Текст книги "Черный передел. Книга I"

Автор книги: Анатолий Баюканский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Пантюхин ушел домой около двух часов ночи. Он то впадал в крайность – плакал, уткнувшись лицом в грудь Субботина, то подозрительно оглядывал комнату чужими глазами, будто силился обнаружить нечто опасное. Из его бессвязного рассказа Субботин заключил многое: без сомнения, за плечами соседа бурное уголовное прошлое, которое какими-то незримыми нитями связано с директором «Пневматики», с элегантной Ниной Александровной, с армянскими теневиками и еще бог знает с кем. Словом, крючок был заброшен и оставалось ждать, когда сосед окончательно заглотнет его. Субботин чувствовал, что за всем этим банальным делом кроется нечто очень и очень существенное. В любом случае он абсолютно ничего не терял.

Проводив соседа, Субботин прослушал магнитофонную запись, которая велась все это время, отложил микропленку в сторону, облился холодной водой до пояса и лег спать. Заснул мгновенно, как спят безмятежные дети…

* * *

Московские сыщики, возглавляемые теперь уже генералом Ухтомским и подполковником Зытиным, занятые делом «диспетчера» – организатора заказных убийств, подключили к раскрутке не только милицию городка, но и области. В Москве этому делу придавали особое значение. Ухтомскому звонил заместитель министра по поручению Николая Анисимовича Щелокова, передал «добро» на любые действия, которые Ухтомский сочтет нужными. Напомнил, что еще никому не удавалось взять живым «диспетчера». До сих пор этот малоизвестный клан заказных убийц оставался «белым пятном» в истории криминалистики. Попутно заместитель министра сообщил Ухтомскому, что в Свердловске на днях убит депутат горсовета, курировавший органы милиции и прокуратуры. Почерк явно походил на заказное убийство. Некто выстрелил в затылок депутату, видимо, из карабина с автоматическим прицелом. Даже в ЦК КПСС обеспокоены этим случаем. Посему командировка московских сыщиков продляется до завершения дела.

Ухтомский, Зытин и начальник угро Сичкин, – плечистый майор, внешне схожий со штангистом полутяжелого веса, встретились на конспиративной квартире на окраине города. Хозяйка квартиры была старушкой понятливой, когда-то ее муж служил в секретных осведомителях, но об этой связи так никто в городе и не узнал. На столе дымился старинный самовар, на тарелках грудой лежали домашние пирожки с капустой, варенье разных видов – черничное, малиновое и еще какое-то. Старушка деликатно удалилась, предоставив сыщикам спокойно заниматься своим делом. Однако им было нынче не до чаепития. Подполковник Зытин сегодня был неузнаваем, походил на охотника, преследующего добычу. Разложив на столе ровно нарезанные листки бумаги, он сделал непроницаемо серьезное лицо. По всему было видно, что на сей раз подполковнику было чем похвастаться.

– Прошу, докладывайте! – тихо проговорил Ухтомский. Ему уже до чертиков надоел этот городок, где каждое лицо было знакомо. Порой казалось, что тут все до мелочей известно каждому, любой их шаг просматривался теми, кто опасался их приезда.

– Итак, товарищи, – Зытин выпрямился во весь свой громадный рост, – прошли еще сутки. Они дали очень немногое, но… ручеек тоже начинается с первых капель. Интересующий нас человек живет с племянником, парень работает на «Скорой помощи». Характеристики на племянника самые положительные: не пьет, не курит, не колется, дисциплинирован, любые указания начальства выполняет безукоризненно.

Является редактором стенгазеты. Словом, положительный образ героя нашего времени.

– Что ж, – вставил генерал Ухтомский, – в принципе «диспетчером» может быть и он. Сия категория уголовников слишком умна, чтобы рисковать жизнью. Обычно «диспетчеры» – самые идеальные в быту люди. Словом, сбрасывать со счетов племянника не будем. Прошу дальше.

– Подозреваемая номер два – соседка фельдшера по фамилии Дмитриенко. Именно она часто звонит сыну на Украину. Причем любопытно, что сын ее разговаривает с матерью не из одного города, а меняет адреса. Есть звонки из Одессы, есть из Кременчуга, из Днепропетровска и Жданова. Якобы из деликатности хозяин квартиры на время разговора оставляет Дмитриенко одну в комнате, уходит прогуляться. В этом, конечно, нет ничего предосудительного, но… в известные нам сроки местный абонент имел короткий разговор с Одессой.

– Странно, странно… – Ухтомский пощипал себя за подбородок. – Неужели старичок тоже имеет отношение к «диспетчерской связи»? А если вся наша версия строится на песке?

– Мне тоже кажется, что мы идем по ложному следу, – вставил хмурый майор. – У нас все люди на виду.

– Пока я ничего определенного сказать не в состоянии. – Зытин, конечно, лукавил. Он мог бы высказать довольно точное предположение, но спешить не стал. Слишком высока была ставка. – Завтра, товарищи, мы будем иметь у себя голоса племянника, Дмитриенко, самого Ивана Кузьмича. Возможно, что Жора-фарцовщик сумеет по голосу выделить «диспетчера» – слишком разные у них тембры.

– Наблюдение за квартирой круглосуточное? – поинтересовался Ухтомский. Хотя он и числился старшим розыскной группы, но все дело, в сущности, вел Зытин.

– Так точно! И еще. Все разговоры с этим номером прослушиваются. Боюсь только, что в городке все это является секретом полишинеля. Что знают трое, то знает и свинья. Но… – Зытин картинно развел руками. – А у вас, товарищ генерал, какие новости? – Подполковник с трудом скрыл иронию. Вот будет потеха, когда он расскажет в Москве, в своем отделе, как ему «помогал» ловить «диспетчера» лично советник министра.

– Я два часа назад наконец-то получил краткое досье на Ивана Кузьмича Зелепукина. – Ухтомский был абсолютно спокоен, ни один мускул не дрогнул на его всегда гладко выбритом лице.

– И вы напустились на бедного ветерана, – недовольно вставил начальник местного угро. – Нельзя же искать козла отпущения. Этот человек чист, он часто выступает перед молодежью с воспоминаниями о войне.

– Товарищ майор, – холодно проговорил Ухтомский, – я никогда никого не подозреваю без достаточных оснований. Просто привык проверять то, что кажется подозрительным. Итак, Зелепукин Иван Кузьмич, родился в 1924 году в городе Кременчуге, в семье заводского инженера. Работал бухгалтером после окончания кратких курсов. Ни в чем предосудительном замечен не был. На фронт пошел добровольно после освобождения Кременчуга от немецко-фашистских оккупантов. По сведениям горвоенкомата, был дважды ранен: в левую руку, перебито сухожилие, в голень правой ноги, однако после госпиталя возвратился в часть. Принимал участие в войне с Японией. Демобилизовался на острове Сахалине, где стал работать учетчиком в рыболовецкой артели. В городе Холмске вышел на пенсию. И вскоре по настоянию врачей выехал на материк, к племяннику, в город Буй, где, как вам известно, и проживает в настоящее время. Имеет правительственные награды: орден Красного Знамени за бои в Померании, медали «За отвагу» и «За победу над Германией».

– Я же вам говорил, старик Кузьмич чист как стеклышко! – обрадованно воскликнул начальник угро и обвел глазами комнату, как бы говоря: видите, какие у нас кристально чистые люди! Это вам не столица.

– Что ж, информация любопытная! – Подполковник Зытин всем своим видом игнорировал сказанное Ухтомским. Ему стоило большого труда, чтобы злорадно не рассмеяться. – Выходит, одним подозреваемым стало меньше, следовательно, поиски облегчаются. У меня есть предложение…

– Одну минуточку, подполковник, – мягко укорил Ухтомский, – не очень вежливо перебивать старшего. Я еще не закончил. – Ухтомский отлично понимал Зытина, однако не осуждал его – людям свойственно заблуждаться. Подполковнику все казалось проще простого: виновен – невиновен. Наверное, он в душе не верил, что «диспетчер» может быть пойман. Да еще в таком крошечном городке, как Буй.

– Извините, я вас внимательно слушаю! – Зытин покосился на майора, как бы призывая его в сообщники: мол, чего еще можно узнать из откровений этого новоиспеченного генерала?

– Легче легкого, получив сведения, положить их в папку, начертать резолюцию: «В архив!» Однако я решил все перепроверить. Направил по спецсвязи запрос в Кременчуг, в горвоенкомат, в УВД и КГБ.

– И что же они?

– Все подтвердилось. – Ухтомский лукаво улыбнулся. – Все, за исключением одного факта. А именно: Иван Кузьмич Зелепукин, кавалер вышеперечисленных наград, погиб в бою под местечком Ровеньки в марте 1945 года. – Ухтомский больше не мог скрывать удовлетворения. Он положил ладонь на блокнот и торжествующе глянул на подполковника.

– Что вы говорите? Погиб в 1945 году? – вскинулся начальник угро. – Чепуха на постном масле. Кто же тогда проживает в квартире № 27? Сплошные ребусы. Нет, тут что-то не то. – Майор затряс кудлатой головой, явно не желая принимать всерьез слова этого моложавого московского генерала.

Подполковник Зытин также напрягся, склонился над столом, пытаясь заглянуть в бумаги генерала.

– Неужели человек, выдающий себя за ветерана войны, может иметь отношение к «мокрым» делам? – наконец спросил он у генерала Ухтомского. – А сведения достоверные?

– Сейчас местные товарищи из Комитета госбезопасности уточняют некоторые детали. – Ухтомский вновь был деловит и серьезен, никакого торжества, улыбки превосходства невозможно было заметить на его лице.

– Слишком все странно, – заметил Зытин, – и орден, и ранения.

– Кстати, о награде. Тут тоже немало загадочного. – Ухтомский, казалось, приберег еще одну ударную новость. – Погибший в 1945 году Иван Зелепукин был награжден орденом Славы III степени, а упомянутый выше орден Боевого Красного Знамени, согласно номеру, принадлежал погибшему в том же бою рядовому Сызранцеву.

– Ну и дела, – протянул начальник местного угро. – Сколько здесь служу, а о таковом не слыхивал, поди, и в Москве подобное редкость. У нас же тут под боком… Выходит, жил Кузьмич под чужой фамилией? Я же сто раз с ним встречался, руку жал. У него еще силища в руке огромная, бывало, на соревнованиях любому молодому руку согнет.

– А какой рукой он обычно боролся? – спросил Ухтомский. – Правой?

– О, у Ивана Кузьмича обе руки, как рычаги стальные! – оживился майор. – Правой и левой одинаково борол всех.

– А ведь по документам левая рука у него перебита, порвано сухожилие, – с готовностью подхватил Ухтомский, – плетью должна левая у него висеть. Так-то!

– Каков план дальнейших действий? – вполне серьезно спросил Ухтомского Зытин. Он сразу же потерял уверенность, дивился в душе, как этот Ухтомский, чернильная душа, сумел все так быстро разнюхать. Подключил Комитет госбезопасности, военкоматы. – Это уже политикой припахивает, а мы… искали рубль, а наткнулись на червонец. Может, передадим дело в КГБ? – вопросительно глянул он на Ухтомского.

– Чтобы рассеять некоторый туман, – как ни в чем не бывало продолжал Ухтомский, – считаю своим долгом пояснить предпринятые меры. Честно говоря, сам не ожидал столь мощного обвала событий, снежного кома, что родился из, казалось бы, обычной истории. Вы же сами, товарищ подполковник, предложили каждому из нас заняться разработкой личной версии. – Ухтомский возвращал Зытину всю его иронию, однако делал это без злорадства, просто ставил подполковника на свое место. – Опуская детали, сообщаю, что мне многое казалось крайне подозрительным в этой истории. А когда удалось услышать разговор в квартире мнимого Зелепукина, то… Хотя, честно сказать, все можно было спокойно пропустить мимо ушей. Разговор был обычный, бытовой, однако преступника подвела маленькая деталь. Словом, сыграл свою роль и счастливый случай. Будь на моем месте иной сотрудник, все сошло бы для Зелепукина гладко.

– Товарищ генерал, – чуть не взмолился майор, – не томите душу. Что это за такая загадочная деталь?

– Вы, наверное, не знаете, что я долгое время проработал во Франции, достаточно хорошо знаю язык. Так вот, после ухода племянника мнимый Зелепукин, этот фронтовик, ветеран войны, начал нервно расхаживать по комнате и тихо напевать один старый мотивчик, который я неожиданно вспомнил. Эта песенка была очень модной у французских коллаборационистов. Я удивился, откуда бывший солдат знает фашистскую мелодию?

– И вы обратились в органы госбезопасности? – высказал предположение Зытин.

– Угадали. Завтра утром из Москвы прибывает следователь по особо важным делам КГБ, он занимается розыском военных преступников, совершивших злодеяния. Будем надеяться, что у него найдутся данные о человеке, на которого мы с вами так нечаянно вышли. И тогда… А пока я хотел бы попросить всех вас, товарищи, никуда из этой квартиры не отлучаться, ни на одну минуту.

– Ну, товарищ генерал, поздравляю! – Подполковник Зытин перегнулся через стол, подал руку Ухтомскому. – Утерли вы мне нос, признаю. А я худо подумал о ваших способностях, урок получил на будущее.

– Ничего, бывает, – вполне добродушно ответил Ухтомский, подумав про себя: «Поэтому вы все еще в подполковниках ходите, дорогой товарищ».

– А как же все-таки быть с «диспетчером»? – поинтересовался майор. – Закрываем дело? Странно, чего только не бывает в нашей жизни: ловили кукушку, а наткнулись на ястреба.

– Трудно сказать, кто из них кукушка, а кто ястреб, – загадочно улыбнулся Ухтомский. – Скоро все прояснится, главное – терпение и… – Он приложил указательный палец к губам. – Выдержка и… молчок.

– А племянничек? – Зытин не поднимал глаз, что-то черкал в своем большом блокноте.

– Друзья! – обезоруживающе улыбнулся Ухтомский. – Не будем до поры гнать лошадей. Предлагаю устроить чаепитие. Кто «за»?

– Не знаю, как вы, – простодушный майор словно ждал этого разговора, порылся в своем объемистом портфеле и выставил на стол бутылку коньяка, – а я с удовольствием бы пригубил этого огненного напитка…

* * *

На следующий день утренним поездом Москва – Пермь прибыл майор госбезопасности. А уже через два часа все четверо начали планировать завершающий этап операции.

Мнимого ветерана войны Ивана Кузьмича Зелепукина арестовали на следующий день, поздним вечером, чтобы не собирать любопытных зевак. Племянника вызвали на дежурство вне очереди, главный врач «Скорой», по просьбе московских товарищей, объяснила племяннику, что заболел его сменщик.

Соседка Кузьмича Дмитриенко, та самая, что часто названивала сыну на Украину, согласно плану, подошла к двери Ивана Кузьмича, постучала.

– Кто там? – поинтересовался хозяин.

– Я, соседка, Иван Кузьмич, мне нужно позарез позвонить сестре.

Хозяин узнал соседку, отворил дверь и, ничего не понимая, шагнул назад. На всякий случай, сделав удивленное лицо, спросил:

– Вы к кому, товарищи?

– К вам! – шагнул вперед следователь КГБ. Отстранив хозяина, прошел на середину комнаты и сказал Дмитриенко: – Спасибо, вы свободны.

– Я ничего не понимаю! – Красные пятна начали медленно выступать на дряблых щеках мнимого фронтовика. Наверное, теперь-то он все понял. – Вы, собственно, по какому поводу?

– Вот ордер на обыск! – Майор положил на край стола официальную бумагу, сел на стул. Ухтомский, Зытин и начальник городского угро также расселись на стульях. В дверях застыл лейтенант милиции. – Ваша фамилия, гражданин?

– Вы что, смеетесь надо мной? – Смертельная бледность залила лицо, лишь красные пятна остались на щеках. – Товарищ майор меня хорошо знает.

– Ваша настоящая фамилия? И не вздумайте увиливать. Ивана Кузьмича Зелепукина, настоящего патриота, вы лично убили в концлагере, чтобы завладеть его документами. Разве не так? Молчите? Наверное, запамятовали? – Майор вплотную приблизил лицо к хозяину квартиры.

– Если вы все знаете, зачем спрашиваете? – Видимо, первый испуг прошел, и матерый враг стал быстро приходить в себя.

– Итак, начнем обыск. Пригласите понятых! – Майор кивнул, и в комнату вошли соседи – Дмитриенко и еще какой-то мужичонка с испитым лицом. – Садитесь, товарищи! Вы сразу будете «колоться» или…

– Я ничего не знаю и не скажу ни одного слова! – Мнимый Зелепукин сел, закинув ногу на ногу. – Вы следователи, вы и копайте.

– Договорились. – Майор подошел к хозяину и осторожно снял с его плеч домашний халат, ощупал ворот и обшлага, отложил халат в сторону. – Значит, раскаяния не ожидать?

– Разрешите, товарищ майор? – Ухтомский подсел к арестованному и, глядя ему прямо в глаза, стал насвистывать тот самый французский мотивчик, которым мнимый Зелепукин себя и выдал.

На сей раз арестованный очень испугался, подался назад, словно увидел перед собой привидение. И тогда Ухтомский на прекрасном французском сказал, что скрывать истину бесполезно, органы про него уже все знают. И про украденный орден, и про службу в карательном отряде. А раскаяние, как ему должно быть известно, может послужить смягчающим обстоятельством. И тут старик не выдержал. Он пересел на диван, положив под бок подушку, и левой рукой схватился за сердце.

– Я знал, я чувствовал, что вы скоро придете! – Наверное; он мысленно десятки раз проигрывал эту сцену.

– Где ваш племянник? – жестко спросил Зытин. – Его тоже будете укрывать? Лишний грех берете на душу.

– Никакой он мне не племянник! – устало отмахнулся мнимый Зелепукин. – Уголовник он. Судьба свела случайно нас, изгоев. Но… это длинная история.

– А нам с вами теперь спешить некуда! – сказал майор молодым людям, которые приступили к обыску.

– Вы связаны с преступным миром? – Подполковник Зытин продолжал и в этой щекотливой ситуации гнуть свою линию.

– С меня хватит и своих грехов! – Хозяин квартиры делал безразличный вид, но краем глаза косил в сторону сотрудников, производящих обыск. И когда один из них стал водить прибором по подоконнику, старик вздрогнул, выдал себя. Вскоре на столе оказались весьма любопытные вещицы: два серебряных креста, золотые кольца, колье с бриллиантами, доллары. Отдельно сотрудник положил крохотный дамский пистолет довоенного производства.

– Я все расскажу! – глухо повторил старик. – Пусть уйдут соседи.

– «Диспетчер», где «диспетчер»? – Зытин навис над стариком горой. – Племянник?

– Он самый! Самый! – истерически взвизгнул старик. – Он держал меня на мушке, ждал смерти, догадывался о тайне, но… я ему ничего не сказал.

– Сколько раз за последние три месяца ему звонили по междугородному телефону?

– Там! – Старик кивнул в сторону журнального столика. – Ножка, что справа, вывинчивается! Много любопытного узнаете. Наконец-то я от него избавлюсь! Наконец-то!..

* * *

Многочасовой полет здорово вымотал Русича. Над Байкалом была сильная болтанка, в районе Новосибирска их лайнер угодил в сплошной грозовой фронт. Зато в Москве ему повезло. Он буквально «перепрыгнул» на скоростном автоэкспрессе из одного аэропорта столицы в другой, успел сесть на самолет, следовавший до Воронежа, а через час с небольшим уже вышел на родную землю. Получив багаж, он задержался у киоска с газированной водой, напился вволю, подхватил чемодан и поспешил к стоянке такси. Мысленно он уже мчался в Старососненск, но такси, идущих в нужную сторону, на стоянке не оказалось.

– Ждите автобуса, – посоветовали в справочном бюро. Если заносы расчистят, то сегодня последний экспресс по расписанию в девять вечера, а следующий в шесть утра.

Русич расстроился. Сразу понял: днями прошел сильный снегопад – всюду громоздились сугробы, колея дороги сделалась узкой, накатайной до блеска. Можно было себе представить, что делалось на Трассе. Ночевать в аэропортовской гостинице его мало устраивало, ведь в ста двадцати километрах – родной дом. Да и устроиться в гостиницу всегда было проблемой. Наверное, любого из пассажиров хватил бы удар, прочитай он объявление у окошка администратора: «Приглашаем вас в нашу гостиницу. Места к вашим услугам».

Русич вышел на площадь, тоскливо огляделся по сторонам. Что же делать? И вдруг услышал знакомый голос. Недоумевая, повернул голову и не поверил собственным глазам. Придерживая рукой сумочку на ремне, к нему спешила Галина Ивановна.

– Галя? Ты? В аэропорту? Какими судьбами? Вот это сюрприз!

– Только не подумай, пожалуйста, что приехала тебя встречать! – вместо приветствия бросила Галина Ивановна и сама поразилась: будто бес сорвал фразу с языка, швырнул в лицо искренне обрадовавшемуся Русичу. Порой от обиды на себя Галине хотелось завыть в голос, не понимала она, что происходит. Готова расцеловать человека, броситься ему на шею, но стоило увидеть улыбающееся лицо, как внутри зарождалась досада и… она словом, жестом отталкивала собеседника. Подобное стало особенно заметно после размолвки с Русичем. Однако на сей раз бывший муж сделал вид, что не расслышал ее обидной реплики.

– Серьезно, Галя, как ты в Воронеже очутилась?

– Старососненск третий день самолеты вообще не принимает, а поездом ехать не хватило терпения. Прилетела в соседнюю область, а тут заносы. Четвертый час слоняюсь по площади. А скоро и ночь будет на дворе. – Галина Ивановна старалась придать своему голосу сердечность, но это ей плохо удавалось.

– Вдвоем и ночь коротать не страшно. – Русич осторожно, опасаясь внезапного порыва, взял бывшую жену за руку. – Пойдем в комнату отдыха, может, устроимся. Чувствую, придется ждать до утра. Первый автобус идет в шесть утра.

– Товарищи! – пророкотал за спиной Русича и Галины Ивановны мягкий басок. – Вам случайно не в Старососненск?

– Вы тоже здесь застряли?

– Да нет, я с машиной. Если очень нужно, могу подбросить. – Плечистый парень в дорогой дубленке и модных темных очках в золоченой оправе в упор смотрел на Русича.

– Нам сказали, на дороге заносы, – зачем-то проговорил Русич, – даже автобусы не ходят. – Про себя загадал: если повезет, значит, счастье принесла Галина.

– Помните, как в песне: «Там, где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчится, железный танк не проползет, там пролетит стальная птица». Уразумели?

– Еще бы! Вот спасибо! – не стал скрывать радости Русич. – Есть еще, оказывается, на белом свете добрые люди. Скажите, как вас зовут, палочка-выручалочка?

– Охотно откликаюсь на имя Альберт. – Парень в дубленке снял очки. – Люди-то мы, правда, добрые, но хочу сделать маленькое заявление: бензин нынче даром не дают.

– Вас понял! – мгновенно сориентировался Русич. – Оплата по соглашению сторон.

– В таком случае по рукам! – сразу повеселел Альберт. И, как бы оправдываясь, пояснил: – Я жену в мединститут на консультацию привозил и… Словом, вам подфартило.

Альберт услужливо распахнул дверцу. На месте шофера сидела молодая женщина, ярко накрашенная, с округлым лицом.

– Аля, – просительно наклонился к ней Альберт, – ты не будешь возражать? Товарищиземляки очень просят подкинуть до Старососненска. Прихватим, а?

– Ты человека выручишь, он тебя выручит, – многозначительно заулыбалась хозяйка машины. – Не на улице же ночевать людям. Садитесь, поехали, видите, как быстро темнеет.

Слава вам, мудрецы древности! Русич во время службы в армии раскопал в библиотечном архиве книгу французского философа Жана Робине, в которой тот авторитетно утверждал: в мире добра и зла – поровну. Потеряв, тотчас находишь. И как французу не поверить? Он снова рядом с Галей, с женщиной, которую никак не может выкинуть из своего сердца. Привалясь к ее теплому боку, он чуть было не прикрыл глаза от блаженства – очень соскучился по ней. Однако, чтобы не показать слабости, унижающей мужчину, стал вроде бы равнодушно глядеть в окно на пролетающие мимо крутые пригорки, торчащие из снежных сугробов, на голые березовые рощи.

Галина Ивановна без разрешения закурила, чем вызвала молчаливое недовольство хозяйки – та нервно заерзала. Пришлось затушить сигарету. Минут сорок пути совсем не разговаривали. Галина Ивановна снова разозлилась на себя. В Японии очень страдала от одиночества, мечтала увидеть Алексея, готова была взять вину за разрыв на себя, казалось, попросит у него прощения, представляла себя в будущем послушной женой, заботливой, нежной, женственной, но проклятая гордыня, бич всей ее жизни, снова подколодной змеей выползла на свет.

«Дура! Какая я все-таки безмозглая баба! Как глупо веду себя! – Она тяжело вздохнула. – Господи, а что с меня взять? – попыталась мысленно оправдаться. – Давным-давно в мужика превратилась на железной-то работе».

– Галя, – не выдержал молчания Русич, – рассказала бы нам для разнообразия, как люди живут в Японии. – Ему сделалось стыдно перед хозяевами машины. Наверное, думают про них черт-те что. Буки, а не люди. Ни слова, ни полслова. Чужие, наверное.

– Япония как Япония, – пожала плечами Галина Ивановна. – Правильно в газетах пишут – страна контрастов. Долго рассказывать. Хотя… вы спрашивайте, что интересует. Я эту страну как следует и не разглядела, все на работе пропадала. – Галина Ивановна благодарно взглянула на бывшего мужа. Кинул ей спасательный круг – приглашение к разговору. Тоже ведь чувствовала: молчать не совсем удобно.

– Скажите, мадам, правда, что там, у них, электронные поделки страшно дешевые? И телевизоры будто бы отменные, с гарантией аж на тридцать лет? – Ярко накрашенная дама, сидевшая рядом с Альбертом, как услышала про Японию, сразу навострила ушки, обернулась к Галине Ивановне, лицо ее порозовело.

– Стереосистемы разные, магнитофоны, часы, телевизоры – отменные, ничего не скажешь, автомашины и мотоциклы также. Этого добра у них навалом, все без очереди. Очередь была только за билетами на концерт ансамбля Игоря Моисеева. – Галина Ивановна оживилась. Ей польстило, что столь важная дама разволновалась, узнав, что она возвращается из далекой страны. – Особенно, знаете, мне приглянулись телевизоры-картины – плоские, просто подвешиваются на стену, места занимают очень мало. А видимость… бог мой! Краски сочные, все будто живое. – Галина Ивановна расстегнула сумочку, достала блокнот размером с ладонь. – Вот, посмотрите!

– Красивый блокнот.

– Это цветной телевизор.

– Телевизор? – Альберт мгновенно нажал на тормоза «Жигули» остановились у края заснеженной дороги. Телик фирмы «Сейко» пошел по рукам. Раздавались изумленные охи да ахи. А когда снова двинулись в путь, женщина вдруг вынула из сумочки пачку денег, потрясла ими перед лицами изумленных пассажиров и предложила:

– Продайте сию забавную штучку. Мне она очень понравилась. За ценой не постою. Вам – прямая выгода, всю дальнюю дорогу оправдаете.

– Извините, – Галина Ивановна отрицательно покачала головой, – продать не могу. Сыну везу в подарок. – Немного помолчала, затем, чтобы сгладить резкость, предложила: – Я часто за границу езжу, делайте заказ, с удовольствием привезу. Сама-то я к тряпкам равнодушна. – И замолкла на полуслове, заметив, как скривилась эта ярко накрашенная толстушка.

– Я воспользуюсь вашим предложением, – разжала полные губы Алевтина, – думаю, вы не останетесь в накладе.

– Кстати, Галя, о нашем сыне. – Русич наклонился к Галине Ивановне, взяв ее за руки повыше кисти, почувствовал, как бешено пульсируют стебельки вен. – Игоря забрали в армию.

– Не может быть! Ты пошутил? – Галина Ивановна отшатнулась от Русича. – Когда его успели забрать? Я ничего не знала! Ведь нужно было все подготовить. Ты проводил его?

– К сожалению, нет, – с грустью признался Русич. – Все так нелепо получилось. Ты в командировке, меня Кирыч загнал на далекий шельф. Все бесы сговорились против нас.

Наверное, Алексей Русич здорово оплошал, сообщив бывшей жене сию новость по дороге. Галина Ивановна замкнулась в себе и до Старососненска не проронила ни слова. Альберт, сама любезность, подвез женщину к подъезду, выскочил из машины, распахнул дверцу. Прежде чем распрощаться, вручил визитную карточку жены. На ней на русском и английском языках было вытеснено: «Алевтина Лучкова, главный врач Старососненской санэпидстанции». Домашний адрес и телефон. И рукой Алевтины приписка: «Всегда к вашим услугам. Автомашина, продукты повышенного спроса, мебель, одежда и обувь».

– Альберт, будьте любезны, подождите, я провожу жену! – Русич подхватил чемодан, свертки и зашагал за Галиной Ивановной.

– Прости, Галя, чувствую: очень расстроил тебя! – виновато проговорил он, задержав бывшую жену перед дверью. – Я сам в виноватых возвращаюсь, а тут еще…

– Эх, Алексей, знал бы ты, в какую яму я провалилась в Японии! – неожиданно призналась Галина Ивановна. – Не сносить мне теперь головы.

– Что случилось? – Русич поставил чемодан на пол. – Я зайду к тебе, расскажешь, облегчишь душу, мы с тобой оба неудачники.

– Не причисляй меня к своему братству! – Галина Ивановна снова была резка и неузнаваема. – Давай чемодан, сама доволоку.

– Да, но…

– Потом все узнаешь, а сейчас я мечтаю остаться одна…

Русич распрощался с супругами Лучковыми, щедро расплатился за подвоз, отдав последние деньги. Испытывая волнение, поднялся на четвертый этаж, вошел в квартиру. В комнате было слишком душно. Русич сбросил ботинки, отворил форточку, неторопливо разделся, встал под душ и… горячей воды не было. Побрызгал холодной на грудь, на лицо, покрутился под душем волчком. А когда крепко растерся жесткой губкой, почувствовал, как тело обрело бодрость. Вскипятил чай, сел за стол. И не сразу понял, что звонят в его квартиру.

Русич удивился. Ни одна живая душа, кроме Галины, не знает о его возвращении. Возможно, она смирила гордыню, вернулась. Эта мысль приятно обрадовала. Звонок повторился. Русич отомкнул дверь. На пороге, широко улыбаясь, стоял его сводный брат Анатолий Булатов.

– Незваных гостей принимаешь?

– Коль пришел, проходи.

– Ишь ты, халат, как у помещика. – Булатов обнял Русича, легонько толкнул в бок. – Никак, спать завалился? Телевизор не включаешь? Традиционный матч по боксу показывают: СССР – США. – Не дожидаясь дальнейших приглашений, Булатов скинул с плеч куртку, стряхнул снег с капюшона.

Русич всегда был рад видеть Анатолия, правда, сегодня приход его был несколько преждевременным. Однако, пропустив Булатова вперед, он невольно отметил на его лице намечающиеся морщины. Не сладко живется профсоюзному лидеру, не сладко. Галина как-то в разговоре обронила: «У брата очередная промашка по службе, навестил бы». Да, перед командировкой собирался зайти к Булатову, но не успел. Вероятно, из-за этого и появилось сейчас ощущение неловкости.

Внешне Русич и Булатов были совершенно не похожи, никто не верил, что они братья. Русич высок, широк в кости, беловолос и синеглаз. В облике Булатова проглядывало что-то неуловимо восточное. Зато на многие события, происходящие вокруг, они смотрели как бы одними глазами. Связывало их многое: трудное детство, воспитание в детдоме, у мамы Зины, взгляды на жизнь, полное неумение приспосабливаться к обстоятельствам. Особенно это чувствовалось в последние годы: большинство сослуживцев чинно-благородно плыли по течению, а их почему-то все время сносило в сторону, к бурным перекатам, а то и забрасывало в такую кугу, откуда тяжело было выбираться без ощутимых потерь.