Текст книги "Тихий омуток (CИ)"

Автор книги: Анатолий Шинскин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

СМЕРТЬ МНИМОЗИНЫ

Мы предполагаем, а жизнь вносит

коррективы, например: дарит смерть.

Наблюдение

– Ты веришь в Бога?

– Нет!

– Ты атеист?

– Нет!

– Есть ли Бог?

– Не знаю.)

        Мнимозина машинально повернул ключ в замке зажигания и тупо уставился на свою руку, пытаясь  сосредоточиться, найти точку опоры.  Собрать  вокруг нее мысли и поступки сегодняшнего бесконечного, насыщенного событиями дня. «Боль – сестра одиночества, и, если жить только болью, приходишь в вакуум и суицид. Надо обманывать, отвлекаться от боли,» – перед глазами вновь и вновь падало большое тело Андрюхи Кастрата, и спокойно, без сочувствия смотрели глаза  Гульфика, Коляна и Петровича.

 – Они не пожалели Андрюху. Они не пожалеют меня, – решение пришло, и Мнимозина твердо выговорил. – Я не пожалею их.

           «Шестисотый» утробно заворчал мотором  и, оставив на асфальте черные следы резины, сорвался  с места и помчал вампира  в  Ряхино,   к комнате с оружием.  Мнимозина,  он же Никитенко, он же Лесничий, давя на газ, упивался мыслями о мести  братьям по крови.

            Представил, как заполыхает после гранатометного выстрела матово-черный Лендровер Гульфика, как попытается выбраться через разбитое лобовое стекло разом растерявший  глумливость вампир, как покривится от страха наглая рожа при виде встречающего автоматного ствола. Мнимозина возбужденно сглотнул и крепче сжал руль.

           Та еще  картинка, когда Колян будет корчится у стены, не в силах упасть, пришиваемый к бетону бесконечными пулеметными очередями. "Очень длинные очереди. Я  буду крепко давить на спусковой крючок, пока  не отломлю,  а потом добью гада ножом," – бормотал вслух Мнимозина, попеременно вытирая о брюки вспотевшие от возбуждения ладони.

       "А потом придет очередь насмешницы Джульетты. "Не мужчина! И поэтому можно не обращать внимания." Я вспомню эти слова, когда будешь  ползать у ног, подобострастно заглядывая зелеными глазами в дырку глушителя, накрученного на ствол Стечкина." –  Улыбка  растянула красные, в синеватом налете губы Мнимозины, а нога еще придавила педаль газа.

 – Оживаешь,  – прокомментировал рядом скрежещущий бас.

        Мнимозина мгновенно втянул голову в плечи,  судорожно дернул рулем влево вправо, кое-как выправил машину  и, опомнившись, осторожно скосил глаза. В пассажирском кресле  вальяжно раскинулся Обломок.  Держал в правой руке зажженную сигарету и насмешливо пялился на Мнимозину.

 – На дорогу смотри, – куражился, наслаждаясь  растерянностью Мнимозины, Обломок. – Путь долгий. Хотелось бы доехать в целости. Тебя губит эксцентричность. Получать удовольствие от неторопливого вдумчивого созерцательного движения лучше, чем, истратив силы, добраться и увидеть, что в сущности ничего не достиг, но гораздо хуже кувыркнуться в дороге и не добраться даже до промежуточного финиша.  Что ты болтал о страшной неотвратимой мести?

 – Убью, всех и сразу, – зачастил, захлебываясь слюной, Мнимозина. – Гульфик насмехался, типа, самый умный, Джульетта-сука,  Колян-сволочь! Почему его Андрюха Кастрат от твоей пули закрыл? Э… Это ты в Андрюху стрелял. И ты – гад!

                 Мнимозина, отпустив руль,   бросился на Обломка. Спинка сиденья не выдержала тяжести двух больших тел  и опрокинулась назад, в глубину салона. Получив возможность широко размахнуться,  Мнимозина принялся изо всех сил  бить, хлестать, лупить кулаками, открытыми ладонями, локтями ухмыляющуюся навстречу ударам усатую рожу Обломка.

              Шестисотый  Мерс  продолжал мчаться, не сбавляя скорости, по асфальту,  на повороте перелетел кювет и закувыркался, вырывая из земли целые пласты дерна и взметывая столбики пыли.  Оставив позади исковерканный стометровый след,  Мерс кувыркнулся последний раз и остался лежать вверх колесами.

             Ногами  выбил дверцу и выбрался радостно скалящийся Обломок, следом показалась голова Мнимозины, но  сильный удар носком ботинка загнал ее обратно в салон. Обломок открутил пробку с горловины топливного бака,  полюбовался на струю вытекающего бензина и присел перед открытой дверцей.

 – Помнится, ты продекларировал, что тебя не убьют. Типа, молодой, – Обломок изобразил  мордой, слегка склонив ее набок, сочувствие. –  А декларации всегда сбываются, точно наоборот. Поверь моему жизненному опыту. Если женщина на всех углах заявляет о своей верности, то, значит, голову ее мужа украшают развесистые рога; если мужчина доказывает вред алкоголя, готовься увидеть его пьяным «в дым»,  «в зюзю»,  «в соплю» и даже хуже.  Спорят о свободе и запускают новую линию для производства наручников. Ваши депутаты  клянутся  бороться и победить   коррупцию,   – и размер взяток подскакивает до беспредела,  а президент кричит "держи вора!"

 – Ты нечестно играешь, –  донесся из машины голос Мнимозины. – У нас с тобой кровавый союз против Коляна.

 – А брось, – Обломок притворно вздохнул. – Союзы великих держав распадаются. Зацикливаться на союзе двух вампиров смешно, тем более  у меня к тебе счет: твой Никитенко закатал мне прикладом в грудь, ты не рассказал Коляну о моем существовании,  и вот только что начистил  лицо, нежное и чувствительное к грубым внешним воздействиям.

 – Дай мне убить Коляна, потом  убьешь меня.

 – Точно придурок.  «Белое солнце пустыни»  смотрел? Классика жанра. Колян – мой! И Гульфик, который обещал тебе серебряную пулю, тоже мой. И, кстати, у тебя все одно ничего не выйдет: вымпиры не могут убивать друг друга. Как видишь, даже здесь ты мне не можешь помочь.

 – Я могу заставить их мучиться, – Мнимозина лежал в салоне вниз головой. Ноги застряли в руле. Высвободить их мешала сработавшая подушка безопасности, но вампир еще пытался выбраться из передряги живым. – Я знаю их слабые места и болевые точки. Нажми пальцем…

 – Даже не знаю, чем помочь. Лучше ты точно не станешь, нечего и упражняться в долголетии, – Обломок покосился на горловину бака. Бензин больше не лился. – Напомни, я назвал тебя сегодня тупым и ненужным? Назвал? Тогда ничего не могу поделать: у меня лицензия на отстрел именно таких.

               Макаров выплюнул серебряный слиток в переносицу Мнимозины.

 – А роль контрольного выстрела сыграет огонь, – Обломок  глубоко затянулся сигаретой  и швырнул  хорошо разгоревшийся «бычок» в напитанную бензином траву. – Прощай, брат.

СЛУХИ И ЖИЗНЬ

Думаю, есть кумиры и у четвероруких

наших братьев, с которых и "строят жизнь свою".

Пьяное откровение Дарвина

 Непряхинский базар –  место средоточения сплетен и слухов шипел и пенился  разговорами вполголоса, шепотками, потаенными «только тебе» пересказами ночных событий.

               ОМОНовцы в камуфляже и масках  с каждым упоминанием становились все выше, страшнее, злее, беспощадней:  «Промахнулся по заднице и сбил ногой дорожный знак!» «А с тобой, – говорит, – будет так,» – дал кулаком по фаре, стекло по всей дороге разлетелось.»

             В голосах не слышалось осуждения или протеста: власть бьет, значит, есть за что.  Бьет, значит, любит, но от встречных ментов шарахались в страхе, оглядывались испугано  вслед.  Пока редко, но зазвучали слова  поддержки: «Порядок нужен, теперь шпана будет знать место.»

             К обеду разнесли, разложили  почтальоны  по ящикам газетку «Непряхинский Брехунок»,  и все на свои места встало. Витюха-мент в подробном интервью доходчиво объяснил, что никакого ОМОНа в городе не было. В колонке ксерокопия справки от областного начальника:  «Бойцы с базы не отлучались, на спецвыезды и тренировки не выезжали.»

           А беспорядки устроили местные хулиганы, главарь которых Васька по кличке Мотыль задержан, дает признательные показания, и сегодня в два часа дня будет доставлен в суд.

          Далее Витюха с благородным негодованием рассказал, как хулиганы спалили ульи с пчелами во дворах школ, оставив детей без диетического сладкого продукта.

         Как, продолжая зверства,  Мотыль с друзьями вытащили из машины честного чиновника и доброго человека Нотариуса,   «применили физическое воздействие и нанесли царапину в области носа»,  а потом подбросили бесчувственное тело к зданию милиции, где  доблестные сотрудники оказали пострадавшему первую помощь и доставили избитого к супруге.

          Надрыв и горловая слеза читались в газетных строчках, когда  главный районный мент повествовал об избиении Васькой Мотылем инвалида: «Мужчина упал, выронив костыль, и тогда бесчестный хулиган нанес роковой удар!»

           Напомнив еще раз, что  злодея, хулигана и возмутителя спокойствия Мотыля в суд поведут в два часа, Витюха пожелал всем спокойствия, здоровья и успехов в труде.

          Дед Семен свернул газету, щелкнул зажигалкой, прикуривая, огляделся, и, легко поднявшись с лавочки, отправился   через дорогу к Петровичу. Позвонил у калитки  и,  не дожидаясь разрешения, прошел во двор, присел на скамейку под абрикосовым деревцем, сорвал несколько плодов.

            Петрович ждать себя не заставил,   вышел и оперся   сухими локтями на перильца веранды:

 – Здорово, Семен. Тоже Брехунок мусолишь? Становится наш Непряхинск вторым Чикаго: бандиты в открытую народонаселение  терроризируют, а надо порядок держать, – голос Петровича журчал теплым успокаивающим ручейком, и голова деда  невольно склонилась к плечу, глаза застелила невесомая розовая пелена. – Всякая власть от бога, и надо уважать…

 – Ты что плетешь, старый? – резкий голос как всегда неожиданно появившейся из ниоткуда бабы Тани, разнес пелену в клочки. – Толстожопых кровососов уважать? Натворили, а на мальчишку валят. Что засуетился вдруг?

 – Я это…  – Петрович зашарил вокруг себя руками, – Очки снял и теперь не вижу без них, где они лежат.

 – А без очков ты правду не разглядишь?!  И ты, Семен, уши развесил, прихлебателя  поддерживаешь.

 – Я еще ничего не сказал, –  возразил дед Семен и откусил абрикос. – Кислятина.

 –  А и нечего говорить! – рубанула сверху вниз кулачком воздух баба Таня. – Собирайся, пойдем парня вызволять.

          От ментовки до здания  суда не более ста метров, и на всем протяжении организованная молодежь – Вашисты – растянули бело-синий транспарант «За правовое государство, за модернизацию и нанотехнологии, за порядок и спокойствие в Непряхинске».  Очевидно,  длинную, нелепую, тупую надпись придумали с чисто утилитарной целью: отгородить дорогу от напирающей толпы.

       Неорганизованная молодежь – гопники – стояли кучно, курили  в стороне, не смешиваясь с толпой взрослых.   В хмуром,  недружелюбном молчании ожидали начала спектакля.

         Ваську Мотыля вывели шестеро ментов:  по два впереди и сзади, двое держали за руки в наручниках.  Увидев людей, Васька виновато смущенно  улыбнулся разбитыми губами, попытался смотреть вниз, скрывая синяки под глазами.

           Плотненькая кучка пенсионерок-ветеранок оказалась внезапно рядом с арестованным. Побежали рядом; размахивая руками, выкрикивая угрозы и оскорбления, изображали народный гнев. Играли бабки плохо. Народ  хмурился и аплодировать не спешил.

  – Вот и апофеоз, – Колян наклонился к Джульетте. – Не прошло и недели, а ситуация превратилась в сетуевину. Мнимозина умер без покаяния, Гульфик смотался  инкогнито, а у нас все шансы попасть под раздачу.

 – Есть предложения?

 – Есть намек. Помнишь чердачок, с которого  нас спугнул Мнимозина-Никитенко? Дед все отремонтировал…

 – Принимается, – Джульетта пристально вглядывалась в лицо Васьки Мотыля, и он, почувствовав взгляд, поднял глаза. – Только дружеская встреча двух вампиров,  Колян, без секса.

 – Кровь моего крестника оказалась вкуснее?

 – Следил?

 – Догадался. Мозги-то аналитические.

 – Этого парня я им не отдам.

 – Он и мне симпатичен. Пара дней у тебя есть.

          Конвой приблизился к ступенькам здания нарсуда. Старушки-ветеранки из группы поддержки, разгорячась собственной бранью,  уже всерьез били Ваську по лицу. Менты не мешали. Васька, как мог уклонялся.  Ветеранка педагогического труда, войдя в раж,  плевалась и бессвязно орала, дергалась в "пляске гнева". Ядовитая слюна, разлетаясь, шипела на асфальте и прожигала материю, попадая на одежду.

          Баба Таня встала на ступеньках, не уступая дороги. Процессия остановилась. Баба Таня шагнула вперед и, с трудом дотягиваясь, обтерла лицо Васьки Мотыля платком, подняла руку перекрестить  и замерла неподвижно.  Сделала Ваське знак наклониться, шепнула в ухо:

 – Они сделали тебя своим. Крест не ложится. Извини, – повернулась и сошла по ступенькам,  промокая платком глаза и вдруг отдернула руку. Платок падая, развернулся и  близстоящие ахнули и попятились, явственно разглядев в нагромождении грязных красно-коричневых пятен лицо Васьки Мотыля.

          Дед Семен подобрал платок, скомкал и сунул в карман, бережно взял бабу Таню под руку и отвел в сторону. У них за спиной, гулко хлопнув, закрылась  за Мотылем дубовая дверь.

СНОВА НА СВОБОДЕ

Неприлично высокая зарплата работников

правосудия, позволяет последним не останавливать

внимание на взятках меньше миллиона.

Третья власть

      Свиные глазки над толстыми гладко выскобленными щеками незаинтересованно скользнули по залу и опустили толстую морду в бумагу с заготовленным приговором.

       Васька Мотыль, прикованный к решетке наручниками,  миллиона в активе не держал,  и на сочувствие суда не надеялся. Поначалу пытался прислушиваться к голосу, с благородным подвизгиванием перечислявшему его преступления, но голова, получившая накануне два десятка неслабых ударов, не торопилась воспринимать чепуху, и настойчиво возвращала к словам старушки на ступеньках: «Они сделали тебя своим…»    В вампира что ли превратили? Тогда зачем «своего» судят? Он улыбнулся этому совершенно нелепому предположению, и судья, заметивший улыбку, взбесился.

 – Содержание под стражей в одиночной камере на все время следствия! –  злобно огласили «меру пресечения» толстые красные губы, утерлись рукавом черной мантии  и проплыли с чувством исполненного долга к дверям.

                 Ваську потащили следом, выволокли из суда через запасной выход в тыльной части здания, провели параллельной улицей и втолкнули в уже знакомую камеру.

                    Наручники остались на руках,  и Васька Мотыль, не особо рассчитывая на успех,  решил попробовать освободиться. Стараясь не сжимать скобы, двинул  кольцо по запястью  левой  руки  и сам удивился, как  сминается, истончается, сложенная лодочкой ладонь, и  соскальзывает, скатывается с пальцев блестящее железо.

                     Васька вспотел от волнения. «Они сделали тебя своим. Крест не ложится…»  Для человека фокус с наручниками,  действительно, фокус.  Подлое изобретение так хорошо придумано,  что освободиться от  «браслетов», не имея специальных навыков, нет никакой возможности. Васька машинально сбросил кольцо с правой руки, сложил и сунул  «на всякий случай»  в карман.

                 «Они сделали тебя своим…»    Васька осмотрелся, присел на нары.  Лампочка в зарешеченном окошечке над дверью насмешливо мигнула желтым: «Неприятно смотреть на свет? Ты стал вампиром.»

                 Дрожащими пальцами нервно, суетливо ощупал доски нар и, поднявшись на ноги, нетвердым шагом придвинулся к стене, дотронулся осторожно. Стена, как стена, кирпичная, небрежно штукатуренная, известкой побеленная, но... "Они сделали тебя своим..."

     "Нам вампирам сквозь стены запросто: закрыл глаза, представил чистое пространство и шагай, пока стена не кончится. Случается, раньше времени глаза откроешь, ну, тогда каюк", – к месту вспомнил шутливую похвальбу Коляна.

      Васька вспотел от волнения и снова вытянул руку по направлению к стене.  «Закрой глаза и спокойно иди вперед»  – повторил, пытаясь сосредоточиться.  Шаг, другой, третий… Нет, глаза не открываем, шагаем дальше. Следующие пять шагов снова не встретили сопротивления, а шестой прервал резкий скрип тормозов и  заполошный женский визг:

 – Нюх потерял, придурок. Поцарапай мне машину!

              Васька открыл глаза и радостно уставился на орущую из  окна  сверкающего металликом Шевроле  глупенькую смазливую Иришкину мордашку.

 – Васька? – Иришка признала наконец соседа и  смягчилась. –  Крышу снесло: по дороге с закрытыми глазами бродишь?

 – Потом. Все потом, – Васька торопливо обежал машину  и уселся на пассажирское сиденье. – Поехали, подбросишь меня до дома.

  – Без проблем, – Иришка надавила педаль и принюхалась. – Ты сколько дней не мылся? Пахнешь отпадно:  потом и кровью. – Крылья ее носа затрепетали, а зад непроизвольно подвинулся.

 – Извини, – Васька смутился. – Сейчас доберусь домой, отмоюсь…

 – Даже не думай смывать запах вырвавшегося из битвы самца! – Иришка оскалилась, задышала глубоко и часто. – Я  знаю, ты меня хочешь. – Она с всхлипами втягивала воздух и напряжено высматривала что-то по сторонам дороги.

                    Ей  пришлось притормозить:  впереди неприлично похотливо взбрыкивал  на колчках  раскормленным  иностранным  задом   лунно-белый   Лексус.   Иришка, подпрыгивая  от нетерпения,  повернулась к Ваське,  утробно подвыла и схватила парня за ляжку. Попыталась просунуть руку поглубже между  бедер.   Управляя одной  левой, вывернула руль, пошла на обгон.   Удивленно приоткрылись из Лексуса толстые красные губы.

 – Судья, – удивился в ответ Васька. – Подрежь козла, пусть в кювет свалится.

 – Без проблем! – Иришка резко сработала рулем вправо-влево, и не ожидавший стремительного маневра судья, ушел от столкновения, перескочив тротуар и протаранив забор.

 – Супер! – радостно захохотал Васька. – Вот говорят люди о толерантности и незлобивости, а увидишь качественный пинок в зад толстой туше, и на душе теплее.

 – Ездить научись, козел! – бешено орала  в окно Иришка.  Не притормаживая, круто завернула в узкий,   темный от множества тополей переулок,  и, резко вдавив в пол педаль тормоза, остановила машину.  – Ты меня хочешь, охальник, а я слабая девушка и устоять не могу...

               Наклонилась над Васькой, дотягиваясь до рычага, опускающего спинку сиденья, другой рукой дернула книзу молнию на джинсах. Вскочила на парня верхом, зашептала на ухо горячее, неразборчивое, матерное.  Все громче, быстрее, напряженнее,   пока не прервалась собственным криком, и свалилась на  Ваську  тяжелым хрипящим кулем.

              Васька, ощущая во рту солоноватый   вязкий привкус, сдвинул обмякшую женщину в сторону:

 –  Даешь стране угля! Наверное, немало мужиков сексуально оприходовала, – попробовал двинуться размякшим телом. – У тебя курить есть?

 – В бардачке…  – Иришка, не открывая глаз,  расслабленно шевельнула рукой  в сторону передней панели. – Где я раньше такая дура была? От счастья бегала. И мне прикури… А мужики? Каких только не было... в двух словах: козлы и бараны.

             Васька прикурил и, протягивая сигарету, обратил внимание на испачканный красным фильтр. Провел по губам ладонью и с ужасом уставился на кровавую полосу. Еще не веря, осторожно покосился на  Иришкину шею. Две глубокие ранки  над сонной артерией, с капельками крови на краях.   «Они сделали тебя своим…»

       Выронив сигарету, смотрел завороженно Васька на собственную окровавленную ладонь. Поднес руку ко рту, лизнул осторожно. Перевел глаза на Иришкину шею и  невольно потянулся к ней губами. Девушка ощутила прикосновение и с готовностью подалась навстречу, прижалась плотно.

 – Вот она цена мужской верности, – насмешливый женский голос резанул по Васькиным ушам  неожиданно внезапно, и парень, вскинувшись, едва не пробил головой потолок кабины. – Только избавилась от одного изменщика, и уже снимаю другого похотливого с пышного горячего тела. Теряю форму. – притворно пожаловалась Джульетта стоящему в стороне Гульфику.

 – Ты всегда на высоте, – засмеялся в ответ Гульфик. Он шагнул вперед, открыл дверцу Шевроле и за шиворот, как щенка, выдернул Ваську Мотыля наружу.

    Иришка, возмущенная потерей сладкой собственности, выскочила следом и вцепилась Джульетте в волосы. Взметывая пыль и выдернутую с корнем траву, женщины покатились по земле. Васька беспомощно болтался в полуметре над землей, Гульфик охлопал его карманы, вытащил наручники и бросил Джульетте.

         Иришка дралась яростно, слепо, безрассудно: задравшаяся мини-юбка, разорванная кофточка и растрепанные волосы  придавали ей вид взбешенной амазонки. Джульетта наслаждалась схваткой: ныряла, уклонялась, проводила неожиданные приемчики и удары. Подкидывала сопернице поощряющие советы и насмешки: "Сюда ударь... А так слабо?"

 –  Дамы стоят друг друга, – заметил Гульфик. – Заканчивайте. Время. – Глянув мельком на часы, отнес Ваську к своему Лендроверу, вбросил на заднее сиденье и захлопнул дверцу. – Ряды вампиров пополняются методом кооптации.

     Джульетта  ловко накинула кольцо наручников на правую лодыжку стройненькой Иришкиной ноги, а второе зацепила за "кенгурятник" Шевроле, и  быстро отскочила в сторону.

 – Поскучай, подруга, пока не встретишь принца, который захочет тебя освободить, – разгоряченная борьбой и радостью победы,  она показала Иришки "фак", "сделала  нос", двумя руками показала "уши", не зная, как еще выразить восторг, покрутила пальцем у виска и торжественно уселась, дрыгнув в сторону Иришки ногой, в Лендровер.

     Тяжелая машина, солидно качнувшись, мощно  ушла в разгон. Из-под заднего колеса с заполошным кудахтаньем выскочила и захлопала крыльями к ближайшему палисаднику рябая курица.  Иришка рванулась за соперницей, протащила несколько метров на цепочке наручников Шевроле, вглядываясь в стремительно удаляющийся джип. Черная вагоноподобная махина в конце улицы оторвалась от земли, заложила крутой вираж, поворачивая на юг, и скрылась за крышами домов.