Текст книги "Черный передел. Книга I"

Автор книги: Анатолий Баюканский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– О Разинкове? – Субботин ждал чего угодно, но не статьи о человеке, о котором в городе ходило множество разноречивых слухов, большинство их было положительных: дескать, он гоняет жуликов из магазинов, сам – чемпион области по гиревому спорту, не боится никого на свете и вдруг… Субботин еще раз внутренне похвалил себя: Сергей Спичкин – настоящая находка. Имея под рукой такого парня, можно копать золотые жилы.

– Наш благодетель – жулик чистейшей воды! – Сергей победоносно глянул на Субботина. Тот вроде бы не расслышал этой фразы, думал о чем-то своем. И действительно, Субботин все еще думал о Сергее. О том, что парень – козырная карта, он, словно губка, впитывает отрицательные факты, которые люди, боящиеся власть имущих, сообщают своему человеку, страдальцу за правду. Через такие рупоры, как Сергей Спичкин, в свое время можно будет вещать народу нужные идеи, ибо в России испокон веку любят юродивых, преследуемых и безвинно страдающих.

– И есть серьезные факты? Без фактов ты опять попадешь под валки.

– Я собрал с помощью честных людей страшные факты о новом виде жульничества этого, с позволения сказать, главного инженера. Пожалуй, об этом нет статьи в уголовном кодексе. Это – обкрадывание рационализаторов. Делает он все по шаблону, легко и изящно.

– Нельзя ли и тебе рассказать все проще?

– К Разинкову, как к главному инженеру, валом валят сталевары и разливщики со своими идеями, а он… как учует оригинальную мыслишку, мгновенно оценивает в уме выгоду от внедрения новшеств и… рубит в открытую: «Тебе, парень, такую новинку в одиночку не пробить, чиновники зажмут. Хочешь, давай действовать сообща, в соавторстве, тараном. Твоя идея, моя разработка и проталкивание». И новаторы, скрепя сердце, соглашаются на все. И вскоре приходят авторские свидетельства на двоих, отсюда и премиальные. Здорово?

– Ловок, шельма! – вырвалось у Субботина. Он поймал себя на мысли, что, имея такой компромат, можно самого Разинкова поставить на колени, заставить плясать под свою дудку.

– А если кто заартачится, так или с работы вылетишь, или премиальные крылышками помахают, отпуск получишь зимой, очередь на квартиру затеряется. – Сергей, словно конь, остановленный на скаку, замер. Не слишком ли много наболтал лишнего?

– Ты, Сергей, меня не опасайся, не выдам. – Субботин, чувствуя заминку собеседника, пришел ему на помощь. – А факты у тебя проверенные?

– Железные! Изобретательство – это еще «цветочки». О «ягодках» пока помолчим. С этой бы статьей не погореть. Разинков прослышал о «бомбе», ищет меня повсюду. То ли откупиться желает, то ли предупредить, то ли нанял кого с ножичком.

– Хочешь, поживи пока у меня, – неожиданно предложил хозяин квартиры. – Тут тишь, гладь да божья благодать. Ни одна стерва не сыщет.

– О, нет, нет! – замахал руками Сергей. – Вас подводить не стану, меня кореша укроют. А вы… Какая вам от моей исповеди корысть? За какие заслуги столько монет прислали? – насторожился Сергей. – Скоро долг не отдам, предупреждаю, сижу на мели.

– Внесем ясность, – Субботин придвинулся к журналисту вместе со стулом, – деньги эти прислал не я.

– Не вы? А кто же?

– Хозяин «общака». Там, в уголовке, тоже свои рыцарские правила есть. Материал ты подготовил, а напечатать пока не смог, но труд-то затратил. Вот они и оплатили. А я? Корысть моя состоит в том, чтобы со временем создать крутую книгу о нашей жизни, той самой, потаенной, повторить дядю Гиляя. Понял? Для крупнопланового романа нужны факты. Оригинальные, правдивые. – Субботин повернулся в сторону, протянул руку к красному ящичку, словно факир, извлек несколько машинописных листков, взмахнул перед носом Сергея. – Видишь, где твой материал о воровском «общаке», у меня.

– Ни хрена не понимаю! – затряс головой Сергей. – Я же материал в молодежной редакции оставил, а они сказали, что потеряли его, даже сотруднику выговор объявили.

– Испугались печатать, – пояснил Субботин, – пришлось мне материал выкупить. Копию я для тебя тоже сниму, позже. А пока… Пусть вылежится у меня. Кстати, ты можешь, для сохранности, все свои разоблачительные материалы, копии, естественно, хранить у меня, а можешь просто продавать. Твой товар – мои деньги. Для книги пригодятся добрые факты.

– А что? Над этим стоит подумать! – Сергею почему-то уже доводы Субботина показались убедительными.

– Люблю умных! – Субботин панибратски хлопнул Сергея по плечу. – Это в наши времена большая редкость. Ешь, пей досыта, как учил Хрущев Микита, и рассказывай все о своей, как ты считаешь, разнесчастной жизни. Будем сообща соображать, как ее лучше обустроить.

– Бабка Феклина нагадала мне: «Встретишь доброго человека, доверься ему». Я согласен покумекать! – опустил голову, чтобы Субботин не заметил на его глазах слез.

* * *

1983 г. Подмосковье.

Правительственные дачи в районе

Переделкино. Лето.

Генерал-майор внутренних войск, советник министра МВД СССР Илья Владимирович Ухтомский славился среди сотрудников многими качествами, весьма необычными для «мента» высокого ранга: был исключительно умен и находчив, обладал дипломатическими способностями, знал языки, умел найти самый короткий ход к сердцу не только подчиненного, но и начальства. И еще любил проводить остроумные розыгрыши. Поэтому, когда он вышел к гостям, которых пригласил на дачу, не в генеральском мундире и даже не в спортивном костюме, а в очень своеобразном наряде, гости, а их было около десятка, переглянулись. И хотя чужих тут не было, все же было странным и даже пугающим видеть шефа в таком виде: на голове Ухтомского красовалось нечто вроде треуголки с яркой восьмиконечной звездой, на голубом кителе, рядом с кармашком, были приколоты тоже странные знаки – мальтийский крест с камнем – бирюзой, крошечная корона с католическими письменами и еще какой-то знак, напоминающий по форме рыцарскую печать средневековья. Отвороты кителя и обшлага были ярко-красного цвета.

Вся эта демонстрация длилась не более двух-трех минут. Затем генерал Ухтомский ловко скинул и треуголку, и бутафорский китель и остался в спортивном заграничном костюме.

Зорким глазом он окинул своих гостей – среди приглашенных сегодня не было ни одного человека из МВД, зато на дачу прибыли под видом гостей созванные им агенты Ассоциации из центра России. Каждый из них давно врос в российскую жизнь, занимал в провинции различные должности, абсолютно ничем не выделяясь из общей среды. Их даже нельзя было назвать шпионами или привычными «агентами империалистических разведок», они умело маскировались, так что редко какая разведка могла даже догадаться о существовании чуждых людей в стране. Вполне понятно, что эти агенты не свалились с неба, большинство пришло в Ассоциацию по своим религиозным убеждениям, некоторые были завербованы, но все отлично обучены в сверхсекретных центрах Ассоциации. Словом, на этих людей генерал Ухтомский мог спокойно положиться, но… сейчас он заметил легкое замешательство в глазах большинства гостей, которые, очевидно, приняли выходку генерала за розыгрыш. Однако хозяин дачи был абсолютно серьезен.

– С вашего позволения, друзья-товарищи, – вкрадчиво проговорил генерал Ухтомский, стараясь подладиться под общий стиль, дабы не выделяться, не смущать собеседников, – я сяду во главе стола, а вы располагайтесь, где кому удобно. Прошу! – Подождав, пока гости рассядутся, генерал налил себе рюмку клюквенной наливки, этот напиток он предпочитал всем остальным. – Я очень, очень рад видеть вас у себя в доме. Каждый русский человек по мере возможности стремится на лоно природы. Как заведено в России, разговор начнем после второй рюмки, а первую я предлагаю выпить за здоровье всех присутствующих! За вас, друзья! – Генерал встал. Выпили стоя.

Ужин был в полном разгаре, играла неназойливая музыка, агенты беседовали друг с другом и вдруг… словно по команде, в воздух взвилось пламя костров. Субботин машинально пересчитал их, ровно девять, по числу собравшихся на даче – магическое число Ордена масонов. Все разом перестали жевать, как зачарованные смотрели на языки пламени, прорезающие черное небо Подмосковья. Субботину показалось, что время сместилось, что он наконец-то обрел свою настоящую, а не вымышленную фамилию, вернул титул, принадлежащий деду и прадеду, что сейчас находится он не на подмосковной даче, а в фамильном замке. Вот-вот ударят барабаны, еще сильней разгорятся ритуальные костры, на поляну бодрым шагом войдет сам император Павел – кумир российского масонства, а за ним свита. Ведь в России все началось так красиво и неповторимо! Субботин дословно помнил многое из записок современника Павла Николаевича Шильдера. Как это он вспоминал: «Павел, увидев измученных людей в запыленных каретах, послал узнать, кто приехал. Флигель-адъютант вскоре доложил, что рыцари святого Иоанна Иерусалимского просят гостеприимства. Павел давно был готов к знакомству с мальтийцами. Пустить их! – с радостью приказал он… Вскоре члены мальтийского ордена поднесли Павлу высокий титул протектора религии мальтийских рыцарей…»

– Товарищи! – Это внезапное обращение генерала Ухтомского заставило агентов вздрогнуть, насторожиться. – Прошу вашего внимания. – Лицо генерала, как всегда, лучилось доброжелательностью, это видели все в свете яркого фонаря над столом. – Я очень рад снова видеть вас. Надеюсь, мое генеральское звание вас не очень удивило. Мы в состоянии любого из вас сделать министром, если это будет нужно для общего дела. Итак, вряд ли нужно напоминать, что сейчас, как никогда, все заинтересованные секретные службы западных стран работают в Советском союзе, ибо не одни мы осведомлены о том, что великая держава – объект нашего приложения – стоит на пороге коренных перемен. Это реальная необходимость, исторический процесс, но наша Ассоциация только разворачивает свои боевые порядки, понимая, что всему свое время. Сейчас мы подобны морскому прибою, который методично, изо дня в день, год за годом, бьет в одни и те же скалы, постепенно расшатывая их. Перед тем, как вам разъехаться в регионы, получите новые, более подробные инструкции, но сначала я побеседую с каждым из вас, друзья мои, с глазу на глаз.

…Агент № 29 Павел Эдуардович Субботин всегда чувствовал себя независимым, не лебезил перед высшим начальством, памятуя, что люди на планете Земля все равны, тот, кто господин на этом свете, может быть рабом в новой жизни. Оставшись наедине с одним из лидеров всемогущей Ассоциации, Субботин внезапно почувствовал некоторую робость: видимо, обстановка способствовала этому. Они встретились в полутемной мансарде, скорее всего нежилой. В углу поскрипывал сверчок, по потолку метались уродливые тени от качающегося во дворе фонаря. Ухтомский сел в старое кресло в самом углу, скрыв лицо.

– Тут, наверное, водятся летучие мыши – заметил Субботин, пытаясь перевести предстоящий разговор на доверительный тон. Однако генерал не принял предложения.

– Прошу вас коротко доложить о ситуации в регионе. Слушаю. – Придвинул к себе записывающее устройство, щелкнул рычажком, неслышно поползла узкая диктофонная лента.

– Можно и доложить, – кашлянул Субботин, прочищая горло, которое сильно запершило. – Как вам известно, в центрально-черноземном регионе России обосновался прочно, получил двухкомнатную квартиру, легенда о моем писательстве принята всеми на веру. Внедрение в среду также прошло на удивление гладко. – Субботин помолчал, ожидая вопроса о главной акции, которую ему удалось провести блестяще, за что получил личную благодарность из Америки, от сэра Генри, но Ухтомский словно забыл о взрыве в конвертерном комплексе, а может, делал вид, что вообще не имеет к акции никакого отношения.

– Продолжайте! Я слушаю.

– Надеюсь, вам известно о взрыве в кислородно-конвертерном комплексе Старососненского комбината? – Субботин решил не играть в скромность и благородство.

– В самых общих чертах. – Ухтомский передернул плечами: «Этот Субботин и впрямь ведет себя слишком независимо, – подумал он, – вместо почтительного доклада напористый тон».

– Известие о взрыве на уникальном комплексе России произвело сенсацию в металлургическом мире, – позволил себе напомнить Субботин.

– История и Лидеры вас не забудут! – полушутя проговорил генерал.

Когда дело дошло до описания преступной деятельности директора завода «Пневматика»

Петра Кирыча Щелочихина, Ухтомский забеспокоился. Перекрутив назад пленку, вторично прослушал запись. Затем придвинув старое кресло к стулу Субботина, тихо сказал:

– Павел Эдуардович! Поймите мой особый интерес к этой персоне, ибо, во-первых, мы с вами говорили о роли Старососенска как центра черной металлургии России, помните, когда я был у вас в гостях; во-вторых, – Ухтомский пошевелил полными, как у женщины, губами, – во-вторых… Николай Анисимович Щелоков, мой непосредственный начальник, и ваш директор «Пневматики» Щелочихин – родственники, связанные не только дружбой, но и кое-чем посерьезней. Мы делаем особую ставку не только на вышеназванного высшего чина, но и на Щелочихина. Посему прошу ставить нас в известность обо всем, чем занимается ваш подопечный в Старососенске, а во время его наездов в Москву мы возьмем его под свой контроль. Скажу откровенно, мне тяжело опекать министра, но… наше досье постепенно пополняется. Надеюсь, вы меня поняли. Благодарю вас за полезную деятельность, продолжайте в том же духе. Когда отбываете домой?

– Завтра. Билет уже заказан. Отправление в 20 часов 30 минут.

– Хорошо. Моя машина отвезет вас, – Ухтомский протянул руку Субботину, агент № 29 с чувством пожал ее…

* * *

Полковник Ачкасов на сей раз был удивительно хладнокровен и терпим. Обычно он набрасывался на подчиненных с громкой бранью, а тут… Капитан Андрейченко стоял переминаясь с ноги на ногу, ждал, когда начальник областного управления соизволит поднять глаза и удостоит вниманием. Андрейченко догадывался о причине вызова на «ковер».

– Ну, Шерлок Холмс, – начал Ачкасов, – рассказывай все по порядку.

– Сказки, что ли?

– Валяй сказки. Да ты садись, садись! Я тебя еще не раз поставлю. Итак… Я весь внимание!

– Вы, наверное, про «малину», которую на той неделе накрыли? – бросил пробный камень Андрейченко. Он знал, что генерал уважал его за профессионализм, за цепкость, порой баловал, но звание повышать не собирался. «Малина» была его гордостью, ее он лично разведал, выследил жуликов, взял с поличным.

– Дурнем-то не притворяйся! – повысил голос Ачкасов. – Навел шороху на все министерство! Почему со мной не согласовал докладную?

– Так то была личная инициатива, – попробовал улыбнуться капитан. Но Ачкасов не принял шутки, сказал угрожающе-холодно:

– Мне звонил зам министра, по-приятельски поведал, как из-за твоей чумной записки едва не передрались МВД и КГБ. Какие имел основания, а? Хрен тебе теперь, а не майорское звание!

– Товарищ полковник, – Андрейченко уразумел: крепкой головомойки-то не предвидится, это настроило на более спокойный лад, – вы будете смеяться, но мое чутье подсказывает: в нашем городе появился шпион, проанализировав ситуацию, я понял – шпион-вербовщик.

– Поясни, пожалуйста, два обстоятельства, – сурово нахмурился Ачкасов, – откуда взялся шпион? И почему ты его хочешь поймать? Разве милиция ловит шпионов? – Ачкасов сегодня не узнавал себя: пыжился, хмурился, а выходило – пшик. Верно оттого, что завтра, в субботу, предстояли «именины» на даче у Петра Кирыча – директора завода «Пневматика». «Именины» обычно повторялись ежемесячно, все приятели с охотой приезжали в заповедные места, где Кирыч «давал пир горой». Начальство позволяло себе расслабляться. И еще Ачкасову нравилось бывать у Кирыча потому, что по заведенному директором обычаю, каждому гостю обязательно вручали презент, да не коробку духов, а нечто посущественней. В прошлые «именины» Петр Кирыч удивил гостей, подарив каждому пневматическую машинку для стрижки газонов, разработанную и выпущенную на «Пневматике».

– Товарищ полковник, – капитан Андрейченко встал, – я, вы знаете, обожаю негласное наблюдение, самолично веду объект, никому не доверяя, а тут… словом, данные были, помните, покушение на инженера Русича. Засек я одного хмыря, между прочим, на заводе «Пневматика» работал, а потом разом уволился, исчез. Я предлагал всесоюзный розыск, надо мной посмеялись.

– Больно длинная история, – нервно задвигался Ачкасов, услышав, что дело связано с «Пневматикой», – короче можно?

– Вполне. Засек я человечка, похожего по приметам на бывшего завскладом «Пневматики», потянулся за ним. И куда ниточка привела? На квартиру писателя Субботина. Дальше – больше. Оказалось, что Субботин и Пантюхин, так звали подозреваемого, живут на одной лестничной клетке, часто общаются с уголовным элементом.

– Шпионы? – фыркнул Ачкасов. – Ведут аэрофотосъемку общественной уборной на площади?

– Зря подкалываете, товарищ полковник! – Капитан был еще очень молод, щеки его вспыхнули от волнения. – «Приклеился» я к Субботину, проследил по часам и минутам его маршруты. И установил…

– Погоди, погоди, капитан, – поднял руку Ачкасов, – выходит, ты вообще на работе не бывал, выходит, основное дело завалил? Как же успел следить за одним, за другим?

– А мы ученые, – не смутился капитан, – зачем глаза мозолить? Для этой цели, вы сами нас учили, есть нештатные сотрудники, помощники, глаза и уши, соглядатаи, «черные глаза», филеры, фискалы…

– Ну, балаболка! – Ачкасов начинал сердиться всерьез, представляя, какую околесицу понаписал этот «Шерлок Холмс» в министерство. Остановить. – Скоро переаттестацию проходить будешь, там наговоришься. Короче. Что установил в итоге?

– Субботин причастен к взрыву на конвертерном! – выпалил Андрейченко.

– Эк, куда тебя заносит! – вскочил Ачкасов, выведенный из терпения этим, по его мнению, горе-сыщиком. – Ура! Раскрыл шпионское гнездо! Телеграмму в Москву отбил: «Заговор! Я знаю, кто взорвал комплекс!» Слушай меня внимательно, капитан: оставь свои поиски. Это – приказ! Пантюхина в городе нет! А если вдруг встретишь, пройди мимо. Понял?

– Никак нет!

– Увидишь, сообщай лично мне. И точка! За ним у нас давно «привязка» имеется, а ты спецам не мешай! Да и нет теперь в городе Пантюхина. И баба его переехала на Украину. Иди! И в следующий раз посмей только без моего ведома сунуться в Москву, в порошок сотру. Понял?

– Никак нет!

– Иди, умник! Пораскинь мозгой на досуге обо всем, что здесь услышал, филер, фискал, соглядатай!..

Проследив за капитаном, Ачкасов, чувствуя, как портится настроение, набрал номер телефона Петра Кирыча.

– Привет, Кирыч! Завтра «именины» не отменяются?.. Что? Пантюхин разве в городе?.. Нет? Ну, то-то же… Да, Холмс тут у меня доморощенный, копает под Пантюхина, под писателя Субботина. Ты знаешь хорошо этого писаку? Тогда, у тебя на даче, он мне не приглянулся… Что? Щелокова? Да не может быть! Выходит, Субботин связан с министерскими верхами? Ну и дела. Может, особое задание выполняет?.. Лады, завтра на речке потолкуем. Ну, будь здоров!

Повесив трубку на рычажок, Ачкасов задумался. За двадцать три года работы в милиции насмотрелся на всякие штучки, но сегодня интуиция взбунтовалась, твердила вопреки логике, что он впутался в худую историю. Этот капитан – цепкий и умный малый. Надобно, на всякий случай, вручить ему нераскрытое убийство завмага Птичкина, пусть покрутится до времени. А то… жизнь рассейская, как ни раскидывай бобы, все время смахивает на кукиш.

И этот Субботин. Подозрительная личность. Нигде не служит, всюду сует свой греческий нос. И впрямь, какая связь у него с Пантюхой? «Ладно, ладно, – утешал себя, – улик против них не имеется, проявлять инициативу глупо. Да из-за Пантюхина ссориться с Петром Кирычем негоже». Полковник Ачкасов попытался отрешиться от тревожных мыслей, стал представлять, как завтра будет расслабляться, как припугнет Петра Кирыча…

Вызов международной станции редко приносил удовлетворение. Из министерства сплошным потоком шли инструкции, срочные указания, «втыки». Предчувствуя недоброе, полковник Ачкасов снял трубку прямого телефона с министерством, доложил, как положено. Звонил Ухтомский – «серый кардинал», как за глаза звали его милицейские чины.

– Исполняющий обязанности министра в среду собирает начальников управлений, – сухо начал Ухтомский, – вас хочу по-дружески предупредить: подготовьте подробный отчет о фальсификационной докладной записке некоего капитана Андрейченко. Нужно во всем знать меру Подумать только, бросить тень на сотрудничество КГБ и МВД. Гений сыска! И еще. Прошу вас подготовиться к переаттестации. Новое начальство решило проверить политический и профессиональный багаж. Есть проблемы? Просьбы?

– Я неважно себя чувствую, товарищ Ухтомский, – давление скачет. Перепады. Нельзя ли не прибывать на общее совещание по состоянию здоровья? Да и с докладной не управлюсь.

– Хорошо, я попробую спустить ваше дело на тормозах, но… В подобных случаях прошу связываться напрямую со мной. Договорились?

– Так точно! Отныне я ваш должник!

– Принято, – уже любезным тоном проговорил Ухтомский. – Люблю иметь должников. До встречи!..

* * *

Звонок был поздним. Петр Кирыч, недовольно ворча, сполз с кровати, готовясь отчитать человека на другом конце провода. «Не могут дождаться до утра. Если и авария случилась, я что им, Бог?»

– Просили передать: во вторник надобно кинуть якорек в Елецком доме престарелых! – Голос был совершенно незнаком.

– Кто говорит?

– Дед пихто! Дружок ждет. Сам знаешь, кто! – Трубка была брошена.

Петр Кирыч открыл холодильник, достал бутылку «Нарзана», налил стакан, выпил. И задумался. «Конечно, это меня вызывает „дружок“, но зачем? Неужели случилось? Неужто менты напали на след?» – с такими мыслями и лег в постель, долго ворочался, припоминая воркутинский лагерь, верного дружка, который «капал» ему на вожаков, предупреждал о побегах. Сначала они были «братанами», выручали друг друга, потом сделались тайными «корешами». «Дружка» он вытащил из лагеря, устроил к себе на «Пневматику», чтобы был всегда под рукой. И вот… таинственный звонок…

Во вторник, рано утром, Петр Кирыч выехал а Залесск. Накануне побывал в прокуратуре, прощупал знакомых следователей: не слышно ли чего? Ему повезло. Едва завел разговор о залесском доме престарелых, как прокурор стал рассказывать о том, что оттуда идут косяком жалобы: рядом со стариками – ветеранами войны селят рецидивистов. «Я собираюсь по делам службы в Елецк, – закинул удочку Петр Кирыч, – может, проверить жалобы?» «Сделай одолжение!» – обрадовался прокурор. Вот и пришлось совмещать приятное с полезным.

Почти два часа ехали они от Старососненска до Елецка. Вокруг стояла мирная тишина. Казалось, все дышит покоем – паслись на лугу коровы, в лесопосадках, вдоль дороги, мелькали платья женщин, собирающих грибы. И когда автомашина остановилась возле дверей интерната для престарелых, Петр Кирыч вышел из машины, огляделся по сторонам: двухэтажное здание барачного типа тянулось метров на сто. Тыльной стороной здание почти упиралось в ворота старого кладбища с покосившимися крестами. По двору ковыляли старухи с костылями и палками. Его внимание остановила надпись на стене дома, сделанная красной броской краской: «Отель Корона». «Ничего себе отель, – усмехнулся Петр Кирыч, – не дай Бог на старости лет оказаться здесь, рядом с кладбищем. Будто нарочно все подстроено – с койки и за ограду, на вечный покой».

Завидя автомашину у ворот, из дверей выплыла директриса заведения – женщина неимоверных размеров, в необъятной кофте, небрежно накрашенная.

– Здравствуйте! – она протянула Петру Кирычу пухлую руку, унизанную кольцами. – Я – Анна Ивановна, здешняя хранительница очага, – велеречиво представилась она. – С кем, извините, имею честь?

– Петр Кирыч Щелочихин, – представился гость, – депутат, член комиссии по надзору за органами милиции и прокуратуры.

– Очень приятно видеть вас у себя, – продолжала директриса, то и дело поглядывая по сторонам, – давно нужно навести порядок в нашем интернате. Он, понимаете, скорее напоминает лагерь, чем дом призрения.

Петр Кирыч хотел было сразу спросить, почему здание столь плачевно выглядит – обшарпано, запущено, но в этот момент к дверям интерната подкатил «воронок». Два дюжих милиционера вывели из зарешеченной машины нестарого на вид человека с бритой головой. Он, по привычке, заложил руки за спину.

– Гражданин, – обидчиво поджала губы Анна Ивановна, – руки можно держать вольно, авось вы не в лагере.

– Благодарствую! – скривился бритоголовый. – Напомнили!

– Это твоя начальница теперь, запомни, Коршиков! – строго предупредил один из милиционеров и подал директрисе папку с казенным номером. – Прошу расписаться, – улыбнулся добродушно. – Теперь хоть лагерное начальство вздохнет спокойно. Коршиков-то у нас – герой: 12 судимостей за спиной, три побега.

– Отбегался, – мрачно проговорил недавний зек, – отдохнуть пора. – Повернулся к Анне Ивановне: – Учти, гражданка начальница, мне нужна палата на солнечной стороне, соскучился я по солнышку.

– Да погоди ты! – сердито отмахнулась Анна Ивановна. – Не видишь, из прокуратуры гость у меня. Отойди в сторонку, злыдень, дай поговорить, у тебя времени много.

– Анна Ивановна, – неожиданно предложил Петр Кирыч, – вы размещайте гражданина, а я следом пройду, погляжу, как это делается…

Коршикова привели на второй этаж, где размещались, в основном, инвалиды войны и труда и старые коммунисты, чей партийный стаж превышал полсотни лет. Комната была на двух человек, светлая, с телевизором. Навстречу поднялся обитатель палаты, накинул на плечи пиджак с рядами орденских планок, вежливо спросил:

– Ко мне?

– К тебе, товарищ Власиков.

– Откуда будете, товарищ?

– Брянский волк тебе товарищ! – беззлобно огрызнулся Коршиков. – Я прибыл из «пятерки». Знаешь такую тюрягу строгого режима? – и, не дожидаясь ответа, брякнулся прямо в пиджаке и ботинках на свежезастланную постель. – Телик есть, питание, вижу, четырехразовое. Порядок! «Отель Корона»! – и смачно плюнул на пол…

Петр Кирыч, погасив нервную вспышку, предложил директрисе осмотреть интернат, а затем ввести его в курс дела. Оказалось, что в доме-интернате проживает 67 участников и инвалидов войны и около 70 бывших рецидивистов и поднадзорных лиц, между которыми идет борьба не на жизнь, а на смерть за выживание. Уголовники, конечно, посильней фронтовиков будут. Они и наводят в интернате свои порядки – с «паханами», с «шестерками», с круговой порукой, физической расправой и травлей неугодных.

– У меня, признаюсь, голова идет кругом, – доверительно сказал Петр Кирыч, – как можно держать вместе заслуженных людей и этих…

– По закону, товарищ Щелочихин.

Анна Ивановна протянула ему лист бумаги, Петр Кирыч прочел: «Согласно закону от 12 марта 1970 года, одинокие нетрудоспособные лица, освобождающиеся из мест заключения, направляются по их просьбе в дома-интернаты для престарелых».

– Самое удивительное, – продолжала с воодушевлением Анна Ивановна, – что оформиться к нам ветерану войны или труда куда труднее, чем бывшим зекам, годами собирают документы, а блатари вообще ничего не предпринимают. Их делами занимается МВД. Вышедшим на свободу только и остается взять на себя труд переехать из камеры в интернат для престарелых.

Петр Кирыч слушал Анну Ивановну, а сам думал о том, каким же образом найдет его «дружок». Хорошо бы встретиться за воротами.

Без стука распахнулась плохо выкрашенная дверь кабинета директора. Вошел, опираясь на костыль, седой старик. Из глаз его бежали слезы.

– Ну, что там еще случилось, Сундеев? – недовольно спросила Анна Ивановна.

– Удостоверение участника войны у меня выкрали, – с надрывом произнес старик, – говорят, сожгли. Пенсию я им не отдал и…

Перед отъездом Петр Кирыч попросил директора интерната для престарелых оставить его одного, чтобы спокойно побеседовать с ветеранами и уголовниками. Рассчитал правильно: это позволит обойти палаты, нет сомнения, что Пантюхин тоже его ищет. Так оно и получилось. В коридоре к Петру Кирычу как-то бочком подкатился бывший уголовник:

– Гражданин начальник! Валяй в пятнадцатую комнату!

Пантюхин заулыбался, увидя Щелочихина, полез было обниматься, но Петр Кирыч сурово охладил его пыл:

– Не дергайся! Запри комнату! Пантюхин выглядел отлично – посвежел, поправился, от него пахло крепким одеколоном. Он запер дверь на защелку, присел к столу, с вожделением глядя на портфель Петра Кирыча.

Щелочихин догадался, вынул бутылку водки, протянул Пантюхину.

– Благодарствую, начальничек! Это по-нашенски.

– Зачем голосок подал? – строго спросил Петр Кирыч.

– А ты не строжься! – ехидно заулыбался уголовник. – Гляди, начальничек, можа скоро сам в тюрягу загремишь.

– Чего ты несешь? – вспылил Петр Кирыч. – Разбаловался тут, могу ведь и дельце пришить. Говори быстрей, зачем звал? У меня времени в обрез.

– Кирыч, дай-ка мне тысчонку, позарез нужно. Бабенку одну приискал, вот и…

Ну, знаешь ли, Пантюха, это уже через край. Да я тебя завтра же загоню к чертям на кулички!

– Не спеши! – Пантюхин сел на кровать, не в силах был скрыть злорадную ухмылку. – Весточку мне дружок притаранил из столицы, про дорогого твово дядюшку. Тюрьма все ведает.

– Не тяни резину! – Петр Кирыч почувствовал смутную тревогу. Отлично понимал: осторожный, как старый лис, Пантюхин вряд ли дал бы знак ему, не будь на то серьезных оснований. И обычная блатная «разгонка» перед серьезным разговором тоже была напряженной, хотя Пантюхин и напускал на рожу безразличное выражение.

– Слушай, Кирыч, – Пантюхин наклонился к самому уху Петра Кирыча, горячо зашептал: – Дядька твой того… пулю себе в висок пустил.

– Что? – ужаснулся Петр Кирыч, огнем полоснуло в груди. – Ты мне горбатого не лепи, а то…

– Не то, не то, – передразнил Пантюхин, – напугался, упрятал меня сюда, среди этих старперов.

– А что было делать? После твоего «подкола» этого бесноватого Русича могли и замести, а тут… еще малость отсидишься и возвернешься, начальником поставлю.

– Как это, начальником? – заинтересовался Пантюхин. – Был в бегах и… в начальники?

– Петр Кирыч – не дурак, – состроил гримасу, – я тебя, дурня, формально в длительную командировку отправил, на учебу.

– Умно! – одобрил Пантюхин. – Ценю. И за это сейчас сам «голосок» услышишь. – Обернулся к двери: – Пупс, заходи!

Ухмыляясь, вошел человек – бородка клинышком, лицо умное, протянул руку Петру Кирычу, сильно жать не стал, как обычно делают «авторитеты», пробормотал какое-то имя.

– Подтверди гражданину начальнику «голосок»! – Приказал Пантюхин. – А ты, начальник, верь. Мы с Пупсом, почитай, лет пятнадцать дружны, про тебя тоже он ведает, посему и прикатил из столицы.