Текст книги "Возвращение (СИ)"
Автор книги: Анатолий Валевский
Жанры:
Прочая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Стройная фигура у шеста начала плавно раскачиваться, постепенно добавляя движения. Она изгибалась, опускалась вниз, а затем неожиданно взмывала вверх, в то же время, умудряясь каким-то неестественным образом растворяться в слепящем вращении, и вновь материализоваться в искрящемся фантастическом пируэте.
Словно заворожённый, я, не отрываясь, следил за невероятным танцем Инги. Такого мне ещё никогда раньше не доводилось видеть. Это было что-то поистине неописуемое. Под впечатлением её танца, мои пальцы вытворяли такое, чего я прежде не мог добиться длительными тренировками. Казалось, гитара сама пела, словно была живым существом, и играла за целый оркестр.
Сколько прошло времени, наверное, никто из зачарованных зрителей не смог бы сказать точно, но танец закончился. Ещё висели в зале последние затихающие звуки, а девушка плавно и незаметно скользнула куда-то в сторону и растворилась в полумраке.
Придя в себя, я настороженно замер, вглядываясь в лица посетителей “Красной утки”. В абсолютной тишине неожиданно громко скрипнул стул, и тотчас зал взорвался, словно только и ждал этого сигнала. Со всех сторон засвистели, заулюлюкали… но это был свист и крики восторга.
– Молодец, музыкант!
– Давай ещё!
– Эй, парень, иди к нам – выпьем по стаканчику!
Об Инге никто и не вспомнил, словно её и не было вовсе на сцене ещё несколько мгновений назад. Ведь это именно она заставила всех сидеть, разинув рты. Я не понимал, почему так происходит, и растерянно озирался по сторонам. В какой-то момент я поймал напряжённый взгляд Перца. По его губам блуждала кривая гаденькая ухмылка, но из глубины зрачков выглядывали ледяные иголки. Перец встал из-за стола и, подойдя ко мне, хлопнул по плечу:
– Завтра с утра обязательно загляни в мэрию. Думаю, советник Гунар захочет с тобой пообщаться.
– На какую тему?
– Завтра узнаешь…
Перец хитро подмигнул и решительно направился к выходу. Я провёл его растерянным взглядом и обернулся на запыхавшийся голос:
– А ты молодец, музыкант! Не то, что тот мозгляк, который здесь до тебя был…
На меня смотрел улыбающийся Леон – первый человек, которого я здесь встретил. Он, собственно говоря, спас меня от гигантской сороконожки и привёл в город. На раскрасневшейся от выпитого алкоголя физиономии сияла широкая добродушная улыбка.
– Давай, за наш столик! – пригласил Леон. – Я тебя с приятелями познакомлю…
Сославшись на то, что мне ещё необходимо сегодня поработать и пообещав завтра присоединиться к компании Леона, я принялся за исполнение следующей композиции. Однако через некоторое время с удивлением обнаружил, что меня уже почти никто не слушает. Очевидно, я прошёл тест на “вживаемость в коллектив”, и ко мне потеряли интерес. Посетители “Красной утки” галдели, перекрикивая друг друга, и о чём-то громко спорили. До меня никому не было дела. Я уж было собрался тихонько ускользнуть под шумок, но в этот момент поймал взгляд хозяина. Он одобрительно кивнул мне и взмахнул рукой – давай, мол, продолжай!
Делать было нечего. В конце концов, это работа. Стараясь сохранять на лице дежурную улыбку, я почти автоматически играл одну пьесу за другой и вспоминал, как танцевала Инга. Кстати, она скоро появилась в своём обычном наряде, и принялась обслуживать посетителей, как ни в чём не бывало. Никто не смотрел на неё, словно девушки и не было вовсе.
Вечер тянулся медленно, но как бы там не было, а наступило время закрытия заведения. Последний посетитель, рассчитавшись с Бэри, отвалился от барной стойки и поплёлся к выходу. Почти весь персонал “Красной утки” уже отправился по домам – оставались только я, Инга и Бэримор.
Хозяин с довольным видом пересчитывал выручку. Инга отмывала столы, а я отирался поблизости, не зная, как завести с ней разговор.
– А ты чего не уходишь? – подозрительно прищурился на меня хозяин ресторана.
– С вашего позволения, господин Бэримор, я бы хотел остаться и помочь Инге прибраться…
Толстяк сперва изумлённо округлил глаза, затем в них промелькнула какая-то поганенькая мыслишка. Он глумливо ухмыльнулся и заговорщически подмигнул.
– Ясненько, дело-то молодое… только глядите тут у меня – чтоб всё было в порядке! И на работу не опаздывайте…
Бэри запер на ключ дверцу стенного шкафа, в котором хранилась выпивка, несколько раз дернул её для проверки и направился к выходу. Уже у самой двери он обернулся, ещё раз взглянул на меня и с ехидным смешком вышел на улицу.
Я заходился расставлять стулья возле тех столов, где уже был вымыт пол. Затем принёс таз чистой воды, а ведро с грязной вынес на улицу и вылил в дождевую канаву.
Когда с уборкой было закончено, Инга вымыла руки и устало присела на ступеньки, ведущие на подиум танцовщиц. Я устроился верхом на стуле напротив неё. Какое-то время в зале царила полная тишина, а затем я не выдержал и первым нарушил молчание:
– Послушай, я вот никак не пойму, почему ты работаешь у Бэримора уборщицей и официанткой?
– А что в этом странного?
– Но ведь ты так танцуешь, что могла бы этим зарабатывать гораздо больше! Да и работа танцовщицы не такая тяжёлая, как официантки… так мне кажется…
Инга медленно кивнула и устало вздохнула.
– Это тебе только кажется. Я уже работала танцовщицей и не только… в той, прошлой жизни. Поэтому и здесь оказалась…
Я открыл, было, рот, собираясь задать следующий вопрос, но Инга, словно прочтя его, быстро ответила:
– Сегодня я вышла на сцену лишь для того, чтобы помочь тебе. Но на самом деле мне это было не очень приятно.
Пожав плечами, я переспросил:
– Что ты хочешь этим сказать? Что-то я не понимаю…
– А тут и понимать нечего. В той жизни я работала в борделе – это грязь, наркотики, безысходность… Словом, я покончила счёты с жизнью, но оказалось, не совсем…
В голосе девушки прозвучала такая тоска, что я нервно взъерошил ладонью волосы на макушке и поспешил изменить тему беседы:
– Инга, я тут уже неоднократно слышал упоминания о каком-то загадочном лабиринте. Ты не расскажешь мне о нём?
Девушка внимательно посмотрела на меня.
– А что именно тебя интересует?
– Ну… я не знаю… может быть, из лабиринта есть какой-нибудь выход в наружный мир. Я ведь до сих пор не верю в то, что кроме этой долины ничего не существует. Должно же быть ещё что-то!
– Хорошо. Только учти, что я и сама ничего толком не знаю… так, одни лишь слухи и легенда.
– Какая легенда?
Подавшись вперёд от нетерпения, я умоляюще сложил ладони:
– Расскажи, пожалуйста!
– Что ж, – вздохнула девушка, – слушай…
Инга крест-накрест обхватила руками узенькие плечики. Она слегка покачивалась в такт рассказу, словно находясь в сомнамбулическом сне.
– Есть легенда о Лабиринте, но я плохо её знаю. Один раз слышала от старухи Кармы, что прибиралась здесь по утрам до меня… Она говорила, что когда-то Лабиринт был длинным-предлинным. И распоряжались им то ли два брата, то ли какой-то двуликий бог дверей, всяких входов и выходов, а также начала и конца. Вроде бы, он ещё и бог времени…
– Двуликий Янус что ли?
– Не знаю… Карма имени не называла. Ну, так она говорила, будто и не лабиринт это вовсе, а путь познания самого себя, и назывался он “Путь возвращения”. Одолеть его могли только самые достойные или те, кто переосмысливал свою прошлую жизнь, духовно перерождаясь. Лишь пройдя Лабиринт от начала до конца, можно было вернуться обратно в прежнюю жизнь. Возможно, в этом и была какая-то часть правды – я не знаю и не берусь судить, но теперь это уже не имеет никакого значения…
– Почему?
Вопрос вырвался у меня совершенно непроизвольно. Конечно, глупо было бы верить в подобную сказку, но уж больно привлекательна она оказалась, впрочем, как любая древняя легенда.
– Потому что примерно тысячу лет назад произошли какие-то ужасные катаклизмы, в результате которых исчезла часть Лабиринта, а на её месте образовался гигантский провал. Постепенно здесь появилась растительность, возникла жизнь, но “Путь возвращения” был прерван… те, кто шли по Лабиринту, попадали в долину, откуда уже не было выхода и оставались здесь навсегда…
– Но, может быть, где-то на противоположной стороне долины осталось продолжение этого Лабиринта? Неужели его никто не искал?! – удивился я. – Ведь по логике вещей должно существовать продолжение, если допустить, что вся эта легенда не досужий вымысел…
Девушка только пожала плечами.
– Говорят, что когда-то давно пытались это делать, но ничего не нашли. Люди, которые основали здесь первое поселение, начали отстраивать Город. Постепенно стали появляться дети, которые родились уже здесь и не имели никакого представления о существовании иных миров. Самое удивительное, что у этих детей с рождения заложены природные способности к левитации. Они пользуются ею совершенно непринуждённо, даже не задумываясь о том, что это такое. Для них это вполне естественно, как для нас ходить по земле…
– Интересно всё же, это у всех такие врожденные способности и с чем они связаны? – полюбопытствовал я.
– Возможно, тут происходят какие-то генные мутации, – задумчиво ответила Ингрид. – Во всяком случае, я ничего в этом не понимаю, просто когда-то, ещё в прошлой жизни, начиталась всевозможной фантастики, отсюда и предположение. Однако изредка всё же рождаются дети, которые не умеют летать – почему-то их называют уродами. Лучше быть пришельцем, как мы, чем уродом. Нам, по крайней мере, прощается неумение, а им нет.
– Послушай, Инга, я вот не могу никак понять: а где все дети? Что-то я их ни разу не видел… Их что, прячут?
Девушка испуганно оглянулась, но никого, кроме нас двоих, в зале не было, и она успокоилась, но голос всё же понизила.
– Ты, Сергей, осторожней задавай вопросы, а про детей лучше вообще не спрашивай, если не хочешь неприятностей. Они с рождения воспитываются в специальном закрытом приюте, куда никто из жителей Города не имеет доступа.
– Даже родители?!
– Да…
– А почему?
– Не знаю…
– Не знаешь или не хочешь говорить?
– Инга молча кивнула и посмотрела на меня такими умоляющими глазами, что я решил больше вопросов на эту тему не задавать.
– Ну, хорошо. А кто такие повстанцы? Ты их видела когда-нибудь?
– Нет, их в Городе не бывает. Говорят, они обитают в трущобных окраинах. Местные власти иногда направляют туда отряды очистки, чтобы подавить готовящиеся заговоры против городских жителей.
– Так сказать, превентивные меры… – иронично прокомментировал я. – А хоть раз повстанцы нападали на Город?
– Я здесь уже три года, но при мне не было… – растерянно ответила Инга. – Правда, говорят, что раньше такое бывало часто, но теперь, благодаря предусмотрительности руководства удаётся избежать военных действий в самом Городе.
– Понятно…
Ох, не нравилось мне всё это, и, чем дальше – тем больше. О подобных “превентивных мерах” я в своё время много прочёл. Обычно это срабатывало при режимах жёсткой диктатуры. Но кто был диктатором в Городе, я не мог понять. Первый узаконенный мэр, чьи памятники, бюсты и портреты красовались буквально повсюду, наверное, уже давно отошёл в мир иной. Нынешних же правителей Города никто не прославлял, да и сами они выглядели довольно демократично – взять хотя бы того же советника по гражданскому праву – Гунара. Вполне обаятельный и, кажется, добрый человек. Хотя, иди, знай…
– Ну, хорошо, а для чего строят летучий корабль, если и так почти все жители Города умеют летать? Зачем он им нужен?
– Говорят, что готовится экспедиция за сумеречную стену. Никто не знает, что там творится, но некоторые предполагают, что, возможно, за стеной находятся какие-то неведомые миры. Дело в том, что там, в сумеречной стене, нечем дышать, поэтому сам никто пролететь не сможет, а приборы для искусственного дыхания очень громоздкие. Потому и строят корабль, на котором собираются разместить всё оборудование для обеспечения жизнедеятельности экспедиции примерно на пять дней – ведь никто не знает, какова толщина стены.
– Теперь понятно…
На самом деле всё равно не было ясно, зачем власти тратят средства на такой проект. Ведь никто же не верит в то, что за стеной, существуют другие миры. Ну да ладно, как-нибудь разберёмся со временем.
Инга с какой-то затаённой надеждой глядела на меня, словно маленькая девочка на взрослого человека. И мне захотелось как-то обнадежить её, сказать что-то действительно умное, но вместо этого я совершенно неожиданно для самого себя брякнул:
– Наверное, уже поздно… пора по домам.
Инга опустила взгляд и только молча кивнула, соглашаясь. Она спокойно поднялась со ступеней и, взяв с полки ключ от входной двери, направилась к выходу. Проклиная себя последними словами за неуклюжесть и безмозглость, я поспешил за ней.
На улице было темно и пустынно. Инга закрыла дверь “Красной утки”, опустила ключ в карман кофточки и выжидательно посмотрела на меня.
– Так что, проводишь меня или нет? – усмехнулась она, видя, что я не соображу, что делать дальше.
– Да, конечно же, я и сам собирался предложить…
Инга снова улыбнулась и, повернувшись на каблуках, медленно пошла вдоль улицы. А я, словно телёнок, поплёлся следом.
*
Костёр давно угас, подёрнувшись тёмно-серым пеплом. Воронин и аборигены мирно посапывали – благо дело ночь оказалась тёплой. А Серый всё никак не мог сомкнуть глаз после разговоров о городе, в который они с солдатом направлялись на следующий день. Всё говорило о том, что там царит жёсткая, вернее, жестокая диктатура. А Серому, с его свободолюбием и независимостью, это никогда не нравилось. Но, как говорится, утро вечера мудренее. Нужно выспаться.
Он прикрыл глаза и неожиданно для себя вспомнил тот, казавшийся теперь таким невероятно далёким, незабываемый июньский вечер, когда он, сидя за столиком, с нетерпением дожидался появления Людмилы…
Мягкий интимный полумрак небольшого уютного кафе навевал лёгкую меланхолию. Где-то у стойки неслышно щебетали о чём-то своём совсем ещё юные девчонки официантки, время от времени постреливая любопытствующими глазёнками на одинокого посетителя, безмолвно коротающего время за остывающей чашкой крепкого кофе. Тихая лирическая музыка в медленно пульсирующем ритме порождала приятную сладкую истому от предвкушения скорого появления её! Незабываемое предощущение какого-то непостижимого чуда, волшебной сказки… Всё, что было до этого и будет потом, не имело абсолютно никакого значения – в данный момент он находился между ничем и вечностью, словно и не существовало во всём мире ничего, кроме этого углового столика на двоих, его самого и её… Вот-вот раздастся долгожданный стук лёгких каблучков, и появится она – самое великое и невероятное чудо в его серой запутанной жизни. Впереди восхитительный миг погружения в неизведанную бесконечность её неповторимых загадочных глаз, в янтарную глубину запределья. Волнующе-пьянящее движение манящих нежных губ, казалось, созданных для того, чтобы целовать их, целовать… Голос… ах, этот голос, заставляющий сердце замирать, почти останавливаться, а затем, внезапно сорвавшись, бешено мчаться куда-то, грозя вылететь из груди и упасть к её ногам, разбившись на десятки тысяч мельчайших алмазных искр, устилающих её путь! Господи, да разве же слова способны передать всю ту сложную гамму и полноту чувств, бушующих в душе?! Разве могут они хоть в какой-то мере выразить или хотя бы приблизительно обозначить то чарующее состояние, которое и является единственно значимым в этой жизни?! Любовь… затёртое, затасканное до дыр слово, но другого-то нет! Она и только она одна и есть истинная ценность и краеугольный камень бытия… Любовь не рассуждает и не ищет объяснений – она безоглядно живёт одними лишь искренними чувствами, отдавая всё в жертву. Сколько беспокойных сердец было возложено на алтарь Любви, и сколько ещё ждут свой черёд – им несть числа! Сегодня… да, именно сегодня он скажет ей всё то, что уже давно и окончательно для себя решил – без обиняков, без шутливых намёков…
Как ни ожидал Серый появления Людмилы, а стук каблучков, возвестивший о её приходе, прозвучал совершенно неожиданно. Вскочив со своего места, он отодвинул стул напротив, приглашая Людмилу к столику. Всё, о чём он думал перед этим, все заранее приготовленные слова – всё рухнуло, мгновенно улетучилось из головы, едва он ощутил на щеке лёгкое прикосновение её волос. Необъяснимый пьянящий запах закружил, понёс куда-то в счастливое безвременье, откуда его вырвал будничный голос официантки:
– Что будем заказывать?
Меню легло на стол перед Людмилой. Словно завороженный, Серый наблюдал за тем, как она делала заказ, сосредоточенно нахмурив бровь и слегка покусывая прелестную губку.
Наконец официантка отошла, и Людмила перевела взгляд на него. Да… только ради одного этого лучезарного взгляда он готов был просидеть в томительном ожидании весь день и не жалеть об этом, готов был совершать глупости и выполнять любое её желание, любой каприз.
– Как дела? – нежным голосом спросила она.
– Нормально, – неуклюже ответил он.
При этом голос дрогнул, непроизвольно перескакивая сразу на октаву вверх, словно у неопытного юнца, пришедшего на первое в своей жизни свидание с девушкой.
“Вот чёрт! Что это со мной?! – подумал Серый. – Какой же я сегодня неуклюжий, даже говорить толком не могу…”
– Людочка, ты… сегодня невероятно красива, просто… я даже слов не могу найти достойных…
– Спасибо, Серёжа. Мне очень приятно слышать это от тебя, но…
– Что, солнце моё?
В голосе Людмилы ему почудилось что-то необычное, но он не обратил поначалу на это особого внимания, расслабленно плывя по волнам счастья. Ему было сейчас так хорошо, что не хотелось ни о чём думать, а только смотреть и смотреть в её глаза, бесконечно тонуть в них, совершенно забыв обо всём на свете.
– Серёжа, нам необходимо серьёзно поговорить…
– Я весь в твоём распоряжении, – дурашливо усмехнулся Серый.
Но сердце ёкнуло. Он уловил какую-то тревожную нотку в её голосе. Что-то было не так, как обычно.
– Серёжик, скажи мне, ведь мы с тобой друзья?
Её голос был нежным и ласковым, пожалуй, даже несколько чересчур ласковым, словно она хотела его о чём-то попросить, но не решалась.
– Почему ты меня об этом спрашиваешь? Разве не знаешь, что я готов для тебя сделать всё?!
Как ни старался Серый казаться абсолютно спокойным, но голос выдал его – он прозвучал чуть хрипло и надтреснуто.
Во взгляде Людмилы появилась какая-то непонятная жалость, или ему только показалось? Может быть, он ошибся? Но следующие слова безжалостно рассеяли все его сомнения, грубо вырвав из блаженного состояния щенячьего восторга.
– Я выхожу замуж…
Если бы раскололся потолок, и сверху ударила молния, то и она не смогла бы его так поразить, как эти простые и вместе с тем такие жестокие слова, сказанные тихим голосом любимой женщины.
“Почему?!!” – закричал он. Но это ему только показалось. На самом деле с онемевших губ не сорвалось ни звука. Серый сидел, словно окаменев, бессмысленно глядя перед собой.
– Понимаешь, Серёжа, я встретила человека, которого полюбила…
– А как же я? Ведь я…
Серый умолк на полуслове. В глазах потемнело, поплыли багровые пятна. Музыка вдруг стала назойливой, раздражающей, воздух душным и каким-то затхлым. Лица молоденьких официанток оказались злыми и ехидными. Они, словно насмехаясь, поглядывали в сторону их столика, что-то оживлённо обсуждая.
Людмила говорила торопливо, боясь, что он будет возражать. Серый не мог разобрать всех слов, да и не старался – какое это имело теперь значение… Всё рухнуло в одно мгновение, провалилось в тартарары. Сознание, находясь в сумеречном состоянии, вырывало из общего потока слов лишь отдельные, малосвязанные между собой фразы.
– Ты очень хороший, Серёжик, я тебя люблю… по-дружески… ты же умница… он такой порядочный… мы всегда будем рады видеть тебя у нас… а в следующее воскресенье мы решили…
Серый так и не смог до конца вечера оправиться от жестокого удара. Он пытался что-то говорить, шутить. Кажется, Людмила даже поверила ему, но в голове, словно заевшая пластинка, непрерывно крутился один и тот же мучительный вопрос: “Как же так? Почему?”
Он, как обычно, провел её до дверей квартиры, рассказывая дежурный анекдот, послушно чмокнул занемевшими, ставшими какими-то чужими губами подставленную для поцелуя щёчку и, попрощавшись, вышел на улицу.
Было уже темно. Жёлтый свет фонаря тусклым пятном лежал на матово поблёскивающем сыром асфальте. Где-то в парке напротив ломкий юношеский голос старательно напевал под нестройный аккомпанемент гитары незнакомый вальс.
Серый невольно прислушался, пытаясь разобрать слова.
Ночь разбитых сердец
По уснувшим аллеям гуляет.
Видно лету конец -
С тихим шорохом лист опадает.
Проплывает туман
Над землёй серой дымчатой тенью.
Это только обман,
Что вернутся восторга мгновенья.
Ночь разбитых сердец
В свой терновый венец
Ленты осени грустно вплетает.
Скоро лету конец -
И разбитых сердец
Эта ночь урожай собирает.
Сиротливо лежат
На промокшем асфальте надежды.
Это грустный парад -
Им уже не подняться, как прежде.
Им уже не летать,
Белы крылья изломаны болью.
Можно лишь вспоминать
О счастливых мгновеньях с любовью.
Да, какой бы ни была песня с точки зрения профессионализма, но по смыслу она попала в самую точку. Сегодня действительно была ночь разбитых сердец, по крайней мере, одного разбитого сердца – его. Серый горько усмехнулся и посмотрел под ноги, словно ожидая увидеть там своё собственное сердце – разбитое и никому не нужное…
Он зашёл в дежурный ночной магазин и, купив бутылку водки, отправился домой.
Не включая свет, Серый плюхнулся на диван, задумчиво свинтил крышку и припал прямо к горлышку бутылки. Обжигающая противная волна прокатилась по всему телу. Серого передёрнуло от отвращения – водка была тёплой. Он перевел дыхание, жадно хватая широко раскрытым ртом воздух, и снова приложился к горлышку. Он никогда не пил вот так, в одиночку, огромными дозами, как алкаш. Но… сегодня был особый случай. Сегодня, впервые в жизни он хотел напиться до беспамятства, чтобы упасть и полностью отключиться. Он пил и курил сигареты одну за другой. Комната уже напоминала репродукцию картины “Бой в Крыму” – она полностью была затянута дымом.
Как ни старался, а облегчения так и не наступило. Кроме тупой боли в затылке, водка не принесла ничего. За окном начало постепенно светлеть небо, предвещая наступление нового дня, но Серому было всё равно. Он смотрел перед собой тупым остекленевшим взглядом и думал, думал…
Был ли он вправе говорить Людмиле о своих чувствах, о том, что не представляет себе жизни без неё, о том, что полтора года был дураком и не удосужился поговорить с ней – объясниться. Всё откладывал на потом, надеялся, что жизнь изменится в лучшую сторону, чего-то ждал и вот – дождался! Такую девушку увели! А что он мог ей предложить – туманное и весьма сомнительное будущее?! Ведь она даже и не подозревала, чем он занимается на самом деле. Знала лишь (с его же слов), что бизнесом. Ха! Бизнесмен задрипанный… Ворюга, самый обычный ворюга, вот он кто! И нечего корчить из себя этакого новоявленного Робин Гуда.
Целую неделю Серый хандрил, без дела слоняясь по квартире и валяясь на диване. Лишь изредка наведывался в магазин и тут же спешил обратно. Оборванный шнур телефона валялся в углу – он не хотел ни с кем общаться. За это время к нему несколько раз кто-то наведывался – в дверь стучали, звонили, но Серый хранил гробовое молчание.
Через неделю он вернулся к своей обычной жизни, внешне, казалось, совершенно не изменившийся, и только разбитое сердце, не видимое никому, кровоточило незаживающей раной.
Серый сменил квартиру, больше не наведывался к Людмиле и не звонил. Несколько раз, оставаясь незамеченным, он издали видел её вместе с каким-то высоким парнем. Людмила была обворожительна, как всегда. Кажется, даже стала ещё чуточку краше, хотя, наверное, лучше не бывает. В ней появилось что-то очень женственное и ещё более манящее. А однажды она прошла совсем рядом с ним и не узнала, очевидно, задумавшись о чём-то своём. Серый остановился, как вкопанный, и долго безотрывно смотрел ей вслед – вслед его уходящей навсегда жизни, любви и несбывшейся надежды. В памяти всплыла строчка: “Можно лишь вспоминать о счастливых мгновеньях с любовью…”
*
Наутро я пришёл к советнику по гражданскому праву. Перец уже был там. Перегнувшись через бескрайний стол, он что-то горячо втолковывал Гунару, который упрямо качал головой.
Увидев меня, оба умолкли, как по команде. Перец лениво отвалился от стола и развязной походкой направился к окошку. Присев боком на потёртый широкий подоконник, он с показной заинтересованностью принялся пялиться на улицу.
Гунар же лучезарно улыбнулся и, разведя руки в приветственном жесте, воскликнул:
– А вот и наш кумир – услада ушей горожан!
От этих слов я едва не споткнулся и вопросительно посмотрел в сторону Перца.
– Да я тут немного рассказал господину советнику о твоих успехах, – ухмыльнулся громила. – Ты же вчера сорвал в “Красной утке” настоящий шквал аплодисментов! Я уж и не припомню, когда в последний раз люди с таким удовольствием слушали музыку…
– Да-да, Сергей, – подхватил Гунар. – У нас тут прежде не обращали внимания на всякие интеллигентские штучки. Но теперь, с вашим появлением мы это быстро исправим.
– В каком смысле? – спросил я.
– В самом прямом!
Советник вышел из-за стола и, заложив руки за спину, принялся прохаживаться по ковровой дорожке, вслух рассуждая, как он выразился, о значении “культуры слова и звука” в повседневной жизни трудящихся Города. О том подъёме гордости духа и чувства ответственности перед грядущими поколениями, которое должны ощутить горожане. В заключение своей пламенной речи он провозгласил:
– И вы, Сергей, должны стать тем самым рупором народа, вещающим вечные светлые истины! Мы очень на вас надеемся!
С этими словами Гунар ухватил меня за руку и пожал её с таким энтузиазмом, что я, чуть было не вытянулся по стойке “смирно” и не щёлкнул каблуками.
Советник вернулся на своё место и умостился в необъятном кресле, а я беспомощно посмотрел на Перца.
– Собственно говоря, не совсем понимаю, чего от меня ждут?
– Да ладно, чего там непонятного… – громила криво ухмыльнулся. – Сочинишь патриотическую песенку об отцах основателях и о светлом грядущем, чтоб народ визжал от восторга, а за это будешь жить, как первый сорт!
– А сейчас я какой сорт? – невольно сорвалось с моего языка.
Ухмылка медленно сползла с физиономии Перца. Он подошёл почти вплотную и, впившись колючими буравчиками глаз, как показалось в тот момент, прямо в мою душу, процедил:
– Никакой пока…
– Господин Перец, – обеспокоено вмешался советник. – Прошу вас и Сергея устраиваться поудобней – нам нужно кое-что обсудить…
Он приглашающе взмахнул рукой в сторону кресел, расположенных перед его столом.
Перец мягко, по-кошачьи повернулся и, пройдя к своему месту, погрузился в кресло.
Несколько оторопев от произошедшего, я проследовал за ним и настороженно устроился в кресле напротив. Ещё не совсем понимая, чего от меня хотят, я уже внутренне противился этому.
Перец сидел внешне совершенно спокойно, но из-под полуприкрытых век за мной внимательно следили его холодные глаза. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего. На самом деле я даже не понимал, за что это он так на меня взъелся. Причём, совершенно неожиданно, как мне показалось. Ведь я даже ничего не сказал. Ну, допустим, съехидничал неосмотрительно.
– Извините, кажется, я тут немного неудачно…
– Ничего… ничего, всяко бывает, – успокаивающе прервал меня Гунар. – Вы же новичок в нашем обществе и не знакомы с его устройством, моральными принципами и человеческими ценностями. Это наша недоработка, и мы её исправим…
Советник осторожно покосился на бронзовый бюст, стоящий на столе, сплел перед собой пальцы рук и начал рассказывать:
– Когда-то давным-давно в нашем Городе царил хаос и беспорядок. Никто не следил за рождаемостью и новичками. Разношерстные бандитские группировки попеременно пытались взять Город под контроль. На улицах зачастую происходили самые настоящие сражения, в которых гибли невинные горожане. Одним словом: порядка не было никакого…
– Вы хотите сказать, что здесь царила анархия?
– Вот именно! Вы, Сергей, ухватили самую суть. Анархия процветала в самом отвратительном своём воплощении. Но так не могло продолжаться вечно. Однажды простые горожане, доведенные до отчаяния, стихийно объединились и выступили против банд. Произошло народное восстание…
– Ну, наверное, не совсем стихийно, – усомнился я. – Наверняка, существовал какой-нибудь координационный совет. Кто-то ведь должен был руководить всем этим?
– И вновь вы попали в самое “яблочко”!
Гунар восторженно всплеснул ладонями и кинул победный взгляд в сторону Перца, который кисло улыбнулся в ответ и пожал плечами.
– Был создан совет, который состоял из здравомыслящих достойных горожан, – продолжил советник. – Его возглавил сам великий Наставник. Под его руководством в Городе был наведён порядок: банды разгромили, провели перепись населения и определили социальную значимость каждого отдельного индивидуума! Вот так-то!
Да, всё выглядело очень знакомо. По этой стандартной схеме под вывеской “за светлое будущее” всегда происходила узурпация власти. Менялись только страны и времена, но суть не менялась никогда.
– Извините меня, господин советник, за вопрос – я ведь, как вы сами изволили заметить, здесь недавно и многого просто не знаю…
– Спрашивайте, Сергей, не стесняйтесь.
– Кто такой Наставник? Кем он был?
В кабинете воцарилась тишина. Перец застыл в кресле. Казалось, он дремлет, но в его облике чувствовалось напряжение. Гунар растерянно моргнул, снова покосился на бронзовый бюст и, слегка дрогнувшим голосом поправил:
– Великий Наставник!
Я, извиняясь, развёл руками.
– Он мудрейший кормчий, учитель и путеводная звезда горожан, проявляющий заботу о каждом из нас. Благодаря его усилиям мы живём в мире и достатке, и каждый из нас обрёл смысл существования лишь благодаря его руководству! И он следит за каждым нашим поступком!
Для убедительности советник ткнул пальцем куда-то вверх.
Я почувствовал, как моя челюсть от изумления самопроизвольно отвалилась: о подобном культе личности я только читал, а тут всё это было наяву и весьма серьёзно.
– Варежку прикрой, – подал голос Перец. – И не делай квадратные глаза. Я тебе потом сам всё популярно растолкую, если понадобится, а пока усвой одно: от тебя требуется песня, пробуждающая в сердцах горожан чувство патриотизма и глубокой благодарности!
Я чуть было не рассмеялся, но вовремя прикусил губу и осторожно ответил:
– Ну, я попробую, но ничего заранее обещать не могу… эта тема для меня новая, поэтому не факт, что получится…
