Текст книги "Занимательно о космологии"
Автор книги: Анатолий Томилин
Жанр:
Астрономия и Космос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Анатолий Николаевич Томилин
Занимательно о космологии
Вместо введения
– обращение, в котором автор, используя все доступные ему аргументы, пытается уговорить читателя не браться за эту книгу
Уважаемый читатель! Перед вами книжка о космологии. Но прежде чем переходить к сути дела, давайте договоримся, что мы оба будем понимать под указанным термином.
Космос– с греческого « вселенная».
Логос– на том же древнем языке означает: « понятие, учениеили наука».Соединив обе части вместе, мы одним махом можем покончить с семантическими исследованиями и получить:
Космология – наука, изучающая вселенную!Коротко и просто. Остается не совсем ясным пустяк – что подразумевать под словом «вселенная»? Есть одно легкомысленное определение, которое гласит: «Вселенная есть все сущее вокруг нас!»Так говаривали прежде. Так порой повторяем и мы, не задумываясь об ассортименте окружающей нас действительности. А он, ассортимент-то этот, довольно обширен. Он простирается от живого до мертвого, от взаимоотношений людей до столкновения элементарных частиц и галактик. От мезонов с «веком» в миллиардные доли секунды до звезд, возраст которых исчисляется миллиардолетиями. От фотонов с массой покоя равной нулю и до квазаров – гигантских скоплений бушующей материи, вобравших в себя массы миллиардов солнц…
Определение «все сущее»получается довольно расплывчатым. Разве в состоянии кто-нибудь постигнуть все-все?Да к этому и стремиться нечего. Говорят же умные люди: изучать все – значит, не изучать ничего. Недаром наука поделена на некие приусадебные участки, за которыми бдительно следят рачительные хозяева.
Мы заговорили об элементарных частицах, и смотрите, как нахмурились физики. Тайны материи на ее элементарной стадии развития – прерогатива физики элементарных частиц!
Мы упомянули о квазарах и галактиках – насторожились астрономы и радиоастрономы. И те и другие очень не любят, когда их путают, но в драку, если ущемляются интересы музы Урании, вступают сообща.
Мы коснулись вероятности столкновения частиц, вычисления сил взаимодействия огромнейших галактик – математики лишь удивленно поднимают брови. Эти интеллигентные люди глубоко убеждены, что любая наука, пока она не стала отраслью математики, сродни шарлатанству. Убеждены, но молчат из вежливости.
И все-таки, несмотря ни на какие протесты физиков, грозные лица астрономов и поднятые брови интеллигентных математиков, все три науки входят равноправными ингредиентами в общий котел космологии. И не только они. Есть еще один…
Оглядитесь, все окружающее имеет свое начало, все окружающее имеет свой конец. Так подсказывает нам здравый смысл, так подсказывает сама конечность нашего с вами существования в этом мире. Вот вы родились, дорогой читатель, пришли в мир, в котором вас никогда не было. Пройдет много лет, пусть даже очень много – целая жизнь, но вы уйдете из мира навсегда, а он останется таким же прекрасным…
Никогда и навсегда – от этих слов веет холодом царства Аида. Да и существуют ли такие понятия на самом деле? Мы материалисты. Мы знаем, что даже человечество на нашей планете, даже сама жизнь на ней не вечны. Если верить ученым, она возникла-то не так уж давно. Развилась из куска протоплазмы до смышленой, хотя и не особенно симпатичной, волосатой обезьяны, позже превратившейся в человека. Но пройдет срок, и сначала люди, а потом и жизнь вообще покинут Землю. Наша планета станет непригодной для «способа существования белковых тел…». Да и сама планета не вечна. Не вечно Солнце. Не вечны звезды, галактики, может быть, даже вселенная… Вы никогда не задумывались над этим? Не пытались заглянуть за фасад слов: «всегда»и «никогда», «вечность»и «бесконечность», чтобы хоть одним глазком увидеть, какие бездны они собой прикрывают. Ведь если вселенная родилась и умрет, то что же было до рождения самой первой, самой-самой первой звезды? И что будет потом?..
«Да ну вас… – вежливо скажет разумный читатель, – философия!» И будет прав. Философия! Именно философия – четвертый ингредиент, входящий в науку о вселенной. Физика, математика, астрономия и философия за круглым космологическим столом. Автору очень хочется подчеркнуть слово «круглым» потому, что еще совсем недавно космологию с легкостью именовали «частью астрономии». А теперь? Теперь космология – наука о вселенной в целом! Так написано в учебнике астрономии. Ощущаете разницу? Наука!.. Энциклопедия уточняет определение: «Космология – учение о вселенной как целом, включающее в себя теорию всей охваченной астрономическими наблюдениями области как части вселенной». После этого понятие о космологии приобретает в астрономическом смысле глобальный характер и нуждается в дальнейших пояснениях: что изучает космология и на чем основывается? Сошлемся на мнение известного советского специалиста А. Л. Зельманова: «Современная космология рассматривает распределение, взаимодействие и движение масс в мировом пространстве, его геометрические свойства, превращения энергии во вселенной». Что ж, это уже ответ. Теперь об основах: «Она (космология) опирается на эмпирические сведения о строении, свойствах и поведении наблюдаемой части вселенной, на основные физические законы, а в характерных для космологии далеко идущих обобщениях – также на общие философские соображения». Тоже понятно: наблюдения + теория + философские обобщения!
И наконец, чтобы закончить первую встречу с космологией, оценкой ее места в современности, уместно привести слова академика В. Л. Гинзбурга о том, что «в науке о неживой природе существуют сейчас только две фундаментальные проблемы: физика элементарных частиц и космология».
Вот, пожалуй, теперь автор спокоен. Вдумчивый читатель, прочитав все определения, должен прийти к выводу, что космология сугубо теоретическая, «чистая» наука, не имеющая особого практического смысла. На что же она нужна? Чтобы только думать? Забивать себе голову проклятыми вопросами, на которые жрецы Зороастра и Будды давали куда более вразумительные, с точки зрения «здравого смысла», ответы, чем можем сделать это мы сейчас?
Скорбя о золотом веке, мудрый Эразм Роттердамский писал: «…древние люди были слишком богобоязненны, чтобы испытывать с нечестивым любопытством тайны природы, пытаться проникнуть в сокровенные причины вещей; они сочли бы кощунством желание смертного человека сделаться мудрее, нежели то предопределено его жребием».
О космологии пока написано сравнительно немного популярных книг. Во-первых, потому, что довольно долгое время она действительно являлась одним из разделов астрономии, причем далеко не самым доступным. Во-вторых, и автор заявляет об этом со всей ответственностью, ни теоретическая физика, ни геометрия многомерных пространств, ни тем более общая теория относительности плюс споры философов о бесконечности и проблемах времени не являются подарками, с точки зрения популяризации. Все это заставляет автора просить взыскательного читателя отнестись к его книжке как к истории приключений и злоключений идей и их творцов, не претендующей на особую научную строгость.
Начало пути к современной «космологической модели мироздания» усыпано пеплом. Листы сожженных на кострах книг смешались с прахом их авторов.
Сегодня космологических гипотез слишком много, чтобы они могли уместиться на едином цоколе истины. Кроме того, они непримиримы, нетерпимы друг к другу, претендуя каждая на единственно правильное описание мироздания. Да и не могут различные идеи сосуществовать мирно. Ведь вселенная у нас одна, «издана, – как говорил французский математик Анри Пуанкаре, – только в одном экземпляре». Однако не значит ли это, что если по сей день нет надежной, достаточно глобальной теории вселенной, то не стоит и говорить об этой науке? Вывод в век перенасыщения информацией, конечно, заманчивый, но примитивный.
Почему-то в истории нет ни одного действительно великого деятеля науки, действительно настоящего ученого, который не отдал бы часть трудов своих вопросу построения картины мироздания! Чем же важна эта картина для нас? И почему она была важна всегда для человечества?
Автор рассчитывает, что на эти вопросы читатель и ответит себе сам, прочитав книгу.
Автор глубоко убежден, что, не будь Пифагора и Демокрита, Аристотеля с Птолемеем, мы с вами не могли бы считать в своем активе такие имена, как Коперник, Ньютон, Ломоносов, Эйнштейн и Фридман. При этом каждая мысль, пусть она кажется наивной с позиций XX столетия, но рожденная в муках ради поиска истины, есть величайшее и главнейшее наше богатство. С этих позиций идея Фалеса Милетского, всего лишь отказавшегося от помощи богов в объяснении природных феноменов, ничуть не менее уважаема, чем решение Александром Фридманом космологических уравнений Эйнштейна и провозглашение принципа расширяющейся вселенной астрономами Хабблом и Ж. Леметром. По этой причине, прежде чем перейти к гипотезам и теориям сегодняшнего дня, автор и приглашает решительного и смелого читателя в длинное путешествие в глубь времен по некоторым вехам истории науки. И если подобный вояж вас не пугает, тогда в путь!..
Часть первая
Люди
Глава первая
В ней автор рассказывает о том, как хорошо была устроена вселенная раньше, и призывает читателя не пренебрегать мудрым советом известного «мыслителя» Козьмы Пруткова о необъятности необъятного.
«Однажды, когда ночь покрыла небеса невидимою своею епанчею, знаменитый французский философ Декарт, у ступенек домашней лестницы своей сидевший и на мрачный горизонт с превеликим вниманием смотрящий, – некий прохожий подступил к нему с вопросом: „Скажи, мудрец, сколько звезд на сем небе?“ – „Мерзавец! – ответствовал сей. – Никто необъятного обнять не может!“ Сии, с превеликим огнем произнесенные слова, возымели на прохожего желаемое действие».
Так писал «Отставной премьер-майор и Кавалер Федот Кузьмичев сын Прутков». Внук его Козьма Петрович Прутков – действительный статский советник и директор пробирной палатки, был лаконичнее. Строго говоря, на этом книгу можно было бы и закончить. Но… интересно узнать, как возникло такое категорическое мнение о необъятном? И столь ли оно правильно, сколь решительно?
Когда Земля была плоской…
Сначала все было просто. Вопрос об устройстве вселенной особенно никого не интересовал, кроме авторов мифов и легенд. Люди жили спокойно и счастливо. Когда были голодны, ходили на охоту. Насытившись, племя спало. Весь мир человека ограничивался площадью, на которой располагались охотничьи угодья. С тех пор прошли тысячи и тысячи лет. Человечество прогрессировало, и не только в количественном отношении. Правда, кое-где остались хранители традиций, те, для кого по-прежнему главное в жизни – «достать». Их кругозор, понятно, ограничивается и сегодня сферой «охотничьих угодий». Но наша книжка не для них. Она для читателя, который уже самим фактом заинтересованности столь отдаленным предметом заявил свое право на звание мыслителя.
В шутку иногда говорят, что человек начинает думать от бессонницы. И кто знает, не в истомленном ли бессонницей мозгу нашего с вами (пра, пра…) дедушки впервые возникла мысль: «А что, собственно, представляет собой мир, в который приходит человек? Мир, в котором он живет и который покидает с такой неохотой и трудом?»
Негодная мысль! Вредная уже по одному тому, что она окончательно прогоняет здоровый сон даже на сытый желудок. И тогда появляются сомнения, пропадает блаженное чувство самодовольства… Короче, с приходом дум – прощай счастливая жизнь. Человеком овладевает беспокойство.
Что, вам больше нравится беспокойное существование? Значит, и вы, читатель, из тех, кто, породив сомнения, создал науку и выпустил тем самым из бутылки джина! Ведь это из вашей компании кто-то когда-то однажды задумался над тем, что собой представляет окружающая вселенная. Он-то лишь задумался, а вот мы с тех пор так и не можем остановиться.
Первые представления о вселенной были, понятно, связаны с непосредственными наблюдениями, с повседневным опытом, со здравым смыслом. А здравый смысл говорил: оглядись, пойди налево, пойди направо, всюду, куда ни направишься, лежит перед тобой Земля. Горы есть на ней, реки есть. Но сама Земля плоская, как ладошка, как блин, хотя никто не видел у нее ни конца ни края. На этом размышления обрывались. Представить себе плоскую Землю человек мог. А вот представить ее безграничность?..
До первого кругосветного путешествия Магеллана поездки купцов носили характер радиальный, как туристские маршруты для новичков. Достигнув конечной точки, суда поворачивали, оставляя за кормой Terra incognita и неудовлетворенное любопытство. (Добавим на всякий случай, что Terra incognita означает по-латыни «земля неизвестная».) При этом чем короче был маршрут и спокойнее путешествие, тем ужаснее оказывались истории и вдохновеннее ложь по возвращении: прием хоть и наивный, но способный отпугнуть потенциальных конкурентов на открытия дальних стран. Однако, несмотря на пальму первенства по части вранья, именно мореплавателям было дано первым заметить, как постепенно скрываются на горизонте мачты пиратского корабля… Постепенно!.. Не это ли соображение привело древних вавилонян к представлению о Земле в виде выгнутой арки гигантского моста? А индусов к модели Земли в виде полукруглой горбушки, вылезающей боком из безбрежного океана?
Океан ограничил Землю, но не избавил от мыслей о бесконечности. Конечно, безграничность водных хлябей легче умещалась в сознании, чем бескрайность Земли. Но если наша планета окружена водой, то почему она в этой воде не потонула? Ведь тонет камень, тонет кусок глины! Может быть, Земля в виде острова уходила бесконечно вниз? Но тогда нужно предположить, что у Мирового океана должно быть дно, а следовательно, и берега…
Это создавало новые трудности. Индусские брамины пробовали подпирать Землю столбами, спинами слонов, заставляя последних топтаться на панцире гигантской черепахи. А черепаху пускали плавать в безбрежном океане… И снова разум наталкивался на непостижимое понятие бесконечности пространства, наталкивался и оказывался в тупике.
Не лучше обстояло и дело со временем. Существовал ли мир вечно или был некогда создан кем-то? С одной стороны, сколько себя человек ни помнил, окружающая природа всегда была такой, какой он видел ее в данный момент. Если не считать того, что старикам всех времен казалось, что в их время солнце светило ярче, погода была лучше, а молодежь вежливее и почтительнее. Но с другой стороны, все, что видел вокруг себя человек, имело свое начало и конец: живое рождалось, вылуплялось из яиц, горы и реки возникали в результате разгула стихий – землетрясений, извержений вулканов и прочего. Почему же не могла некогда так же возникнуть и вся Земля? Здесь автор спешит напомнить, что понятие «Земля» долго-долго заменяло людям понятие «весь мир». Решив проблему происхождения Земли, наши предки вполне бы успокоились, перенеся найденный принцип на вселенную. Но если предположить, что Земля когда-то родилась, то следом сразу же приходят вопросы о том, кто этому способствовал, как и когда это случилось и что было до того? Одновременно где-то вдалеке начинала маячить страшноватая мысль о том, что все имеющее начало должно иметь и свой конец. Всякая мысль, наталкиваясь на отсутствие или недостаток фактов, вынуждена обращаться к фантазии.
В общем, читатель видит сам, что лучше было не начинать думать. Тогда все было бы просто… Но если перефразировать Аристотеля, сказавшего, что «природа не терпит пустоты», то получится неплохой афоризм насчет того, что мысль человеческая не терпит неизвестности. Заполняя пустоту незнания, люди сами творят недостающие звенья картины мира с помощью фантазии и мифов и, отражая в своем сознании действительность, создают духовный облик материального окружения.
Источники даже самых древних, самых запутанных мифов можно найти в повседневной жизни. Точно так же, как в облике сказочного дракона нетрудно разглядеть отдельные элементы конструкций, принадлежащих самым мирным тварям, окружавшим человека.
«…Тики плавал на пирóге и, чтобы развлечься, удил рыбу. Однажды, опустив леску поглубже, он почувствовал, как кто-то большой схватил приманку. Поднатужившись, он вытащил на поверхность океана остров Нукагиву. Такая ловля богу понравилась. Он стал удить в других местах и скоро вытащил на поверхность все острова, на которых живут канаки».
Это очень старая сказка. К сожалению, автор никогда не был на Маркизских островах, не сидел под шелестящими пальмами и не слушал неторопливый разговор волн. Но он готов держать пари, что и сегодня, как тысячу лет назад, полинезийские бабушки рассказывают своим полинезийским внукам это чудесное предание о том, как бог Тики сотворил мир. Устный фольклор, как правило, долговечнее печатных изданий.
Содержание мифа излагает одну из самых примитивных космологических гипотез. Бог пользуется для сотворения мира способом, с раннего детства известным каждому островитянину, – ловлей рыбы. Это ли не отражение действительности? И у каждого народа оно свое. Вот, например, миф народов Месопотамии времен ассирийского владычества. Век за веком на скудной земле Двуречья шли нескончаемые войны. Верховный ассирийский царь жестоко подавлял волнения покоренных народов.
«В те времена, когда все, что было наверху, еще не называли небом; во времена, когда все, что было внизу, еще не называли Землей; Апсу, бездна без границ, и Мумму Тиамат, хаос моря, соединились и произвели на свет фантастических существ, похожих на воинов с телом пустынной птицы, на людей с лицом ворона, на быка с человеческой головой, на собаку с четырьмя туловищами и рыбьим хвостом. Затем родились меньшие боги. Однако Тиамат, видя, что владения ее все более и более сокращаются, отторгаемые молодыми богами, выслала против них полчища чудовищ. Но Мардук, избранный равными себе главой, вызвал Тиамат на единоборство. Он напал на нее с помощью грозы и бури, он запутал Тиамат в сеть, а затем пронзил своим копьем и разрубил на части. Он разрубил ее на две части, как сушеную рыбу, и расположил одну половину высоко-высоко, так, чтобы она образовала небо, а другую половину бросил себе под ноги, чтобы сотворить Землю. Он указал окончательные места звездам, наметил пути Солнца, Луны и планет, создал год, месяц и дни. После этого он приказал отцу своему Эа отрубить ему голову, чтобы человек родился живым из его крови, смешанной с илом».
Конечно, сам Мардук после этой операции остался живым и невредимым. Мардук был богом. Боги были бессмертны. Бессмертие же снова вело в бесконечность. Бесконечность в пространстве, бесконечность во времени – пожалуй, это было слишком большой нагрузкой для разума тогдашних людей. Бесконечность входила диссонансом в любые мифы и потому, что лишала богов основной их работы: «сотворения мира». Чтобы обрести покой, люди должны были в конце, концов избавиться либо от идеи бога, либо от бесконечности.
На родине науки
Наука – одна из форм общественного сознания! Так говорим мы сегодня. Главная задача науки – дать человечеству объективную картину мира, не зависящего от сверхъестественных сил; познакомить с законами развития этого мира и научить пользоваться этими законами. Правда, в условиях существования антагонистических классов и государств решение последней задачи может привести к опасным последствиям. Примеры уже были: Хиросима– 1945 год! А ведь на очереди освоение звездной энергии, психофизическое воздействие на расстоянии и управление генетическим кодом… Поэтому наука должна предусматривать только разумноепользование открытыми законами, то есть заботиться о прогрессе общества не меньше, чем о накоплении естественнонаучных знаний.
Все это мысли сегодняшнего дня. Но было время, когда науки, той, с которой мы начали этот раздел, вовсе не существовало. Конечно, имелась у людей какая-то сумма практических знаний, навыков и примет. Но вот о причинности наблюдаемых явлений представления были весьма слабыми. «На все воля божья! Бог дал, бог взял!» – исключительно удобная формула оправдания незнания, формула, способная объяснить все и ставящая непреодолимую преграду на пути познания. Чтобы создать науку, нужно было принести в жертву бога.
Считается, что наука родилась в Ионии, малоазиатской колонии Древней Греции, примерно в VII веке до нашей эры. В те времена наиболее крупным городом на всем малоазиатском побережье считался Милет, город-государство, или полис. Такая форма политической организации была чрезвычайно распространенной в Древней Греции. Кое-кто из западноевропейских философов и сейчас считает их идеальной формой организации общества. Господа философы мечтают о возврате золотого века, забывая, что история никогда не возвращается к одному и тому же. А чтобы у читателя не оставалось сомнения по поводу бредовости подобных идей, автор позволит себе кратко напомнить основные черты организации городов-государств, или полисов.
Состояли они обычно из самого города и небольшой прилегающей территории. Для полноправия гражданин должен был отвечать трем условиям: быть мужчиной, владеть землей и рабами. Тогда он мог участвовать в народном собрании и политической жизни полиса – жизни весьма бурной. Из-за низкой производительности рабского труда города непрерывно страдали от недостатка рабочей силы. То и дело на центральных площадях городов-государств под крики глашатаев и толпы собирались гражданские ополчения, отправлявшиеся воевать с соседями. Главной добычей этих войн были рабы. «Города-государства были свободны и независимы», – пишут историки. Но можно ли считать свободным общество, живущее за счет бесправия хотя бы части своих представителей?
Полисы имели не только свое правительство, свой суд и войско, но и собственных богов-покровителей. Богов было много, и жрецы, служившие им, не пользовались такой абсолютной и непререкаемой властью, как в Египте или в Вавилоне, где главные боги были едины и обязательны для всех. А ведь ничто так не поощряет вольнодумство, как отсутствие дисциплинирующего единомыслия.
Египетские жрецы знали об этом. Они сосредоточили в своих руках все знания, придав науке кастовый характер и тем самым заслонив ее от народа. В странах древней цивилизации знания служили религии. В греческих же колониях наука с самого начала была светской. «Греки не создали цивилизации и даже не унаследовали ее – они ее открыли», – пишет Дж. Бернал в своей книге «Наука в истории общества». Встретившись с могучим влиянием древних цивилизаций Месопотамии и Египта, они «отобрали из культур других стран все имевшее, по их мнению, значение. На практике отбиралось любое полезное техническое достижение, а в области идей давалось главным образом объяснение деятельности вселенной, отбрасывались непомерно сложные построения теологии и основанные на них предрассудки…».
Так родилась греческая натурфилософия раннего периода. Величайшим ее достоинством была попытка объяснить мир без какой бы то ни было апелляции к сверхъестественным силам, понять природу явлений, исходя из них самих! Представить себе мир в понятиях повседневной жизни и труда.
При этом не следует думать, что все греческие мудрецы категорически отрицали богов! Отнюдь! Большинство из них почитали жителей заоблачного Олимпа Зевса и Геру, добивались склонности Афродиты, отдавали должное Аресу и Дионисию и преклонялись перед Афиной. Просто они предпочитали объяснять природные явления без помощи олимпийцев. Только и всего…
Фалес Милетский
В период с 624 по 547 год до нашей эры жил в Милете человек по имени Фалес. Сын богатого купца, он в молодые годы много путешествовал, занимался торговлей, изучал математику и астрономию у египтян, учился магии у халдеев…
Вернувшись в родной город, Фалес не стал тратить время на торговлю. Он принялся давать советы, рассуждать о природе явлений и наподобие иудейских пророков проповедовать свои взгляды перед немногочисленными учениками.
Фалес учил, что все существующее, вся вселенная является результатом естественных качественных превращений единой субстанции. Такой первоосновой вещей он считал воду. Не исключено, что это свидетельствует о связи учения Фалеса с космологическими представлениями его финикийских предков. Финикийцы считали океан колыбелью мира. Земля, по мнению милетского мудреца, была плоской и плавала на поверхности воды. Это давало возможность Фалесу объяснять землетрясения волнением глубинных вод.
Вообще, Фалесу приписывается масса всевозможных открытий и научных истин. Делать сегодня такие предположения тем более легко, что ни одной строки из сочинений Фалеса никто и никогда не читал. Не исключено, что он вообще ничего не писал. В те годы люди любили это занятие значительно меньше, чем сейчас.
Мы называем Фалеса ученым потому, что он первым, по преданию, отказался от помощи богов в объяснении явлений природы.
Впрочем, занимался милетский мыслитель не только рассуждениями о «высоких материях». Не гнушался он давать и практические советы.
Приходил к Фалесу человек и спрашивал: «Как прожить честно?» И Фалес отвечал: «Не делай того, что, считаешь постыдным для других».
Приходил к нему купец, не решающийся отправиться в путешествие, – мудрец и тут не ударял в грязь лицом, у него был неплохой опыт в странствиях и было что посоветовать.
В общем, скоро авторитет Фалеса среди сограждан стал необыкновенно высоким. Но особенно он возрос после одной истории.
Собрав астрономические сведения, полученные от египетских жрецов, воедино, Фалес отважился однажды предсказать солнечное затмение. Естественно, ему сначала не поверили. Да и не до того было милетцам. Именно на тот день была назначена битва мидян с лидийцами. И граждане Милета оживленно обсуждали вопрос, не вмешаться ли им в чужую драку. Фалес решительно высказался против войны. Милетцы остались дома. Что же произошло дальше? Не успели бронзовые мечи мидян ударить по не менее бронзовым щитам лидийцев, как небо стало темнеть. На светлый лик Гелиоса – Солнца надвинулось черное пятно. Охваченные ужасом воины побросали оружие и дали тягу. А милетцы? Напуганные в основном колдовской точностью предсказания Фалеса, они все-таки нашли в себе силы заложить колесницы и выехать на поле несостоявшейся битвы. Там они нагрузили возы брошенным снаряжением, прихватили и кое-кого из не успевших убежать соседей, обратив их тут же в рабство. После этого события слава Фалеса возросла невероятно. Посовещавшись, горожане пришли к дому мудреца и спросили, какую бы награду он хотел получить от них за свою мудрость. Фалес ответил: «Мне будет достаточно, если, рассказывая о моих открытиях, вы будете говорить, что они принадлежат мне!»
К сожалению, мудрецы смертны точно так же, как и все остальные люди, пусть даже не отмеченные печатью гения. Сохранилось предание, что во время одной из Олимпиад престарелый мудрец, он был, между прочим, страстным болельщиком, взволнованный победой не то сына, не то внука, привстал на скамье, крикнул «слава!», и упал замертво прямо на стадионе. Горожане похоронили Фалеса. Выбили на его гробнице надпись, гласящую: «Насколько мала эта гробница Фалеса, настолько велика слава этого царя астрономов в области звезд». И… забыли. Забыли его советы.
Младший соотечественник Фалеса – Анаксимандр (611–545 гг. до н. э.), раздумывая над первичным веществом, из которого Фалес строил мир, пришел к мысли, что вода для этой цели не годится. Мировое вещество должно быть прежде всего бесконечным, чтобы не исчерпаться при творении. И Анаксимандр провозглашает: первоначало есть беспредельная и неопределенная материя – «апейрон». Из этой туманной мировой материи, по мнению философа, выделяются противоположности, такие, как холодное и теплое. А из смешения их обоих произошло жидкое. Дальше все продолжалось как у Фалеса, лишь с незначительными отклонениями. Из жидкого выделились дальше все отдельные части мира: земля, воздух и охватывающая все сущее огненная сфера…
Другой представитель милетской школы – Анаксимен (время жизни его смутно определяется примерно 53-й или 58-й Олимпиадой и включает в себя 499 год до нашей эры как год смерти философа). О жизни Анаксимена ничего не известно. Но он отказался от абстрактной мировой материи Анаксимандра и вернулся к реальному воздуху как первооснове. Интересен взгляд Анаксимена на теорию мирообразования. Во-первых, он считал миры многочисленными. Во-вторых, миры возникали и разрушались, осуществляя вечную смену, вечный круговорот.
На имени Анаксимена нам и придется остановиться в воспоминаниях о милетской школе. Забыв советы Фалеса и его призывы не вмешиваться в войны, милетцы потерпели жесточайшее поражение в битве при Ладе в 494 году до нашей эры. После чего Милет по обычаям того времени был разрушен дотла. А ионийцы потеряли свою самостоятельность.
На этом, собственно, оборвался и первый этап развития греческой натурфилософии. Понадобилось целое поколение, прежде чем в соседнем ионийском городе Эфесе появился Гераклит, основавший великую научную теорию…
Гераклит из города Эфеса
Гераклит из Эфеса (535–475 гг. до н. э.), сын Близона, происходил из знатнейшего рода (от Кодридов) своего города. Читатель может возразить, дескать, какое нам дело до знатности происхождения философа. И будет прав. Но не в данном конкретном случае.
Год рождения Гераклита неизвестен точно, но его расцвет относится к 69-й Олимпиаде, и потому можно предполагать, что, родившись между 540 и 530 годами и прожив лет шестьдесят; умер он примерно к 470 году до нашей эры. К этому времени эфесцы свергли персидское иго и в городе набирала силу та партия, чьими руками было осуществлено освобождение, – партия демократии. Гераклит же занимал позиции на стороне теснимых аристократов. И после разгрома демократами аристократической партии, покинул политическую арену :замкнулся в гордом одиночестве, презрев людей. Он постоянно подчеркивал свое презрение к массам, противопоставляя свое мнение взглядам толпы.
Всю свою дальнейшую жизнь Гераклит посвятил науке и размышлениям. Учение его не столь прозрачно, как учение предшественников милетцев. Сложные чувственные образы, игра понятий – все это дало ему среди древних эпитет «темный». Он избирает своим девизом изречение «все течет» и провозглашает основной истиной непрерывное движение, превращение всех вещей друг в друга.
Символом же мирового движения Гераклит выбрал огонь. Огонь у него первоначало, но не как вещество, а скорее как процесс, в котором возникают и исчезают все вещи. «На огонь обменивается все, и огонь на все, как на золото – товары и на товары – золото, – учит он, высказывая дальше интересную мысль: – Этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнем, мерами загорающимся и мерами потухающим».