Текст книги "Тринадцатый знак"

Автор книги: Анатолий Манаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

Но, думаю я, есть и еще один знак, Тринадцатый. Точно призрак, проникает он во все двенадцать, оставляя в каждом свой невидимый отпечаток. И о его значении сам Торо пишет так: "Ни в коем случае не хочу, чтобы кто-либо следовал моему примеру; во-первых, пока он этому научится, я, может быть, подыщу себе что-нибудь другое; а во-вторых, желательно видеть, чтобы на свете было как можно больше разных людей и чтобы каждый старался найти свой собственный путь и идти к нему..."

Чувствую, пришло время подводить черту и под своими версиями. Снова взвешиваю шансы лучших и наи-худших вероятностей в дальнейшей судьбе человеческой и вновь склоняюсь к тому, что они почти одинаковы. Похоже, одного лишь разрушения защитного озонового слоя Голубой планеты будет недостаточно для осознания нами легкости ее превращения в безжизненную. Да и кто из самых авторитетных футурологов дерзнет сейчас предугадывать, насколько еще должна стать очевидной тяжесть губительных последствий безмерной эксплуатации невосполнимых ресурсов Природы. С большей уверенностью можно предсказывать: не захотят отступать фанатики с горящим взором, готовые кому угодно пустить пулю в лоб за несогласие с ними; несомненно расширится международное экономическое и гуманитарное сотрудничество, но это не исключит соперничества политического, закулисного вмешательства во внутренние дела суверенных государств и навязывания экономически сильными выгодных прежде всего им условий партнерства и сотрудничества; стена отчуждения в любых партиях и государствах разделит не левых и правых, а совестливых и циников, честных и лжецов, великодушных и злобнозавистливых...

В моем воображении невольно встает летчик за штурвалом и писатель, склонившийся над рукописью, письменным столом для которой служит доска с двумя бензоканистрами для опоры. Когда Антуан де Сент-Экзюпери наблюдал за планетой с небесных высот, ему приходилось задумываться и об убедительных доводах против войны. Не доверяя благонамеренному славословию, он предложил забыть, на чьей стороне воюет солдат, избегать идеологических споров, признавать абсурдным не действительность, а язык, на котором люди привыкли общаться. Его этическая проповедь "Заговори, как Бетховен, на общем для всех языке!" исходила из того, что в этом мире потребление вещей и телесных удовольствий превращается в самоцель, однако помочь выжить может только осознание всеми землянами человечности, доброты, уважения к самому себе, способности и желания души переступить границы отчуждения от ближнего. Чувство же принадлежности к человечеству не мешало писателю любить свою родину и видеть другую Францию – лавочников, политиканов, генералов с бонапартистскими замашками.

Можно много рассуждать об этике и общечеловеческих ценностях, но все теряет практический смысл, если мы еще не определили своего места в жизни, чтобы жить в согласии с ними. В этом был убежден и Альберт Швейцер ученый, философ, музыкант, врач. На свои личные сбережения, при поддержке Парижского протестантского миссионерского общества, своих друзей из Франции, Германии и Швейцарии он построил больницу для простых людей в глухой африканской деревушке. Сам по себе его замысел не опирался на интересы какой-либо религии или страны: Швейцер считал, что всякое высокое дело требует человека как такового, независимо от национальной принадлежности и веры, требует восприятия себя частью братства, когда не делаешь разницы между жизнью ценной и менее ценной. Перед лауреатом Нобелевской премии было множество жизненных альтернатив, но предпочел он одну, отвечающую его представлениям о нравственных ценностях...

Продолжаю допытываться у самого себя, хотелось ли мне после добровольного ухода в отставку укрыться понадежнее в своем "Уолдене", на территории садоводческого товарищества "Ветеран" и запеть там душераздирающие "романсы одинокого ранчо". Признаюсь, есть такое в моем геноме, однако имеется и другое – желание остаться в гуще жизни, сохранить в ее хаосе свое видение, быть религиозным с верой прежде всего в себя и неделимость человеческого братства, вносить посильную лепту в возрождение России и содружества все еще кровно связанных братских республик, свободного от тисков тоталитарного режима. Подумываю сейчас всерьез и о своем, независимом бюро расследований нарушений законности и прав человека с приемлемым для меня кодексом чести, морали и этики.

Мой заграничный опыт, чего бы он ни стоил, все-таки не развеял моих сомнений относительного того, что благополучие нации надо строить на превознесении ее в ущерб уважению к другим и на безграничной вере в спасительную миссию экономики с неограниченной разумными рамками бережного отношения к природной среде обитания частной или государственной собственностью. Если есть у меня сегодня этический ориентир, которого я придерживаюсь и никому не навязываю, так это благоговение перед Природой, вечной женственностью и жизнью, наполненной духовно осмысленным трудом, пониманием неделимости человеческого братства. Для разумного человека, мне кажется, судьба всего рода людского – это всегда и его собственная судьба.

Помочь себе избежать трясину стяжательства и цинизма могу только я сам. Думаю, что подлинное согласие в обществе зависит больше не от политических лидеров, а от состояния души каждого из нас, откуда мы должны вытеснить каплю за каплей жестокость, властолюбие, алчность и пестовать в себе чувство нравственного понимания себе подобных. В моем представлении это – далеко не очередная версия непротивления злу насилием: гуманность не должна потворствовать варварству, поэтому всякий, кто покушается на честь, здоровье и достоинство женщины, старика и ребенка, заслуживает большего наказания, нежели временное лишение свободы, – такого дикаря надо оставлять в клетке с голодным зверем, дабы он прочувствовал содеянное на собственной шкуре. Метод, конечно, признаю, мало цивилизованный, но что делать, если другие не срабатывают.

Изломанность природы человеческой с ее неуловимыми "сбоями чувств" путает все карты для уверенного предсказания будущего не только отдельного человека, но и всего рода адамова. Однако кто в здравом уме и твердой памяти станет оспаривать, что в основе лучшего будущего может быть лишь самая сильная и общая радость от земного бытия, которая сближает всех нас, поднимает в глазах собственных, приносит нам моральное удовлетворение, благо стране и общей космической обители. Вместе с этим чувством хочу, чтобы жила во мне надежда на создание не только у нас, но и повсюду на земле подлинно демократического общества. При этом не имеет принципиального значения его название, лишь бы оно опиралось на правду и справедливое социально-экономическое партнерство при главенстве не денег, связей и преданности хозяину или начальнику, а равенства всех перед законом, который оберегает творческие способности личности и делает жизнь радостной. Сардоническую усмешку по-прежнему будут вызывать у меня деятели, сделавшие карьеру на критике "тлетворных идей", коим они теперь по-клоняются, заискивая перед новой "бесспорной доктриной". Тут уж меня не переделать и кровь мою не поменять – я обречен своим тринадцатым знаком зодиака идти, никуда не сворачивая, по избранному пути.

Мои показания закончены. В ожидании вердикта жюри присяжных, хочется послушать нечто впечатляющее, скажем, Шестую симфонию Петра Ильича Чайковского с мелодией и контрмелодией судьбы каждого человека – от появления на свет до расставания души с бренным телом здесь, на Земле. Особенно привлекает меня ее финал своей неожиданностью, появлением, вместо громкого и звучного, – тихого и медленного, чуть скорбного и вдруг опять светлого, яркого, зовущего к жизни, хоть и непредсказуемой, но далеко не бессмысленной. Под гипнотические звуки вновь ощущаешь в себе бесспорную благость свободно истолковывать любую из неоспоримых истин и слышишь одну из них, и она будто не тебе, вкрадчиво так нашептывает: "Больше всего здравого смысла ищи в храпе физически крепкого человека, когда он отдыхает после трудов праведных, еще способен любить, быть любимым и почерпнул из чаши мудрости Востока и Запада то, что ему необходимо для душевного спокойствия".