Текст книги "Дай лапу, друг медведь !"

Автор книги: Анатолий Петухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Непривычная жесткость, с которой была произнесена последняя фраза, кольнула Валерку. Уж кто-кто, а он-то знал натуру Андрюшки! И он пожалел, что наговорил лишнего. Пусть Борька задира, лентяй, ябеда и двоечник, но стоило ли так упорствовать? Рано или поздно Борька все равно устроит пакость – проболтается, обманет, подведет, – и тогда Андрюшка сам поймет свою ошибку.

Но то была лишь минутная слабость, и так подумал Валерка только в первое мгновение, после того как Андрюшка отошел. На смену этим мыслям в голову неожиданно пришла совсем другая: за предательство Андрюшка должен поплатиться! Раз он сводил Борьку на Стрелиху, значит, они снова туда пойдут, и пойдут непременно завтра, потому что табак действует только двое суток. Застали бы их там охотники, вот это было бы здорово!

Успокоившись мыслью о предстоящей мести, Валерка быстро шагал по проселку, думая о том, как бы лучше намекнуть, дать понять охотникам, что кто-то им мешает...

Ждать удобного момента Валерке пришлось недолго. На другой же день, когда бородач и толстяк в мрачной задумчивости сидели на крыльце, Валерка сказал:

– А вы бы, дяденьки, чем вот так сидеть, сходили бы лучше на поле!

– Это еще зачем? – сверкнул черными глазами бородач.

– Так. Может, днем туда за ягодами кто ходит или еще что... Вот и пугают медведя.

– Днем медведь далеко в лесу, – усмехнулся бородач, – он спит. И если даже кто ходит туда за ягодами или еще зачем, это не помеха.

– Ну да! – недоверчиво протянул Валерка. – Я где-то читал, что медведь человечий след целых шесть часов чует. А если, мало ли, окурок там или табак просыпан, то двое суток.

– В самом деле? – Бородач уже с любопытством глянул на Валерку. Это интересно! Я, например, такого не знал.

– Вот вы бы и проверили. Люди ведь разные есть...

Толстяк вдруг решительно поднялся.

– Мальчишка дело говорит! – убежденно сказал он. – Нас, городских охотников, кое-где, бывает, и недолюбливают. Проверить не мешает. Вы, Игорь Макарович, отдыхайте, а я пройдусь. Посмотрю, послушаю...

Расчет Валерки был весьма приблизительным, так как он не мог знать, в какое именно время и каким путем Андрюшка и Борька пойдут на Стрелиху, но так уж совпало, что как раз в то время, когда толстяк вышел из деревни, лодка с Андрюшкой и Борькой приближалась к Ведьмину камню.

Ребята действовали почти открыто. Для ускорения операции они шли по разным сторонам поля, щепотками высыпая в жухлую траву желтую крупку махорки.

Край, по которому шел Борька, был выше и ближе к деревне, и парнишка вовремя заметил, что на тропе, проложенной по овсу, показался человек с ружьем. Охотник!.. Борька присел и осторожно попятился за куст ивняка. В низине, на той стороне Стрелихи, он увидел пробиравшегося меж крайних деревьев Андрюшку и понял, что медлить нельзя: еще несколько шагов – и охотнику откроется весь нижний край поля. Борька сдавил двумя пальцами свое горло и пронзительно, но коротко проверещал зайцем.

Он видел, как замер Андрюшка, а потом, пригнувшись, юркнул в лес, видел и то, что охотник остановился и закрутил головой – не понял, откуда донесся крик.

Пятясь и не спуская глаз с охотника, Борька отступил в лес.

Ребята встретились в чаще на полпути к лодке.

– Фу, черт! Чуть не погорели!.. – облегченно вздохнул Андрюшка. Ладно, ронжа вовремя крикнула.

– Ронжа? – Борька вытаращил глаза. – Это ведь я!.. Вот так. – И он повторил отрывистый, дребезжащий крик, совершенно не похожий на человеческий.

Андрюшка рассмеялся:

– Вот это да! А я думал, ронжа. А еще как умеешь?

– Больше никак. Только верещать и могу... У нас кот есть, Охламон, здоровущий такой! Он как-то в огороде зайца поймал. Заяц-то и заверещал. Вот я и научился.

Спустя четверть часа ребята уже сидели в лодке и как ни в чем не бывало таскали на удочки окуней. А охотник ходил вокруг Стрелихи, вслушиваясь в лесные шорохи, и все больше и больше утверждался в мысли, что помех, конечно, никаких нет и быть не может, потому что в этом лесу, окаймляющем поле, нет ни грибов, ни ягод и ходить сюда людям решительно незачем.

14

В субботний вечер охотники возвратились со Стрелихи особенно удрученными. Было похоже, что между ними произошла размолвка.

– Вы не расстраивайтесь, – пыталась утешить их Клавдия Михайловна, сразу где же медведя добудешь? Прошлой осенью семеро две недели сюда ездили и то не могли добыть.

– В том-то и дело, что время поджимает! – нервно воскликнул бородач. – Мне в понедельник вот так в городе надо быть! – И он провел ребром белой ладони по шее, будто отсекал свою роскошную черную бороду.

– Я же говорю вам – поезжайте! – сказал толстяк. – Пока посижу один, а освободитесь – снова приедете. Но это место нельзя упускать.

По тому, как бородач обращался к толстяку на "ты", Валерка догадался, что бородач, видимо, большой начальник – ведь толстяк много старше, а обращается к нему на "вы".

– А не может быть такое, – предположил Валентин Игнатьевич, – что медведь почувствовал опасность и нашел более подходящее место?

– Но вы же сами говорили, – возразил толстяк, – что других овсяных полей поблизости нет!

– Это у нас. А за лесом – другой колхоз, и я не знаю, что там посеяно.

– Ерунда! – тряхнул головой бородач. – Медведи тут. Мы же слышали сегодня, как кричали дрозды. А мне один опытный охотник говорил, что дрозд никогда молчком не пропустит зверя, обязательно даст сигнал!

– Значит, надо набраться терпения, – подытожил Валентин Игнатьевич. – Голод не тетка, и раз звери тут, рано или поздно они выйдут в овес.

– Выйдут!.. – Бородач вздохнул. – Но когда? В том вся соль...

Утром бородач завел голубой "Москвич", сказал толстяку: "Чуть что звони хоть среди ночи!" – и укатил. Валерке показалось, что толстяк остался у крыльца в растерянности.

– Вы, дяденька, один и будете ходить на медведя? – сочувственно спросил он.

– Один. А что?

– Так... Не страшно?

Охотник пожал плечами и отвернулся: дескать, нашел о чем спрашивать!..

Борька Сизов видел, что в пропылившей по улице машине сидел человек, и поспешил к Андрюшке. Тот тоже видел промелькнувшую машину, но был уверен, что охотники уехали оба.

– Точно говорю – один! – стоял на своем Борька. – Бородатый такой, за рулем сидел. В жизни не видал бородатых шоферов, вот и разглядел хорошенько.

– Вам-то какое дело, один али оба-два уехали? – подала голос бабка Перьиха.

Андрюшка промолчал. Вышли на крыльцо.

– А ты к Валерке сходи и узнаешь, – посоветовал Борька.

– Нет. К нему я не пойду. Да и чего узнавать, если ты видел... Раз бородатый уехал, а другой остался, значит, они что-то затеяли. Нам тоже надо придумать что-то другое.

– Что? – нетерпеливо спросил Борька.

– Не знаю. – Андрюшка наморщил лоб. – Вдруг бородатый за подмогой уехал? Вернутся артелью да еще с собаками – тогда никакой табак не поможет. Я слыхал, что есть такие собаки, которые медведя не боятся и ходу ему не дают. А медведица-то еще с медвежонками...

Борька вздохнул и тоже стал морщить лоб, но ничего путного в голову ему не приходило.

– Вот что! – Глаза Андрюшки вспыхнули. – Мешок надо!

– Какой мешок? – подозрительно спросил Борька.

– Обыкновенный. Из-под муки или из-под картошки. Черный.

– Ну?..

– Обожди здесь! – Андрюшка скрылся в сенях и через минуту вышел с ведром в руке, из которого торчал пустой свернутый мешок. – Пошли!

– Куда?

– На речку. В лодке поплывем.

Андрюшка шагал быстро, как человек, ясно сознающий, куда идет и зачем. Они столкнули лодку, уселись, и Андрюшка быстро погнал дощаник вниз по реке. Перед Мельничным омутом он причалил к берегу, взял ведро и направился в лес. Борька, как привязанный, шел за ним следом.

– Ты хоть скажи, чего надумал?

– Сейчас узнаешь.

Вышли на небольшую полянку, окруженную густым мелколесьем. Андрюшка остановился, огляделся и удовлетворенно сказал:

– Годится!.. Слушай. Операция будет называться "Мешок на веревочке". – Он перевернул ведро, и на траву выпали мешок, пакетик анилинового красителя и моток миллиметровой капроновой лесы. – Этот мешок мы выкрасим в черный цвет, набьем травой, привяжем на леску и вечером, в сумерках, протащим по краю овсяного поля. Понял?

– Не! – Борька покрутил головой.

– Чего же тут не понять? Охотник подумает, что это медведь, и выстрелит, а мы мешок утащим – и ходу!

На лице Борьки появилась недоверчивая улыбка.

– Ну да! Он ведь увидит, что это не медведь, а мешок.

– В сумерках же! Дедко Макар на что хороший охотник был, столько на медведей охотился и то в шубу стрелял.

– Как – в шубу? – не понял Борька.

– А так. Один чудак вывернул черную шубу шерстью кверху, набил сеном и протащил в сумерках за веревку по полю. Вот дедко и стрелял. А мы зачем будем шубу портить? Мешок не хуже!..

Ребята сразу приступили к делу. Пока Борька бегал на речку за водой, Андрюшка развел костер. Конечно, красить мешок так, как написано в рецепте, они не стали – зачем усложнять работу? Они сделали проще: нагрели полведра воды, растворили краситель и палкой затолкали мешок в ведро.

– Может, прокипятить, как там написано? – предложил Борька. – А то вдруг слиняет?

– Ничего не слиняет! – ответил Андрюшка, ворочая в ведре палкой. – И всего-то на один вечер. Вон уж какой черный стал!

Они повесили выкрашенный мешок над костром сушиться, перемотали капроновую лесу на палочку, как на веретено, и принялись рвать траву. Травы в мешок влезло на удивление много, и он получился тяжелый.

– Не беда, жилка крепкая, выдержит! – сказал Андрюшка.

Но леса, вытянутая на всю длину, резала руки, пружинила, мешок же будто к земле прирос – ни с места!

– Чего-то не то! Здесь не ползет, а по овсу и подавно! – Андрюшка вздохнул, постоял с минуту в задумчивости и вдруг воскликнул: – Не траву, а вершу надо в мешок пихнуть – она легкая и вершинка у нее острая. Еще больше будет на медведя похоже.

Верши, эти нехитрые плетеные снасти для ловли рыбы, хранились у Перьевых на чердаке, и ребятам пришлось возвратиться домой.

– А как мы ее на Стрелиху пронесем? – спросил Борька. – Ведь в лес с вершами не ходят.

– Проще простого! Я бабушке скажу, что мы пойдем на рыбалку. Возьмем удочки, спиннинг и штук пять верш...

– И к Ведьмину камню? – догадался Борька.

– Конечно! Четыре верши в речке поставим, а одну унесем к полю.

Как и рассчитывал Андрюшка, все получилось ловко. Остроносый мешок с вершей внутри легко скользил по траве, и его свободно можно было протащить даже сквозь кусты. Ребята спрятали мешок под елкой в десятке метров от овсяного поля, после чего Борька залез на дерево, а Андрюшка стал маскировать леску, которую предстояло протянуть от мешка через угол поля перед лабазом. Сделать это нужно было тщательно, так как охотник, направляясь к лабазу, должен будет пересечь лесу. Если он зацепится за нее сапогом – все пропало.

Борька, сидевший на стреме в густой хвое елки, зорко оглядывал поле, Андрюшка же тем временем неспешно укладывал натянутую жилку между стеблями овса на самую землю.

Охотники ходили на лабаз, и от лабаза по одному и тому же месту ими уже была проторена целая тропа. На этой тропе Андрюшка действовал особенно аккуратно. Он так упрятал леску под смятые стебли овса, что зацепить ее можно было разве что граблями.

Когда леска была уложена, Андрюшка наметил прогал и остаток жилки около тридцати метров – протянул в траве в глубь леса. Палочку, к которой была привязана леса, он воткнул в землю под толстой березой, а чтобы легче было отыскать эту березу, надломил у нее нижний сук. Постоял с минуту в раздумье, все ли сделано, все ли предусмотрено, и, убедившись, что никаких упущений в приготовлениях нет, коротко свистнул.

Прибежал Борька.

– Ну что, всё? – взволнованным шепотом спросил он.

– Всё, – кивнул Андрюшка. – Вот палочка. С этого места и потащим. Я буду тянуть, а ты – сматывать жилку.

– А если охотник все-таки поймет, что это не медведь?

– Ни в жизнь! Темно же будет!.. А теперь пошли на речку. Нам ведь еще рыбы надо наловить до вечера.

15

Омут у Ведьмина камня – рыбное место на Возьме. Далеко от деревни, зато на удочку можно здесь вытащить такого окуня-горбача – одного на уху хватит. К заходу солнца ребята натаскали окуней и плотвы половину ведра, того самого ведра, в котором красили мешок.

– Давай и верши посмотрим! – предложил Борька.

– В верши ночью рыба идет, – возразил Андрюшка. – Да и некогда сейчас, пора на Стрелиху.

В лесу было сумеречно. Сухая трава с редкими опавшими листьями деревьев шуршали под сапогами, и это волновало ребят, вносило в их сердца смутную тревогу. Невольно думалось, что идут они на какое-то нехорошее, черное дело и что кто-то может их выследить. Хотелось неслышными тенями скользить меж деревьев, быть невидимыми. Но идти бесшумно было столь же невозможно, как невозможно раствориться в этом еще не густом вечернем сумраке.

Когда до Стрелихи осталось совсем близко, Борька остановился.

– Чего? – одними губами спросил Андрюшка.

– Может... вернемся?

– Вернуться?! Он незаконно хочет убить медведицу, а ты вернуться!..

Крадучись, подошли к березе, под которой была воткнута палочка с привязанной леской, сели на землю.

Ребята, конечно, не могли видеть охотника – их разделяла почти стометровая полоса густого леса, но они не сомневались, что охотник уже на лабазе и сейчас смотрит туда, на поле, где, стоит только потянуть за жилку, появится "медведь". Но тянуть еще было рано, и они терпеливо ждали, когда стемнеет по-настоящему.

Сумерки уже сгустились настолько, что в десяти метрах стволы деревьев сливались в сплошную темную стену. Кажется, пора! Но в это время ребята явственно услышали справа от себя медленные тяжелые шаги.

Огромная разница – с лабаза слышать приближение зверя и вот так, сидя на земле. Борька вопросительно посмотрел на Андрюшку, шепнул:

– Кто?

– Тихо ты!.. – еле ворочая языком, прошипел Андрюшка.

Он хотел потянуть за жилку, но руки не слушались. А шаги приближались.

– Ой, сюда!.. – Борька с ужасом уставился в темноту.

Панический страх Борьки вернул Андрюшке самообладание.

– Сматывай жилку! – шепотом приказал он, а сам быстро-быстро заработал руками.

На поле грохнул выстрел. Борька подскочил. В темноте леса рявкнуло, затрещал валежник.

Снова выстрел. Еще. Еще!.. А леске, казалось, не будет конца.

Мешок вынырнул из-за деревьев настолько неожиданно и так был похож на зверя, что Борька онемел, а Андрюшка почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Но это было лишь краткое мгновение. Подхватив мешок с вершей, ребята начали отступление к реке.

Ветки деревьев царапали одежду, мешок, лезли в лицо. Ребята боялись, что этот шорох услышит охотник, но они были настолько взволнованы, что идти осторожнее не могли.

– Андрюш!.. Жилка растянулась!

– Чего растянулась? Сматывать надо было! – Андрюшка опустил на землю мешок, схватил из рук Борьки лесу и стал комом собирать ее. – Потом распутаем!..

К лодке скатились кубарем. Андрюшка вытряхнул из мешка вершу, бросил мешок в лодку, обождал, пока Борька пробрался на корму, и отчалил.

– А с тобой интересно! – переводя дух, сказал Борька с каким-то особым, трепетным удовлетворением. – Ты смелый! А я знаешь как струсил!.. Когда шаги... И потом, когда он рявкнул... А почему он рявкнул? Ведь охотник не в него стрелял!

– Откуда ему знать, в кого стреляют! Вот и рявкнул с испугу.

– А мешок-то!.. Из-за деревьев как выскочит! На кочках култыхается. И рыло острое – ну чистый медведь!

– Ты вот что, – строго сказал Андрюшка, – обо всем этом никому ни звука. Дома скажешь, что ловили рыбу, а когда плыли обратно, слышали четыре выстрела. Похоже, на Стрелихе. И все. Я тоже так скажу.

– И даже... Валерке не расскажешь?

– Раз никому, значит, и Валерке тоже.

Долго молчали. Мерно поскрипывали уключины, и было слышно, как с весел струйками стекает вода. Где-то далеко гудел мотор – то ли трактор работал, то ли шла грузовая машина. В бездонном темном небе светились частые звезды, и по обе стороны лодки в черной воде тоже были звезды. Они скользили, не отставая от лодки, будто метили путь в этой теми. Дышалось легко, и на душе было покойно и радостно оттого, что все так складно получилось и что теперь уже медведице с ее медвежатами не будет грозить никакая опасность. Ученая, она впредь станет вдвое, втрое осторожней и, конечно же, надолго покинет Стрелиху.

– Я тебя никогда, никогда не подведу! – прочувственно, как клятву, произнес Борька. Он еще хотел сказать, что никогда в жизни ему не было так хорошо, как сейчас, в эти дни, проведенные с Андрюшкой, но слова не шли, и он лишь тихо сказал: – Вот увидишь...

16

Валентин Игнатьевич был в своей конторке – подводил итоги минувшего дня, – когда в отдалении глухо прозвучал выстрел.

"Не на Стрелихе ли?" – мелькнула мысль. Он вскочил и вышел на крыльцо. И тотчас за деревней в далеком полумраке вечера раз за разом прозвучали еще три выстрела.

– Точно, на Стрелихе, – уже без всякого сомнения пробормотал Валентин Игнатьевич.

Он постоял на крыльце еще несколько минут, слушая тишину, и вернулся в конторку.

"Неужели этот охотник все-таки перехитрил медведицу? – думал Валентин Игнатьевич, рассеянно глядя на цифры дневной сводки. – Столько дней ничего не получалось, а тут... И что в самом деле будет теперь с медвежатами? Они действительно могут погибнуть... Н-да..."

Он посидел еще немного за своим столом, но мысль о медведице и медвежатах мешала сосредоточиться. Тогда он собрал все бумаги, закрыл их в стол и отправился домой.

Едва переступил порог, навстречу Лариска. Встревоженная, глазенки широко раскрыты.

– Пап! На Стрелихе четыре раза бабахнуло! Слышал?

– Слышал.

– Это чего? Дяденька медведицу... убил?

– Откуда я знаю? Вот придет и расскажет, в кого стрелял. Может, в лисицу или в барсука... Мало ли есть зверей.

– Ну ты и скажешь! – усмехнулся Валерка. – Кто же летом лисиц да барсуков стреляет?

Клавдия Михайловна собрала ужин, но есть никто не садился – ждали охотника.

– Долго что-то! – Валентин Игнатьевич взглянул на часы. – Уже полчаса прошло, как выстрелы были.

– Тридцать пять минут, – поправил Валерка. – Я точно время засек.

Клавдия Михайловна приблизила лицо к оконному стеклу и, заслонившись ладонями от света, выглянула на улицу.

– А темень-то!..

Валентин Игнатьевич прошел к порогу, стал надевать фуфайку.

– Ты куда? – спросил Валерка.

– На Стрелиху съезжу. Он уже должен был бы прийти... Медвежья охота не шутки!

Тревога Валентина Игнатьевича передалась всем.

– Неужели что случилось? – тихо сказала Клавдия Михайловна. – Он же один там!

– Ну и что? С ружьем ведь!.. – заметил Валерка.

– Замолчи! – оборвал его отец. – Какой толк от ружья в такой темноте?

– Ой, папа, не езди! – заныла Лариска. – Я боюсь!..

– За меня-то чего бояться? – Валентин Игнатьевич улыбнулся дочери. Я на мотоцикле. А мотоцикл быстрее любого медведя бегает! – Он сунул в карман фуфайки фонарик, надел шапку и вышел из избы.

Через минуту во дворе взревел мотоцикл, по окнам скользнул голубоватый свет фары, и скоро все стихло.

На экране телевизора лихо отплясывали танец артисты какого-то южного ансамбля, но звук был выключен еще после первого выстрела, и на телевизор никто не смотрел. Тикал на серванте будильник, чуть слышно сопел паром самовар. Клавдия Михайловна стояла в кухне, прислонившись спиной к печке, и смотрела куда-то перед собой, в пространство; вся ее поза выражала тревогу и напряженное ожидание. Лариска забралась на диван, в уголок, теребила подол своего платьица и часто и прерывисто дышала, готовая вот-вот расплакаться.

На диване же, закинув ногу на ногу, сидел Валерка и тупо смотрел на окно. Об охотнике он не думал – ничего с ним не случится! – и судьба медвежат, если подстрелена медведица, его уже не волновала. Наоборот, втайне он желал, чтобы медведица была убита, непременно убита! Тогда, по крайней мере, можно будет обвинить Андрюшку и Борьку в том, что они плохо сыпали табак и теперь по их вине маленькие медвежата погибнут голодной смертью.

Четверть часа длилась как вечность. Но вот за окнами сверкнул голубоватый луч, послышался гул мотоцикла.

– Наконец-то!.. – вздохнула Клавдия Михайловна.

Свет фары опять скользнул по окну и погас. Чихнул заглушенный двигатель.

Первым вошел в избу охотник. Он был неузнаваем – широкое, всегда красное лицо бледно, глаза испуганно расширены. Неверным движением руки он поставил в угол ружье и мешком сел на табуретку.

– Что-нибудь случилось? – упавшим голосом спросила Клавдия Михайловна.

– Медведи, понимаете... – незнакомо заговорил толстяк, – будто со всего леса! Один под лабазом, другой за спиной, а третий уже в поле. Только выстрелил – рев, треск! Тот, которого стрелял, упал. Я по нему второй раз, для верности. А он как вскочит – и ходом поперек поля! Еще два раза успел выстрелить. Он до кустов добежал и затаился. Стрелять не видно и слезть нельзя – нападет!..

Дверь отворилась, вошел Валентин Игнатьевич. Охотник обернулся к нему и то ли с укором, то ли со скрытой завистью произнес:

– А вы напрасно так рискуете. Опасно!.. – И Клавдии Михайловне: – Я ему кричу с лабаза: осторожнее, в кустах раненый медведь! А он хоть бы что! Светит фонариком и шагает по овсу в мою сторону.

– Но я же не с пустыми руками шел, – улыбнулся Валентин Игнатьевич, – у меня топор был.

– Что для такого зверя топор?! Налетит – глазом моргнуть не успеешь!

– Вы, дяденька, медведицу убили? – подала голос Лариска.

– Не знаю. Но думаю – это не медведица. Матерый зверь! Завтра сами посмотрите.

– А медвежат не было? – опять спросила девочка.

– Нет, конечно!.. – Охотник обтер вспотевшее лицо платком, покачал головой: – За всю мою жизнь это была самая интересная, самая впечатляющая охота. Столько волнения!.. Если бы за мной не приехали, пришлось бы до самого утра на лабазе сидеть: с раненым медведем шутки плохи!..

– А если он за ночь уйдет? – спросил Валерка. – Ведь раненый только...

Охотник уже оправился от пережитого, лицо его порозовело, в глазах исчезло выражение страха. Он снисходительно посмотрел на мальчишку и сказал:

– Этот зверь уже никуда не уйдет. В нем четыре пули! И не каких-нибудь – "Майера". Отличные пули!..

За ужином охотник снова и снова рассказывал о своей необыкновенной удаче и потом, уже глубокой ночью, звонил в город бородачу, но ни Валерка, ни Лариска этого уже не слышали – они спали.

17

На рассвете возле дома бригадира опять остановился голубой "Москвич". Бородач и еще один охотник, молодой, с выправкой спортсмена, вышли из машины и уж стали подниматься на крыльцо, но тут в дверях показался толстяк – поверх телогрейки патронташ, набитый патронами, на поясе длинный нож, в руках ружье.

– Ты, я вижу, готов? – сказал бородач. – Тогда сразу на поле!

– О, вы и с собакой! – воскликнул толстяк, увидев на заднем сиденье черную лайку. – Это хорошо.

Все трое уселись в машину, и "Москвич", рыча, покатил на Стрелиху...

Весть о том, что городской охотник подстрелил медведя, мгновенно разнеслась по Овинцеву. К Гвоздевым то и дело прибегали возбужденные, запыхавшиеся ребятишки и, тараща от волнения глаза, нетерпеливо спрашивали:

– Еще не привезли?

Валерка отвечал, не скрывая раздражения:

– Ведь видите, что машины нету!..

Ребята убегали, чтобы через полчаса появиться снова.

Валерку раздражало, что охотники будто в воду канули. Ведь если даже медведь и не убит, а только ранен, долго ли троим да еще с собакой найти и добить зверя?..

Где-то в глубине души Валерка надеялся, что Андрюшка, до которого слух о подстреленном медведе, конечно, уже дошел, не вытерпит и прибежит узнать подробности охоты. Но и Андрюшка не показывался. А время шло.

Так в томительном ожидании и тянулся для Валерки этот до бесконечности длинный августовский день.

Голубой "Москвич" появился на проселке уже в шестом часу вечера. И сразу, будто по чьему-то сигналу, к дому Гвоздевых наперегонки устремилась шумная детвора. Позади ребятишек торопливо шагал дед Макар видно, и ему хотелось с давних пор взглянуть на медведя и заодно узнать, почему так долго пришлось искать зверя.

"Москвич" остановился у крыльца, но охотники не выходили, продолжая разговаривать между собой. Ребятня тесным кольцом обступила машину. Со всех сторон только и было слышно:

– Ой, где, где?.. Дайте мне-то посмотреть!..

Мальчишки и девчонки тянули шеи, заглядывали в окна машины и недоуменно хлопали глазами: кроме трех охотников да черной собаки, в машине никого не было. Тогда ребята переключили свое внимание на охотников:

– Дяденьки, дяденьки! А медведь-то где? Медведя-то убили?

Левая передняя дверца машины неожиданно распахнулась, и наружу высунулось красное бородатое лицо.

– Чего столпились?! – рявкнул охотник, сверкнув черными глазами. Сейчас же отойдите от машины!..

Ребятня отпрянула от сверкающего "Москвича".

– У-уй, какой злющий!.. Сам как медведь!.. Не убили, вот и злятся!.. Где уж им!.. – И ватага ребят со смехом и гомоном наперегонки ринулась прочь деревенской улицей. О чем-то посовещавшись в машине, охотники наконец вылезли из "Москвича" и направились в избу. Дед Макар, скромно стоявший в сторонке, нерешительно шагнул к бородачу и сочувственно спросил:

– Выходит, не нашли медведя-то?

Бородач ожег старика пронзительным взглядом, ничего не ответил и стал подниматься на крыльцо, а толстяк с безнадежной отчаянностью в голосе бросил:

– Ни черта не нашли!..

– Да-а!.. – Макар вздохнул, погладил седую бороду. – Бывает. Сколь хошь бывает!.. – И побрел в избу за охотниками.

Клавдии Михайловны еще не было, и подготовкой ужина для охотников пришлось заняться Валерке и Лариске. Усталые и, видимо, вдоволь наговорившиеся охотники уныло молчали, а деду Макару очень хотелось знать подробности охоты и причину неудачи. И он не выдержал, спросил:

– Дак который из вас медведя-то стрелял?

– Я стрелял, – хмуро отозвался толстяк.

– Ну, и чего? Промазал али не по месту попало?

Видимо, старик задел самую больную струну в душе охотника. Лицо толстяка вспыхнуло.

– Да не мог я промазать все четыре раза, не мог! – воскликнул он. И я хорошо видел, что после первого выстрела медведь упал. Второй выстрел был уже по лежачему.

– Но крови-то мы не нашли! – развел длинными руками молодой охотник.

– По-твоему, он с испугу упал? – усмехнулся толстяк.

– Не знаю. Но если пуля попала в зверя, должна быть кровь, отчеканил молодой. – Это как дважды два.

– Э, ребятушки!.. – покачал головой дед Макар. – Медведь зверь особый, он не всегда кровь дает. Помню, у меня было...

Но молодой охотник не дал договорить.

– Знаем, дед, знаем! – замахал он руками. – Пусть кровь не пошла, а где шерсть? Где шерсть, срезанная пулей? Я сам весь овес на коленках исползал – ни шерстинки! А пули нашел.

– Две! – толстяк выразительно поднял два пальца. – А я стрелял ч е т ы р е раза! Где еще две пули?

– Где-нибудь есть!.. – Молодой охотник сделал неопределенный жест он все время размахивал руками, когда говорил. – Поле большое.

А бородач молчал. Он сидел на диване мрачнее тучи и, склонив голову, смотрел в пол. Его раздражало, что разговор об этой нелепой охоте всплыл вновь, хотя еще в машине договорились обо всем молчать.

Неслышно двигалась по избе Лариска, накрывая стол к ужину. Валерка поставил самовар, достал из холодильника дюжину сырых яиц, приготовился жарить глазунью.

– Я уверен, – заговорил толстяк после некоторого молчания, – была бы собака настоящая, рабочая, мы бы уже да-авно жарили печенку!..

– Да говорю я вам, – молодой охотник вскочил со стула, – собака рабочая! У нее три диплома по медведю!

– По подсадному. – Толстяк насмешливо скривил тонкие губы. – А тут не домашний зверь, выращенный на пряничках да конфетках, а дикий. Дикий! – повторил он громко.

Бородач медленно поднял голову, посмотрел сначала на толстяка, потом на молодого охотника и с расстановкой сказал:

– Хватит. Надоело. Вашему спору не будет конца. – Он помолчал, снова перевел взгляд на толстяка: – Ты, Георгий Дементьевич, никакого медведя не видел. Было темно. А в поле – кусты...

– Да вы что, Игорь Макарович?! Там ни единого кусточка, сами видели...

– Помолчи! Повторяю: в поле кусты. В темноте показалось тебе, что один кустик зашевелился, вот ты и начал стрелять. А медведя не было.

– Я вас не понимаю!..

– Да что тут понимать?! – раздраженно воскликнул бородач. – И так уже полгорода знает об этом медведе, а я не намерен закрывать лицензию. Мне нужна шкура, вот так нужна! – И он эффектно провел ребром ладони по своей шее. – Сказать, что ушел подранок, – значит сдать лицензию. Но раз ты стрелял по кусту, какой спрос? В крайнем случае перепишем ее на другой район. Вот так. И больше об этом медведе никаких разговоров.

– Ежели на шкуру, так на берлоге бить надо, – сказал дед Макар. Ох, и добра берложная шкура!..

– Это и мы знаем, – отозвался бородач, – но где ее взять, берлогу?

Макар был обижен тем, что ему так и не дали толком высказаться, однако проговорился:

– Я тут знаю одно местечко... Прежде каждый год медведи ложились.

– А ты, дед, сам-то хоть раз видел живого медведя? – насмешливо спросил молодой охотник.

– Я-то? – Старик оскорбился. – Да я за свою жизнь столько их добыл, сколько вам троим-то и во сне не увидеть! По три штуки за осень брал. А ты толкуешь... – Он поднялся с табуретки, намереваясь уйти.

Бородач метнул осуждающий взгляд на молодого охотника, подошел к старику:

– Извини его, он пошутил! Сам медведей не видел, кроме подсадных, вот и думает...

– А я уже не в тех годах, чтобы со мной так шутить!

– Тебя как звать? – мягко спросил бородач.

– Макар. Макар Иванович Евстюхин.

– О, мой отец тоже Макар! Какое приятное совпадение!.. Значит, тебе известны места, где медведи устраивают берлоги. Я правильно понял?

– Как не знать, ежели всю жизнь в здешних местах лесовал! Теперь-то старый...

– Но ты и сейчас в силе, вон какой крепкий! – Бородач дружески похлопал старика по плечу. – Я тебя прошу: найди берлогу. При свидетелях: найдешь – полтораста рублей в руки.

Дед смутился:

– Оно, конечно, ежели без обману...

– Разумеется, без обмана! А если зверь окажется крупный – еще полста. Подумай, Макар Иванович!

– Ладно, коли так. Поискать можно. Но ежели не найду...

– Никаких претензий! Охота – дело такое, понимаю. – Бородач вытащил из внутреннего кармана пиджака блокнотик, что-то быстро написал на чистом листке, вырвал его и подал старику: – Это мой адрес. Найдешь – сразу черкни. Договорились?

– Попробую. Похожу. Может, и подфартит... – Макар холодно глянул на молодого охотника, хотел что-то сказать, но махнул рукой и вышел.

Больше ни о медведях, ни об охоте разговоров не было. Горожане молча поужинали, попили чаю и, поблагодарив Валерку и Лариску за гостеприимство и заботу, уехали.

18

Еще не успел голубой "Москвич" скрыться за поворотом деревенской улицы, а Валерка уже спешил к Андрюшке. Пусть охотники не нашли медведицу – это, в сущности, ничего не меняет. Все равно она ушла тяжело раненная и погибнет. И медвежата тоже умрут с голоду. И все потому, что Андрюшка оказался предателем, связался с Борькой, на которого ни в чем нельзя положиться.