Текст книги "Сить - таинственная река"
Автор книги: Анатолий Петухов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
Пахомов на этот раз поохотился неважно, всего два язя висели у него на кукане.
Гусь сделал вид, что его совершенно не интересуют крупные серебристые рыбы, которые так редко берут на
удочку, и подошел к Витьке.
– Дай ластов поплавать, – попросил он.
– Бери, – Витька кивнул головой на траву, где лежало снаряжение.
Ребята притихли: вот что значит Гусь! Только спросил и – пожалуйста!
Увязая в топкой грязи. Гусь проковылял в ластах до чистой воды и. подражая Витьке, скользнул в воду. Но он
не рассчитал глубину, и вода сразу заполнила трубку. Вдох – вода хлынула в горло. Гусь захлебнулся и, будто
ошпаренный, метнулся вверх. В следующее мгновение он сорвал с себя маску, закашлялся и не заметил, как трубка
скользнула из резинового хомутика в воду. А вязкая тина уже засасывала ноги. Гусь хотел рывком высвободиться из
пут коварного дна и почувствовал, что левый ласт сорвался с ноги.
На помощь поспешил Витька.
– Чего же ты не предупредил, что раньше не плавал в маске? – сказал он с укором. – Другой-то трубки у
меня нету!
– Найдем. Здесь неглубоко.
– Неглубоко... Очень-то охота в этой грязи нырять. Всю воду смутил. Давай ласты и маску! И в сторону
отойди, мешаешь.
Вода от поднятого со дна ила и торфа в самом доле стала совсем рыжей, и от нее шел отвратительный запах.
Гусь протянул Витьке маску и ласт.
– А другой ласт где?
– Дак он там остался. Здесь же вязко!
Самое страшное, что все это произошло на глазах у ребят, бывших поклонников Гуся. Правда, сейчас над ним
никто не смеялся – боялись смеяться, но Гусь-то знал, что случившееся надолго станет предметом мальчишеских
разговоров. Он вылез на берег, оделся и бросил Сережке:
– Чего сидишь? Пошли домой!
– Как? А трубка?
– Ласт нашелся, и трубка найдется.
– Вот и обождем!
– Жди. Можешь еще и понырять! – сверкнул глазами Гусь.
Засунув руки в карманы штанов и ни на кого не взглянув, он пошел к деревне. Один.
Гусь лежал на сарае и мучительно переживал свое падение. Ведь совсем еще недавно, каких-то две недели
назад, все было так хорошо! Толька Аксенов, Сережка, Вовка Рябов – друзья, водой не разольешь! А мелкота – та
целыми днями так и крутилась возле Гусевского дома. Конечно, многое значил Кайзер – у кого хоть когда-нибудь в
Семенихе был настоящий прирученный волк! Но и до Кайзера каждый из ребят стремился попасть в Гусевскую
компанию. Слово Гуся – закон, просьба Гуся или поручение – гордость для каждого.
О подвигах Гуся знала вся школа, потому что ребята из уст в уста передавали все, что совершил Гусь. А
теперь даже Сережка предал его. Именно предал, потому что при всех ребятах отказался идти с Гусем в деревню,
остался на берегу Вязкой старицы ждать, пока этот лягушечник найдет трубку. В другое время Гусь дал бы ему
разок, и все. Но разве мог он так поступить теперь, когда почувствовал, что в душе никто уже не поддерживает его,
что он – один?
Сейчас Гусь сожалел, что поступил опрометчиво, пустившись вплавь догонять Витьку. Но он же хотел
вернуть себе славу лучшего пловца? Разве он мог предполагать, что этот лягушечник ныром плавает быстрей, чем
верхом? И уж совсем напрасно он попросил подводное снаряжение, которое и видел-то впервые.
Или Витька специально все это подстроил? Мог же он объяснить, как плавать с этой несчастной трубкой! А то
сразу: бери, плавай! А потом еще и покрикивать стал: уйди, мешаешь!
«Ладно, ты еще пожалеешь об этом!» – мстительно подумал Гусь.
Он стал размышлять, что бы такое подстроить Витьке. Можно перетянуть через старицу перемет, чтобы
лягушечник попался на крючок. Но он под водой все видит! Нет, это не годится. А что, если свести его на Пайтово
озеро? Дед тогда говорил, что там еще никто не плавал, что вода в озере полосами – то теплая, то холодная, и
сразу начнутся судороги. Но если так, Витька может утонуть!
И вдруг идея: «А я-то на что! Он станет тонуть, а я его вытащу в лодку. Есть же там лодка, на которой старик
плавал!..»
Идея понравилась, и Гусь стал ее развивать. Он представил, как Витька начнет звать на помощь, как он, Гусь,
приплывет к нему на лодке и бесчувственного вытащит из воды, как на Сити вытащил Тольку. Хорошо бы, конечно,
чтобы это видели ребята. Но кто туда пойдет в этакую даль? Сережка разве. Он – предатель, но ради такого дела
можно его взять. А потом Сережка всем будет рассказывать, как это случилось, и тогда опять все станет на свои
места.
Единственное, в чем сомневался Гусь, отпустят ли Витьку дома: он и на Вязкую-то старицу, как говорил
Сережка, не ходит без разрешения отца.
А можно сделать так; уйти вроде бы за грибами или на Сить, а самим податься на Пайтово. Только нет, на это
Витька не согласится...
В сенях прошлепали босыми ногами, и на сарай заглянул Сережка.
– Ты тут? – обрадовался он. – Трубку-то нашли!
– А куда она могла провалиться! – отозвался Гусь. – Лягушечник, поди, дуется на меня, просмеивает?
– He. Он нам рассказывал, что сам, когда первый раз плавал, чуть совсем не утонул! – Сережка сел возле
Гуся на солому, обхватил руками колени. – С непривычки, он говорит, в маске еще хуже, чем так...
– Здесь плавать – что? Лужа! Вот в Пайтове бы он понырял!
– Я говорил ему про Пайтово...
– Ну?
– Надо, говорит, туда сходить.
– Дома-то его отпустят?
– Наверно, отпустят, раз так сказал.
– Вот лук доделаю и пойдем.
– Правда?!
– Конечно! Удочки возьмем. Лодка там есть...
– Но ты же говорил, что там какие-то особые слова знать надо.
– Неужто поверил? Чепуха это, мало ли чего старики выдумают.
– А когда пойдем?
– Дня через три. В воскресенье.
– Вот здорово!.. А меня, знаешь, Витька опять на покосы зовет. Перед обедом он там каждый день в Сити
охотится. В заводях, говорит, язя много. Уху варят... Обещал и меня научить с ластами плавать. Может, сходим
вместе, а?
– Я никуда не пойду. А ты – иди, чего же...
– Вместе-то лучше бы!
– Сказано – не пойду! А ты сходи и насчет Пайтова-то поговори. Да ружьишко лучше рассмотри, как оно
сделано.
– Ладно, если так, – нерешительно сказал Сережка, которого удивило и озадачило столь благодушное
настроение Гуся после всего, что произошло на Вязкой старице.
– Смотри, о Пайтове всем не болтайте, – строго предупредил Гусь.
На дверях бригадного клуба появилось объявление о том, что в воскресенье состоится открытое заседание
выездного районного суда по делу бригадира Аксенова.
Наконец-то! Этого дня Гусь ждал давно. Ему очень хотелось послушать, как будут судить бригадира, но
теперь, когда был намечен поход на Пайтово озеро, он знал, что на суд не останется: более благоприятного дня
осуществить задуманное, пожалуй, не будет.
И вот уже тройка ребят в пути.
Впереди крупно шагал Гусь, длинный, костлявый, как всякий быстро поднявшийся мальчишка. Но он не по
годам широк в плечах и потому со спины похож на сухопарого мужика. В своей повседневной, когда-то черной, но
выгоревшей до мышиного цвета рубахе навыпуск, в драных штанах, босой, да еще с холщовым мешком за
плечами, он напоминал бродягу-нищего, невесть откуда взявшегося в нашу пору. И только большой лук, который
Гусь бережно нес в руках, свидетельствовал о том, что он не более как подросток, отбившийся от родительских
рук.
Витька же производил впечатление обыкновенного туриста, скрашивающего однообразные будни жизни
лесными скитаниями. Одежда у Витьки ладно подогнана из недорогого, но прочного репса, и рюкзак настоящий —
зеленый, с ремешками, пряжками, подводное ружье из него торчит; и сапоги у Витьки хоть поношенные, но
крепкие, и беретик-блин есть на нем, чтобы голову солнцем не напекло...
Самим собой, обыкновенным деревенским парнишкой выглядел рыжеголовый Сережка. Он шел сзади,
налегке, глазел на деревья, подглядывал за птичками и казался не участником похода, а скорей примкнувшим из
любопытства. Впрочем, в тайных планах Гуся Сережке отводилась роль именно стороннего наблюдателя, роль
свидетеля событий, которые должны будут свершиться на Пайтовом озере.
Сережку занимают дрозды, которые с отрывистыми криками «чек-чек!» сопровождают ребят. Их явно волнует
и тревожит вторжение людей в этот тихий летний лес.
– Поищем гнездо! – предлагает Сережка. – Оно где-то тут, вот они как кричат!
– Какое сейчас гнездо? Птенцы уж вылетели, по деревьям да в траве прячутся, – говорит Гусь и идет
дальше. Он то и дело посматривает на маленький компас, который дал ему Витька, и озабочен тем, сумеет ли
выйти на Пайтово озеро, где бывал всего один раз.
На краю мохового болота, в черничнике, ребята наткнулись на глухариный выводок. Молодые рыже-пестрые
глухарята величиною с рябчика поднялись с земли и, разлетевшись, попрятались в соснах. А глухарка -мать с
тревожным квохтаньем села на виду, вытянула шею и смотрела на ребят настороженным черным глазом. Тут уж
Гусь не выдержал: глухарка – не дрозд, это настоящая дичь. Он вложил стрелу в лук и стал натягивать тетиву.
– Слышь? Не надо! Зачем?..– запротестовал Витька. – Без нее глухарята погибнут!
Хлопнула тетива. Стрела, сверкнув на солнце, скользнула в вышину мимо цели. А глухарка продолжала
сидеть.
– Бак, бак-бак! – проквохтала она недовольно.
Гусь выстрелил еще и еще раз. И все мимо. Тогда он стал подходить ближе, но глухарка перелетела на другую
сосну. Гусь снова начал к ней подкрадываться.
– Да оставь ты ее, только стрелы растеряешь! – сказал Витька.
Но Гусь все же выстрелил еще два раза и опять не попал. Глухарка, видимо, решила, что глухарята успели
укрыться надежно, сорвалась с дерева и тоже исчезла.
Стрелы искали долго, но из пяти нашли только две.
– Я же говорил! – сердился Витька. – И вообще, зачем губить птицу, когда у нее птенцы?
– А кто губит? – огрызнулся Гусь. – Ты думаешь, так легко попасть из лука?
На своем пути ребята встретили еще два глухариных выводка, но Гусь больше не стрелял.
Немало побродили ребята по дикому лесу, пока вышли к Пайтову озеру. Солнце стояло еще невысоко, но
воздух гудел от оводов, и было знойно. Пот так и струился по лицам, рубашки липли к мокрым спинам. А с озера
тянуло прохладой.
Витька первым делом бросился смотреть воду, действительно ли она так прозрачна, как говорил Гусь. Он
забрел, насколько позволяли резиновые сапоги, и убедился – вода исключительно светлая. Опустил в нее руку —
довольно теплая. Удовлетворенный, он вернулся на берег и не то спросил, не то предложил:
– Поплывем?
– Нет, – отрезал Гусь. —Сперва лодку надо найти.
– А где лодка?
– Почем я знаю! Где-то на берегу. Будем обходить озеро и найдем.
– Сначала выкупаемся!
Сережа молчал, хотя и ему не терпелось скорей окунуться в воду.
– Я сказал – купаться не будем, пока не найдем лодку! – стоял на своем Гусь.
– Ну, хорошо. Вы идите, я вас догоню. Нырну разок и все!
– Ты что, думаешь, нам неохота купаться? Неужели потерпеть не можешь?
– Почему же? Терпеть я могу, – пожал плечами Витька и повиновался.
Лодку – долбленую осиновку – нашли на противоположном берегу. Она была вытащена из воды и
примкнута на цепи к огромной елке. Гусь повертел в руках замок, раздумывая, как же быть.
– Тащи камень! – приказал он Сережке.
– Ты что, замок хочешь ломать? – удивился Витька.
– Этот замок не сломаешь. Цепь перерубим.
– Не выдумывай! Обойдемся и без лодки.
– А чего ей сделается-то? Ты камень-то волоки! – прикрикнул на Сережку Гусь.
Сережка бросился искать камень, а Гусь вытащил из мешка топор.
– Может, все-таки не надо трогать лодку? Половим с берега!
– Смешно! Лодка есть, а удить – с берега! Мы же ее на место и построим.
– Ну, как хочешь! Только я цепь рубить не буду.
– И не руби. Тебя никто не просит.
Пока Гусь перерубал на топоре цепь, Витька разделся, натянул ласты и маску и с ружьем в руках полез в воду.
Сережка поискал весла, но не нашел их.
– Шестом обойдемся, – сказал Гусь и взял прислоненный к елке длинный легкий шест.
Раздевшись до трусов, они столкнули лодку и уселись в нее – Сережка в нос, а Гусь с шестом – на корму.
– Ух, и вода! – крикнул им Витька. – Метров на десять видно. Наверху теплая, а в глубине – лед!
– Рыба-то есть? – спросил у него Сережка.
– Одни малявки!
Витька опять погрузился в воду и поплыл дальше. Гусь, работая шестом, погнал лодку следом.
– Мы-то купаться будем? – тихо спросил у него Сережка,
– Купайся! Кто тебе не велит...
– А ты?
– Неохота.
– Тогда, и я не буду.
Витька проплавал не меньше получаса и, озябший, весь в пупырышках, вылез на берег. Он никого не
подстрелил, но и никаких судорог с ним не случилось.
«Наверно, соврал, старый черт, что здесь нельзя плавать!» – подумал Гусь. Он сожалел, что коварный
замысел срывается, и очень завидовал Витьке, заглянувшему в подводный мир Пайтова озера, в тот мир, который
еще не открывался ни одному человеку.
Ребята вернулись на берег, разожгли костер и стали готовиться к рыбалке. Прежде всего, срубили березовые
удилища – каждый по своему вкусу. И хотя Витька не видал ни одной приличной рыбины, надежда, что будет
клевать, не покидала рыболовов.
– Рыбу надо искать, – говорил Витька, счищая кору со своего тонкого и гибкого удилища. – В таком озере
она должна быть. Надо плыть вдоль берега. Где трава, там и рыба. А тут что – песок да редкие травки...
Гусь тоже так подумал, но чтобы Сережке не показалось, что он начинает подчиняться Витьке, сказал:
– Надо не вдоль берега, а на середину плыть. Здесь луды есть. Там и собирается рыба.
– На лудах рыба утром да вечером, а днем она в травах.
Это Гусь тоже знал, но отступать не хотел.
– Вот поудим и узнаем. Не будет на луде клевать, станем искать травы...
На том и порешили.
Найти луды не составило труда: какой-то заботливый рыбак, видимо, хозяин лодки, отметил луды —
каменные гряды и отмели на средине озера – шестами, крепко вбитыми в дно. Глубина здесь не превышала
полутора метров, и Витька опять решил поплавать и разузнать, есть ли здесь рыба.
Не без волнения смотрел Гусь, как Витька, нырнув с лодки, поплыл вдоль гряды.
Непривычный, причудливый мир открылся взору подводного пловца. Луда напоминала хребет гигантского
чудовища. На гребне саженные валуны и каменные глыбы с острыми гранями, а на склонах, круто уходящих в
синеватую глубь, – песок и галька. Казалось, какой-то чудо-великан взял да и просыпал на дно озера пригоршни
этих валунов и глыб. Нигде ни травинки, и всюду, куда ни глянь, – мальки. Их много, сотни тысяч, миллионы.
Вода от них кажется живой сеткой, которая находится в непрестанном движении.
Прозрачные, тускло окрашенные крохотные рыбешки тыкались мордочками о стекло маски и пытались что-то
склевывать с рук, плеч и с живота Витьки. Но их прикосновения были столь слабы, что не ощущались.
«Раз есть мальки, должна быть и крупная рыба», – думал Витька. Он заглядывал за камни, внимательно
рассматривал каждую нишу, каждую расщелину, где бы могли укрыться щуки или окуни, нырял и просовывал руку
под камни. Но тщетно, крупной рыбы не было.
– Ну что? – скорей разочарованно, чем с любопытством спросил Гусь, когда Витька влез в лодку.
– Одни мальки. И удить здесь незачем – пустое дело.
Сережка вытащил из воды удочку и вопросительно посмотрел на Гуся, но тот невозмутимо продолжал следить
за своим поплавком. Витька обтерся майкой и развалился в лодке загорать. Лицо его было безмятежно спокойно, к
удилищу он не прикоснулся.
Скоро и Гусю надоело смотреть на неподвижный, точно вмерзший в воду поплавок.
– Что ж, поплывем к берегу, в травы, может, и вправду там лучше.
Вдоль северного берега Пайтова озера густо росли камыши, желтели распустившимися цветами кубышки. Их
большие округлые листья глянцево поблескивали на воде. То тут, то там чуть приметными островками виднелись
заросли элодеи.
Шест, которым греб Гусь, использовали для причаливания в облюбованном месте.
– А вот здесь рыба уж наверняка есть! – сказал Витька и первым взялся за удочку.
– Плавать-то больше не будешь? – спросил Гусь, у которого пропала всякая надежда на осуществление
тайного плана.
– Погреюсь маленько. Если хочешь, плавай!
Гусь насторожился: уж не смеется ли над ним Витька, не намекает ли на то, что случилось на Вязкой старице?
Но лицо Витьки было добродушно, и, кажется, сказал он это безо всякой задней мысли.
– Сначала поудить надо, – равнодушно отозвался Гусь. – Потом если...
Освоить подводное снаряжение Гусю очень хотелось. Тогда бы Витька ни в чем не имел преимуществ. Они бы
могли плавать по очереди в той же Вязкой старице или на Сити. И хорошо бы поучиться плаванию именно теперь,
когда нет никаких свидетелей, кроме Сережки да Витьки. Но в этом месте, где из глубины, извиваясь змеями,
тянется элодея и до дна метра три, Гусь не решился рисковать.
На удочку бойко брала некрупная плотва и подъязки – это все-таки лучше, чем мертвое бесклевье. А солнце
между тем калило и калило воздух. Стало душно. Хорошо, что хоть оводы на воде меньше досаждали.
Поймав с десяток плотичек, Витька опять отложил удочку и взялся за ласты.
– Я, наверно, тоже выкупаюсь. Больно жарко! – сказал Сережка.
А Гусь молчал. Теперь он был уверен, что старик, случайно встреченный прошлым лотом на Пайтове, просто
посмеялся над ним. Это озеро самое обыкновенное, такое, как все озера.
Сережка, в памяти которого прочно запечатлелся рассказ Гуся, проплыл возле лодки полукругом с десяток
метров и поспешил забраться в челнок: кто знает, вдруг хозяйка озера тяпнет за ногу!
А Витька уплывал вдоль берега все дальше и дальше. Сначала Гусь наблюдал за ним, надеясь на какое-то
чудо, а потом, увлекшись ужением, забыл о Витьке.
Но чудо все-таки произошло. Первым заметил, что с Витькой творится неладное, Сережка.
– Гляди-ка, гляди!..– воскликнул он.
Гусь обернулся. Витька быстро плыл от берега, то вырываясь из воды по пояс, то неестественно погружаясь в
нее с головой. Можно было подумать, что он просто балуется, но слишком порывисты были его движения. Гуся
кинуло в жар. Не мешкая, он отложил удочку и стал выдергивать шест. В это время Витька что-то крикнул в трубку,
но вместо крика получилось глухое мычание.
Гусь гнал вперед лодку что было духу. Он не спускал с Витьки глаз и видел, что тот уже выбивается из сил: но
иначе, его сводит судорога! Витька теперь то барахтался на одном месте, то вдруг скользил по воде, погружаясь в
нее все глубже. Можно было подумать, что он потерял всякую ориентацию и сам не знает, что делает. Несколько
раз трубка скрывалась под водой, и тогда Гусю становилось не по себе. Но спустя полминуты трубка вновь
выныривала, из нее вырывался фонтанчик и слышалось хриплое утробное мычание. Некоторое время Витька опять
барахтался на поверхности и снова, точно обессилев, тонул.
Гусь греб шестом изо всех сил, но он суетился, и мысль работала как никогда ясно и четко – главное, не
ошибиться, рассчитать каждое движение, не промахнуться, не проскочить мимо. Гусь видел, что Витька плывет и
выныривает на левом боку. Значит, лодку надо подать левым бортом, в обгон, тогда ему будет удобней уцепиться за
борт.
– Чего выпялился? На дно садись! – цыкнул Гусь на Сережку, который встал на колени, чтобы лучше
видеть Витьку.
Сережка покорно опустился на дно, хотя в лодке было сыро. Гусь подвинулся к левому борту. Лодка
накренилась. Потом, как только Витька схватится рукой за борт, он отодвинется вправо: верткая осиновка может
перевернуться.
Витька уже протянул руну к лодке, но тотчас опять пошел под воду. Он погружался боком, скрючившись, и
видеть это в прозрачной воде было особенно жутко. Гусь энергично развернул лодку, чтобы она не проскочила
дальше, и на несколько секунд Витьку накрыло днищем. Гусь впился глазами в воду по правую сторону борта,
пытаясь разглядеть Витьку, но рябь от лодки сверкала, и он ничего не увидел.
Снова Витькина голова показалась над водой метрах в пяти.
– Держись! – крикнул Гусь и быстро-быстро заработал шестом.
На этот раз Витьке успел схватиться за борт. Лодка наклонилась, черпнула воды, но Гусь выровнял ее. Кошкой
скользнул он к Витьке, схватил за руку и снова стал перебираться на корму: в осиновку через борт человека не
втащишь.
И как в ту памятную ночь на Сити, когда Гусь вытаскивал из сети Тольку Аксенова, рука ощутила упругие
рывки, будто кто увлекал Витьку под воду.
– Я-то держусь. Ты ружье, ружье бери! – прохрипел Витька, стараясь приподнять правую руку. Тускло
блеснул я воде алюминий.
Лишь тут Гусь понял, в чем дело. Он перегнулся через борт, цепко ухватился за ружье и явственно
почувствовал толчки большой рыбы.
– Держу! Лезь в лодку.
Витька упруго подскочил и перевалился через корму. Лодка начала медленно разворачиваться. Гусь потянул
сильнее. Вот ружье полностью вышло из воды, и показался нейлоновый гарпун-линь.
– Не бойся, тащи! Линь крепкий! – сказал Витька, дрожа то ли от волнения, то ли от холода. – И стрелял
близко, на метр, не дальше, а чуть не утопила.
– Кто? Щука? – шепотом спросил Сережка.
Витька кивнул.
Гусь подтягивал рыбу все ближе и ближе. В глубине медью блеснула чешуя. Гусь встал на колени, чтобы
удобней было тащить. Рыба рванулась под лодку, но, обессилев, пошла легко. Скоро на поверхности показался ее
пестрый бок. Сверкнул на солнце гарпун, надежно впившийся в спину рыбы. Гусь подтащил щуку к борту и за
гарпун осторожно поднял в лодку.
– Н-да... Ничего щучка! – сказал он, скрывая зависть.
А Витьку точно прорвало:
– Плыву я, все вперед смотрю. Потом глянул вниз, а там, в тени, бревно – не бревно, а что-то темное,
большое. Дай, думаю, нырну, чтобы лучше рассмотреть. Как нырнул, она и подвинулась маленько. Гляжу —
плавники по бокам, и глаза поблескивают. Я и шарахнул! Хотел-то в голову, а попал в спину. Ох, она и пошла! Как
рванет, как даст в глубину. Хорошо еще, линь длинный, а то бы ружье пришлось бросить...
– Здесь, говорят, такие щуки есть, что у них мох на голове растет, – сказал Сережка.
– Это враки, – усмехнулся Витька, все еще любуясь редким трофеем.
– Враки?! А ты спроси у Гуся. Мы на Сити такую щуку видели. Mox на голове, будто тина...
– Что, правда? – Витька недоверчиво взглянул на Гуся.
– Если водяников нету, значит, правда. Я сам видел. Она в сеть попала. Чуть всех не утопила.
Костер развели на высоком берегу, в сосняке. Трещали сухие дрова, палило солнце, кипела уха в котелке.
Ребята в одних трусах сидели вокруг огня. Озеро блестело, будто разлитое в тарелке масло.
– Хорошо здесь! – удовлетворенно и радостно сказал Витька. – Вы часто сюда ходите?
– Я бывал. А Сережка первый раз, – признался Гусь.
– Ну!..– удивился Витька. – Зря... Сделать бы здесь хороший шалаш, чтобы лишнее из дому каждый раз
не носить, и рыбачить тут можно!..
– На этом озере, смотри, рыба редко хорошо ловится, – сказал Гусь. – Время надо знать.
– Что – время? Вот на зорьке увидишь, как на луде окуни будут брать. И главное – охотиться здесь
хорошо. Вода, правда, не очень теплая. Но ничего, плавать можно!.. Знаешь, что? Пока уха доваривается, пойдем
покажу, как с трубкой плавать!
– Пойдем! – согласился Гусь.
Прихватив снаряжение, кроме ружья, они спустились к воде. Сережка тоже пошел было за ними, но Гусь
строго крикнул:
– За ухой смотри, а то убежит.
И Сережка вернулся.
– Значит, так, – приступил к инструктажу Витька. – Сначала надень ласты. Ремешки подтяни, чтобы они
плотно на ногах держались. Вот. Теперь надень маску. Пока без трубки.
Гусь натянул маску
– Не туго?
– Вроде, ничего...
– Втяни носом воздух!
Гусь сделал вдох. Маска плотно вдавилась в лицо.
– Хорошо! – Витька вставил трубку в хомутик и повернул загубник ко рту Гуся. – Возьми вот эти сосочки
зубами. Так! Закрой рот и дыши через трубку. – Ровно дыши и глубоко... Ну вот. А теперь сними маску, поплюй на
стекло – не снаружи! – хорошенько протри пальцами и сполосни!
– Сполоснул.
– Смочи лицо и надень маску. Возьми трубку в рот. Вот и все. Сначала попробуй лежать на воде. Лежи и
дыши.
А плыть просто – шевели ногами: вверх-вниз, вверх-вниз... Руками грести не надо, руки должны быть
свободны...
Лежать на воде вниз лицом оказалось удивительно легко. И дышалось тоже хорошо. А видимость-то какая! На
дне каждый камушек, каждая песчинка видна. Вправо и влево тоже далеко видать. Вон проплыла стайка мальков.
Сам того не замечая, Гусь шевельнул ластами, и дно стало уплывать назад, а мальки все ближе и ближе. Не
поймешь, то ли окуньки, то ли плотички или язики, какие-то серенькие рыбешки с желтыми глазками и
прозрачными кисейными плавничками. С мизинец рыбки, не больше. Гусь глянул на свою руку и поразился —
рука большая, пальцы толстые. Он снова перевел взгляд на мальков. Где там с мизинец – меньше, вдвое меньше!..
«Плавать-то, оказывается, и в самом деле очень просто, – удивился Гусь, – Знай, шевели ластами. А если
попробовать нырнуть? Вода зальет трубку? Нет, нырять – потом...»
Он тихо плыл вдоль берега, изумленно разглядывая неузнаваемый, такой необычный мир. Вот густо
разрослись водоросли. Какие? Гусь не знает. Листья продолговатые, курчавые и блестящие, желто-зеленого цвета.
А там что светится? Глаз?! Гусь замер. В траве стояла щука.
Не очень большая, даже совсем не большая, но в первое мгновение она показалась Гусю чуть ли не такой,
какую подстрелил Витька.
«Ух ты!.. Вот бы ружье!..» – мелькнула мысль.
Чем ближе подплывал он к щуке, тем она становилась меньше. Кажется, до нее уже можно дотянуться рукой...
Большая желтая рука с растопыренными пальцами будто сама по себе медленно потянулась к рыбе. Щука
шевельнула плавниками и вдруг молнией сверкнула в гущу водорослей.
«Ого, как сиганула!» – удивился Гусь.
Причудливо, необычно и по-своему красиво выглядели под водой коряги. Вот лежит дерево. Оно затонуло
целиком, с корнями и сучьями. Извитые черные корни торчат в разные стороны, как щупальца гигантского спрута,
а ствол, почти сплошь облепленный посверкивающими ракушками, напоминает туловище огромного крокодила.
Крона дерева – кажется, это сосна – густо оплетена водорослями, шелковисто-тонкими и изумрудно-зелеными.
Гусь двинулся вдоль ствола к корням, и тут из-за дерева неожиданно выплыл табунок полосатых окуней, и каких
окуней! Нет, они были не крупные, но сколько красок, блеска! Оранжевые брюшные плавники, золотисто-
зеленоватые бока, переходящие к спине в коричнево-зеленые. А полосы – они сизые, с просинью. Никогда не
думал Гусь, что обыкновенный окунь так красив!
В этом мире удивительной красоты он забывал все: и обиду на ребят, которые потянулись к Витьке, и
выдуманное прозвище «Лягушечник», и себялюбивое стремление устроить ничего не подозревающему Витьке
пакость, и пугающий рассказ случайного старика о таинствах Пайтова озера. Все ушло, растворилось, остался
лишь этот диковинный мир тишины и игры красок, который до сих пор был неведом и недоступен и вдруг, будто по
волшебству, открылся его глазам.
Гусь утратил всякое ощущение времени. Он чувствовал, как волнами проходит по телу озноб, и, пожалуй,
зубы у него начали бы стучать, не сжимай он ими резину. Гусь повернул к берегу. Он плыл до тех пор, пока грудью
не коснулся песка...
После обеда Витька давал урок плавания Сережке, а потом плавал сам. На этот раз он подстрелил пару
некрупных щук да язя.
Когда солнце повисло над лесом, ребята поплыли на луду. Еще издали они заметили, что неподалеку от кола,
которым была отмочена каменная гряда, вода временами рябит, хотя стоял полный штиль.
– Отчего бы это? – спросил Сережка.
– Окунь малька гоняет! – ответил Витька, которому раньше не раз приходилось рыбачить с отцом на
Сорежском озере, где было несколько хороших луд.
К колу подплыли тихо-тихо, зачалились и молча, осторожно, стараясь ничем не брякнуть, взялись за удочки. И
вдруг точно дождь пошел – из воды вокруг лодки веером стали выскакивать крохотные рыбешки. В следующую
минуту вода разом закипела – окуни с чмоканьем и бульканьем кидались за мальками; иногда над водой
показывались их горбатые спины и растопорщенные колючки плавники. И вот уж Сережа вытащил одного окуня,
за ним почти одновременно подсекли рыб Витька и Гусь.
Старый бор, окутанный мраком, казался таинственным и немного жутковатым. Бронзово поблескивали
отсветами огня желтые стволы сосен, над соснами сверкали звезды, а по низу была разлита сплошная темь. И в
ней, этой теми, что-то непрестанно шуршало, потрескивало; изредка пронзительно и коротко, будто спросонок,
вскрикивала ночная птица – козодой.
Было в этих таинственных звуках что-то такое, отчего не хотелось громко разговаривать и двигаться тоже не
хотелось, и ребята сидели неподвижно, устроившись поудобнее.
Гусь все еще держал в руках подводное ружье, которое до этого рассматривал долго и тщательно. Но теперь
он смотрел в огонь: он понял, что самому такого ружья не сделать, потому что нет ни дюралевых трубок, ни
прочных упругих резин. Да и не о ружье он думал в эти минуты. Он пытался представить себе, как будет жить в
городе, вдали от родной и таинственной Сити, вдали от этого озера, поразившего красотой и обилием рыбы, вдали
от тихой Семенихи и от леса, в котором знакома каждая тропка, каждый укромный уголок, – пытался и не мог.
Теперь, после пережитого одиночества, он впервые почувствовал, что тысячами незримых нитей связан с этим
краем, где прошло не то что бы очень радостное, но вольное детство.
– Слушай, а когда ты школу кончишь, здесь останешься? – спросил Гусь у Витьки.
– Конечно.
– Ну! Интересно... И что будешь делать?
– Как – что? Работать. Охотиться буду. Вот денег заработаю за лето, и отец мне ружье купит. Двустволку.
Сам сказал.
– Жди, купит!..
– Честно! Он, если пообещал, сделает.
– Все равно, век охотиться не станешь... Да и сбежишь ты из колхоза. Кончишь восьмой класс или
десятилетку и сбежишь. Куда-нибудь учиться...
– Сюда мы сколько шли? – серьезно, по-взрослому спросил Витьке. – Часа четыре? В общем, километров
пятнадцать, не больше. А я, чтобы в какой-то безрыбной речонке поплавать, каждую неделю за двадцать
километров пешком из города топал!.. Или на Сорежское озеро с отцом ездили. Шестьдесят пять на попутных
машинах и одиннадцать пешим... Да я из-за одной Вязкой старицы или вот из-за этого озера и то в деревне остался
бы! А лес еще... Лайку заведу – отец разрешит, я уж говорил с ним...
Гусь чувствовал, что Витька говорит искренне. И он верил, что у Витьки будет осенью ружье. И лайка будет.
– Конечно, тебе легко рассуждать. В городе нажился. Подводное снаряжение есть. А у меня ничего нету...
Был Кайзер, и того этот ворюга-пьяница убил...
– А ты знаешь, откуда у меня подводное ружье, ласты, маска? Думаешь, отец купил?.. Да я прошлый год
после шестого класса два месяца летом в Плодопитомническом совхозе работал. Сорок девять рублей получил. А
снаряжение двадцать три рубля стоит.
Сережка, внимательно слушавший этот разговор, сказал:
– Я и то надеюсь заработать.
