Текст книги "Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв"

Автор книги: Анатолий Тарас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

В конце концов, стороны заключили перемирие «от Спожина заговенья до Дмитриева дня» (с 31 июля до 26 октября 1372 года).

Договор (в историю он вошел как Любутский) был заключен от имени Альгерда, Кейстута и великого князя смоленского Святослава Ивановича; в нем были также упомянуты тверской князь Михаил, брянский князь Дмитрий и те князья, «которые будут в имени Ольгерда и Святослава смоленского». Трое князей рязанских (Олег, Роман и Владимир Пронский) находились на стороне Дмитрия Московского.

Альгерд поручился, что Михаил Тверской вернет все награбленное им в московских землях и отзовет оттуда своих наместников. Если же Михаил во время действия перемирия «станет воевать» Московское княжество, то князь Дмитрий имеет право наказать его, и Литва за него не вступится. Дмитрий Иванович добился также права обращения к татарам за помощью против Михаила:

«А что пошли в Орду к царю люди жаловаться на князя Михаила, то мы в божьей воле и в царевой: как повелит, так мы и будем делать, и то от нас не в измену».

Далее по-прежнему происходили мелкие стычки между Москвой и Тверью, но мы их не рассматриваем, поскольку литовские войска в них участия не принимали. Однако союз Твери с Литвой не только не был разорван, но и окреп вследствие бракосочетания Марии, дочери Кейстута, с Иваном, сыном великого князя Михаила Александровича. Венчание состоялось в Твери летом 1375 года.

В следующем 1376 году Дмитрий Иванович послал своего двоюродного брата Владимира Андреевича (того самого, что женился на дочери Альгерда) с войском к Ржеву Рать три дня простояла под стенами, город не взяла и отошла, предварительно разграбив и предав огню посад. Но ответный поход литвинов не состоялся, так как в 1377 году скончался князь Альгерд. Впрочем, если не считать этого набега, мир между сторонами соблюдался до 1406 года.

Ягайло, Витовт и Дмитрий Донской

После смерти Альгерда, в соответствии с его завещанием, престол великого князя в мае 1377 года занял старший сын от брака с Ульяной Тверской – 27-летний Ягайло (1350–1434).

Однако у Альгерда был еще и 52-летний сын Андрей (1325–1399), от первого брака с Марией Витебской, который по феодальному праву должен был наследовать отцу как старший среди всех сыновей. Он княжил в Полоцке и после смерти Альгерда заявил о своем праве на престол, но потерпел поражение в борьбе с Ягайло и вынужден был в 1378 году бежать в Псков, где псковичи посадили его на княжение с согласия великого князя Дмитрия Ивановича, к которому Андрей ездил на поклон в Москву.

Московский князь решил воспользоваться смутой в Литве, и в 1379 году Андрей Альгердович, вместе с серпуховским князем Владимиром Андреевичем и московским воеводой Дмитрием Михайловичем Боброком-Волынским, двинулись на Литву, взяли пограничные города Трубчевск и Стародуб, разграбили села в их окрестностях, захватив много скота.[33]33
  В данной связи надо подчеркнуть, что не только в XIII–XIV веках, но даже в XV–XVI большинство войн в Европе носило не национальный, а феодальный характер. Говоря проще, сильные всегда грабили слабых. При этом сплошь и рядом воевали между собой родные братья, дяди и племянники, сыновья сажали в темницы отцов, и т. п. Что уж, в таком случае, говорить о соседях. На них шли войной при первой же возможности.


[Закрыть]

Позже, в 1381 году, когда великокняжеский престол в Литве некоторое время занимал Кейстут, Андрей вернулся в Полоцк. В 1386 году он снова выступил против Ягайло, снова был разбит, попал в плен и три года находился в тюрьме. Освобожденный в 1390 году Витовтом, стал на его сторону в борьбе со Скиргайло. Князь Андрей Полоцкий погиб в битве с татарами на Ворскле.

Другой сын Альгерда – Дмитрий, князь Трубчевский, не оказал сопротивления московским полкам. Он покинул город вместе с семьей и боярами, поехал в Москву и стал служить великому князю московскому. Дмитрий Иванович дал ему в удел город Переяславль.

Усобица между Ягайло и Андреем почти не сказалась на жизни Литвы. Но через некоторое время началась куда более сильная усобица между Ягайло (сыном Альгерда) и Витовтом (сыном Кейстута).

В Полоцке после Андрея Альгердовича княжил сын Кейстута, тоже Андрей, но по прозвищу «Горбатый». Ягайло и его фаворит боярин Войдыла захотели отнять у него Полоцк, чтобы отдать родному брату Ягайло – Скиргайло (1352–1394). Так они и сделали в 1377 году.

Но после того как Скиргайло прибыл в город, выяснилось одно негативное обстоятельство. Оказалось, что хотя его мать (Ульяна Александровна) была православной, сам он, как и отец, отдает предпочтение язычеству. В жемойтских и литвинских деревнях это прибавляло ему популярности. Однако жители православного Полоцка категорически не желали видеть своим князем столь сомнительную личность. Горожане терпели более трех лет, а в 1381 году схватили князя, привязали задом наперед к старой кляче и под улюлюканье выгнали за городские ворота. В Придвинье вплоть до начала XX века можно было услышать поговорку: «Поехал, как Скиргайла с Полоцка».

Тогда оскорбленный в лучших чувствах Скиргайло собрал своих сторонников, литвинов и жемойтов, позвал на помощь отряд Ливонского ордена и осадил Полоцк. Однако четырехмесячная осада не принесла ему успеха.

Кейстут, узнав о полоцких событиях, решил упредить дальнейшие действия Ягайло в нежелательном для него направлении. В ноябре 1381 года он неожиданно явился с большим отрядом в Вильно, занял город, взял в плен Ягайло с его родней и челядью, повесил Войдылу, захватил все грамоты, в том числе последний договор с немцами. Ягайло пришлось дать клятву никогда больше не воевать против Кейстута, после чего его отпустили, дав в удел Витебск.

Великим князем литовским стал Кейстут. Но в июне 1382 года войско Ягайло внезапно осадило Трокский замок, где в это время находились Кейстут и Витовт. Скиргайло, вызвав Кейстута на переговоры, сумел захватить его в плен и отвез в Кревский замок.[34]34
  Этот каменный замок построил в 30-е годы XIV века князь Гедимин в местечке Крево, у слияния речек Кревянкаи Шляхтянка, в нынешнем Сморгонском районе Гродненской области. Он находится на середине пути между Менском и Вильно.


[Закрыть] Через пять дней дядю Кейстута по приказу любящего племянника задушили в подвале башни золотым шнурком от его собственного кафтана.

Совершив убийство, Ягайло устроил дяде пышные похороны, объявив народу, что тот скончался естественной смертью.

Витовт в это время болел. Больного князя и его жену Ягайло держал под крепкой стражей. Несомненно, он готовил двоюродному брату туже участь, что и его отцу. Однако Витовта спас находчивость жены Анны, княжны Смоленской, и преданность ее служанок. Когда Витовт поправился, он по-прежнему притворялся больным. Жена ежедневно навещала его вместе с двумя служанками. Наконец она получила от Ягайло разрешение (только для одной себя) уехать в Моравию.

В ночь перед отъездом Анна пришла проститься с мужем и задержалась у него дольше обычного: в это время Витовт переодевался в платье одной из служанок, Елены, которая осталась вместо него. Невысокий рост и гладкое свежее лицо молодого Витовта обманули стражников. Он благополучно вышел из тюрьмы вместе с женой и второй служанкой, нашел лошадей, высланных из Волковыска от тамошнего тиуна, и вскоре был уже в Слониме. Оттуда Витовт поехал в Берестье (Брест), а на пятый день приехал в Полоцк.

Елена, не вставая с постели, так хорошо изображала больного князя, что только на третий день Ягайло доложили о бегстве, после чего разгневанный князь велел убить храбрую служанку.

* * *

Смуты в Литве дали возможность Дмитрию Ивановичу заняться ордынскими землями. В 1380 году ему удалось разбить войско хана Мамая на Куликовом поле.

В «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева говорится, что рязанский князь Олег «спешил войти в переговоры с Мамаем и с Ягайлом литовским». По его мнению, Олег и Ягайло рассуждали так:

«Как скоро князь Димитрий услышит о нашествии Мамая и о нашем союзе с ним, то убежит из Москвы в дальние места или в Великий Новгород или на Двину, а мы сядем в Москве и во Владимире; и когда хан придет, то мы его встретим с большими дарами и упросим, чтоб возвратился домой, а сами, с его согласия, разделим Московское княжество на две части – одну к Вильне, а другую к Рязани, и возьмем на них ярлыки и для потомства нашего».

Соловьев С. М. История России с древнейших времен, Книга II, с. 285

Однако в логике Соловьева есть весьма существенный изъян. Великое княжество Литовское никогда, ни по какому поводу не просило у Золотой Орды одобрения своих политических акций. И в ярлыках великих ханов – в отличие от московских правителей – оно абсолютно не нуждалось.

Действительно, Ягайло собрал большое войско и двинулся в поход, но куда и зачем? На помощь хану, только он опоздал: Дмитрий Донской уже разбил Мамая. Именно так всегда утверждали рус кие учебники по истории. На самом же деле никому не известны подлинные намерения Ягайло. Литовский князь действительно шел на юго-восток, в сторону Дона, однако почему-то не через вассальное ему Северское княжество, а через владения союзников Дмитрия Ивановича – черниговских князей. Естественно, что через враждебные земли он шел с боями.

Видимо, Ягайло вовсе не стремился соединиться с Мамаем, ему было гораздо важнее использовать сложившуюся ситуацию для захвата бассейна верхней Оки, где он давно «положил глаз» на местные княжества. «Летописная повесть» гласит, что литовцы «не поспеша… на срок за малым, за едино днище или менши», то есть, они находились на расстоянии одного дневного перехода от места сражения. Но «Сказание о Мамаевом побоище» утверждает, что Ягайло дошел лишь до Одоева, находившегося в 140 км от Дона (а это, как минимум, четыре или даже пять дневных переходов) и, узнав о выступлении войска Дмитрия Донского к Дону, «пребысть ту оттоле неподвижным».

Кстати замечу, что никто до сих пор не знает точного места Куликовской битвы. Согласно «Полному географическому описанию нашего Отечества», изданному в 1902 году под редакцией знаменитого географа И. И. Семенова-Тянь-Шанского, Куликово поле представляло собой степную «поляну», протянувшуюся на 100 км (!) по Всему югу нынешней Тульской области с запада на восток (от верховья реки Снежедь до Дона) и на 20–25 км с севера на юг (от верховьев Улы до верховьев Зуши).

Как быть, в таком случае, с памятником русским воинам на Куликовом поле? Очень просто. В июне 1820 года тульский губернатор В. Ф. Васильев отдал распоряжение об установке памятника «знаменующего то место, на котором была освобождена и прославлена Россия в 1380 году». Поскольку начальство велело, постольку быстро «нашли» место битвы. Между тем, многочисленные раскопки, проводившиеся здесь и вокруг, не дали ни малейшего свидетельства битвы: нет ни черепов, ни костей, ни остатков оружия.

Что касается причин войны между Москвой и Золотой Ордой, то они таковы. В Орде шла борьба за престол великого хана между темником Мамаем и Тохтамышем, потомком великого хана Джучи. Тот и другой пытались убедить русских князей поддержать их.

Но тут появился на сцене суздальский епископ дионисий; горячий поборник идеи полного освобождения всей Руси от татарской зависимости. Жил он в богатом Нижнем Новгороде, принадлежавшем суздальским князьям. Когда Мамай прислал туда посольство, чтобы договориться о союзе, Дионисий натравил на них городскую чернь. Всех татар убили самым жестоким образом: раздев донага, выпустили на лед Волги и затравили собаками.

Мамай, придя в ярость от такой подлости, послал на город переметнувшегося к нему от Тохтамыша царевича Арапшу (или Арап-шаха). Скрытно совершив быстрый переход, он застиг суздальских князей врасплох. Арапша наголову разбил их войско на реке Пьяне, взял Нижний Новгород и вырезал почти весь город – в отместку за растерзанных послов.

Затем Мамай отправил свое войско под командованием мурзы Бегича в новый поход, но на реке Ворскла московская рать дала ему бой и одержала победу. После всех этих событий широкомасштабное столкновение Москвы и ее союзников (Суздаля, Владимира, Ростова Великого) с Мамаем стало неизбежным. Такова подоплека Куликовской битвы, которую мы не рассматриваем.

Поход Тохтамыша на Москву
(1382 г.)

После победы на Куликовом поле князь Дмитрий Иванович прекратил выплату дани Орде, но татары очень быстро восстановили прежнее положение вещей. В августе 1382 года Тохтамыш, победив Мамая и став великим ханом, пошел на Москву. Великий князь спешно покинул город и уехал в Кострому. По мнению некоторых историков – собирать войско для отпора ордынцам. По мнению большинства других – просто сбежал, вполне обоснованно опасаясь жестокой расправы за неуплату налогов и за Куликово побоище.

Вслед за ним из Москвы убежали его супруга Евдокия и митрополит Киприан, а так же бояре. Татары появились у городских стен 23 августа, на следующий день они начали осаду кремля. Москвичи, которых возглавил литвинский князь Остей, один из внуков Альгерда, успешно отбивались. Им помогали каменные стены и огнестрельные орудия – «тюфяки».[35]35
  От персидского слова «тупанг» – трубка.


[Закрыть] Тюфяк, заряжавшийся картечью, был удобен именно для стрельбы с крепостных стен.

Не сумев взять крепость штурмом, татары пошли на хитрость. Их союзники, нижегородские князья Василий и Семен Дмитриевичи – свояки великого князя Дмитрия – поклялись москвичам, что хан не причинит им вреда, если они откроют ворота. Но когда из кремля вышла процессия именитых горожан и священников с крестами и дарами, татары немедленно убили князя Остея. Затем они стали безжалостно рубить духовенство. Потом ворвались в кремль, убили либо взяли в плен всех находившихся там москвичей, разграбили церкви, захватили княжескую казну, имущество жителей. Они также сожгли множество книг, свезенных со всех сторон и сложенных в храмах.

По пути домой Тохтамыш точно так же обошелся с Переяславлем и Коломной.

Когда великий князь Дмитрий вернулся в свою столицу, он увидел огромное пепелище, заваленное горами трупов. Летопись свидетельствует: «город взят и огнем пожжен, церкви разорены, а людей множество безчисленно лежащих». Князь велел платить могильщикам по одному рублю за погребение 80 мертвецов. Однако разные летописи приводят различные суммы выплат. Соответственно, колеблется оценка числа погибших. Средняя цифра – 18 тысяч человек!

Таким образом, победа князя Дмитрия Ивановича «Донского» над татарами на Куликовом поле ничего не изменила в характере взаимоотношений между русскими княжествами и Золотой Ордой. Напротив, она повлекла за собой жестокие бедствия, по своим масштабам и последствиям сопоставимые с нашествием Батыя на Русь в 1237–1242 гг. Московскому князю пришлось снова признать себя данником Золотой Орды.

* * *

После разгрома Москвы Тохтамышем, в 1383 году в Орду за ярлыком на великое княжество Владимирское поехали конкуренты: тверской князь Михаил Александрович с сыном Александром и московский князь Дмитрий Иванович с 12-летним сыном Василием. Хан быстро понял, что у тверичей денег нет, а посему 6 декабря 1383 года отправил Михаила Александровича назад в Тверь ни с чем.

Дмитрия Ивановича, выразившего полную покорность, Тохтамыш обласкал, ярлык ему выдал, но оставил у себя заложником его сына Василия (1371–1425), будущего великого князя московского Василия I. Тохтамыш предложил выкупить его за восемь тысяч золотых монет. Такой суммы у отца не было, к тому же посланники Тохтамыша ежегодно приезжали за большой данью. Зато в конце 1385 года 14-летнему князю удалось бежать из Орды.

При этом, обманывая погоню, он устремился на юг, а оттуда через Литву пробрался в Москву. В Литве князь Витовт склонил юного княжича к обещанию жениться в будущем на его дочери Софье (1371–1453). А уже 15 августа 1389 года Василий Дмитриевич наследовал престол своего знаменитого отца. Мурза Шихмат, посол хана Золотой Орды, торжественно «посадил» молодого князя на великое княжение в Успенском соборе московского кремля. Правление Василия I длилось 36 лет. Через год после восшествия на престол он купил в Орде ярлык на княжение Нижегородское, Муромское, Мещерское и Таруское. Вскоре под властью Москвы оказалось и Суздальское княжество.

Главные ближайшие противники – Тверское и Рязанское княжества – разобщались московской территорией, и это облегчало борьбу с ними. А окраинные княжества прикрывали Москву от многих татарских набегов, что способствовало росту численности ее населения.

В том же 1390 году в Москве состоялась свадьба 19-летнего Василия Дмитриевича и 19-летней Софьи Витовтовны. Венчал их митрополит Киприан, «и было чести и веселия до сыти»

Глава 3
ВОЙНЫ КНЯЗЯ ВИТОВТАДинастический кризис в Польском королевстве

Прежде чем рассказывать о заключении династического союза (Кревской унии) между Великим княжеством Литовским и Польским королевством, надо бросить беглый взгляд на историю Польши.[36]36
  В течение 240 лет (1368–1608 гг.) войны происходили между Московской Русью и Великим княжеством Литовским. Польша в них не участвовала. Поэтому я не рассматриваю события польской истории, имевшие место до Кревской унии, а также предельно кратко излагаю такие события, происходившие после нее до Люблинской унии 1569 г.


[Закрыть]

В польских землях в 960 году установилась династия великих князей, а затем и королей Пястов. Ее представители поочередно занимали престол в Кракове до 1370 года. В самом конце 1138 года умер очередной польский король из этой династии, Болеслав III «Кривоустый», который правил с 1102 года. После ее смерти Польское королевство надолго вступило в период феодальной раздробленности.

Весь XIII век и в начале XIV века в Польше почти непрерывно шли феодальные усобицы и борьба за королевский престол. Нам нет нужды описывать их. Отметим лишь, что в 1333 году королем Польши стал Казимир III «Великий» (1310–1370). В 1335 году Казимир заключил мир с чешским королем, а в 1343 году – с Тевтонским орденом.

В июне 1340 года галицко-волынское войско, вместе с призванными на помощь ордынцами, вторглось в Польшу и дошло до Вислы. Хотя полностью разгромить войско Казимира не удалось, именно благодаря этому походу Казимиру III пришлось заключить с Галицким княжеством договор о соблюдении нейтралитета.

Тем временем галицкие бояре усиленно искали нового князя для Волыни и остановились на кандидатуре литвинского князя Любарта, которого галицкий великий князь Юрий назвал своим наследником. Бояре надеялись, что Любарт, как представитель литвинского княжеского рода, не имеющий опоры на Волыни, станет их покорной марионеткой. Но в результате Волынь вошла в состав Великого княжества Литовского. Вследствие этого, с 1340 года история Галичины отделилась от истории Волыни. Галичина лишь номинально признавала своим князем Любарта Волынского, фактически ею правили местные бояре во главе с Дмитрием Дядькой.

В 1343 году король Казимир III получил от Папы Римского значительную финансовую помощь для борьбы с «русинами» и в 1344–1345 годах, заручившись нейтралитетом князя Любарта, отторг от Галичины Саноцкую землю. Осенью 1349 года поляки предприняли новый поход, уже не только в Галичину, но и на Волынь. Преодолев сопротивление гарнизонов пограничных замков, польские войска захватили города Львов, Белз, Берестье (Брест), Владимир-Волынский. Сам Любарт отсиделся в хорошо укрепленном Луцке. Правда, на следующий год он сумел вернуть себе власть на Волыни, но теперь Галичина уже не только номинально вышла из-под его юрисдикции, но и фактически вошла в состав Польского королевства.

В 1370 году 60-летний король Казимир III «Великий» умер. Он был бездетен, с ним династия Пястов пресеклась. Правда, в Моравии вассальные князья – потомки Пястов, правили до 1526 года, а в Силезии – до 1675 года. После этого Пясты все вымерли. В XVII–XVIII века Пястами называли тех польских королей и претендентов на престол, которые были просто этническими поляками, а вовсе не прямыми потомками древних Пястов.

Казимир III назначил своим наследником внука (сына его дочери) Людовика, короля Венгрии с 1342 года, чей отец принадлежал к Анжуйской династии. Он известен как Людовик I Венгерский и как Людовик Анжуйский, но больше всего как Лайош Великий (1326–1382). Итак, в 1370 году Людовик стал одновременно не только венгерским, но еще и польским королем. Однако все двенадцать лет своего правления Людовик жил в Венгрии и мало уделял внимания Польше. Это время отличалось своеволием шляхты, грабежами, разбоями и другими проявлениям феодальной анархии.

Именно Людовик 17 сентября 1374 года издал так называемый «Кошицкий привилей», освобождавший вельможных панов (магнатов) и служилое сословие (шляхту) от всех государственных повинностей, за исключением военной службы и небольшой денежной платы. Он также обратил бенефиции польских шляхтичей в наследственные владения. Кроме того, в этом привилее король обязался назначать на все должности в воеводствах только представителей местной знати.

Кошицкий привилей представлял собой первый документ такого рода, дарованный польской шляхте именно как сословию.[37]37
  Отметим, что шляхта – далеко не то, что московское дворянство. У многих шляхтичей не было земельных владений («дворов»), пожалованных им королем либо магнатом «за службу». Они могли вообще никому не служить; принадлежавшую им собственость (в том числе землю) нельзя было конфисковать в принципе. Взрослые шляхтичи обладали личной неприкосновенностью, суд не мог определять им позорящие наказания, а король не мог, например, ударить шляхтича.
  Напротив, московские цари даже с боярами и князьями обращались как с холопами. Вот лишь один пример: в 1491 году по приказу Ивана III жестоко выпороли кнутом князя Хомутова и архимандрита Чудовского монастыря! Что уж говорить о дворянах.
  Немецкий барон Сигизмунд Герберштейн в своих «Записках о Московии» (1549 г.) в данной связи сказал: «Трудно понять, то ли народ этот по своей грубости нуждается в государе-тиране, толи оттирании государя сам народ становится таким грубым, бесчувственным и жестоким».


[Закрыть] Раньше привилей выдавались лишь отдельным лицам. Кошицкий привилей свел уплату податей шляхтой к чистой формальности. Тем самым он значительно уменьшил постоянные доходы короля и поставил финансы государства в зависимость не только от вельможных панов (магнатов), но и от шляхты. Для разрешения сбора новых податей шляхта стала собираться на местные съезды – сеймики, которые вскоре стали органами власти шляхты на местах.

Пользуясь случаем, назову наиболее известные фамилии магнатов ВКЛ. Это Вежевичи, Вишневецкие, Воловичи, Гаштольды, Гольшанские, Глебовичи, Глинские, Горностаи, Громыки, Друцкие, Заберезинские, Зеновичи (Зеновьевичи), Ильиничи, Кезгайло, Кишки, Копати, Лельковичи (Олельковичи), Лукомские, Мосальские, Огинские, Одинцевичи, Остей (Остиковичи), Острожские, Пацы, Протасевичи, Радзивиллы, Сангушки, Сапеги, Соломерецкие, Солтаны (Солтановы), Стратовичи, Тышкевичи, Ходкевичи, Хребтовичи (Храптовичи), Чарторыйские.

В 1382 году Людовик Венгерский умер. Он тоже не имел сыновей, поэтому назначил наследником польского престола мужа своей старшей дочери Марии – Сигизмунда, маркграфа Бранденбургского, сына немецкого императора Карла IV Но польские магнаты решили присягнуть не ему, а Ядвиге (1373–1399), второй дочери Людовика и подобрать ей мужа.[38]38
  В тексте книги термины «немецкий император» и «император Священной Римской империи» употребляются как синонимы.


[Закрыть]

Жених вскоре нашелся: это был мазовецкий князь Семовит, один из прямых потомков Пястов. Немедленно началась кровавая усобица между сторонниками Сигизмунда и Семовита. В ходе войны оба претендента утратили доверие магнатов. В 1384 году магнаты провозгласили 11 – летнюю Ядвигу королевой и решили найти ей нового жениха.

Между тем, Ядвига еще в возрасте 7-и лет была обручена в церкви со своим ровесником, австрийским герцогом Вильгельмом, после чего их разъединили до достижения 12-летнего возраста. Но польские государственные мужи придумали более выгодный для королевства вариант. Их сильно беспокоило то, что с одной стороны Польше угрожали немцы, все прочнее утверждавшиеся в Пруссии, а с другой стороны – литвины. И вот они решили соединить Польшу с Литвой путем брака между Ядвигой и Ягайло. Тем самым они устраняли литвинскую угрозу и приобретали более широкие возможности для отпора крестоносцам.

Этот вариант был доведен до сведения Ягайло и понравился ему. Историки отмечают:

«Шаткое положение в собственном государстве делало Ягайло сговорчивым. Условия же, на которых Ягайло приглашали на польский трон, ставились достаточно жесткие: речь шла уже не о династическом союзе двух равноправных государств, а фактически о присоединении ВКЛ к Польскому королевству. Ягайло, который с помощью унии надеялся сломать своих политических противников, наверняка думал, что главное – получить корону, с остальным можно разобраться позже».

Беларусь: Государство и люди. Минск, 2002, с. 35

В 1385 году в Краков прибыли литвинские послы, сватать своего 35-летнего великого князя. Послы обещали, что за это жених, все его родственники, все магнаты и даже весь народ примут католичество, а польских пленников, захваченных в прежних войнах, отпустят без выкупа.

Однако Ядвига и слышать не хотела о сыне Альгерда. Герцог Вильгельм, красивый статный юноша, срочно приехал по ее зову в Краков. Польские вельможи не пустили его в королевский замок. Тогда Ядвига стала скрытно встречаться с ним в старом Францисканском монастыре. Между молодыми супругами вспыхнула страстная любовь. Вильгельм даже жил некоторое время в покоях своей жены в Краковском замке. Вскоре, однако, об этом узнали и герцога с позором изгнали оттуда.

Влюбленная Ядвига хотела во что бы то ни стало следовать за мужем. Когда она увидела перед собой запертые ворота и убедилась, что ей их не открыть, она схватила топор и принялась сбивать тяжелые замки. Увы, ее тонкие руки оказались слишком слабы для этого, поневоле ей пришлось покориться своей участи. Тем временем Вильгельм получил от порученцев Ягайло 200 тысяч флоринов в качестве компенсации и навсегда покинул Краков. Известие об его отъезде произвело на Ядвигу удручающее впечатление.

И все же, окруженная суровыми воинами и хитрыми епископами, покинутая собственной матерью, Ядвига продолжала отказываться от замужества с литвинским князем. С одной стороны, она не могла забыть Вильгельма и не желала расторгать брак с ним, который только что стал реальным. С другой стороны, ее пугали слухи об Ягайло, убившем собственного дядю и покрытом, по уверениям рассказчиков, густой шерстью с головы до пяток.

Между тем Ягайло с большой свитой приближался к Кракову. Вельможи и церковники ежедневно уговаривали Ядвигу вступить в брак с ним, особенно упирая на возможность стать крестительницей целого народа. Тогда Ядвига послала одного из своих приближенных, Завишу Олесницкого, посмотреть на Ягайло.

Вернувшись, он ободрил юную королеву. Ягайло оказался не уродливым диким варваром, а воспитанным, хорошо одетым мужчиной обычной внешности. Князь был среднего роста, худощавого телосложения, с широким лбом, узким подбородком, с редкими волосами на голове. У него были маленькие черные глаза и беспокойный взгляд. Ягайло брил бороду, однако носил длинные тонкие усы. Он не умел ни читать, ни писать, но кроме родного языка мог говорить также по-польски и по латыни.

Успокоенная насчет внешности и манер будущего супруга, утомленная борьбой со своим окружением, Ядвига дала, наконец, согласие.

* * *

Тут следует сделать небольшое отступление и объяснить, почему верхушка литвинских аристократии столь охотно пошла на сближение с Польшей. Сделаем это словами известного русского историка Льва Николаевича Гумилева (1912–1990):

«Литва оставалась зажатой между православной Русью и массивом католической Европы. Литовцы активно воевали с немцами – антипапистскими Ливонским и Тевтонским орденами, – и потому их объективным союзником могли стать… католики Польши. Вероятно, в связи с этим еще Гедимин разрешил своим подданным принимать католическую веру.

К тому же он, наверное, учитывал, что кроме идеологического единства, у литовцев была еще одна основа союза с поляками. Литовцы постоянно совершали набеги на… Мазовию, откуда привозили польских девушек. Так начался мощный процесс польско-литовской интеграции.

Вспомним чудесную балладу Адама Мицкевича в переводе Пушкина: «Три у Будрыса сына, как и он, три литвина»… Старик литвин посылает сыновей на войну: одного – грабить русских в богатом Новгороде, другого – на Балтику против крестоносцев, «проклятых крыжаков», а третьего сына шлет в Польшу:

В Польше мало богатства и блеску,

Сабель взять там не худо, но уж верно оттуда

Привезет он мне на дом невесту.

Нет на свете царицы краше польской девицы.

Весела, что котенок у печи,

И как роза румяна, а бела, что сметана;

Очи светятся, будто две свечки!

Был я, дети, моложе, в Польшу съездил я тоже

И оттуда привез себе женку;

И вот век доживаю, и всегда вспоминаю

Про нее, как кляжу в ту сторонку.

Конец баллады таков: все трое сыновей отправились в Польшу и привезли оттуда по невесте.

Гумилев Л. Н. От Руси до России. М., 1997, с. 155–156