Текст книги "Занимательно о космологии"

Автор книги: Анатолий Томилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава вторая

^{из которой читатель совершенно самостоятельно делает вывод о том, что прогресс вовсе не прямо пропорционален времени}

Интеллектуальным достижениям древнегреческих мыслителей до Аристотеля не хватало системы.

Были отдельные факты, принципы, отдельные гипотезы. И величайшим вкладом в общее развитие науки явилась бы классификация как основа для объединения достигнутого в единую систему.

Правда, любая классификация чревата и опасными последствиями, ибо создает впечатление завершенности, законченности, закрывает путь к дальнейшему развитию.

Но к этому выводу еще нужно было прийти. В IV же веке до нашей эры классификация и логика были нужны науке как воздух. И тогда появился Аристотель. Впрочем, не будем забывать, что герои не приходят случайно и ниоткуда. Их вызывает из небытия эпоха.

Аристотель

Об Аристотеле написано много. Настолько много, что отделить сегодня правду от вымысла, от легенды почти невозможно.

Итак, доподлинно известно, что родился Аристотель в Стагире – городе Древней Македонии, в семье лекаря. В детстве ему наверняка прививали уважение к природе, как и полагалось потомку Асклепия, покровителя медицины.

Семнадцатилетним юношей переехал Аристотель в Афины, где на двадцать долгих лет стал учеником философа Платона. Дух объективного идеализма, царивший в академии, должен был отвратить молодого человека от привитых дома взглядов. И не исключено, что вначале так оно и случилось. Сочинения, написанные стагирцем в тот период, касаются в основном таких абстрактных наук, как риторика и логика. Но чем более зрелым становится Аристотель, тем больше самостоятельности проявляет в обсуждении философии учителя. И когда на склоне лет Платон углубился в логические спекуляции и романтические иносказания, призывая своих учеников отречься от реальности «сверхчувственного» мира к «чистой мысли» и «идеальным прообразам зримого мира», Аристотель порвал с ним и выступил против всей системы объективного идеализма. «Платон мне друг, но истина – дороже» – знаменитые слова, сказанные Аристотелем, стали нарицательной формулой идейного размежевания.

С этого момента во взглядах Аристотеля начинает выкристаллизовываться гармоническое сочетание абстрактно-логического анализа с пристальным вниманием к явлениям природы. После смерти Платона Аристотель покидает Афины и возвращается на родину. В 343 году император Филипп Македонский вызывает его ко двору и предлагает стать воспитателем тринадцатилетнего сына Александра. Философ принимает предложение и, сменив предыдущего наставника, неотлучно находится возле будущего основателя великой империи. Правда, через три года шестнадцатилетний Александр вынужден был заняться государственными делами, а еще два года спустя он во главе отцовских войск выиграл свою первую битву. Философ и ученик-воин расстались окончательно. Александр отправился в походы, а щедро одаренный им Аристотель вернулся в Афины, где основал соперничающую с платоновской Академией школу – Ликей.

Здесь, гуляя по тенистым аллеям сада, он занимался по утрам с учениками, а после обеда читал общедоступные лекции для всех желающих, выступал в спорах и диспутах с философами иных направлений.

Легенды донесли до наших дней образ Аристотеля в виде малорослого, хилого и на редкость непривлекательного человека с вечной язвительной усмешкой на тонких губах. Говорил Аристотель картавя. В отношениях с людьми был холоден и надменен. Но вступать с ним в спор решались немногие. Злая и насмешливая речь Аристотеля разила наповал. Он разбивал доводы любого противника. Разбивал логично, остроумно и жестоко. У оппонента не оставалось ничего, что бы он мог противопоставить в споре с Аристотелем, ничего, чтобы если не выиграть спор, то хотя бы свести его к почетной ничьей. Нет, Аристотель бил насмерть! Это, конечно, не прибавляло ему друзей. И когда покровитель философа Александр Македонский умер, многие обрадовались возможности поквитаться с Аристотелем. Его обвинили в безбожии.

Это было самым популярным обвинением не только в древности. Оно всегда вызывало сочувствие масс, и от него практически невозможно защищаться. В наше время его заменили столь же демагогические лозунги «нелояльность», «преступление перед нацией, перед народом», – набор жалких софизмов, позволяющих правителям капиталистического мира управлять народными массами.

Аристотель понимал всю трудность своей защиты. Перед его мысленным взором стояла судьба Сократа, получившего по приговору предвзятого суда чашу с ядом. И «чтобы избавить афинян от нового преступления против философии», Аристотель бежит из города и из Греции, перебирается в малоазиатскую колонию. Правда, помогло это мало. Отравившись во время трапезы рыбой, он скоро умирает. Воля богов свершилась, так утверждают легенды.

Разнообразие гения философа поистине удивительно. Его многотомные сочинения «Органон», «Аналитика» и «Топика» посвящены логике, «Метафизика» в двадцати книгах и многие другие сочинения – философии. «Лекции по естествознанию», «Физика», «История животных» и сочинения «О небе» говорят сами за себя. Аристотель оставил труды по психологии и истории, этике и эстетике, политике, риторике, поэтике и многим другим отраслям знаний.

Уже из одного перечня сочинений философа легко понять, что вряд ли можно считать Аристотеля мыслителем-одиночкой. Великолепные организаторские способности, умелое руководство занятиями учеников помогли ему стать настоящим главой школы. Ибо только тщательно направляемой работой большого коллектива можно объяснить количество и разносторонность научного материала, представленного в Аристотелевых сочинениях. Так что если академия Платона была первым университетом в истории человечества, то аристотелевский Ликей можно считать прообразом научно-исследовательских институтов.

Карл Маркс называл Аристотеля Александром Македонским греческой философии, имея в виду, что если полководец подчинил себе мир оружием, то философ сделал то же при помощи мысли.

Создавая свою систему мироздания, Аристотель собирает всю сумму накопленных знаний, диалектически рассматривая их с позиций здравого смысла. При этом он, не задумываясь, отвергает прогрессивные, с точки зрения XX века, идеи своих предшественников. Его вселенная – вечно живой и целесообразно функционирующий организм. Он был и будет вечно. Аристотель возвращает Земле положение центра мира, отказывается от учения о ее движении, о множественности миров как от ненаглядных труднодоступных понятий. И строит космологическую схему пространственно ограниченной и вечной во времени вселенной. Эта вселенная включает в себя ряд концентрических небесных сфер, приводимых в движение в конечном счете богом. Схема проста, она пережила не только своего создателя, но и в течение почти двух тысячелетий довлела над наукой, препятствуя ее дальнейшему развитию.

Победа аристотелизма

Космологические идеи Аристотеля на долгие годы победили и взгляды пифагорейцев, и более поздний прогрессивный гелиоцентризм Аристарха Самосского, одинаково успешно придушили демокритовский материализм и идеализм Платона, противопоставили им ортодоксальные, довольно ограниченные концепции. По мнению Дж. Бернала, одной из причин этого является трудность понимания концепций древнегреческих мыслителей. «Их никто не мог понять, кроме очень хорошо подготовленных и искушенных читателей, которых нелегко было найти в эпоху раннего средневековья. Однако труды Аристотеля при всей их громоздкости не требовали (или казалось, что не требовали) для их понимания ничего, кроме здравого смысла. Аристотель, подобно Гитлеру, никогда не говорил кому-либо что-то такое, во что те не поверили бы. Не было необходимости в опытах или приборах для проверки его наблюдений, не нужны были трудные математические вычисления или мистическая интуиция для понимания какого бы то ни было внутреннего смысла… Аристотель объяснял, что мир такой, каким все его знают, именно такой, каким они его знают. Подобно Журдэну из „Мещанина во дворянстве“ Мольера, все они были философами, не осознавая этого».

Кроме того, ни одна из идей древних философов не была никогда облечена в столь стройную и строгую систему доказательств, как у Аристотеля.

Космологическая концепция Аристотеля была не только наглядна, понятна и привычна людям. Она была тесно связана с его исследованиями проблем движения, пространства и времени, доступна подтверждению самыми простыми опытами и самыми поверхностными наблюдениями.

Аристотель полностью отказался от взглядов ионийской школы, проповедовавшей идею образования мира. По его мнению, мир всегда был таким, каким мы видим его сейчас. Не было необходимости в его сотворении.

Эта идея вечности вселенной очень мешала христианской церкви, когда учение Аристотеля было принято в качестве философской основы идеологии католицизма. И она «исправляет» учение философа, объявляя мир возникшим из ничего «по воле божьей» и предрекая ему гибель по той же причине в конце отпущенного срока. Это единственная существенная поправка, внесенная в космологию Аристотеля за время ее двухтысячелетнего господства.

Но особенно удобной оказалась для будущего христианской церкви идея Аристотеля о врожденном стремлении разумной части человеческой души к совершенству. Аристотель писал: «Мы должны испытывать любовь к высшему, когда мы видим его». Эта «обязательная любовь» пронизывала у философа все уровни отношений: раба – к господину, жены – к мужу и человека – к богу. Эта концепция извечного порядка и обеспечила философии Аристотеля поддержку средневековых клерикальных схоластов, которые превратили его философское учение в мертвую ортодоксальную догму. «Схоластика и поповщина взяли мертвое у Аристотеля, а не живое», – писал Владимир Ильич Ленин.

Если попытаться проникнуть в изначальную глубину причин победы аристотелизма, мы придем к неизбежному выводу, что бесперспективность рабовладельческого строя не могла не привести к ортодоксии – слепому следованию установленным принципам. Б. Рассел писал: «Философия учила воспринимать жизнь такой, какая она есть, и ничего не предлагала тем, кто находил ее невыносимой, кроме учения о том, что страдания их неизбежны и являются частью великого устройства природы. Подобная философия шла по пути превращения в религию, но религию в интересах лишь высших классов».

Рабовладельческое общество презирало труд. Наука же без труда, без эксперимента лишается своей главной опоры – возможности повторить и проверить выводы. Правда, сказать, что во времена древнегреческой цивилизации практика находилась в загоне, тоже нельзя. Хотя греки и презирали труд, их время знаменито не только мировоззрениями. Блок, рычаг, полиспаст, колодезный журавль с противовесом, весы, кривошип, гончарный станок, центрифуга, зубчатая передача плюс просто Архимед с его сорока «патентами» и Герон Александрийский с пожарной и паровой машинами принадлежат тоже грекам. Но главным богатством древних греков были, конечно, философские учения. Фридрих Энгельс писал в «Диалектике природы», что «в многообразных формах греческой философии уже имеются в зародыше, в процессе возникновения, почти все позднейшие типы мировоззрений».

Автор уже не раз упоминал о гелиоцентризме в воззрениях греков. Особенно убедительно эти идеи звучат в творчестве Аристарха Самосского (310–230 гг. до н. э.). Это был выдающийся астроном и геометр, первым предпринявший определение расстояний до небесных тел по данным наблюдений.

Измерив видимый диаметр Солнца и рассчитав, что расстояние до него в 19 раз превышает расстояние до Луны, он пришел к выводу, что дневное светило значительно больше Земли по объему. Он же высказал мнение, что звезды находятся еще намного дальше от Земли, чем Солнце. Кроме того, будучи приверженцем учения Пифагора, Аристарх смело поместил Солнце в центр мира, а Землю, вращающуюся наподобие волчка вокруг своей оси, заставил обращаться вокруг Солнца по орбите.

Историки нашего времени обладают лишь одной работой Аристарха «О размерах и взаимных расстояниях Солнца и Луны». Причем расчеты Аристарха около двадцати столетий были «надежной» составной частью астрономии. Никому и в голову не приходило проверить их достоверность. Однако в свое время идеи Аристарха принесли ему массу неприятностей. Как и полагалось, нашелся защитник авторитета богов. Это был стоик Клеант, обвинивший Аристарха в безбожии.

Гелиоцентрическая идея без поддержки наглядными фактами приверженцев не нашла. Но мысль о том, что не Земля, а Солнце является крупнейшим телом вселенной, была весьма прогрессивной для того времени. Кроме того, не взгляды ли Аристарха Самосского послужили толчком для Архимеда в его попытках впервые вычислить размеры вселенной?

В общем, заканчивая Аристархом Самосским счастливую эпоху греческого развития, автор призывает читателя прийти в восторг, восхититься их достижениями и, воздев руки горе, воскликнуть: «Слава грекам-философам! Ура мудрецам-софистам! Ионийцам, пифагорейцам, элеатам и атомистам, угрюмым циникам и жизнерадостным киренцам, перипатетикам, стоикам и эпикурейцам, скептикам, гностикам и всем, всем остальным». После чего он смело переходит к следующему временному этапу, не столь, может быть, светлому, как древнегреческий и эллинский периоды в науке, но чрезвычайно важному для нашего повествования.

На закате классической греко-римской культуры

После смерти Александра Македонского и короткого времени расцвета новой столицы империи великого полководца – Александрии – обстановка в мире сменилась. Разобщенное греческое государство уступило первенство могучему военному Риму. А сама Греция перешла на роль одной из провинций новой империи. Отборные римские легионы раздвинули границы империи, сделали их необозримыми. После шестнадцати, а то и двадцати и двадцати пяти лет службы отставные воины возвращались на родину, рассказывая небылицы о туманах Британских островов и непроходимых топях верхнего Нила, о трудностях сторожевой службы у Понта Эвксинского (так называли в те времена Черное море) и на берегах Гирканского (Каспийского) и Красного морей.

Посмотрите на карту и представьте себе эти просторы без железных и шоссейных дорог, без самолетов и автомобилей. Попробуйте представить себе время, когда самым быстрым способом передвижения была верховая лошадь, и вы поймете, что территория Римской империи была слишком большой.

Завоевания римлян в отличие от походов Александра Македонского мало что нового приносили покоренным народам. Своей развитой культуры с богатыми традициями у Рима не было. Пересадка же греческой культуры на почву Италии произошла слишком поздно. Во-первых, и сама греческая цивилизация уже клонилась к закату. Во-вторых, приняв парадную сторону греческой культуры, высшие классы римского общества в глубине души презирали своих учителей. Например, основатель римской прозаической литературы и выдающийся государственный деятель Катон Старший (II в. до н. э.) ненавидел греческую науку. Он всю жизнь боролся против греческой образованности, считая, что философы лишь развращают римлян.

С древнейших времен, говоря о науке, люди сравнивали ее со светом, считая, что знания освещают путнику дорогу. В наши дни это сравнение не изжило себя. К науке оказалось приложимо еще одно качество света. Читатель, конечно, знаком с фотоном – элементарной частицей света, обладающей корпускулярными и волновыми свойствами. Одно из ее свойств заключается в том, что масса покоя фотона равна нулю. То есть, чтобы существовать, частица должна непрерывно двигаться. Не так ли и наука?.. Знания, которые не развиваются, начинают деградировать и в конце концов исчезают. А какое практическое применение открытиям эллинов или римлян мог дать рабовладельческий строй? Труд – удел раба. Отсюда: презрение к тем, кто пытается приспособить знания для нужд практической жизни, и отрицание роли эксперимента, и преклонение перед догмами.

Мы говорим: астрономия развивалась из нужд мореплавания. Но у греков почти не было судов, способных выйти в открытое море. Путешествия совершали финикийцы. А ленивые римляне предпочитали риску дальних странствий чтение переведенной гомеровской «Одиссеи». Истинные знания философов применения не находили и постепенно предавались забвению, утрачивались. Постепенно мифы и легенды снова пришли на место натурфилософских гипотез.

Конечно, дело, начатое философами, не могло остановиться сразу. Некоторое время оно катилось по инерции. Но каковы результаты сложного и длительного пути греческой, эллинской и римской астрономии?

Примерно около 280 года до нашей эры Аристилл и Тимохарис составили первый в Европе звездный каталог. Около 230 года до нашей эры александрийский астроном Эратосфен, наблюдая тень от гномона (часы) в Сиене и Александрии, определил окружность Земли. Длина ее 250 тысяч египетских стадий (примерно 45 тысяч километров).

В период приблизительно от 180 до 125 года до нашей эры жил Гиппарх – величайший астроном древности. Он составил первые лунные и солнечные таблицы, изобрел несколько астрономических инструментов, ввел систему географических координат для определения положения точки на земной поверхности. Гиппарх составил звездный каталог, содержащий описание положений 1022 звезд, открыл прецессию.

Наконец, к 46 году до нашей эры по указанию Юлия Цезаря александрийский астроном Созиген произвел реформу римского календаря. За начало года было решено принимать 1 января. И счет по юлианскому календарю начался с 1 января 45 года.

Новая эра не отметила свое наступление особыми научными результатами. Примерно в 150-м ее году создается Клавдием Птолемеем «Великое математическое построение астрономии в XIII книгах» – труд, названный впоследствии арабами «Альмагестом». Эта работа до середины XVI столетия являлась самой полной астрономической энциклопедией. Птолемей окончательно закрепил и узаконил геоцентрическую схему устройства Аристотелевой вселенной.

Читатель, безусловно, уже ждет, что сейчас автор развернется и даст волю своей фантазии, описывая портрет великого астронома древнего мира. Но увы. Еще на первых страницах «обращения» автор клятвенно обещал не пользоваться материалом без знака исторического ОТК: не сохранилось ни облика, ни единой черты характера этого астронома, никто не знает точных дат его рождения и смерти. Остался лишь его труд из тринадцати книг.

Птолемей улучшил и расширил теории своих предшественников, добавил к ним свои наблюдения и довел теорию эпициклов до такого совершенства, что, пользуясь ею, астрономы могли по геоцентрической системе делать некоторые практические расчеты для астрономических целей. Очевидно, с тех пор стала развиваться традиция считать, что чем большее значение в науке имеет математика, тем точнее становится сама наука. И что между точностью и истиной существует прямое соответствие. Мы еще встретимся впереди с тем явлением, когда самые различные и непримиримые гипотезы будут одинаково хорошо согласовываться с описываемым явлением, пока какие-то опытные данные не перевесят чашу весов в пользу одной из них.

Для нас же особенно важным является то, что целью титанической работы Птолемея являлась выработка основ геометрической картины мира.

Труд Птолемея «был карнавальным шествием геометрии, праздником глубочайшего создания человеческого ума в представлении вселенной» пишет видный голландский астроном и историк астрономии Антони Паннекук. Жизнь и деятельность Птолемея протекали во время счастливого царствования императоров Адриана и Антонина. Римская империя словно отдыхала от хаоса непрерывных войн, борьбы и экономических затруднений. Со стороны можно было подумать, что античное общество вступило в солнечную эру мирного развитая, что наступил золотой век великой эллинской культуры. Но увы! Это было вовсе не так. Специалисты-историки утверждают, что ко времени падения Римской империи образ жизни населявших ее народов мало чем отличался от жизни во времена бронзового века, закончившегося два тысячелетия назад. И это после Гомера, Фалеса, Демокрита и Платона, после Сократа, Аристотеля, после Эпикура… Прошло всего лишь столетие, и разразившийся ураган сломал могучую империю. А еще век спустя вся культура античного мира оказалась забытой.

Зигзаг истории

В начале новой эры в римских катакомбах появились оборванцы, называвшие себя христианскими апостолами. Они собирали вокруг себя гладиаторов и рабов, произносили проповеди. Людям, истосковавшимся по истине, они твердили о высшей справедливости. Рассказывали о едином настоящем боге для всех людей: богатых и бедных, патрициев и рабов… Такая новая и необычная идея привлекала на проповеди массы людей.

Апостолы учили не дорожить жизнью, потому что каждому страдальцу обеспечено роскошное существование за гробом. И постепенно христианская секта становилась могучей и неразрушимой организацией, построенной на слепой вере в учение апостолов.

Императоры жестоко расправлялись с христианами. Их бросали в клетки с дикими зверями, убивали на аренах цирков, распинали на крестах… Ничто не помогало.

Христиане становятся все многочисленнее, все сильнее. Они начинают ответную борьбу с язычеством. Подстрекаемые фанатичными епископами, толпы их разрушают храмы, разбивают скульптуры и памятники, наивно думая, что уничтожают идолов.

Вождями первых христиан были отнюдь не самые образованные люди своего времени. Не в силах понять мудрость, заложенную в древних книгах, они ведут озверелые толпы на погром александрийской библиотеки. Разжигают костры из «языческих» рукописей. За долгие годы господства Рима толпа привыкла к зрелищам, и властолюбивые патриархи христианства направляют энергию послушных людей против всего ненавистного им самим. А ненависть у человека ограниченного вызывает прежде всего то, что он не понимает. И патриархи руками христиан громят обсерватории и убивают ученых, которые по старинке чтили прежних богов…

На рубеже IV–V веков в Александрии жила первая в мире женщина-астроном, математик и философ, дочь математика Теона. Звали ее Ипатией. К сорок пятому году жизни перу Ипатии Александрийской принадлежали уже несколько трудов, перечисленные в одном из византийских словарей. До нас эти работы не дошли. В 415 году толпа озверелых христиан, доведенная до последней стадии фанатизма монахами-проповедниками, «ворвалась в ее дом, вытащила оттуда несчастную женщину и разорвала на части прекрасное тело этой ученой язычницы, прежде чем патриарх Кирилл успел вмешаться…». Скорее всего патриарх не спешил. Ведь Ипатия не исповедовала милосердного христианского учения.

Такие события повторятся еще не раз на протяжении истории. И каждый раз им будет казаться, что выполняют они свою волю, хотя в действительности являются просто средством, при помощи которого пробиваются к власти жадные, хитрые и энергичные ничтожества.

Христиане зажгли первые костры из книг. Отцы-инквизиторы подхватили эстафету из рук патриархов. А когда религия уступила свое место политике, таким же праздником огня ознаменовали свой приход к власти фашисты в 1933 году.

Жечь книги – самый верный признак деградации культуры. Помните это: «Жечь было наслаждением. Испытываешь какое-то особое наслаждение при виде того, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются… руки, превращая в пепел изорванные, обуглившиеся страницы истории, кажутся руками диковинного дирижера, исполняющего симфонию огня и разрушения… Он шагает в рое огненно-красных светляков, и больше всего ему хочется сделать сейчас то, чем он так часто забавлялся в детстве, – сунуть в огонь прутик с леденцом, пока книги, как голуби, шелестя крыльями-страницами, умирают на крыльце и на лужайке перед домом; они взлетают в огненном вихре, и черный от копоти ветер уносит их прочь».

Это Рэй Брэдбери – американский писатель. Книга, которая начинается этим страшным абзацем, называется «451° по Фаренгейту» и снабжена пояснением: «451° по Фаренгейту – температура, при которой воспламеняется и горит бумага». Посвящена эта книга будущему Америки.

Когда пламя костров не разгоняет мрака ночи

В конце IV века последний римский император Феодосий издает эдикт против язычников. Эдиктом назывался особо важный указ императора. Отныне и навсегда людям запрещались жертвоприношения и посещения языческих храмов. Храмовое имущество отбиралось в пользу государства, а строения подлежали разрушению. Единственно истинной и допустимой объявлялась христианская вера, при том вера лишь в той форме, которая принята в Риме.

В 382 году Феодосий впервые произносит роковое слово «инквизиция», что в переводе с латыни означает «расследование». И хотя учреждена инквизиция была много позже, это слово на долгие столетия сделалось мрачным спутником христианской церкви. Указ недолго оставался на бумаге. Скоро в городе Трире запылали первые костры, на которых сгорели заживо те, кто не захотел подчиниться александрийскому или римскому пастырям. Сожженные еретики были такими же христианами и расходились с Римом в столь незначительных вопросах веры, что сегодня эти разногласия были бы нам просто непонятны. Но католическая церковь не желала терпеть никакого инакомыслия.

С этого момента «солнце интеллекта» над Европой стало быстро двигаться к закату. Из зала сената в Риме вытащили на слом знаменитую статую «Победы», признав ее идолом языческой веры. В 394 году в Греции были проведены последние Олимпийские игры. В том же году христианские епископы погасили вечный огонь в храме богини Весты – хранительницы домашнего очага. Год за годом тина равнодушия затягивала родники познания. И если первым христианам нельзя было отказать хотя бы в мужестве, то теперь, когда христианская религия стала силой, она притягивала к себе множество проходимцев, людей алчных, имеющих одного бога – богатство. Теперь епископский сан гарантировал не арену Цирка с дикими животными и не крест у дороги. Теперь епископский сан означал богатства, славу и власть!

Невежественные люди, возвысившиеся не знаниями и способностями, а благодаря интригам и подлости стали претендовать на звание единственных и непогрешимых учителей церкви. А как известно, власть над людьми умными и знающими – сооружение весьма шаткое. И тогда невежественные, но хитрые «учителя» объявили истиной только то, что говорят они сами. Тех, кто не соглашался, объявляли еретиками и отправляли на костер.

Замечательное стремление, свойственное человечеству, исследовать окружающий мир, отцы церкви призвали считать грехом. «Неведение – мать благочестия, разум – от дьявола», – учили они.

Самой первой атаке подверглись философские исследования древних и их воззрения на устройство мира. «Возможное ли дело, – пишет один из ярых поборников новой религии, епископ Лактанций, – чтобы люди были так безумны и верили, что хлеба и деревья висят по другую сторону неба вниз и что люди держат ноги выше головы?..» И все с ним соглашались: «Конечно, невозможно!» А Блаженный Августин, один из самых известных учителей западной церкви, прямо говорил, что обитание людей на другой стороне Земли невозможно, потому что об этом не говорится в священном писании. Это были страшные слова, породившие догму: «Все то, чего нет в писании, ересь!» Такая постановка дела у кого хочешь отобьет желание заниматься наукой. Принятие же подобной догмы равносильно распахиванию двери в пустоту…

Добившись первенства в области духовной, церковь все более долгими взглядами ласкала власть светскую. Между королями и папами начинаются трения. Сначала папами называли всех епископов. Но уже с V века этот почетный титул относится преимущественно к римскому архиепископу.

Принципы непогрешимости папы римского

Историки католической церкви пишут историю папства, представляя верховных пастырей христианства – римских пап как мудрых и добрых людей аскетического образа жизни. Одной из главных отличительных особенностей католицизма является признание римского первосвященника (папы) «наместником Христа – сына божьего на Земле», непогрешимым в делах веры.

Папы не раз вмешивались в вопросы науки о вселенной. Давайте отвлечемся на минутку от научных вопросов и посмотрим, что же представляли собой в прошлом «мудрые и скромные наместники милосердного Христа на Земле». А там читатель и сам, основываясь на русской поговорке: «каков поп, таков и приход», сделает вывод о том, что представляла собой церковная братия средневековья.

В 955 году на папский престол был возведен сын одного из самых богатых римских сенаторов Октавиан. Он принял папский посох и стал править церковью под именем Иоанна XII. А было в ту пору Октавиану – Иоанну XII шестнадцать лет. Но и в эти юные годы он был уже до мозга костей испорчен. Не прошло и года, как к императору Оттону I отправилась делегация римлян с жалобой на юного папу.

«– Это дьявол! – рассказывали посланцы. – И, как дьявол, он ненавидит создателя. Он оскверняет святыню, он невоздержан, для него не существует справедливости… Ради удовлетворения своих прихотей он идет на святотатство и убийство. Он насильник и кровосмеситель. Все честные римлянки – девушки, замужние женщины и вдовы – бегут из Рима, чтобы не стать его жертвами. Дворец папы, в прошлом неприкосновенная святыня, превращен им в публичный дом…»

В те годы императоры еще имели власть назначать и сменять пап. Оттон тут же распорядился созвать специальный собор, на котором самые видные церковники должны были обсудить поведение молодого папы. На соборе присутствовало много итальянских, немецких и французских служителей церкви.

«Сначала против папы выдвинули „незначительные“ обвинения. Его обвиняли в том, что он никогда не осеняет себя крестом, что он появляется перед верующими в военных доспехах, что часто с подозрительными компаниями отправляется на охоту, что он всегда сквернословит, играет в карты и просит языческих богов Зевса и Афродиту помочь ему выиграть.

Затем появились обвинения более серьезные. Так, его обвиняли в том, что он пил за здоровье сатаны (и ссылались на свидетелей, присутствовавших при этом).

Кардинал Джиованни и епископ нантский обвиняли Иоанна в том, что он возвел одного из своих любимцев в епископский сан в конюшне. Обвиняли его в продаже церковных должностей и установлении определенной платы за возведение в сан.

Рассказывали, что папа за деньги посвятил в сан епископа десятилетнего мальчика…»

Короче говоря, прегрешений было столько, что собор постановил низложить папу. И на его место был избран другой, принявший имя Льва VIII.

После того как император с войском покинул Италию, притихший бывший папа Иоанн XII с компанией верных друзей и собутыльников ворвался в Рим и силой занял папский престол. Несчастному Льву VIII, который тоже, конечно, был негодяем, но проиграл, отрезали язык, нос, отрубили пальцы. Кардиналу Джиованни отрубили руку, а епископа нантского папа самолично приказал отстегать хлыстами.