Текст книги "Сен-Симон"

Автор книги: Анатолий Левандовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 10
«КАТЕХИЗИС ПРОМЫШЛЕННИКОВ»

Для «Катехизиса промышленников» прежде всего характерна некоторая переоценка ценностей.

Сен-Симон ни в коей мере не отказывается от своей «индустриальной» теории, и индустриал по-прежнему его главный герой. Но акценты расставлены несколько иначе, чем в «Промышленной системе» и других более ранних работах: чувствуется, что философ окончательно порвал с либералами и сильно разочаровался в своих вероломных друзьях – банкирах и фабрикантах.

В отношении либералов философ беспощаден и приговор, вынесенный им, – это смертный приговор.

Подчеркнув, что либеральная партия порождена феодализмом и что ее лидеры – это буржуа-рантье, крупные военные и юристы, Сен-Симон утверждает:

«…Истинный девиз главарей этой партии таков: прочь отсюда, чтобы я стал на твое место; их показная цель – уничтожение злоупотреблений, а настоящая цель – использование их в своих выгодах…»

В противоположность либералам индустриальная партия отражает интересы всего французского народа. Она, и только она, способна руководить политикой страны. Но и с ней далеко не все благополучно – теперь философ это хорошо знает на основании личного опыта:

«…Вглядитесь, каков сейчас уровень сознания промышленников, и вы увидите, что они не чувствуют превосходства своего класса; почти все они желают выйти из него, чтобы перейти в класс дворян. Одни добиваются пожалования в бароны, другие (и таких больше) спешат предложить приобретенное ими в промышленности состояние потомкам франков[37]37
  По господствовавшей тогда теории французские аристократы были потомками франков, завоевавших Галлию в V–VI веках.


[Закрыть] на условиях, чтобы те соблаговолили взять в жены их дочерей. Они далеки от того, чтобы поддерживать друг друга, и стремятся вредить друг другу в глазах властей…»

Тут же достается и банкирам:

«…Банкиры всех стран спешат предлагать всем правительствам промышленный кредит, не останавливаясь в своих промышленных операциях перед мыслью, что они соединяются с обломками феодализма и удлиняют время подчиненного положения, в котором до сих пор промышленный класс находится у других классов…»

Как же ликвидировать все эти неполадки? Как добиться, чтобы «капитаны промышленности» поняли свое подлинное призвание и не уклонялись от прямого пути, на который их вывел философ?

Для этого, уверяет Сен-Симон, необходимо прежде всего до конца разработать и шире распространять новое учение. Надо заставить «…людей, наиболее отличившихся своими способностями в разных областях, соединить усилия, чтобы завершить организацию промышленной системы во всех ее деталях и побудить общество в целом эту систему осуществить…».

«…Необходимо, чтобы промышленная доктрина была распространена; необходимо, чтобы наиболее влиятельные промышленники получили вполне ясное представление о том, как следует для наибольшего процветания промышленности использовать ученых, артистов, военных, юристов и рантье. И только тогда король сможет употребить с пользой свой авторитет, чтобы поставить промышленников на высшую ступень общественной лестницы…»

Король?.. Но при чем же здесь король?..

Надежда на монарха была одной из наиболее стойких иллюзий великого мечтателя. Ее Сен-Симон пронес через всю свою литературную жизнь. Сначала уверовав в Наполеона, теперь он все свои упования возлагает на «легитимного» монарха. Ему нет нужды, что Людовик XVIII, хитрый и слабый старик, обманул одну за другой все партии; он не становится более зорким и теперь, в 1824 году, когда умершего короля сменяет под именем Карла X его брат, твердолобый реакционер, граф Артуа; философ, исходя из концепции об исконной, идущей от раннего средневековья, дружбе между королем и «индустриалами», полагает, что король заинтересован в установлении власти промышленной партии[38]38
  Сравнивая в этом плане историю Франции и Англии, Сен-Симон приходит к выводу: «…Во Франции короли соединились с промышленниками против дворянства, в то время как в Англии дворяне соединились с промышленниками против королей…»


[Закрыть] и поэтому должен проложить дорогу к этой власти. Тем более что сделать это не так уж и сложно. Король предложит выдающимся финансистам – лидерам промышленной партии составить новый бюджет, который отразил бы переход экономической власти к индустриалам; палаты не посмеют не утвердить этот бюджет, ибо союз короля с промышленниками – сила, которая им не по плечу; и тогда мирно, без нарушения законов и конституции, новая система начнет проходить в жизнь.

Следовательно, король – это всего лишь рычаг новой политики; он нужен лишь для того, чтобы обеспечить мирное внедрение новой индустриальной системы и этим актом закончить революцию.

В «Катехизисе промышленников» Сен-Симон вновь возвращается к проблеме Великой французской революции. И разрешает эту проблему несколько иначе, чем раньше. Он дает высокую оценку революции.

По его словам, главная заслуга французской революции состоит в том, что она «…уничтожила рабство, тяготевшее столько веков над промышленным классом…».

Сравнивая французскую революцию с английской, он ставит первую значительно выше второй.

Английская революция заставила дворян, юристов, военных, рантье и государственных чиновников управлять делами нации в интересах промышленности; французская революция, произойдя полтора столетия спустя, сделала несравненно больше: она уничтожила институт дворянства и подчиняет юристов, военных, рантье, чиновников повелениям индустриалов.

Этого еще нет (поскольку, по мнению Сен-Симона, революция еще не закончилась), но это должно произойти в самом ближайшем будущем.

Отсюда вывод: указанная особенность французской революции ставит Францию впереди Англии и всех прочих государств мира. И поэтому Франция перейдет к новой системе первой.

Англия последует за ней.

А затем, «…когда промышленный режим будет установлен в Англии и во Франции, прекратятся все бедствия, на которые было обречено человечество во время его перехода от правительственного режима к промышленному; так как силы всех правительств на земле уступают промышленной силе Франции и Англии, то кризис будет окончен, потому что не будет больше борьбы и все народы на земле, пользуясь покровительством объединившихся Франции и Англии, будут быстро, один за другим, по мере развития их цивилизации, переходить к промышленному строю».

Таким образом, в «Катехизисе промышленников» Сен-Симон подчеркивает универсальный характер своего учения и объявляет индустриальную систему системой мирового развития.

Много внимания и места в своем новом труде автор уделяет управлению при новой системе. И здесь его мысль, как бы отталкиваясь от самого раннего, «забытого» произведения, написанного им двадцать два года назад, завершает свой полет.

В «Письмах женевского обывателя» Сен-Симон говорил о том, что духовная власть в новом обществе будет сосредоточена в руках ученых и художников, светская – в руках собственников.

Теперь эта концепция значительно меняется.

В «Катехизисе промышленников» власть также разделена, но разделена иначе: духовная – в руках ученых, светская – в руках индустриалов.

Теперь собственника заменяет индустриал.

В этой замене существо всей эволюции, проделанной социальной мыслью Сен-Симона за неполные четверть века.

И тут же обращает на себя внимание еще одно обстоятельство.

Если в «Письмах» автор превозносит ученых и ставит их на первое место в обществе, то теперь ученый должен уступить главную роль промышленнику.

Он поясняет свою мысль:

«…Ученые оказывают очень крупные услуги промышленному классу, но получают от него еще более крупные; они получают от него свое существование; промышленный класс удовлетворяет их насущные потребности и их физические склонности всякого рода; он доставляет им все орудия, которые могут быть полезны им для выполнения их работ…»

Исходя из этого, вся реальная власть в новом обществе будет сосредоточена в руках Совета промышленников, ученые же сохранят в своей компетенции исключительно моральное руководство: сгруппированные в двух академиях, они будут подчиняться Высшей научной коллегии и продвигать в жизнь промышленную доктрину.

Сен-Симон полагает, что дальнейшее развитие индустриальной системы приведет к постепенному отмиранию государства. Государственная власть, выполнив роль рычага в утверждении новой системы, должна превратиться в чисто административную, а затем и вовсе исчезнуть. Новые органы будут осуществлять плановое руководство всем народным хозяйством страны. Вслед за Францией устремятся другие народы, и, продвигаясь по цепочке, индустриальный строй охватит весь земной шар…

Но как же обстоит дело с «самым многочисленным и бедным классом» общества? Неужели философ совсем забыл о нем?

Отнюдь нет. Именно мыслями об этом классе был вызван его духовный кризис. И теперь Сен-Симон старается точнее уяснить место и роль пролетариата в грядущем обществе.

В этом же 1824 году он пишет несколько отрывков, посвященных специально рабочему классу.[39]39
  Они были изданы в начале следующего года в сборнике «Рассуждения литературные, философские и промышленные».


[Закрыть]

Философ утверждает, что за время революции «беднейший класс» вырос, окреп и раскрыл свои способности в деле хозяйственного строительства страны. И сельский и городской пролетариат оказался на высоте положения: в годы голода, разрухи, упадка производства он сумел не допустить до национальной катастрофы и спасти французскую промышленность и торговлю от постоянной дани иностранцам.

Благодаря стойкости рабочего класса хозяйство страны не только избежало краха, но и сумело достигнуть значительных высот.

«…В действительности… производство всякого рода продуктов бесконечно выросло после и даже во время самих бедствий; в действительности люди, до того занятые во всех торговых и фабричных заведениях в качестве простых рабочих, стали предпринимателями и руководителями работ, причем они оказались более искусными и деятельными, чем их предшественники. Таким образом, сейчас Франция гораздо более процветает, больше производит и имеет большее значение в земледелии, промышленности и торговле, чем до революции, хотя большая часть теперешних руководителей всеми этими предприятиями вышла из народа…»

И вывод:

«…Так как пролетарии достигли таких же успехов в основах цивилизации, как и собственники, закон должен признать их полноправными членами общества».

Из этих экскурсов видно, что Сен-Симон несколько изменил свое представление о пролетариате. Хотя он и пытается доказать, что между рабочими и промышленниками нет непроходимой пропасти, но все же теперь он выделяет пролетариат в совершенно особый класс.

Но видно и другое: великий мыслитель так и не смог подняться до понимания особой миссии этого класса. Для Сен-Симона до конца его дней пролетариат останется пассивной массой, страдающей частью общества, горькую участь которого необходимо облегчить, но который сам своими силами облегчить ее не может: это удается лишь одиночкам, выбившимся в ряды промышленников и торговцев.

И отсюда все последующие поиски философа, поиски, которые так и не смогли привести к положительным результатам.

Духовный кризис первой половины 20-х годов, несмотря на свою длительность и силу, не сломил Сен-Симона.

Напротив, он сделал глаз философа более зорким, слух – более чутким, ум – более острым.

В 1824 году писатель разглядел и уточнил многое из того, что раньше привлекало его внимание в гораздо меньшей мере.

Но на один вопрос, самый трудный и страшный для социолога, он так и не сумел ответить. А вопрос этот чем дальше, тем неотвязнее сверлил и мучил его:

– Как воссоединить «расколовшихся» индустриалов? Как заставить предпринимателей и рабочих любить друг друга?..

ГЛАВА 11
НАШЕ ДЕЛО В НАШИХ РУКАХ

В мае 1823 года происходит знаменательная встреча, во многом определившая последующее развитие учения Сен-Симона.

Учитель встречается с наиболее преданным из своих учеников, который не только не покинет его в дни, когда уйдут Тьерри и Конт, но и понесет дальше его знамя, хотя и сослужит при этом едва ли не самую плохую службу своему наставнику как мыслителю.

Этим учеником был Оленд Родриг.

Выходец из богатой семьи, сын бордоского финансиста, Родриг отличался большими математическими способностями. В течение ряда лет он преподавал математику в Политехнической школе, затем был директором ипотечной кассы. Когда он встретился с Сен-Симоном, ему было двадцать девять лет. Философ сразу же произвел глубокое впечатление на молодого человека. Воспользовавшись тем, что Конт прекратил свои секретарские обязанности, Родриг занял его место и с тех пор не оставлял учителя до конца.

К сожалению, Родриг увлекался не только математикой, но и религией. Он был подвержен мистическим настроениям, находил в христианстве великие нравственные достоинства и ждал духовных откровений от Сен-Симона.

Именно в сотрудничестве с Родригом Сен-Симон и написал свой последний труд со странным и претенциозным названием «Новое христианство».

С богом у Сен-Симона были старые счеты.

В далекие времена детства из-за отказа от первого причастия будущий социолог сидел в исправительном доме; с тех пор он не стал более религиозным и в своей философии не оставлял места потусторонним силам. Граф Редерн в одном из писем прямо обвинял своего бывшего компаньона в атеизме. Это не совсем точно. Сен-Симон не был законченным атеистом. По временам, когда этого требовали тактические соображения, он был не прочь вспомнить о боге, а иногда даже, для вящей убедительности, вкладывал в уста божьи свои собственные речи. Но все это были скорее риторические фигуры, чем убежденность, и, когда дело доходило до серьезного, философ обходился без богословия. Напротив, он неоднократно подчеркивал, что религия была необходима в свое время, в средние века, а сейчас ее место должна занять наука. В «Очерке науки о человеке» он заявлял без обиняков, что теперь вера в бога больше не нужна, ибо с ней не мирится здравый смысл. Признание всеведения, всемогущества и всесовершенства божества ведет к неразрешимым противоречиям. «…Размышляя о богословской системе, нельзя не поражаться громадностью расстояния, отделяющего ее от современного состояния наук…»

Всю свою индустриальную теорию Сен-Симон строил на чисто рационалистической основе. Особенно характерен в этом смысле его только что вышедший труд «Катехизис промышленников».

И вдруг – «Новое христианство»!

На первый взгляд – отказ от всех прежних, неоднократно повторенных истин. Раньше – отрицание «слепых верований» и замена их «положительными доказательствами», теперь – признание «божественности христианской морали», которая якобы должна руководить человечеством; раньше – утверждение, что мир идет за учеными, теперь – выдвижение на первый план нового духовенства; раньше – «экономические интересы», теперь – религиозная проповедь.

Что это? Отрицание всего прежнего миросозерцания? Боязнь божьего возмездия за былое неверие? Старческий маразм философа, теряющего ясность мысли?

Ничего подобного. Мысль 65-летнего Сен-Симона ясна не менее, если не более, чем двадцать лет назад. Он не вычеркивает ни единого штриха из своего мировоззрения. Просто он подводит логическую черту, которая должна дать общий итог.

Сен-Симон всегда был дуалистом, признававшим существование двух независимых начал – материального и духовного. И если прежде все его помыслы были заняты материальной стороной учения, то теперь, стремясь завершить его, он обращает основное внимание на духовную сторону.

Сам он в религии не нуждается – с него достаточно тех выводов, которые можно сделать на основании опыта и точных наук. Будущее человечество, воспитанное в обстановке индустриального строя, также не будет в ней нуждаться. Но теперь, в переходный период, когда современное поколение слишком сроднилось с идеей бога, без религиозных верований обойтись нельзя. И поэтому необходимо приспособить религию к потребностям нарождающегося промышленного строя, создать такое мировоззрение, которое облегчит переход к будущему. В этом суть дела.

А отсюда и тот главный тезис, который выделяет Сен-Симон в «Новом христианстве».

«…Согласно принципу, богом данному людям в качестве правила поведения, они должны организовать общество способом, наиболее выгодным для наибольшего их числа; во всех их работах и действиях целью их должно быть возможно более быстрое и возможно более полное улучшение морального и физического существования самого многочисленного и самого бедного класса. В этом, и только в этом, заключается божественный элемент христианской религии…»

Итак, Сен-Симон снова думает о рабочем классе, о пролетариате, и только о нем. Снова самое горячее желание философа – добиться максимального улучшения жизни основного непосредственного производителя современного общества.

И снова он идет по пути, уже проторенному в «Индустриальной системе», «Катехизисе промышленников» и других работах этого периода. Он заботится о низах, но верит только верхам. Заботу о пролетариях он предоставляет промышленникам.

Правда, теперь он уверен в них гораздо меньше, чем прежде. Реальная жизнь показала ему, что предприниматель, «вождь производства», – это далеко не тот человек, которого раньше философ принимал за эталон добродетели. И поэтому, отчаявшись в других средствах, Сен-Симон, стимулируемый Родригом, решает обратиться к божьей помощи и взвалить на плечи бога задачу, с которой не справился сам.

Религия Сен-Симона ставит перед собой одну главную цель: заставить фабриканта заботиться о нуждах рабочих, внушить ему, что это первостепенная его задача, ввести моральную гарантию того, что индустриальный строй действительно раскрепостит бедняка…

Весьма странная, несбыточная мечта, идея, которая не внесла в теорию Сен-Симона ничего, кроме путаницы. Ибо то, что он считал средством, многие из его учеников приняли за цель. Так получилось и с Родригом, который сотрудничал с Сен-Симоном во время написания его последнего труда и который издал «Новое христианство» в год смерти философа.

Да, 1825 год был последним его годом. Смерть торопила великого мечтателя. Его здоровье, подорванное прежними испытаниями, внезапно сдало.

В апреле, буквально на следующий день после выхода «Нового христианства», Сен-Симон заболел. Поначалу болезнь не внушала больших опасений – философ продолжал работать. Он успел прочитать книгу Огюстена Тьерри «Завоевание Англии норманнами» и дал высокую оценку первому большому труду своего бывшего ученика. Вместе с Родригом он деятельно разрабатывал план проектируемого журнала «Производитель».

Но затем слег. И вскоре стало ясно, что больше ему уже не подняться.

В конце апреля больного по его просьбе перевезли в более тихий и зеленый район – в Монмартрское предместье. Здесь вокруг него собрались все ученики и друзья. Родриг не отходил от постели мыслителя и читал ему вслух «Новое христианство». Несколько раз вместе с Родригом пришел новый поклонник, Бартелеми Анфантен, восхищенный последней книгой учителя. Часто бывали Леон Алеви, доктор Байи и юрист Дювержье.

19 мая состояние больного резко ухудшилось. Родриг пригласил знаменитых врачей – Галля и Бруссэ. Галль, хорошо знавший Сен-Симона со времени Директории, пришел первым. После короткого осмотра он констатировал отек легких и заметил, что жить больному осталось недолго.

Бруссэ подтвердил диагноз.

В эти последние часы Сен-Симон был очень активен. Он хотел умереть как философ. И умирал как философ. Невзирая на боль и слабость, он говорил, говорил, говорил, словно желая перехитрить смерть, стоявшую за его плечами. О себе он не думал совсем.

– Вы очень страдаете? – спросил его в шесть часов вечера доктор Байи.

– Нет, – ответил Сен-Симон.

– Как, разве вы не испытываете боли?

Умирающий с бледной улыбкой взглянул на врача.

– Сказать так значило бы солгать, но какое это имеет значение?.. Поговорим о другом…

– Какая голова! – прошептал Бруссэ, уходя. – Какое величие духа!..

Сен-Симон был настолько погружен в свои мысли, что, когда спросили, не хочет ли он повидаться с дочерью – самым дорогим для него существом, больной категорически отказался.

– К чему тревожить ее? – сказал он. – Мои последние минуты должны быть посвящены только моей системе.

Точно так же не пожелал он принять и племянника Виктора, хотя нежно его любил.

– Помните, – говорил он, обращаясь к ученикам, – что для совершения великого дела необходима страстная увлеченность… Целью трудов моей жизни было создать всем членам общества широчайшие возможности для развития их способностей…

Его очень волновала судьба журнала.

– Вот уже двенадцать дней я только и занят тем, что указываю вам средства для успешного проведения этого дела, и теперь в течение трех часов силюсь изложить сущность моих идей на этот предмет. Сейчас я могу вам сказать только следующее: вы приближаетесь к эпохе, когда хорошо рассчитанные усилия должны увенчаться величайшим успехом. Плод созрел, и вам остается сорвать его…

Пульс становится все слабее, слабеет и голос…

В последний раз философ с усилием поднимает руку и шепчет:

– Наше дело в наших руках…

…В девять часов вечера его не стало…

Его хоронили 22 мая. Собрались все, пришли даже Конт и Тьерри. Похороны были гражданскими – акт большой смелости в дни, когда час от часу усиливалась католическая реакция.

На могиле выступали Леон Алеви и доктор Байи.

Алеви сказал:

– В то время когда люди в свои предсмертные часы думают о друзьях, родных, о себе самих, Сен-Симон свои последние минуты отдал тем, кто работает, тем, кто страдает, той великой семье, чьи интересы он защищал, которую усыновила его душа…

…Может быть, недалеко то время, когда воздадут должное этому вельможе Франции, постоянно защищавшему интересы обездоленных и угнетенных, этому гранду Испании, сражавшемуся за американскую свободу, этому потомку Карла Великого, боровшемуся за мир и счастье людей единственным оружием – логикой мысли…

Через несколько дней после похорон мадам Жюлиан писала дочери философа:

«Я поставила ему памятник на кладбище Пер-Лашез от вашего и моего имени; на камне нет ни хвалебных стихов, ни титула, просто: Анри Сен-Симон, умер 19 мая 1825 года, в возрасте 65 лет. Это не помешает потомству признать в нем великого человека. Ведь могилы Мольера, Лафонтена и других гениальных людей столь же скромны…»

Сен-Симон умер нищим. После него остались долги: 153 франка за прокат мебели, 150 франков за лечение, 135 франков – булочнику.

Долги уплатила мадам Жюлиан с помощью друзей покойного.

Какова была дальнейшая судьба этой самоотверженной женщины?

Мы этого не знаем. Известно лишь, что в июле 1825 года она оставила свою квартиру и поселилась в маленькой комнатке на улице Сент-Андрэ. Долгое время она состояла в переписке с дочерью Сен-Симона Каролиной-Шарлоттой. Что касается последней, то она проживала в Париже, была дважды замужем и умерла в 1834 году, оставив троих детей – мальчика и двух девочек, следы которых затерялись в сутолоке жизни.

Любимый племянник Сен-Симона Виктор, сын сестры философа Аделаиды, сделал военную карьеру, но умер бедным, как и все Сен-Симоны. Его единственной заслугой перед потомством было первое более или менее полное издание знаменитых «Мемуаров» своего далекого предка, герцога Луи де Сен-Симона.

А в общем, со смертью самого знаменитого из Сен-Симонов некогда знаменитый род угас, растаял, испарился и не подарил миру больше никого, кто мог бы своим именем украсить страницы истории.

Но если Анри Сен-Симон не оставил семьи в юридическом смысле слова, то его уход совпал с зарождением большой духовной семьи, взявшей знамя из слабеющих рук философа и готовой нести его дальше, сквозь любые препятствия.

Сен-Симон умер – сен-симонизм начал свое историческое бытие.