Текст книги "Только одна ночь"

Автор книги: Анатолий Сульянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

13

3 часа 49 минут 18 секунд. Время московское.

Взгляд еще цеплялся за циферблат электронных часов, когда в поле зрения Скорнякова оказалось табло с надписью «Новая цель». Он обнаружил эту незримую связь часов и табло каким-то седьмым или восьмым чувством, как в ночных полетах, когда интуитивно догадываешься о месте самолета, идущего в густой темноте за цель. Сразу же сосредоточился, потребовал доклада разведчика, кивнул Лисицыну: «Займитесь новой целью». Не прошло десятка секунд, как в зале раздался голос полковника Прилепского:

– Цель 4534 на высоте шесть тысяч метров, скорость восемьсот. Идет со снижением!

– Вероятнее всего, – Лисицын наклонился к Скорнякову, – хотят раздвоить внимание. Думаю, что цель вскоре войдет в общий поток налета. Такое бывает часто. – Лисицын скосил взгляд в сторону командующего: ему хотелось увидеть лицо Скорнякова, то, чего Петру Самойловичу недоставало для душевного покоя, а именно – полностью ли доверяет командующий своему заместителю? Это беспокойство появилось вечером, когда разговор шел об АСУ; ему тогда показалось, что Скорняков иногда перепроверял его предложения и не спешил с принятием решения.

– Вероятность есть мера нашего незнания, – не оборачиваясь, сдержанно произнес Скорняков. – Уточните немедля! Запросите 4534! – потребовал он, повернувшись в сторону Прилепского и Смольникова.

– 4534 идет без ответа! – доложил Прилепский.

Это уже новость. Так, так… Что будем делать? Может, летчик забыл включить сигнал ответа «я – свой!»? А если это не так? Тогда кто же это может быть? Вводная высшей сложности.

– Товарищам Гуриновичу и Прилепскому немедленно переговорить с локаторщиками, уточнить данные о 4534, – мрачнея, резко проговорил Скорняков. – А вы, Петр Самойлович, – обратился Скорняков к Лисицыну, – обяжите асушников внимательнейшим образом разобраться с целью 4534. Полковнику Седых срочно проверить свои самолеты: не отстал ли кто из молодых летчиков от своих групп?

Не поднимаясь с АРМа, Лисицын принялся приглушенным голосом что-то говорить в микрофон, не спуская глаз с командующего. Он почувствовал усталость, собирался через четверть часа покинуть КП и поспать хотя бы часа два-три. Зря Скорняков придал такое значение новой цели. Наверняка пилот-раззява забыл включить ответ. Одиночный самолет… Эка невидаль!

Скорнякова же с новой силой охватывали сомнения. Он вглядывался в планшет. Ничто его больше не интересовало. Главное – РЦ. На планшете снова появился символ только одного разведчика. «Куда девался второй, – спрашивал себя Скорняков, едва справляясь с растущим беспокойством. – Может, прав Лисицын, идут рядом, как одна цель…»

Тревога Скорнякова постепенно распространилась и на остальных. Один за другим умолкли офицеры, привстали со своих рабочих мест начальники родов войск. Всем стало отчетливо ясно – неопознанный самолет держал курс в их район. Первым отозвался на изменение воздушной обстановки полковник Седых:

– Метеоусловия ухудшились, в районе полетов центр теплого фронта с грозами. Тем не менее предлагаю поднять пару перехватчиков!

Скорняков одобрительно посмотрел на него. Раньше других сообразил. На риск идет. Молодец!

– Паре истребителей, – Скорняков задержал дыхание, – воздух! Смотреть за ними внимательно – вокруг грозы. Так, товарищ метеоролог?

– Точно так! По району сильные грозы, на экране метеолокатора сплошные засветки электрических разрядов, мощные молнии!

Лисицын мысленно не одобрил решения командующего: снова вылеты. И на кого? Мнение, что тут какой-то подвох, не вытанцовывается, «Сапфир» молчит. «Скорее всего, – рассуждал Лисицын, – это замыкающая машина из последней группы целей. Не пройдет и пяти минут, как АСУ доложит и все станет на свои места».

Но по мере того как он получал информацию и наблюдал за тревожным поведением командующего, в нем тоже просыпалось беспокойство. Теперь и он все чаще возвращался к мысли, что исчезнувший разведчик мог затесаться в строй целей, а если это так, то надо принимать срочные меры по предотвращению грубейшего нарушения режима полетов. Он тут же остановил себя – нарушение госграницы! Это же ЧП высшего порядка! И сразу же, будто кто-то взвел в нем пружину, исчезла усталость, он ощутил прилив сил.

– Надо, товарищ командующий, срочно привести в готовность ракетчиков! – предложил заместитель.

Скорняков одобрил предложение Лисицына и дал команду на приведение в готовность дивизионов и батарей по маршруту полета цели 4534; сам же взглядом продолжил путь нарушителя. На мгновение стало сердце: батарея, которой командовал его сын, первой встречала цель 4534 при подходе ее в зону.

. – Цель не меняет курса?

Прилепский уловил в голосе командующего потку тревоги и удивился: с чего бы это? Конечно, если это нарушитель, он наверняка будет сбит. Что же тогда тревожило Скорнякова? Он заметил, что тот смотрит в одну точку. Ага, вот в чем дело – впереди цели, на маршруте ее полета, находилась батарея старшего лейтенанта Скорнякова. Может, комбату придется подавать команду на пуск ракеты. От того, какое решение примет командующий, будут зависеть и действия, а может, и судьба его сына. Техника есть техника, случается, что-то отказывает… Цель будет непременно уничтожена, но, если случится срыв пуска, стыда старший лейтенант Скорняков не оберется. И не на один год… Есть от чего забеспокоиться, думал Прилепский, глядя на Скорнякова-старшего. Перехватчики уже на маршруте, теперь все последующие действия определятся решением командующего. В эти минуты ему одному доверено принять это ответственнейшее решение: сбить нарушителя или принудить его к посадке на одном из наших аэродромов.

Мысли о сыне командующего прервались, как только взгляд скользнул по рядам сигнализаторов. Прилепский заметил мигание одного из табло – вызывал диспетчер перелетов:

– Исчез рейсовый самолет.

«Час от часу не легче, – вздохнул Прилепский. – Разведчик пропал, теперь и рейсовый неизвестно где. Значит, и разведчик, и рейсовый. В одно время. И все на голову командующего… Надо докладывать!»

Скорняков выслушал Прилепского нахмурившись; на потемневшем лице не дрогнул ни один мускул. Только плотно сжатые губы да двигавшиеся под кожей желваки указывали на его напряжение и тревогу.

– Проверь еще раз.

Скорняков резко обернулся к Лисицыну:

– Почему на электронном табло ничего этого нет? Столько времени прошло – и ни гугу! Где разведчик?

– Разберусь, товарищ командующий.

– И немедленно! Разведчика «потеряли»! Наверняка данные о нем не ввели своевременно в АСУ. Теперь и рейсовый испарился. – Скорняков снова принялся ходить вдоль ряда кресел.

Сбить одиночный самолет даже в таких сложных условиях погоды, в темноте не проблема. «А если это транспортный? – И сам себе ответил: – Сбивать нельзя. Если же разведчик – можно открывать огонь».

– Кто же это, черт возьми! – крикнул Скорняков. – Столько людей, такая техника, а задачу решить не можем!

– Чего вы взорвались? – негромко сказал Лисицын, уловив в упреке Скорнякова свое собственное бездействие. – Не место и не время.

Лицо Скорнякова сморщилось, губы выровнялись в линию, во взгляде отчетливо виделась скрытая сила, готовая вот-вот вырваться наружу. Он не мог оставаться в спокойном состоянии, когда обстановка грозила взрывом.

– Может кто-то доложить действительную обстановку? – крикнул Скорняков в зал. – Где разведчик?

Тот поднялся, но на вопрос не ответил.

Итак, разведчик или рейсовый? Самое главное – знать место разведчика. В Скорнякове в эти минуты как бы жили два человека: один утверждал, что это разведчик, умело воспользовавшийся налетом или освободившимся местом рейсового самолета; другой настойчиво твердил, что это рейсовый без ответа, а посему пусть идет до аэродрома посадки.

– Что, Петр Самойлович, предлагаете?

– Предлагаю, товарищ командующий, дать команду третьему дивизиону.

Скорняков согласился, приказал сообщить о принятом решении соответствующим командирам.

Теперь есть несколько минут на раздумье. Предстоял пуск боевой ракеты по неопознанному самолету. Задумаешься… Что делать? До зоны оставалось пять минут полета. Если это боевой разведывательный самолет – предупредительные выстрелы из пушек. Если рейсовый – сопровождать до ближайшего аэродрома. Если… Поди разберись в ночной облачной мгле. Перехватчики идут почти рядом, но в ночных облаках, когда вокруг непроглядная темень, не увидишь не только опознавательных знаков, но даже сам самолет. Поднятые на перехват летчики дважды запрашивали разрешение открыть огонь.

На КП по-прежнему оставался на своих местах расчет, но в наступившей тишине Скорнякову казалось, что люди покинули помещение, что вокруг него – устрашающая пустота; из подвешенных к потолку плоских плафонов едва струился слабый свет, высвечивая почерневшее лицо командующего. Все сидели, стояли только двое: он и Лисицын, и оба, как и все остальные, смотрели в одну точку – туда, в очерченный на планшете красным овалом район, куда двигался светлый с вытянутым вперед острием треугольник неопознанного самолета. Лисицын стоял позади АРМа, Скорняков же, издерганный беспрерывными докладами по селектору о расстоянии между самолетом и овалом района, собственными сталкивающимися противоречивыми мыслями, медленно ходил позади ряда кресел, ни на мгновение не выпуская из поля зрения символ неизвестного самолета.

О чем в эти часами тянувшиеся минуты думали Седых, Прилепский, Смольников, Тужилин? Одному действительно теперь трудно принять решение. Но и они молчат. Неужели все так сложно и запутанно, что десятки людей бессильны найти нужное решение… В военном деле такая обстановка случается часто, ибо нигде в других областях деятельности человека не бывает столько сложных, неизвестных, запутанных ситуаций. И чем сложнее становится техника, тем больше требуется людского напряжения, чтобы уяснить все до мелочи, не упустив ни одного факта и явления.

Он на мгновение отвел взгляд от планшета и заметил о чем-то шептавшихся Седых и Тужилина. Ну конечно, советуются, прежде чем что-то предложить. С «мелочевкой» лезть ни к чему, значит, надо обговорить совместно, И, будто почувствовав на себе взгляд командующего, Седых поднялся и предложил:

– Немедленно предупредительный залп из пушек и, если не отвернет, огонь на уничтожение!

Какое-то время Скорняков молчал, нервно поджимая губы и сверля взглядом табло. «Седых и Тужилин правы, – думал он, – обстановка обострилась, пора переходить к решительным действиям». Взглянул на Лисицына. Тот стоял молча, отрешенно смотрел на планшет.

В тишине зала прозвучал приглушенный голос Скорнякова: «Предупредительный залп из пушек!»

Где-то вдали от КП, в густых ночных облаках, озаряя вспышками кабины летчиков, грохнули залпы пушек. Из динамика ГТС донесся сочный бас полковника Беловола:

– Ракеты на установках, к пуску готовы!

До этой минуты в Скорнякове еще жила надежда на то, что все вот-вот уладится, неопознанный самолет в одно мгновение превратится в обычный рейсовый; надежда теплилась в нем с тех минут, когда на планшете появился символ новой цели, и вот теперь ему больше всего на свете хотелось, чтобы произошло именно так и не иначе; державшая в напряжении внутренняя скованность росла по мере того, как перехватчики подходили к цели и поступала информация о подготовке ЗУР. Он реально ощутил приближение того момента, который станет – хотел бы он этого или не хотел – точкой отсчета в его судьбе. Он сильнее сцепил зубы, крепче вдавил подушечки пальцев в кресло и бросил взгляд вдоль ряда АРМ. Отметил, что теперь уже все стояли позади кресел, не двигаясь, нацелившись на планшет, лица людей были похожи на негативные отпечатки фотографий: потемневшие, с провалами вместо глаз, застывшие в одном положении.

Щелчок в динамиках громкой связи заставил его вздрогнуть – офицер доложил, что цель после предупредительного залпа следует тем же курсом. Конечно, экипаж самолета мог и не увидеть трассирующих снарядов, облачность плотная, видимость нулевая. Возможно, очереди давали с большими интервалами, с больших дистанций. Надо готовиться к самому тяжелому. А что, интересно, скажет центр?..

Центр ответил, чтобы он, Скорняков, действовал согласно инструкции, что на месте виднее и ему предоставлено право принимать решение в подобных ситуациях.

– Ваше мнение, Петр Самойлович? – спросил Скорняков у Лисицына.

– Думаю, товарищ командующий, – глухо донесся голос Лисицына, – дать команду на поражение! Все данные за то, что это разведчик!

Слушая взволнованный голос заместителя, Скорняков мысленно представил, как по его команде старший лейтенант Александр Скорняков нажмет кнопку пуска, ракеты с грохотом сорвутся с пусковых установок, озарят огненно-багровым заревом притихший ночной лес и помчатся к цели. К цели? А если там рейсовый самолет?

На какое-то время его охватило сомнение в правомерности этого решения. Нужны ли в данной обстановке строгие меры… Никуда он не денется. В случае чего можно сбить на догоне. Он колебался, все еще не будучи уверенным в необходимости именно этого решения.

– Что доложит начальник ЗРВ? – насупясь, спросил Скорняков.

Беловол решительно поддержал Лисицына:

– Надо сбивать, товарищ командующий!

Лисицын и Беловол, видимо, хорошо владели обстановкой, дело свое знают, им, как говорится, виднее.

– Перехватчиков вывести из зоны огня ЗУР в район барражирования! – приказал Скорняков полковнику Седых.

Теперь все готово. Теперь все ждали только одного его слова. А ведь пока не раскрыта тайна этого самолета. Как под тюлевой шторой: что-то есть, а вот что – поди, догадайся.

Скорняков заметил беспокойство Прилепского, когда тот несколько раз подряд хватал телефонную трубку, кого-то упрашивая внимательно разобраться; это его тревожное состояние не покидало, и даже, наоборот, Вадим нервничал еще больше, и особенно после того, когда Беловол предложил сбить неопознанный самолет. Конечно, все в эти минуты живут в тревожном состоянии, но Вадим ведет себя беспокойнее других. Скорняков стал наблюдать за ним. Прилепский сделал какую-то запись в тетради, скользнул в который раз взглядом по планшету, пошептался со Смольниковым и громко произнес:

– «Добро» на пуск ракет, товарищ командующий, давать нельзя! Надо разобраться с целями! Не все…

– Чего разбираться? – пресек рассуждения оперативного дежурного Лисицын. – Пора принимать меры.

«Что-то же заставило Прилепского в такой напряженной обстановке пойти на риск вызвать гнев Лисицына, – размышлял Скорняков, глядя на Прилепского. – Он прав – не все ясно. А всегда ли бывает ясно в военном деле в момент принятия решения. Наверно, не всегда. Так и сейчас. Он подозвал Прилепского. Еще раз надо быстро просмотреть всю информацию. Только быстро!..»

* * *

Что-то сдерживало Скорнякова от последнего шага. «Здесь что-то не так, – сомневался он. – Нарушитель вряд ли шел бы к объекту вот так, напрямую, без разворотов и изменения высоты. И в то же время – чего ему бояться? Ведь большую часть пути он шел по маршруту и по коридору рейсового самолета. Нарушитель мог надеяться на то, что его не заметили, пройти над объектом, сделать все, что нужно, развернуться на обратный курс и снова пойти по маршруту рейсового. Резонно? – сам себя спрашивал Скорняков и тут же отвечал: – Такое вполне может быть, хотя в его жизни в прошлом не было ничего подобного. Первый случай. Разведчики, случалось, пытались нарушить границу, но чтобы так нагло…»

– Чего вы ждете? – нервно спросил Беловол.

Скорнякову хотелось оборвать главного ракетчика, но он видел, по крайней мере так казалось ему, что и другие ждут его команды.

– Соедините с командиром батареи, – сухо произнес Скорняков, обращаясь к Смольникову.

Тот схватил трубку телефона, что-то сказал вполголоса дежурной телефонистке и доложил:

– Старший лейтенант Скорняков у телефона!

Сын. Сашка. Там, на другом конце провода, его первенец, его любимец ждет команды. Пространство, разделяющее сына и отца, будто бы сократилось, и он представил руку Саши на пульте, рядом с кнопкой «Пуск», налитые тревогой глаза, его застывшее лицо, и почувствовал, как в груди похолодело.

– Добро. Пусть будет на связи. – Анатолий Павлович осторожно взял телефонную трубку из рук Прилепского, положил ее рядом с собой, повернулся к полковнику Седых: – Перехватчиков далеко не уводите – в случае чего им будет поставлена боевая задача.

Что-то все еще продолжало удерживать его от последнего шага, словно там, за этим шагом, открывалась зияющая черным провалом бездонная пропасть. Может, это самый заурядный случай отказа бортового энергоснабжения? По себе знал, как нелегко пилоту, когда в сети нет электротока, как меркнут лампы освещения от разряженного аккумулятора. Случись все это днем – было бы ясно. Перехватчики подошли бы к цели и опознали ее. А сейчас – глубокая ночь. Не видно ни зги, поди разберись… Скорняков несколько раз «прошелся» взглядом по всему маршруту от точки пересечения госграницы и до последней засечки, пересчитывая параметры полета неопознанного самолета, мысленно измеряя расстояния от трассы до позиций ЗУРов. Нарушитель шел в зоне огня, и ни одной попытки отвернуть от ЗУРов. «Мог ли разведчик действовать так настырно? – спросил он сам себя и, поразмыслив, ответил: – Сомнительно. Разведчик наверняка бы менял курс, снижался, скрывался в складках местности, чтобы его потеряли локаторы. А этот спокойно идет, как по трассе». Ему вспомнился тот день, когда он был участником событий, ставших известными всему миру…

Американский разведчик РБ-47 длительное время ходил возле северных границ Советского Союза, пеленговал и регистрировал радиотехнические посты, частоты радиостанций, позывные летчиков, формально не нарушая воздушную границу. Параллельными курсами ходили советские перехватчики, но, как только истребители ПВО ушли на свой аэродром, экипаж РБ-47 сразу изменил курс, пересек границу СССР и, углубившись на территорию Советского Союза, принялся пеленговать систему радиотехнических средств приграничной зоны. Воздушный пират действовал хитро: он беспрерывно менял куре и высоту, стараясь запутать расчеты локаторов, включил аппаратуру помех. И даже после предупредительной очереди из пушки истребителя капитана Василия Полякова продолжал идти тем же курсом.

Скорняков вылетел на перехват сразу же, как только Поляков доложил на КП о начале атаки, и, включив форсаж, помчался в район нарушения воздушной границы. Спустя несколько минут он услышал голос Василия:

– Задание выполнил. Нарушитель сбит!..

Уже потом, когда Поляков, получив орден Красного Знамени из рук Председателя Президиума Верховного Совета СССР, вернулся в полк, он сказал Скорнякову:

– Я ждал тебя, когда РБ-47 курсы менять начал. Вдвоем-то надежнее… Такая злость взяла! Подошел поближе и со всех точек как врезал…

Скорняков еще какое-то время «прокручивал» в сознании тот день, вспоминая, казалось, забытые обстоятельства, картину на экране локатора. И неожиданно его осенила идея разности отметок цели. Отметка цели… Аналогичны ли ее размеры вчерашней? Может, она что-то даст…

– Срочно соедините, – он взглянул на ту часть планшета, где была нарушена граница, – с ротой! – И, не дожидаясь ответного сигнала связистов, снял трубку телефона, рядом с которым лежала другая трубка, связывающая его с батареей старшего лейтенанта Скорнякова.

Услышав голос командира радиолокационной роты, спросил о воздушной обстановке, уточнил последние данные и, когда ротный умолк, задал ему вопрос:

– У вас под рукой контрольные оттиски фотографий экрана локатора?

Ротный ответил, что они находятся рядом, в фотоальбоме целей.

– Посмотрите-ка внимательнее, пожалуйста, отметку цели 4534. Отличается ли она от аналога рейсового самолета? Не спешите. Будьте максимально внимательны!

В трубке отчетливо слышались частое прерывистое дыхание командира роты, чей-то голос, считающий координаты очередной цели, шум вентиляторов; ротный, видно, овладел обстановкой, стал дышать ровнее. «Теперь разберется», – облегченно подумал Скорняков. Будешь тут спокойным, когда на втором конце провода командующий. Он представил себе вспотевшего от волнения старшего лейтенанта, которого запомнил с прошлого года, когда был в подразделении, его сосредоточенный взгляд на груде фотооттисков, сухие, потрескавшиеся на ветру, по-детски пухлые губы.

– Отличается, товарищ генерал-лейтенант. – Отметка 4534 крупнее размером.

– Вы не ошибаетесь? – для пущей уверенности спросил Скорняков.

– Никак нет!

– Спасибо.

Дождавшись щелчка в трубке, Скорняков тут же попросил соединить его с радиотехническим батальоном, локаторы которого в эти минуты продолжали «вести» цель 4534; услыхав знакомый бас командира батальона, расспросил о характеристике цели. Тот ответил: цель как цель, но Скорняков, нажимая на слово «прошу», повторил вопрос, стараясь убедить опытного командира батальона в необходимости тщательной оценки цели 4534.

– Сравните отметку с соседними целями, с отметкой рейсового самолета. И не спешите с ответом. Всмотритесь, пожалуйста, получше.

Комбат долго сопел в трубку, шелестел отпечатками фотографий экрана локатора, кого-то по ходу дела незлобно поругивал, прикрывая ладонью микрофон, и, наконец, громко доложил:

– Виноват, товарищ генерал-лейтенант, отметка 4534 несколько больше по размеру, ее контуры размыты. Так бывает, когда цели идут рядом.

– Спасибо. Все внимание цели 4534 и нашим перехватчикам. Поняли?

– Так точно! – ответил комбат. – Но на экранах сплошные засветки от грозовых разрядов. Цель и перехватчики едва видим.

«Еще не легче, – подумал Скорняков о перехватчиках. – С грозой обращаются только на «вы». И тем не менее теперь проверим свои выводы, – рассуждал Скорняков. – Если прогнозы подтвердятся, то дело обернется крупным нарушением государственной границы. Давно такого не было. Жди информации в газетах. «ТАСС уполномочен заявить…» Но это дело дипломатов. А нам предстоит все проанализировать, вскрыть недостатки, определить слабые места управления. АСУ – вещь очень нужная, но главное в АСУ – человек. Сегодняшний случай – яркий тому пример». Он повернулся к Гуриновичу:

– Товарищ Гуринович, прошу вас проанализировать отметки целей на экранах локаторов и доложить.

«Семь раз проверь, один раз отрежь. Все надо подвергнуть тщательному анализу», – подумал Скорняков и тут же, кожей ощутив тревогу, повернулся к Прилепскому. Тот держал прижатой к виску телефонную трубку и кивал.

– Что там такое? – обеспокоенно спросил Скорняков.

– Цель разделилась, товарищ командующий! – почти выкрикнул Прилепский. – От неопознанного самолета отвернула вторая цель!

Все, кто был в зале, повернулись лицами к планшету; на гладкой его поверхности было видно, как от неопознанного самолета отделился треугольный со стрелой символ и медленно стал смещаться в сторону. Люди еще не верили всему тому, что увидели на планшете и услышали от Прилепского; все какое-то время находились в оцепенении, чего-то ждали, вытянув головы в направлении планшета. И только Скорнякова эта новость, казалось, не смутила. Понаблюдав за планшетом, он кивнул полковнику Седых:

– Перехватчикам подойти ближе, подсветить фарами, взять РЦ в клещи и завести на посадку. В случае невыполнения команд – огонь из бортового оружия открывать без предупреждения!

– Понял! Выполняю! – Седых взял микрофон и, передав приказ командующего, скользнул взглядом по притихшему Лисицыну, отметив, что его лицо стало серым, с темными полукружьями вокруг глаз, во взгляде – вина и подавленность.

– Товарищ командующий, – громче обычного сказал полковник Гуринович, – отметки 4534 и вчерашнего рейсового самолета не одинаковы.

– Спасибо, – кивнул Скорняков. – Мы с вами пришли к одному выводу. Пусть локаторщики повнимательнее смотрят за РЦ.

– Понял. – Гуринович сел на свое место и взял трубку телефона.

Лисицын уперся глазами в расходившиеся в разные стороны символы, съежился. Он медленно осознавал случившееся и, но мере того как прояснялась обстановка, горбился, отводил взгляд, понимая, к какой ошибке могли привести предложения его и Беловола, если бы командующий принял их.

В зале все еще висела тишина; люди, будто чувствуя свою вину, стояли молча, стараясь не смотреть друг на друга… Разведчик все-таки проник на нашу территорию, не задумываясь над тем, что в любой момент он мог быть сбит, а вместе с ним был бы уничтожен рейсовый самолет.

Осунувшийся Скорняков какое-то время рассеянно смотрел то на Прилепского, то на планшет; ему, как и остальным на КП, невероятными казались безрассудные действия разведчика. Он долгим взглядом сопровождал символ рейсового самолета на планшете. «Летевшие в нем, – размышлял Скорняков, – так и не узнают, какой опасности они подвергались, из-за жестокости тех, кого не интересуют судьбы людей. Такова, видно, природа этих деятелей. Они идут на все ради барышей, ради достижения своей безрассудной цели – господства над миром».

Скорняков, прослеживая полет разведчика и сопровождавших его истребителей, мысленно измерил расстояние от РЦ до дальнего аэродрома. Не пройдет и четверти часа, как перехватчики посадят нарушителя. Попался, как кур во щи. Теперь, господа хорошие, целуйте, как говорится, мать-сыру землю да становитесь на колени и благодарите, что живы остались. Он даже улыбнулся чуть-чуть. Есть чему радоваться – такой ребус разгадали!..

– Това… товарищ командующий, – тронул за плечо задумавшегося Скорнякова полковник Прилепский. – Разведчик исчез!

Поначалу Скорняков не осознал случившегося. Ему показалось, что он ослышался, что оперативный дежурный что-то путает. И только когда Прилепский повторил полученное сообщение, слова доклада дошли до него.

– Как исчез? – вырвалось у Скорнякова. – Куда он подевался? Чего же вы молчите? – повысив голос, спросил у вытянувшихся Седых и Прилепского.

– Это еще не все, – едва слышно сказал Седых. – Пропал истребитель сопровождения.

– Куда же они делись? – Скорняков выжидательно посмотрел на Лисицына, Седых и Прилепского.

– Возможно, что это всего лишь мои предположения. – Седых встретился взглядом с командующим. – Разведчик попытался выйти из клещей и врезался в «миг». Или все попали в мощный грозовой заряд – шли в плотном строю.

– На экранах РЛС операторы наблюдали падение самолетов? – спросил Скорняков.

– Экраны забиты засветами гроз. Сейчас трудно определить причину исчезновения самолетов, – ответил Седых. – Наши предположения – гадание на кофейной гуще, не более.

– Пришла беда – отворяй ворота, – тихо произнес Скорняков.

Он постоял, рассматривая помутневший экран, удрученно покачал головой и медленно зашагал к своему рабочему месту. Неужели столкновение? Попытка вырваться из клещей? Маловероятно – рядом батарея зенитных ракет. «Скорее всего, – размышлял Скорняков, – мощная гроза. А может, на вынужденную сели? Ночью в поле».

– Немедленно запросите аэродромы соседей! – приказал Скорняков Прилепскому и тяжело опустился в кресло.

Какое-то время Скорняков рассматривал карту с нанесенными на ней условными знаками аэродромов, в который раз прослеживая взглядом маршрут полета разведчика и перехватчиков. Нет, не мог РЦ прорвать противовоздушную оборону и уйти незамеченным. Не могли наши люди упустить его. Иначе на кой черт все мы здесь находимся. Он задумался и не услышал торопливого голоса Прилепского.

– …посажен на «Гужевом». Экипаж РЦ арестован. Перехватчики сели там же, на «Гужевом».