Текст книги "Люди в погонах"
Автор книги: Анатолий Рыбин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
2
Через три дня после конференции сельских врачей Наташа получила пропуск в Кремль. Вручала Дора Петровна. Никогда еще Наташа не видела ее такой сияющей.
– Вы подумайте, Наталья Мироновна, мы с вами пойдем в Кремль. Я всю жизнь мечтала об этом и вот... – Она посмотрела на оставшийся у нее в руках второй синий билетик и по-детски прижала его к груди.
Наташа тоже рассматривала билетик с радостным трепетом и старалась представить себя там, за древними зубчатыми стенами, рядом с «Царь-пушкой» и «Царь-колоколом», которые она видела только в журналах и газетах.
В терапевтическое отделение заглядывали другие врачи и сестры. Все они торжественно спрашивали:
– Вы идете в воскресенье в Кремль? А вы?
Кто-то из больных заметил:
– У нас на заводе еще в прошлом месяце такие пропуска давали. Передовики получили.
– У нас тоже не все, – ответила Дора Петровна. – Сам профессор Федотов распределял.
«И меня не забыл, – подумала Наташа. – Какой он все-таки чудесный человек». Эта мысль возникла у нее потому, что сама себя она еще не считала достойной такого внимания. Многие новые способы лечения, препараты она только еще изучала. Дора Петровна так прямо вслух упрекала ее: «Во всем у вас, товарищ Мельникова, чувствуется провинция. Даже в людях не разбираетесь: то ли простой человек перед вами, то ли жена видного работника. Пора бы усвоить».
Наташа не вытерпела однажды, сказала в сердцах:
– Для меня все больные одинаковы.
– Это у вас от недостатка культуры, – язвительно заключила Дора Петровна. – Поживете в городе, Станете умнее.
...Подошло воскресенье. Накинув шубку, Наташа не сошла, а сбежала с третьего этажа и мгновенно очутилась на улице. Утро было чудесным. Морозец слегка пощипывал щеки. Солнечные лучи, пробиваясь из-за каменных громадин, золотили карнизы, поблескивали на оконных стеклах. Мелкий, как туман, иней серебрился над головами пешеходов.
Оживленная, взволнованная Наташа не заметила, как миновала Большой театр, гостиницу «Москва», красное кирпичное здание Исторического музея и вышла на Красную площадь. Вот она, древняя зубчатая стена с острыми конусами башен и крупными горящими под солнцем звездами. Под стеной – мрамор Мавзолея, задумчивые, густо припорошенные снегом ели. Все такое знакомое, близкое и таинственное. Много раз гуляли они с Сережей возле Спасской башни, а вот сейчас пройдет она через эти ворота и увидит все, все.
От этой мысли Наташе сделалось жарко. Она остановилась, вздохнула. «Все ли я взяла, – мелькнуло в голове. – Пропуск, паспорт». Открыла сумочку, проверила, потом усомнилась: пропустят ли с сумочкой? Беспокойства оказались напрасными. Едва предъявила она свой пропуск, молодой офицер, не требуя даже паспорта, приветливо кивнул:
– Проходите, пожалуйста.
Наташа сделала несколько шагов и снова остановилась. Перед ней лежала та самая мостовая, кусочек которой она видела раньше в открытые ворота. Теперь зубчатая стена и ворота башни остались за спиной, а впереди простиралась огромная территория Кремля. «Здесь, по этим местам, – подумала вдруг Наташа, – ходил когда-то Владимир Ильич». Подумала и сразу представила его невысокую живую фигуру. Вот он стоит и куда-то смотрит, прищурив ласковые глаза, вот с кем-то разговаривает, запросто помахивая рукой, а вот вместе с рабочими несет на плече бревно, немного сгибаясь под тяжестью.
Мысли Наташи перебил высокий полный генерал.
– Прошу простить, – сказал он вежливо и осторожно. – Если не ошибаюсь, вы жена офицера Мельникова?
– Да, – растерянно ответила Наташа. – Но я... я не знаю вас.
Генерал улыбнулся:
– Вы просто забыли.
– Возможно.
Генерал продолжал улыбаться.
– Вспомните выпускной вечер в академии, сказал он вполголоса. – Вспомните танцы в большом зале.
– Ах да! – воскликнула Наташа. – Я совсем забыла. Мы же с вами вальс танцевали.
– И краковяк, – добавил генерал.
Наташа посмотрела ему в лицо. Генерал заметно постарел. Виски стали совсем белыми. Однако вид остался бравый.
– Ну, рассказывайте, где супруг? Как его здоровье? Уж очень скуп он у вас на письма. Я так до сих пор и не знаю, в каком состоянии его труд.
– Пишет, – сказала Наташа.
– Это понятно. Но хотя бы с проспектом познакомил, что ли. Мне сейчас важно знать не только как старому товарищу, но и как члену редколлегии военного журнала. Понимаете?
Наташа хотела сказать, что все, все она понимает и что уже сама советовала мужу быть понастойчивее, сообщить обо всем подробно, а еще лучше приехать и доработать рукопись здесь, в Москве, где есть журналы и военные издательства. Но это она могла сказать только Сереже, а тут, перед генералом, Наташа лишь скромно кивала головой.
– А вы-то почему не позвонили? – мягко упрекнул ее генерал. – Известили бы, что с Дальнего уехали, дали бы новый адрес. Как же это, а?
– Просто закружилась, – призналась Наташа, смутившись. – То с пропиской канителилась, то работу искала.
– Вот насчет работы как раз и помог бы я вам. Напрасно, напрасно. Если еще какие затруднения будут, не стесняйтесь, заходите в любое время. Буду рад.
Потом генерал расспросил Наташу, где она работает, записал ее телефон, адрес Мельникова и, поблагодарив за все, откланялся.
Оживленная, радостная, она присоединилась к группе молодежи, обступившей «Царь-колокол». От него заторопилась к «Царь-пушке» и дальше к Оружейной палате. Ей хотелось осмотреть все сразу, чтобы поскорее вернуться домой и написать Сереже о встрече с генералом. «Представляю, как он будет взволнован этой неожиданной вестью».
После осмотра Оружейной палаты Наташа прошла по кремлевским соборам, затем попала в бывшие царские покои. По широкой мраморной лестнице поднялась наверх, где зал заседаний Верховного Совета, Грановитая палата и Георгиевский зал. В Георгиевском зале внимание Наташи привлекли многочисленные мраморные плиты с наименованиями отличившихся в боях воинских частей, подразделений. «Как жаль, что ничего этого не видит Сережа, – с досадой подумала Наташа. – Вот напишу ему, пусть завидует».
Домой Наташа вернулась усталая, но полная необыкновенных впечатлений. Володя и Людочка мигом окружили ее.
– Ну, какой он, Кремль-то?
– А ты. «Царь-пушку» трогала?
Наташа улыбалась и кивала головой:
– Трогала, детки, трогала.
И она рассказала обо всем подробно, стараясь каждый предмет обрисовать как можно понятнее. Володя и Людочка смотрели на нее широко открытыми глазами.
Вечером, когда на улицах загорелись огни, бабушка, как всегда, пошла с внучатами на прогулку.
Наташа сразу села за письмо. Она писала и улыбалась от счастья. Как все-таки хорошо, что генерал узнал ее. А она и в самом деле совершила глупость, что раньше не сообщила ему новый адрес Сережи. И Сережа тоже медведь хороший. Переехал и будто забыл, что человек о нем беспокоится...
Через час вернулась домой Анастасия Харитоновна. Раздевшись, она положила на стол свежую газету «Вечерняя Москва». Наташа развернула ее, увидела крупный фотоснимок, над которым было написано «Сегодня в Кремле». Присмотревшись внимательно, она приметила свою меховую шубку, шапочку, сумку.
– Точно, точно я... Ну конечно я...
Подбежали дети, схватили ее за руку.
– Где ты, мамочка, покажи скорей!
Наташа посадила Володю и Людочку за стол, придвинула ним газету.
– Вот, смотрите.
И тут ей пришла в голову мысль – послать газету Сереже. Она отыскала синий конверт, вложила в него письмо, газету и, запечатав, отнесла на почту.
3
Как-то вечером, когда Наташа дежурила в больнице, ее вызвали на квартиру к больной. В синей новенькой «Победе» oна быстро доехала до небольшого узкого переулка, разыскала нужный ей дом и торопливо взбежала на второй этаж. В большой светлой прихожей встретил ее худощавый молодой человек с красивыми темными волосами и сразу же отрекомендовался:
– Глеб.
Он снял с Наташи пальто, учтиво подхватил чемоданчик и через большую комнату проводил в другую, маленькую, где на широкой тахте лежала женщина лет пятидесяти с мутными, воспаленными глазами.
– На что жалуетесь? – привычно спросила Наташа, присаживаясь на стул и доставая из чемоданчика термометр.
– В груди колет, – морщась, пожаловалась больная. – Кашляю все время и страшно потею.
– Давно это с вами?
– Пятый день.
– К врачам обращались?
– Вчера вызывали. Вот прописанное лекарство. – Женщина протянула руку к тумбочке, показала пузырек с микстурой и маленькую коробочку с таблетками.
– От гриппа, – подсказал молодой человек.
– Я вижу, – ответила Наташа.
– Но вы понимаете, доктор, маме все хуже и хуже. Мне кажется, у нее не грипп, а что-то более серьезное.
Наташа промолчала. Она измерила температуру больной, проверила пульс и, вынув из чемоданчика фонендоскоп, внимательно прослушала ее.
– Да, вы, кажется, правы, – сказала Наташа, повернувшись к молодому человеку. – Кто, интересно, был у вас?
– Лазаревская, – тихо произнесла больная.
– Дора Петровна? – удивилась Наташа и подумала: «Странно. Неужели она ошиблась в диагнозе? Нет, такие хрипы в легких нельзя не услышать».
В прихожей раздался звонок. Вошел человек в военной форме и сразу воскликнул:
– А-а, Наталья Мироновна! Здравствуйте!
Наташа вздрогнула от неожиданности, узнав начальника академии.
– Вы разве здесь живете? – спросила она с заметной растерянностью. – А почему же мне другую фамилию сообщили?
– Это фамилия моей жены, – ответил генерал и тут же осведомился: – Ну, что с ней, скажите?
Они вышли в соседнюю комнату. Наташа посмотрела генералу в лицо и тихо, почти шепотом, сказала:
– Вероятно, двустороннее воспаление.
– Неужели?
– Да, да. Нужно немедленно вливать пенициллин.
– Плохо дело. – Генерал тяжело вздохнул и опустил голову. Помолчав немного, спросил: – Значит, в больницу?
– Обязательно, сейчас же. Но вы не беспокойтесь, все будет хорошо. Я уверена. Увезти больную можно в нашей машине. Я подожду.
– Нет, нет, не беспокойтесь. У меня есть машина.
Когда Наташа собралась уходить, снова появился Глеб. Он помог ей одеться, подхватил чемоданчик и вызвался проводить. На ступеньках даже попытался взять ее под локоть.
– Зачем это? – строго сказала Наташа.
– Врачей надо беречь, – ответил Глеб с улыбкой. – Кстати, где вы живете?
Наташа хотела промолчать, но подумала: ведь не девочка она, чтобы играть с ним в загадки, и назвала свою улицу и номер дома.
– Какое совпадение! – воскликнул Глеб. – В этом доме живет Дина Страхова. Не знаете такую?
– Знаю, – сказала Наташа. – Моя соседка.
– А мы с ней вместе работаем. Видите, как полезно поговорить на лестнице...
Внизу, у машины, Глеб долго жал Наташину руку. Она не выдержала, сказала как можно строже:
– Лучше поторопитесь мамашу в больницу доставить.
Он покорно кивнул головой и скрылся в подъезде дома.
Сидя в машине, Наташа подумала: «А симпатичный этот Глеб».
Утром, едва Наташа успела сообщить Доре Петровне о своем выезде к больной с двусторонней пневмонией, как та заволновалась:
– Не может быть. Позавчера я не обнаружила у нее никаких признаков пневмонии. Был просто грипп.
– К сожалению, уже была пневмония.
– Что значит «была»? – вспыхнула Дора Петровна. – Выходит, я хуже вас понимаю в медицине?
– Нет.
– Значит, по-вашему, я... я...
– Да, вы... – спокойно сказала Наташа.
Дора Петровна сверкнула злыми глазами и вышла из кабинета.
В конце работы в терапевтический кабинет зашел профессор.
– Не откажите пройти со мной наверх, – сказал он строго Наташе. У нее мелькнула тревожная мысль: «Неужели Дора Петровна, пожаловалась?» Она быстро застегнула халат и направилась к двери.
– Пожалуйста, – сказал профессор и, пропустив Наташу вперед, зашагал следом по коридору. Поднялись на второй этаж, вошли в кабинет, где горела настольная лампа под белым абажуром. Федотов включил люстру и, повернувшись к спутнице, пристально посмотрел на нее через пенсне.
– Ну, голуба, что это вы, изволите хандрить?
Наташа стояла и нервничала, чувствуя, как загораются лоб, щеки, шея. Профессор поправил пенсне и заговорил еще более серьезно:
– Варварство. Да, да, я не шучу. Невроз нагнетаете. Что это вы, голуба, взялись?.. Неприятности, да?..
– Маленькие, – призналась Наташа.
– Ага, маленькие! А вы что делаете? – Помолчав немного, добавил: – Извольте взять себя в руки, голуба, вы же врач.
Наташа ничего не понимала.
Федотов поднял вверх палец, сказал неторопливо:
– Вот что, уважаемая Наталья Мироновна, извольте завтра заменить заведующую терапевтическим отделением. Она идет в отпуск.
– Я – заменить?.. – Наташа словно проснулась. – Будет ли удобно? Ведь есть врачи с гораздо большим стажем и опытом.
– Да, есть. Вот вы и догоняйте их.
– И еще, Юрий Максимович...
– Что еще?
– С Дорой Петровной у меня...
– Знаю, – сказал Федотов. – И все-таки извольте заменить. Утром получите приказ.
Наташа кивнула головой и тут же подумала: «А я ведь не сказала ему, что Сережа взял назначение не в Москву, а в другое место; и совсем неизвестно, что будет со мной: останусь или уеду». Она собралась с мыслями и стала рассказывать об этом извиняющимся тоном. Профессор послушал, склонив голову набок, и вдруг, снова блеснув двумя стеклышками, заговорил громко и часто:
– Ну и что страшного? Жизнь есть жизнь. А вы еще достаточно молоды...
– Нет, Юрий Максимович, я не о том, – стала поправляться Наташа. – Ведь когда я поступала к вам на работу, говорила, что приехала в Москву навсегда. Вы сами спрашивали меня об этом. А теперь не знаю, как будет. Может, придется...
– Что «придется»? – лицо профессора вмиг изменилось, глаза под стеклышками быстро забегали. Он сделал несколько шагов к столу и снова повернулся к Наташе. – Вот что скажу я вам, голуба. Прекратите немедленно воевать с собой. Да, прекратите. Иначе я положу вас в больницу. – Помолчав, добавил: – Я знаю, что вам придется. Даже уверен. И потому... Да, да, голуба, именно потому и извольте приказ мой выполнить без рассуждений.
Из кабинета Наташа вышла приятно взволнованной. Пока спускалась вниз, думала: «Интересно, что теперь будет с Дорой Петровной? Наверное, лопнет от злости».
В вестибюле Наташу остановила медсестра:
– Наталья Мироновна, вас к телефону.
Она взяла трубку и сразу узнала голос генерала:
– Извините за беспокойство. Я хочу спросить вас о здоровье супруги. Может, вы...
– Да, я знаю, – сказала Наташа. – Не беспокойтесь, все будет хорошо. Сейчас ей вливают пенициллин и глюкозу. Можете принести фруктов.
– Спасибо, Наталья Мироновна, за доброе слово. Передавайте привет супругу. Сегодня мы говорили о нем в редакции. Все очень рады новому автору, ждут его рукопись. На днях напишем ему.
«Очень, очень хорошо», – чуть было не выпалила Наташа, но вовремя сдержалась, сказала спокойно:
– Он тоже будет рад.
Из больницы Наташа вышла в хорошем настроении. Но дома ждала ее неприятность. Едва переступила порог, дети, перебивая друг друга, сообщили:
– Мама, мамочка, у нас был доктор, бабушку лечил. У нее приступ. Тетя Дина звонила тебе, звонила...
Наташа разделась, не снимая шапочки, прошла в комнату. Анастасия Харитоновна лежала на диване с запрокинутым серым лицом и прерывисто дышала.
– Сердце? – испуганно спросила Наташа и взяла руку матери в свои застывшие на морозе ладони. – Этого надо было ожидать. Разве можно вести себя так.
Анастасия Харитоновна ничего не ответила. Она смотрела на дочь глубоко запавшими усталыми глазами и словно говорила: а кто же виноват, что так получилось?
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
Офицеры полка встречали Новый год в клубе. Мельников пришел на бал с опозданием. Он задержался в батальоне, где вместе с солдатами ожидал, когда часы пробьют двенадцать. Потом поздравил их, пожелал дальнейших успехов в службе и учебе и направился в клуб.
– А-а-а, дружба! – крикнул Соболь из толпы танцующих, едва Мельников показался в зале. Пристраивайся быстрей!
Зал гудел от стремительного движения людей. Все кружилось, бурлило в веселом разливе музыки. Лишь в самой середине пестрого людского водоворота неподвижно и величественно, упираясь макушкой в потолок, стояла зеленая елка. Красные, синие, желтые огни, радужные звезды, шары, бусы – все дрожало на ней, сверкало, и, казалось, весь зал был наполнен живым ослепительным блеском.
Вот мимо Мельникова проплыли в танце капитан Нечаев и Ольга Борисовна. Синие глаза ее, казалось, стали еще больше, по щекам разлился тонкий румянец.
– Здравствуйте, Сергей Иванович. С Новым годом вас! – почти пропела она, не нарушая плавности движений.
– Спасибо, – помахал рукой Мельников. – Вас также – с наступившим!
Уплывая в глубь зала, Ольга Борисовна еще раз повернула голову и улыбнулась.
Вскоре опять показался Соболь, вальсирующий на этот раз с женой Степшина, Дусей.
«А где же он сам?» – подумал Сергей.
Оркестр на минуту смолк. Но не успели пары остановиться, как грянул краковяк. Опять все закружились вокруг елки. Соболь танцевал с Дусей. Он то и дело наклонялся и что-то шептал ей. Она краснела и громко смеялась.
В дверях появился Степшин, скучный, чем-то озабоченный. Мельников подошел, спросил:
– Почему не веселитесь?
– В бильярд играл, – ответил тот, стараясь не выдавать волнения. Постоял немного, посмотрел в зал, махнул рукой: – Пойду еще партию сгоняю. – И скрылся за дверью.
«Что-то не ладится у него с женой», – уже в который раз подумал Мельников. Он вспомнил, что Степшин часто обедал в столовой, а не дома. Однажды даже остался ночевать в батальоне. На вопрос комбата: «Что случилось?» – ответил уклончиво: «Ничего особенного, просто засиделся в штабе и решил не беспокоить жену». Но по всему было видно, что не штабная работа задержала его в казарме. Да и теперь, конечно, не страсть к шарам заставляла майора прятаться в бильярдной комнате. Причина была совсем другая.
Из глубины зала к Мельникову протискался Соболь, удивленно спросил:
– Почему не танцуешь? Не в монастырь ведь пришел, а на бал.
– Осматриваюсь, – улыбнулся Мельников.
– Хватит осматриваться. Смазывай быстрей колеса и включай мотор. – Соболь был явно под хмельком и не скрывал этого.
Мельников удержал его за руку, шепнул:
– Слушай, ты зачем с Дусей заигрываешь? Она же с мужем здесь.
– Ну, знаешь ли!.. – поднял голову Соболь.
Мельников еще крепче сжал его руку.
Соболь долго смотрел в глаза товарищу. Потом прищурился, сказал с ехидцей:
– Значит, о чужих женах заботишься?.. Похвально. Только знаешь... Дуся – женщина со вкусом, и не моя тут вина, что муж не понимает этого. А впрочем, если твои интересы затронул, могу отступить. Для друга на любую жертву готов. Поединка разыгрывать не будем.
– Михаил! – строго сказал Мельников.
– Все, все, – замахал рукой Соболь. – Больше к Дусе ни шагу. Меня давно ждет Олечка. Смотри, как она косит свои влюбленные очи в мою сторону. Эх, дружба, зря ты не зашел ко мне сегодня. Коньячок был, шампанское.
Мельников вспомнил, что Соболь действительно приглашал его. Но нельзя было уходить от солдат в такой вечер, да и не хотелось дурманить голову перед большим балом.
– Ну ничего, – сказал Соболь. – Мы с тобой завтра выпьем. Договорились?
– Утро вечера мудренее.
Снова раздались звуки вальса. Над головами танцующих начали взрываться хлопушки и, подобно мелким снежинкам, в воздухе заблестело конфетти. Соболь заторопился к танцующим. Едва он затерялся среди веселого потока людей, к Мельникову подошла Ольга Борисовна.
– Не скучайте, Сергей Иванович, весь год скучать будете, – сказала она с милым лукавством.
Мельников задержал взгляд на ровном проборе ее красиво уложенных волос.
– Да полно же, развеселитесь!
Мельников улыбнулся и пристукнул каблуками, что означало: «Прошу на вальс».
Она смело положила руку ему на плечо. Первые шаги Сергей сделал неуверенно.
– Вы уж извините меня за мешковатость, – сказал он виновато.
– Что вы? Здесь так тесно.
Продолжая любоваться ее пышными локонами, Мельников подумал о Наташе: «Где она сейчас? Может, дома сидит у елки и грустит. А может, где-нибудь танцует». Ему вдруг показалось, что вот она рядом с ним и чуткая теплая рука ее лежит у него на плече. От этой мысли ему стало легко и весело. Он закружился, будто подхваченный сильными крыльями. Ольга Борисовна вскрикнула от неожиданности:
– Ой, что вы, Сергей Иванович!
Не успев осмотреться, они остановились прямо перед Соболем.
– Олечка! – произнес он многозначительно. – Прошу внимания. Следующий выход на круг мой.
– Нет, нет, я уже обещала.
Она заговорщически поглядела на Мельникова. Тот поддержал ее:
– Да, Михаил, ты опоздал.
– Тогда занимаю очередь, – подчеркнуто произнес Соболь. Ольга Борисовна смутилась.
– Извините, не то слово попалось. Немедленно беру обратно и покорно исчезаю.
Но исчез он ненадолго. Попросив дирижера сыграть какой-то мало кому известный замысловатый танец, Соболь опять предстал перед Ольгой Борисовной:
– Теперь, надеюсь, пойдете со мной?
И, взяв ее за руки, он победно кивнул Сергею: «Вы обезоружены, уважаемый коллега».
Перед уходом домой Ольга Борисовна подошла к Мельникову и тихо сказала:
– Сергей Иванович, не покидайте меня, проводите.
Расходились из клуба шумно. Все пели, смеялись, толкали друг друга в снег. Дуся Степшина дважды подбегала к Соболю, что-то шептала ему, потом резко повернулась и одна ушла домой.
Соболь не отходил от Ольги Борисовны. Он был явно недоволен присутствием друга. Мельников хорошо понимал это, но не показывал виду, старался держаться непринужденно. Развеселившись, он стал бросать снежки в густо заиндевевшие деревья. Осыпающийся снег сверкал при лунном свете, как битый хрусталь, и Ольга Борисовна просила:
– Сергей Иванович, киньте еще!
Соболь язвил:
– Сергей, ты явно попал не в ту компанию. Твои приятели давно спят.
– А старикам тоже пора спать, – смеялся Мельников.
– Правильно, – торжествовала Ольга Борисовна. Она тоже схватила горсть снега, но сейчас же бросила его и спрятала пальцы в рукава пальто.
У дома Ольга Борисовна пожелала спутникам доброй ночи и скрылась за дверью так быстро, что Соболь не успел поймать ее за руку.
– Олечка, ну подождите, скажу кое-что по секрету.
– В компании секретов не бывает, – послышался ее веселый голос. Затем щелкнул замок и все стихло.
– Эх, дружба, – вздохнул Соболь, повернувшись к Мельникову. – Испортил ты мне весь вечер. От Дуси утащил. А эту под личную охрану взял.
Мельников громко и раскатисто захохотал.
– Ну тебя к черту, Михаил. Ты еще в соперники меня зачислишь.
– При чем тут соперники? Ты ведешь себя, как настоятель женского монастыря.
– А еще что?.. Эх ты – дружба!
Постояв с минуту, они медленно побрели по узкой тропке. Мороз усиливался. Хруст снега разносился по всему городку.
* * *
Утром, когда Мельников пришел в батальон, Джабаев передал ему письмо от Наташи. В конверте вместе с тетрадным листком, исписанным знакомым почерком, лежала газета «Вечерняя Москва». Он посмотрел на обведенный красным карандашом фотоснимок и заулыбался: «Неужели Наташка? Ну конечно она. Вот молодец, в Кремле побывала».
Под фотоснимком тем же красным карандашом было написано:
«Сережа, взгляни и позавидуй».
– Конечно, позавидуешь, – вслух произнес Мельников и перевел взгляд на письмо. Прочитав о встрече и разговоре Наташи с начальником академии, он сразу почувствовал, как грудь его наполнилась горячим радостным волнением. Ведь столько времени прошло, а генерал все помнит и, главное, уверен, что книга должна получиться.
Дочитав письмо, Мельников задумался: зря он все-таки отмахивался от советов Наташи. Нужно было давно познакомить генерала с планом книги. Может, и в самом деле человек подсказал бы что или сделал какие замечания. Ну ничего, он сообщит ему через пару дней содержание того, что уже написано, а потом, через полгода, когда все будет готово, вышлет рукопись. Вышлет именно ему, начальнику академии. Ведь отдать рукопись в руки человека, которому веришь, – это очень и очень важно.
Но в тот же день планы пришлось изменить. Около двенадцати Мельникову принесли из штаба телеграмму:
«Редакцию журнала интересует ваша рукопись тчк Высылайте отрывок размером три печатных листа тчк Редколлегия».
Ошеломленный Мельников долго не мог собраться с мыслями. Такое неожиданное предложение редколлегии и обрадовало его и встревожило. Шутка ли – выслать отрывок. А какой? Чему из написанного отдать предпочтение? Хорошо бы, конечно, выбрать несколько глав из первой и второй части. Нет, из первой он даст лишь две главы. В журнале и без него многие делятся опытом прошлой войны. А его материал посвящен действиям войск в условиях современного боя. Значит, отрывок должен освещать главным образом этот вопрос.
Придя домой, Мельников сразу же взялся за рукопись. Он перелистал ее и остановился на разделе «Техника и тактика». Почти полгода пришлось ему потрудиться, чтобы вскрыть характер современного боя, понять, какие могут произойти изменения в использовании техники по сравнению с прошлой войной.
Внимательно прочитав этот раздел, Мельников заложил его белым листком бумаги с надписью: «Перепечатать». Затем походил по комнате, выкурил папиросу и снова склонился над тетрадями.
