Текст книги "Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв"
Автор книги: Анатолий Тарас
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 60 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]
Глубокое вторжение противника на территорию Литвы с севера, востока и юга заставило Сигизмунда I согласиться на перемирие. 2 сентября 1520 года в Москве стороны подписали перемирие на год.
Весь 1521 год прошел в новых переговорах, и в конце 1522 года удалось заключить новое перемирие на пять лет. Это удалось сделать благодаря двум крупным успехам короля и великого князя Сигизмунда. Во-первых, он одержал ряд побед над тевтонцами. Во-вторых, заключил новый договор все с тем же крымским ханом Мехмет-Гиреем (в русских источниках его называют также Магмет-Гирей и Мухаммед-Гирей).
Летом 1521 года хан Мехмет-Гирей пошел мстить Москве за свое поражение в 1517 году. Вместе с казанскими татарами он дошел до самой Москвы, грабя и разоряя захваченные земли. Татары везде произвели огромные опустошения, увели с собой более 100 тысяч человек, которых затем продали в рабство. Василию III пришлось подписать договор, по которому он обязался бессрочно платить дань Крыму и Казани. Правда, вскоре эту грамоту обманным путем выманил у хана рязанский наместник великого князя И. В. Хабар.
Заключив мир с Литвой, Москва немедленно перенесла свои главные усилия на борьбу с Казанским ханством. Но описание перипетий этой борьбы и пресловутых Казанских походов не входит в наши задачи.
Согласно перемирию 1522 года, Смоленск с окрестными землями все же остался за Москвой, однако и многочисленные пленники, взятые под Оршей, остались в Литве. Вплоть до смерти Василия III в 1533 году «вечный мир» так и не был подписан, его заменяли перемирия от 25 декабря 1526 и от 24 марта 1532 годов.
(1517 г.)
Захватив у Литвы изрядный кусок, Василий III обратил свой алчный взор на Юг. Там находилась Рязань – все еще независимое княжество, хотя треть ее городов ее, вотчина умершего в 1503 году князя Федора Васильевича (брата Ивана), уже перешла к Василию III, вследствие чего он добавил к своему титулу слова «князь Рязанский». Там же на Юге князья Северский и Стародубский (или Черниговский), считаясь вассалами Московского государя, сохраняли всю полноту власти в пределах своих владений. Василий ждал лишь удобного повода к уничтожению этих последних остатков удельной вольницы.
Агриппина, вдова князя Ивана Васильевича, была дочерью литвинского князя Федора Бабича из рода Друцких. Она несколько лет правила в Рязани от имени своего малолетнего сына Ивана Ивановича. Василий III не трогал женщину, ибо она во всем повиновалась ему как своему сеньору. Но сын, достигнув юношеского возраста, решил отказаться от опеки не только матери, но и великого князя Московского: то есть захотел править совершенно самостоятельно, как его предки. Вокруг него объединились бояре, стремившиеся восстановить прежнюю мощь и территориальную целостность Рязанской земли.
О своих намерениях Иван официально уведомил Василия, а заодно, в поисках гарантий независимости, вступил в переговоры о заключении союза с крымским ханом Мехмет-Гиреем и решил жениться на его дочери.
Узнав об этом, Василий велел ему приехать в Москву: князь Иван долго не ехал. Но потом, поддавшись уговорам своего боярина Симеона Коробьина (или Крубина), в 1517 году все же явился к Василию. Тот обвинил его в «неблагодарности», в «измене», в дружбе со злодеями Москвы (имея в виду крымчаков), велел взять под стражу, занял своими войсками Рязанское княжество, а княгиню Агриппину в 1520 году сослал в монастырь.
Когда четыре года спустя хан Мехмет-Гирей вторгся в московские пределы и подошел к Москве, князь Иван, воспользовавшись общим смятением, сумел бежать из Москвы в район Переяславля. Там он быстро собрал вокруг себя часть своих сторонников из числа рязанских бояр. С одним из них (Дмитрием Сунбудовым) князь Иван отправил грамоту в Рязань, с призывом идти к Переяславлю, назначенному местом сбора. Однако Сунбулова и его спутников схватили московские воеводы. Под пытками они признались, что среди рязанского боярства как в самой Рязани, так и в Москве многие поддерживают Ивана.
После этого рязанский князь некоторое время скрывался в окрестностях Рязани, пытаясь поднять своих бывших вассалов на войну против Москвы. Потерпев неудачу, он бежал в Литву, к великому князю Сигизмунду I. Литовский государь дал ему в удел Ковенский повет Трокского воеводства. Иван жил в местечке Стоклишки. При нем находились дружинники, большая свита и много слуг. Он охотился, пировал, ссорился с соседями, занимал деньги у местных евреев, в общем, вел образ жизни, аналогичный литвинским магнатам. Князь умер в 1535 году, в возрасте около 40 лет…
Так утратила свою независимость Рязань, которая около четырех столетий была независимым княжеством. В момент присоединения к Москве она считалась лучшей и богатейшей из всех областей государства Московского, ибо лежала на торговом пути к Азову и Кафе (Феодосии), изобиловала медом, птицей, зверем, рыбой, но особенно хлебом (ее нивы, по выражению авторов XVI века, казались густым лесом). Рязанцы славились своим воинским духом.[88]88
Надо отметить, что основные роды рязанских бояр – Апраксины, Вердеревские, Измайловы, Коробьины, Сунбуловы и другие – происходили от различных татарских «царевичей» и мурз, в разное время выехавших из Орды к рязанским князьям.
[Закрыть] Поэтому, чтобы господствовать над ними, Василий приказал всех тех бояр и дворян, кто слыли сторонниками свергнутого Ивана Ивановича, переселить в другие области Московского государства.
(1519–1521 гг.)
Как уже сказано выше, в 1519–1521 годах между Польским королевством и Тевтонским орденом вновь шла война.
Формальным поводом для нее стал отказ Альбрехта Бранденбургского (1490–1568), гроссмейстера Ордена с конца 1510 года, дать клятву в вассальной верности польскому королю. Но в действительности, Василий III послал Альбрехту деньги (60 тысяч золотых), чтобы он нанял себе солдат и ударил в спину королю и великому князю Сигизмунду I. Однако Орден в ходе двухлетней кампании потерпел поражение в нескольких сражениях и запросил мира.
В это же время Альбрехт познакомился с Мартином Лютером и Филиппом Меланхтоном, лидерами церковной Реформации в Германии. Он воодушевился их идеями и решил ввести лютеранство в Пруссии. Альбрехт в апреле 1525 года заключил договор с Сигизмундом I, по которому орден был превращен в светское государство – герцогство Пруссия (вассальное по отношению к Польше), а сам Альбрехт смог передать власть по наследству. Государственной религией герцогства стало лютеранство.
Еще позже король Сигизмунд II Август признал за бранденбургскими маркграфами право наследования прусского престола в случае прекращения в Пруссии династической линии Альбрехта. Так поляки собственными руками создали реальную угрозу объединения в руках одной династии герцогства Прусского и маркграфства Бранденбургского, с двух сторон охватывавших польские владения на Балтике.
И действительно, в 1618 году, при короле Речи Посполитой Сигизмунде III Ваза, такое объединение состоялось. Возникло Бранденбургско-Прусское курфюрство (великое княжество), которое в 1701 году объявило себя Прусским королевством.
(1533-1538 гг.)
Следует сказать несколько слов о судьбе одного из важных персонажей русско-литовских войн – князе Михаиле Елинском. Как уже говорилось, после неудачного побега в Литву Елинского отправили в заточение. Из тюрьмы его вызволил случай.
В 1525 году великому князю московскому исполнилось уже 46 лет, а детей у него не было. Тем временем ему приглянулась юная красавица (13 лет!), княжна Елена Васильевна Глинская (1512–1538). И тогда Василий III решил развестись со своей женой, великой княгиней Соломонией (или Соломонидой) Юрьевной, урожденной княжной Сабуровой, с которой состоял в браке с 1505 года. Официальной причиной для развода послужило бесплодие Соломонии, хотя, если судить по дальнейшим событиям, бесплодным скорее всего был Василий.
Возникла достаточно щепетильная ситуация. Церковь в те времена, как правило, выступала против разводов. Но московский митрополит Даниил оказался человеком понятливым. Он стал вести речи о том, что бесплодную смоковницу следует исторгнуть из сада. После нескольких месяцев демагогии и лицемерия 29 ноября 1525 года несчастную женщину увезли в женский Рождественский монастырь на Трубе, где насильно постригли в монахини под именем Софии.
Соломония не хотела в монахини. Она билась, кричала, плакала, сорвала с себя монашеский куколь и топтала его ногами. Тогда дворецкий, тверской боярин Иван Шигона прямо в церкви отстегал княгиню плетью, чем сломил ее сопротивление. Затем свежеиспеченную «сестру Софию» посадили в возок и под крепким караулом отвезли в Суздаль, в женский Покровский монастырь.
Ну, а Василий Иванович вскоре (21 января 1526 года) женился на Елене Глинской. Бояре не возражали, ибо она идеально им подходила: отец в могиле, дядя в опале, братья почти дети. Все были уверены, что этот брак сохранит «статус-кво» при дворе. Все же бояре Захарьины, Шуйские и Горбатые попросили, дабы угодить новой великой княгине, выпустить из темницы ее дядю Михаила Львовича Глинского. Василий Иванович согласился. В феврале 1527 года Михаил вышел на свободу и получил «в кормление» город Стародуб Ряполовский. Позже, в 1530 году, он успешно командовал конным войском в сражении с татарами за Казань.
Ради молодой жены Василий III отступил от старых русских обычаев и первым из московских князей сбрил бороду, хотя московиты считали ее (бороду) «образом, человеку от Бога дарованным». Летописец сообщает, что великий князь «возлюбил» Елену «лепоты ради лица и благообразна возраста, наипаче ж целомудрия ради». Но прошел год после свадьбы, затем второй, а у Елены признаков беременности не появлялось. Великокняжеская чета зачастила по монастырям.
И вот 25 августа 1530 года, то есть спустя четыре с лишним года после замужества, Елена родила сына Ивана. Появление долгожданного наследника престола Василий III встретил с огромной радостью. Еще через два года, 30 октября 1532 года, родился второй сын – Юрий.[89]89
Юрий Васильевич был глухонемым от рождения, однако Василий III не успел узнать об этом.
[Закрыть] Возможно, помогли молитвы монахов. Однако у современников на этот счет было иное мнение. Пошли разговоры о молодом воеводе Иване Федоровиче Овчине-Телепнёве-Оболенском. Ивана свела с Еленой родная сестра Ивана, Аграфена (в замужестве Челяднина), приближенная («мамка») великой княгини.
В сентябре 1533 года на левом бедре князя Василия, поехавшего на охоту к Волоку Ламскому появился фурункул. Методы лечения оказались неверными, в ночь с 3 на 4 декабря 1533 года великий князь Василий III скончался в муках, видимо, от заражения крови. Не прошло и 40 дней после его смерти, как у великой княгини появился фаворит – Иван Овчина. В начале января 1534 года Овчина по указу Елены стал боярином.
Молодая вдова и ее любовник стали единолично править страной. Главным методом управления у них были репрессии. Уже 11 декабря, т. е. спустя неделю, после смерти Василия III, его брат Юрий, князь Дмитровский, был арестован вместе со своими боярами в Москве, куда приехал на похороны брата. Князя Юрия заключили в тот же подвал, где уморили несчастного внука Ивана III – Дмитрия. Юрий провел здесь два с половиной года и умер от голода в августе 1536 года.
Возвышение Овчины сильно огорчило дядю великой княгини Михаила Львовича Глинского, которого Василий III назначил главным опекуном при младенце Иване, и который надеялся править от его имени. Однако Елена предпочла фаворита дяде. По ее повелению в августе 1534 года Михаила Глинского схватили, ослепили, заковали в цепи и заключили в ту же темницу, где он находился в 1514–1527 гг. Спустя несколько недель князь умер от голода: по приказу любящей племянницы его не кормили.
Был взят под стражу и сподвижник князя Михаила, боярин Михаил Воронцов. Сразу же после ареста Глинского и Воронцова, их друзья и сторонники, князья Семен Вельский и Иван Ляцкий, опасаясь за свою жизнь, бежали в Литву. Тогда Елена приказала схватить и заточить князя Ивана Вельского, брата Семена, а также князя Ивана Воротынского, вместе с их детьми.
Напуганный судьбой старшего брата, князь Андрей Иванович Старицкий решил бежать в Литву. Весной 1537 года он со своей семьей и всем двором отправился в путь. Но дорогу ему преградили московские полки под командованием Ивана Телепнева-Овчины. Не имея достаточных сил для сражения, Андрей понадеялся на обещание Овчины, что Елена опалы на него не наложит и с повинной поехал в Москву. Увы! Он сразу же оказался за решеткой. При этом его не только заковали в цепи, но и одели на него какую-то «тяжелую шляпу железную». Эта «шляпа» оказалась более смертоносной, чем знаменитая французская «железная маска» времен Людовика XIV. В ней узник прожил менее полугода.
Его бояр – князя Пронского, двоих князей Оболенских-Пенинских, князя Палецкого и других подвергли пыткам и тоже заключили в оковы. Тридцать новгородских помещиков, сторонников князя Андрея, избили кнутами в Москве, а затем повесили по дороге на Новгород. По этому поводу Карамзин писал:
«Таким образом в четыре года Еленина правления именем юного великого князя умертвили двух единоутробных братьев его отца и дядю матери, брата внучатного ввергнули в темницу, обесчестили множество знатных родов торгового казнию Андреевых бояр»…
Но 3 апреля 1538 года великая княгиня Елена Глинская внезапно умерла. В тот же день ее похоронили в Вознесенском монастыре. Ее правление длилось всего три года и три месяца. Барон Сигизмунд Герберштейн, все еще находившийся тогда в Москве, утверждал в своих записках, что княгиню отравили. В самом деле, Елене было только 25 лет, она не жаловалась на здоровье, эпидемий в то время не наблюдалось. Историки считают, что отравление Елены Глинской было делом рук князя Василия Васильевича Шуйского, прозванного «Немым», «первого боярина» в Государевой Думе.
На седьмой день после смерти Елены в Москве произошел государственный переворот, во главе которого стоял князь В. В. Шуйский. Ивана Овчину и его сестру Аграфену арестовали. На Овчину наложили «тяжелые железа», те самые, что в 1534 году на Михаила Глинского. Вскоре и его уморили голодом (по другой версии – убили в темнице). Сестру Аграфену сослали в Каргополь, где насильно постригли в монахини. Заключенных в правление Елены князей Ивана Вельского, Андрея Шуйского и прочих бояр освободили.
Устранив княгиню Елену и ее фаворита Овчину, Шуйский попытался взять в свои руки как можно больше власти. Ради этого он даже породнился с малолетним великим князем: в свои 60 лет женился на юной Анастасии Петровне, двоюродной сестре Ивана IV, дочери Евдокии Ивановны – сестры Василия III и крещеного татарского «царевича» Петра Ибрагимовича..
Василий Шуйский получил от боярской думы титул «наместника московского», переехал в кремлевский дворец покойного князя Андрея Старицкого. Однако «Немой» прожил всего несколько месяцев после переворота. Шансы на долгое правление у него отсутствовали: он отличался неимоверной спесью, был очень грубым и алчным человеком даже по меркам того времени, а главное, не имел способностей к разумному управлению государством. По мнению большинства историков, его отравили, как он отравил княгиню Елену.
Как уже сказано, к моменту смерти Василия III между Москвой и Вильно действовало очередное перемирие сроком на один год. Поэтому Сигизмунд направил посланника Клиновского к великому князю, но тот уже не застал Василия в живых. Великая княгиня Елена и ее фаворит Овчина заключать «вечный мир» не пожелали, однако и войну тоже не объявили, то есть действовали по формуле «ни мира, ни войны», изобретенной, как мы видим, вовсе не Троцким.
(1534–1537 гг.)
После смерти Василия III к великому князю Литвы, королю Польши Сигизмунду I прибыл из Москвы посол Заболоцкий, сообщивший о восшествии на престол малолетнего Ивана IV, о регентстве великой княгини Елены и предложивший от имени Ивана «вечный мир». Узнав новости, Сигизмунд передал в Москву:
«Могу согласиться на мир, если юный великий князь уважит мою старость и пришлет своих великих послов ко мне или на границу».
Однако спесивые московские князья и бояре, считавшие, что это им все должны кланяться, ответили, что «такого прежде не водилось» (чтобы Москва первая посылала послов). Впрочем, более существенной причиной отказа стало требование Сигизмунда о возвращении Литве всех городов и земель, захваченных Иваном III.
Между тем, Сигизмунд к тому времени собрал неплохую армию и решил попытаться вернуть силой земли ВКЛ, ранее захваченные московитами. Чтобы усилить натиск на Москву, он в 1533 году заключил союз с новым крымским ханом Сагип-Гиреем (правил в 1532–1551 гг.). Виленский вальный сейм тогда же принял решение о введении трехлетнего военного налога.
Согласно универсалу Сигизмунда, посполитое рушение (до 24-х тысяч человек) должно было собраться в апреле 1534 года под Минском. Большие надежды возлагались на помощь крымских татар и на бунты в самой Москве. Однако большой поход татар на Москву сорвала борьба между политическими группировками в Крыму. В Москве же утвердила свою власть Елена Глинская, ее правительство успело хорошо подготовиться к войне.
Когда срок перемирия истек, в начале августа 1534 года гетман Юрий Радзивилл (прежний виленский каштелян) привел 20-тысячную армию к Могилеву. Оттуда он послал войско князей Ивана и Александра Вишневецких к Смоленску, а войско киевского воеводы Андрея Немировича (или Немиры) и «конюшего дворного» Василия Чижа – в Северскую землю.
Последние вместе с татарскими загонами опустошили окрестности Чернигова, Новгорода-Северского, Почепа и Брянска. Затем они осадили Стародуб и сожгли его предместья. Но в ответ гарнизон крепости под командованием храброго воеводы Андрея Левина совершил удачную вылазку и захватил несколько пушек вместе с прислугой. Литвины в беспорядке отступили. Наместник Стародубский, князь Александр Кашин, отослал в Москву 40 пленных пушкарей сих орудиями и знатного шляхтича Суходольского.
Чтобы загладить эту неудачу, Немирович и Чиж осадили Радогощ. Воевода Матвей Лыков отверг предложение о сдаче. Он погиб в пожаре вместе с большинством своих воинов. Остальные сдались.
Спалив Радогощ, литвинское войско осадило Чернигов и стало обстреливать его из пушек. Однако воевода, князь Федор Мезецкий, не пал духом. Орудийным огнем он не позволил противнику подойти вплотную к городским стенам, а ночью вышел из крепости и внезапно атаковал врага. Литвины, утомленные походом и дневной баталией, спали крепким сном. Застигнутые врасплох, они в панике разбежались, оставив московитам все свои пушки и весь обоз. Немировичу и Чижу пришлось вернуться в Киев «с отчаянием и стыдом», по выражению Карамзина.
В рязанских землях несколько отрядов татар разбили московские воеводы, князья Пунков и Татев. После этого татары ушли в Крым.
Воеводы Александр и Иван Вишневецкие, посланные Сигизмундом под Смоленск, тоже потерпели неудачу. Смоленский наместник, князь Никита Оболенский, вышел из города навстречу, разбил литвинов и преследовал их на протяжении нескольких верст. Таким образом, вопреки надеждам Сигизмунда, война не давала желаемых результатов. И это несмотря на то, что главные силы Москвы стояли в то время под Серпуховом, чтобы дать отпор крымским татарам.
Лишь в конце октября 1534 года московская рать двинулась на Литву. Большой полк вели князья Михаил Горбатый-Суздальский и Никита Оболенский; передовой полк – свежеиспеченный боярин, любовник великой княгини, князь Иван Овчина-Телепнев-Оболенский. Из Новгорода князь Борис Горбатый шел на соединение с братом Михаилом. По пути Борис Горбатый с новгородско-псковской ратью, опустошил окрестности Витебска, но город взять не смог.
А его брат Михаил Горбатый и Никита Оболенский из Борисова «чрез Менеск (Минск) с огнем и мечом дошли до Молодечны». В конце 1534 года царские воеводы осадили Полоцк. Но и этот город они не взяли. Впрочем, цель похода заключалась в ином – в ограблении и опустошении вражеской территории. Карамзин писал:
«От границ Смоленска запылали села и предместий городов литовских: Дубровны, Орщи, Друцка, Борисова. Не встречая неприятеля в поле и не занимаясь осадою крепостей, воеводы московские чрез Менеск (Минск) с огнем и мечем дошли до Молодечны, где присоединился к ним, с новгородцами и псковитянами, наместник князь Борис Горбатый, опустошив все места вокруг Полоцка, Витебска, Бряславля. Несмотря на глубокие снега и жестокие морозы, они пошли к Вильне: там находился сам король, встревоженный близостию врагов… Легкие отряды их жгли и грабили в пятнадцати верстах от Вильны…
Но воеводы наши, довольные его ужасом и разорением Литвы, истребив в ней жилища и жителей, скот и хлеб, до пределов Ливонии, не потеряв ни одного человека в битве, с пленниками и добычею возвратились в Россию, чрез область Псковскую, в начале марта…
Неличная слабость престарелого Сигизмунда, но государственная слабость Литвы объясняет для нас возможность таких истребительных воинских прогулок. Не было устроенного всегдашнего (постоянного) войска; надлежало собирать его долго».
По тому же поводу Нечволодов сообщает:
«Не встречая нигде войск противника, которых, как мы знаем, было всегда весьма трудно собрать вовремя литовским великим князьям, наша рать, разорив неприятельские области, подошла, невзирая на страшные снега и жестокие морозы, почти к самой Вильне, где сидел встревоженный Сигизмунд, и затем, не предполагая осаждать этот сильно укрепленный город, она торжественно вернулась назад. В то же время воеводы, князья Федор Телепнев и Тростенские ходили с таким же успехом от Стародуба к Мозырю, Турову и Могилеву, – тоже нигде не встречая неприятельских войск и всюду внося ужас и опустошение».
Нечволодов А. Сказания о русской земле. Книга 4, с. 7
На следующий год (1535) власти ВКЛ в дополнение к своему шляхетскому ополчению наняли 5 тысяч польских жолнеров, а король дал им одну тысячу конников и 500 пехотинцев из своего войска. Поляки соединились с литвинами в конце мая под Речицей.
Первоначально это войско должно было идти к Смоленску. Но в Москву явились перебежчики, слуги князей Семена Вельского и Ляцкого, предупредившие московские власти о направлении главного удара и его сроках. Навстречу литовцам из Москвы в мае вышли крупные силы: большой полк князя Василия Васильевича Шуйского, передовой полк князя Ивана Овчины-Телепнева-Оболенского. Они наносили удар в направлении Кричев – Могилев, сжигая все селения на своем пути.
С северного направления в Литву должны были вторгнуться отряды новгородцев и псковитян под предводительством князей Бориса Горбатого и Михаила Воронцова. Им предписывалось быстро построить крепость на берегу Себежского озера, сделать ее своим опорным пунктом, а затем идти на соединение с Шуйским и Телепневым-Оболенским. Но эти воеводы только отчасти исполнили указание: послали воеводу Бутурлина строить Себежскую крепость, сами же разместились в Опочке и дальше не шли вплоть до осени.
Войсками Литвы командовали великий гетман Литвы Юрий Радзивилл, великий гетман Короны Ян Тарновский, киевский воевода Андрей Немирович (Немира), князь Илья Острожский, а также московский беглец, князь Семен Вельский. Избегая решительного сражения с высланной против них ратью, они двинулись в сторону Северской земли, на 200 верст южнее направления главного удара московитов. В июне 1535 года их войска осадили Гомель и начали артиллерийский обстрел гомельского замка:
«А так в середу весь день на замок стрелба била, а потом с середы на четверг всю ночь и в четверг мало не весь день с наших дел (орудий) стрелбу чинили»…
Наместник Гомеля, князь Дмитрий Щепин-Оболенский оказался трусом. С гарнизоном и частью артиллерии он ушел в Москву, где его немедленно бросили в темницу за «измену»:
«Не храбр и страшлив, видев люди многие и убоявся, из града побежал, дети боярские з ним же и пищалники»… «Тутошние люди немногие, видя воеводское нехрабрство и страхование, здаша град» (16 июля).
В отличие от Гомеля, город Стародуб, где воеводой был князь Федор Телепнев-Овчина-Оболенский (родной брат Ивана), сопротивлялся отчаянно. Тогда немецкие инженеры прорыли подкоп под стены города и одновременно взорвали сразу несколько фугасов. В образовавшийся пролом ворвались литовские воины:
«Ужасный гром потряс город; домы запылали; неприятель сквозь дым ворвался в улицы. Князь Телепнев с своею дружиною оказал геройство; топтал, гнал литовцев; два раза пробивался до их стана: но, стесненный густыми толпами пехоты и конницы, в изнеможении сил, был взят в полон вместе с князем Ситцким. Знатный муж, князь Петр Ромодановский, пал в битве; Никита Колычев умер от раны чрез два дни. 13 000 граждан обоего пола изгибло от пламени или меча; спаслися немногие и своими рассказами навели ужас на всю землю Северскую».
(Карамзин).
В связи с этим рассказом следует пояснить, что в Стародубе, кроме гарнизона и горожан, собрались жители окрестных сел.
Город Почеп был укреплен очень слабо. Поэтому воевода Федор Сукин сжег его дотла, а сам ушел с жителями и гарнизоном. От Почепа литвины повернули назад. Карамзин писал:
«Литовцы, завоевав единственно кучи пепла, ушли восвояси».
Московские полки, которым предписывалось прийти на выручку в Северские земли, не успели этого сделать, так как им пришлось отражать набег крымских татар орды Ислам-Гирея (примерно 15 тысяч конников) в Рязанскую землю:
(Московские бояре) «немедленно возвратили шедшее к Стародубу войско; собрали в Коломне несколько тысяч людей. Князья Димитрий Вельский и Мстиславский отразили хищников от берегов Оки, гнались за ними, принудили их бежать в степи».
(Карамзин).
Основная московская рать Шуйского – Телепнева осадила Мстиславль. Между тем, осенью 1534 года здесь разместился гарнизон в составе 600 конников и 300 пехотинцев. Вместе с ополчением мещан и селян, это была внушительная сила. Поэтому, когда в ноябре 1535 года войско Василия Шуйского и 10 подчиненных ему воевод пришло «з пушками и пищалями… Мстиславля добывати», оно столкнулось с упорным сопротивлением. Король Сигизмунд писал в этой связи в одном из своих писем:
«Замок наш Мстиславский моцне облегли и здел (орудий) его добывають немалый час з великим штурмом… И за тым добыванием жадного звытяжства (никакой победы) не одержали, одно вежу (башню) над вороты и неколко городен з дел побили»… (Московиты) «посад изгонили и на посаде многих людей поймали в полон, а иных секли, посад сожгли, а град отстоялся»…
Иначе говоря, московиты взяли и сожгли посад, но замок (цитадель) остался в руках литвинов. Постояв несколько недель у Мстиславля, опустошив окрестности, захватив в плен много местных жителей, московиты пошли дальше.
Шуйский сжег деревни в окрестностях Кричева, Дубровно, Княжичей, Шклова, Копыси и Орши, а затем отступил назад к Смоленску.
Федор Телепнев-Овчина в ноябре добрался до Новогрудка, но взять не смог. Это не удивительно. К тому времени замок представлял собой мощное каменное сооружение с семью башнями, окруженное рвом шириной 30 и глубиной 4 метра. После непродолжительной осады он вслед за Шуйским вернулся в Смоленск. Тогда же (в конце ноября 1535 года) войско князя Б. И. Горбатого, прибывшее из Опочки, снова осаждало Полоцк, опять без успеха, хотя ни снега, ни морозов не было.
* * *
Тем временем Бутурлин с частью новгородцев и псковичей быстро построил новый укрепленный городок, получивший название Себеж. Сигизмунду появление крепости у него под носом очень не понравилось. Дальнейшие события хорошо изложил Карамзин:
«Сигизмунд не мог равнодушно видеть сию крепость в своих пределах: он велел киевскому наместнику Немирову взять ее, чего бы то ни стоило. Войско его, составленное из 10 000 литовцев и поляков, обступило (27 Февраля) город. Началась ужасная пальба; земля дрожала, но стены были невредимы: худые пушкари литовские, вместо неприятелей, били своих; ядра летели вправо и влево: ни одно не упало в крепость. Россияне же стреляли метко и сделали удачную вылазку. Осаждающие пятились к озеру, коего лед с треском обломился под ними. Тут воеводы Себежские, князь Засекин и Тушин, не дали им опомниться: ударили, смяли, топили несчастных литовцев; взяли их знамена, пушки и едва не всех истребили. Немиров на борзом коне ускакал от плена, чтобы донести старцу Сигизмунду о гибели его войска – и как сетовали в Киеве, в Вильне, в Кракове, так веселились в Москве; показывали народу трофеи, честили, славили мужественных воевод».
Весной и летом 1536 года, московские воеводы, князья Горенский и Барабашев, ходили к Любечу и сожгли посад Витебска, изрядно ограбили окрестные селения, увели в плен много жителей города и окрестных сел. Тем же летом московский отряд был разбит под Кричевом.
На этом военные действия прекратились. Москва, занятая борьбой с татарами, хотела мира. Литва, от которой война потребовала больших затрат – тоже.
Таким образом, планы Сигизмунда I на возвращение земель ВКЛ, захваченных Иваном III и Василием III, увенчались лишь частичным успехом.
В начале 1537 года в Москву приехал посол Ян Глебович, полоцкий воевода, с четырьмястами знатных шляхтичей и слуг. Правительница, великая княгиня Елена Глинская, поручила ведение переговоров боярину Михаилу Юрьевичу Захарьину-Кошкину.
Переговоры шли долго и трудно. Сначала стороны выясняли, кто первым начал войну. Потом, следуя обычаю, выставляли друг другу нереальные территориальные претензии. Москва требовала отдать ей Киев и Полоцк, Литва ставила условием заключения «вечного мира» возврат Смоленска, передачу Пскова либо Новгорода. Послы ВКЛ домогались возврата всей Северской земли и ликвидации новопостроенных замков – Себежа, Велижа, Заволочья. Московская сторона настаивала на сохранений предвоенных границ и полном возврат всех пленных. Вильно соглашалось вернуть пленников лишь в обмен на Чернигов.
Наконец, 18 февраля 1537 года в Москве стороны подписали перемирие сроком на пять лет, считая с 25 марта. По нему Гомель, Стародуб и Мстиславль остались за Литвой, а ряд городов на левой стороне Днепра – Кричев, Рославль, Чернигов, новопостроенные крепости Себеж, Заволочье (в Ржевском уезде) и Велиж (в Торопецком уезде) – за Москвой.
