355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Тарас » Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв » Текст книги (страница 19)
Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв
  • Текст добавлен: 13 апреля 2017, 10:30

Текст книги "Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв"


Автор книги: Анатолий Тарас


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]

Но Сигизмунд-Август здесь не при чем. Московских бояр и дворян пугали свирепый произвол и жесткость царя. По контрасту, их весьма привлекали вольности литвинской шляхты. Напомним, что знаменитый указ «О вольности дворянской» императрица Екатерина Великая изволила издать лишь в 1785 году, на 280 лет позже Радомской конституции. Вот что пишет по этому поводу А. М. Буровский:

«В основном бежали люди как раз того слоя, на который опирался Иван IV (и его отец и дед), – служилая мелкота… Бежали горожане, зажиточное крестьянство. Бежали целыми семьями, целыми ватагами… В конце 60-х годов XVI века наш главный герой Иван IV всерьез рискует остаться в положении Карабаса Барабаса, от которого убежали все куклы».

Бушков А. А., Буровский А. М. Цит. Соч., с. 340
Кстати о вопросах религии

Еще в 1550 году литовский великий князь Сигизмунд II Август написал Ивану IV:

«Докучают нам подданые наши, жиды, купцы государства нашего, что прежде изначала при предках твоих вольно было всем купцам нашим, христианам и жидам, в Москву и по всей земле твоей с товарами ходить и торговать; а теперь ты жидам не позволяешь с товарами в государство свое въезжать».

Иван на этот упрек ответил следующим образом:

«Мы к тебе не раз писали о лихих делах от жидов, как они наших людей от христанства отводили. Отравные зелья к нам привозили и пакости многие нашим людям делали: так тебе бы брату нашему не годилось и писать о них много, слыша их такие злые дела».

Одним словом, «пьют они кровь христианских младенцев»! Между тем, по сравнению с Московской Русью, ВКЛ отличалось просто фантастической по тем временам веротерпимостью. В нем сосуществовали католики и православные, униаты и протестанты (кальвинисты, лютеране, ариане, анабаптисты, социниаис), иудеи и мусульмане. Не всегда мирно, но – сосуществовали. В 1563 году великий князь Сигизмунд II Август издал привилей, согласно которому магнаты и шляхтичи всех христианских конфессий (католики, униаты, протестанты, православные) получили право занимать любые государственные должности.

Более того, Сигизмунд разрешил татарам-мусульманам (потомкам тех, кто пришел в Литву с Тохтамышем) вступать в брак с христианами! В результате появилось немало трансформированных на литвинский манер фамилий: Александровичи, Вороновичи, Канапацкие, Криницкие, Кричинские, Курмановичи, Мухарские, Остринские, Пунские, Шабановичи, Ширинские…

В ВКЛ во многих городах с разрешения властей действовали так называемые «православные братства» с церковными школами. Причем самые крупные из них находились в «цитаделях католицизма», таких как Львов (при Успенской церкви) и Вильно (при Свято-Троицком монастыре).

Отметим и тот факт, что столь горячие ревнители православия, как князь Константин Иванович Острожский и его сын Константин Константинович (1527–1608), много лет активно участвовали в вооруженной борьбе против Москвы.

Среди литвинской шляхты широко распространился кальвинизм.[111]111
  По фамилии француза Жана Кальвина (1509–1564), автора знаменитого сочинения «Наставление в христианской вере». С 1541 года Кальвин фактически являлся диктатором Женевы и превратил этот город в один из главных европейских центров Реформации.


[Закрыть]
Например, в 1553 году его принял воевода виленский и канцлер литовский Николай Радзивилл «Черный».[112]112
  Николай Радзивилл «Чёрный» (1515–1565) – выдающийся политический, религиозный и культурный деятель ВКЛ. С 1550 года – канцлер. С его именем связано не только распространение идей Реформации, но также развитие книгопечатания и меценатство в отношении деятелей культуры.


[Закрыть]

Став ревностным кальвинистом, он делал все возможное для распространения нового учения в Литве. Он вводил его в своих обширных вотчинах и многочисленных поместьях, пригласил из Польши самых знаменитых протестантских проповедников, брал под свое покровительство всех отступивших от католицизма. Простых людей Радзивилл привлекал угощениями и подарками, шляхтичей – почти королевскими милостями. Благодаря ему, многие представители литовской знати стали кальвинистами.

Новые учения успешно распространялись в городах, местечках и панских замках. Только крестьяне в большинстве своем оставались верными прежней вере – православию либо католицизму.[113]113
  Между прочим, около 80 лет, в 1579–1558 гг., на территории ВКЛ и Польши существовало весьма интересное движение так называемых социниан (по фамилии основателя, итальянца Фаусто Социни). Они были объединены в 150 общин, а их центр находился в местечке Раков.
  Социниане отрицали бессмертие души, не признавали мистики, Христа считали не богом, а человеком, наделенным особыми способностями, утверждали равенство гражданских прав мужчин и женщин, много внимания уделяли просвещению и обучению народа, придерживались исключительной веротерпимости.
  Изгнанные в 1558–1560 гг., во времена Контрреформации, они эмигрировали в Германию, Голландию, Англию. Но заметьте: социниан изгнали из ВКЛ, а не утопили в реках, не сожгли в срубах, не посадили на колья, не затравили собаками, как с ними поступили бы в Московской Руси.


[Закрыть]

В 1565 году Николай Радзивилл «Чёрный» скончался. Кальвинистов возглавил его двоюродный брат Николай Радзивилл «Рыжий».[114]114
  Николай Радзивилл «Рыжий» (1512–1584), великий гетман, а затем канцлер Литвы, кальвинист с 1564 г.


[Закрыть]
Все же в первой половине XVII века протестанты потерпели поражение от католиков как в Литве, так и в Польше. Но решающую роль в этом плане сыграли не гонения против них, а борьба между самими протестантами.

В Московской Руси, как известно, никакое вольнодумство в вопросах веры не допускалось. Лиц, уличенных в таковом, немедленно объявляли еретиками и либо казнили, либо бросали в темницы, либо ссылали на Север. Так что проблему свободы вероисповедания там решали просто и эффективно.[115]115
  Кстати говоря, выдающийся русский мыслитель первой половины XIX века, Петр Яковлевич Чаадаев (1794–1856) в своем знаменитом труде «Письма о философии истории» (1829–31 гг.) отметил, что Россия по собственной воле как бы отпала от остального человечества.
  В очень большой мере причиной тому послужила идея самоизоляции, с XIV века и по сей день пропагандируемая русской православной церковью (РПЦ). Впервые ее четко сформулировал основатель Троице-Сергиева монастыря Сергий Радонежский (1321–1391): С латинянами (католиками) никаких дел быть не может, и в Русскую землю допускать их нельзя ни под каким предлогом!
  В XIX веке этот тезис трансформировался в идею, согласно которой все человечество идет не в ногу не только с РПЦ, но и с Россией в целом. Вот, например, что писал в 1849 году шеф корпуса жандармов барон Л. В. Дубельт (1792–1862) по поводу дела кружка М. В. Петрашевского: «Не заражайтесь бессмыслием Запада – это гадкая помойная яма, от которой укроме смрада ничего не услышите. Не верьте западным мудрствованиям, они ни вас и ни кого к добру не приведут… не лучше ли красивая молодость России дряхлой гнилой старости Европы?»


[Закрыть]

Собственно, за весь период правления Ивана IV известна лишь одна ересь. Это учение московского дьяка Матвея Башкина, его последователей монахов Федосия (по прозвищу «Косой») и Игнатия. Свои проповеди они вели в 1547–54 гг. Разумеется, немедленно был созван церковный собор. По приговору собора Башкина схватили и заточили в Иосифовом монастыре в Волоколамске, после начала опричнины его сожгли на костре; Матвею и Игнатию удалось бежать в Литву. Но в Полоцке они попали в руки царя и были казнены.

Феодосии тоже бежал в Литву и поселился в Витебске. Его проповеди и письменные послания, антифеодальные и реформаторские по своему духу, пользовались большой популярностью среди городских низов всего великого княжества. Они представляли серьезную угрозу для монополии православной церкви в области духовной жизни. Не случайно один из учеников знаменитого богослова Максима Грека, монах Зиновий Отенский (умер около 1569 г.) заявил: «Дьявол развратил Восток – Бахметом (Магометом), Запад – Мартыном Немчиным (Лютером), а Литву – Косым (Феодосией)».[116]116
  См. в книге: Калугин Ф. «Зиновий инок Отенский и его богословско-полемические и церковно-учительные произведения», СПб, 1894.


[Закрыть]

Поэтому церковные иерархи выгнали Феодосия из Витебска. Весной 1557 года он перебрался в Вильно, а позже уехал оттуда на Волынь. Дальнейшие его следы теряются.

Продолжение войны
(1563–1565 гг.)

В декабре 1563 года в Москву приехали послы великого князя литовского: гетман Юрий Ходкевич и канцлер Остафий Волович.[117]117
  Юрий (Георгий) Александр Ходкевич (умер в 1573) – литвинский магнат, кальвинист, покровитель православных. С 1544 на государственной службе (подкоморий, воевода, каштелян и т. д.). С 1561 гетман польный, с 1566 великий гетман Литвы.
  Остафий Богдан Волович (ок. 1520–1587) – литвинский шляхтич, кальвинист. С 1552 занимал ряд государственных должностей (писарь ВКЛ, маршалок дворный, староста ряда городов и т. д.). С 1566 подканцлер, с 1579 канцлер ВКЛ.


[Закрыть]
Речь шла об условиях «вечного мира» (программа-максимум) или хотя бы о новом перемирии до 1 июля 1564 года (программа-минимум).

Иван лично вел переговоры с литовскими «великими послами», но при этом держал себя крайне высокомерно. Карамзин охарактеризовал его позицию следующим образом:

«Царь Иван, сообразно своему характеру, тотчас же возгордился до чрезвычайности этой важной, но легко доставшейся победой (захватом Полоцка) и в переговорах с литовскими послами, искавшими примирения, по прежнему обычаю, запрашивал и Киева, и Волыни, и Галича; потом великодушно уступал эти земли, ограничиваясь требованием себе Полоцка и Ливонии, и чванился своим мнимым происхождением от Пруса, небывалого брата римского Цезаря Августа».

Содержание его речей сводилось к двум прежним тезисам. Во-первых, он снова и снова доказывал, что претендует лишь на «свои исконные давние вотчины». Во-вторых, выражал обиду зато, что литвинские магнаты и шляхта, вместе со своим великим князем, упорно не желают признать его царем «всея Руси», то есть законным владыкой земель всех восточных славянских княжеств в границах XI–XII веков. Однако его аргументы и красноречие ни к чему не привели. Поэтому, как только послы уехали из Москвы (9 января 1564 г.), царь приказал возобновить боевые действия.

Сражение на реке Улла (январь 1564 г.)

Итак, после провала переговоров московские войска в январе 1564 года пошли в новое наступление. По плану царя Ивана, две большие армии должны были соединиться возле Орши и оттуда «идти к Менску и к Новугородку» (к Минску и Новогрудку). Согласно отданным распоряжениям, из Полоцка к Орше выступил князь П. И. Шуйский, имевший 17–18 тысяч человек. Из Вязьмы к Орше двинулись князья В. и П. Серебряные (25–30 тысяч).

В походе Шуйский не предпринял мер предосторожности. Не велась разведка, люди шли нестройными толпами без оружия и доспехов, которые везли на санях. Никто не думал о возможности нападения противника. Тем временем гетман Николай Радзивилл «Рыжий» и его воевода Троцкий получили от лазутчиков точные сведения о противнике.

Они подстерегли войско Шуйского в лесистой местности близ реки Уллы (недалеко от Чашников) и неожиданно атаковали вечером 26 января (по другим данным, 21 января) сравнительно небольшими силами (5–6 тысяч человек). Не успев принять боевой порядок и как следует вооружиться, московские воины поддались панике, стали спасаться бегством, бросив весь свой обоз (около 5 тысяч саней).

Шуйский заплатил за беспечность собственной жизнью. Знаменитый покоритель Дерпта, потеряв в бою коня, пешком пришел в ближайшую деревню. Увидев богато одетого московского боярина, крестьяне схватили его, ограбили, раздели догола и утопили в проруби в пруду (по другой версии – в колодце).[118]118
  Гетман Радзивилл похоронил П. И. Шуйского в Виленском костеле, рядом с великой княгиней литовской Еленой Ивановной, дочерью Ивана III.


[Закрыть]
В сражении погибли до 9 тысяч московских ратников (большей частью в ходе избиения при бегстве).

Князья Палецкие, Прозоровский, Одоевский, Захарьин-Юрьев и несколько других. Воеводы 3. Плещеев-Очин, И. Охлябнин, И. Нороватый попали в плен.

Войско братьев В. С. и П. С. Серебряных-Оболенских по пути к Орше по очереди осаждало 10 городов. При этом московиты повсюду убивали, жгли и грабили:

«Королевские села и деревни жгли и литовских людей побивали и языки имали и в полон многих людей и з животы поймали».

На дальних подступах к Орше войско Серебряных столкнулось с авангардом войск князя Филона Кмита-Чернобыльского. Завязались бои. Но, получив сообщение о разгроме Шуйского, братья-воеводы 9 или 10 февраля повернули назад к Смоленску.

Вскоре после поражения под Уллой (в апреле 1564 года) из Дерпта сбежал в Литву один из лучших московских воевод, друг юных лет Ивана Васильевича, 36-летний князь Андрей Михайлович Курбский.[119]119
  Воевода Андрей Михайлович Курбский (1528–1583), участник Казанских походов, член Избранной рады. В апреле 1564 года бежал в Литву, опасаясь «неправедной» казни по приказу Ивана IV, которого он называл «лютым самодержцем». Сигизмунд-Август дал ему во владение город Крево с десятью окрестными селами, город Ковель, местечки Вижва и Миляновичи, и еще 28 сел на Волыни.
  В Литве он дважды вступал в брак с девицами из знатных шляхетских православных семей. От первого брака имел сына Дмитрия, позже перешедшего в католичество.
  Курбский известен как автор мемуарного памфлета «История о великом князе Московском» (1573), в котором подробно описал зверства Ивана IV.


[Закрыть]
В отместку царь Иван приказал заточить его мать, жену и 9-летнего сына в монастырскую тюрьму, где их вскоре убили.

Сражение у Озерищ (июль 1564 г.)

После поражения Шуйского возле Уллы военные действия между Москвой и Литвой носили, в основном, локальный характер. Так, летом 1564 года к Мстиславлю, Кричеву Радомле и Могилеву ходило войско князя В. А. Бутурлина:

«3 детми боярскими и с татары служилыми, с казанскими с горными, с чебоксарскими, с остраханскими, с нагайскими, с Городецкими, с мордвою… И многих людей побивали, в полон взяли воинских людей шляхтич, з женами и з детми, и черных людей всяких 4787 душ».

Но Мстиславль выдержал все три осады. Витебск тоже три раза подвергался осаде: в мае 1562, в 1563, в 1568 гг. Войска Ивана IV ненадолго заняли Гомель, но в июле 1576 года его освободил гетман Юрий Радзивилл.

Серьезное поражение московиты потерпели в битве у крепости Озерище (ныне поселок Езерище в 60 верстах севернее Витебска. Летом 1564 года войско воеводы Токмакова (13 тысяч) выступило из Невеля и осадило литвинскую крепость Озерище. На помощь осажденным пришло из Витебска войско воеводы Паца (12 тысяч).

Сражение произошло 22 июля. Токмаков, надеясь легко расправиться с литвинами, встретил их лишь одной конницей. Его всадники смяли передовую дружину противника, но не выдержали удара подошедшего к полю боя основного войска и в беспорядке отступили, потеряв до 5 тысяч человек.

Осенью 1564 года литовское войско, одним из воевод которого стал перебежчик князь Андрей Курбский, предприняло наступление сначала к Полоцку, затем к Чернигову. Взятие этих городов пс входило в планы литвинов, они лишь успешно провели, выражаясь современным языком, «дальние рейды» по тылам противника.

Переговоры с Литвой и земский Собор
(1566 г.)

В договоре, заключенном в Новгороде в сентябре 1564 года, Москва признала территориальные приобретения короля Эрика XIV в северной Эстляндии. К Швеции более чем на 150 лет (вплоть до окончания Великой Северной войны) отошли Ревель (Таллин), Пернау (Пярну), Пайда и Каркус с их уездами, Москве досталась только Нарва.[120]120
  Пернау, Пайда, Каркус и другие города северной части страны еще несколько раз переходили из рук в руки, но при этом формально они продолжали считаться шведскими владениями.


[Закрыть]

Военные неудачи повлекли и новые переговоры Москвы с Литвой. Военные действия были приостановлены в августе 1565 года. В мае следующего года к царю приехали великие литовские послы Ю. Ходкевич, Ю. Тышкевич, М. Гарабурда.

Они соглашались уступить Ивану IV уже захваченную им часть Ливонии (в том числе Дерпт) и Полоцк, а в обмен на это предлагали признать собственностью ВКЛ остальные ливонские земли, в соответствии с договором 1561 года между ВКЛ и Орденом.

В ответ московский думный дьяк Петр Зайцев «лаял» литовского посла за его «непригожие речи».[121]121
  П. В. Зайцев входил в число руководителей опричнины. Был казнен в 1571 году.


[Закрыть]
Послам удалось заключить лишь перемирие до осени 1567 года.

Но в действительности предложение выглядело заманчиво. Оно заставило Ивана задуматься над вопросом – стоит ли вести дальше затяжную войну? Для обсуждения этого вопроса он не ограничился мнением бояр, а созвал летом 1566 года Земский Собор. Карамзин писал о Соборе следующее:

«В 1566 году, по поводу литовских предложений о перемирии, царь Иван созвал земских людей разных званий и предложил им, главным образом, на обсуждение вопрос: уступать ли, по предложению Сигизмунда-Августа, Литве некоторые города и левый берег Двины, оставивши за собою город Полоцк на правой стороне этой реки?

Мнения отбирались по сословиям. Сначала подали свой голос духовные, начиная с новгородского архиепископа Пимена, три архиепископа, шесть епископов и несколько архимандритов, игуменов и старцев, потом – бояре, окольничьи, казначеи, печатник и дьяки, всего 29 человек; из них печатник Висковатый подавал особое мнение, впрочем, в сущности схожее в главном с остальными, за ними 193 человека дворян, разделенных на первую и вторую статью; за ними особо несколько торопецких и луцких помещиков, потом 31 человек дьяков и приказных людей, и наконец, торговые люди, из которых отмечено 12 гостей, 40 торговых людей и несколько смольнян, спрошенных особо, вероятно, по причине их близости к границе».

Все они говорили водном смысле: не отдавать ливонских городов и земли на правом берегу Двины, принадлежавшей Полоцку, но, в сущности, предоставляли государю поступить по своему усмотрению: «ведает Бог да государь: как ему, государю, угодно, так и нам, холопем его».

В постановлении Собора было сказано:

«Ливонская Земля от прародителей, от великого государя Ярослава Владимировича (Мудрого), принадлежит нашему государю… И наш совет, что государю нашему от тех городов ливонских, которые взял король в обереганье, отступиться не пригоже, а пригоже за них стоять. А как государю за них стоять, в том его государская воля, как Бог вразумит»…

Кстати говоря, на этом Соборе группа дворян подала царю-батюшке челобитную с просьбой об отмене опричнины. Вскоре всех их схватили и казнили разными изуверскими способами.

Бой под Чашниками и осада Уллы
(1567–1568 гг.)

Итак, война с ВКЛ из-за Ливонии продолжалась. Но, испытывая недостаток средств, Иван IV решил ограничиться оборонительными действиями.

20 июля 1567 года под Чашниками литвинский князь Роман Федорович Сангушко (1537–1571) во главе 2-тысячного отряда напал ночью на 8-тысячное войско московитов, которым командовал князь Петр Серебряный. Московиты были разбиты и в панике бежали.

Тем же летом князь Николай Радзивилл «Рыжий» безуспешно осаждал Ригу. Как писал бывший опричник Генрих Штаден, «рыжий из Вильно» стоял под Ригой и думал взять ее «лаской или хитростью». Это ему не удалось, тогда он решил взять город силой. Увы! Под Ригой пали несколько тысяч его воинов, но крепость устояла.

В середине февраля 1568 года литвинский гетман Ю. А. Ходкевич (отец знаменитого Яна Карла Ходкевича) осадил небольшую крепость Улла (ныне городской поселок в Бешенковичском районе Беларуси), которую московиты захватили в 1566 году[122]122
  Крепость находилась на клиновидном мысу, образованном соединением рек Улла и Западная Двина. Ее начали строить в 1563 году литвины, а достроили в 1567 московиты. Она имела деревянные стены в виде узких срубов, заполненных внутри землей и 8 деревянных башен. В крепость вели одни ворота с башенноподобным укреплением над ними.


[Закрыть]

Однако вскоре (4 марта) он вынужден был снять осаду. Вот что писал Ходкевич по этому поводу в своем донесении королю Сигизмунду Августу:

«Прибывши под неприятельскую крепость Улу, я стоял под нею недели три, промышляя над нею всякими средствами. Видя, что наши простые ратные люди и десятники их трусят, боятся смерти, я велел им идти на приступ ночью, чтобы они не могли видеть, как товарищей их будут убивать, и не боялись бы, но и это не помогло.

Другие ротмистры шли хотя и нескоро, однако кое-как волоклись; но простые ратные люди их все попрятались по лесу, по рвам и по берегу речному. Несмотря на призыв, увещания, побои (дошло до того, что я собственные руки окровавил), никак не хотели идти к крепости, и чем больше их гнали, тем больше крылись и убегали, вследствие чего ночь и утро прошли без всякой пользы…

Тогда я отрядил немцев, пушкарей и слуг моих (между ними был и Орел Москвич, который перебежал ко мне из крепости). Они сделали к стене примет и запалили крепость. Но наши ратные люди нисколько им не помогли и даже стрельбою не мешали осажденным гасить огонь. Видя это, я сам сошел с коня и отправился к тому месту, откуда приказал ратным людям двинуться к примету. Хотел я им придать духу. Хотел или отслужить службу вашей королевской милости, или голову свою отдать, но, к несчастию моему, ни того, ни другого не случилось.

После долгих напоминаний, просьб, угроз, побоев, когда ничто не помогло, велел я, татарским обычаем, кидать примет, дерево за деревом. Дело пошло было удачно, но храбрость москвичей и робость наших всему помешали. Несколько москвичей выскочили из крепости и, к стыду нашему, зажгли примет, а наши не только не защитили его, но и разу выстрелить не смели, а потом побежали от наших шанцев (траншей). Когда я приехал к пушкам, то не только в передних шанцах, но и во вторых и в третьих не нашел пехоты, кроме нескольких ротмистров, так что принужден был спешить четыре конные роты и заставить стеречь пушки, ибо на пехоту не было никакой надежды»…

Нечволодов А. Сказания о русской земле. Книга 4, с. 164

Конечно, при таком упадке воинского духа шляхты воевать Литве с Москвой было трудно.

Уллу осадил 20 сентября 1568 года и взял штурмом 24 сентября отряд князя Романа Сангушко. При этом он захватил в плен двух воевод (братьев Вельяминовичей), 300 дворян и боевых холопов, 600 стрельцов. Крепость во время штурма сгорела, но вскоре ее восстановили по приказу Стефана Батория.

«Изборская измена»
(1569 г.)

11 января 1569 года литвинский отряд во главе с князем Александром Полубенским захватил крепость Изборск. Литвины использовали хитрость: перебежавший к ним «сын боярский» Тимофей Тетерин-Пухов сказал ратникам, сидевшим в крепости, что пришло «войско опричное».[123]123
  Тимофей Иванович Тетерин-Пухов происходил из суздальских бояр. Участник Казанского похода 1549–50 гг., похода на Астрахань в 1556 г., Ливонской войны в 1558–59 гг. Около 1563 г. был насильно пострижен в монахи и сослан в Антониев Сийский монастырь. Отттуда вскоре бежал в Литву.
  Упоминаемый в связи с «Изборской изменой» Марк Сарыхозин был новгородским помещиком Деревской пятины. Ученик старца Артемия, заподозренного в ереси и бежавшего в Литву, он бежал туда осенью 1565 года вслед за учителем. Согласно запискам князя Курбского, все родственники Тетерина и Сарыхозина были полностью истреблены по приказу царя Ивана IV.


[Закрыть]
Страх московитов перед этими убийцами был столь велик, что ворота немедленно открылись и литвины ворвались внутрь. Псковская летопись сообщает:

«7077-го (1569) году Литва взяла Изборск оманом, впрошалися опритчиною, генваря в 11 день».

К крепости немедленно были посланы два отряда – земский (командиры М. Я. Морозов, И. В. Шереметев «Меньшой») и опричный (командиры З. И. Очин-Плещеев, В. И. Колычев-Умный). После двух недель осады они взяли Изборск штурмом. В плен попали около 100 литвинов. Половину из них, во главе с ротмистром Ф. Г. Путятой, царь велел в августе того же года обменять на изборских «приказных людей»: наместника А. Нащокина, городового приказчика Р. Перхурова, дьяка А. Иванова. После возвращения их казнили в Александровой слободе под Москвой по обвинению в «измене». Штаден описал этот случай следующим образом:

«Комендант польского короля Сигизмунда I в одном из городов Лифляндии Александр Полубенский, отправился вместе с 800 поляков (литвинов – А. Т.), переодевшись опричиниками. При нем было трое русских служилых людей, отъехавших (сбежавших) от великого князя: Марк Сарыхозин и его брат Анисим, имя третьего было Тимофей Тетерин; в Русской земле у великого князя был он стрелецким головой… Итак, комендант подошел к Изборску и сказал воротнику: «Открывай! Я иду из опричнины». Ворота были тотчас же открыты… Так врасплох захватили поляки (литвины – А. Т.) Изборск. Однако удерживали его не долее 14 дней и сдали его русским опричникам».

Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002, с. 52–53

Кроме того, еще в марте царь, убежденный в том, что город пал в результате «измены», приказал выслать в Тверь и Торжок не менее двух тысяч новгородцев и псковичей. В конце того же года все они были казнены во время погромов Твери и Торжка.

Более того, по его приказу были казнены дьяки и главные приказные люди в Феллине, Тарвасте и Мариенбурге. Якобы они тоже были «изменники» и намеревались сдать эти города Сигизмунду.[123]123
  Тимофей Иванович Тетерин-Пухов происходил из суздальских бояр. Участник Казанского похода 1549–50 гг., похода на Астрахань в 1556 г., Ливонской войны в 1558–59 гг. Около 1563 г. был насильно пострижен в монахи и сослан в Антониев Сийский монастырь. Отттуда вскоре бежал в Литву.
  Упоминаемый в связи с «Изборской изменой» Марк Сарыхозин был новгородским помещиком Деревской пятины. Ученик старца Артемия, заподозренного в ереси и бежавшего в Литву, он бежал туда осенью 1565 года вслед за учителем. Согласно запискам князя Курбского, все родственники Тетерина и Сарыхозина были полностью истреблены по приказу царя Ивана IV.


[Закрыть]

Люблинская уния: создание Речи Посполитой
(1569 г.)

Как мы уже знаем, история сближения Великого княжества Литовского и Польского королевства берет начало в 1385 году, когда была заключена Кревская династическая уния. В дальнейшем между двумя государствами заключались и другие унии (союзы): в 1401, 1413, 1447, 1501, 1503, 1566 гг. Несмотря наделавшиеся при этом громкие заявления, все они носили временный характер.

Однако во времена правления Ивана III, перед лицом непрерывно нараставшей угрозы с Востока, обозначилась устойчивая тенденция к действительно тесному сближению. Роль решающего толчка в этом плане сыграл захват Полоцка войсками Ивана IV. В 1568 году великий князь и король Сигизмунд II Август предложил правящей верхушке Литвы и Польши решить вопрос о соединении обоих государств в одно, чтобы более успешно противостоять агрессии Москвы.

Исходные позиции сторон были таковы. Польские магнаты (удельные князья) и прелаты (иерархи католической церкви) страстно желали соединения. Первые надеялись приобрести благодаря этому новые земельные владения, вторые – Литовские магнаты хотели сохранить независимость своего государства. Они считали, что достаточно заключить военно-политический союз. Зато литовская мелкопоместная шляхта (служилое дворянство) требовала полного объединения ради того, чтобы получить те же права и привилегии («вольности шляхетские»), которыми обладали польские шляхтичи. Так, еще осенью 1562 года участники сейма, собравшегося в Витебске, обратились к Сигизмунду-Августу с прошением:

«Создать общий сейм с поляками, чтобы вместе короля выбирали, имели общую оборону, сообща сеймиковали и право одинаковое использовали».

Иначе говоря, в Литве наметилось открытое противостояние магнатов и шляхты. Литвинские шляхтичи – и протестанты, и православные – желали ограничить власть магнатов, проводивших только свои решения, занять достойное место в собственном государстве. Беларуские историки пишут:

«Чтобы консолидировать общество, сбить пропольские настроения, магнаты во главе с Радзивиллом («Рыжим») пошли на значительную модернизацию внутренней политики. Так, согласно постановлению Панов Рады 1563 года, православная и католическая шляхта целиком уравнивались в правах, вводились местные суды, где главную роль играла шляхта. Эти шаги великокняжеского правительства, возможно, и имели бы успех, если бы не драматическое внешнеполитическое положение страны, мощь которой подточила Ливонская война».

Беларусь: Государство и люди. Минск, 2002, с. 71

В силу указанных обстоятельств переговоры шли трудно. Согласно плану литовской знати, общий сейм представителей двух государств должен был собираться поочередно один раз в Литве, другой раз в Польше. Государственные должности в каждой из стран следовало предоставлять только их уроженцам. Оба государства в составе конфедерации должны были обладать абсолютно равными правами. Польские же представители выступали за главенство Польши в решении ключевых вопросов внешней политики; за то, чтобы сейм заседал только на территории Короны; за право поляков на занятие должностей в администрации ВКЛ.

Каждая из сторон твердо стояла на своем, к согласию они прийти не могли. Тогда король Сигизмунд II Август созвал сейм в Люблине для окончательного решения вопроса. Он открылся 10 января 1569 года.

В состав делегации от Литвы вошли канцлер и виленский воевода Николай Радзивилл «Рыжий», подканцлер Остафий Валович, жемойтский староста Ян Ходкевич, подскарбий Николай Нарушевич, крупнейший православный магнат, князь Константин Константинович Острожский (сын героя Оршанской битвы) и другие аристократы. Приехали также представители литовской шляхты, избранные поветовыми сеймиками. Всего с обеих сторон (от Польши и ВКЛ) в заседаниях сейма участвовали до 160 послов.

Люблинский съезд происходил в два этапа: в январе – марте и в июне. С самого начала его заседания приняли бурный характер, так как никто не хотел уступать. Вдобавок, литовская делегация раскололась на магнатскую и шляхетскую группировки. Увидев, что большинство участников съезда склонно заключить унию на польских условиях, литовские магнаты 1 марта демонстративно покинули сейм. Но демарш не дал желаемых результатов, в июне им пришлось вернуться. Суть проблемы заключалась в том, что Великое княжество больше нуждалось в союзе, чем Польша. Литве требовались польские войска. Вот как обрисовал создавшуюся тогда ситуацию в своей речи на сейме князь Николай Радзивилл «Рыжий»:

«На нашем хребте был враг, когда мы ехали сюда, желая установить с вами унию, которая бы объединила нас взаимной любовью, и, если говорить правду, мы начали стремиться к ней почти бегом, тогда как предки наши шли к ней очень тихо».

28 июня (15 июля по новому стилю) 1569 года акт о создании унии был подписан; 1(17) июля его по отдельности утвердили депутаты польского и литовского сеймов. Согласно ему, Польское королевство («Корона Польская») и Великое княжество Литовское, Русское и Жмудское («Литва») объединялись в конфедеративное государство Речь Посполитая, что означало «Республика Обоих Народов».

Его возглавлял выборный король (своего рода пожизненный президент), оно имело единый сейм (нижнюю палату парламента) и единый сенат (верхнюю палату парламента).

Глава Речи Посполитой отныне носил титул «Король Польский и великий князь Литовский, Русский, Прусский, Мазовецкий, Жемойтский, Киевский, Волынский, Подляшский и Лифляндский».

Сенаторы – воеводы, каштеляны, католические и униатские епископы – занимали свои должности пожизненно. Что касается сейма, то его депутатов («послов») избирала шляхта по два человека от каждого повета (уезда); кроме того, своих представителей в сейм посылали обе столицы – Краков и Вильно.

Сейм должен был созываться один раз в два года и заседать в Варшаве. Он принимал законы, а его постановления, называемые латинским словом «конституции», имели силу на всей территории Речи Посполитой. При этом право любого депутата отменить постановление сейма, принятое даже подавляющим большинством голосов (пресловутое «либерум вето») позволяло блокировать решения, не отвечавшие интересам литвинских либо польских магнатов и шляхты.

Так была установлена система, успешно обеспечившая независимость шляхты от королевской власти. К сожалению, она же ослабляла государство в целом и стала позже одной из главных причин его гибели.[124]124
  Использование права «liberum veto» привело к тому, что за период с 1652 по 1763 гг. из 73 сеймов Речи Посполитой были сорваны 37.


[Закрыть]

Отныне заключение договоров с иноземными государствами и дипломатические отношения с ними осуществлялись от имени Речи Посполитой. Польская шляхта получила право владеть имениями в Великом княжестве Литовском, а литовская – в Польском королевстве.

Вместе с тем, Литва и Польша сохранили свою автономию: администрацию (общего правительства не существовало), законодательство и суд, вооруженные силы, казну, чеканку монеты, таможенную границу между собой, свои официальные языки – западнорусский и польский. На территории ВКЛ более 250 лет (вплоть до 1840 года!) действовал собственный кодекс законов – Третий Литовский Статут, составленный в 1588 году канцлером Львом Сапегой.[125]125
  Лев Ян Сапега (1557–1633) был выдающимся государственным деятелем Литвы. Он в разное время занимал должности королевского секретаря, Виленского воеводы, литовского канцлера (с 1589 г.), великого гетмана ВКЛ (с 1625 г.) Несколько раз ездил послом в Москву. Участвовал в заключении Деулинского перемирия в 1618 г.


[Закрыть]
Высшей судебной инстанцией здесь являлся Трибунал, созданный им же в 1581 году.

Но, хотя внутри Речи Посполитой существовало четкое разделение на Корону и Литву, другие государства стали воспринимать конфедерацию как единое государство.

При заключении унии не обошлось без жертв со стороны более слабого из партнеров. Польские магнаты добились от Сигизмунда II Августа издания универсала, согласно которому южные воеводства ВКЛ Киевское, Волынское и Подольское, а также западное воеводство Подляшье (с городами Вельск и Белосток) – вошли в состав Польского королевства.

Инициатива такого перехода исходила с двух сторон: магнаты и шляхтичи украинных воеводств надеялись, что польские войска защитят их от набегов крымских татар более эффективно, чем запорожские казаки и литовцы; польские феодалы желали участвовать в колонизации полупустынных степей – «Дикого Поля».

* * *

Создание Речи Посполитой стало одним из важнейших и самых негативных для Московской Руси результатов Ливонской войны. Вот что сказал Карамзин о Люблинской унии:

«Литовско-русские паны, еще в то время сохранявшие и православную веру и русский язык (хотя уже начинавший значительно видоизменяться от влияния польского), боялись за свою народность, как равно и за свои владетельские права; они хотя согласились на соединение, но все еще не доверяли полякам и хотели держаться особо. В самом акте соединения Великому княжеству Литовскому оставлялось устройство вполне самобытного государства и даже особое войско.

Правда, всякое упорство литовско-русского высшего сословия в охранении своей веры и народности, по неизбежному стечению обстоятельств, никак не могло быть продолжительным, так как превосходство польской цивилизации перед русской неизбежно должно было тянуть к себе русско-литовский высший класс и смешать его с польским, что и сделалось впоследствии».

Иными словами, в Речи Посполитой довольно быстро – по историческим меркам – произошла полонизация феодальной верхушки Литвы (Беларуси) и Украины.

Кстати говоря, на Люблинском сейме произошло еще одно важное событие. Король Сигизмунд-Август утвердил объединение герцогства Пруссии с Бранденбургом. Напомним, что Альбрехт-Фридрих Бранденбургский (1490–1568) с 1510 года являлся последним гроссмейстером католического духовно-рыцарского Тевтонского ордена. В 1525 году он обратил земли ордена в наследственное светское герцогство Пруссию и стал первым ее герцогом. Так возникло новое немецкое государство, позже сыгравшее огромную, притом сугубо отрицательную роль, в истории Речи Посполитой и Московской Руси.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю