Текст книги "Оружие возмездия"
Автор книги: Анатолий Бурак
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Глава 22
Рубенс, Рембрант, Гойя, Фрагонар… Один лишь список имён занял бы несколько толстых томов. Человек ходил из зала в зал, любуясь на составленную за долгие годы коллекцию. Более пяти тысяч живописных полотен было свезено в загородную усадьбу и сердце истинного ценителя оттаивало, глядя на великолепные работы древних мастеров. Бывший куда большим эклектиком в художественных пристрастиях, нежели фюрер, он собрал очень много поистине гениальных произведений искусства. Многие картины стояли вповалку, так как на стенах не хватало места. Разве под силу такое простому смертному?
Для конфискации ценностей из крупнейших музеев Европы даже пришлось создать специальную оперативную группу Einsatzstab Rosenberg.
Мужчина тяжело вздохнул и, прошёл в кабинет. Вышколенный охранник, вскинул руку в партийном приветствии и изобразил щелчок каблуками. И всё – без единого звука, могущего помешать размышлениям второго лица в государстве.
Герман Геринг уселся на рабочее место и невидящими глазами уставился на портрет Гитлера. Если бы упрямец согласился с доводами разума, дела на Восточном фронте изменились бы столь круто, что стали бы напоминать Blumenkriege* *("Цветочные войны"). Термин, которым пользовался Геббельс, для описания победного марша по Австрии и Чехословакии в тридцать восьмом.
"Не пули, а цветы встречали наших солдат", – заявлял он, когда немецкие войска победным маршем прошли по улицам Вены и Праги.
Именно так и должны происходить великие компании. А противник, склонивший голову перед германской военной мощью, обязан выносить ключи от городов без единого выстрела.
Рейхсмаршал устало потёр виски и, взяв со листок с текстом телеграммы, бросил обратно.
Четырнадцать из двадцати рейсхляйтеров, каждый из которых руководил одной из сфер партийной деятельности, дали согласие на инициацию.
Виктор Лутце – координатор СА; Макс Аман, ведавший издательствами; Отто Дитрих – отдел печати НСДАП; Вальтер Дарре – руководитель Центрального управления сельскохозяйственной политики.
Геринг улыбнулся одними губами. Уж кто-то, а Дарре был последним, кто мог повлиять на исход задуманной комбинации. Но, не гнать же прочь даже такого никчемного соратника.
Пожалуй, из всего списка единственным по-настоящему ценным приобретением был рейхсюгендфюрер Бальдур фон Ширах – патрон гитлеровской молодежи.
Ну, может, ещё Альфред Розенберг – начальник Управления внешней политики НСДАП и уполномоченный по наблюдению за духовным и мировоззренческим воспитанием и Адольф Бюнляйн – командир национал социалистического мотомеханизированного корпуса.
Прочая мелкая сошка, вроде Франца Шварца – главного казначея, Роберта Лея – из Организационного отдела НСДАП и одновременно первого на трудовом фронте, Франца фон Эппа главы Департамента колониальной политики, Карла Филера, отвечавшего за коммунальные службы Рейха, Константина Хирля, чью должность он так и не вспомнил, Ханса Франка из Юридического управления и Вильгельма Фрика из депутатской группы не играла в предстоящих событиях решающей роли.
Шестеро: Генрих Гиммлер – рейхсфюрер СС; Йозеф Геббельс – главный идеолог; Мартин Борман – начальник штаба; Филипп Бюлер – шеф партийной канцеляри; Вальтер Бух – председатель Высшего партийного суда и Рудольф Гесс – заместитель фюрера по НСДАП, пока были не в курсе.
Сидящий за столом вновь поднял бумагу, и прочитал: "Мой фюрер! Из-за нынешнего удручающего положения дел на Восточном фронте, и угрозой высадки союзников во Франции, согласны ли вы, чтобы я немедленно принял на себя общее руководство рейхом при полной свободе действий внутри страны и за ее пределами в качестве вашего заместителя в соответствии с декретом от 29 июня 1941 года? Если до 10 часов вечера сегодня не последует ответа, то я буду считать само собой разумеющимся, что вы утратили полномочия и возникли условия для вступления в силу вашего указа. Я беру власть в интересах страны и народа.
Верный идеям национал социализма Герман Геринг".
Потом, решительно смял так и не отправленное сообщение. Нет уж! Он не повторит ошибки участников Сталинградского путча, тех, кто попытался устранить Фюрера в январе нынешнего, сорок третьего года. Мягкотелость, неспособность организоваться и трусость в самый ответственный момент разрушили всякую надежду на успех.
В результате, многие покончили жизнь самоубийством.
Месть Гитлера оказалась поистине ужасающей. Все заговорщики были разысканы, арестованы и подвергнуты пыткам в гестапо. А затем предстали перед зловещим военным трибуналом под председательством Роланда Фрейслера, и были приговорены к смертной казни.
Основная группа погибла во время массовой резни. Кое-кого задушили с проволокой, а трупы, словно свиные или говяжьи туши, повесили на огромных крюках. Гитлер несколько раз за ночь просматривал кинопленку, запечатлевшую жуткое зрелище.
Курсанты военных училищ, которым в назидание продемонстрировали этот
отвратительный фильм, падали в обморок.
Этот путь не для него! И, если раньше, в надежде на скорую кончину не обладавшего особо крепким здоровьем фюрера, скрепя сердце приходилось мириться с положением аутсайдера, то далее прозябать в тени он не намерен. Исследования Карла Менгеле открывали поистине сказочные перспективы. И он будет круглым дураком, если упустит шанс.
Никаких компромиссов!
Геринг подошел к бару и плеснул в бокал из толстого стекла немного бренди. Затем, вспомнив рекомендации доктора, чертыхнулся и выплеснул коричневую жидкость на ковёр. Вновь устроившись в кресле, откинулся на спинку и закрыл глаза. Сейчас, на пороге перехода в совершенно новое качество, вся его жизнь медленно проплывала перед внутренним взором.
Он родился ровно пятьдесят лет назад, двенадцатого января тысяча восемьсот девяносто третьего года в городе Розенхайме, что в Баварии. Отец, получив дипломы Боннского и Гейдельбергского университетов, и отслужив положенный срок в качестве офицера, до мозга костей проникся духом пруссачества. Личный друг самого Бисмарка, за несколько лет до этого, в восемьдесят пятом, удостоился должности генерал-губернатора немецкой колонии в Юго-Западной Африке. Рано овдовев в первом браке, с пятью детьми на руках, доктор Геринг женился во второй раз на молодой тирольке, и вывез её на Гаити, где получил второй колониальный пост. Когда пришла пора родиться маленькому Герману, он отправил мать назад в Баварию.
Детство прошло в рукопашных баталиях и постоянных столкновениях. За агрессивность и непокладистость его неизменно выгоняли из всех школ. Видя подобные наклонности, отец отослал хулигана в Карлсруэ – кадетскую школу, откуда он был переведен в Берлинский военный интернат.
Это заведение Герман закончил одним из первых по успеваемости и в марте тысяча девятьсот двенадцатого года, в чине младшего лейтенанта, был определен в квартировавший в Мюлузе пехотный полк принца Вильгельма. Ему только что исполнилось девятнадцать. Полному энергии молодому человеку претила рутина гарнизонной службы и он с восторгом воспринял известие о начале Первой мировой войны.
В октябре тысяча девятьсот четырнадцатого он добился назначения в военную авиацию. Сначала летал наблюдателем, затем – пилотом-разведчиком и бомбардировщиком. И, наконец, спустя ровно год, осенью пятнадцатого, стал летчиком-истребителем. В самом начале карьеры удалось уничтожить один из первых тяжелых английских бомбардировщиков "Хандли Пейдж". А затем сбили его. Получив ранение в бедро, он довольно быстро оправился и вскоре вернулся в строй.
Спустя два года, уже будучи признанным одним из лучших асов Германии, в мае семнадцатого занял вакансию командира эскадрильи. На начало восемнадцатого за ним числилась двадцать одна победа в воздушных сражениях, и уже в мае удостоился высшей в Германии награды орденом "За заслуги". Именно тогда его перевели в прославленную "Эскадрилью Рихтхофен" – по фамилии первого командира, барона Манфреда фон Рихтхофена.
Двадцать первого апреля тысяча девятьсот восемнадцатого капитан Рихтхофен, имевший на счету более восьмидесяти побед в воздушных боях, погиб. Заместитель, лейтенант Рейнхард, разбился третьего июля. Его место досталось Герману Герингу, возглавившему знаменитое соединение. Он вступил на эту должность четырнадцатого июля, когда германские войска начали отступление на Марне.
Славное было время. Всего эскадрилья уничтожила шестьсот сорок четыре самолёта противника. Неплохой результат, особенно если учесть, что только шестьдесят два пилота оказались в траурных списках.
Он демобилизовался в конце девятнадцатого в чине капитана. На груди гордо поблёскивали Железный крест первой степени, орден Льва с мечами, орден Карла Фридриха, орден Гогенцоллернов третьей степени с мечами и орден "За заслуги". Он никогда не забудет ни то прекрасное время, ни друзей по "Эскадрилье Рихтхофен". Совсем недавно, в нынешнем сорок третьем, один из бывших товарищей, еврей по фамилии Лютер, оказался арестованным гамбургским гестапо. И он немедленно вмешался, добился освобождения и предоставил другу покровительство.
Нет, он и только он обязан стать во главе новой нации! Не этот… припадочный эпилептик, не выслужившийся дальше ефрейтора, а истинный немецкий офицер, не ведающий страха и обладающий врождённым благородством!
Тем более что на фоне язвительного истеричного Геббельса, унылого и мрачного Рудольфа Гесса или зловещего Гиммлера, он выгодно отличается веселым нравом, респектабельностью, а так же самоиронией, замешанной на вальяжности и простодушии.
Пожалуй, после инициации, когда горечь постыдного поражения отойдёт на второй план, придётся опять выступить по радио, как тогда, в тридцать третьем.
"Сегодня открылась чистая страница истории Германии", – заявит он, – "и, начиная с этой страницы, свобода и честь станут основой государственности".
Менгеле стоял в прихожей загородного поместья, находившегося к северу от столицы и названного в честь первой жены рейхсмаршала «Каринхалл», и с улыбкой глядел на тела, распростёртые на полу. Лежавшим в живописных позах была уготовлена такая разная судьба. Одному, шестидесяти четырёх летнему рейхсминистру Хансу Ламмерсу, бывшему консультанту Гитлера по юридическим вопросам, и буквально на днях, наряду с Мартином Борманом и фельдмаршалом Вильгельмом Кейтелем, вошедшего в состав «Комитета трех» – специально созданного органа, призванного облегчать ведение дел новому руководству страны, предстояло обратиться к вечности на «ты». А другой, Эрнст Рем, в прошлом глава Sturm abteilung* *(Штурмовые отряды – СА) и давний враг Геринга, был безвозвратно мёртв.
Ангел смерти оглянулся на блаженно закрывшего глаза Скорцезе, и с брезгливостью пнул начинающее коченеть тучное тело. С широким, когда-то массивным, налитым кровью лицом с двойным подбородком, отвислыми щеками и синими прожилками, после "свидания" с Отто светившимся на тёмном ковре восковой бледностью. Левую скулу пересекал глубокий шрам, а переносица была расплющена.
Ему никогда не нравились педерасты. А окружение бедняги Эрнста, включая шофера и денщика, составляли одни гомики.
К счастью, вампир недолюбливал их тоже.
Закатившиеся глубоко сидящие глазки, крупные уши и растерянное выражение лица и после смерти придавали покойнику вид фавна.
Разумеется, тот, чьей аудиенции они дожидаются, тоже не идеален. У него всегда имелась склонность к полноте, а теперь она перешла в ожирение. Уже в тридцать два года он был необыкновенно толст, налит нездоровым жиром, от которого никогда не сумел избавиться.
Но, поскольку провиденье распорядилось именно так, поздно сомневаться, и уж тем более что-либо менять.
Ранения на фронтах Первой Мировой и последующее вынужденное бездействие, оказали заметное влияние на темперамент Геринга. Тот не мог вернуться в Германию, где уже был выписан ордер на его арест. И пришлось провести четыре года в изгнании, сначала в Австрии и Италии, а затем в Швеции. В связи с поздним началом лечения раны плохо заживали, принося острые боли. Понадобились уколы морфия, к которому Геринг пристрастился, а впоследствии стал злоупотреблять. Что породило психическое расстройство. В тот период он стал опасен в общении, и его поместили в психиатрическую клинику в Лангбро. Затем в аналогичную в Конрадсберге, потом снова в Лангбро, откуда выписали не долечившимся, под регулярное наблюдение врачей.
Судебный медик Карл Лундберг, осмотревший пациента в Лангбро, рассказывал, что у Геринга истерический темперамент, раздвоение личности. Поведал что на него находили припадки слезливой сентиментальности, перемежавшиеся приступами безумной ярости, во время которых тот был способен на крайности.
А две пули в низ живота, полученные девятого ноября тысяча девятьсот двадцать третьего, во время попытки государственного переворота, названного впоследствии "Пивным Путчем", тоже не способствовали ангельской кротости.
Но Менгеле не находил в этом ничего удивительного. Именно такой человек, заслуживший самую суровую оценку современников, и должен был стать во главе нации. А преобладающее в характере Геринга тщеславие и боязнь ответственности с лихвой перекрывает абсолютная неразборчивость в средствах.
"Если надо, Герман пойдет по трупам". – Утверждали члены его семьи. Да, пребывание в психиатрических лечебницах и госпиталях, наложило глубокий отпечаток на облик Геринга. Однако Менгеле надеялся, что, пройдя инициацию и попробовав свежей крови, будущий лидер изменится к лучшему.
Скорцезе внезапно напрягся, и буквально в то же мгновенье еле слышно скрипнула дверь.
– Прошу вас остаться, Карл. – Хрипло произнёс Геринг, обращаясь к доктору из Аушвица. – А ваш ассистент пусть войдёт.
Глава 23
– Поздравляю, доченька! – Красивая, чуть полноватая женщина с породистым лицом, прижала Ольгу к груди.
– Мама, ну зачем ты так!
Девушке было неудобно. Тоже мне, надумала! Разводить на глазах у всех "телячьи нежности"!
Дама с улыбкой отстранилась и ласково погладила строптивицу по руке.
– Ты уже совсем взрослая!
Ольга закусила губу, чтобы не засмеяться.
Кто бы сомневался!
– Ладно, мам, я пошла!
Она кивнула в сторону друзей, дожидавшихся поодаль и, прикоснувшись губами к материнской щеке, направилась к ним.
– Ну, ты как, решилась? – Спросил светловолосый парень с атлетической фигурой.
Ольга испытывающе посмотрела на него. Само собой, отметить поступление надо. Тем более что перспектива весьма заманчива. В ознаменование памятного события Феликс выпросил у отца яхту на два дня, и вся компания собиралась устроить небольшой круиз. Но, представив, что придётся хлебать пиво, поддерживать ничего не значащие разговоры и танцевать под слащавую музыку, Ольга поморщилась. Слишком свежи были воспоминания о волшебном месяце, проведённом в Северной Столице и сказочные прогулки под парусом.
– Извини, Феликс. – Красавица виновато улыбнулась. – Езжайте без меня.
Лицо юноши разочарованно вытянулось.
– А, может?..
Но Ольга уже повернулась и не спеша зашагала по ступенькам.
В теперешнем состоянии ей было не до развлечений. И, хотя никаких разумно объяснимых причин не находилось, в душе поселилась чёрная тоска.
"Ну почему? Почему он не пишет"? – Раз за разом повторяла она, не замечая, что снова нарушила данную утром клятву, забыть о бессердечном мерзавце, уехавшем больше месяца назад и, несмотря на обещания, удосужившемся отправить лишь одно-единственное письмо. Информативность, кстати, равнялась нулю. Градусов по Цельсию.
Разумеется, этот сухарь сообщил, что прибыл в гарнизон. Что временно определён стажером к более опытному товарищу. Но, разве её интересовали такие подробности?! В нескольких строчках, лаконичностью больше напоминавших телеграмму, чем послание любимой, не нашлось места даже капельке тепла.
Поймав себя на мысли, что отчаянно хлопает глазами, чтобы не разрыдаться, Ольга остановилась и вонзила ногти в предплечье.
Нет, это невозможно! Он абсолютно невыносим!
Выйдя на проезжую часть, будущая студентка подняла руку. Остановилась первая же машина и, сидевший за рулём улыбчивый парень, наклонившись, галантно распахнул дверцу.
– Вам куда?
Ольга назвала адрес и, удивлённо подняв брови, так как пассажирка направлялась в элитный посёлок, водитель всё же не перестал косить хитроватым, полным недвусмысленного интереса глазом.
"И этот туда же! Лучше б на дорогу смотрел"!
Ольга отвернулась к окну, с трудом поборов желание сорвать злость на ни в чём не повинном частнике.
Охранник, узнав дочь одного из самых уважаемых жителей, поднял шлагбаум и нелепо смотревшаяся на ухоженных улицах раздолбанная колымага, подъехала к высокому трёхэтажному дому из глазированного кирпича.
– Подождите! – Коротко бросила девушка и взбежала на крыльцо.
Судя по пустой парковочной площадке, мама ещё в городе. Скорей всего, предалась любимому занятию, устроив небольшой шоппинг. Отец, как впрочем, и всегда, пропадал на службе. В доме находились лишь повар и горничная, что было как нельзя кстати.
Быстро, почти не глядя, собрав чемодан, Ольга выскочила во двор, игнорируя ахи прислуги. Таксист любезно открыл багажник и, уложив вещи, барышня вновь плюхнулась на сиденье.
– В Аэропорт!
На ближайший рейс все билеты оказались проданы, и пришлось проторчать почти полтора часа, дожидаясь следующего. Ольга провела время в тире. Раз за разом перезаряжая мелкокалиберное ружьё и злобно расстреливая ни в чём не повинные мишени.
– У вас хорошо получается. – Похвалил служащий. – Имеете спортивный разряд?
Бедняга не подозревал, что, задав столь невинный вопрос, рисковал узнать о себе много нового. И, на основе полученных из первых рук сведений, тут же заработать, если не нервный срыв, то, по крайней мере, хроническую депрессию.
Но, понимая, что душевное смятение – только её личные проблемы, Ольга сдержалась.
– Да нет, просто, настроение поганое.
Глаза клиентки при этом недобро сверкнули, а ствол оказался неосторожно направлен в грудь собеседника.
– Мы скоро закрываемся на технологический перерыв. – Стараясь, чтобы голос не дрожал, поспешно сообщил тот.
Мысленно подсчитывая, сколько из тридцати купленных патронов леди успела расстрелять.
Увидев испуг, Ольга насмешливо фыркнула. Самочувствие резко улучшилось, и последствия не замедлили сказаться. Многострадальным мишеням больше ничего не угрожало, и все оставшиеся пули благополучно ушли в молоко.
"Объявляется посадка, не рейс семьсот двадцать восемь, следующий до Петропавловска-Камчатского. Вылет в девятнадцать часов, ноль-ноль минут". – Раздалось из развешенных повсюду громкоговорителей.
Швырнув винтовку на стойку, и что-то буркнув на прощанье, Ольга хлопнула дверью.
Хозяин тира, бережно взял оружие и, установив в шкафчик, пожал плечами. Молодость-молодость. Чем-то не на шутку расстроенная малышка явно пережила первое в жизни разочарование.
Он запер дверь и не спеша двинулся в сторону буфета, нисколько не сомневаясь, что не пройдёт и месяца, как прелестница забудет нынешние горести. Ведь в этом возрасте, жизнь так стремительна. И чертовски прекрасна.
– Первый раз в Петропавловск? – Сидящий рядом молодой человек дружелюбно сверкнул безукоризненными зубами.
Ольга поморщилась и демонстративно закатила глаза. Тот увидев плохо скрытое раздражение, осёкся, что, собственно и требовалось от случайного попутчика.
К счастью, досталось самое лучшее место. Расположившись в кресле, Ольга тут же уставилась в иллюминатор, игнорируя явно обиженного пренебрежением соседа. И принялась вяло катать в голове постоянно муссируемую бывшими одноклассницами мысль, согласно которой все представители сильного пола находились не в столь уж отдалённом родстве с противно блеющими парнокопытными.
Александр не захотел поселиться в офицерском общежитии, а предпочёл снимать квартиру в городе. Так что Ольга, не опасаясь любопытных взглядов, и сопутствующего чувства неловкости, взяла такси и отправилась прямо к нему. На часах было девять вечера, и визитёрша надеялась, что застанет лейтенанта Васильева дома.
– Привет! – Распахнув дверь, тот не сумел скрыть удивления. – Какими судьбами?
– Да так. – Бесцеремонно отодвигая брата в сторону, нахалка шагнула через порог, при этом подозрительно покосившись. – А ты что, не рад?
– Ну ты, мать, даёшь! – Присвистнул Александр. – Нет, я, безусловно, счастлив тебя видеть в этой холостяцкой берлоге. – Но почему так внезапно? Без звонка? Да и вообще, у тебя же через неделю занятия!
– То-то и оно, что через неделю. – Отмахнулась Ольга, вручая чемодан. – Надеюсь, не прогонишь?
– Что ты! Конечно, нет!
От подобных инсинуаций лицо юноши приняло слегка расстроенное выражение.
Гостья по хозяйски сбросила туфельки и уже топала по коридору, намереваясь поставить чайник.
Висящий над столом светильник, выполненный в форме старинного газового фонаря с ажурной ковкой, добавлял уюта маленькой, отделанной бежевым кафелем кухне. Ольга громко присёрбывала из большой кружки с нарисованной на боку ромашкой, наслаждаясь отсутствием укоризненного маминого взгляда. Саша сидел напротив, подперев кулаком щёку, и мужественно выжидал. Сестрёнка же рыскала глазами и раздумывала с чего начать, не выдавая чрезмерного интереса к однокашнику брата. Пауза грозила затянуться, и Александр равнодушно глянул на часы.
– Ну, ты ложись, а я ещё хочу с бумагами поработать.
Но не успел подняться, как Ольга бухнула чашку на стол и схватила за руку.
– Поговорить надо!
– Я слушаю. – Саша отвёл взгляд, прекрасно понимая, что или, вернее, кто станет предметом предстоящей беседы.
– Тебе Иван давно писал?
Ольга почувствовала, что краснеет.
– Да он и не писал вовсе. – Ответил Александр. И, видя недоверие, отразившееся на порозовевшем личике, поспешно объяснил. – Как только приехал на место, телеграфировал, что пока назначен стажёром во взвод спецназа. Подробности обещал позже.
– Это всё? – Влюблённая пытливо уставилась на брата.
– Стал бы я тебе врать. – Демонстративно надул губы Саша. И попытался успокоить. – Да, мало ли… Может, рейд срочный. Или, ещё что.
– Вот именно: "или ещё". – Ольга торопливо отвернулась, пряча набежавшие слёзы.
– Будет тебе, Оль.
Александр нежно обнял сестру за подрагивающие плечи.
– Отстань. – Ольга высвободилась и направилась в спальню, бросив через плечё. – Спокойной ночи.
Хмурые, наполненные смутной тревогой часы, когда темнеет в глазах и не хватает воздуха, а ночь всё не спешит кончаться, цепляясь за углы расплывчатыми, теряющими контуры тенями, казались бесконечными. Девушка лежала, натянув одеяло до самых глаз. Холодное небо за окном постепенно светлело, обесцвечиваясь. Звёзды теряли яркость, а серп луны становился всё бледней.
Чутким ухом уловив, что в соседней комнате тоже не спят, Ольга повернулась на бок, и накрылась с головой. Чтобы не броситься к ничего не соображающему спросонья брату, тормоша и требуя что-нибудь немедленно предпринять. Подождав, пока с кухни не раздалось осторожное звяканье посуды, она тихонько встала и, прямо в пижаме выбралась из комнаты..
– Проснулась? – Приветливо улыбнулся Александр.
Барышня робко кивнула. Не говорить же ему, что, занятая невесёлыми мыслями, почти не сомкнула глаз.
– Саш… ты это. – Не зная, как начать, она растерянно замолкла.
– Я сегодня же дам запрос в часть. – Пришёл на помощь тот. – И, надеюсь, нашему ведомству с ответом медлить не станут.
– Спасибо!
Ольга бросилась Саше на шею и тот, несмотря на недюжинную физическую силу, пошатнулся под столь ярым напором.
– Задушишь, сумасшедшая! – Александр бережно разжал тонкие руки и усадил сестру на табурет. – Лучше расскажи, как сдала экзамены.
– Да нормально. – Отмахнулась Ольга. – Да и, ты же знаешь маман. Уверена, что она, несмотря на мои запреты, нажимала на все кнопки, чтобы любимое чадо непременно поступило.
Вспомнив мать, Александр засмеялся счастливым смехом.
– Ладно, не скучай. – Он ласково растрепал шелковистые русые волосы, опускавшиеся до пояса. – Вечером всё станет ясно.
Едва закрылась дверь, красавица составила грязную посуду в раковину и прошлась по квартире. Критически оглядываясь, и цепко подмечая приметы одинокой жизни: Сор, накопившийся в углах, завядший цветок в горшке. Небрежно забытую и покрытую пылью бутылку из-под пива на книжной полке.
"Ох уж эти мужчины". – Доставая пылесос, ласково ворчала Ольга. – "А ещё офицер".
Без двадцати пять, прелестница нетерпеливо расхаживала у входа в таинственное управление, где работал выпускник Владивостокской Академии. Здание располагалось на бульваре, усаженном каштанами, уже начавшими постепенно терять желтеющие листья. В очередной раз глянув на часы, юная женщина устремилась к рекламной тумбе, оклеенной афишами. Рядом встала группа школьниц, совсем пигалиц. Молодой парень, державший в руках скрипичный футляр с интересом посматривал на Ольгу, явно собираясь завязать разговор, но та, уловив намерения, действительные или мнимые, поспешно зашагала обратно к заветному входу.
Ещё целых десять минут!
Дальше по улице, в старом доме с декоративной башенкой были часы и, когда пробило пять, Ольга готова была завыть от затянувшегося ожидания. Наконец, показался Александр, в сверкающей бронзовыми пуговицами офицерской шинели. Белый шёлковый шарф придавал ему франтоватый вид и, несмотря на раздражение, вызванное мнимым опозданием, Ольга невольно залюбовалась братом.
А ведь, если бы не ослиное упрямство некоторых отдельных господ, она вполне могла бы сейчас встречать своего избранника. Влюблённая зажмурилась и потрясла головой, отгоняя наваждение. Образ Ивана, спускающегося по ступенькам, был столь ярким, что она едва не потеряла сознание.
– Саша!
Мечтательница помахала, привлекая внимание занятого раздумьями Александра.
– Ольга? – В тоне брата звучало ничем не прикрытое удивление. – Зачем ты здесь?
– Узнал что-нибудь? – Не стала отвечать на абсолютно дурацкий вопрос она.
– Ну… В общем, да. – Посмотрев в сторону, офицер галантно согнул руку. – Пойдём, выпьем кофе.
– Да то ты тянешь кота за хвост. – Резко высвободилась Ольга. – Ты запрос сделал?
– Сказал же, не хочу разговаривать на ходу.
– Хорошо. – Кивнула она. – Вон, видишь, скамейку. Если уж тебе непременно надо присесть, я согласна подождать несколько секунд.
Молодые люди дошли до лавочки и, лейтенант Васильев, вытащил сложенный вдвое листок, с наклеенной телетайпной лентой.
Смысл дошёл не сразу. Сознание, в отличие от чувств, среагировало гораздо медленнее, а слёзы уж ручьём хлестали из глаз, оставляя на щеках грязные потёки и расплываясь безобразными каплями на бездушных казённых буквах:
"Лейтенант Иван Беркутов погиб при выполнении задания восемнадцатого августа две тысячи шестого года. Для проведения судебно-медицинской экспертизы тело передано в Куйбышевский научно-исследовательский институт паранормальных явлений. Кремация произведена в установленные законом сроки.
Подпись: полковник медицинской службы, профессор И. В. Колесников".
– Это неправда, неправда!
В отчаянии Ольга замолотила кулачками в грудь Александра.
– К сожалению, в такого рода делах ошибок не бывает. – Горько вздохнул Александр.
Девушка уткнулась брату в плечё и забилась в истерике. Вставшая перед глазами картина: Иван, лежащий на цинковом столе в прозекторской, с вспоротым животом и вскрытой грудью, с торчащими окровавленными рёбрами, была столь отчетливой, что она ощутила позывы рвоты.
А Александр Васильев смотрел вдаль, закусив губу и смахивая заблестевшие на ресницах скупые слёзы.