Текст книги "Воейков"

Автор книги: Анатолий Тимашев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Покрытые снегами величественные Кавказские горы, живописные долины, быстрые реки и водопады произвели на молодого ученого сильное впечатление.

 
Я зрел Кавказ – передо мною
Вставали горы из-за гор;
Казбек и Эльборус блестящей белизною
Одежды ослепляли взор.
Чело из туч приподнимали
И свод небес на голове держали.
 

Так писал когда-то дядя Воейкова – Александр Федорович. Эти стихи Александр Иванович знал с детства. Но действительность превзошла все ожидания, и Воейков не мог оторваться от открывшейся перед ним панорамы.

Александр Иванович, стремясь изучить климат Кавказа, не считал для себя возможным ограничиться обработкой записей местных наблюдателей погоды. К тому же он поставил себе целью разрешить затронутый им еще в докторской диссертации вопрос о влиянии рельефа страны на ее климат. Для этого Воейкову пришлось совершить немало восхождений на горные вершины.

Во время пешеходных экскурсий Александр Иванович пользовался помощью и гостеприимством горцев и на всю жизнь сохранил в памяти яркие воспоминания о природе и людях Кавказа. В климатологических работах семидесятых годов Воейков говорит о Кавказе как о хорошо знакомой ему стране.

Воейков разделял интерес русского общества к только что присоединенным к России территориям Средней Азии. Как климатолога, его привлекало хотя бы небольшое путешествие в пустыню, которую он впервые увидел у Красноводска.

Природа пустыни, малоизвестная тогда русским людям, глубоко заинтересовала Александра Ивановича. Он стал выдающимся знатоком географии и хозяйственных вопросов Средней Азии. Так расширялся кругозор ученого, с каждым годом изучавшего новые области своей необъятной родины.

Географическое общество давало Воейкову и другие поручения, связанные с дальними поездками. В 1869 году он посетил ряд западноевропейских стран, где изучил постановку метеорологических наблюдений и установил связь с важнейшими научными обществами.

В то время общеевропейским научным центром по метеорологии и физике атмосферы была Вена, там работал один из виднейших метеорологов, Юлиус Ханн.

Ханн сразу же оценил способности Воейкова. Он предложил Александру Ивановичу сотрудничать в журнале Австрийского метеорологического общества. Этот печатный орган тогда принадлежал к числу наиболее авторитетных научных журналов. В следующем году в нем было напечатано семь статей Воейкова.

Александр Иванович продолжал деятельно сотрудничать в журнале вплоть до 1885 года. Он ежегодно помещал статьи и корреспонденции о климате России, ее отдельных областей.

Материалы для статей Воейков черпал из собственных наблюдений, сообщений Главной физической обсерватории, различных журналов и справочников и из писем добровольных корреспондентов Географического общества. До Воейкова эти письма часто складывали в архив, даже не читая.

Воейков намеревался создать капитальный труд о климате России и ее отдельных областей. Но тут его ожидали большие трудности, связанные с особенностями развития русской метеорологии.

Первые труды о климате России

Начало наблюдений за климатом в России относится еще ко второй половине XVII века, когда десятки «звездозаконников» следили за движением небесных светил и облаков, наблюдали за скоростью ветра, выпаданием осадков, грозами, описывали наводнения, отмечали годы засух.

Систематические работы по изучению погоды были организованы в двадцатых годах XVIII века Российской Академией наук. Постепенно устанавливалась сеть метеорологических станций, что дало возможность ежегодно выпускать «Календари».

В 1727 – 1746 годах в «Календарях» вместе с цифровыми данными метеорологических станций печатались астрологические «предсказания» погоды. В ту эпоху было немало суеверных людей, которые считали, что астрологи могут задолго предугадывать погоду по положению звезд. Занятно было ежедневно раскрывать «Календари» и смотреть, какая погода предсказана на сегодня звездочетами и оправдалось ли их предсказание. Некоторые читатели даже не хотели покупать «Календари», если в них не было «предсказаний». У вечно нуждавшейся в деньгах Академии наук не хватало духу отказываться от выручки за «Календари» и ограничивать их тираж. Вот и помещали не лишенное юмора примечание:

«Мы вовсе при этом не надеемся, что все, что мы предсказывали, сбудется; в случае частых неудач, просим помнить читателя, что за немногия копейки нельзя много истины купить».

Серьезное внимание изучению климата уделял Михаил Васильевич Ломоносов. Он был автором нескольких интересных трудов по физике атмосферы.

В «Слове о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих» Ломоносов правильно указал на то, что относительно более высокие по сравнению с центральными областями зимние температуры Петербурга, Архангельска и Охотска обусловлены согревающим влиянием моря. Ломоносову русская климатология обязана ценными указаниями о климате полярных морей.

Научной обработкой материалов наблюдений занимались и другие ученые. И.Г. Георги в 1794 году опубликовал «Описание Российско-Императорского столичного города Санкт-Петербурга и достопамятностей в окрестностях оного». Описание включало весьма обстоятельный очерк климата русской столицы.

Круг наблюдений над климатическими явлениями в XVIII и XIX веках надо признать довольно широким. Так, еще в 1714 году на Неве, у Петропавловской крепости, был организован водомерный пост, первый в России, но за ним вскоре последовало открытие таких же постов на других реках. 30 июня 1804 года в Петербурге академик Я.Д. Захаров совершил с научной целью первый полет на воздушном шаре.

В двадцатых-тридцатых годах XIX столетия в России насчитывалось до тридцати метеорологических станций, принадлежавших научным учреждениям и отдельным лицам. Правда, эти станции действовали еще разрозненно, не объединялись общим руководством и были слабо связаны с ученым миром.

Когда Александру Гумбольдту удалось организовать в Германии общество по изучению магнетизма, он обратился к правительствам различных стран с предложением создать магнитные обсерватории. Русская Академия наук поддержала инициативу Гумбольдта и организовала несколько обсерваторий на территории России и в Китае (Пекин). Начиная с 1835 года, они стали вести и метеорологические наблюдения. В 1849 году была основана Главная физическая обсерватория, а в следующем году создан Метеорологический комитет Русского географического общества.

Еще до организации этих учреждений в XIX веке издавались отдельные исследования, посвященные метеорологии.

В 1847 году увидела свет монография выдающегося, незаслуженно забытого дореволюционными историками метеоролога Михаила Федоровича Спасского «О климате Москвы».

Спасский умер молодым, не успев обработать материалы метеорологических наблюдений, накопившиеся в Главной физической обсерватории.

Это выполнил выдающийся русский ученый Константин Степанович Веселовский, специалист по статистике и политической экономии, один из первых членов Русского географического общества. В 1855 году он получил звание академика, а с 1859 по 1890 год занимал пост непременного секретаря Академии наук. Веселовский составил первую почвенную карту и «Хозяйственно-статистический атлас России», печатал в различных изданиях обзоры о климате отдельных местностей и в 1857 году издал большой труд «О климате России».

Каким образом статистик-экономист мог переключиться на такую, казалось бы, далекую от экономических наук специальность, как климатология, и, как мы увидим дальше, отлично справиться с составлением трудов о климате России?

Прежде всего следует вспомнить, что в прошлом веке наука была далеко не так разветвлена, как сейчас. Одни и те же ученые успешно занимались разнообразными научными вопросами.

«Энциклопедистами» были Петр Петрович и его сын Вениамин Петрович Семеновы; Дмитрий Иванович Менделеев, занимавшийся и химией, и физикой, и механикой, и экономическими науками; московский профессор Д.Н. Анучин – географ, антрополог, этнограф.

Веселовский в молодости служил в министерстве государственных имуществ. Работал он в департаменте сельского хозяйства под руководством известного экономиста А.П. Заблоцкого-Десятовского, также сыгравшего немалую роль в развитии отечественной географии, и вместе со своим начальником в течение почти пятнадцати лет участвовал в «Журнале министерства государственных имуществ». В некоторых номерах этого журнала все статьи были написаны Веселовским.

По поручению министерства Веселовский объездил огромные пространства Европейской России и Урала, составил полное описание и оценку земель для установления размеров подушного оброка с государственных крестьян.

Для определения стоимости земель нужно было изучить почвенно-климатичеекие условия каждой местности. Поэтому Веселовский тщательно собирал все материалы метеорологических наблюдений и составлял почвенные карты.

Первоначально Константин Степанович занимался только статистико-экономическими исследованиями. Дело в том, что министерство, в котором он служил, ведало и сельскими и городскими имуществами, в том числе домами, где жили рабочие. В 1848 году Веселовский напечатал в журнале «Отечественные записки» статью о жилищах рабочего люда в Петербурге. Правдивые слова автора о тяжелых жилищных условиях рабочих вызвали бурную реакцию со стороны высших петербургских чиновников. В Западной Европе происходят революционные события, а в Российской империи печатаются «возмутительные» статьи!

Другая статья Веселовского, «О статистике недвижимых имуществ в Петербурге», помещенная в «Записках Географического общества», также была осуждена начальством. За «вредное» направление деятельности Веселовекому угрожала ссылка. Ему удалось ее избегнуть только благодаря счастливому стечению обстоятельств. Веселовский решил оставить статистику.

«Для статистических исследований о России, даже самых добронамеренных, тогдашнее время еще было слишком неблагоприятно», – отмечал Веселовский в своих «Записках», изданных впоследствии.

«Я искал иных предметов, к которым мог бы с большею пользою приложить свой труд, и выбор мой осталовился на климате России. Это было в то время поле мало обработанное, манившее к себе перспективою всевозможных на нем новых находок для науки и прельщавшее тем чувством свободы, с которым можно было пахать его вдоль и поперек, не опасаясь попасть нечаянно, сам того не подозревая, в какой-нибудь участок, над которым незримо тяготеет грозная надпись «Вход запрещен».

Веселовский в течение девяти лет создал капитальный труд о климате России. Он использовал наблюдения ста сорока семи пунктов страны, в том числе двадцати шести пунктов Сибири и Аляски. Он проделал огромную работу по проверке, сводке и анализу многолетних наблюдений, пытался выяснить основные закономерности. Ему принадлежат первые предположения (правда, еще в очень неопределенной форме) о существовании на Европейско-Азиатском материке двух отличающихся одна от другой климатических зон, разделяемых условной линией, впоследствии получившей название «Оси Воейкова»,

В книге Веселовекото содержится немало ценных указаний и интересных выводов. Он, например, считал, что «исследование климата должно начать теплотою», указывал на особую важность изучения рельефа и составления гипсометрических карт [6]6
  Карты, на которых рельеф изображается с помощью горизонталей, то-есть линий, соединяющих между собой пункты, расположенные на одинаковой высоте над уровнем моря.


[Закрыть]для климатических исследований.

Но Константин Степанович допустил в своем обширном труде и существенные пробелы. Он старался не углубляться в вопросы, которые считал принадлежащими метеорологии в узком смысле слова, а писал только о том, что имело, по его мнению, прямое отношение к сельскому хозяйству. Так, в его труде, как он указывает сам, «опущено все, что касается давления воздуха». Между тем без исследования давления воздуха невозможно объяснить движение воздушных масс.

Нередко Веселовский придерживался установившихся взглядов, не пытаясь их проверять. Он считал, что «необыкновенно холодная зима большей частью предшествует необыкновенно жаркому лету, а необыкновенно умеренная зима предшествует необыкновенно холодному лету». Впоследствии Воейков и другие климатологи решительно опровергли эту традиционную точку зрения.

Труд Веселовского представлял собой значительный шаг вперед в науке. Автор был награжден золотой Константиновской медалью Географического общества [7]7
  Эта медаль была названа так по имени великого князя Константина Михайловича, который числился президентом Географического общества. Фактическим руководителем общества был П.П. Семенов-Тян-Шанский – вице-президент.


[Закрыть].

«Ни одна страна, сколько-нибудь замечательная по протяжению, не имеет таких таблиц, могущих идти в сравнение с таблицами Веселовского», – писал А.И. Воейков в своем обзоре «Метеорология в России».

О метеорологических изданиях середины прошлого столетия он отзывался:

«Русские метеорологические издания не были оценены настолько, насколько они того заслуживали, так как они опередили свое время».

С организацией Главной физической обсерватории метеорологические наблюдения стали более систематическими. Однако это было лишь начало. На севере России и в Сибири метеорологические станции насчитывались единицами. Инструменты на станциях редко сверялись с нормальными [8]8
  Нормальными называют инструменты и приборы, правильность которых проверена центральными метеорологическими станциями.


[Закрыть], обсерватория недостаточно часто проверяла работу местных станций, из-за чего сведения были не всегда правильны.

После издания исследования Веселовского обсерватория не печатала новых трудов, которые бы служили продолжением этого замечательного для своего времени обзора. Она ограничивалась лишь публикованием некоторых сводок. Эти сводки издавались на немецком языке и были недоступны широкому кругу русских читателей.

Сам Воейков еще в 1869 году был вынужден напечатать работу по изучению средних температур и количеству осадков, выпадающих в России, в «Санкт-Петербургском календаре», выходившем на немецком языке. Но замыслы Воейкова были значительно шире того, что можно было уместить в календаре. Новое исследование о климате России, – эта мысль не оставляла Воейкова. Александр Иванович должен был обеспечить себя надежным цифровым материалом. Между тем со времени выхода в свет труда Веселовского прошло четырнадцать лет, да и не все цифры, приведенные им, заслуживали доверия.

И вот Воейков принимается за тщательную выверку цифр и выводов Веселовского. Он берется за «Метеорологическое обозрение», издававшееся под редакцией Купфера, изучает работы Дове, основанные на материалах русских станций, и везде обнаруживает ошибки и противоречия. Не смущаясь этим, Воейков предпринимает общую проверку всех источников и в необычайно короткий срок подготавливает труд «Средние температуры в Европейской России, Сибири и на Кавказе».

Ученый дал цифровые таблицы за тридцать лет – с 1838 по 1867 год. Он выверил все данные своих предшественников и внес поправки по методу средних отклонений, который начали применять в то время передовые метеорологи. Этот метод был основан на изучении отклонений от средних величин за долгий период и позволял довольно точно определять цифры, почему-либо не сообщенные наблюдателями, находить и исправлять ошибки путем сравнения данных, относящихся к соседним местностям.

Справившись с этой тяжелой, трудоемкой работой, Воейков значительно дополнил исследования своих предшественников, изучавших климат России. В его распоряжении не было никакого аппарата, он сам подбирал необходимые материалы, сам производил вычисления. Проделав эту кропотливую работу, он заложил солидный камень в фундамент, на котором было воздвигнуто здание русской метеорологии и климатологии.

Душа Метеорологической комиссии

В то время как Воейков путешествовал по Кавказу и за границей, а после возвращения из поездок работал над сводками средних температур, в Главной физической обсерватории произошли перемены.

Кемц занимал пост директора обсерватории около года. Вместо отказавшегося от работы в обсерватории Воейкова он пригласил в качестве помощника Михаила Александровича Рыкачева, впоследствии академика и одного из виднейших русских метеорологов. В 1867 году Кемц скончался.

Пришлось подумать о приглашении нового директора. Выбор пал на швейцарского физика Генриха Ивановича Вильда. Это был энергичный тридцатипятилетний ученый, отличавшийся сильной волей и целеустремленностью. Вильд получил хорошую подготовку в Гейдельбергском университете, где учился у выдающихся ученых Кирхгофа и Бунзена. Вильду было только 25 лет, когда он начал читать лекции в Цюрихском университете. Назначенный директором Бернской астрономической обсерватории, Вильд в течение нескольких лет перестроил работу обсерватории и создал на территории Швейцарии сеть метеорологических станций, работавших по единому плану.

В 1868 году Вильд был приглашен в Россию, избран действительным членом Академии наук и назначен директором Главной физической обсерватории. Он немедленно приступил к реорганизации постановки метеорологических наблюдений: расширению сети станций, снабжению их оборудованием, разработке инструкций.

В то время как обсерватория налаживала свою деятельность, в Географическом обществе метеорологией занимались отдельные лица, в том числе Воейков. Организации, объединявшей научную работу по метеорологии и климатологии, в обществе не было: Метеорологический комитет фактически не существовал, а сеть добровольных наблюдателей, как мы уже говорили, не получала руководства и распалась. Географическое общество лишилось даже разрозненных и не всегда точных сведений.

– Так больше продолжаться не может. Нам нужно возродить при обществе метеорологические наблюдения, – не раз говорил Воейков Петру Петровичу Семенову и другим руководителям общества.

Наконец в марте 1870 года в Географическом обществе была организована постоянная Метеорологическая комиссия под председательством директора обсерватории Г.И. Вильда. В состав комиссии входили: А.И. Воейков, П.А. Кропоткин, Р.Э. Ленд и М.А. Рыкачев – видные деятели русской науки. Секретарем был избран Воейков.

Вильд составил инструкцию о наблюдении за грозами и осадками, о времени замерзания и вскрытия рек и бланки для записей. Воейков написал популярную статью о важности наблюдений над дождями и грозами. Эта статья была помещена в одной из распространенных тогда газет и перепечатана в других изданиях. Рыкачев опубликовал статью о наблюдениях за вскрытием и замерзанием рек.

Статьи призывали научные общества, представителей губернских властей, земские управы, директоров училищ и частных лиц оказать содействие новому начинанию.

Призыв комиссии встретил отклик. Скоро начали поступать материалы наблюдений. Воейков знакомился с этими сообщениями и вел переписку с корреспондентами. Он докладывал о поступивших сведениях на заседании Метеорологической комиссии, составлял сводки и печатал статьи, указывая фамилии лиц, от которых была получена информация. Это, по существу, была единственная возможность поощрить наблюдателей.

Александр Иванович всегда требовал живой связи с корреспондентами, считая, что местным жителям надо предоставить инициативу и всячески их поддерживать. Инструкция Вильда казалась ему слишком узкой и формальной. Жизнь ее опережала. Почта приносила в Географическое общество сообщения о ветрах, внезапных зимних оттепелях, прилете птиц. Особенно много писали наблюдатели о засухах, состоянии посевов, начале обора урожая. Попадались письма, рассказывавшие о подземных толчках, горных обвалах. А ведь все это не было предусмотрено инструкцией. Неудивительно, что через год секретарь комиссии с удовлетворением докладывал:

– Корреспонденты не хотят ограничиваться только сообщениями о грозах, осадках, вскрытии и. замерзании рек. Многие из них желают вести наблюдения по более широкой программе. Я надеюсь, – говорил он, – что вскоре вместо наблюдательных пунктов Географическое общество будет иметь целую сеть небольших метеорологических станций.

Вильд сдержанно встретил слова Воейкова. Он не одобрял стремление расширить наблюдения добровольных корреспондентов. Пусть выполняют инструкцию – и все!

Еще больше не понравились Вильду статьи Воейкова, появившиеся в 1870 и 1871 годах. В них Воейков подверг анализу и критике издания Главной физической обсерватории и хотя указал на заслуги Вильда, но отметил, что постановка работы обсерватории не соответствует требованиям жизни. Обсерватория далека от практики. Уклоняясь от предсказаний заморозков, гроз, штормов, она не помотает ни сельским хозяевам, ни морякам. Воейков же считал точные, цифры наблюдений только материалом для широких научных выводов, а науку – средством для практических целей.

Вильд находил эти высказывания дерзостью со стороны молодого ученого и с каждым днем все более настораживался.

Вильд ставил перед собой ограниченные задачи. По его мнению, метеорологическая служба должна была давать собранные по единой стройной системе точные цифры, чтобы ими пользоваться как статистическими сведениями. Вильд всецело отдавался вопросам техники наблюдений. Он был фанатиком цифр. Если ему удавалось выпустить таблицу средних температур или количества выпавших осадков, подсчитанных с безукоризненной математической точностью, это его вполне удовлетворяло. Он конструировал приборы – барометр, испаритель, флюгер, анемограф [9]9
  Прибор для определения скорости и направления ветра.


[Закрыть], различные механизмы для магнитных наблюдений. Вильд составил также чертеж типовой метеорологической будки. Разработанные им приспособления он настойчиво вводил на метеорологических станциях.

Вильду удалось упорядочить наблюдения, сделать цифровые сводки несравненно более верными, чем при его предшественниках. Но деятельность Вильда имела и отрицательные стороны. Педант, формалист, он не желал глубоко вникать в смысл наблюдаемых явлений.

Еще в середине XVIII столетия великий Ломоносов писал о несовершенстве метеорологических приборов, о неодинаковых приемах наблюдений и различной степени добросовестности наблюдателей, как о причинах того, что физики относятся к метеорологическим наблюдениям скептически и делают их только потому, что этого «требует их должность».

Выводы Ломоносова о состоянии науки об атмосфере печальны:

«В таком состоянии утомлённа и почти умерщвлённа была сия лучшая часть натуральной науки».

После Ломоносова прошло сто лет. Приборы значительно улучшились, многие физические явления были исследованы, частично удалось разработать научную терминологию, установить правила наблюдений. Казалось бы, следовало теперь перейти к «истолкованию воздушных перемен», чего требовал еще Ломоносов.

Этот призыв великого ученого нашел глубокий отклик в душе Воейкова. Проверка и дополнение труда Веселовского дали Воейкову исходный материал для изучения климата России. Но Александр Иванович не мог удовлетвориться составлением описаний, он стремился вникнуть в самую сущность климатических явлений, дать им научное объяснение. Ученые – современники Воейкова – уже понимали, что климат любой страны в значительной степени зависит от круговорота воздуха больших масштабов, включающих в свою орбиту не только ближние, но и дальние зоны земного шара. Лишь познание атмосферных явлений всех зон нашей планеты может дать ключ к установлению законов, управляющих климатом. Теплое течение Гольфстрим зарождается в тропиках и оказывает влияние на климат Европы. Муссоны же, дующие на Дальнем Востоке, возникают в результате взаимодействия различно нагретых воздушных масс, располагающихся над Тихим океаном и над сушей восточной части Азии. Следовательно, для изучения климата России необходимо исследовать, по крайней мере, северное полушарие. А необъятные просторы Арктики? Разве они не оказывают мощного влияния на климат нашей страны?

И Воейков со всем пылом молодости включился в подготовку к экспедиции в Арктику. В декабре 1870 года на заседании отделений математической и физической географии Русского географического общества он выступил с докладом. Воейков говорил о плавании по Ледовитому океану русского корвета «Варяг». Академик А.Ф. Миддендорф, который находился на борту корвета, пришел к важному заключению: ветвь Гольфстрима проникает в Карское море, а другая его ветвь омывает западный берег Новой Земли.

Германский географ Август Петерман еще раньше высказывал предположение, что теплое течение Гольфстрим заходит далеко на север, но часть ученых считала Петермана фантазером. Миддендорф написал Петерману:

«Вы были смелы, но мать-природа оказалась смелее вас».

Ветвь Гольфстрима была обнаружена гораздо севернее, чем предполагал Петерман. Норвежский капитан Иогансон на небольшом парусном судне обошел Новую Землю с севера и не нашел вблизи постоянных или пловучих льдов. Голландский мореплаватель XVI века Баренц часто видел воды у берегов Новой Земли свободными ото льда.

– Очень мало мы знаем об Арктике! – говорил Воейков. – А как много выгод может принести ее исследование! Морские промыслы, добыча мамонтовой кости, рост хозяйства северных областей России. А какие богатые возможности для развития науки, в особенности физической географии и метеорологии!

Воейков настаивал на посылке арктической экспедиции.

– Теперь нельзя ожидать такого равнодушия публики, как в прежнее время, когда описание знаменитого арктического путешествия Врангеля было опубликовано только через семнадцать лет после его составления! – восклицал Воейков.

Но большинство присутствовавших не разделяло его оптимизма. Спорили о целесообразности посылки экспедиции, о маршрутах. Прения разгорались. В конце концов собрание все же поддержало Воейкова и высказалось за экспедицию. Председатель Петр Петрович Семенов предложил избрать один из трех вариантов экспедиции.

1. Проникновение как можно дальше на север.

2. Плавание вокруг Новой Земли и проникновение как можно дальше на восток.

3. Изучение одной только Новой Земли.

Первые два варианта преследовали преимущественно научные цели, задачи третьего не только научные, но и хозяйственные. Слово за докладчиком.

И вот характерный штрих: Воейков, в докладе доказывавший необходимость плавания вокруг северного берега Новой Земли и далее к Таймыру, говорит:

– Если приходится выбирать между этими вариантами, то я высказываюсь за третий.

Как ни заманчиво было для климатолога и географа исследование дальних полярных стран, практическая польза для отечества прежде всего.

Доклад об организации северной экспедиции был представлен «по начальству».

Но это пока еще только бумажная переписка. Когда-то равнодушные бюрократы соблаговолят снизойти до прочтения объемистого доклада! И как они к нему отнесутся? Скорее всего положат под сукно или сочтут «полезным, но несвоевременным». А может случиться и худшее: просто отклонят проект экспедиции, как не соответствующий «видам правительства».

Сидеть на месте и ожидать решения в «инстанциях» вопроса о полярной экспедиции Воейков не мог. Он рвался к живой деятельности. Географ без путешествий, как рыба без воды!

В далеких южных морях уже совершал бессмертный подвиг Николай Николаевич Миклухо-Маклай, высадившийся с борта русского военного корабля на берег Новой Гвинеи. Великий русский путешественник Николай Михайлович Пржевальский, блестяще завершивший экспедицию в Уссурийский край, уже вступил на территорию другой неведомой земли – Центральной Азии. Хмурые северные страны обследовал Петр Алексеевич Кропоткин. Каждому из них было суждено прославить Россию научными открытиями. Гуманист Миклухо-Маклай готовился выступить с пламенными словами в защиту человеческих прав «дикарей» – папуасов. Пржевальский перечеркивал линиями тысячекилометровых маршрутов огромные «белые пятна» карт Азиатского материка. Кропоткин уже подошел к гениальной разгадке одной из тайн истории Земли. Исследование Финляндии и Швеции привело его к открытию ледникового периода.

Дальнее путешествие – нет, кругосветное путешествие! – только к такому решению мог прийти будущий исследователь климатов Земли.

Правда, как мы увидим позже, Воейков не осуществил полностью своего намерения и не совершил кругосветного путешествия. Но все же ему удалось побывать в очень многих странах земного шара.

Мало что удерживало Воейкова в Петербурге.

Педантизм Вильда мешал Александру Ивановичу поставить работу Метеорологической комиссии так, как он считал нужным. Менделеев говорил, что всякое обобщение фактов казалось Вильду «чуть ли не посягательством на науку». Трудно представить себе людей, более не похожих друг на друга, чем Вильд и Воейков. Когда Вильд стал распространять порядки, установленные им в обсерватории, также и на Метеорологическую комиссию Географического общества, в том числе и на секретаря комиссии, Александр Иванович запротестовал. Конфликты перешли в острые столкновения.

Возглавляя обсерваторию и Метеорологическую комиссию Русского географического общества, Вильд упорно не хотел (а быть может, и не мог) понять, что, несмотря на общность целей, между ними имеется существенная разница. В то время как Главная физическая обсерватория являлась государственным учреждением, имела определенный бюджет, а служащие ее обеспечивались «жалованьем», ставившая себе те же задачи Метеорологическая комиссия была чисто общественной организацией. Ее опора – добровольные наблюдатели никак не оплачивались, и главным стимулом их деятельности было бескорыстное служение науке.

А Вильд относился к добровольным наблюдателям, и еще больше к Воейкову как к обыкновенным чиновникам, обязанным беспрекословно выполнять распоряжения начальства.

В спорах Воейкову не удавалось побеждать Вильда. Вильд был тактичным, сдержанным, в разговоре держался уверенно. Воейков сердился, нервничал, терял самообладание. Присутствующим казалось, что прав не Воейков, а Вильд. К тому же Вильд занимал несравненно более высокое служебное положение, был старше почти на десять лет, имел солидный служебный стаж и казался серьезнее Воейкова – начинающего научного работника.

Воейкову оставалось подчиниться или уйти. Он выбрал второе. В конце 1871 года он сложил с себя обязанности секретаря комиссии, мотивируя это тем, что собирается совершить кругосветное путешествие. Вместо него был избран барон Н.В. Каульбарс – один из чиновников, по духу близкий Вильду.

Однако Воейков не хотел отступать в борьбе с формализмом, тормозившим развитие русской науки. Прежде всего он опубликовал протест против печатания метеорологических сборников на немецком языке. Так было заведено еще Купфером. Ни Кемц, ни Вильд – оба немцы – не думали отменять этот порядок.

Географическое общество охотно поместило статью Воейкова в своих «Известиях». Вильд больше не решался печатать статьи на немецком и французском языках без русского перевода.

Но это была только первая и еще не особенно серьезная победа над формалистами. Пройдет еще немало лет, прежде чем восторжествуют научные методы Воейкова.

Менее чем два года работал Воейков секретарем комиссии, но за это время он достиг многого: была вновь создана сеть корреспондентов, поступали интересные материалы наблюдений.