Текст книги "Как солнце дню"

Автор книги: Анатолий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Обухов знаками показал Саше, чтобы он вел себя тихо. Саша приблизился к нему почти вплотную и тотчас забегал глазами по воде, ища поплавки.

– Бери вторую удочку, – шепотом сказал Обухов.

Саша тут же воспользовался приглашением. Оба молчали и неподвижно сидели на бревне, не сводя глаз с поплавков.

Постепенно потухал солнечный пожар, воспламенивший ели на противоположном скалистом берегу. В складки кряжей, в синюю гущу кустов пряталось красное зарево заката. Вспыхнувшее у самого горизонта небо тускнело. Мглистые тени неслышно опустились на воду. Остро пахло хвоей, свежей рыбой и мокрой древесной корой.

Рыба ловилась плохо. Взглянув на часы, Обухов присвистнул.

– Регламент-то истек. А результат – ноль.

– Ветер, – сказал Саша.

– Правильно, дорогой мой, вали на ветер. Место неудачное, насадка не та, солнце красное. Вали на них! Хороший рыболов никогда себя не обвинит, верно?

Они смотали удочки. Обухов вынул табакерку из карельской березы, до отказа набитую легким пахучим табаком, перемешанным для крепости с махоркой, предложил Саше.

– А что это ты сегодня один, без Валерия? – спросил комиссар. – Вы же такие неразлучные друзья.

Саша нахмурился. Он собрался было тут же рассказать Обухову о стихах Граната, о своих сомнениях, но снова что-то очень сильное – то ли страх перед тем, что он подведет своего друга и того замучает совесть, то ли, не зная еще, как доказать, что стихи написаны не Валерием, а Гранатом, – удержало его и на этот раз.

– Он ушел на концерт, – ответил Саша. – А я не захотел.

– На концерт не захотел?

– Нет. С ним вместе.

– С другом?

– Да, с другом, – задумчиво произнес Саша и вдруг выпалил зло и с отчаянием: – А вот с ним я бы не пошел в разведку!

– Вот оно что? – удивился Обухов. – Повздорили?

– Нет, не повздорили.

– Так в чем же дело?

– Просто так, – уклончиво ответил Саша. – Вероятно, у каждого в жизни бывает так: видишь человека по-новому.

– А ты, оказывается, философ, да еще и дипломат, – засмеялся Обухов, раскуривая самодельную папироску. – Не бойся, я ведь не собираюсь тебя допрашивать. Но сказать о друге то, что сказал ты, это, дорогой мой, нужно быть убежденным в своей правоте до высших пределов. А юность обычно горяча, необузданна и склонна к самым противоречивым оценкам.

– Тут дело не в возрасте.

– А в чем же? Насколько мне известно, Валерий неплохо воевал. Федоров отзывался о нем хорошо. Да и ты тоже.

– Возможно, я ошибаюсь, – неуверенно сказал Саша. Ему хотелось побыстрее закончить этот неприятный разговор. Он уже мысленно ругал себя за то, что в отсутствии Валерия сказал о нем комиссару, как о человеке, которому не может доверять.

– Газеты сегодня читал? – спросил Обухов. – Нет? Да как же ты, в таком случае, живешь на белом свете, дровина ты этакий? – Обухов любил такие словечки, но применял их так ловко, что в его устах они звучали дружески, теряя свой обидный оттенок.

Он вынул свернутую трубкой газету и подал Саше.

– Пойдем ко мне. Здесь не прочитаешь – темно.

Они пошли в гору, к лагерю. Тут, среди высоких старых деревьев, стоял маленький фанерный домик, в котором жил Обухов. В домике тускло горела электрическая лампочка.

Саша развернул газету. Как и всегда, в глаза бросился знакомый до каждой буковки заголовок «От Советского информбюро». В сообщении кратко говорилось о действиях партизан в районе Синегорска.

– Вот, дорогой мой, какие дела, – сказал Обухов, свернув новую папиросу.

– Здорово, – сказал Саша с трудом, словно его кто-то схватил за горло. – Наших ребят, наверное, там немало.

– А что удивительного? Я уж подумал, может, и Андрей.

– Может, конечно, может, – обрадованно повторил Саша.

Он задумался. Хотелось сказать о Жене. Поразмыслив, он вдруг вынул из кармана гимнастерки фотографию, отдал комиссару. Обухов бережно взял карточку, поднес ее ближе к свету. С фотографии жизнерадостно и задорно смеялась Женя.

– Знакомая девушка, – сказал Обухов.

– Вы знаете ее?

– Да. Видел однажды.

– И что вы думаете о ней?

– Чтобы сделать вывод о человеке, нужно знать его, – уклонился от ответа Обухов. – Она, что же, всем такие карточки дарила? У моего Андрея точно такая же.

– Мне не дарила, – поспешил заверить Саша и опустил голову. – Я сам взял. Тайком.

Ему вдруг захотелось выскочить за дверь.

– Любишь ее?

– Да, – признался Саша.

– Это прекрасно, – сказал Обухов. – Это даже в бою помогает.

– А она, кажется, нет, – тихо добавил Саша, словно ища у Обухова поддержки.

– «Кажется» – это не то слово, – обрушился на него Обухов. – Ты, дорогой мой, сверх меры начинен сомнениями. Ты проверь, убедись, изучи человека, а уж тогда – решай твердо, действуй смело. А будешь всю жизнь оставаться один на один со своими сомнениями – они тебя заживо съедят. Понял меня?

– Понял.

– Понять – это уже сделать первый шаг. Нужно не только мечтать, надеяться, верить – нужно бороться за свои мечты, за то, чтобы сбылись надежды, за свою веру. Согласен?

– Да, – повторил Саша, – согласен.

– Если ты человек – борись. В счастье людей найдешь и свое.

Они помолчали.

– А тебе признаюсь, – с чувством острой тоски вдруг сказал Обухов. – Не смогу здесь долго. Только на фронт. Там быстрее встречусь с Андрюшкой. Но это – между нами, – полушутя, полусерьезно предупредил он.

– Да, – растерянно сказал Саша. – Между нами.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

В воскресенье Саша получил увольнительную. Еще накануне Обухов звал его рыбалить на дальних озерах, но Саша не поехал. Ему хотелось усовершенствовать один из способов глазомерной подготовки данных для артиллерийской стрельбы. Способ, придуманный Сашей, не ломал полностью существующего, но зато значительно упрощал его, не снижая точности пристрелочных данных.

Саша зашел в палатку, вытащил из-под подушки полевую сумку, в которой хранились общая тетрадь, исписанная мелкими, плотно прижатыми друг к дружке строчками, линейка, циркуль и другие принадлежности, полученные им на складе учебных пособий. В палатке было тихо, уютно, тянуло прилечь на постель, но Саша отправился в рощу.

Березовая роща раскинулась сразу же за артпарком. Саша прилег у невысокой березки и принялся за дело.

Но долго ему работать не пришлось. Совсем поблизости раздались громкие голоса, девичий смех, и на полянку вышли двое – высокий узкогрудый солдат и полная толстоногая девушка в военной форме.

– Вот человек, который не понимает, что жизнь не повторится, – громко, чуть шепелявя, сказал солдат, кивая на Сашу.

Девушка взвизгнула от восторга, Саша молчал.

– Так это же Архимед, – не унимался узкогрудый. – Ленка, не мешай ему своим примитивным смехом. Он ищет точку опоры.

Ленка снова взвизгнула.

– В чем дело? – не выдержав, возмутился Саша. – Идите своей дорогой.

Ленка подмигнула солдату, сняла пилотку и решительно сунула ее под ремень. Небольшая толстая коса тут же тяжело упала на ее широкую сутуловатую спину. Ленка игриво подкралась к Саше на носках и заглянула к нему в тетрадь. Саша прикрыл исписанную страницу ладонью.

– Понимаю, – голос Ленки звенел, как колокольчик. – Конспект любимой. Но зачем же так много формул? Мы, девчата, не очень-то их любим. Ну, любимая подождет, а у нас есть дела поважнее. Большущая просьба. – Ленка так смешно протянула слово «большущая», что Саша едва сдержал себя, чтобы не улыбнуться. – Мы не можем вытащить лодку. Там, на берегу, – она махнула пухлой рукой в сторону реки. – Помогите, пожалуйста, и покатаемся вместе.

Саша помрачнел.

– Ну что же вы? – не отставала Ленка. – Даже в уставе записано, что надо помогать товарищу словом и делом.

– Вы прекрасно знаете устав, – сердито отозвался Саша, засовывая в полевую сумку тетрадь.

– Ой, какой вы сговорчивый, прямо не ожидала! – восхищенно вскрикнула Ленка, не сводя с Саши наивных, как у маленькой девочки, глаз.

– Будем знакомы. Игорь, – протянул руку узкогрудый, бросив ревнивый взгляд на Ленку. Ладонь его была холодная и чуть влажная. – Мы с тобой соседи. Наши палатки слева.

– Знаю, – сказал Саша.

Лицо у Игоря было длинное и худое, и весь он был жилистый и скользкий. Что-то отталкивающее и вместе с тем привлекательное удивительно совмещалось в его насмешливом и гордом взгляде, в очертании больших жадных губ.

– Где лодка? – нетерпеливо спросил Саша. – Пошли скорее. Мне некогда.

– Совсем рядом! – искренним тоном заверила Ленка и, немного помолчав, добавила: – Вот уж Анюта обрадуется!

– Перестань, – грубо оборвал ее Игорь.

Дорога к реке шла едва заметной старой просекой. От неприметных в траве пеньков тянулись кверху молодые хлипкие побеги. Саша споткнулся о них и едва не упал. Это вызвало у Ленки новый приступ смеха.

Саша ругал себя последними словами за то, что так плохо укрылся от посторонних глаз, и в результате двое этих чудаков свалились на него как снег на голову. Он торопился поскорее выполнить их просьбу и сбежать.

На реке ветер чувствовал себя полным хозяином. Гудели косматые шапки одиноких сосен. Потемневшие разрозненные облака суетливо ползли по неласковому небу. Тени невесомо и стремительно стлались по синеватой воде. В тех местах, где ветру удавалось особенно жадно лизнуть воду, тотчас же появлялся сердитый вспененный барашек.

Они прошли по берегу, усыпанному сухой хрусткой галькой, обогнули подступившую почти к самому урезу воды скалу, и тут Саша остановился в изумлении.

На стволе старой сосны сидела стройная, гибкая девушка и пристально смотрела на красные скалы противоположного берега. Очень светлые волосы покрыли ей плечи. «Белянка», – подумал Саша.

– Товарищ Анна! – по-строевому четко подошла к девушке Ленка. Камешки так и брызнули в стороны из-под ее ног, обутых в щеголеватые кирзовые сапожки с короткими блестящими голенищами. – Твое приказание выполнила: помощник есть. Сейчас лодка будет на берегу.

Девушка молча посмотрела на Сашу, брови ее взметнулись радостно и удивленно, но в глазах застыл все тот же пугающий, отсутствующий взгляд. Казалось, она ощущала острую боль, силилась крикнуть – и не могла. Саше стало не по себе.

– Хочу, чтобы ты смеялась! Слышишь? – затормошила ее Ленка.

– Трудно понять девчонок, – пренебрежительно сказал Игорь, кривя влажные губы. – То ревут, то хохочут до одури. Ты куришь?

Саша отрицательно качнул головой.

– Зря, – равнодушно процедил Игорь. – Солдату без курева крышка. И не пьешь?

– На фронте приходилось. По сто граммов.

– А сейчас выпьешь? – Игорь ловко выхватил из кармана заткнутую тугой бумажной пробкой бутылку без этикетки.

– Что это? – спросил Саша.

– Наивный вопрос! – воскликнул Игорь. – Спирт. Оптику протираем. Девчата, ко мне, – позвал он, – выдаю фронтовую норму. Перед водолазными работами по поднятию затонувшего корабля.

Ленка тут же подскочила к нему. Анна уселась на сосне поудобнее и опустила ноги в воду.

Игорь налил спирт в маленький стаканчик, протянул Ленке. Та выпила, слегка поморщилась и пухлой ладошкой вытерла яркий рот.

– За доставку на дом – дороже, – весело сказал Игорь и подошел к Анне.

Она украдкой взглянула на Сашу, как бы стараясь увидеть, одобряет он ее или порицает. Потом стремительно схватила стаканчик и, отвернувшись, осушила его.

– Остальное наше, – довольным тоном заявил Игорь, вернувшись к Саше. – Как раз на два приема.

– Закусить нечем?

– Воздухом! – хохотнул Игорь. – Ты видал, как девчата пьют? Закусить!

Они выпили. Спирт был противный, теплый.

– Где же лодка? – спросил Саша. Его передергивало от выпитого спирта.

– За работу! – гаркнул Игорь. Он никак не мог прикурить: ветер гасил спичку.

– Анюта говорит, что лодка никуда не годится, – разочарованно сообщила Ленка. – Она лазила в воду. В лодке громадная пробоина.

– Все ясно, – обрадовался Саша. – Спасибо за угощение. Я пошел.

Он поспешно протянул руку Игорю, Ленке, кивнул Анне и, не оглядываясь, двинулся вдоль берега.

– Стойте! – вдруг услышал он позади себя тревожный голос.

Саша обернулся. Перед ним стояла Анна. Она словно прилетела на крыльях, даже хруста гальки не было слышно. Все так же печально и настороженно смотрела она на него.

– Хотите – вплавь? – решительно спросила она.

– На ту сторону?

– Да, – твердо и нетерпеливо ответила она. – Наперегонки.

– Зачем?

– А я загадала: переплыву – буду счастливой.

– А вы не боитесь? – осмелев, спросил он. – Здесь, пожалуй, не меньше двухсот метров.

Она ничего не ответила и поднялась на камень, возвышавшийся над водой.

– Ты что придумала? – рассердилась Ленка.

– Пусть плывет, – мрачно сказал Игорь. – Такую реку перемахнуть ничего не стоит. Я бы – запросто. Но еще не сошел с ума. Мне и здесь неплохо.

Анна на миг обернулась к Саше, и что-то похожее на улыбку вспыхнуло на ее лице и тут же погасло. Она чуть согнула колени. Казалось, ступни ее ног слились с камнем, поросшим зеленоватым мхом. Наклонившись вперед, она прыгнула в воду и поплыла, перерезая реку наискосок.

«Нет, я докажу тебе, что мне вовсе не страшно», – сказал себе Саша. Он сбросил гимнастерку, сапоги, брюки, вскочил на тот самый камень, с которого прыгнула Анна, и полетел вниз.

Вода обожгла его пронизывающим холодом, но он не обращал на это внимания: впереди виднелась чуть приподнятая над кипящей водой светлая голова Анны.

Саша изо всех сил старался настичь Анну. Но сильное, тяжелое течение сносило его.

– Вернись, Анька, вернись! – пересиливая свист ветра, кричала с берега Ленка.

Она кричала еще что-то, что – Саша не мог расслышать. Шум воды, разбивавшейся о каменные громады за поворотом реки, и шум ветра слились воедино. С крутого берега впереди бесстрастно смотрелись в воду безмолвные скалы.

Саша напряг все силы и, догнав Анну, поплыл рядом. Их тела неожиданно соприкоснулись. Анна с силой оттолкнула Сашу и, нырнув, исчезла в воде. Саша нырнул вслед за ней, раскрыл на глубине глаза, но, кроме зеленоватого дна и прозрачной воды, ничего не увидел. Он проплыл немного под водой и поднялся на поверхность. Анна уже, чуть пошатываясь, выходила на прибрежные камни. Не ожидая Сашу, она полезла по ним, поднимаясь все выше и выше, изредка хватаясь за длинные ветви колючих кустарников.

Саша вылез из воды и, тяжело дыша, как зачарованный, смотрел на нее, любуясь ее ловкими и точными движениями. А она уже стояла на самом верху, там, где бушевали на ветру живые кудри черемухи.

– Какое чудо! – донесся до Саши ее напевный голос.

Она не звала его, но Саша, сам еще не понимая, правильно и хорошо ли он поступает, полез наверх. Кое-где на мху, на влажном песке, на примятой траве он видел следы ее маленьких босых ног. Ему хотелось увидеть еще хотя бы один след, и он поднимался все выше и выше, удивляясь, что до сих пор не сорвался и не полетел в реку.

Наверху Анны не было. Саша обыскал все камни, но не нашел ее. Тогда он углубился в заросли черемухи, прошел несколько шагов по колкой горячей земле. На небольшой полянке в высокой траве сидела Анна. Белые снежинки черемухи сыпались ей на лицо. Она закинула руки за голову, тесно прижав друг к дружке согнутые в коленях длинные красивые ноги, и неотрывно смотрела в небо. Анна шумно дышала, приоткрыв маленький рот, и при каждом вдохе под мокрым купальным костюмом резко и рельефно обозначались крепкие груди.

«Белянка», – снова подумал Саша.

Саша приподнял ветку черемухи и опустился на траву.

– Мне холодно, – прошептала она, высвобождая из-под головы руки, покрытые золотистым пушком.

Едва он прикоснулся к ней, как все, кроме этого прикосновения, исчезло для Саши: и песня ветра, и говор трав, и звенящий голос реки, и горьковатый запах черемухи. Саша быстро и жадно целовал Анну. Он забыл про все, что окружало их, – жаркое солнце, птиц, падавших с высоты, клочковатые облака, черемуху. И лишь когда словно пробудился от удивительного, таинственного сна, понял, что отныне стал другим, новым человеком.

– Сегодня мой день рождения, Саша, – вдруг услышал он тихий, но полный неясного тревожного счастья голос Анны. – Двадцать лет. Никто не знает об этом. Только я. А теперь – и ты.

Она сидела не шевелясь.

– Я смотрела в небо, – продолжала Анна, не выпуская его руки. – Все было мое и для меня. И небо, и звезды, которые зажгутся ночью. Хорошо бы остаться здесь. Навсегда.

Саша молчал. Ему хотелось, чтобы она говорила и говорила.

– Я плыла сюда, и мне казалось, что скалы улыбаются. И только здесь я почувствовала, что я – человек.

– Только здесь?

– Да, только здесь, – упрямо повторила Анна. – Когда я сбрасываю солдатские сапоги, гимнастерку, всю эту грубую, тяжелую форму, я начинаю сознавать, что я – человек.

– Ты хотела бы сидеть в окопе в туфельках? – неожиданно резко спросил Саша. – И целоваться вместо того, чтобы стрелять?

– Да! – мечтательно и беззлобно ответила Анна. – И не боюсь сознаться в этом. Я ненавижу ее!

– Кого? – встрепенулся Саша, пораженный силой ее мгновенно вспыхнувшего гнева.

– Войну! – крикнула она, и где-то в нагроможденных друг на друга скалах тут же откликнулось приглушенное ветром эхо. Внизу осторожно и таинственно прогудел старый буксир.

– Ты боишься? – не смея повернуться к ней, спросил Саша.

– Боюсь, – тихо призналась Анна. – Я не хочу, чтобы меня убили. Я хочу любить, встречать солнце, рожать детей.

– Пусть другие гибнут? – спросил Саша и тут же подумал: «Как просто и бесхитростно она обо всем говорит. Рожать детей… Она сказала об этом, как о чем-то совершенно естественном, без чувства стыда. Но при чем здесь чувство стыда? Разве в этом стыд? Разве в этом и совсем не в другом, в том, что действительно стыдно?»

– Не надо, чтобы погибали люди, – сквозь свои думы услышал Саша.

Она замолчала надолго и внезапно спросила:

– А ты уже любил?

Вопрос застал Сашу врасплох, но он сказал правду:

– Да. Любил.

Анна встрепенулась, порывисто вскочила на ноги.

– Я несчастливая.

– Почему ты так говоришь? Не надо.

– Не успокаивай. И не жалей.

Она как-то странно взглянула на него, будто боялась потерять его навсегда, и уже спокойно и равнодушно сказала:

– Пойдем. Нас ждут.

Река немного притихла. Саша заранее представил себе, как он выйдет на берег и как Ленка и Игорь сразу же начнут их разыгрывать. Он уже слышал их насмешки.

Но все вышло не так, как он представлял. Когда они, тяжело дыша, вышли, наконец, из воды, Игорь как ни в чем не бывало раскуривал папироску и, прищуривая бесцветные глаза, сказал:

– Пловцы из вас плевые. Скорость черепахи. Неохота раздеваться, а то я показал бы вам, как надо плавать.

А Ленка, собирая в букет крупные ромашки, звенела чистым переливчатым голоском:

 
Скромненький синий платочек
Падал с опущенных плеч…
 

Она оборвала песню, засмеялась и радостно сказала:

– Молодцы! Быстро вернулись.

На обратном пути все молчали. Каждый думал о своем. И только когда выходили из рощи, направляясь к лагерю, Ленка, вся сияя от переполнявшего ее счастья, воскликнула:

– Анька, какие у тебя глаза веселые!

У артпарка Саша почти лицом к лицу столкнулся с неведомо откуда появившимся на дороге Валерием. Тот остолбенело посмотрел на Сашу, обвел всех недоуменным, недружелюбным взглядом и растерянно пробормотал:

– Я тебя везде ищу. Комбат вызывает.

– Вызывает? – торопливо переспросил Саша.

– Приходи в батальон связи, – успела шепнуть ему Ленка.

Саша слегка кивнул Анне. Она снова была печальна.

Валерий зашагал рядом с Сашей, изредка оглядываясь назад.

– Вот уж не думал, – тоном старшего начал выговаривать он. – Такие клятвы в любви к Жене. Чистое, святое чувство. И вдруг…

– Что вдруг? – тихо, но с гневом спросил Саша. – А у тебя есть что-нибудь святое?

– Ты о чем? – медленно и обиженно спросил Валерий.

– О стихах.

– Ничего не понимаю.

– И о Гранате.

– При чем здесь Гранат?

– А скажи, Валерий, – сдерживая закипавшее волнение, спросил Саша, – когда ты написал те стихи?

– Какие?

– Очень хорошо помню первую строчку: «Мы были высоки, русоволосы».

Саша очень долго готовился к этому разговору. Он то откладывал его, то готов был немедленно бросить в лицо Валерию гневное обвинение. Мысленно часто рисовал картину словесной дуэли, которая должна неминуемо произойти, задавал Валерию вопросы и слышал его ответы. И спрашивал себя, почему медлит, почему заставляет себя смириться с тем, что произошло. И каждый раз приходил к выводу о том, что больше всего на свете боится потерять друга, с которым связала его судьба. Потерять друга… Разве мало уже он потерял? А ведь жизнь только начинается, и дорога длинна.

Валерий внимательно посмотрел на Сашу. Весь вид его говорил о том, что его нисколько не удивляют слова Саши и что он уже давно ждал, когда тот задаст ему именно этот, а не какой-нибудь другой вопрос.

– Стихи, о которых ты спрашиваешь, я написал перед самой войной.

– Их написал Гранат.

– Ты с ума сошел!

– Тебе можно верить?

– Как хочешь. Мои слова могла бы подтвердить Женя.

– Женя?

– Да. Я читал их ей. В тот вечер, когда провожал домой.

Саша низко упустил голову. Ему не хотелось смотреть в лицо Валерию.

– Напрасно переживаешь, – мягко сказал Валерий. – Я не соперник. Да и Женя, пожалуй, не та, за кого ты ее принимаешь.

– Не надо, – не оборачиваясь, тихо попросил Саша. – Не надо говорить о ней.

Он быстрыми, твердыми шагами вернулся к Валерию и, глядя ему в глаза, сказал:

– Уверен, если она осталась в Синегорске…

– Понятно, – усмехнулся Валерий, – ты возомнил, что она героиня.

– Женя может наделать немало ошибок, но у нее чистая душа.

– Ты хорошо знаешь, что она переписывалась с Андреем. Скажи мне… только не сердись, если мой вопрос заденет уж чересчур личную сферу. Скажи как другу, к чему этот фанатизм? Любить, зная, что тебя не любят?

– Все очень просто, Валерий, – ответил Саша, зная, что ему не уйти от этого вопроса. – Не могу наплевать себе в душу.

– И эта любовь будет преследовать тебя всю жизнь?

– Не знаю. Сейчас Женя со мной. И я не могу любить других.

– Слова. А эта деваха из батальона связи? Кажется, Анна? Ты целовал ее?

– Целовал.

– И еще одно, дружище, – Валерий подсел ближе к Саше. – Андрей – сын Обухова. Казалось бы, чувство неприязни, которое ты питаешь к Андрею…

– Ты ошибаешься, – перебил его Саша.

– Не надо меня разубеждать, – мягко, но настойчиво возразил Валерий. – Я знаю, что такое благородство. Но не следует в него играть. Ты скажешь, что у тебя к Андрею самые лучшие, светлые чувства…

– Андрей достоин ее.

Услышав эти слова, Валерий едва не сказал, что вовсе не Андрей, а он, Валерий, достоин того, чтобы его любила Женя, и что она действительно любит его. Но настойчивым усилием воли он заставил себя сказать другое.

– Ты слишком прямолинеен, Саша. Пойми, человек должен быть самобытным. Я веду речь не о причудах. Но незаурядный человек всегда отличен от других своим, особым пониманием мира. Отношением к людям. И даже к самому себе. Он не укладывается в обычные рамки. Если ты становишься похожим на всех и мыслишь, как все, – ты близок к примитиву. Ты пройдешь по жизни незаметно, и никто не взглянет на тебя. Откуда людям знать, что у тебя в душе? Какое им дело до того, что в твоей голове кипят мысли, а сердце горит огнем? Ты покажи все это, чтобы я мог увидеть, ощутить, пощупать, в конце концов.

– Нет, – убежденно сказал Саша. – Нужно быть самим собой.

Изредка поглядывая на хмурого Валерия, Саша думал о том, что разговор, который его так волновал, не получился. Впрочем, Валерий все объяснил. К чему же еще сомневаться? Все к лучшему. Иначе они шли бы сейчас не как друзья, а как враги. Но почему, почему все-таки такое совпадение: стихи Граната и стихи Валерия? Или он, Саша, что-то перепутал? Все могло быть. Ведь шел бой…