355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анатолий Кошкин » Россия и Япония: Узлы противоречий » Текст книги (страница 28)
Россия и Япония: Узлы противоречий
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 19:37

Текст книги "Россия и Япония: Узлы противоречий"


Автор книги: Анатолий Кошкин


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)

На Японских островах ежегодно гастролировали известные советские балетные, драматические, цирковые труппы, народные ансамбли. Хотя и медленно, но увеличивался туристический обмен. Все это в известной степени ослабляло накал политического противостояния, способствовало уменьшению настороженности и недоверия друг к другу.

О своем желании наладить полномасштабные добрососедские отношения советское правительство в те годы заявляло неоднократно, призывая японскую сторону убрать искусственно возводимые препятствия. В январе 1984 г., отвечая на вопросы корреспондента газеты «Ёмиури», глава правительства СССР Н. Тихонов отмечал, что «Советский Союз неизменно проявляет конструктивный подход к развитию отношений со своим дальневосточным соседом». Он подчеркнул, что в СССР «с уважением и симпатией относятся к народу Японии и искренне желают, чтобы в наших отношениях взяли верх доверие и добрососедство. Никаких других помыслов у советских людей не было и нет». Однако японское правительство продолжало следовать согласованному с США курсу, заявляя, что еще-де «не сложилась такая обстановка, когда можно отменить санкции в отношении Советского Союза».

Попытки сделки вокруг Курил

Приход в марте 1985 г. к власти в СССР М. Горбачева, хотя и вызвал интерес в Японии, но поначалу не привел к каким-либо серьезным изменениям в советско-японских отношениях. В Японии, особенно в МИДе этой страны, появление нового советского лидера сначала воспринимали как событие больше внутреннего, чем международного масштаба. К тому же считалось, что на международной арене для СССР по-прежнему приоритетными являются отношения с США и Западной Европой.

Налаживанию советско-японских отношений в те годы препятствовало согласие Токио безоговорочно следовать в фарватере военной политики США, что нашло отражение в поддержке американской программы «звездных войн» – так называемой «стратегической оборонной инициативы (СОИ)». В заявлении МИДа СССР японскому правительству от 11 октября 1986 г. подчеркивалось, что участие Японии в СОИ «не согласовывается с декларируемой Токио оборонительной военной доктриной страны… и свидетельствует о дальнейшем вовлечении Японии в военно-стратегические планы США, что не может не сказаться отрицательно на советско-японских отношениях».

Нельзя не учитывать ту роль, которую объективно играла Япония в осуществлении программы экономического изматывания СССР в навязанной ему гонке вооружений. Представление о том, что СССР проиграл в «холодной войне» с США, не является верным. В гонке вооружений Советскому Союзу противостояли не только США, но и мощные экономики стран Западной Европы и Японии. Не следует забывать и то, что значительные материальные средства СССР вынужден был использовать также на поддержание баланса сил с КНР, отношения с которой были напряжены. Не приходится говорить, что подобное состояние советско-китайских отношений было выгодно США и Японии и всячески ими стимулировалось. На это справедливо обращают внимание некоторые исследователи. Так, в одной из работ последних лет указывается: «…Военный вклад Японии в “сдерживание” Советского Союза определялся участием в системе безопасности с США, собственными вооруженными силами и предоставлением японских территорий для размещения американских баз… На все это Советский Союз должен был отвечать, т. е. только “японская” часть его военных расходов должна была составлять в начале 80-х гг. сумму, приблизительно равную 12—15 млрд. долл. ежегодно. Это не считая, “американской части” на Дальнем Востоке.

Политический вклад с выходом на военно-политические аспекты связан с «играми» в стратегические треугольники с Китаем, особенно после подписания договора о мире и дружбе в 1978 г. В ответ на это Советский Союз, поверивший в перспективу подобного альянса, затратил немало средств как на укрепление своих границ с КНР, так и с Японией» {458} .

Для снижения уровня военно-политического противостояния на Дальнем Востоке было решено возобновить прямой политический диалог с Японией. В январе 1986 г. новый министр иностранных дел Э. Шеварднадзе посетил с официальным визитом Токио. Хотя в японском МИДе в целом позитивно оценили согласие советской стороны обсуждать вопрос о заключении мирного договора, в то время горбачевское руководство предпочло придерживаться прежней позиции в отношении претензий японского правительства на южнокурильские острова. Так, принимая японскую парламентскую делегацию, в ответ на выдвижение территориальных претензий к СССР как условия заключения мирного договора Шеварднадзе вынужден был заявить: «Что касается так называемого “территориального вопроса”, то советская сторона считает этот вопрос решенным на соответствующей исторической и международно-правовой базе. У Советского Союза территория большая, но лишней земли у нас нет» {459} . Это было повторение известного высказывания А. Громыко.

В Японии подобные заявления вызывали разочарование и раздражение. Однако надежды на «новое мышление» Горбачева сохранялись. Как писал один из японских советологов, «… советская сторона, отнюдь не думая уступать Японии северные территории, все же стала считать невозможным для себя препятствовать намерению Японии вести речь об этих территориях» {460} . Будучи еще не готовым «решать» территориальную проблему, новое правительство СССР предпринимало шаги для улучшения отношений в других областях. Было возобновлено посещение японцами мест захоронения на советской территории японских военнопленных, подписан договор о налогообложении, соглашение о торговле и платежах, соглашение о культурном сотрудничестве, возобновлена деятельность комиссии по научно-техническому сотрудничеству и др.

Для того чтобы наполнить эти соглашения конкретным содержанием, советская сторона предложила ряд проектов: участие в освоении лесных ресурсов вдоль трассы БАМ, разработка месторождений асбеста и др. Состоялся обмен мнениями о реконструкции ряда предприятий, построенных с участием японских фирм, заключении четвертого Генерального соглашения по лесу. В результате несколько увеличился советско-японский товарооборот. Однако объем торгово-экономического сотрудничества все же нельзя было признать удовлетворительным – в 1986 г. он составлял лишь чуть больше 3 млрд. рублей, что, конечно же, не соответствовало потенциалам таких держав, как СССР и Япония. В Кремле искали возможность изменить ситуацию к лучшему, побудить японское правительство отойти от принципа «нераздельности политики и экономики».

Советское руководство стало активно призывать японскую сторону привлечь «экономическую дипломатию» для вывода советско-японских отношений из состояния застоя. Об этом говорилось в речи Горбачева во Владивостоке в июле 1986 г. Стремясь придать двусторонним отношениям новый импульс, генсек призвал к «повороту к лучшему», заявив: «Об отношениях с Японией. Здесь также намечаются признаки поворота к лучшему. Было бы хорошо, если бы этот поворот произошел. Объективное положение наших двух стран в мире таково, что требует углубленного сотрудничества на здоровой реалистической основе, в атмосфере спокойствия, необремененной проблемами прошлого. Начало в этом году положено. Состоялся обмен визитами министров иностранных дел. На повестке дня – обмен визитами на высшем уровне» {461} .

В Японии уловили примирительные нотки этого «послания», вскоре здесь родилась идея попытаться воспользоваться заинтересованностью Горбачева и его соратников по «новому мышлению» в получении японской экономической помощи. По мере появления признаков провала политики перестройки японские советологи стали писать о том, что без финансовой помощи из-за рубежа Горбачёву не удастся оздоровить ситуацию в СССР и он будет вынужден ради получения такой помощи все дальше идти на уступки Западу. Для японцев в качестве главной уступки понималось «возвращение» Курил. Так, в одной из посвященных политике Горбачева японских книг прямо указывалось: «Для того, чтобы поправить экономическое положение, советскому правительству требуется от нескольких миллиардов до десятков миллиардов долларов… Япония, которая вот уже 42 года требует возвращения северных территорий, должна учитывать эту ситуацию. Сколько бы московское правительство не отвергало японские требования, по мере изменения внутреннего положения в стране, оно может изменить свое отношение к проблеме северных территорий» {462} .

Однако в Японии не спешили расширять торгово-экономические отношения с СССР, ожидая, когда Горбачев «созреет» до решения идти на уступки Японии в территориальном вопросе. Для обоснования такой позиции в апреле 1987 г. с участием американцев официальным Токио было инициировано так называемое «дело Тосиба» вокруг поставок в СССР некоторых видов станочного оборудования, которое было отнесено к подпадающим под запрет КОКОМ. Японские власти развернули кампанию шпиономании, пошли на высылку из Японии советских дипломатов. Правительство СССР, естественно, ответило тем же, что послужило очередному этапу охлаждения двусторонних отношений.

Следует отметить, что в первые годы пребывания у власти Горбачев еще не был готов согласиться на беспринципный торг по поводу Курильских островов. Более того, его раздражала та напористость, с которой зачастившие в Москву японские политики требовали от СССР территориальных уступок как проявления «нового мышления» на японском направлении. Однажды он даже в сердцах бросил одному из японских гостей: «А почему, собственно, Япония предъявляет ультиматум Советскому Союзу, – ведь мы ей войну не проигрывали?»

Однако в 1989—1990 гг., когда в результате фиаско идей перестройки экономическое положение СССР резко ухудшилось, в горбачевском окружении все больше стали соблазняться идеей получения за Курилы «хорошей цены». К этому толкали и новые партнеры по «большой семерке». Так, в 1988 г. во время визита в Москву президент США Р. Рейган настойчиво «советовал» Горбачеву пойти навстречу Японии в территориальном споре. Делал это Рейган не бескорыстно – ему было важно привлечь японские капиталы для финансирования слабеющей на глазах власти Горбачева, спасения его «реформаторского» курса. Эту позицию всемерно поддерживал Шеварднадзе, который впоследствии признал, что «хотел отдать острова Японии».

Подвергаясь обработке из-за рубежа и со стороны своих ближайших сподвижников, Горбачев стал склоняться к уступке Японии южнокурильских островов. В 1990 г., видимо, не без согласования с Горбачевым его помощник по международным вопросам прямо заявил японскому послу в СССР С. Эдамуре, что «в душе Горбачев не исключает возможность передачи островов», но «нужно создать атмосферу для решения вопроса» {463} . Это был намек на то, что Москва заинтересована в «экономической компенсации» за острова. В Японии такую компенсацию Горбачеву назвали «камфорной припаркой, реанимирующей теряющую динамизм перестройку» {464} .

В Токио не преминули воспользоваться ситуацией. Японские политики стали спешно разрабатывать план обмена Курил на финансовую помощь, а фактически «выкупа» островов. Ориентировочная сумма такого выкупа была определена в 26—28 млрд. долларов. Согласно японским источникам это предложение было сделано Горбачеву через его ближайших соратников и «рассматривалось в ЦК КПСС» {465} .

Однако план фактической продажи Курильских островов был разрушен депутатом и предпринимателем А. Тарасовым, который, руководствуясь не до конца выясненными мотивами, публично обвинил Горбачева в намерении сдать Японии южные Курилы в обмен на экономическую поддержку в 200 млрд. долларов. В обстановке разразившегося скандала Горбачев не осмелился рассматривать соответствующее японское предложение, озвученное в конце марта 1991 г. во время беседы в Кремле с генеральным секретарем правящей Либерально-демократической партии Японии И. Одзавой.

Хотя официальный Токио поспешил отмежеваться от предпринятого Одзавой зондажа, а Горбачев, назвав заявление Тарасова «ложью», пригрозил подать на него в суд, в действительности идея «выкупа» южнокурильских островов рассматривалась всерьез. Достаточно напомнить о высказывании в 1990 г. одного из лидеров ЛДП С. Канэмару, который публично говорил, что «Япония в конце концов могла бы и купить острова у Советского Союза».

Склоняя Горбачева к признанию суверенитета Японии на южнокурильские острова, Одзава прозрачно намекнул на возможность сделки, заявив, что в этом случае японская сторона готова оказать «существенную экономическую помощь Советскому Союзу». Видимо, опасаясь утечки информации о сути переговоров с Одзавой, Горбачев счел необходимым «решительно отвергнуть» попытку вести прямой торг вокруг судьбы Курил. По словам присутствовавшего на беседе его помощника, «Горбачев отреагировал сразу и довольно резко: он не склонен и не может вести разговор в таком плане – что-то вы даете и за это мы вам тоже даем то, что вы хотите… Вы хотите конкретного результата. Но подход: “даешь – даю” совершенно неприемлем и не только между Японией и Советским Союзом, но и вообще.

Вместе с тем Горбачев обещал начать обсуждение всего комплекса вопросов, включая мирный договор и в его контексте – о прохождении границы. “Хорошо понимаю, – добавил он, – настроения общественного мнения в Японии и связь вашей позиции с ним. Но и руководство Советского Союза тоже должно теперь учитывать общественное мнение”.

Это не удовлетворило собеседника. Одзава перевел разговор в такую плоскость: мы, мол, не объявим вашего конкретного решения. Это останется между нами. Но давайте уже сейчас договоримся о том, на что вы пойдете во время своего визита в Японию» {466} .

Хотя Горбачев не дал на это прямого ответа, именно он первым за послевоенную историю признал существование «территориального вопроса» с Японией и выразил готовность обсуждать его на официальных переговорах. Он согласился включить в текст подписанного по итогам его визита в Японию (апрель 1991 г.) «Совместного заявления» выгодную для Японии формулировку о том, что стороны «провели обстоятельные и углубленные переговоры по всему комплексу вопросов, касающихся разработки и заключения мирного договора между Японией и СССР, включая проблему территориального размежевания, учитывая позиции обеих сторон о принадлежности островов Хабомаи и Шикотан, Кунашир и Итуруп».

Вопреки созданному впоследствии впечатлению о том, что эта формулировка была вынужденной крайней уступкой японской стороне, на самом деле ее предложил сам Горбачев, который заявил на переговорах в Токио: «…Мы могли бы пойти вам навстречу и сделать в этом документе такую компромиссную запись: стороны обсудили территориальные вопросы, вернее, вопросы о территориальном размежевании, учитывая позиции, которые стороны занимают по вопросу о принадлежности островов Кунашир и Итуруп и Малой Курильской гряды (т. е. островов Хабомаи и Шикотан). И советской, и японской общественности было бы видно, что проблема принадлежности островов обсуждалась и будет обсуждаться в ходе подготовки мирного договора».

В Японии сделанную в «Совместном заявлении» запись по территориальному вопросу расценили как ограниченный успех. К позитивам для Японии было отнесено признание СССР существования территориальной проблемы, а указание четырех островов облегчало японской стороне возможность отстаивать свою точку зрения. Как определенное достижение было воспринято обещание Горбачева установить безвизовый режим посещения четырех южнокурильских островов японскими гражданами, а также сократить в ближайшее время численность советского военного контингента, размещенного на этих островах.

Как отмечалось выше, Горбачев «в душе» был готов на уступки Японии в территориальном споре. Однако ослабление его политических позиций внутри страны, активизация противников линии на ущербные для СССР компромиссы со странами Запада вынуждали его «делать хорошую мину при плохой игре», представлять свою политику на международной арене как якобы отстаивающую интересы СССР. Это проявилось в выступлении Горбачева на сессии Верховного Совета СССР 26 апреля 1991 г., в котором он попытался предстать защитником этих интересов на Дальнем Востоке. По поводу итогов визита в Японию было сказано следующее: «Премьер Кайфу настаивал на том, чтобы декларация 1956 г. была названа в заявлении. Мы на это не пошли. И вот почему: в ней говорится не только об окончании состояния войны и восстановлении дипломатических отношений, но и о передаче Японии двух островов после заключения мирного договора. Мы считаем, что следует опираться только на ту часть документа, которая стала исторической реальностью, имела международно-правовые и физические последствия. А то, что не состоялось, что последующая история как бы “стерла”, невозможно, спустя 30 лет, просто так реанимировать. Шанс тогда был упущен. С тех пор возникли новые реальности. Из них и надо исходить.

В итоге мы имеем в заявлении такую, а не иную формулу… Могут спросить, в обиходе так и говорят – мне это известно, чего, мол, темнить, скажите прямо: отдадим острова или не отдадим…

Я уверен, что могут быть найдены обоюдно приемлемые решения. Но для этого нужна другая обстановка, другой характер отношений, наработка их необратимости, большая взаимозависимость и взаимосвязанность» {467} .

«Экспромты» российского президента

Хотя Горбачев назвал результаты визита «ничьей», в действительности это была серьезная уступка, отступление от прежней позиции СССР в территориальном споре с Японией. И это явилось проявлением осознанного решения Горбачева. Впоследствии, лишившись всех своих постов, он сетовал: «Если бы я остался на своем посту, вопрос о северных территориях, вероятно, уже давно был бы разрешен» {468} .

Сетуют по этому поводу и в Японии: «Он (Горбачев) должен был заявить: “Я собираюсь возвратить четыре северных острова Японии и получить взамен долгосрочный кредит под низкие проценты… Однако четыре дня, проведенные М. Горбачевым в Японии в апреле 1991 г., со всей ясностью показали, что характер его лидерства уже изменился, превратившись из “новаторского” в “представительское”. Они показали также, что Горбачев опустился до уровня политика, который думает только о том, как удержаться у власти…”» {469} .

Одной из причин, по которым Горбачев не смог совершить сделку «Курилы за кредиты», была позиция Б. Елвцина. Последний стремился перехватить инициативу в переговорах с японским правительством, не допустить, чтобы разрешение территориального спора было связано с именем Горбачева. Речь шла, конечно, не об отстаивании прав России на Курилы, а о том, чтобы японская финансовая помощь была получена не союзным, а российским руководством. Следует согласиться с оценкой расчетов российского руководства во главе с Ельциным, данной в одной из посвященных «курильской проблеме» книг: «Демократы, боровшиеся тогда за то, чтобы отобрать власть у КПСС, остро нуждались в каком-либо крупном прорыве на любом участке борьбы, осуществленным ими в пику коммунистам. Японское направление представлялось им чрезвычайно перспективным. Многое говорит о том, что демократы, особенно их радикальное крыло, склонялись тогда к тому, чтобы в том или ином объеме принять японские требования в отношении так называемых “северных территорий”… Они рассчитывали, что в ответ на это Япония окажет мощную финансовую поддержку, которая поможет демократам прийти к власти и решить сложные экономические трудности, стоявшие перед страной» {470} .

Другими словами, замыслы Ельцина и его команды в отношении Курил практически не отличались от замыслов Горбачева и его сторонников. И те и другие намеревались превратить Курильские острова в предмет торга с Японией. Различие состояло лишь в том, что Горбачев стремился получить японскую помощь как можно скорее для спасения перестройки, а Ельцин уговаривал японцев, оказывая финансовую поддержку России, подождать с получением островов. Именно на это был направлен так называемый «пятиэтапный план Ельцина», согласно которому территориальный спор должен был найти свое разрешение в пользу Японии по прошествии 15—20 лет.

Смысл «личного плана» Ельцина сводился к следующему. На первом этапе предлагалось отойти от занятой СССР позиции и признать, что территориальная проблема между двумя странами существует. Это должно было способствовать формированию в СССР соответствующего общественного мнения. Затем – через 3—5 лет (второй этап) – предполагалось объявить острова свободными для японского предпринимательства. Третий этап – демилитаризация островов в течение 5—7 лет. На четвертом этапе стороны должны подписать мирный договор. Что же касается судьбы южнокурильских островов, то для ее определения выделялся пятый этап. При этом предлагались следующие варианты разрешения территориального спора: 1. Острова будут находиться под общим протекторатом двух стран. 2. Островам дается статус свободных территорий. 3. Передача островов Японии. 16 января 1990 г. во время пресс-конференции в Токио Ельцин заявил: «…В рамках третьего этапа я считал бы возможным подписание мирного договора Японии с Российской Федерацией. Такова моя позиция. И ее я буду излагать и в нашей стране точно так же, как излагаю ее здесь» {471} .

После распада Советского Союза российское правительство стало склоняться к тому, чтобы в расчете на японскую помощь достичь соглашения с Токио о Курилах как можно скорее. К этому его активно подталкивали сотрудники японского посольства в Москве сразу после фиаско ГКЧП. Они настойчиво предлагали руководителям вновь образованного МИДа Российской Федерации незамедлительно «разрубить гордиев узел территориальной проблемы путем коротенького заявления Ельцина» о согласии с японскими требованиями. Как писала газета «Известия», российскому президенту предлагалось заявить, что-де в «советско-японских отношениях было много наносного, что уходящий режим многое натворил, но что демократическая Россия, отрекаясь от прошлого, готова открыть совершенно новую страницу…».

Новые «творцы» внешней политики России были готовы к подобным действиям. В недрах сформированного из «демократов» российского МИДа была рождена формула «два плюс альфа». Согласно этой формуле Японии безотлагательно передавались острова Малой Курильской гряды – Хабомаи и Шикотан, а по поводу самых крупных островов Курильского архипелага – Кунашира и Итурупа – предлагалось вести переговоры. Эту формулу российский МВД предполагал осуществить в ходе намеченного на сентябрь 1992 г. официального визита президента РФ в Японию. Однако развернувшееся в России широкое движение протеста против ничем не обоснованных территориальных уступок Японии заставило Ельцина отменить этот визит.

Думается, не последнюю роль в принятии такого решения сыграло направленное Ельцину и опубликованное в прессе открытое письмо российских специалистов по Японии, которые предупреждали, что уступка Курил не приведет к крупномасштабной японской помощи России. Ученые писали: «Глубоким заблуждением, навязанным руководству нашей страны японской пропагандой, является мысль, будто территориальные уступки или же обещания уступок в будущем… приведут к тому, что на нашу страну прольются обильные “неновые дожди”: японские банки и предпринимательские фирмы не подчиняются токийским политикам и дипломатам и никогда не пойдут на альтруистические, благотворительные финансовые и экономические операции» {472} .

Осложнение экономической и политической ситуации в России в 1993 г. заставляло Ельцина учитывать настроение народа. В июле 1993 г. он вынужден был заявить японским журналистам: «Российскому народу сейчас трудно. Добавить ему еще территориальную проблему – он не выдержит и взорвется. Из Японии я уеду под аплодисменты, а в Россию меня не пустят».

Поэтому состоявшийся после трагических событий осени 1993 г. в Москве визит Ельцина в Японию уже не мог привести к каким-либо незамедлительным радикальным решениям территориального спора. В подписанной в Токио российско-японской декларации фиксировалось: «Президент Российской Федерации и Премьер-министр Японии, придерживаясь общего понимания о необходимости преодоления в двусторонних отношениях тяжёлого наследия прошлого, провели серьёзные переговоры по вопросу о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи. Стороны соглашаются в том, что следует продолжать переговоры с целью скорейшего заключения мирного договора путём решения указанного вопроса, исходя из исторических и юридических фактов и на основе выработанных по договорённости между двумя странами документов, а также принципов законности и справедливости, и таким образом полностью нормализовать двусторонние отношения».

Хотя подобные формулировки были на руку японской дипломатии и свидетельствовали о намерении Ельцина «решать вопрос», в действительности они не выходили за рамки декларативных заявлений. Существенное значение имело и то, что российская сторона вопреки настояниям японцев уклонилась от включения в текст документа подтверждения действенности пункта Советско-японской совместной декларации 1956 г., в которой говорилось о возможности передачи Японии островов Хабомаи и Шикотан после подписания мирного договора. По существу, в «Токийской декларации» содержалось лишь признание российским правительством факта существования «территориальной проблемы» и заявлялось о намерении сторон искать пути для её решения.

В те годы позиция российского правительства на японском направлении отличалась двойственностью и непоследовательностью. При явном стремлении российского МИДа удовлетворить японские требования более здравомыслящие политики считали, что этого делать не следует. Так, например, премьер-министр В. Черномырдин заявлял: «Курильские острова Россия никому не собирается отдавать. Чужого нам не надо, но своё останется при нас». О том, что в Москве не рассматривали «Токийскую декларацию» как некую «прелюдию» сдачи Курил, Черномырдин недвусмысленно заявил в ноябре 1994 г. в интервью японской газете «Ёмиури». Он тогда прямо сказал, что не собирается превращать наши острова в предмет разговора и у него нет намерений возвращать территории Японии {473} .

В очередной раз иллюзии и обманчивые надежды были порождены так называемыми «встречами без галстуков» Ельцина и премьер-министра Японии Р. Хасимото. Во время этих встреч Ельцин в форме «экспромта» неожиданно заявил о намерении подписать мирный договор с Японией не позднее 2000 г. Это было воспринято как решение уступить японским требованиям о «возвращении» южнокурильских островов. Однако вскоре в Токио поняли, что данное в неофициальной обстановке обещание российского президента нельзя рассматривать всерьёз. Японская газета «Майнити» писала не без сарказма: «Похоже, в России только один Ельцин верит, что территориальную проблему можно будет решить до 2000 года» {474} .

Не увенчалась успехом и попытка Ельцина предложить японской стороне без разрешения территориального вопроса подписать сначала «Договор о мире, дружбе и сотрудничестве». Это предложение сразу же было отвергнуто японской стороной, для которой именно удовлетворение территориальных претензий является главной и единственной целью заключения мирного договора. В конце концов под сильным давлением российской общественности, требующей неукоснительного соблюдения положений Конституции РФ о целостности и неприкосновенности территории государства, Ельцин и его правительство вынуждены были отказаться от попыток форсировать заключение мирного договора с Японией.

Тем не менее политика уступок продолжалась. В феврале 1998 г., уступая японскому давлению, российское правительство сочло возможным заключить «Соглашение о некоторых вопросах сотрудничества в области промысла живых ресурсов» в районе южных Курил. По соглашению российская сторона пошла на практически свободный доступ японских рыбаков в российские территориальные воды в районе южнокурильских островов. Это было беспрецедентное решение, ибо в соглашении речь шла не о 200-мильной экономической зоне, а о 12-мильной прибрежной зоне, в которую без разрешения вход иностранным судам запрещен. Японцам было разрешено явочным порядком вести промысел в непосредственной близости от берегов именно тех островов, на которые они претендуют. При этом японская сторона не только не предоставила российским рыболовным судам аналогичные права на промысел в японских территориальных водах, но и не взяла на себя никаких обязательств по соблюдению ее гражданами и судами законов и правил рыболовства, действующих в российских водах. Другими словами, японской стороне было предоставлено своеобразное «право экстерриториальности», ущемляющее российский суверенитет в пределах собственной морской территории. Не случайно депутаты Сахалинской областной думы направили президенту РФ, премьер-министру и другим российским руководящим работникам специальное обращение, в котором выступили решительно против этого ущемляющего суверенитет государства и законные интересы российских рыбаков соглашения с Японией.

Хотя президент и правительственные чиновники не сочли нужным прислушаться к мнению дальневосточников, они не могли полностью игнорировать усилившиеся в центре и на местах протесты против потакания японским требованиям. Для того чтобы несколько успокоить озабоченную судьбой Курил российскую общественность и приглушить протесты, министр иностранных дел России И. Иванов счел необходимым с большей степенью внятности, чем ранее, озвучить позицию правительства. В частности, было заявлено:

«…Абсолютно ясно, в каких рамках следует вести поиск возможного решения. Оно должно быть взаимоприемлемым, не наносить ущерба суверенитету и территориальной целостности Российской Федерации, отвечать нашим национальным интересам, базироваться на существующих реалиях, получить широкую поддержку общественности, быть одобренным в соответствии с установленным конституционным порядком высшими законодательными органами обеих стран.

Руководствуясь такими подходами, Борис Ельцин передал премьер-министру Японии в ноябре прошлого года (1998 г. – А.К.)соответствующие предложения российской стороны по вопросу о будущем договоре между двумя странами и о его разделе, касающемся территориального размежевания. Эти предложения составлены, исходя из убеждения, что для нас неприемлемы любые варианты, которые означали бы отказ России от суверенитета над Южными Курилами… В целом хотел бы подчеркнуть: у жителей Южных Курил нет оснований для беспокойства по поводу якобы неопределённости их судьбы в связи с ведущимися нами переговорами с Японией. Земля, на которой они живут, есть и останется неотъемлемой частью России» {475} .


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю