Текст книги "Тихий омуток (CИ)"

Автор книги: Анатолий Шинскин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

И САНТЕХНИКАМ ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ

Когда люди еще по деревьям прыгали, каждый четко знал

свое место в стае, а, если не знал, соплеменники

"по-доброму" указывали и ставили. Цивилизация нас

пообтесала и сгладила, но разделение на поедаемых

и поедающих осталось – это факт.

Рядом с природой

Человек, которого Достали,

берет на себя роль судьи и палача,

но его не защитит закон, и он обречен.

Сюжет для социальной драмы

               Колян очнулся  и, не открывая глаз, попробовал определиться. Затылок ныл тупой болью,  давило пространство тесного закрытого помещения. Колян открыл глаза и сел. Камера, три на три метра, дверь с глазком. Через зарешеченный квадрат под притолокой желтый свет электролампочки скудно освещал помещение, оставляя затемненные углы.

              «Хренасе!» – Колян хмыкнул, встал и осмотрелся внимательнее. Ему ли было не знать, как устроена типовая  ментовская кутузка. Нары – деревянный настил в полуметре от пола на пять-шесть человеко-особей, и у входа  пустое ведро  для естественных надобностей. С нар послышались возня и стон. Пятясь ногами вперед сполз из темного угла  ранее не замеченный Коляном  парень лет тридцати, попытался подняться, охнул и остался сидеть на корточках, придерживаясь руками за нары.

 – Я тебя знаю, – парень едва шевелил разбитыми губами. Оба его глаза были украшены черными свежими фингалами. – Ты Колян,...  бандит. Наверное,  всех преступников уже переловили,  коли  за своих взялись.

 –  Давно я здесь?

 – Часа два. Сам Витюха командовал. Велел шавкам следить, как очнешься, чтоб сразу к нему.

 – А ты кто? – Колян дотронулся до руки парня и сам ответил. – Восемь классов, ПТУ на электрика,  сантехник в коммунхозе, женат, дочке три года, Василий, прозвище Мотыль, от слова «мотыляться».  В пьяном виде склонен к правдоискательству. Оно тебе нужно?

 – Ловко! – подтягиваясь на руках, парень сел на нары, оперся  спиной в стену.  – Прямо, экстрасенс.  Мечта у меня была – машину купить.

 – Иностранную?

 – Издеваешься! Любую машину, чтоб ездила. Да не при моей зарплате, которую месяцами задерживают и выдают частями. Несчастье помогло: тетка бездетная умерла, а домишко мне завещала. Чего проще, дом продать – машину купить? И начались мои беды. Дом сначала оформить надо: БТИ,  зем. отдел, кадастровая палата, архитектура,  еще много всяких кабинетов, а между ними походы в сбербанк  на оплату сумм, бесконечное ксерокопирование пачек документов и покупки подарков для ускорения дела. Я разозлился. Вспомнил  батю – волевой был мужик и справедливый.

 –  Коммунист  и верный  Ленинец?

 – Просто работяга, но всегда говорил:  «Если  бы все коммунисты были, как я, давно бы построили коммунизм.»

 – Значит не все  были, как твой батя,  – засмеялся Колян.  –  Полагаю, –  эта фраза   не единственная  в его кредо.  Давай, колись, раз начал.

 –  Буржуев не любил, оттого и запил, и умер, когда воровство и спекуляцию  предпринимательством назвали и велели брать пример.  «Для меня,  – говорил, – дружба с буржуями непозволительная роскошь. Время «Ч»  приближается, и я не хочу, чтобы в нужный момент   дрогнула рука, подвел глаз и сбился прицел.»

 – Пролетарий в законе,  –  треп от скуки начал перерастать в  дискуссию, и Колян уже всерьез подыскивал аргументы.   –  Давай так. Буржуй  буржую  рознь.  Для одних быдло  по барабану, что есть, что нет.  Другие – лениво, от случая к случаю,  презирают.  Третьи  –  активно ненавидят.  Уверен,  приблизительно такая градация и у пролетариев: первым – плевать, вторые – на буржуев свысока, по завещанию пролетарского поэта, а вот третьи – убить готовы? Вспоминаю…   – Колян прервал сам себя.  –  Логично предположить…  Скажем так:  когда настроения третьих овладеют толпой, русские в очередной раз набросятся друг на друга, брат на брата, отец на сына не столько от жажды справедливости,  а, скорее, от сжигающего желания утолить ярость.

 – Где-то так, –  Васек  ощупал на себе одежду,  с тоской посмотрел на дверь.  –  Я ведь не с бухты барахты. Три вечера думки перематывал,   с покойным батей  диспуты устраивал. Мол, революции приносят блага и свободы, но на всех не хватает.  Расхватывают организаторы-запевалы, а остальные беспощадные довольствуются бессмысленной победой. У тебя курить есть?

 – И  ты решил начать борьбу? – Колян похлопал себя по карманам,  достал сигареты и зажигалку. – Все идеологии начинаются с желания одного или нескольких энергичных ребят обрести деньги и власть для себя любимых, – это правило без исключений. Естественно, любая идеология объявляется истинной, а сама истина переходит в разряд субъективных понятий. Кури и рассказывай. Интересно.

 – Пока не борьбу. Я сказал: «Да, пошли вы все»,  и начал бить врага его оружием – брать взятки деньгами.

 – Мы готовы бороться с коррупцией, пока самим не несут. А принесут – возьмем! – Колян громко расхохотался. – А раньше ты был гордым пролетарием и брал, исключительно, бутылками?

 – Сам не выпрашивал, когда уж силком засунут. А теперь начал цену назначать.  Вентель  починить  –  полтинник,  бачок в унитазе настроить  – стольник, раковину устанавливал за пятихатку, ну и так далее. Борюсь на равных  –  им стегаю, с них беру.  «Грабеж»  –  кричат, а у меня чувство собственной правоты и глубокое моральное удовлетворение.  Когда я за реально отремонтированный кран беру полтинник,  – это грабеж; а за подпись на бумажке оставляю тысячу,  –  это, выходит, нормально?  "Вам зарплату платят," – укоряют;   типа, сами работают из любви к искусству. Прошло четыре месяца.  Хожу гоголем. Документы оформил, осталось дом продать. Нотариус, регистрационная палата, все коммунальные услуги, в сбербанк уплатить, еще с десяток мелочей. Мне, после четырехмесячного марафона, уже ничего не было страшно. Оформил кредит, взял «Семерку», и тут узнаю, что срок действия всех бумажек истек, и нужно начинать сначала. Я прокладки ставлю с годовой гарантией, а чиновники гарантируют свою честную подпись только на десять дней.

            Взволнованный собственным рассказом Василий курил, глубоко затягиваясь. Колян встал, прошел по камере, размять ноги. Столько слышал подобных рассказов от людей,   попавших в лапы чиновников, спившихся без надежды пробить лбом стену, разорившихся,  теперь и сам мог продолжить невеселое повествование.  Помассировал затылок  – все еще болело:

 – И тогда ты понял?

 – Что готов на все, но я дал им шанс: зашел с утра в налоговую. Начальница глазами зыркнула, уголком губы шевельнула, будто помоями облила. Просто поговори по-человечески, и ничего бы я не сотворил. "Поговорили" – опустили и оборжали по полной программе. Тогда я сделал плакат: «Вампиры, вы меня достали!» Подогнал машину к зданию администрации, воткнул плакат в клумбу, облил «Семерку» бензином и поджог.  Налетели менты, избили, притащили сюда, влили в рот водки, типа,  пьяный, еще раз избили и заперли. Вот и все

 – Зато теперь в газете  напишут:  упившийся до беспамятства и неадекватности сантехник устроил пьяный дебош, избил сотрудников милиции и далее по образцу. Осудят и посадят, если до суда доживешь  –  зря ты запретное словечко на плакате нарисовал.  –  Колян усмехнулся.  – "Дессидентствующий сантехник" – звучит смешно и выглядит глупо. Никаких шансов на победу. Профессиональная этика, она же круговая порука, – ни в коем случае не выдавать Своих. Судьи отправляют за решетку невиновных, милиция беспредельничает почище бандитов, продавцы хамят, а чиновники пальцем не шевельнут без взятки. И тогда появляется Чистильщик, пусть и в образе Васьки-сантехника. Он не может не появится. Человек, которого Достали, берет на себя роль судьи и палача. Его не защитит закон, и он обречен.

 – Почему? Нужно бороться. Рассказать корреспондентам в газете. Печатное слово не воробей, оно уже вылетело с большой буквы, и его не вырубишь топопором.

 – Святая наивность. Слово, с большой буквы или с маленькой, нынче стоит меньше ломаного гроша.

 – Есть правозащитные организации.

 – Которые сначала проверят твою платежеспособность. Защита прав человека – бизнес. Российские правозащитники всегда готовы встать грудью на защиту "жертвы режима", если жертва – олигарх.  Наскреби миллионов несколько в иностранной валюте, и на твое освобождение будет работать половина мира.   Пока газетчикам платит Витюха и ему подобные, о твоем протесте будут знать...  только я, но никому не скажу, – Колян засмеялся горько. – Жить хочется.

          Сокамерники молча курили, где-то в коридоре гулко протопали и стихли шаги. Колян прервал паузу:

 – Я тебя вытащу,  но не даром.  Во дворах школ и детских садов стоят  пчелиные ульи. Их нужно сжечь. Желательно разом:  в один час, перед рассветом. Найдешь трех-четырех смышленых ребят?

 – Смышленых ребят,  сколько угодно, – Васек озадаченно уставился на Коляна.  – Пчелы  – насекомые полезные. Мед приносят…

 –  Кровь из детишек сосут. На учебники,  по заоблачным ценам,  для вариативного обучения, на ремонт государственной школы, на  подарки учителям и цветы чиновникам,  на единую форму, чтобы радовать глаз проверяющего, на попечительский совет, чтобы директриса смогла обновить мебель в квартире и отправить дочку на Багамы. Такое бесплатное образование, блин!  Берешься избавить детей от кровопивства?

 – Сделаю,  – Васька дышал глубоко и часто. Вспомнив, с кем разговаривает, добавил.  – Зуб даю.

 – Молодец, – захохотал Колян. –  Ответишь за базар.  А сейчас закрой глаза и иди за мной. Только, умоляю тебя, пусть все сделают твои друзья, а сам уже сегодня исчезни из города.

         Он взял  парня левой рукой за плечо, правую вытянул вперед и пошел через стену.

 – Лети,  Мотыль, ты свободен,  – Колян подтолкнул парня вперед и исчез. На плохо побеленной стене некоторое время оставался отпечаток его шляпы.

            Василий открыл глаза.  Полуденное солнце ослепило. Пустынная улица, только на другой стороне сверкают иномарки блюстителей порядка. Торопливо зашагал прочь.

НАКАТИЛО

Мы движемся или пытаемся двигаться по дороге,

без финишной ленты в конце. Одни с доброй

иронией, уступая и веселясь, другие с отчаянной

злостью, отталкивая и продираясь.

Тайны общежития бессмертных

                                          Гульфик,  на ходу  вызванивая Витюху-мента, быстрым шагом вышел из здания администрации.  Вампиры еще не начали съезжаться, и  солнце без помех накаляло предобеденным жаром асфальт и стены зданий.  Яркий свет не лучший друг даже вампиру-нигилисту, и Гульфик  поскорее нырнул в Лендровер, под защиту кондиционера  и затонированных  окон.

 – Витюха, привет. Это Гульфик. Есть разговор.

 – А, запрыгали, – радостно заверещал в трубке голос главного районного мента.  – Только не поздно ли спохватились?   Теперь все козыри у меня. – Витюха, похоже, торжествовал победу. – Колян  крепко заперт, попробуй-ка выдерни. У тебя разговор? А у меня нету! Не о чем мне с тобой разговаривать…

 – Тогда повесь трубку, – будничным голосом прервал Гульфик. И с удовольствием услышал участившееся пыхтение, завершившееся пыхтением с характерным повизгиванием. Такие звуки издает кабанчик, которого кастрировать еще не начали, но яйца уже прищемили.

 –  Сейчас к мосту подъеду, –  на излете радостной злости просипел Витюха.

 –  Вот так лучше,  – Гульфик  ткнул мобилу в гнездо на панели и включил зажигание.

           Он ни секунды не сомневался в готовности Витюхи подчиниться единственному слову, даже взгляду областного вампира. В иерархии мент разбирался и лишних телодвижений себе не позволял.   Нынешний  легкий  выпендреж  –  ответ на невнимание  к  статусу государственной персоны,  который Витюха числил уж никак не ниже бандитского реноме Коляна.

         Одернуть зарвавшегося мента не проблема, но Гульфик перестал бы себя уважать да и заскучал, если бы  решал подобные проблемы окриком.  Вампир предпочитал исподволь подвести собеседника к  желанию самого себя озадачить и  активно поставленную задачу выполнить.  Манипулированье людьми и братьями-вампирами Гульфик давно превратил для себя в игру. Мысленно ставя себе "зачет", когда сумел "опустить" многих: "Чем больше народу утопчешь ногами, тем выше будешь стоять и дальше видеть"; или немногих, но "высоких" людей, – качество в приоритете.

               Гульфик оставил джип на обочине, рядом с иномаркой мента, и по узкой тропинке, спустился на берег речки Вонючки.  У самой воды уже топтал грязный песок потеющий от жары, обиды, волнения  и толстой прослойки подкожного сала Витюха. Гульфик достал сигарету, жестом попросил огня.  Витюха щелкнул зажигалкой и сразу заговорил,  выплескивая обиды, перечисляя врагов и их происки, расписывая собственные достоинства, добродетели и заслуги. Гульфик не прерывал. В его играх с подчиненными ценилось каждое слово. Чем меньше потрачено слов, тем ярче победа.

 – … Даже крупные преступления не регистрируем:  меньше преступлений, лучше профилактика, еще лучше статистика, а с ней и доблестная работа правоохранительных органов… – горячо убеждал Витюха.  Гульфик  поощрительно положил на его плечо руку, и Витюха «поплыл». – Да, нечего мне с Коляном делить, у каждого свой участок работы,  отпущу его.  Палваныч сочинил справку о самоубийстве. Есть, чем задницу прикрыть, а девчонке  объясним, мол, ошиблась. Мои ребята умеют объяснять.  Обидно, –  Витюха часто заморгал, и на жестких белых ресницах мелькнула слеза. –  Кирюхино кресло освободилось. Нет, я не претендую, но для приличия предложить можно?

          Гульфик  слегка улыбнулся и обещающе кивнул. Сделал строгое лицо, взглянул пристально Витюхе в глаза  и сжал кулак  на уровне плеча в традиционном приветствии  Южно-Американских революционеров  «Но пасаран!».

           Окрыленный Витюха-мент втянул сколько смог живот, вздернул все три подбородка, демонстрируя готовность к свершениям. Гульфик наслаждался, без слов подавив взбрык оппозиции. Осталось закрепить, украсить победу шутовским спичем на вольную тему, оторваться в красивой трепотне, якобы, исполненной внутреннего смысла.

     Гульфик наклонил голову немного вбок и вниз, строго и напористо уткнул взгляд в свиные глазки мента и тихо, проникновенно, постепенно возвышая голос, заговорил:

 – Важность решаемых тобой, Витюха, задач на современном этапе развития Российской государственности  трудно, невозможно переоценить. Ты охраняешь не ведра, тряпки, шкафы, диваны, телефоны и прочий ширпотреб. Ты стоишь на страже у основания всего существующего строя – частной собственности. Бережешь покой капитализма, добытого для нас вурдалаками, вампирами и упырями столь высокого полета, что даже у меня падает шляпа, когда пытаюсь разглядеть их в вышине. Частная собственность, назовем ее с больших букв – ЧС, – основа основ рыночных отношений, в которых человек человеку – волк, враг и вурдалак, и, в которых мы вампиры чувствуем себя, как рыба в воде. У русских было мало идей, но верили они в них крепко. Привязав человеков к вещам и деньгам, мы разделили их, заменили немногочисленные идеалы на один  –  деньги, а теперь властвуем и пьем их кровь. Иди и мужественно выполняй свой долг, Рыцарь Кровавого Братства.

     Гульфик сунул правую руку  между пуговиц пиджака, отставил ногу  и долгим взглядом проводил  карабкающегося на высокий берег к оставленной на дороге машине мента. Потом присел на обломок бетонной плиты, швырнул плоский камень «блинчиком».

 – Раз, два, три…  семь.  И, неплохо.  «Бросая камни в воду, смотри на круги, ими образуемые,  иначе такое кидание будет простой забавой.»  Было время, развлекались.  Чиновника выдумали из Пробирной палатки. Жорик-Мнимозина, спившийся в русском критике,  по  Европам слонялся,  вселившись  в тамошнюю Варю-Аврору. Надо будет спросить, мужчиной или женщиной ощущал он себя в Жорж Санде.  Должностями не дорожили, и приходило как-то само: звания, награды. Пожалуй, на определенном этапе  следует побыть романтиком, идеалистом: гулять, так гулять; любить, чтоб сердце звенело; драться – кулаки в кровь. Быть глупым и бесконечно счастливым от своего бездумного существования. А вот мудрость и счастье мало совместимы. И плевать на "мудрость" и "рационализм". Дурак, но счастливый. Жалеть не нужно. Как не нужно жалеть солдата, рванувшегося из окопа и сраженного пулей, каскадера, погибшего в борьбе с парашютом, канатоходца, свалившегося из-под циркового купола. Люди, погибающие в момент наивысшего душевного подъема, выше жалости толпы. Тогда нам свойственно было идти на обострение, поэтому спорили, скандалили, воевали. Желание "отточить" ситуацию – залог развития. Умирали молодыми.  Стоп!

        Гульфик не зря ценил свои аналитические мозги. Однажды поставленная задача решалась  обязательно и оптимально.  Вчера заданный вопрос:  «Кого больше в Российском чиновнике – вампира или человека?»  – всплыл в голове ответом в пользу человека.  Вампир не боится смерти: он «неживой». Потеряв физическое тело, переселится в другое. Смерти боится человек, и всячески старается оградить и направить вампира в своем теле на бережное, спокойное и долгое существование.  Согласен лизать зады вышестоящим, толкаться локтями с равными, ходить по головам подчиненных.

  –  Вампиры все более становятся людьми. Тело человека начинает управлять духом вампира. Не удивительно, что Мнимозина пошел на предательство, двухметровая тушка Никитенко-Лесничего сподвигла.

            Он высмотрел под ногами плоский камень,  прихватил тремя пальцами,швырнул неудачно. Камень громко  булькнув, сразу утонул.

 – Ну, дядь, ты даешь. Мы, наверное, рыбачим.

           Гульфик удивленно вскинул голову. В нескольких метрах от него, в тени моста, устроились двое мальчишек с удочками. Он не заметил их появления. Улыбнулся виновато:

 – Извините, ребята, задумался.

 – Думать в другом месте надо, дядя, – мальчишки  захохотали, радуясь своей дерзости.

 – Я вам сейчас крючки подарю, – достал из кармана и протянул круглую коробочку с пятью отделениями, в которых лежали  рыболовные крючки разного калибра.

                  Мальчишки,схватив коробку, начали с жадным интересом рассматривать и обсуждать богатый подарок. Гульфик взглянул вверх, на дорогу. Пора бы проявиться Обломку с Мнимозиной  или... не проявиться. Усмехнувшись, пошел по берегу, подальше от мальчишек.   В каких только ипостасях не пришлось побывать за семьсот лет, а вот отцом не был, и любимым не был. Всегда один, в толпе – один, с друзьями –один.

                Одиночество – тень незаурядного ума,... без которого прекрасно обходятся тысячи счастливых и не одиноких. Хотя, любимая рядом, но любит другого и любима другим.  Один, рядом с чужим счастьем и чужой жизнью.  «Жизнь улыбается тому, кто улыбается ей. Пора вспомнить своих друзей: Оптимизм, и его младших братьев – Пофигизм, и легкий ироничный Циник; а в следующей жизни взять тело жгучего брюнета и завести детей.  Наглых и дерзких мальчишек.»

             Он резко остановился,  и пули взорвали песок на том месте, куда он должен был  шагнуть. Гульфик усмехнулся и растаял в воздухе. Вторая очередь взрыла воду рядом с берегом.

           Хлопнули дверцы, и рассерженный Обломок заскрежетал скрипуче и злобно:

 – Нарочно промазал, предатель!

 – А я говорил: так просто этого хитрована не взять, – орал в ответ Мнимозина. – Элементарно, промазал. – Помолчал и добавил тихо. –  И обратной дороги уже нет.

 – А хотелось вернуться? – язвительно скрежетнул Обломок. – Дуй на собрание и адекватно реагируй на мои действия.

  С ПЕРВОГО РАЗА

Судьба – женщина. Теряется под уверенным, прямым,

упорным взглядом. Суетливо одергивает, разглаживает

ладошками юбчонку, торопливо запахивает пальчиками

ворот, точно зная, что придется уступить, лечь, сдаться.

Истина, проверенная временем.

             Протопали и запеременались в нетерпении тяжелые шаги перед дверью. Голос Витюхи-мента наполнил коридор кутузки:

 – Долго мне ждать?

 – Шеф, уже подбегаю, – прозвенел ключами старшина Зачухрин.

               Колян, в последний раз оглянувшись на свое временное пристанище, шагнул к выходу.

 –  Скажи спасибо Гульфику, – вальяжно напыжился Витюха. – Похлопотал передо мной за тебя убогого.

 – А тебе и спасибо сказать некому будет, –  усмехнулся Колян в торжествующую рожу. Взглядом убрал с дороги Зачухрина и прошагал   на свободу, разом забыв об оставшихся  позади ментах.  Колян никогда не опускался до угроз: «Если не собираешься бить,  угрожать глупо, если собираешься  –  просто нанеси удар».

                Появление из ниоткуда братца-близнеца тревожило и требовало немедленного разъяснения. Получать непрошеные приветы из прошлого не всегда приятно, а, скорее, всегда неприятно; но, когда воспоминания возвращаются вместе с маниакально упорным  в борьбе за лидерство придурковатым источником, невольно хочется  отфутболить их мощным пинком ноги лет на семьсот назад.

               Первым делом  подробно расспросить уборщицу, якобы видевшую Коляна за десять минут до обнаружения трупа Кирюхи. «Наверняка, пятидесятилетняя грымза со шваброй. Гордится своей причастностью к Администрации района, и ненавидит-презирает  посетителей, как и все в этом здании».

                Заранее затосковав, привычно потянул захватанную ручку дубовых дверей,  прошел к лестничной клетке, обычное место расположения кубовой и распахнул дверцу  дощатой отгородки.

 – Э-э… Привет, – рука Коляна озадаченно поднялась вверх, и указательный палец  приподнял и сдвинул вверх и назад  черную «чикагскую» шляпу.

                На кушетке у противоположной стены, перелистывая глянцевый журнал, сидела двадцатипятилетняя  крашенная блондинка, не красавица, но с лицом  живым и улыбчивым. Девушка вздрогнула от неожиданности, но, узнав  вошедшего, взглянула приветливо, и как будто внутренне потянулась к нему. Опытный Колян сразу почувствовал эту тягу, улыбнулся в ответ, неторопливо прикрыл за собой дверь и, присев рядом, взял девушку за руку.

 – Случай, когда достаточно взгляда,  – едва слышно шепнул, наклоняясь к уху. Шляпа мешала, отбросил ее в угол. Свободной рукой провел вверх по спине и почувствовал, как прогибается в ответ тело девушки. – Жизнь полна сюрпризов: еще утром казалась беспросветной, но к обеду обрадовала солнышком. – Гладящим движением собрал волосы в пучок, провел им по краснеющей щеке и, почувствовав в ладони учащающееся дыхание, наклонился и легким движением тронул губами сначала волосы, потом губы. На краю сознания привычно промелькнула характеристика:  «Замужем не была, живет с родителями, мечтательница,  мужчинами не востребована, но сына родила».

 – У нас все получится, – шепнул шелестяще в губы.

 – Да… – руки девушки «романтическим» движением обхватили шею Коляна, с намерением «замереть в объятиях».

                     «Учишь вас, учишь, – насмешливо подумал Колян. – Начитаются романов, а там процесс раздевания происходит сам собой, без участия героев, или  вообще выпадает из описания».

                    Стараясь не спугнуть настойчивостью, легким движением плеч скинул с себя пиджак, девушка потянула вниз молнию на его рубашке. «Вот теперь порядок!» – аккуратно начал  расстегивать  розовый халатик.

                   Колян, предпочитая в сексе партнерские отношения, давно исключил из лексикона слова «я трахнул, поимел, овладел и т.д.» Только обоюдное желание и совместное стремление к его удовлетворению –  своеобразное сексуальное сотрудничество.

                 Им  быстро удалось раскрепоститься  до бесстыдства: будто век близки...  И руки, и губы, и глаза  девушки обшаривали  Коляна неистово, стараясь захватить и удержать возможно больше разгоряченного мужского тела. Ходуном ходила, скрипела ножками по плиткам пола кушетка, с невероятным шумом посыпались из угла швабры, метлы и лопаты, мелким ритмичным звоном отзывалось новенькое цинковое ведро.  Нарастающее возбуждение перевалило вершину, и обрушило слившихся в объятиях партнеров в пропасть, дно которой располагалось  рядом с кушеткой.

 – Ну,  мы даем!  – девушка радостно смотрела на Коляна, а потом принялась хохотать, рядом  заливался Колян. Совершенно обессилевшие, перехватывая и поддерживая друг друга руками,  кое-как поднялись на  ноги и стояли слившись телами в одно.

 – Пора мне, Оля.

 – Ты знаешь мое имя! Откуда?

 – На небесах прочитал, – убедительно соврал Колян, и девушка невольно глянула на дощатый потолок кубовой.  – Помнится, это твой папа приходил в наробраз с осколочной гранатой: устроить внучонка в детский сад? Расскажи, если не секрет.

 – Не секрет, – она начала одеваться. –  Сыну два года, а в садик не берут: требуется направление из Управления образованием. Надо давать.

 – Детишек всего района распределяет один человек. Удобный повод отхлебнуть кровушки из местного населения?

 – Только не все так богаты.

 – Хотел пошутить, – Колян смутился, – типа, не все так бедны, да сообразил, что в России подобная шутка прозвучит глумливо

 – Да. У отца денег не было, а граната была. Он положил кольцо от гранаты  на стол Сенсейше, начальницу так зовут, и сказал, что заберет обратно вместе с направлением. "Забрал" десять лет за терроризм и хранение боеприпасов. Сынишку нянчит бабушка. Сенсейша с видом оскорбленной невинности ловит сочувствующие взгляды, а расценки за место в детсаду еще подросли.

 – Веселый у меня сегодня денек, – грустно усмехнулся Колян. – Выслушиваю бойцов невидимого фронта.

 – Шутишь? А приходил зачем? Про того мужика спросить?

 – Говорят,  на меня похож.

 – Точь в точь. И шляпа такая же, только глаза плыли, как будто внутрь себя смотрел.

 – И потому тебя не увидел?

 – Может быть. Я зеркало мыла в коридоре.

 – Понятно. А запах не почувствовала?

 – Отвратный: валерьянка на спирту.

 – И ты подумала...

 – Не подумала. Ты живой, теплый, а от того могильным холодом по всему зданию. Витюха-мент, едва услышал твое имя, обрадовался, запрыгал и больше ни о чем не спрашивал. Уходишь?

 – Но  близок к счастью, наверное, скоро отражусь в зеркале. Любопытно,когда в первый раз.  Шучу.  Ты же знаешь, что вернусь?

 – Заходи чаще, и можно сразу без шляпы. – Ольга улыбнулась, и Колян остановился, улыбнулся в ответ:

 – Жди...