. По старости лет отдыхая после каждых трех этажей, он за какие-то десять минут добрался до восьмого.

Время было выбрано точно: ранние птички уже выпорхнули из этого привилегированного гнезда, поздние – только-только за утренним кофе приходили в себя.

Тяжело опираясь на палку и стараясь не стучать ею, Смирнов подошел к элегантно обитой двери квартиры 66. В соседней квартире, почуяв его, вяло гавкнула собака, гавкнула и замолчала, сытая ленивая сволочь. Отскочивший было к спасительной лестнице Смирнов, вернулся на исходные. Замок был новомодный, импортный, но несложный. Да и зачем замки в таком доме? Здесь все под охраной: и жильцы, и квартиры.

Смирнов, недолго поманипулировав со связкой отмычек, открыл дверь, тут же закрыл ее, вытер на всякий случай ноги о кокетливый половичок, включил свет в прихожей (верхний свет зажегся и в холле) и осмотрелся.

Ничего себе жил (или живет?) кандидат экономических наук Иван Вадимович Курдюмов! Ничего себе скромненькая двухкомнатная квартирка с жилой площадью в двадцать восемь квадратных метров! Один холл, не входящий в жилую площадь, был метров тридцати. Не холл – гостиная, обставленная с импортным дефицитом и дорогим шиком. Смирнов, решив передохнуть, уселся в развратно мягкое, убаюкивающее финское бархатное кресло. Не спеша выкурил беломорину. Но пора и честь знать. И начал, как положено: по часовой стрелке.

Одежный шкаф в прихожей. Несколько пальто, три плаща, две пуховые куртки. Явно ни разу не одеваны владельцем с весны. Смирнов старательно обшарил карманы. По собственному опыту знал, что, меняя одежду, часто забываешь переложить из кармана в карман не очень нужные в этот момент вещицы. Так и есть: металлическая мелочь, вот синенькая пятерка заблудилась, початая пачка "Мальборо", носовой платок с узлом на углу. Интересно, о чем не хотел забыть Иван Вадимович? Стоп, бумажка. "В восемь вечера обязательно позвонить Вас. Фед." Василию Федоровичу, надо полагать. Следует поинтересоваться, кто такой Василий Федорович.

Положив бумажку в свою записную книжку, Смирнов двинулся далее по часовой стрелке. Спальня, спаленка скорей. Ах, спаленка! В розово-голубых кружавчиках, оборочках, занавесочках, накидочках. А посередке трехспальное антикварное ложе под золотым покрывалом. Все-таки не педрила, для педрилы слишком напоказ, скорее эротоман. Поехали.

Под покрывалом, под пышным одеялом, на и под матрацем – ничего. Ночной столик. Дезодоранты, чтобы, значит, в процессе потом не вонять, бумажные салфетки, импортные презервативы, слабительное "сенаде".

Бельевой шкаф. Вот теперь все ясненько. В специальном отделении были сложены лифчики и трусики. Лифчиков побольше. Скромные, дешевые, маленькие. Кандидат наук специализировался на указницах-несовершеннолетках. Так сказать, растлитель-фетишист. Ни хрена в спальне не было.

В кабинете Смирнов застрял надолго. По одной перетрясал книги. Библиотека, правда, небогатая, томов двести, но сил затратил достаточно. Перед тем, как начать потрошить письменный стол, отдохнул, сидя в кресле и любуясь через окно Гоголевским бульваром. Не особо надеясь, Смирнов приступил. Как и следовало ожидать, самый мизер – вероятно Курдюмов весьма тщательно готовился к окончательному уходу из квартиры. Ни серьезных бумаг, ни последних фотографий, ни телефонных книжек, ни записок для памяти – ничего. Из писем – любовные малограмотные послания от юных дурочек. Из бумаг – черновики докладов, с которыми выступали по экономическим вопросам руководители партии и правительства.

Внимания заслуживали лишь карта Подмосковья, на которой чернильными кружочками были отмечены несколько населенных пунктов, да два листочка, исписанные Курдюмовской рукой. Убористый этот жесткий почерк был Смирнову знаком: читал его рукописную автобиографию. Листки он нашел, вынув ящики письменного стола. Часто случается, что неровно положенные бумаги при выдвижении-задвижении ящика цепляются за стенки тумбы и дно верхнего ящика и заваливаются по задней стенке вниз. Вот и эти два листочка завалились. Ни карту, ни листки Смирнов на месте изучать не стал: сложил их в удобный квадратик и спрятал в карман куртки.

Кухня, ванная... Ничего, кроме того, что Иван Вадимович был сыроедом, аккуратистом, регулярно занимался зарядкой и по-дамски любовно относился к собственной внешности.

Холл-гостиная вообще не представляла интереса, но он все же подшерстил и ее. В баре он обнаружил бутылку черри-бренди, любимого своего напитка. А что, заслужил. Налил себе большую рюмку и, ни о чем не думая, с десять минут покайфовал в кресле. Тщательно вымыв и протерев рюмку в ванной, он вернулся в холл. И тут пришла удача. Закрывая дверцы бара он опустился на кривой ноге и, потеряв равновесие, темечком задел изящную полку, на которой одиноко стояла венецианского стекла ваза с букетом ковыля. Смирнов едва успел подхватить ее на лету. Полка располагалась чуть выше его глаз, и поэтому когда, поправив букет, ставил вазу на место, он не видел, что мешало стать ей плотно к стенке! Он пошарил по полке, и рука наткнулась на нечто узкое и скользкое. Утвердив вазу, он стащил с полки это нечто. В его руках оказалась кабинетная телефонная книжечка-алфавит. Видимо, Курдюмов, звоня по телефону из холла, автоматически сунул книжечку на полку и, увлеченный разговором или отвлеченный чем-то, начисто забыл про нее. Смирнов наспех перелистал ее. Заполнена и довольно густо. Удача, удача!

Он, таясь, вышел на балкон-лоджию. Маленькие-маленькие Казарян и Кузьминский, стоявшие на углу Гоголевского бульвара и Гагаринского, заметили его. Больше здесь делать нечего. Совершив инспекторский – не оставил ли следов своего пребывания – обход, он открыл на щель дверь, осмотрелся, выскочил из квартиры, закрыл ее и рванул к любимой своей лестнице. На ходу сняв Варварины сильно маловатые ему меховые перчатки, он расслабленно, с чувством хорошо исполненной работы, спустился вниз.

Делая акцент, Казарян страстно, как корова в стойле, ревел:

– Вот ты говоришь, нет его, не живет, а государственная организация справочное бюро пишет мне на бумажке, что есть! Видишь, видишь? Кому мне верить – тебе или государству?

Не особо прячась, Смирнов пересек вестибюль и вышел на волю. В машину лезть не хотелось. Постоял на перекрестке, ощущая любимую Москву. Объявилась группа прикрытия. Войдя в роль приезжего кавказца, Казарян не хотел выходить из нее. Ужасно закричал на Смирнова. С акцентом же:

– Ну, что стоишь, что стоишь?! Дело надо делать, дело! Залезай в автомобиль, крути баранку, поехали!

Включая зажигание, Смирнов обернулся к ним, устроившимся на заднем сидении, и, некрасиво раззевая пасть, пропел древнее:

– Как прекрасен этот мир, посмотри-и-и!

Кузьминский принюхался, возмущенно ахнул:

– Ну и ну! Ты, Иваныч, не только нарушаешь социалистическую законность, но и приворовываешь по мелочам. Хозяйское черри хлестал?

– Ага, – самодовольно подтвердил Смирнов и поехал.

– Есть улов, Саня? – без акцента спросил Казарян.

– Кое-что имеется. По мелочам.

7

Был день выплаты недельной зарплаты. Сырцов и С.С.Горошкин сидели в знаменитом кооперативном кафе на Кропоткинской и ждали заказа. О деньгах пока ни слова, светскую беседу вели.

– В сегодняшней жизни, Георгий, – попыхивая "Данхилом" делился жизненным опытом Сергей Сергеевич, – на первое место выходит мобильность, я бы даже сказал реактивность. На чем я сейчас легко обыгрываю конкурентов? Только на мобильности. Мои компьютеры на пятнадцать процентов дешевле, чем у них. Что, разве я закупаю товар за границей по более дешевым ценам? Вовсе нет. На поверхностный взгляд я довольствуюсь малым: тридцатью – тридцатью пятью процентами дохода, а у них от пятидесяти до шестидесяти. Но пока они продадут одну партию, я продам две, а то и три. Оборот – вот секрет успеха настоящей торговли.

– Не боитесь, что я ваши секреты конкурентам продам? – в паузе, пока Сергей Сергеевич записал монолог "Боржоми", спросил Сырцов, чтобы как-то участвовать в беседе.

– Да знают они эти секреты! – обрадовался Сергей Сергеевич. – Знают, а ничего поделать с собой не могут. Им все равно кажется, что продать за восемьдесят тысяч выгоднее, чем за семьдесят. Но на самом деле, чем быстрее осуществляется процесс по марксовой формуле "деньги-товар-деньги", тем и выгоднее.

– А мне казалось, что у Маркса формула несколько другая: "товар-деньги-товар", – невинно заметил Сырцов и все же не удержался, достал: – Впрочем, вам, как бывшему партийному работнику, знать Маркса сам Бог велел.

– Так, – Сергей Сергеевич осторожно поставил на стол фужер с остатком вяло кипящей "кока-колы". – Наводите справки о личности работодателя?

– Совершенно случайно узнал, – успокоил его Сырцов. Действительно случайно. От Смирнова. Подошел карманный гладкий официант, расставил многочисленные закуски, заботливо поправил приборы и заученно пожелал:

– Приятного аппетита!

За время присутствия официанта у столика, Сергей Сергеевич выпустил пар. А поэтому улыбнулся и извлек из внутреннего кармана отлично сшитого на заказ блайзера плоскую, слабо выгнутую, с техническим щегольством выполненную из дюраля фляжку на пол-литра. В этом кафе спиртного не подавали. Разлил по рюмкам и, с ностальгией глядя на фляжку, поведал:

– Кстати, о партийной работе. Вот эта фляжечка сопровождала меня во многочисленных и, следует честно сказать, многотрудных командировках.

– Фляжечка! Небось проверяемые такое выкатывали, что не до фляжечки было, – почти хамски не поверил Сырцов.

– Что вы знаете о партийной работе, Георгий? – слегка пожалел несмышленыша Сергей Сергеевич. – Что вы можете знать о беспрерывной нервотрепке, о днях, в которых ни минуты свободной, о бессонных ночах? Э, да что там! Заговорился. Давайте выпьем за работу. Не за партийную, не за предпринимательскую, не за сыщицкую, просто за работу!

– Я первую и последнюю, – предупредил Сырцов. – Я за рулем.

Выпили. Коньячок во фляжке был хорош. Марочный коньячок.

– А я не за рулем, – закусывая миногой сообщил Сергей Сергеевич. Мой скромный "фольксваген" сегодня на профилактике. Да, кстати, о работе. О вашей работе, Георгий. Как там моя благоверная Татьяна?

– Мне кажется, что ваши опасения, Сергей Сергеевич, сильно преувеличены. Вероятнее всего, угрозы эти носили чисто психологический характер...

– Да я не о том, – перебил Сергей Сергеевич. – Как Татьяна время проводит, с кем встречается, чем занимается?

Время понадобилось Сырцову, чтобы решиться на должный ответ.

– Мы договорились о том, что я буду обеспечивать охрану Татьяны Вячеславовны и предотвращать возможные акции против нее, – мудрено, потому что преодолевая себя, заговорил наконец Сырцов. – Я считал, что слежка за ней, обнаружение ее связей и проверка не входят в мои обязанности. Если я ошибался, то с сегодняшнего дня вы вольны расторгнуть со мной договор.

– Разве я говорю о слежке? – Сергей Сергеевич до того удивился, что вилку на стол положил. – Просто меня волнует ее самочувствие. После того, как она бросила работу в кордебалете, она сама не своя, места себе не находит.

– Находит она себе место, – ворчливо успокоил работодателя Сырцов, не замечая, что сказал двусмысленность. – И самочувствие у нее нормальное.

– Значит, находит, – Сергей Сергеевич налил себе, не предложив Сырцову хотя бы из вежливости, быстро выпил, судорожно и с шумом вдохнул воздух, тыльной стороной ладони мазнул себя по губам и забыл закусить. – И самочувствие у нее нормальное. Хорошо-то как, хорошо-то как... Так или не так, Георгий?

– Хорошо ли – не знаю, но все пока тип-топ.

– И тик-так, – добавил Сергей Сергеевич. – Часики тикают, денежки капают и все при пироге. И я, и она, и вы. Жизнь прекрасна, Георгий, а? Выпьем?

Лихорадочно оживившись и нехорошо развеселившись, он зачастил и набрался довольно быстро. Не прикончив еще фляжку, он с промахом резал ножом телятину, при наливе брызгал "кокой" на скатерть, беспричинно хихикал, иногда и неожиданно мычанием подпевал резвящимся на маленькой эстраде подозрительным по национальной принадлежности цыганам. Попив кофе, он отрезвел, осоловел только. Глянул на часы, соображал довольно долго, что времени сейчас – половина одиннадцатого. Развязно, как купчишка, закричал:

– Маэстро, счет! – и объяснил Сырцову: – Мои друзья Татьяну к половине двенадцатого домой доставят.

Рядом уже стоял официант, услужливо и неуловимо презрительно улыбаясь. Сергей Сергеевич извлек толстый бумажник, отсчитал много больше положенного и, откинувшись на стуле, небрежно сообщил о своем решении:

– Сдачи не надо, – а когда официант удалился, вдруг вспомнил, – Да, извините, Георгий, чуть не забыл.

И вытащив из бокового кармана тугой конверт протянул его Сырцову. Расплатился с двумя холуями. Одно утешение – в конверте. Сырцов встал.

– Поехали, – сказал он. – А то опоздаем к ее прибытию.

В машине Сергея Сергеевича развезло окончательно. Он вдруг радостно узнал свой автомобиль. И, ощущая лихость, с которой вел его Сырцов, хвастливо резюмировал:

– А ничего еще старушка, ничего! Я ее еще на зарплату купил. А "Ситроен" и "фольксваген" уже на доходы.

Наваливаясь плечом на Сырцова, ободрял его, убеждал и благодетельствовал:

– Жора, держись за меня. Держись и будешь в полном порядке. При всех властях, при всех режимах Горошкин будет наверху!

Поддерживая за талию, Сырцов довел его до лифта.

В следующий – свободный от работы – вечер Сырцов за две недельных зарплаты купил в коммерческом магазине на лужниковой ярмарке шикарную кожаную куртку, о которой давно и безнадежно мечтал.

8

Вечером опять все четверо сидели в кабинете Алика. После звонка Игорю Дмитриевичу порученец привез его секретный, под двумя крестами, справочник внутренних городских и личных телефонов членов и работников ЦК. Первым справочник схватил Кузьминский и листал его, изумленно хихикая.

– Кончай забавляться, Виктор, – приказал Смирнов, – тебе первое задание, – и, выдернув справочник из рук Кузьминского, протянул ему скользкую, в пластике книжечку – алфавит из квартиры Курдюмова. Недовольный Виктор повертел книжечку, раскрыл первую страничку, прочитал, что на глаза попалось:

– Алуся. Четыреста двадцать семь двенадцать тридцать девять. Это, насколько я понимаю, Теплый стан, Ясенево. Мне что – к Алусе ехать?

– Балда, – незлобно обозвал его Смирнов. – Твое задание элементарное: найти в этой книжице знакомых. Вы с Курдюмовым – почти ровесники, вращаетесь, в принципе, в одном, если не кругу, то в слое. Должны быть у вас общие знакомые, не может их не быть!

– К какому сроку? – деловито осведомился Кузьминский.

– Да ты что, очумел, паренек? – изумился Смирнов. – Да сейчас, сейчас! Садись в уголок, почитывай не торопясь.

– Так бы сразу и сказал. А то чуть что – сразу орать, – не сильно обиделся Кузьминский и, действительно, пересел в угол, в кресло.

– А нам с Алькой что делать? – поинтересовался Казарян.

– Мы с Алькой картой займемся, он лучше всех нас Подмосковье знает. Ну, а ты, после того, как Витька знакомых отыщет...

– Нашел! – перебивая Смирнова, торжествующе заорал Кузьминский.

– Ты на какой букве? – хладнокровно поинтересовался Смирнов.

– На "г" – доложил Виктор.

– Вот и шерсти до конца алфавита. И знакомых своих не по одиночке нам будешь представлять, а скопом, так сказать. Тебе же, Роман, после того, как наш юный обалдуй книжку прочешет, придется вспомнить свое юридическое и милицейское прошлое. Сравнительный анализ справочника и книжки, выявление наиболее часто задействованных телефонов... В общем, не мне тебя учить. Да, чуть не забыл: составишь два списка. В первом – граждане, поспешно поменявшие если не профессию, то место работы. Из ЦК – куда? А во втором – все телефоны с краткими номерами: пятизначным, четырехзначным и т.д. и т.п. Для нас с Алькой.

– Не удержался все же, проинструктировал, – ворчливо прокомментировал Казарян последние слова Смирнова и тут же сам отдал распоряжение Алику: Алик, освобождай мне стол. Мне работать надо.

Алик, колдовавший над картой, безропотно поднялся с нею, перебрался на диван, включил преддиванный торшер и позвал Смирнова:

– Саня, давай ко мне.

– Нашел что-нибудь? – дежурно спросил Смирнов, усаживаясь рядом.

– А что тут искать? Тут все ясно. Кружочками отмечены восемь городов. Не деревень, не дачных поселков, не просто поселков, а городов не менее, чем с пятидесятитысячным населением. Четыре из них – райцентры. Общее между этими городами одно: в каждом из восьми – крупнейшие военные заводы.

– Интересно само по себе, но нам пока ни черта не дает. Как ты считаешь, Алик?

– Так, да не совсем так. Интересное уже в том, что род деятельности Курдюмова никак не прокладывается к профилю всех этих организаций.

– Все! – громогласно оповестил всех об окончании своих титанических трудов Кузьминский.

– Список составил? – невинно поинтересовался Смирнов.

– А я по книжке.

– Составь список, а книжку Роме отдай, – безапелляционно распорядился Смирнов.

– Все начальники – бюрократы. А бывшие – в особенности, – бурчал Кузьминский, спешно, не садясь, составляя у стола телефонный список. И еще раз: – Все!

– Сколько их у тебя набралось?

– Тихо! – рявкнул Казарян, став обладателем книжки и справочника. Чапай думать будет!

– Сколько их у тебя набралось? – шепотом повторил Смирнов и рукой указал, чтобы Кузьминский садился на диван. Кузьминский присел рядом, сообщил не шепотом, но тихо:

– Пятеро. Их было пятеро. Как во французском фильме.

– Перечисли их по очереди. Ну, а какие-нибудь данные. Профессия, привычки...

– Горский Адам Андреевич, – начал Виктор. – Вообще-то он Аркадий, но с Адамом лучше звучит на афишах. Адам Горский! Театральный режиссер, недавно студию свою открыл. Кулик Леонид, отчества не знаю. Массажист профессиональный, первоклассный. Краснов Петр Кириллович. Личность весьма известная в ресторане Дома кино и его окрестностях. Не алкаш, нет, даже совсем наоборот. Вращаться очень любит. Серьезные связи за бугром, часто там бывает, выступает посредником в совместных постановках наших маленьких кинофирм и довольно удачно. Савкин Геннадий Иванович. Бывший футболист московского "Динамо", играл недолго и довольно средне. И, наконец, наш общий друг Димочка Федоров.

– Какие соображения ума? – потребовал дополнений Смирнов.

– Ясное дело, что Краснов и Савкин точно проходят по тематике: прямые выходы за бугор. Савкин – транспортирование любых малогабаритных грузов, надежно защищаемое дипломатической неприкосновенностью. Краснов – приемка и, так сказать, складирование этих грузов там. Тем более, что они с Савкиным по корешам.

– Несерьезен твой Краснов для серьезного складирования грузов нашей подопечной организации, – так, между прочим, возразил Смирнов. – Давай дальше.

– Горский – светское знакомство, наш фигурант любил, судя по другим именам в книжке, клубиться в артистическом мире. Димка же Федоров, скорее всего, партнер по бабским делам. Оба – специалисты по нимфеткам.

– Он еще в Дании прячется? – поинтересовался Смирнов.

– В июле вернулся, – ответил Виктор и с удовольствием вспомнил: – Я его тут в Союзе встретил, так он аж на пятки сел от страха... – и, как бы стесняясь своего молодчества, продолжил по делу: – Последний – Ленечка Кулик. На вид – святая простота, но наблюдателен, остер и очень, как я думаю, не любит своих клиентов.