Текст книги "Знал бы прикуп"

Автор книги: Анатолий Барбакару

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 8

Она возилась целую вечность. Сначала опрокинула в себя стопку, которую я наполнил, потом закурила, потом, выпустив облако дыма, сквозь него многозначительно пялилась на меня.

Я следил за ней из своего кресла, расположенного по другую сторону столика. Вынужден был быть терпеливым.

Наконец она сообщила:

– Деньги ты выиграешь.

Что– то вроде этого я и ожидал.

– У кого?

– У Шрагина.

– У твоего мужа?

– Да.

Этого ожидать не мог. Как минимум по двум причинам. Во-первых, ее Шрагин – пустой. Во всяком случае, с наличностью у него не густо. Во-вторых, все, что у него есть, – и так принадлежит ей.

Я промолчал. Пусть сама объясняет.

Она объяснила:

– Он продал «мерc».

– За сколько?

– За тридцать.

– А остальные семьдесят?

– Это – потом.

– Когда потом? Где он их возьмет?

– Есть еще две квартиры и дача.

Я смотрел на нее во все глаза. Спросил:

– Потом ты его бросишь?

– Наши семейные дела тебя не касаются. Сейчас мне действительно лучше было не лезть, куда не следует. Слишком велика могла быть цена моей щепетильности. Размером с Ольгину жизнь. Но я все же не удержался:

– Ну и стерва же ты…

Она долгим пронзительным взглядом смотрела на меня. Потом неожиданно спокойно произнесла:

– Бросать его не собираюсь. Просто хочу сохранить хоть что-то.

– Не понял…

– Рано или поздно он проиграет все. Так вернется хоть половина.

Это могло быть и правдой. Но она говорила, что деньги нужны ей. Вряд ли вернет свою долю в семью.

– Зачем тебе столько денег? – спросил я. Она горько усмехнулась:

– Ты же не хочешь, чтобы я опять лгала?

– Не хочу.

– Тогда промолчу. Ответ мне понравился.

– Если выиграю эти тридцать тысяч, кто из нас заберет их? – спросил я.

– Поделим.

– Ты уверена, что после этого он продаст все остальное?

– Уверена.

– Но ты останешься ни с чем. Даже без крыши над головой.

– Я останусь с половиной. Если, конечно, ты меня не кинешь. – Она смотрела на меня насмешливо.

– Есть сомнения? – спросил я.

– Нет. – То, как она произнесла это, выдавало ее уверенность во мне. Или в себе.

– Как скажешь, – произнес я после некоторого раздумья. – Но есть маленькая проблемка…

Шрагина была спокойна. Видно, обо всем уже подумала.

– Твой муж – не полный идиот? – поинтересовался я.

Она усмехнулась.

– Тогда он вряд ли сядет играть со мной.

– Конечно, не сядет. Ты будешь играть с Котей.

– С кем?! – Я решил, что ослышался.

– С тем, который выиграл у него шестьдесят тысяч.

– Сама до такого додумалась? – спросил я ехидно.

– Сама.

Я подозрительно поразглядывал ее. Подумал: чтобы такое предлагать, надо быть либо полной дурой, либо обладать незаурядной хитростью. С кем имею дело, обещало выясниться в ближайшее время.

– Будешь играть с Котей и проиграешь ему деньги моего мужа.

Этого еще не хватало. Как я и думал, чистое дилетантство.

– Даже если по какой-то невероятной причине Котя согласится на игру, – елейным тоном, как с пациенткой, пришедшей на прием к сексопатологу, заговорил я, – нам придется отстегнуть ему по меньшей мере тридцать процентов.

– Не придется. – Деловитость ее тона смутила. – Во-первых, Котя будет играть. Во-вторых, все деньги вернет.

– Ты уверена?

– Да.

– Его надо еще найти.

– Я с ним уже говорила. Завтра вечером он будет в том же номере.

– И придет с деньгами? Твой муж уже научен. «Куклы» не пройдут.

– Деньги будут настоящие.

Это было невероятно. Заставить Котю рискнуть такой суммой…

– С мужем тоже говорила?

– Да. Но с ним проблем не было.

– А с Котей были?

Комбинация, которую она придумала, была незатейливая, одна из самых ходовых у профессионалов. Но если придумала ее сама и сама сумела уболтать Котю, это признак редких способностей. Впрочем, в их наличии я уже имел возможность убедиться.

Она пожала плечами.

Я подумал; «Неужели соблазнила Котю? Жалкого, убогого, почти старика. Как иначе могла втянуть его в это дело? К тому же бесплатно».

От этой мысли стало не по себе. Слишком невероятной, слишком мерзостной была представленная картинка. Но другого объяснения ее уверенность в участии Коти не имела.

– Ты плохо его знаешь, – сказал я. – С Котей договариваться – гиблое дело. Так что, думаю, зря старалась…

– Ты дурак, – спокойно сказал она. Спокойно и презрительно. Поняла, о чем я подумал.

Ответ ее снял с души камень. Не знаю, как ей удалось заставить Котю, но я сразу поверил, что мои догадки ошибочны.

Если все так, как она говорила, план был вполне реален. От него дурно пахло, но в моем положении это не имело значения. Эта шустрая дамочка давала мне шанс заработать пятьдесят тысяч долларов. Давала шанс спасти Ольгу Что, кроме благодарности, имел я право испытывать в тот момент к Шрагиной? Разве что – подозрительность.

– Тебе не жалко пятидесяти тысяч? – спросил я.

– Они тебе тоже нужны, – заметила она.

Внимательно посмотрел на нее. Впрочем, еще муженек пооткровенничал, что некие общие знакомые распространялись на мой счет.

В начале сегодняшнего разговора Шрагина упомянула о подруге, якобы написавшей пресловутое письмо. Но об Ольге подруга знать не могла.

– С чего ты решила, что мне нужны деньги? – спросил я.

– Разве не права?

Понял, что не скажет. Вспомнил о сегодняшней встрече во дворе онкоцентра. К кому-то же она шла. Скорее всего информация оттуда.

– Почему обратилась именно ко мне?

– Подруга рассказала. Она следит за твоими передачами. Знает, что ты бывший игрок, и уверена, что приличный человек.

Я вспомнил, как в свой первый приход Шрагина попыталась задеть меня: «Поменьше благородных выкрутасов в ваших передачах». Спросил:

– Она действительно автор письма?

– Да. Но кто – не спрашивай. Она запретила говорить.

Что ж, может быть, сообщница стала наконец искренней. Судя по тому, что иногда откровенно уклоняется от ответов, старается не лгать. Но если даже и лжет…

Я ничем не рискую. Рискует она: могу потеряться с деньгами. Конечно, этого не сделаю, но странно, что ее это не беспокоит. Не может быть, что такая уверенность во мне – всего лишь со слов подруги. Наверняка наводила и более серьезные справки.

Это уже не имело значения. Пусть у нее сомнительные подруги и какие угодно отношения с супругом. Это ее личное дело. Главное, что она дала нам с Ольгой надежду.

Еще какое-то время мы оговаривали нюансы завтрашнего плана. Расстались вполне по-деловому, договорившись встретиться завтра вечером у меня. Поделить первые поступления и разработать следующий этап материального уничтожения ее семьи.

В отличие от прошлого вечера, когда, оставшись один, ощутил беспокойство, в этот раз после ее ухода я чувствовал себя вполне сносно. Для этого были основания.

Конечно, несколько вредили настроению размышления о взаимоотношениях супругов Шрагиных. Обидно было за мужика. Я в который раз думал, как случается, что толковые, ворочающие делами мужчины загоняют себя в такую ситуацию. Связываются черт знает с кем. Не просто связываются – связывают жизнь. Неужели не видят? Или не хотят замечать.

«Нет уж, – думал я уже в постели, ровняя дыхание. – Лучше всю жизнь – в холостяках. Или не спешить, дожидаться такую, как Ольга».

Сделал еще несколько правильных вдохов… И вдруг, как уколотый, резко сел. Невероятная мысль спицей прошла через мозг и ткнулась в сердце: «Что, если Ольга решила кинуть меня на пятьдесят тысяч долларов? Так же, как эта артистка Шрагина своего мужа».

ГЛАВА 9

Я забылся сном только под утро. Чем дольше анализировал догадку, тем более вероятной она казалась.

Вспоминал улики, которые раньше воспринимались как ничего не значащие развлекающие мелочи. Например, нахальноватые заявления Ольгиной подруги, мечтающей подцепить денежного мужика. Или праздное обсуждение в компании проблемы: стоит ли быть женщине финансово независимой. Я тогда ехидно глянул на отмалчивающуюся Ольгу, взглядом полюбопытствовал: ты как? И она ответила тоже взглядом: не интересно. Вспомнил, как сорвался командировочный круиз, в который мы должны были идти вместе. Ольга тогда явно расстроилась. Но никак не проявила огорчения. Только вроде как успокоила:

– Еще успеется.

Накрутив себя, спохватывался: бред, Ольга на такое не способна. Я, слава богу, повидал женщин.

И повернувшись на другой бок, вновь возвращался к подозрениям.

Вспоминал ее бессмысленный интерес к ювелирным и меховым магазинам. И то, как она его оправдывала:

– Что ты хочешь? Я же – женщина.

А ее интерес к Америке… Что, если нашла вариант проникнуть в этот, описанный восторгами знакомых заповедник для мечтателей и неудачников…

Все получало объяснение. В том числе и намек ведущего Ольгу врача на то, что лечиться желательно в Штатах и что визу скорее всего откроют только нуждающейся в лечении.

Вспоминал и врача – Григория Давидовича, которого пациенты называли между собой Гошей. Молодого, уверенного в себе парня – мужчину с физиономией бабника, привыкшего использовать служебное положение. Этот Гоша способен на такую постановку.

Игла, прижившаяся во мне, не давала мыслям возможности течь спокойно, без болезненных, гневных толчков.

Если догадка верна, то все в моей жизни сыпалось, как в шкафу, опрокинутом набок. И не хотелось, было противно даже заглядывать в этот перевернутый шкаф, разбирать кавардак. Но без этого было не обойтись. Нужно было выяснить, что стало с дорогим мне содержимым.

И несмотря на боль и негодование, охватывающие меня, я чувствовал… облегчение.

Словно в том же шкафу в фарфоровой посудине жил злой джинн, и сейчас, когда посудина разбилась, ему придется убраться.

Ольга здорова. Пусть – предала, пусть мы не будем вместе. Это болезненно, но не так уж ново. И точно лечится временем. Как бы жил, если бы не сумел спасти ее? Нет уж, лучше пусть кидает…

Или не лучше?

Бессмысленное, неблагодарное занятие – выбирать, какой из двух тяжких вариантов больше по душе. Тем более когда выбор ничего не решает. Но право знать, как все обстоит на самом деле, осталось за мной.

Проснувшись, с удивлением вспомнил ночную галиматью. Как такое могло взбрести в голову? Понятно как. День был тяжкий, да еще эта Шрагина навеяла…

Не спешил вставать. Повспоминал другие приятные мелочи-улики. То, как Ольга подкрадывалась ко мне, читающему или смотрящему телевизор, и терлась щекой о плечо. Как тихо, не обижаясь, оставляла в покое, если понимала, что мешает. Вспоминал неизменную щенячью улыбку на ее лице при пробуждении и при каждом моем возвращении домой. И главное, в памяти всплывали ее молящие о спасении, верящие в меня глаза.

И уже без сомнения знал, что бы выбрал, если бы таки дали возможность выбирать.

Но такой возможности не было. Дали только шанс добыть деньги. Шрагина дала. Хорошо, если ее невозмутимая уверенность оправдается. У меня уверенности не было. Утешал себя тем, что ее и быть не может, когда имеешь дело с такой штучкой, как моя сообщница.

С утра поехал к Ольге. Пробыл у нее до обеда.

Первым делом обрадовал:

– Договорился с Борькой насчет денег.

– Как будем отдавать? – испуганно спросила она. Я смотрел в запавшие, встревоженные глаза и думал:

как мог ее подозревать?

– Отдавать – дело мужчин, – заметил беспечно. – Женщины вынуждены думать о том, как тратить. У тебя это пока получается неплохо. Но не увлекайся. Еще пару таких сюрпризов, и придется начать экономить…

Мое настроение передалось ей. В этот раз она не была такой подавленной. Даже улыбалась шуткам.

Уходя, столкнулся в коридоре с доктором. И вдруг понял: этот Гоша мне неприятен не после ночных размышлений. Он вызвал антипатию с самого начала, с момента знакомства. Такие, как он, чрезвычайно уверенные в собственной исключительности, снисходительно относящиеся ко всему остальному человечеству типы всегда раздражали. Несмотря на суперменистость и улыбчивость, от него за версту веяло душевной нечистоплотностью. Я бы за таким соперником при игре в деберц очки пересчитывал.

– Что вы решили? – деловито осведомился он.

– Советуете Штаты? – спросил я.

– Если есть возможность.

– Есть. Деньги будут через неделю. Не поздно?

– Нет. Но чем раньше, тем лучше.

Это и без него понимал.

– Можно договариваться? – спросил Гоша. – И насчет визы желательно уладить заранее.

Еще при первой встрече он сообщил, что в Америке у него связи. И цену назвал, уверив, что она минимальная благодаря его блату.

– Договаривайтесь, – сказал я. – Я тоже постараюсь выехать. По своим каналам.

Конечно, солгал. Куда мне было ехать: хватило бы денег на лечение. Сказал, чтобы глянуть на его реакцию.

Гоша улыбнулся. Неискренне. Мне показалось – даже насмешливо.

Без удовольствия пожав его доброжелательно протянутую, вполне твердую руку, я пошел к выходу.

Мимо пациенток, перекуривающих в театральных креслах на лестничной площадке, постарался прошмыгнуть как можно быстрее. Помнил случайно подслушанный разговор в одно из первых посещений.

– Мне еще недели две, – сообщила одна.

– Мне с месяц ждать, – вздохнула другая.

– А Валька-то на завтра планирует. Собралась уже. «Тоже в Америку?» – подумал я. И тут же догадался: это они о смерти.

С тех пор смущенно спешил проскочить мимо перекуривающих. Перекуривающих в ожидании своей очереди.

Сев в машину, понял, что сделаю сегодня, пока есть время. С подозрениями надо было покончить раз и навсегда.

Поехал в мединститут. Заведующий одной из кафедр, молодой профессор, когда-то был моим партнером по преферансу. Приятным партнером, интеллигентным, не переживающим из-за проигрышей. Иронизирующим над ними. Он не так уж и много проиграл мне за все время. Играл сдержанно, вдумчиво. Может, и догадывался, с кем связался, но не волновался по этому поводу. Играл ради удовольствия и готов был за него платить. Регулярные его проигрыши не помешали нам расстаться по-приятельски.

Недавно опять встретились, когда наша телекомпания делала заказную передачу о «Медине». Профессор был приятно удивлен мне. С иронией предложил расписать пульку.

Сейчас я надеялся, что он, по старой памяти, окажет мне деликатную услугу.

Завкафедрой был у себя. Принял меня, широко улыбаясь. Вышел из-за стола, пожал руку. Проявил осведомленность:

– Слышал, уже не играете…

– Дал обет, – подтвердил я.

– Надо же. – Он рассматривал меня с любопытством. И посетовал: – Приятного партнера потерял.

Я не тянул, почти сразу выложил ему, зачем пришел. Рассказал, что моя жена в онкологическом центре.

– Кто ее ведет? – понятливо поинтересовался он.

– Григорий Давидович.

– Гоша?…

Мне не понравилось, как он произнес это. Со сдержанным сочувствием. Словно я был его пациентом и его не обрадовали результаты анализов.

– Мне он не нравится, – откровенно сказал я.

– Попроситесь к другому врачу.

– Тоже нехорошо. Этот Гоша имеет выходы на заграницу… Не хочу его терять. Он хороший специалист?

– Неплохой.

Во взгляде собеседника вновь мелькнуло сочувствие.

– Он вам тоже несимпатичен, – заметил я. – Если не секрет, почему?

– Как вам сказать… Антипатия на уровне поля.

– Мне он показался бабником.

– Все мы не без греха.

Я понял, что попал в точку. Он заранее сочувствовал мне.

– Это его личное дело, – согласился я. – Я к вам с деликатной просьбой.

Он изобразил внимание.

– Я бы хотел, чтобы мою жену обследовали еще раз.

– Вы вправе потребовать этого.

– Я не хочу требовать. И не хочу, чтобы об этом знал Гоша.

Профессор недоуменно смотрел на меня. Озабоченно произнес:

– Григорий Давидович – человек спорный, но вряд ли он мог пойти на такое.

– Сделать повторное обследование сложно? – спросил я.

– Да нет. В принципе возможно, но… – Он растерянно пожал плечами. – Думаю, вы слишком мнительны.

– Может быть, – согласился я. – Все мы не без греха. Я могу рассчитывать на вашу помощь?

– Оставьте фамилию жены, номер отделения и палаты.

Протянул ему листок с заранее записанными данными. Попросил:

– Я бы не хотел, чтобы и жена знала, что ее обследуют по моей просьбе. Профессор удивился:

– Даже если диагноз не подтвердится? – Даже если так. Лучше всего, если она вообще не поймет, что ее повторно обследуют. Но понимаю, что это невозможно…

– Возможно. Ее пригласят на практические занятия студентов.

– Это ее не травмирует?

– К ней отнесутся, как к здоровой, пришедшей на обследование.

– Когда мне позвонить или подъехать? – спросил я.

– Все это, конечно же, спешно?

– Спешно.

– Оставьте телефон, я сам позвоню.

Я дал ему визитку.

– Всего доброго.

– Не накручивайте себя, – посоветовал он. – Она поправится. В вашем положении без веры – нельзя.

В этот момент я отчетливо пожалел, что когда-то обыгрывал этого человека.

ГЛАВА 10

Игрища в «Туристе» были назначены на семь вечера. Я решил не спешить, опоздать на первую партию. Пусть начнут. В конце концов, бизнесмен заслужил право первым приступить к разбазариванию собственного состояния. Отказать ему в этом было бы бестактно.

В начале восьмого подъехал к гостинице. Не спеша припарковался, еще какое-то время высидел в машине. Решил: пора.

И вдруг увидел Котю. Старый аферист, с «дипломатом» в руке, суетливо тыкался изнутри в стеклянные двери гостиницы.

«Ну вот, началось, – подумал я. – Сейчас этому дуралею положено совать в карман ставку за первую партию, а его носит черт-те где. Упился, что ли? Вот тебе, милочка, и вся уверенность…»

Котя наконец нарвался на нужный, открывающийся отсек. Нервно проскочил через него и, испуганно озираясь, заспешил к стоянке такси.

Мне его поведение очень не понравилось. Сразу вспомнился испуг старика при нашей прошлой встрече. И все размышления насчет его причастности к гибели Людвига. В том числе и о неспособности его на убийство.

Хотел окликнуть его, но передумал. Когда человек в таком состоянии, неблагоразумно набиваться к нему в компанию. Сначала стоит выяснить, чем это чревато.

С другой стороны, на глаза коллеге попасться не мешало. Как-никак, дело у нас сегодня общее, и, может быть, мое присутствие облагоразумит, дисциплинирует его.

Я выбрался из машины, сделал несколько шагов в сторону вереницы такси. Вышел на открытое пространство. Не заметить меня теперь было сложно.

Котя, целеустремленно двигающийся к головной машине, меня заметил. Но это только способствовало его шустрости. Он юркнул в ближайшее такси и явно попросил шофера отъехать как можно скорее.

У его поведения могло быть только одно толкование. Котя обыграл Шрагина сам и не намерен отдавать деньги. Самомнение Шрагину подвело; Она ошиблась. Я – тоже хорош. Нашел кому довериться.

Первым было желание погнаться за такси, увозившим Котю и жизненно важную мою долю. Желание я подавил. Что мог требовать у Коти? Он со мной ни о чем не договаривался. Заниматься чистой воды гоп-стопом я не собирался. Может быть, артистке удастся выбить у этого негодяя хотя бы нашу долю.

Я направился к гостинице.

Если Шрагин еще там, пусть объяснит, какого беса полез в игру досрочно, на что рассчитывал.

Ответив на приветствие швейцара, прошел к лифту, поднялся на десятый этаж. Кинув взгляд на пустующее место за столиком горничной, по мягкой дорожке двинулся в сгущающийся мрак коридора к знакомому номеру. Постучал.

Из– за двери не донеслось ни звука. Подергал ручку. Дверь была заперта.

Значит, Шрагин уже ушел. Наверное, спустился вторым лифтом, когда я поднимался. Иначе вряд ли бы мы разминулись.

Уже сделав несколько шагов назад к лифту, я вернулся к двери с цифрами «1010». Посмотрел вниз. Точно, в щель под дверью пробивался свет. Опасливо глянув в сторону обитания горничной, присел на корточки, приник к похожей на галстук-бабочку замочной скважине.

Открытая дверца шкафа в прихожей мешала разглядеть все. Но того, что увидел, было достаточно… Из-за дверцы выглядывали лежащая в темной луже лысина и запрокинутая рука с перстнем.

Странно, что я не запаниковал. Во всяком случае, не так, как ожидал бы от себя, если бы пытался представить подобную ситуацию. Может, ежедневные посещения онкологического центра, подслушанные в нем разговоры курильщиц сделали меня бесчувственнее?

Об этом я подумал потом. А тогда у двери, встав с корточек, еще раз прострелил взглядом коридор и деловито вытер носовым платком дверную ручку. Быстро прошествовал к лифту. Обнаружил, что он занят. Подался к лестнице, но вовремя спохватился: горничным с нижних этажей на глаза попадаться не стоило. Дождался лифта. В холле первого этажа хотел для отвода глаз беспечно потоптаться у киоска с сувенирами и газетами. Передумал. Швейцар все равно запомнил меня. Если за столько лет не забыл…

Кивнул ему на прощанье и вышел на улицу.

И только сев в машину, ощутил смятение. Мысли и эмоции устроили кучу-малу. Думалось обо всем сразу. Об оставшемся в номере безжизненном Шрагине, о подозрении, которое падет на меня, о Коте, сбежавшем с «дипломатом», об Ольге, верящей в меня, о провалившемся плане, о виновнице всего этого – теперь уже вдове Шрагиной.

При всем этом следовало решить, что делать дальше. Какое-то время колебался, не позвонить ли в милицию. Что, если Шрагина еще можно спасти. Но вспомнил картинку, обрамленную контуром бабочки-скважины, и сомнения отпали.

Предупреждать о трупе в номере было глупо. Если буду утверждать, что всего лишь подходил к двери, то мне не положено знать, что за ней. К тому же сейчас желательно было выгадать время. Конечно, на меня выйдут.

Но стоило попытаться хоть что-то придумать, выяснить, решить.

Сомнений в том, что на этот. раз в случившемся замешан Котя, быть уже не могло. Их рассеивал красноречиво перепуганный вид негодяя. Его паническое бегство. Странно, что аферист даже не пытался совладать с собой. Конечно же, привлек внимание швейцара, и теперь, будет первым в очереди подозреваемых. Мне отведут место сразу за ним. Как покинуть эту очередь или хотя бы переместиться в ней поближе к концу, пока не представлял. Но знал, с чего следует начать. С разговора со Шрагиной.

Ехал к себе и думал о том, что будет с Ольгой, если меня задержат. Этого допустить никак нельзя. Хотя бы до тех пор, пока не достану деньги и не отправлю ее в Штаты. Кстати, о деньгах. Если не сегодня завтра мне придется скрываться, то на выручку от продажи квартиры рассчитывать не приходится. Выходило, что, кроме всех прочих неприятностей, которые сулила лопнувшая комбинация, необходимая сумма увеличилась тысяч на десять-пятнадцать.

Машину оставил на стоянке. Подходя к дому, глянул на окна своей квартиры. Они светились. Шрагина уже ждала.

Попробовал представить себе реакцию сообщницы на известие о смерти супруга. Впервые в жизни мне выпадала печальная миссия гонца. До сих пор только по слухам знал о тяжести ее. И тут же поймал себя на том, что не особо беспокоюсь за душевное состояние овдовевшей. Случившееся если и потрясет ее, то ненадолго. Скорее всего корчить из себя безутешную вдову не станет. Еще бы, теперь она получала все. За вычетом выхваченного Котей куска.

Входя в черноту подъезда, думал о том, что вряд ли меня хватятся до утра. Если, конечно, горничная не грешит подглядыванием за жильцами в замочные скважины. Завтра придется подыскать себе убежище. И вновь ломать голову над тем, где достать деньги.

Шрагина, бесцеремонно вырядившаяся в мой халат, сидела в кресле. На коленях ее лежал распахнутый журнал для не бесчувственных. Мизансцена была не самой подходящей для извещения о потере супруга.

Сообщница с насмешливым любопытством пристально следила за мной, вошедшим. Молчала.

И я молчал. Прошагал ко второму креслу, плюхнулся в него. Пододвинул к себе ее чашку с кофе, отхлебнул. На женщину старался не смотреть.

Шрагина отложила журнал, встала с кресла и, обойдя мое, перегнувшись через спинку, сзади обняла меня. Потерлась щекой об ухо, овеяла запахом губной карамели, шепнула:

– Почему ты молчишь?

– Советую тебе присесть, – сказал я.

Она замерла. Потом послушно вернулась на свое место. Выжидательно уставилась на меня.

– Твой муж… – начал я. И осекся. Оказывается, слухи не лгали: произнести это было непросто.

– Не пришел? – не утерпела, подсказала она.

– Умер, – бухнул я. И сам испугался этого короткого слова. Испуганно взглянул на нее.

– Как? – Зрачки Шрагиной расширились.

– Его убили. Когда я пришел, он был уже… – Я поспешил сразу выплеснуть все. Чтобы не тянуть жилы. Ни из нее, ни из себя.

Был уверен, что без мало-мальской истерики не обойдется. Причем искренней. Не мог, по моему разумению, один человек сдержанно принять внезапное известие о смерти другого, близкого ему.

Я ошибся. Истерики не произошло.

Шрагина выдержала очень долгую паузу, в течение которой исследующим взглядом буравила меня. Потом глаза ее недобро сузились, и она спокойно произнесла:

– Не думала, что ты на такое способен.