Текст книги "Черный передел. Книга I"

Автор книги: Анатолий Баюканский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Значит, так, – бородатый слегка картавил, – ваш дядя маслину в себя пустил.

– Не может быть! – глухим голосом произнес побледневший Петр Кирыч. – Болтаете вы все! Шантажируете! «Косую» вам подавай! Две «косых» дам, только скажи, что выдумал про дядю.

– Нет, гражданин начальник, – грустно повторил тот, кого называли Пупсом. – Я из Москвы прикатил к Пантюхе, чтобы тебя предупредил, а его дома нет. С трудом раскумекал, где найти, вот и накатил.

– В газетах про это не писали! – упрямствовал Петр Кирыч.

– Когда напишут, худо будет. Вот мы тебя и упреждаем загодя…

– Не верю я тебе, Пантюха, – Петр Кирыч был на грани отчаяния, вдруг кожей почуял опасность. В органах доки сидят, да и врагов у него в Главном лагерном управлении немало, пристегнут к дяде – и тогда…

– Мое дело свершено, старая дружба не ржавеет. Да, вот что еще. – Пантюхин, хоть и говорил в привычно-насмешливой манере, тоже понимал: возьмут Кирыча, и ему крышка – слишком крепка веревочка, которой они оба связаны. – Ты, директор, в случае чего, будь паровозиком, все тяни на себя, не то… – Пантюхин не докончил фразы. Отомкнул дверь, но прежде чем распахнуть ее, приказным тоном сказал: – Карманчики-то выверни, левак и правак, башли на стол клади…

* * *

Капитан Андрейченко вышел на ярко освещенную улицу, огляделся по сторонам. По Ленинской, как всегда, валила праздношатающаяся толпа. Наметанным взглядом капитан мгновенно определил совслужащих, отставных военных, которых в последнее время понаехало в Центральную Россию видимо-невидимо, интеллигентов областного масштаба и своих «любимцев» – закононепослушных граждан. Будучи фанатиком своего дела, Андрейченко различал в жизни две категории людей: «законники» и «криминальный элемент», хотя последнего было не так и много. Однако капитан мог бы поручиться, что трое парней, стоящие у пивного киоска, вряд ли работают или учатся, баба с фиолетовым синяком под глазом – алкоголичка, а шустрый малый, оглядывающийся по сторонам, норовивший втиснуться в толпу возле кинотеатра, – «щипач»-карманник. Жизнь была полна неожиданностей. И накачка, устроенная ему полковником, быстро забылась, как забываются в молодости любые неприятности и горести.

Сегодня у капитана Андрейченко был отгул: дали выходной за работу в воскресенье. Наметил встречу с Наташей, но идти на свидание почему-то расхотелось. «Полковник, конечно, посвоему прав, – подумал Андрейченко, – на кой ляд ему ввязываться в дела всесильного ведомства? До пенсии – рукой подать, дотянуть бы лямку, дружков сохранить, а там… хоть трава не расти». А вот ему – капитану Андрейченко, прирожденному чекисту, есть личное дело до всех правонарушений, будь они уголовного или политического характера. Если бы судьба распорядилась так, что он стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, то первым делом объединил бы он все силовые министерства в одно, равно как и все транспортные. Разве это не смешно, когда моряки привозят грузы, а железнодорожники не подают вовремя вагоны в порты? Когда железнодорожники доставляют эшелоны по назначению, а там эти грузы превращаются в склады на колесах. Автомобилисты-то другого министерства. А будь у всех транспортников один хозяин – другой коленкор. Вызвал бы зама по воздушному транспорту, дал указание заму по морскому флоту. И в Министерстве порядка, так бы он назвал свое ведомство, тоже все встало бы на прочные рельсы. Хозяин! Может, в какой-то иной стране нужны оппозиции, противостояния, а у нас… Крепкая рука – вот идеальный выход для России.

«Здорово я все-таки начальство озадачил, зашевелились в Москве, поди, проверяют мою версию. А ежели я вот прямо сейчас пойду на бывшую квартиру Пантюхина и самолично перепроверю данные полковника?» – Андрейченко обрадовался неожиданно возникшей мысли.

Андрейченко видел Пантюхина только на фотографии. Субботина представлял более реально, по рассказам осведомителей. Он сел на садовую скамейку прямо напротив заводского дома для отвода глаз, взял в руки газету. Надежды на успех было мало, но у молодого сыщика имелось упрямство и терпение. «Отдохну с полчасика, – убедил он себя, – пойду пообедаю, а там видно будет…»

Два часа, проведенные на скамейке и в медленном хождении по дворовой дорожке, показались капитану вечностью. И когда он твердо решил уйти, увидел человека, который не был похож ни на Субботина, ни на Пантюхина, но… явно кого-то опасался, ибо сразу же прижался спиной к стене, как бы влип в нее. Не заметив ничего подозрительного, направился к центру города, изредка применяя традиционный способ проверки «хвоста»: вставал лицом к зеркальной витрине магазина, вроде бы что-то рассматривал, а сам глядел, кто у него за спиной. Андрейченко шел следом, сам не зная почему. И вдруг, на его счастье, увидел знакомого лейтенанта из смежного отдела, тот гулял с женой и дочкой. На плече лейтенанта висел на ремешке фотоаппарат. Андрейченко подскочил к знакомому, кося глазом на удаляющуюся фигуру.

– Коля, аппарат с пленкой?

– Заряжен, а что?

– Дай мне. Позарез нужен. Всего один кадр. Я тебе скоро верну.

Человек, что вышел из дома, где жили Субботин и Пантюхин, направился к железнодорожному вокзалу. Андрейченко едва не потерял его из виду в толпе, спешащей на пригородный поезд. Иных поездов в это время не было. Наверное, капитану нужно было возвращаться, но фанатик, сидящий в нем, видимо, был сильнее его самого. Он вошел вслед за незнакомцем в вагон электрички, сел неподалеку, с таким расчетом, чтобы все время его видеть, стал изредка зевать, делая вид, что дремлет.

Через несколько остановок к незнакомцу подсел гражданин с бородкой клинышком, с дипломатом в руках. С равнодушным видом уставился в окно, казалось, совершенно не обращая внимания на соседа, но Андрейченко готов был поручиться, что эти два человека знакомы. Минут через пятнадцать человек с бородкой также внезапно вышел в тамбур, доставая на ходу пачку сигарет. Однако с «перекура» так и не вернулся. А когда поезд приостановился возле перрона, незнакомец направился к выходу… с дипломатом, которого у него прежде не было. «Чисто работают, ребятки!» – почти ласково проговорил Андрейченко, направляясь следом.

Вместе они ехали на автобусе, на предпоследней остановке незнакомец сошел и направился к стоящему рядом дому-интернату для ветеранов войны. Выйти следом Андрейченко не мог, ибо сразу бы возбудил подозрение. Но на пленке уже было несколько изображений подозрительного типа.

Автобус дошел до конечной. Водитель сделал отметку в путевом листе, вернулся в кабину. Автобус пошел в обратный путь. Андрейченко смотрел в окно, пытаясь лучше рассмотреть название дома-интерната. И вдруг… его словно током ударило. Из калитки вышел Петр Кирыч Щелочихин – директор завода «Пневматика», сел в служебную «волгу» и уехал.

«Ну и ну! – с воодушевлением произнес Андрейченко. – Тут сам Мегрэ пришел бы в восторг. Экий кроссворд!» – потер от удовольствия ладони. Дело принимало любопытный оборот.

Возвратясь в управление, капитан первым делом набрал номер телефона приемной завода «Пневматика», попросил секретаря соединить его с Петром Кирычем, намереваясь сразу же положить трубку, представился корреспондентом областной газеты.

– Петра Кирыча сегодня не будет! – холодно ответила секретарь.

– А в котором часу можно позвонить? – не унимался Андрейченко, с трудом сдерживая буйную радость.

– Он в командировке, в Воронеже! – секретарша повесила трубку.

Андрейченко очень любил ложь. Да-да, самую настоящую ложь, которая открывала наиболее верный путь к правде. Торопливо записал в блокнот все увиденное, отметил точное время происшедшего. «Вместо Воронежа Кирыч укатил в Елецк. Нелогично. А если он и правда направлялся в Воронеж? Заехал по пути в Елецк, сделав крюк в семьдесят километров? Зачем? И этот загадочный дом-интернат. Не с шефской ли помощью приезжал Щелочихин?» – на все эти вопросы нужно было получить ответ.

Но самое неожиданное ждало капитана спустя час. Ему позвонили из технической лаборатории, попросили зайти за отпечатанными снимками. Отпечатки были не ахти какие, но лицо незнакомца вышло вполне прилично. Андрейченко зашел к своему приятелю в отдел розыска. Капитан Слоним обладал феноменальной памятью на лица преступников. И едва взглянув на снимок, встрепенулся:

– Андрейченко, ты где откопал Лорда?

– Какого Лорда?

– Это же вор в законе по кличке «Лорд». Он находится в розыске.

– Слонимчик, – вскочил на ноги Андрейченко, – дай я тебя расцелую! С меня – бутылка коньяка! – и метеором выскочил из кабинета…

* * *

Центральная Россия,

Старососенск, 1984 год

Алексей Русич сегодня не вышел на работу. После бандитского нападения часто стала нагнаиваться рана, резко откликалась на перемену погоды. Чтобы немного привести себя в порядок, взял бюллетень, сидел у телевизора, перечитывал накопившиеся за неделю газеты; и когда в дверь кто-то постучал, Русич очень удивился. Гостей не ждал: Мама Зина тоже прихварывала, Анатолий Булатов, как всегда, у себя в комитете профсоюза.

– Войдите! Открыто!

– Благодарю! – На пороге появился человек среднего роста, с атлетической фигурой, несмотря на холодный май, он был без головного убора, в легком пиджачке. Серые проницательные глаза незнакомца излучали приветливость.

– Писатель Павел Субботин! – казалось, будь у него на голове шляпа, писатель обязательно снял бы ее. – А вы, если не ошибаюсь, начальник ОТК завода «Пневматика» Русич Алексей Борисович. Дома – по причине легкого недомогания?

– Верно!

– Вы – одиноки, я – одинок. Почему, думаю, не нанести визит вежливости хорошему человеку.

– Многообещающее начало. – Писатель сразу понравился Русичу. Человек без комплексов, захотелось прийти, взял и зашел.

– Неужели вы меня сразу не признали? Мы же встречались на даче у вашего директора завода.

– Да, припоминаю. Проходите, у меня кресел нет, располагайтесь на диване, с краю, середина дивана продавлена, можно получить травму от пружины. – Русич действительно припомнил молчаливого, в отличие от остальных гостей Кирыча, человека, сидящего чуть в сторонке от веселящейся компании. Даже пожалел в душе странного человека: мол, затесался в чуждое стадо.

– А у вас, прямо скажем, небогато. – Бесцеремонно оглядел обстановку.

– Я хочу попасть в рай, – улыбнулся Русич, – в Библии сказано: «Легче верблюду пролезть в игольное ушко, нежели богатому попасть в царствие небесное».

– Попадание в десятку.

– Прошу присаживаться! Чем обязан посещением?

– Может быть, предложите чашку чая?

– Если есть заварка! – не смущаясь, ответил хозяин и стал искать что-то в ящиках стола, потом вышел на кухню.

Субботин огляделся по сторонам, достал из кармана крохотный приборчик, похожий на ириску, ловко прикрепил к деревянной планке старого кресла, легонько прижал. Это подслушивающее устройство не имело аналогов. Когда кто-то попытается его снять, оно превратится в использованную жевательную резинку и будет с брезгливостью выброшено.

– А вот и чай! – поставив посуду на стол, Русич наполнил чашки кипятком. – Прошу, заварку по вкусу! Итак, признаюсь, горю нетерпением узнать о цели вашего неожиданного визита.

– Не гоните лошадей, – мягко заметил Субботин. – Ладно, у каждого своя манера разговора. Я еще на даче заметил: вы – человек резкий, неподкупный.

– А вы попробуйте подкупить, – криво улыбнулся Русич, – может, возьму на лапу. – Он поежился в старом кресле. – Я – инженер Русич, вы – писатель. Что между нами общего?

– Многое, как ни странно. Я уважаю людей с таким складом ума, с таким твердым характером. Говорю искренне.

– Спасибо, коль так. И все же?

– Давайте договоримся: вы отвечаете на мои вопросы, я отвечаю на ваши. Кроме одного: кто я на самом деле.

– Это уже становится интересным. – Русич с любопытством уставился на приятного незнакомца.

– Кто мог совершить на вас покушение? – в упор спросил Субботин. – Хорошо подумайте. Размышляйте не как шахматист третьего разряда, а как гроссмейстер, ходов на десять вперед. Кому вы насолили?

– Понятия не имею. Бывают каждодневные стычки, но… – Русич пожал плечами. – Мой заместитель Синюков? Ерунда. Генеральный директор? Чепуха на постном масле. Он резок, зол, мстителен, но… Инженер Губин, в душе мечтающий о моей должности? Карьерист, но не убийца.

– Знакомые уголовники? – продолжал настаивать Субботин.

– Честно сказать, не знаю! – Капли пота выступили на лбу Русича. Разговор давался с трудом, ныло под ребрами, хотелось лечь.

– Скажу откровенно: я приехал из Москвы. Мне нужно знать все не только о преступных группах, но и о так называемых экономических преступлениях, а нападение на вас – это символическое преступление, которое, поверьте мне, вряд ли будет раскрыто.

– Вы, наверное, из МУРа?

– Мы же договорились не спрашивать! Алексей Борисович, вы лучше меня знаете, страну захлестывает волна преступности – действуют подпольные предприятия, так называемые теневики. Они откуда-то берут материалы, станки, оборудование. Лавиной идет брак, приписки, местная власть поражена коррупцией, взяточничество процветает, и все это на торжественном фоне взаимного благоденствия, банкетов, наград, званых вечеров. А ресурсы страны не бездонные, придет время и…

– Вы очень опасный человек, – полушутливо сказал Русич, – не боитесь попасть в руки чекистов?

– Итак, я слушаю ваши соображения! – вместо ответа на вопрос проговорил Субботин. – Кто мог напасть на вас?

– Хоть убейте, не представляю.

– Что ж, я сделаю одну подсказку. Вы знаете завскладом Пантюхина?

– Пантюхина, Пантюхина, – нахмурил лоб Русич, – видел однажды, но…

– Что ж, будем разбираться независимо от того, как на это дело посмотрит милиция. Представим себя частными сыщиками, это во многом скрасит жизнь. Скажите, Алексей Борисович, что вас не устраивает в директоре «Пневматики»?

– На этот вопрос я не стану отвечать! – Русич насторожился.

– Воля ваша. – Субботин встал. – Извините за беспокойство, но… если понадобится моя помощь, звоните. Вот мой номер телефона. – Он протянул визитную карточку. Русич прочел: «Субботин Павел Эдуардович. Член Союза советских писателей».

После ухода странного визитера, Русич надолго задумался, ушел в себя. Осталось много неясного, недосказанного, тревожного. Зачем он приходил? Не сообщник ли убийцы? Как-то читал в «Московском комсомольце», что в Москве появились люди, занимающиеся заказными убийствами. А что, очень удобно: приехал из Москвы, сделал дело и… Правда, недостает в цепи одного звена: кому нужно заставить его замолчать? Русич встал, твердо намереваясь сообщить в милицию о подозрительном посетителе. И тут взгляд его упал на кресло, в котором сидел Субботин. В нем лежали какие-то бумаги. Русич схватил их, стал читать и… остолбенел. Перед ним была забытая, а быть может, и нарочно оставленная беседа корреспондента Сергея Спичкина с держателем «общака» Русич прочел текст два раза, не отрываясь. Материал походил на завязку крепкого детективного романа. «Наверное, это часть рукописи писателя, – подумал Русич, – он оставил столь редкую запись по забывчивости. – Желание звонить в милицию разом остыло.

– Бред какой-то, – вслух сказал Русич.

«Что же делать? Почему он упомянул о Петре Кирыче? Почему назвал имя Пантюхина? И этот материал… Сенсация. Оригинал. Или копия. И подпись: „Сергей Спичкин, корреспондент“. Спичкин, Спичкин… не тот ли самый парень, на которого постоянно обрушиваются власти?»

В дверь позвонили. «Субботин вернулся за своей рукописью», – подумал Русич, кинулся открывать дверь. И замер. Перед ним стоял человек, которого он видел всего два раза, но хорошо запомнил. Этого человека звали Сергеем Спичкиным..

* * *

Плохо соображая, Русич вышел из кабинета следователя на улицу. Приостановился возле газетного киоска. Спешил в милицию, надеялся, что нашли, наконец, бандита, покушавшегося на его жизнь. Ничуть не бывало. Странный разговор со следователем не шел из головы. Напротив Русича сидел совсем еще молодой человек, почти юноша, с едва заметной полоской усов над верхней губой. Говорили они довольно долго, но Русича все это время не покидала мысль, что следователь добивался одного – чтобы он, Русич, заявил, что никого не подозревает, не помнит человека, ударившего его напильником в темном подъезде. Едва не проговорился: мол, бандит чем-то походил на завскладом сборочного цеха Пантюхина, но сдержался. Сейчас, стоя среди обтекающей его толпы, он вдруг отчетливо почувствовал: не ошибся. Почему? Этого объяснить бы сразу не смог. Возможно, его мысль была плодом воспаленного воображения… друзья помогли выяснить и без следователя: Пантюхин – бывший уголовник, рецидивист Но что его связывало с Петром Кирычем?

Ох, не зря именно эту фамилию называл писатель Субботин. Он тогда отмахнулся, а сейчас. Чем больше вдумывался в суть происшедшего, тем сильней становились подозрения. Конечно, странный писатель, видимо, знал, что говорил Петр Кирыч и… Пантюхин. Бред какой-то – зав-складом и директор завода.

Многое отдал бы Русич за то, чтобы узнать, почему следователь, изо всех сил старался доказать, что нападающий был скорее всего приезжий гастролер. По лицу этого горе-законника было видно, что он сам не верит в то, что утверждает.

Русичу показалось, что кто-то окликнул его по имени. «Галина!» – невольно обрадовался он Как ему сейчас недоставало душевного участия Он обернулся… Перед ним стояла улыбающаяся Нина Александровна.

– Создается впечатление, – вежливо проговорил Русич, – что вы именно меня поджидаете.

– Удивлены? – Нина Александровна подошла к Русичу вплотную, белой холеной рукой осторожно погладила его по щеке. – Не вздрагивайте, я кусаюсь редко. Почему выходите из милиции? Опять надебоширили?

– Лучше вы уберите руку, а то… я – опасный человек, зарезал утром парочку негодяев.

– Так им и надо! – Она подняла глаза к безоблачному небу: – Чудная погодка. Не испортилась бы. Завтра планирую сходить на речку – Посмотрела в глаза Русича, как отреагирует.

– В составе команды-победительницы?

– Ненавижу командно-стадную жизнь, – искренне ответила Нина Александровна, – предпочитаю одиночество или… два лица. Не удивляйтесь. Я же актриса в душе. Когда нужно, подстраиваюсь, лью воду на чужие мельницы, так удобнее и легче жить. Се ля ви!

– Что ж, счастливого отдыха, смотрите, не утоните! – Злорадство шевельнулось в душе. Захотелось хотя бы на мгновение вывести из себя эту довольную жизнью и собой женщину, но… черта с два. Счастье, как яхта, оно пристает только к богатым пристаням.

– Не пожалеете, если вдруг я утону? Если волки съедят меня? – лукаво сломала бровь.

– Жалко не жалко, вы тоже человек. Наверное, кому-то приятны, необходимы, а мне, извините, лучше вас не видеть, – отрезал Русич. – До свиданья!

– Подождите! – Она не вспылила, не оскорбилась, наоборот, оглядела с ног до головы, краешком губ ухмыльнулась: мол, от слабости грубите, дорогой товарищ. – Как говорят в Одессе, имею до вас предложение. Не составите ли компанию? Давно хочу зайти в кафе, обожаю мороженое «Тихий Дон» с вареньем.

– Я ненадежный кавалер. Иное дело, если вновь выполняете спецзадание шефа, – снова сыпанул солью Русич.

– Дурак вы, Русич! Круглый дурак! О чем только думаете? – беззлобно отчитала Нина Александровна. – Перефразируя вас, бросаю спасительную соломинку: дураки – тоже люди! Ну, идем или нет? Учтите, я редко обращаюсь за помощью. Молчание – знак согласия, да? – Смело взяла Русича под руку, потянула в боковую аллею сквера. Он, как домашний огромный пес, поплелся следом.

В кафе «Сатурн», на их счастье и на беду посетителей, только что кончилось бочковое пиво. На высоких столиках громоздились тяжелые кружки, повсюду грудами были навалены рыбьи косточки, головы, хвосты, чешуя засыпала пол и подоконники. Пьющий народец быстро разошелся. Русич провел спутницу к мало-мальски чистому столику, распахнул форточку, чтобы хоть немного вытянуло сигаретный дым. Затем, как истый джентльмен, прошел к стойке, заказал взмокшему буфетчику две порции мороженого с клубничным вареньем, кофе. Тот долго вылавливал среди мокрой мелочи сдачу. Русич тем временем подумал, что, наверное, сама судьба послала сегодня Нину Александровну Возможно, с ее помощью удастся выяснить, нет ли связи между вызовом Русича к следователю, ее появлением около управления МВД и личностью Пантюхина. Однако тут же устыдился. «Непорядочно выпытывать у женщины сведения о собственной персоне. Хотя… чего уж там церемониться, – снявши голову, говорят, по волосам не плачут». Решил так: если Нина Александровна сама заговорит о последнем инциденте, начнет жалеть, тогда пресечет разговор решительно и бесповоротно. Он – мужчина, а не половая тряпка.

– А варенье невкусное. – Нина Александровна по-детски облизала чайную ложку. – Вообще-то я капризная.

– Мне, наоборот, понравилось. Лет двадцать, поди, не пробовал, – признался Русич. Невольно залюбовался Ниной Александровной. Лицо чистое, доброе, глаза доверчивые. Вот артистка! Просто не верилось, что она – «шестерка» директора, несомненно, одна из авторов того самого досье, в котором скрупулезно собраны документы, свидетельствующие о больших и малых его, Русича, промахах.

– А что вы обо мне думаете? – неожиданно для самого себя спросил он. – В общих чертах. И, пожалуйста, без снисхождения.

– Я предпочитаю не гадать о людях на кофейной гуще. О вас я знаю все! Да-да, не посчитайте за хвастовство. Повторяю слова шефа: «Мы умеем просчитывать человека от затылка до кончиков пальцев».

Русич пожал плечами. Подобную фразу, кажется, он уже слышал от директора. Любопытно, кто из них у кого позаимствовал? Странная женщина! Какая у нее выдержка. Ребенку ясно: не ради компании пригласила его в кафе. Наверное, подбирает ключи, выжидает, когда сдадут нервы, начнет перед ней виниться или, наоборот, упрямиться. Зря ждет. Сегодня Русич не даст себе ни малейшего послабления.

– Давно хотела задать вопрос, – Нина Александровна отодвинула блюдечко с остатками мороженого.

– Для пополнения досье? – Русич мысленно восторжествовал. Дождался своего часа Нина Александровна не выдержала, начала главный разговор. Разве мог пунктуальный работник явиться к шефу, не выполнив задания?

– Досье ваше пронумеровано, опечатано, закрыто Я интересуюсь – вы кто по национальности?

– Я? Вот те раз! Русич! Самый чистокровный русич. Разве не похож? Волосы, нос, глаза Да и характер налицо. Нас бьют, мы терпим. Правда, до поры до времени. – И мысленно одернул себя: «Зачем выходить на хорошо накатанную колею?»

– Мне казалось, что у вас дальняя родня откуда-нибудь из Македонии, Сербии, Хорватии. Русич! Определенно есть что-то югославское.

– Зря ломаете голову, мадам Нина. Родословная моя отнюдь не из благородных Бедная мама, видно, не от хорошей жизни однажды завернула кроху в одеяльце, положила на крыльцо детского дома Не оставила ни метрики, ни записки: кто, откуда, чей? Одна из сестер, глядя на льняные волосы подкидыша, на вздернутый нос, широкие скулы, якобы проговорила: «Девочки, смотрите, какой ладный мужичок, настоящий русич!» Так и записали в документах «Русич»

– Любопытно, а каким вы представляете чисто русский характер? – В глазах Нины Александровны он разглядел неподдельный интерес.

– Я не психолог, – Русич пожал плечами, – но, если вы серьезно… мне кажется, настоящего русского всегда мучают сомнения. Как бы это поточней выразиться? Не умея восхититься собой, русский человек всегда ищет высокое вне себя, если хотите, и обычно находит собственное счастье в общем деле – ратном ли, работном ли. Только, пожалуйста, не подумайте, что все эти премудрые истины самолично придумал я. Посчастливилось услышать от одной довольно мудрой женщины.

– Женщины? – Нина Александровна игриво насторожилась.

– Моя приемная мать однажды удивительно точно сказала: «Мы, русские, всегда голодны душой». Хотя зачем я вам все это рассказываю? Во-первых, мы из разных футбольных команд, а во-вторых, ныне здорово помельчали и русичи.

Нина Александровна задумчиво покрутила в руках ложечку. В полутьме он видел только ее красивый, четкий профиль, а когда включили электричество, удивился: свет обострил, высветил черты ее изменчивого лица. Она по-прежнему не форсировала события, не задавала провокационных вопросов. Железная, судя по всему, выдержка у человека. А на уме, поди, как пополнить в угоду начальству его личное досье? Наверное, уже настоящее собрание сочинений с десятками вопросительных знаков. А сегодня составить докладную не удастся. Он уйдет через мгновение. Демонстративно взглянул на часы, сделав удивленное лицо, покачал головой: как много времени. Нина Александровна поняла явный намек, отставила блюдечко с недоеденным мороженым, достала из сумочки зеркальце с витой позолоченной ручкой, подкрасила губы, привычным движением вспушила волосы, встала.

– Славно побеседовали! – с явной издевкой проговорила она, шагнула к двери. Русич, чувствуя себя кретином, поплелся следом. На улице хотел было попрощаться, но обратил внимание на черную директорскую «волгу» возле газетного киоска. Невольно подивился: «Целая цепь случайностей! Встречаю возле управления милиции Нину Александровну, затем случайно же здесь оказывается автомашина Кирыча. Не заговор ли? Не звено ли в цепи интриг, что, несомненно, плетутся вокруг меня? – Попробовал встряхнуться. – Да что это я, заболел шпиономанией? Смешно!»

– За нами, кажется, «хвост»? – попытался пошутить, однако шутка повисла в воздухе. Нина Александровна, видимо, еще что-то придумала, крепко взяла Русича под руку. Он был сегодня глиной, а она – скульптором.

– Алексей Борисович! – сбоку заглянула в его лицо. – Мне нужна ваша помощь.

– Я всегда в душе считал себя рыцарем! – раздраженно сказал Русич: сейчас Нина Александровна украдет еще несколько минут.

– Мне нужно заскочить в одно место… мужские руки будут весьма кстати. Поможете одинокой женщине? – заметив явное смущение на лице Русича, легонько встряхнула его. – Вы не подумайте плохого. А полчаса для вас – сущий пустяк.

Он опять в душе ругнул ее, а в действительности всем своим видом показал, что готов следовать за ней.

– Идемте, тут недалеко! – подтолкнула к машине. Шофер, бородатый парень, услужливо распахнул дверцу, на лице его не было и тени удивления при виде Русича. И это маленькое открытие вновь всколыхнуло подозрения. Однако Нина уже сидела рядом, словно случайно касаясь его бедром…

«Волга» притормозила возле центрального «Универсама», а затем, сделав поворот, въехала в просторный асфальтированный двор, забитый продуктовыми фургонами. Возле левой стены здания, в стороне от служебных машин, табунились «волги». Шоферы лениво переговаривались между собой.

Русич хотя и не ходок был по торговым базам и магазинам, но догадался, зачем они сюда приехали; правда, не знал, какая роль уготована ему. От мысли, что придется выносить через черный ход продукты, добытые Ниной Александровной, стало пусто и уныло в груди. Городок Старососненск давным-давно полнился слухами о «белой» и «черной» братии; поговаривали, будто в центральных магазинах существуют два входа: парадный – для «белых», кто носит белые тапочки местной фабрики и имеет «белый билет» инвалида, и черный – для тех, кто ездит на черных «волгах» и ест черную икру.

– Идемте, идемте, Русич! – властный голос референта сорвал его с места. Как прирученная собачонка, он покорно двинулся вслед за молодой женщиной, которая гордо направилась прямо к малоприметной двери, обитой скромным войлоком. Вскоре они очутились в просторном коридоре, где у стен стояли прилично одетые, солидные люди, в основном мужчины, каждый из которых держал в руке «дипломат» или портфель. Нина Александровна легким пренебрежительным взглядом окинула очередь, прошла мимо. Русич, шаркая вслед, успел заметить: чем ближе стояли люди к двустворчатой двери с надписью «директор», тем больше смятения и угодничества отражалось на их лицах. И что особенно поразило Русича: завидев женщину, смело направляющуюся к дверям, они не только не возмутились, наоборот, угодливо заулыбались, закивали вслед. Сорок шесть лет прожил он на белом свете, казалось, знает жизнь, но происходящее в коридоре магазина было уму непостижимо.

В роскошном кабинете директора, помимо хозяина, пухлого, благообразного мужчины лет сорока, сидели двое в милицейской форме – капитан и майор. Кровь прихлынула к лицу Русича: его заманили в ловушку! Чуяло сердце, с этой бабой ждут одни неприятности. Он круто повернулся. Оглянулся, в какую сторону идти? И в этот момент Нина Александровна цепко схватила его за руку:

– Алексей Борисович, – произнесла укоризненно, – вы как маленький ребенок. Все еще играете в казаки-разбойники. Пойдемте со мной. – Почти силой втолкнула в кабинет.

Их не стали арестовывать, задерживать. Наоборот, офицеры, вскочили, а более расторопный майор схватил руку Нины Александровны, поднес к губам; капитан же, в свою очередь, грубо польстил:

– Как здоровье Петра Кирыча?

На Русича, стоящего ближе к дверям, никто не обращал внимания до тех пор, пока Нина Александровна не бросила тоном, не терпящим возражений: «Этот человек со мной!»

Кабинет директора был похож на ботанический сад. Вокруг благоухали розы – на подоконнике, на тумбочке возле стола, даже на шкафу. Стол был стерильно чист, не единой бумаги, лишь три разноцветных телефона в правом углу. За спиной директора ярким мазком сиял японский календарь – каждый месяц был обозначен красоткой в прозрачном кимоно.

– Ну-с, товарищи офицеры, не смею вас больше задерживать! Извините за каламбур: задержание – ваше дело. Всего доброго! Заходите, не стесняйтесь! – Нажал кнопку звонка. Тотчас, как по мановению волшебной палочки, в кабинет вплыла высокая, дебелая женщина с прической, похожей на макет Эйфелевой башни. – Зинуля, – проворковал директор, постукивая пухлой ладошкой по столу, – обслужи, будь ласка, этих товарищей. Из третьего склада. Понятно?

– Пойдемте, товарищи! – расплылась в улыбке Зинуля, игриво повела густо накрашенной бровью. – У вас, извините, действительно тонкое чутье. Сегодня получили индийский чай в коробках со слонами, турецкое оливковое масло, очень полезное для обмена веществ. – Продолжая что-то рассказывать офицерам милиции, увела их из кабинета.

Русичу надоело стоять, сел в освободившееся кресло. Щеки его горели, но, напрягая волю, сдерживал себя.

Он попытался успокоиться, стал думать про Нину Александровну. «Ведь не ради компании привезла в магазин. Она ничего просто так не делает. Хитрая бестия!» Вдруг его осенило: «Милиция! Это было невероятно, но вполне возможно. Майор и капитан самолично видели его, Русича, в кабинете директора „Универсама“. И, следуя логике, теперь Петру Кирычу легче легкого доказать, что ко всему прочему Русич еще и берет с черного хода дефицитные продукты».