Текст книги "Генерал Раевский"

Автор книги: Анатолий Корольченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Прерванный поход

В конце 1794 года по возвращении из Польши Николай Раевский получил продолжительный отпуск для устройства семейных дел.

Энергичная и деятельная Екатерина Николаевна приложила немало старания, чтобы женить своего первенца на дочери главного библиотекаря императорской дворцовой библиотеки Константинова. Это был умный, образованный человек, грек по происхождению. Его женой была единственная дочь известного российского учёного Михаила Васильевича Ломоносова.

Жена молодого двадцатитрёхлетнего полковника Софья Алексеевна Константинова приходилась знаменитому Ломоносову внучкой.

Сыграв в Петербурге свадьбу, молодожёны в начале лета уехали на Кавказ. Незадолго перед этим Нижегородский драгунский полк направили в крепость Георгиевск, находившуюся в тридцати вёрстах от Пятигорска.

Крепость была знаменита тем, что в 1783 году в ней был подписан договор о принятии грузинского царства под высокий протекторат России.

Вблизи крепости позже возник город Екатериноград – место пребывания наместника Кавказа Павла Сергеевича Потёмкина – двоюродного брата всесильного светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина. Имея такого покровителя, наместник чувствовал себя настоящим хозяином края и позволял себе многое.

Новый город находился у слияния реки Малки с Тереком. В недалёком прошлом это была заурядная станица Екатерининская, но, желая польстить императрице, генерал-губернатор переименовал её в город со столь пышным названием – Екатериноград.

Через год в нём вырос двухэтажный дворец, в отдалении в строгом порядке появились кирпичные и деревянные строения воинских и гражданских учреждений; ещё дальше – казармы для солдат и дома чиновников. При выезде из города возвышалась массивная триумфальная арка с надписью «Дорога на Кавказ ». Именно отсюда начиналась дорога через Крестовый перевал в Тифлис.

Это был первый путь, проложенный восемьюстами солдат через Главный Кавказский хребет. Он был настолько удобный, что Потёмкин без затруднения одолел его восьмериком в обычной коляске.

При этом царском наместнике Екатерины были учреждены из бывших крепостей первые кавказские города: Кизляр, Моздок, Екатериноград, Ставрополь, Георгиевск. Генерал Павел Потёмкин вызвал на Кавказ немецких колонистов, чтобы с их помощью устроить заводы для шелководства и виноделия и дать сельскому хозяйству Кавказа более широкое и правильное развитие.

Действия кавказского наместника явно пришлись по душе императрице. Она пожаловала ему в чине генерал-поручика ленту Святого Владимира 1-й степени, бриллиантовую табакерку со своим портретом и ещё шесть тысяч рублей звонкой монетой.

В 1787 году Потёмкина направили в Дунайскую армию, и вскоре на его место назначили генерал-аншефа Ивана Васильевича Гудовича.

Кроме крепости Георгиевск, Нижегородский драгунский полк размещался в станице Прохладной. На Тереке было неспокойно: приходилось довольно часто предпринимать вылазки против местных чеченских банд.

В один из летних дней 1795 года во дворец грузинского царя Ираклия примчался гонец из соседнего княжества. Его, уставшего, с лихорадочным блеском глаз, провели в зал, где царь обычно принимал просителей.

Приблизившись к Ираклию, гонец упал на колени.

   – Ты кто? – спросил встревоженный грузин. – С чем прибыл?

   – Я из Карабаха, от Ибрагим-хана. Мой господин повелел передать, что у границ Карабаха появилось иранское войско, – отвечал гонец. – Сказывают, будто бы иранский хан Ага-Мохаммед намерен вести войска на Тифлис. Мой господин велел предупредить тебя об опасности.

Более тридцати лет Ираклий правил княжеством Восточной Грузии. Опытный политик и дипломат, он установил добрые отношения с соседними ханствами: Карабахским, Талышским, Эриванским. Их правители клятвенно пообещали оказывать в трудный час поддержку в войне против Персии. На свою сторону Ираклий пытался привлечь и дербентско-кубинского хана Шейха-Али, но тот, боясь персидского владыки, хитрил, отделывался от переговоров пустыми обещаниями.

Выслушав гонца, Ираклий поднялся с кресла. Ему было за семьдесят, он был среднего роста, с седой патриаршей бородой. Подойдя к гонцу, царь уставился на него тяжёлым испытующим взглядом. Тот продолжил:

   – Войско ведёт сам Ага-Мохаммед, его полчища неисчислимы. Они вторглись на нашу землю, и народ уже проливает кровь.

   – Ещё что известно?

   – Я знаю, что Ага-Мохаммед деспот, свирепый человек. Он уничтожает всё на своём пути: сжигает селения, женщин и детей угоняет в рабство. Его нельзя остановить, его можно одолеть, если объединиться...

   – Не тебе меня поучать, – оборвал гонца Ираклий.

Жестокость персидского владыки была ему известна. Сын влиятельного в Персии хана, Ага ещё мальчиком попал в заложники к врагу отца. Застав однажды Агу в своём гареме с одной из наложниц, тот приказал оскопить его.

Проявленное зверство оставило у юноши след на всю жизнь: он стал нетерпим, безжалостен, мстителен. Не проходило дня, чтобы он не сделал ближним неприятности. Даже добрые советы он воспринимал с подозрением и обидой.

Однажды он попытался бежать от хозяина-хана, но его поймали, наказали и предупредили, что в следующий раз ему выколют глаза.

Узнав о глумлении над сыном, отец Аги поклялся жестоко отомстить, но вскоре сам был отравлен.

Ага сделал вид, что смирился со своей участью, ударился в религию и послушание. Читал священные книги, выучил суры Корана, старательно и подолгу молился, вёл душеспасительные беседы. Даже совершил хадж[9]9
  Хадж – паломничество в Мекку к мусульманской святыне Каабе или в Медину к гробу Мухаммеда, считающееся у мусульман подвигом благочестия.


[Закрыть] в далёкую святую Мекку.

По возвращении у него возник тайный замысел стать властелином Персии. Прошли долгие годы беспощадной борьбы, насилий и подкупов, пока план не осуществился.

И вот его враги повержены, стёрты с лица земли. Упоенный долго ожидаемой победой и властью, стоит он, скопец Ага-Мохаммед, в окружении верных служителей. Перед ним на центральной площади Тегерана дворец недавнего смертельного соперника.

   – Сделано ли, как я повелел? – потребовал он женским голосом.

   – Можно ли ослушаться, луноликий! – послышалось в ответ.

Стоявшие с лопатами и заступами слуги бросились к парадным ступеням, выворотили плиты, и под ними открылась яма.

   – Бросайте в неё грязную собаку!

С подкатившей повозки стащили труп недавнего персидского владыки. От него исходило зловоние.

   – Вы чувствуете, как смердит мой враг? Только падаль так может вонять!

Труп сбросили в яму, засыпали землёй, сверху уложили плиты.

   – Вот где место моего врага. Я отомстил ему! Теперь каждый раз я буду попирать ногами его смердящий прах.

Семеня, скопец ступил на плиты и стал их топтать.

   – Вот так!.. Вот так его!.. – брызгал он слюной в диком упоении.

А потом к его ногам уложили тяжёлые кожаные сумы. Один из ханов, поклонившись в ноги, доложил:

   – Мы рассчитались с врагами, как ты повелел.

Он раскрыл клапаны сум, и там холодно блеснуло что-то осклизлое.

   – Сколько же здесь? – указал скопец перстом.

   – Двадцать тысяч пар, мой повелитель. Твои враги теперь бессильны. Они слепы, их глаза перед тобой...

Персидский владыка Ага-Мохаммед собрал восьмидесятитысячную армию и вторгся в пределы кавказских княжеств, сея у народа страх и ужас. А 11 сентября его орды ворвались в Тифлис.

Город запылал огнём, отовсюду неслись истошные крики, жителей охватила паника. За восемь дней жилища города превратились в руины и пепел. Завершив своё чёрное дело в грузинской столице, беснующиеся отряды переметнулись в другие районы Закавказья.

Грузинский царь Ираклий и кавказские князья обратились к России за помощью. Екатерина не стала возражать.

За план разгрома персидских полчищ сел фаворит престарелой российской императрицы Платон Зубов. Стремясь упрочить своё положение первого в правительстве лица, он попытался придать замыслу масштабность и грандиозность.

   – Этим походом, матушка, – докладывал он Екатерине, – мы без труда низвергнем Персию, а заодно и Турцию. Непременно вынудим их владык пасть к вашим стопам. А сделаем вот как. Из Кизляра наша армия пойдёт главными силами вдоль моря на Дербент. Оттуда – на Баку, Шушу и затвердит их за собой. Когда разгромим кровожадного Агу и захватим торговые пункты, вся торговля с Индией и Турцией окажется в наших руках. Но это ещё не всё. После того как проникнем в самую сердцевину Персии и низвергнем её, армия повернёт к Константинополю. Пред нашей грозной силой, матушка, туркам не устоять, и мы последуем к проливам. А навстречу ей прямиком чрез Балканы двинется наша Молдавская армия. Она тоже устремится к проливам. Константинополю возникнет угроза с двух сторон. Сможет ли он удержаться против подобного манёвра? Вряд ли...

   – Ну уж, Платон Александрович, ты замахнулся, – с недоверием сказала Екатерина. Умная и проницательная, она и в свои шестьдесят шесть лет не теряла трезвость рассудка. Правда, вспыхнувшее чувство к молодому и пылкому фавориту несколько пригасило его. – Не в тягость ли сие будет для России?

   – Ничего, матушка, поднатужимся, зато потом всё окупится. Но ведь это ещё не всё. Соизвольте выслушать до конца.

   – Ну-ну, расскажи, послушаю.

   – Когда Константинополь окажется в осаде и к его стенам подступят две армии, тогда из Севастополя отплывёт русская эскадра. А на главном фрегате будет находиться великая императрица земли российской. Вы, матушка, поведёте сию эскадру к проливам.

   – Кому ж доверить командовать в сём предприятии? Тут нужен мудрый и многоопытный начальник.

   – Обдумал и это. Я уже имел разговор с самим Суворовым. Правда, старик капризничает, но, полагаю, сумею уговорить его, решим по-родственному.

Год назад дочь Суворова Наталья, или, как её называли, Суворочка, вышла замуж за Николая Зубова – старшего брата Платона, и, к досаде фельдмаршала, их семьи породнились.

   – Он старик с норовом, – согласилась с предложением фаворита Екатерина. – С ним будь пообходительней. Равного ему полководца во всей Европе нет.

Зубов не стал рассказывать, как три дня назад он пригласил Суворова к себе в Зимний дворец и чем закончилась эта встреча.

Когда в то утро Суворов явился к Зубову, тот ещё валялся в постели. Узнав о прибытии фельдмаршала, он, не очень заботясь о своём виде, облачился в сюртук, сунул ноги в шлёпанцы и кое-как пригладил волосы. Он не очень баловал вельмож. Случалось, принимал их в постели, соизволял выслушивать и в ватерклозете. Кто мог выразить неудовольствие ему, Платону Зубову, обогретому ласками самой императрицы-матушки?

Внешность фаворита и та небрежность, с какой он заговорил, покоробили Суворова. Он даже сделал вид, что не заметил протянутой руки заспанного и непричёсанного родственника.

Зубов сел в кресло, закинув ногу на ногу, и указал гостю на стул.

   – Есть у меня к вам дельце, Александр Васильевич, – начал он, но фельдмаршал вдруг скорчился от боли, схватившись за живот.

   – Ох, рази его так!.. Ох!.. Опять схватило... Мочи нет... Уволь от разговора.

Не ожидая разрешения, он направился к двери. Выйдя из кабинета, выпрямился и молвил подскочившему камердинеру:

   – Скажи этому болвану, что в среду поутру буду ждать его у себя.

   – Как изволили сказать? – оторопел тот.

   – Болвану, – отчётливо произнёс Суворов и, по-солдатски твёрдо ступая, пошёл к выходу.

Отношения между Суворовым и Платоном Зубовым были натянутыми издавна. Ещё когда Александр Васильевич находился с корпусом в Новороссийском крае, Платон Зубов прислал ему назидательное письмо. Прочитав его, Суворов тут же отправил бумагу назад, сделав приписку: «Ко мне штиль Ваш рескриптный, указный, повелительный, употребляемый в аттестованиях?.. Нехорошо, сударь!»

А когда однажды зашёл разговор о Зубове, Александр Васильевич прямо заявил: «Да он же царя в голове не имеет! Болван – и только!»

В среду фаворит сам пришёл в назначенный час к Суворову.

   – Что фельдмаршал? – сбрасывая с плеч соболью шубу – подарок «матушки», спросил он слугу.

   – Ждут-с.

Слуга проводил гостя в спальню.

   – A-а, родственничек пожаловал, – послышался голос, и из-за ширмы вышел Суворов.

Он был в одних подштанниках.

От такого зрелища Зубов не мог произнести ни слова. Его, светлейшего князя, генерал-фельдцейхместера, генерала от инфантерии и генерал-адъютанта, преемника всесильного Потёмкина, встречать в подобном виде!..

А Суворов меж тем, осмотревшись, хлопнул себя по лбу:

   – Ах ты, господи! Вот уж старая голова! Совсем запамятовал, что ваша светлость должна приехать. Но я сей миг... Эй, Прошка! Подай штаны!

И стал при госте натягивать их.

Разговор, однако ж, состоялся. Слушая план похода, Суворов всё более утверждался в несбыточности задуманного и полной несостоятельности его составителя. В случае согласия принять командование над войсками он, Суворов, должен был подчиняться этому бездарю, выслушивать его указания и не сметь перечить.

Ознакомившись со списком предлагаемых для похода генералов, он порекомендовал:

   – Поболее казаков нужно взять, а во главе их непременно поставить Платова. А ещё включи братка своего Николая. Нечего ему в столице околачиваться. Пора о чинах думать.

Зять Суворова третий год ходил полковником, время надеть и генеральские эполеты, а сделать это было легче в боевом походе.

   – Как решит государыня-матушка, – уклончиво ответил Зубов.

Он не хотел обидеть брата и не желал выказывать Суворову своё послушание.

   – Ну так как, фельдмаршал, даёте согласие принять командование? – спросил в конце разговора Зубов.

   – Подумать надо, – дипломатично произнёс Суворов. – Такое дело!.. Сразу не решишь.

   – Вашим отказом матушка-государыня будет в недовольстве.

   – Ты, Платон Александрович, не матушка. С императрицей, возможно, сложилось бы и по-другому.

На следующий день Зубов доложил Екатерине об этом разговоре.

   – Отказывается? Уговаривать не станем. Найдём кем заменить, – сказала она.

   – Кем же?

   – А братцем твоим, резвушей Валерианом. Он достоин такой почести.

Зубов прикусил губу. Он знал, что его младший брат был матушке более чем любезен, но никак не ожидал, что императрица решится на такое.

   – Пусть будет Валериан, – не смея перечить, согласно промолвил он.

Решение о Персидском походе состоялось.

В марте в Георгиевск пожаловал генерал-поручик Гудович. Он командовал находившимися у предгорья Кавказа русскими войсками. Зная обстановку и нравы горцев, он умело проводил политику Петербурга и рассчитывал возглавить поход в Персию, но Екатерина назначила главнокомандующим Валериана Зубова, отведя Гудовичу в походе второстепенную роль.

Это был незаурядный человек: в молодости он учился в двух университетах – Кёнигсбергском и Лейпцигском, участвовал во многих больших сражениях. Властный, самолюбивый, он, узнав о своём новом, унизительном для себя назначении, подал прошение об увольнении его от должности. Позже его просьба была удовлетворена.

Прибыв в Георгиевск, он приказал Николаю Раевскому готовить полк к переходу под Кизляр. Заметив округлившийся живот Софьи Алексеевны, сказал:

– А супругу надобно отправить в Петербург. Ей непозволительно трястись в долгом пути в солдатской повозке.

Через несколько дней Софья Алексеевна уехала в сопровождении казачьей охраны на Украину, в любимое Раевским имение Каменку. Там осенью появился на свет старший сын Александр.

Раевский же поспешил с полком к Кизляру.

Городок Кизляр находился в далёком углу Российской империи – у впадения Терека в Каспийское море. Земли здесь были плохие, тощие, а совсем неподалёку начинались Чёрные земли. Поросшие чахлой травой, песчаные холмы уплывали за горизонт и много дальше: ни лесочка на них не было, ни кустика. Когда же дули ветры, холмы оживали, двигались, холодный песок подбирался к самым саманным строениям сельчан.

Весной 1796 года кизлярское захолустье ожило. И крепость и городок заполнились войсками, на широком поле выросли ряды палаток и островки землянок подошедших полков, в числе которых был и Нижегородский драгунский полк.

По ранее разработанному плану полк не входил в состав корпуса генерала Зубова, но, знакомясь с планом, Валериан Александрович обратил внимание на фамилию Раевский. Он вспомнил молодого энергичного полковника, не однажды отличавшегося в Польше, и приказал включить его драгунский полк в состав экспедиционного корпуса. Возразить любимцу Екатерины-матушки никто не посмел.

К Кизляру уже спешили войска двух пехотных бригад генералов Булгакова и Римского-Корсакова и двух кавалерийских бригад генералов Беннигсена и Апраксина с астраханскими и таганрогскими драгунами.

В бригаде Булгакова капитан артиллерии Ермолов командовал мощной брешь-батареей, предназначенной для взлома крепостных стен.

В начале апреля в Нижегородский полк пожаловал Зубов. Выслушав рапорт Раевского, он сказал:

   – Слыхал о твоих делах. И рад за тебя. Потому и пожелал видеть тебя в походе. Пока полку придётся пребывать в моём резерве, но возникнет надобность – не задержу, поручу решать ответственные дела.

Николая поразила внешность генерала. Румянощёкий, крепкого сложения, тот передвигался прихрамывающей походкой. Раевский знал, что генерал без ноги, вместо неё был изготовленный в Англии протез. В уверенности, что протез изготовлен из золота, горцы называли Зубова Кизил-Аяг, что означало Золотая Нога.

Когда же Зубову подвели коня и он, попрощавшись с Раевским, одним махом вскочил в седло, тот не скрыл удивления.

   – Что, Раевский, не ожидал от меня такого? – спросил Зубов.

   – Не ожидал, ваше сиятельство. – И своим признанием вызвал у генерала довольную улыбку.

Некоторое время Нижегородский полк находился при главной квартире командующего, солдаты несли службу охранения, выполняли хозяйственные работы, даже привлекались к охоте. Зверья и дичи в этом непуганом крае было в избытке, и без особого труда удавалось бить нужное для солдатских котлов.

Боевые действия успешно вели шедшие авангардные полки. Многие ханства и княжества, напуганные жестокостью персидского владыки, дружески встречали русские войска. Нередко одаривали первых вошедших в селения солдат деньгами, ценными подношениями, обменивали уставших и больных лошадей на свежих, крепких и сильных.

20 апреля войска зубовского корпуса отметили день Пасхи. «В сей праздник, – записал в дневнике прикомандированный из Императорской академии наук письмоводитель, – сам граф был во всенощной, причём пальбы никакой не было. После он христосовался со многими обер-офицерами, был у обедни и кушал у себя. В сей праздник он приказал выдать всем нижним чинам порцию по одной чарке горячего вина и по одному фунту говядины.

21-го – день рождения Ея Величества. Войскам был дан роздых. Граф слушал обедню и молебен при стрельбе со всех орудий главной и полковой артиллерии.

В последующие дни двенадцатитысячный корпус в бригадных колоннах направился по определённым маршрутам в сторону Дербента».

Бригада генерал-майора барона Беннигсена, в которой числился Нижегородский драгунский полк, продвигалась у Каспийского моря, надеясь в дальнейшем обойти крепость Дербент слева и замкнуть кольцо окружения немалого гарнизона противника.

Высланный вперёд казачий отряд 3 мая приблизился к стенам крепости, хотел с ходу ворваться внутрь неё, однако замысел не удался.

Наблюдавший схватку Зубов высказал неудовольствие:

   – Восьмого мая предпримем штурм. Для главного удара воспользоваться брешь-батареей! Кажется, её начальник капитан Ермолов уже подтянул к Дербенту орудия?

   – Так точно, ваше сиятельство. Батарея уже на месте.

Наутро 8 мая загрохотали орудия, от тяжёлых ядерных ударов вздрогнули стены крепости. Сосредоточенные отряды егерей, казаков и драгун ожидали, когда наконец последует сигнал и все, преодолевая страх, бросятся к пролому, чтобы через него проникнуть в цитадель. И когда штурмовые отряды готовы были кинуться к пролому, послышалась команда:

– Стой! Отбой! Всем оставаться на месте!

В воротах крепости распахнулись огромные створы и показалась вооружённая толпа. Впереди неё находился начальник гарнизона хан Шейх-Али. У него на шее висела кривая сабля. Приблизившись к Зубову, он с поникшей головой протянул ему оружие.

Штурм крепости завершился.

После двухнедельного пребывания у Дербента корпус продолжил поход. Разведка установила, что у Аги-Мохаммеда войск совсем немало – более сорока тысяч и что к нему примкнули бакинский хан и ханы Карабаха и Шенхали.

Стремясь оказать влияние на местных властителей, Зубов написал князькам послание, в котором утверждал, что русские войска идут на помощь Грузии и что враг у них один – Ага-Мохаммед. Никаких злых замыслов против кавказских народов русская армия не имеет, и потому он, генерал Зубов, требует, чтобы местные ханы и владыки отказались от своих вредных для освобождения Кавказа замыслов, чтобы распустили войска и не шли в союзники к персидскому владыке. Если они не сделают этого, он, генерал Зубов, вынужден будет послать во враждебные ханства войска и опустошит их огнём и мечом.

Один из кавказских ханов, получив послание, писал Зубову: «Я долго думал над ответом. Свою вину признаю, а потому прошу прощения и готов принять Ваши условия». Повинуясь, он явился к Зубову и присягнул на русское подданство.